Вихри на перекрёстках

16

Вернувшись из штаба бригады, командир отряда приказал прекратить строительство землянок. Партизаны удивились. Всего лишь два дня назад подготовили площадку для посадки самолетов с Большой земли, теперь начали копать котлованы под жилье на зиму, и вдруг новый приказ. Они не знали, что из штаба соединения в штаб бригады поступило распоряжение двигаться навстречу нашим войскам, переправиться через Березину и на левом берегу реки занять оборону.

Володю Бойкача вызвали к командиру отряда. Когда он пришел, в землянке собралось все отрядное начальство.

— Кажется, пришли все, — встал Булынка. — Товарищи, сегодня мы покидаем лагерь, и этот поход будет для нас особенным. Мы не переходим, как обычно, на новое место стоянки, а идем в бой. Поэтому прошу быстрее подготовиться: что из вещей не понадобится — закопать в землю, хлеб тоже. Надо предупредить каждого партизана, чтобы хорошенько обулся: лошадей хватит только для перевозки раненых, боеприпасов и продуктов. Бойкач, мы предполагали отправить твою группу на другое задание, но теперь оно отменяется. За Березиной вам придется поработать в полную силу.

— Понятно, — ответил Володя. — Мне можно уйти?

— Да.

Весело вбежав в шалаш, хлопец продекламировал:

— Ребята, маршрут изменяется. Пойдем вместе со всей бригадой навстречу нашим войскам. Нам еще придется повоевать с отступающим врагом, прежде чем закончим партизанскую деятельность. Калоша, возьми баян и сыграй что-нибудь на прощание.

— На прощание с кем? — спросил кто-то из хлопцев.

— Хотя бы с этим дубом, с гнездом аистов. Весной аисты вернутся, а нас здесь уже не будет.

Заиграл баян. Полились одна за другой мелодии современных военных песен. Ребята слушали молча. Молчал и их командир. В это время Валя просунула голову в шалаш и удивленно спросила:

— Почему вы не собираетесь?

— Мы всегда в боевой готовности, Валечка, — обрадовался ее появлению Бойкач. — Я же говорил тебе, что не нужно делать землянку, все равно в ней не придется жить.

— Наши девчата думали, что ты шутишь.

— Какие шутки? Мне вон кожаный реглан самого начальника полиции принесли, в нем и без землянки любой мороз не страшен.

— А что… начальника уже нет? — спросил Пылила.

— Нет. Твой пленник оказался гнусным предателем. Хотели подержать в отряде, чтобы потом сдать в армию как штрафника, но сами полицейские вынесли ему приговор и выполнили его. Начальник рьяно организовывал полицию, его руки по локти в крови наших людей. Сам участвовал в массовых расстрелах. Вот и получил то, что давно заслужил.

— Подумать только, наш Павлуха такого матерого изменника захватил! — засмеялся Анатолий. — Расскажи, не стесняйся, как он тебя из-под Жлобина гнал.

— Ты бы попал в мое положение, не смеялся бы, — сердито ответил Павел.

— Да, положение незавидное. Сначала боялся на мост ехать. А когда привез его командир — бегом на другую сторону реки да и залег там. Как же, страшно… Пускай бы немцы стреляли обыкновенными пулями, куда ни шло. А то пускают огненные цепочки, и кажется, что прямо в тебя. Нет, Павел не дурак на такие цепочки переться, — продолжал подтрунивать Толик.

— Хватит тебе болтать! — еще больше разозлился Пылила.

— Нужно правильно воспринимать замечания друзей, — серьезно сказал командир.

— Я и воспринимаю, но он меня на мосту не видел, и не его дело говорить об этом.

— Если бы ты вовремя приехал на мост, он бы тебя увидел. Ладно, это уже старая песня, — махнул рукой Володя. — Все хорошо, что хорошо кончается.

— Уже строятся, пора и нам идти, — заметила Валя.

— А нам не обязательно, — вышел из шалаша Володя. — Впереди пойдут разведчики, мы же, по-видимому, сзади, в прикрытии. Валечка, сядешь на мою кобылу, иначе не дойдешь: переход предстоит большой.

— Нет, я пешком.

— Командир, пусть она едет на моем, — услышав их разговор, подошел Анатолий.

— Спасибо, Толик.

