В тусклых сумерках арктического полудня Миллер шел за своими проводниками иннуитами[6] по заснеженным предгорьям к Семисотке. Уже много дней они забирались все глубже и глубже в это сухое белое безмолвие, где снег заглушал все звуки. Проводники нервничали. Они знали, что арктические боги, анимистические, настороженные, возмущаются и негодуют, когда кто-нибудь проникает в священную область Высоты Семисот. Узкие глаза восточных лиц, взирающих из-под меховых капюшонов, недоверчиво наблюдали за Миллером.
Он давно держал оружие наготове. Двое иннуитов уже покинули их. Еще двое остались, ненавидели его и продолжали идти лишь потому, что страх перед его оружием был сильнее, чем перед богами, обитающими на Семисотке.
Вершина впереди представляла собой голый утес. Не было никакого способа определить его размеры. Но иннуиты спешили вперед так, словно отчетливо видели ясный след. Миллер ускорил шаг, но в уме у него начала шевелиться какая-то неосознанная тревога.
Затем передовой эскимос внезапно упал на колени и принялся царапать снег. Миллер закричал и услышал, как его крик отражается от окружающих скал. Но когда он догнал эскимосов, один обернулся через покрытое мехом плечо и улыбнулся мрачной улыбкой. Потом произнес на своем родном языке странное, сложное слово, одно из тех, что могут означать целое предложение.
– Ариартокасуаромаротит-тог, – сказал он. – Вы тоже слабеете, так что скоро уйдете.
В том, как он это произнес, была и угроза, и предостережение, и удовлетворение. Потом он похлопал меховой рукавицей по чему-то на снегу.
Миллер нагнулся посмотреть и увидел странную радужную дорожку, огибающую валун и скрывающуюся из глаз, и словно хрустальная поверхность ее отбрасывала красные и синие тени. Здесь, в белом безмолвии высоких пиков это выглядело ужасно красиво и странно. Миллер опустился на колени, протянул к ней руку в меховой рукавице и даже сквозь нее ощутил небольшое покалывание.
– Erubescite! – пробормотал он себе пол нос и усмехнулся.
Такое покалывание могло означать медь, возможно, золото. И жила была явно старая. Об этом говорил ее цвет. Не было ничего странного в находке жилы erubescite в горах – взаимопроникающие кубы на октаэдрической плоскости были довольно распространенным явлением в определенных областях, где велись горные разработки. Однако, странной была правильность этой штуки. И любопытное покалывание…
Это вообще походило на тропинку.
Иннуиты с надеждой наблюдали за ним. Осторожно ступая, Миллер прошел вперед и ступил на тропинку. Тропинка была неровной, на ней оказалось трудно сохранять равновесие. Он сделал два-три шага по переливающемуся фиолетовым наклону, а затем…
А затем он плавно поплыл вперед, сам по себе, но непреодолимо. В мышцах ног возникло странное ощущение. А гора осталась уже далеко внизу. Снежные склоны пиков, одетые в мех люди – все куда-то бесшумно проваливалось, в то время как изгибающаяся, переливчатая лента уходила вперед, в бесконечную даль.
Это сон! – была его первая мысль. Голова закружилась так, что он зашатался – но не смог упасть. Покалывание было не просто нервной реакцией, нечто словно проникало в ткани.
Превращение! – мелькнула в голове дикая мысль, и он ухватился за нее, как за спасительную соломинку.
Самодвижущаяся дорога, мысленно сказал он себе как можно спокойнее. Я как-то прикреплен к ней. Превращение? Но почему я подумал о превращении? Я не могу шевельнуть ногами… они стали точно каменные, будто слились с дорогой. Превращение одного элемента в другой: свинца в золото, плоти в камень… Иннуиты знали об этом… Знали и не остановили меня… Далеко внизу он видел уменьшающиеся точки, которые становились все дальше и дальше, постепенно исчезая. Он беспомощно замахал руками и обнаружил, что даже руки становятся тяжелыми, словно странное атомарное превращение распространяется все выше и выше по его телу.
