Високосный год

НОЯБРЬ

В конце апреля директор высадил на пришкольном участке помидоры, перец, баклажаны, капусту, фасоль, и на грядках фасоли, словно рота солдат, выстроились в ряд прутья и палки. Речка Гетар, протекающая рядом с участком, весной, как обычно, вышла из берегов, затопила огород, разгромила и разметала палки, затем, угомонившись, вода отошла, оставив на земле толстый слой ила, из-под которого то тут, то там выглядывал хилый желтый цветок помидора. Директор, человек лет шестидесяти с лишним, истощенный сахарной болезнью, его жена и десяти-двенадцатилетний внук после полудня, разувшись, пошли на огород и принялись очищать от ила кустики, подняли полегший строй палок и прутьев, высадили новую рассаду. Потому часть урожая в этот год поспела к концу июля, а другая так и не успела созреть. Зато ученики смогли вблизи рассмотреть тонкие волосатые ноги директора, переходившего большими шагами от одной грядки к другой. Картина эта была настолько непривычной, что ученикам показалось, будто перед ними привидение.

А вот школьному сторожу — нет. Сторож не любил директора, потому что тот не позволил ему унести домой на топливо сломанные и списанные парты. Поэтому, увидев директора, сторож указал на него палкой и обратился к стоящим рядом ученикам:

— Поглядите-ка на него: ни дать ни взять настоящая цапля!

Урожай, созревший в июле — августе, присвоил себе сторож. Под вечер, когда в школе не оставалось ни души, он шел на огород, — что сорвет сегодня, а что оставит на завтра. Он бережно поворачивал помидоры так, чтобы сторона, оставшаяся в тени, увидела солнце. Уже покрасневшие помидоры он прикрывал листьями, чтобы директор не заметил и не сорвал их раньше. И так, ругая про себя директора, словно бы и не воруя, а лишь мстя ему, сторож унес весь урожай июля — августа. А в сентябре, когда начались занятия, прутья фасоли стали служить ребятам лошадками и ружьями, под зубами у них захрустели капустные кочерыжки, и директор после нескольких попыток урезонить их смирился с мыслью, что огород не его и он не имеет к нему никакого отношения. Директор произносил: «А плюс в в квадрате равняется…» Видел в окно учеников, перебегающих от грядки к грядке, жевал и проглатывал то, что собрался сказать дальше, потом, очнувшись, продолжал: «Равняется а квадрат, плюс два ав, плюс в квадрат».

Словом, сторож со своей семьей съел все спелое, ученики — полузрелое и недозрелое, а директор съел «а плюс в в квадрате», да к тому же заработал прозвище Цапля.

С деревьев, посаженных вдоль школьной ограды, в начале сентября облетела листва. Ветер разнес по всему двору красные и желтые листья, забил ими небольшой ручеек, протекающий вдоль школьной стены. Вода смыла листья, собрала их в кучу, прибила к жухлой траве, растущей по берегу ручья, и продолжала течь под листьями, словно под землей.

В начале ноября директор собрал учеников седьмого «Б» в классе у окна и сказал:

— Посмотрите внимательно. Вам надо написать сочинение на тему «Листопад».

Директор, правда, по специальности был математиком, но, поскольку заменить ушедшего на фронт учителя армянского языка было некому, он преподавал и армянский.

На школьном дворе ученики увидели не только листопад. Преподаватель физкультуры раздал мальчишкам из третьего класса деревянные ружья, и они, не слушая его приказов, то валились на землю, то вставали, подтягивали штаны и целились из ружей друг в друга:

— Тк-тк-тк-тк…

Из окна седьмого «Б» третьеклассники в пестрой одежде очень были похожи на листья, разбросанные по двору. Ветер гонял по небу тучи, и от этого школьный двор освещался солнцем, становясь то золотисто-желтым, то пепельно-серым, а воздух был по-осеннему прозрачен. Казалось, от ветра на лицах мальчишек поднимался пушок, и они, сжав зубы, еще больше съеживались.

— Встать! — скомандовал физрук, но не посмотрел, поднялись ли третьеклассники. Он заправил вылезший пустой рукав гимнастерки под ремень и большими шагами направился в другой конец двора к резвящимся ученикам, которые, размахивая ученическими сумками, сделанными из противогазных сумок, били друг друга по спинам и головам. Эти сумки были очень удобны для драки: держи за лямки, крути и бей.