Лошади успели отдохнуть и нетерпеливо топтались на месте. Из землянки вышел командир отряда. Увидев Валю, Булынка сказал:

— Ты могла бы сесть на подводу.

— Ничего, мы поедем верхом, — вместо девушки ответил Бойкач.

— Хорошая пара, — подмигнул командир и засмеялся.

— Кони? Не хуже вашего, — улыбнулся и Володя.

— Я о седоках говорю. Завидую вам. Где пойдет твоя группа?

Думаю, в хвосте.

— Правильно.

Булынка повел свою лошадь в голову колонны.

— Калоша, — спросил Бойкач, — ты баян на телегу положил?

— Конечно. Он и так мне плечи оттянул, когда из Дубовой Гряды нес.

Послышалась команда, и боевая колонна тронулась в путь. За ней потянулся обоз. Замыкали колонну подрывники.

Километров пять партизанский отряд двигался лесом, потом вышел на полевую дорогу. Впереди, тоже походным порядком, шли еще два отряда бригады Ядловца. Одна за одной оставались позади сожженные фашистами деревни: обгоревшие печи, деревья, похожие на истершиеся веники. Кое-где в сохранившихся садочках возвышались землянки, над которыми поблескивали дымоходные трубы, сделанные из гильз дальнобойных снарядов. Из некоторых землянок выбегали мальчишки. Они внимательно осматривали каждую колонну и о чем-то серьезно разговаривали между собой.

Над лесом, за Березиной, кружилась немецкая «рама», бубнил партизанский пулемет. В глубоком тылу гитлеровцы редко посылали такие самолеты для обнаружения партизанских стоянок. Этот сильный фашистский стервятник обычно разведывал передовые позиции наших войск. На нем толстая броня и отличная оптика, и поэтому «рама» не очень боялась партизанского огня. Не стоило и стрелять по ней: напрасная трата боеприпасов.

Но появление вражеского воздушного разведчика над Березиной свидетельствовало о том, что фронт уже недалеко. Он, видимо, осматривал и фотографировал пути, намеченные для отступления фашистских войск. А партизанский пулемет, очевидно, вел огонь, чтобы отвлечь внимание немецкого разведчика от реки, где был наведен мост. Вскоре самолет повернул и исчез в облаках.

Миновав луг, партизаны подошли к переправе. Видно было, что мост сооружен не армейскими саперами, по всем правилам, а по-партизански просто и мудро. Связанные в плот бревна держались на двух длинных тросах. На правом берегу реки тросы были закреплены за вкопанные в землю столбы, на левом — за стволы деревьев, растущих на крутом откосе. Тросы натянулись, как струны, и все же быстрое течение дугой изогнуло мост на середине Березины.

Бригада переправилась быстро, и отряд за отрядом, с небольшими интервалами, двинулись вдоль берега реки. Вот и пепелище бывшей деревни Святое. Бойкач решил завернуть на усадьбу деда Остапа, узнать, как он живет, и подъехал к вишневому садику, успевшему сбросить листья. Около облупившейся печи партизан остановил кобылу. Во дворе — никаких признаков жизни: поседели обтесанные бревна, оплыли ямки, выкопанные для фундамента, молча смотрит черным глазом раскрытая дверь погреба в вишняке. Тропинка к погребу засыпана опавшими листьями. На куче щепок лежит покрывшийся ржавчиной топор. «Наверное, не захотел старый Остап жить в одиночестве и ушел к людям. А может, и его гитлеровцы застрелили. Что ж, такова, видно, судьба старика», — подумал партизан, снял на минуту пилотку, словно над могилой деда, и поскакал догонять своих.

Партизаны остановились на перекрестке трех дорог, выходивших из леса на покатый берег Березины. До войны здесь был мост, по которому немцы переправлялись через реку, двигаясь на восток. Позднее переправу уничтожили народные мстители. Партизанское командование знало: по какой дороге фашисты наступали, по той будут и убегать. И перед бригадой Ядловца встала задача удержать бывшую пристань на Березине, не дать гитлеровцам построить переправу.

Отряд Булынки разместился в центре бригады и должен был контролировать главную магистраль, которая идет из Речицы. Каждый партизан знал, что это самый ответственный и опасный участок обороны. По гравийке могут идти моторизованные части противника. Поэтому Булынка приказал основным силам отряда немедленно делать завалы на дороге. Диверсионная группа Бойкача начала готовить мины.