Бессильный, одинокий, на скользящей куда-то тропинке, он без сопротивления отдался этому плавному скольжению. Он был во власти чего-то более сильного, что действовало целеустремленно. Он мог лишь ждать… и чем дольше он ждал, тем труднее становилось думать. Возможно, изменение уже добралось до его мозга. Возможно…
А потом он лишь знал, что в течение бесконечно долгого периода он вообще ни о чем не думал…
ТОНКИЙ СМЕХ эхом отдался в его голове.
– Но мне надоело, Тси, – сказал чей-то голос. – Кроме того, ему же не очень больно. А если и больно, то какое это имеет значение?
Миллер плавал в темной пустоте. Что-то странное было в этом голосе, но что, он не мог ухватить. Он слышал, как ответила женщина, и ее интонации тоже были любопытно схожи с интонациями мужчины.
– Не надо, Бранн, – сказала она. – Ты можешь найти себе другие развлечения.
Снова раздался тоненький смешок.
– Но он еще новый. Это должно быть интересно.
– Бранн, оставь его в покое, пожалуйста.
– Молчи, Тси. Я здесь хозяин. Он уже проснулся?
Пауза.
– Еще нет. Немного погоди.
– Я могу и подождать, – вздохнул мужчина. – Все равно мне нужно сделать кое-какие приготовления. Пойдем, Тси.
Длинная-длинная пауза. Голоса смолкли.
Миллер все еще плавал в небытие. Он попытался шевельнуться, но не смог. Тело все еще было парализовано, но мозг свободен и работал с ясностью, удивившей его самого. Это было почти так, словно странное превращение изменило его мозговую структуру на что-то иное, чудесное.
Трансмутация, подумал он. Свинец в золото, плоть в камень… Так я подумал перед тем… перед тем, как вообще прекратил думать. Когда происходит подобная трансмутация, это значит, что ядерные заряды в атомах одного или другого вещества тоже должны измениться. Покалывание, когда я коснулся тропинки… тогда это и произошло!
Он прервал размышления, понимая, что ответа на это не будет. Потому что может ли почувствовать человек, как плоть в его теле заменяется кристаллической структурой?
Если бы такое произошло, то это должны быть силы, не менее слабые, чем кулоновские, которые просто приварили бы его к самодвижущейся тропинке… почти неодолимые силы, которые удерживают электроны на орбитах и сковывают сущность в единое целое.
И что теперь?
Есть два способа трансмутации, сказал он себе четко, лежа в темноте и пытаясь нащупать ответы на то, что с ним происходит.
Рационализируй, казалось, ответил его разум, или ты сойдешь с ума от полной неопределенности. Обоснуй из того, что тебе известно. Химический элемент характеризуется числом электронов вокруг ядра. Изменив их, вы меняете и сам элемент. Но ядро, в свою очередь, определяет свой заряд числом электронов, которыми может управлять. Если ядерный заряд изменен, то это… это кристаллическое состояние… становится постоянным. Если же нет, то это должно означать, что продолжается постоянная бомбардировка, которая уносит или, напротив, добавляет электроны к атомам на этой тропе. Изменение не было бы постоянным, потому что исходный заряд ядра оставался бы прежним. Спустя какое-то время лишние электроны будут отброшены – или другие получены, – чтобы восстановить баланс. И тогда я снова стану нормальным. Так и должно быть, – сказал он себе, – потому что Ван Хорнанг прошел этой дорогой. И вернулся нормальным. А нормален ли он?
Вопрос безответным эхом отозвался в его голове. Еще секунду Миллер полежал неподвижно, затем попытался овладеть своим инертным телом. И на этот раз, чуть-чуть, но он почувствовал, как мышцы шевельнулись…
Казалось, прошло ужасно много времени, прежде чем он обнаружил, что может открыть глаза. И он осторожно осмотрелся.