Венец Бога Справедливости

44 глава. Радостные известия

Подходили к концу международные игры, подводились итоги минувших дней, естественно, определились лидеры по количеству медалей, большинство из участников, а также все гости ожидали церемонии закрытия Игр. То, насколько привлекало зрителей театрализованное представление конца, заставляло всерьез задуматься о таковом для начала Игр, но пока на открытии традиционно оставалось лишь торжественное шествие участников и несколько показательных номеров, не смеющих соревноваться с пышностью декораций, сюжетом действа, количеством задействованных актеров закрытия. Однако участники последних двух дней, акробаты, не теряли головы, и морально готовились к выступлениям, не однократно исполненным на тренировках. Теперь им предстояло оправдать все вложенные до того труды, достойно и для этого скорее искусства, чем спорта, в первую очередь красиво выступить.

Тэния жила в ожидании значительного красивого и торжественного события, в этой обстановке все, казалось, забыли, что Игры были прерваны, и что Георг и Яромир до сих пор не вернулись. Антонио уже почти перестал верить в истинность того видения, в мыслях всё четче и четче звучала одна мысль: прошло слишком много времени, но от них нет никаких известий. Его возмущало и приводило в негодование внешнее спокойствие драконов, души которых, на самом деле, наполняло не меньшее волнение. А король Адельберт мог только ругать себя: зачем он приказал возобновить Игры, теперь все будут осуждать только его, и будут правы. Лучше бы он организовал конкретные поиски, привели они к чему-нибудь или бы не привели, по крайней мере, он бы знал, что делает все возможное, и никто со стороны не осудил бы его, наоборот, оценил по достоинству. А так, что теперь? Адельберт глубоко вздохнул и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла, и в этот самый момент, когда он, наконец-то, смог остаться один, в дверь постучали. "Может, сделать вид, что я сплю?" Но в дверь постучали вновь, и, решив, что это что-то серьезное, Адельберт, мрачно сказал:

— Войдите!

В кабинет вошел охранник, по лицу которого видно было, что он не хотел беспокоить короля, но его принудили к тому.

— Ваше величество, я прошу прощения, но пришел господин Абельский, Анжи Абельский, — уточнил он в ответ на обрадованный, было, взгляд короля, — так вот он… очень просит вас принять его.

— Пусть зайдет.

Буквально сразу в кабинет короля только что не ворвался Анжи Абельский, бравый генерал, в недавнем прошлом главнокомандующий риданскими войсками, он сам отказался от этой занимаемой должности по состоянию здоровья, не слишком-то крепкому хотя бы в силу возраста, к тому же Анжи хотел завершить обучение своего единственного сына, о котором он тогда, двадцать два года назад, в свои пятьдесят, не женатый, не смел и мечтать. Однако нашлась одна вдова, согласившаяся стать женой бравого генерала, покалеченного в бою, и через год она родила ему мальчика. Анжи был счастлив: король (отец нынешнего, Адельберта) назначил его на такую почетную должность, на его глазах подрастал маленький Георг, однако с каждым годом Анжи понимал все более отчетливо: насколько сын не похож на него, не внешне, нет, но по характеру, устремлениям. То, что нравилось отцу, за редким исключением нравилось сыну, сначала это выражалось в выборе книг, времяпрепровождении минут отдыха, потом уже, в школе, в выборе любимых предметов. Нет, юный Георг отнюдь не разделял увлечений отца боевыми искусствами, он любил посещать уроки истории, астрологии, различных наук о Земле, так привлекающих своими попытками объяснить миропорядок, обосновать его разумность. Он мечтал стать учеником одной из философских школ, в то время как отец мечтал видеть его военным. Мать Георга одобряла выбор сына, из-за чего постоянно спорила с мужем, в конце концов, супруги вынуждены были расстаться. После всех судов она потеряла надежду забрать сына, которому теперь пришлось учиться любить воинское искусство и не где-нибудь, а в стенах специализированного училища для мальчиков, и единственной отдушиной в теснине будней для него стали воскресные посещения матери, прогулки с ней по школьному садику и беседы, рассуждения обо всем, столь волнующем душу, пусть и не всегда возможно дать ответы на эти вопросы.