— Товарищ командир, — обратился Володя к Булынке, — мне нужно очень много тола. Думаю поставить мины нажимного действия между завалами и натяжного — вдоль дороги. Тогда не только машина, но и пеший солдат не проберется к нашей обороне.

— А если фашисты из-за этого бросятся на соседний отряд?

Володя засмеялся:

— Пускай и там сделают так же.

— Но командование бригады считает, что самый мощный удар должны нанести мы.

— Чем мы нанесем? Патронов и гранат — на полчаса боя.

— Сегодня ночью в расположение нашей бригады самолеты должны сбросить много боеприпасов и оружия. Штаб соединения уже установил связь с командованием фронта. Конечно, мы не удержим гитлеровцев, но должны хотя бы на время сковать их, чтобы потом, когда прорвутся к Березине, они не успели закрепиться на берегу. Ведь по пятам наступают наши регулярные части. Завтра ваша группа обязана закончить минирование и переправиться на тот берег. Будете и там минировать дороги и сеять панику среди немцев.

— В таком случае разрешите мне завтра присутствовать при распределении сброшенного с самолетов груза. Вы соединитесь с нашими, а мы оторвемся от отряда, поэтому группе потребуется много боеприпасов.

— Вооружим твою группу как следует. А пока можешь брать тола, сколько понадобится.

Володя пошел к своей группе. Хлопцы уже построили на скорую руку блиндаж в откосе оврага. Он скорее напоминал древнюю пещеру. Володя сунул в эту пещеру голову и громко сказал:

— Как кроты закопались. Вылезайте, отлеживаться не придется. Все ли вы тут?

— Все! — сразу послышалось несколько голосов.

— Давайте, братцы, поработаем, пока светло.

— Пускай завалы делают, а то еще своих подорвем, — сказал Пылила.

— Что, устал? Надо спешить, завтра перебираемся на ту сторону Березины.

— Зачем? — спросила Валя.

— Придется пощипать врага на пути отступления.

— Это лучше, чем сидеть в такой норе, — сказал Анатолий. — Пошли, ребята.

Когда диверсанты подошли к дороге, большой отрезок ее был уже завален. Хлопцы начали ставить мины с таким расчетом, чтобы к спиленным деревьям не мог подступиться ни один вражеский сапог.

— Здорово придумали, — говорили партизаны. — Мы считали, что работаем напрасно: придут танки, растащат деревья — и путь открыт. А теперь — черта лысого!

Похвалы партизан воодушевляли подрывников, довольных тем, что без них отряду не обойтись. Только, жаль, не увидят они результатов своей работы.

Смеркалось. Сгустился сумрак в бору, зато небо будто посветлело. Облаков не было, и луна не качалась, а ее сестры-звезды рассыпались по всему небесному куполу. Одна мелькнула в синей вышине и полетела вниз, оставляя за собой искристый хвост. Но вскоре как бы передумала падать на эту тревожную землю и погасла.

Хотя вечер и был тихий, но волны Березины нагоняли холодный воздух на берег, и холодок пробирался под легкую партизанскую одежду. Партизаны на этот раз не готовились к зиме и теплой одеждой не запасались: соединятся со своими и Родина позаботится, оденет и обует бойцов.

Жечь костры не разрешалось, а блиндажи еще не были закончены, и для многих партизан эта ночь оказалась соловьиной. Днем, когда работали, никто не предполагал, что будет так холодно. Лучше других чувствовали себя в своей пещере диверсанты. Только Володя не ночевал с ними, а жег костры на поляне, чтобы летчики могли сориентироваться, куда сбрасывать груз. Вернулся он лишь под утро, упал возле своих друзей и мгновенно уснул.

Первые солнечные лучи заменили серебряный лунный блеск Березины на алый. Партизанская оборона молчала. Все, кто не спал ночью, развели костры и грелись возле них. Но где-то в небе послышался гул самолета, и по лесу разнеслась команда:

— Туши костры!

Опять над гравийкой летела к Березине «рама». Миновав завалы, она развернулась и поплыла над рекой к партизанскому мосту. Однако моста уже не было, на воде не осталось ни одного бревна. Неизвестно, заметил ли гитлеровский стервятник изменения на гравийке, но упорно висел над ней.