— Что вы делаете? — закричал физрук. — Ваши отцы кровь проливают, па-ни-ма-ешь! — Это слово он произнес по-русски. — А вы сумками от противогазов дубасите друг друга…

Ребята из седьмого «Б» не смотрели на листья. Они смотрели на преподавателя физкультуры, который, поймав одного из мальчишек, шлепнул его.

— Э-гей!.. — окликнул его пожарный, стоящий неподалеку от каланчи. Ему полагалось следить — не видно ли в городе дыма от пожара, но он больше смотрел на играющих на школьном дворе ребят.

— Не стыдно тебе силу свою на детях показывать, эй?..

— Займись своим делом, — погрозил ему желтым от табака пальцем физрук. — Смотри, а то поднимусь к тебе, пожалеешь!

— О-го!.. — с деланным испугом воскликнул пожарник.

Дети загоготали.

— Молчать! — крикнул на них физрук и хмурый вернулся такими же большими шагами к застывшим с ружьями в руках третьеклассникам.

На школьном дворе на мгновение воцарилась тишина. С товарной станции донеслось шипение паровоза, потом с грохотом столкнулись пустые вагоны. Там кто-то засвистел.

— Закройте окна и садитесь по местам, — сказал директор. Шаркая галошами, которые были на несколько размеров больше обуви, он отошел от окна, сел за стол и склонился над классным журналом: — Асланян!..

Класс оживился, затем со стуком откинулась крышка парты.

— Здесь!

— Андреасян.

— Здесь.

— Барсегян.

Все оглянулись на средний ряд. Согласно заведенному порядку, должен был откликнуться бледный мальчик со второй парты. Он лениво поднялся с места, но вместо слова «здесь» сказал:

— Это не наш журнал.

Нет, ученики не боялись и не стеснялись директора, он был старым, даже дряхлым, поэтому они стукнули нарушителя по голове, и в классе поднялись шум и возня.

— Прекратить! — поднявшись с места, крикнул директор. — Что вы за ученики? Ведь с таким трудом я прихожу в школу, чтобы научить вас хоть чему-нибудь, а вы устраиваете драку. Разве это дело?.. Сходи поменяй журнал. Какой у вас класс?..

— Седьмой «Б».

— Принесешь журнал седьмого «Б», не спутай. Ведь и у меня есть внук, — покачивая головой, продолжал директор. — Ваш сверстник, но никогда не безобразничает…

О своем внуке директор рассказывал постоянно. Он был просто ангелом — его внук: по всем предметам получал только «отлично», помогал по дому, каждый вечер перед сном писал письмо отцу и совершал еще тысячу добрых дел.

Директор продолжал рассказывать, однако седьмому «Б» не к чему было знать, по каким предметам его внук получил «отлично». Они смотрели на рыжего, веснушчатого мальчика, который, привязав к нитке маленький подковообразный магнит и опустив его в щель между досками в полу, водил его взад-вперед в надежде найти старое перо.

Директор вроде бы закончил свой рассказ о внуке, медленно прошелся, остановился возле второй парты в среднем ряду.

— Ты правильно поступил, — сказал он и погладил бледного мальчика по голове. — Ваши отцы сражаются за то, чтобы вы чему-нибудь научились…

Он хотел еще что-то сказать, но мальчик вдруг всхлипнул, опустил голову на руки, и плечи его затряслись.

— Что такое? Что с тобой случилось?..

— Похоронка пришла…

— Что?.. Что вы сказали?..

Сквозь закрытые окна донесся голос физрука:

— Левой-правой, левой-правой!..

— Правду они говорят? Скажи, правду говорят?..

Мальчик, не отрывая головы от рук, кивнул.

— Хочешь, отпущу тебя домой?..

Возле школы остановился грузовик, с шумом заработал мотор, и от этого на окнах зазвенели стекла.

Затем грузовик тронулся с места, и гул мотора постепенно стих.

— Открой окно, душно, — сказал директор и ослабил старый лоснящийся галстук. — Что вы молчите?.. Ну что же вы молчите?..

Рассердившись непонятно на кого, он подошел к открытому окну, скрестил руки на груди и застыл в такой позе.