И вот, наконец, сбылась мечта Анжи: его сын отправился в столицу, чтобы стать военным, верно и право служить королю и отечеству. Когда старик узнал обо всех подвигах Георга, о его столь высоком назначении, то пришел в неописуемый восторг.

Конечно, Адельберт не знал всего, но лишь отдельные моменты истории семьи Абельских, однако и то, что ему было известно, заставило задуматься короля над тем: как сказать ему, что он заблуждался, что его сын никогда не становился главнокомандующим риданскими войсками. И где, собственно, был сам Георгий Абельский?

Король приветствовал вошедшего, на лице которого читалось явное волнение, войдя, старик почтительно склонился.

— Прошу вас, садитесь, — сказал Адельберт, указывая на кресло напротив себя.

— Благодарю.

Анжи уже собирался начать пламенную речь, но Адельберт предвосхитил его намерения, начав очень спокойным тоном разговор первым.

— Я догадываюсь, что привело вас сюда. Когда вы узнали об исчезновении… сына?

— Да, вот, буквально несколько дней назад. Голубь с сообщением прилетел.

— Да… печально вышло и самое страшное то, что нет никаких вестей.

— Совсем никаких?

— Совсем никаких. Мне, конечно, тяжело вам, как отцу, говорить об этом, но увы…

— Не извольте беспокоиться, ваше величество, я не какая-нибудь малохольная девица, и если уж суждено, то и смерть сына переживу!

— Ну, зачем так сразу, смерть! Вполне возможно, что и Георг, и Яромир живы.

— Мне хочется верить в это.

— Вот, это уже лучше.

В тот вечер Адельберт так и не смог рассказать Абельскому всю правду, но, как и всегда, рано или поздно тайное становится явным.

Следующий день был, как уже говорилось, посвящен акробатике, на довольно большом стадионе, где круговые зрительные места располагались в несколько этажей, были размещены специальные ковровые дорожки, на которых и показывали свое искусство акробаты. Сегодня не было привычных криков и скандирований, но чаще звучала красивая музыка, сопровождающая исполнение номеров, и гимны стран после завершения того или иного этапа. Не один раз звучал сегодня гимн Каримэны, звучал он и после самого последнего на этот день выступления. Гимн еще продолжал звучать, но взоры всех были устремлены на летящую ласточку, она сделала несколько кругов над стадионом и, наконец, под аккорды гимна, уронила письмо прямо над королевской ложей. Поймав его, принц Дмитрий зачитал вслух его название.

— Последние новости из Идэлии.

— Что ж, пусть тогда один из комментаторов зачитает его всем, — распорядился король.

Письмо, не распечатывая, передали к комментаторскому столику. Воцарилось молчание — даже самые ярые болельщики с нетерпением ожидали: о чем им сообщат.

— Приветствуем всех собравшихся на международных играх: и властителей стран, и участников, и болельщиков. Сегодня Идэлия торжествует, и мы сообщаем о самых последних и радостных новостях. Стараниями принца Каримэны Георгия Ти-Ириса, Руфины Аверской, принцессы Лидии и ученика королевского мага Риданы Яромира была возвращена к жизни королева Идэлии Амариллида, а самозванцы, незаконно захватившие престол, повержены. Вчера, девятнадцатого августа, его высочество Каримэны, Георгий Амадос Ти-Ирис силой своего могущества и мастерства победил самого главного врага, зачинщика заговора, мага, выдающего себя за Кирилла Белорского, и по просьбе ее величества и величайшему благоволению Богов Идэлия вновь обрела Хранителя, Хранителя Берендора. А сегодня был пойман страшный зверь — изобретение того мага, этот зверь держал в страхе мирное население страны все последнее время. Страна торжествует, скинуто тяжкое бремя!

Поначалу все так и поддерживали то молчание, пока один из эльфов не воскликнул.

— Ура!

Его возглас подхватили все представители Идэлии, за ними ликовать стали драконы, гордые за своего принца, даже Альчести позволила себе заплакать, не взирая на присутствие посторонних, разве что Даниил недоуменно спросил самого себя.