«Эх, ударить бы по этой сволочи из противотанковых ружей, полученных сегодня ночью!» — подумал Булынка. И, не выдержав, вскочил на коня, помчался в штаб бригады.

Выслушав его, Ядловец посмотрел на Сергеева и усмехнулся:

— Вот почему у них в отряде все горячие — сам командир такой. Мы считали тебя, Булынка, более рассудительным. Будь у нас противотанковые ружья раньше, мы стреляли бы из них и по самолетам, и по паровозам. А теперь не только выдадим себя, но и свое оружие. Мы ломаем голову над тем, как прорыть траншеи и получше замаскировать пулеметные точки, тебе же не терпится открыть огонь по воздушному разведчику. Пойми: как только гитлеровцы узнают, что мы тут строим укреплении, они из артиллерии и с самолетов перемешают весь здешний берег вместе с нами! О завалах, разумеется, «рама» уже успела сообщить по радио. Значит, надо сегодня же завалить гравийку еще километров на пять впереди нас. Чтобы немцы при отступлении как можно больше растянулись.

— Понял, — сказал Булынка.

— Поезжай в отряд и отпусти диверсионную группу Бойкача, — добавил Сергеев.

— Они же еще не закончили минирование подходов.

— Найди других минеров. Мы не уверены, что вскоре с тыла не подойдет на помощь отступающим немцам какая-нибудь часть. А будет на том берегу группа Бойкача, считай, что наши глаза там.

— Товарищ комиссар, Володя всегда разведку проводит на себя, лучше…

— Сейчас же направь его ко мне! — перебил Булынку Сергеев.

— Есть! — повернулся и вышел из блиндажа командир, отряда.

— Я понимаю Булынку: не хочется ему отпускать группу, — улыбнулся Сергеев.

— А что? Действительно, можно было послать за Березину несколько разведчиков, — сказал Ядловец.

— В массовый бой такую группу нет смысла втягивать. Хлопцы смелые, и будет непростительно, если погибнут в последнем нашем бою. Пускай лучше самостоятельно соединятся с войском. Отпустить Бойкача за Березину — как рыбу в реку выпустить: он там каждый кустик знает. Правда, нужно предупредить…

Не успел комиссар закончить мысль, как на пороге появился командир группы.

— Входи, Володя, — сказал Сергеев.

— Темно у вас, а я темноты больше немцев боюсь, — пошутил юноша.

— Вот тебе и ночной солдат, — улыбнулся Ядловец.

— Ночью и сова вылетает на охоту, а не прячется в нору. Между мною и совой та лишь разница, что днем я должен все видеть, а ночью наверняка знать, кто где находится.

— Поэтому мы и решили не держать тебя в норе. Сейчас же перебирайся на ту сторону реки.

— Признаться, товарищи командиры, не очень хочется оставлять отряд. И у хлопцев такое же настроение, хотя они помалкивают. Пылила заболел…

— Мы рассмотрели твое заявление и единогласно приняли тебя в партию.

Володя глубоко вздохнул и выпрямился:

— Клянусь, что ваше доверие оправдаю! Какое задание мне за Березиной?

— Слушай внимательно, — поднял голову комиссар. — Заниматься только разведкой. Если к Березине двинется большое количество вражеских войск, немедленно сообщить нам.

— А вы что будете делать в таком случае?

— Сообщим в штаб армии, и оттуда направят авиацию. Наши знают, что немцы попытаются закрепиться на водном рубеже. Тогда форсировать Березину будет труднее. Из Гомеля на Жлобин путь для отступления гитлеровцев открыт, а от Жлобина до Березины рукой подать, — подчеркнул комбриг.

— Я об этом не подумал. Что ж, будем ставить мины и уничтожать все мостики через канавы в бывшей партизанской зоне. Стало быть, будем заниматься не только разведкой. Сложа руки я ожидать своих не стану.

Ядловец и Сергеев улыбнулись, не возражая Бойкачу. Его доводы были правильны. Каждый партизан, используя свой опыт и силу, должен сделать все, чтобы сорвать планы врага. Во вражеском тылу ни один командир не предусмотрит все обстоятельства, с какими может встретиться боец в любуй минуту.