Сидящий в углу возле стены ученик заметил таракана, ползущего вверх по стене, дал ему подняться повыше, затем щелчком сбросил его на пол и, вновь оглянувшись на стоящего спиной к классу учителя, замер на месте. Рыжий веснушчатый мальчик осторожно вытащил из щели магнит, намотал на него нитку и положил в карман.

— Я должен закурить, — сказал директор. Он достал коробку с табаком, скрутил дрожащими пальцами самокрутку.

— Где погиб твой отец?..

— В Сталинграде.

— В Сталинграде?.. — Он ладонью вытер со лба холодный пот. — А мой сын под Москвой.

Директор неожиданно закашлялся. Когда он кашлял, на его тонкой длинной шее вздувалась и опускалась жила, а сам он содрогался всем телом. Директор долго кашлял, выбросил самокрутку в окно и посмотрел ей вслед. Самокрутка упала на металлолом, сваленный возле школьной стены. Его притащили сюда ученики — для фронта.

— Левой, правой!.. Сколько вам повторять — крепче прижимайте винтовку к груди!..

— Чудак! — наконец отдышавшись, буркнул директор, но так, что все слышали. — Разве могут этакие малыши прижать такую огромную винтовку к груди?.. — Опустив голову, он задумчиво прошелся от стены к стене, все так же шаркая галошами.

— Сочинение мы писать не будем?..

— Что?..

— Сочинение.

— Гм… Какое там сочинение!.. Не путайте вы меня, не то у меня настроение. Сочинение должен писать девятый класс. Что вам задано?..

— Прилагательные.

— Прилагательные? — он остановился, уставившись в пол, на секунду прикрыл глаза. — Это хорошо. Кто может составить предложение с прилагательным?.. Ну-ка ты ответь!

— Черный хлеб.

— Правильно. Скажи ты.

— Белый хлеб.

— А?.. Верно… ну, а теперь ты.

— Матнакаш[8] и буханка!

— Хватит насчет хлеба!.. Кончайте с хлебом!.. — Он сжал голову ладонями, помолчал и затем проговорил: — Сейчас я приведу предложение, а вы найдите в нем прилагательное. Как тебя зовут?..

— Саак.

— Очень хорошо. Саак, Саак… У Саака кривой нос. Где тут прилагательное?

— Кривой.

— Молодец. Как тебя зовут?..

— Размик.

— Ну вот. У Размика длинные, как у зайца, уши.

— Длинные!.. — с хохотом выкрикнул класс.

И на лице учителя появилась улыбка. Он составил еще несколько смешных предложений, и, когда вместе со всеми засмеялся бледный мальчик, сидящий за второй партой в среднем ряду, директор сказал:

— Откройте тетради с домашним заданием.

Он стал диктовать, ученики записывали, время от времени повторяя вслух слова. Предложения, которые он диктовал, не были смешными. Продиктованные им предложения были об опустевших осенних полях, пожелтевших лесах и холодных ручьях. Перья скрипели на бумаге, порой слышалось поскрипыванье ручек. С соседней улицы донесся звон колокола керосинщика, а когда звон прекратился, послышалось протяжное ржание. Это была лошадь керосинщика.

— Опустевшие поля покрыл первый снег… — Учитель умолк, поднял очки на лоб. — Да перестаньте вы тормошить друг друга! Что вы делаете?..

Ученики, сидящие на задней парте в среднем ряду, что-то прятали друг от друга.

— Они едят жмых.

— Жмых?.. — директор опустил книгу на стол.

— Жмых сои.

— Дай-ка сюда.

Он взял довольно большой желтый брусок, подошел к окну и, вновь опустив очки на нос, стал рассматривать его. Одна сторона бруска была влажной, на ней остались следы зубов, а другая сторона местами была перепачкана чернилами.

— Вы же можете отравиться, — воскликнул директор и постучал пальцем по куску жмыха.

— Нет, — по-взрослому ответил владелец бруска, — из него и обед готовят.

— Много его у вас?..

— Да пока хватает.

— Что за безобразие! — неожиданно рассердился директор. — Где это видано, чтобы во время урока ели жмых? — Он засунул жмых в карман, снова взял книгу. — После уроков подойдешь, отдам. А теперь продолжайте писать. Что я диктовал?..