— Амадос? Что это значит?

— Адельберт, я знал, что он жив! — радостно воскликнул Антонио. Он молитвенно закрыл глаза, произнося слова благодарности всем Богам, и только один голос прозвучал очень трагично.

— А как же мой сын?

Адельберт встал и спустился на следующий ряд зрительных мест, где опустив голову на руки сидел Анжи Абельский. Подойдя сзади, король положил ему на плечо руку.

— Я думаю, он должен быть здесь с минуту на минуту.

— Кто?

— Георгий, Георгий Абельский.

Анжи медленно повернул голову и отрешенно посмотрел на короля.

— Я не знаю, что произошло тогда, три месяца назад, но по видимому по пути в Тэнию он встретил юного принца Каримэны и…

— Что это чудовище сделало с ним? — прошипел Анжи, не побоясь оборвать короля на полуслове.

— Я бы поостерегся на вашем месте делать столь поспешные выводы. В конце концов, вас там не было, при их встрече, а вот почему ваш сын предпочел службе в войсках родины учебу в философской школе, вам должно быть лучше известно.

— Что?! Да как он мог! Как посмел!

Анжи резко встал и уже готов был сорваться с места, но Адельберт повелительным жестом указал ему на сиденье.

— Я не хочу, чтобы вы обвиняли сына. Это его выбор, который нельзя не уважать. Представьте себе обратное: это вас отдали учиться в философскую школу, против воли заставляя любить неродное сердцу занятие. Я рад, что он встретил Ти-Ириса и поменялся с ним ролями — это обоим дало шанс обрести себя. Анжи, обещайте мне, что не станете винить сына!

Анжи молчал, он был потрясен, он не хотел, отказывался принимать правду, но она существовала, как и вопросительный взгляд короля.

— Обещаю, — прошептал старик, — я не стану осуждать его.

— Вот и славно. Тогда, я думаю, вы будете рады увидеть сына.

Адельберт взглядом заставил Анжи обернуться — по ступеням поднимался Георг, одетый во все белое, как и полагалось ученику философской школы. Юный философ, постигающий основополагающие законы магии, изучающий строение и жизнь вселенной, тэниец, во всем старающийся дойти до самой сути, вот кто стоял перед ним. Нет, Анжи не понимал: зачем это, для чего, но сегодня он понял другое, самое важную для него истину, насколько дорог ему сын, насколько он любит его.

— Отец! — радостно воскликнул Георг, но, подойдя к нему, не осмелился обнять, но лишь склонить колени и опустить голову.

— Я виноват, папа, я даже не знаю: смею ли просить у вас прощения.

— Смеешь, сын мой, как и я.

Георг, сомневаясь, правильно услышал и понял слова, удивленно поднял взор — из глаз отца текли слезы!

— Папа, я знал, что вы любите меня.

— Конечно, люблю, очень люблю.

— Тогда, вы прощаете меня?

— Прощаю.

Георг не мог более сдерживать себя и, поднявшись с колен, обнял отца.

— Ура! — раздалось вокруг. — Да здравствует королева Амариллида!

— Ура принцу Георгию!

— Спасибо тебе, — прошептал Георг одними губами.

"— Я не хочу быть военным, — говорил он тогда юному дракону. — Я хочу учиться в философской школе, но мой отец и слышать ничего не хочет об этом. Он меня ненавидит.

— Не говори так, Георг. Я уверен, отец любит тебя, очень любит, но не понимает. И чтобы понять тебя ему понадобится время, и даже не столько время, сколько осознание привязанности к тебе. А любимым не желают зла, но только того, чтобы любимые были счастливы. Пока отец видит тебя счастливым на военной службе, все твои доводы кажутся ему оправданиями одной из временных увлеченностей, поэтому ты должен доказать ему и всем, что это не так. Я уверен, однажды отец горячо обнимет тебя и скажет…"

— Как же ты дорог мне, сынок, — сказал Анжи вслух, сейчас. Георг в очередной раз отказывался верить услышанному.

— И вы мне, отец, очень дороги.

— Ура! Да здравствует королева Амариллида!

— Хвала Великому Богу Справедливости!