— И все же главным для вашей группы должна быть разведка, — после недолгого молчания сказал Сергеев. — Вы можете ввязаться во что-то второстепенное и упустить главное. А это главное и будет потом стоить многих жизней советских воинов. Об этом ты должен помнить всегда.

— Я всегда думаю от конкретного к общему. И сейчас раздумываю о том, как будем переправляться: хочу взять с собой пару лошадей.

— А вот этого делать не следует. Нужно хорошенько вооружиться, захватить побольше сухарей и передвигаться незаметно для чужих глаз.

— Не оставлю я свою «немку». Она меня из любого огня вынесет, а тут околеет. Возьми ее за щетку передней ноги, скажи: ложись, и она ляжет.

— И приказы по-русски понимает? — улыбнулся Ядловец.

— Ни один фриц не научился бы так быстро понимать наш язык, как она. Прикажу стоять, спрыгну с седла, побегу в избу, а она стоит, ждет, когда вернусь. Нужно срочно к вам — мгновение, и я тут. Ну что за разведка, если я с донесением буду на несколько метров впереди немецкой колонны идти? А на кобыле через Березину — раз, и готово: в воду она всегда послушно идет. Так что, товарищи командиры, все это нужно учесть.

— Ну, брат, убедил, — рассмеялись комбриг и комиесар, — бери свою «немку» с собой!

— Я знаю, где в сожженной деревне был спрятан челн. Если он и теперь там, мы легко переберемся через реку. А я переплыву верхом на кобыле.

— Смотри, простудишься, — предостерег Ядловец.

— У меня не арийская кровь, не голубая, а красная, и холода не боюсь.

— Слушай, если челн цел, захвати с собой партизана: он вас переправит и вернется. Челн может нам пригодиться, — сказал комиссар.

— Это на тот случай, если нас не будет слышно, так вы направите за Березину разведчиков? — прищурился Володя и перевел разговор на другую тему: — Меня удивляет, почему немцы на реке не строили укрепления, а на железную дорогу в Слободу прислали целую саперную дивизию.

— Кто их знает. Ведь и там очень удобный рубеж для обороны: возвышенность, а на подступах — болота, — произнес комбриг. — И вообще, если б гитлеровцы задержались на Березине, это была бы их общая глубокая оборона. Железная дорога отсюда недалеко.

— Наши самолеты уже бомбили укрепления около Слободы. Пожалуй, рано они это сделали: тогда укрепления, как говорится, еще не были заселены.

— Откуда ты взял? — посмотрел Сергеев на Бойкача. — Зениток у них там много, огонь вели плотный.

— Зенитную артиллерию немцы подтянули недавно, раньше ее не было. Но где она там стоит? — задумался Володя. — Постараюсь разведать и сообщу вам. В отряде из нашей группы останется Иван Журавчик. Если понадобится связь со мной, направьте его за Березину. Быть может, и Пылила к тому времени очухается.

Комбриг и комиссар проводили Бойкача по лесу. Шуршали под ногами пожухлые листья, с лапок елей и сосен осыпалась рыжая хвоя. Комбриг шел первым. Остановившись возле большого серого камня на опушке, он поставил на него ногу и улыбнулся:

— Я еще до войны слышал легенду об этом камне. Одни рассказывали: запряг мужик вола на пасху и поехал в лес по дрова. Рубил, рубил, а вернулся к телеге и видит, что вол успел окаменеть. Другие же утверждали, будто черти несли камень в Березину, но вдруг заголосили петухи, они и не удержали тяжелую ношу. Как только петухи начинают петь, сила у чертей пропадает…

— Более вероятен первый вариант, — сказал Сергеев. — Камень действительно очень похож на вола. И голова очерчена, и лопатки.

Володя внимательно посмотрел на комиссара, стараясь понять, шутит он или говорит серьезно. Но Сергеев засмеялся, и хлопец догадался, что комиссар обосновывает легенду своей фантазией.

— И мне надо спешить до петухов добраться в места, — подхватил шутку Володя. — У меня, как у тех чертей, вместе с петушиным криком исчезает сила, и сразу хочется спать.

— Хорошо, — встряхнул комиссар подрывника за плечо, — иди. Желаем тебе успехов и счастья. До встречи на освобожденной земле.