— Опустевшие поля покрыл первый снег…

— Да… Опустевшие поля покрыл первый снег, — раздельно продиктовал он.

С соседней улицы вновь послышался звон колокола керосинщика.

На берегу Гетара вдоль всего участка директор посеял семена веника. Вначале ученикам казалось, что это кукуруза, и они ждали, когда на ней повиснут зеленые и желтые кисточки. Потом, сообразив, что это, они переломали, перетоптали ростки, а если где веник и остался, зацвел и дал семена — ребята оборвали эти семена и во время уроков выдували их через металлические трубочки друг другу в лицо. Очень удобная штука эти семена: они летят далеко и больно бьют.

В жаркие дни ребята, побросав свои портфели возле стеблей, раздевались и заходили в воду. Они углубили в том месте русло речки, перегородили камнями, вода поднялась и замедлила течение. А когда наступили холода, ученики группами забирались в заросли и, спрятавшись там от посторонних глаз, играли в перышки или в бабки, отчего земля там была утоптанной и ровной.

После уроков седьмой «Б» не сразу пошел в заросли. Они сначала проверили дверь директорского кабинета, она была заперта, потом побежали в учительскую — и там его не было, затем с шумом пробежали по этажам, открывая двери всех классов и раздражая учителей второй смены.

— Кого вы ищете? — зевая спросил сторож. — Директора?.. Какой там директор, скажи просто Цапля, и все. Никуда он не уходил, вон сидит у себя в кабинете.

Седьмой «Б» помчался обратно. Нет, директора не было. Они пытались заглянуть в замочную скважину, это им не удалось. Из-за ключа в скважине ничего не было видно. Затаив дыхание, они прислушались — ни звука. Убедившись, что директора нет, ученики загалдели и, забыв про жмых, размахивая портфелями, ударяя друг друга, побежали к зарослям веника. Был солнечный полдень.

Чуть дальше зарослей, возле растоптанных листьев капусты, лежала, закрыв глаза, черная собака, обычно бродившая возле хлебного магазина, и кормила своих щенят. Какая-то старуха, стоя на краю огорода, следила за своим единственным гусем, плавающим в реке. Из мусорного ящика, стоявшего возле фонарного столба, валил густой дым, хотя пламени не было видно. Когда поднимался ветерок — дым колебался, покачивались пожелтевшие стебли, шуршали листья, и, если седьмой «Б», присевший в зарослях, на секунду замолкал, со школьного двора доносился голос преподавателя физкультуры:

— Раз-два, раз-два, левое плечо — вперед!..

Неожиданно заросли раздвинулись, и над головами у седьмого «Б» появился директор. Ученики замерли.

Затем они медленно, по одному поднялись, оставляя на земле тонкие, сточенные по бокам, перепачканные чернилами бабки. Снова заколыхался дымок, зашуршали листья, с противоположного берега Гетара возле глинобитных домишек послышался голос керосинщика:

— По четвертому купону, по четвертому!.. Сколько раз говорить?!..

Директор задумчиво смотрел на учеников и молчал. Начал что-то говорить, но голос у него сорвался, а может, у него пересохло в горле? Крепко сжав губы, он безостановочно двигал кадыком, и вместе с кадыком приходили в движение обвисшие щеки. Наконец он проглотил слюну и сказал:

— А вы не ешьте жмых во время урока. Ведь есть же для этого перемена?..

Ребята увидели в руках у директора кусок жмыха. Он аккуратно завернул его в исписанный листок из ученической тетради.

На листке кое-где были сделаны исправления красным карандашом. Он сунул жмых первому попавшемуся ученику и, не глядя ни на кого, буркнул:

— Вы что, думаете, мой внук не хочет есть?

Директор повернулся и медленно пошел прочь, собирая отворотами брюк семена верблюжьей колючки. Наверное, он на ходу говорил сам с собою, так как ученики видели его правую жестикулирующую руку.

— Встать!.. Лечь!.. Винтовку вперед!.. — донесся до зарослей голос учителя физкультуры.

На товарной станции паровоз с шумом выпустил облачко пара, оно поднялось за пожарной каланчой, превратилось в лоскутья и растаяло в воздухе.

1969