Власть и слава

Глава 8. Всепоглощающий огонь

И ТУТ ОН понял, что ни Орель, ни Ллези не могут помочь ему против Бранна. Он услышал их мысли – ошеломленные, изумленные, недоверчивые, делавшие их странно и жутко беспомощными. И Миллер подумал, что знает, почему.

Орель, Ллези и вся их раса считали себя совершенством разума. Никогда прежде в их истории не встречался такой случай помрачения ума. Их раса была слишком совершенна для этого. И вот теперь, при столкновении с ярким образцом шизофренического раздвоения личности, они оказались совершенно неспособными постигнуть его значение. Это было слишком чуждо им.

Никогда еще среди расы Орель не встречались безумцы.

Миллер послал Ллези информацию о психических заболеваниях – все смутные, запутанные сведения, которые он знал из психиатрии. Но Ллези не понял. Вместо этого он внезапно закрыл свой разум. И стоящая рядом с Миллером Орель тоже закрыла свои мысли, настолько отвратительно для расы, поклоняющейся совершенству разума, было понятие о безумии.

На помосте фигура с закрытыми глазами подалась вперед.

– Орель… – сказала она.

Выходит, Бранн не знал, что другая половина его разума принадлежала Тси. Естественно! Бранн и не мог знать, что является лишь половиной, ущербной частью раздвоенной личности. Но при этом и Тси не знала, что Бранн является частью ее. Миллер понял, что никогда не узнает, какая странная деформация в унаследованных генах вызвала этот расщепление, но он и не стал думать об этом. Он шагнул вперед.

– Бранн! – позвал он.

– Итак, ты вернулся, – донесся до него холодный мыслеголос. – Ну что ж, машина, которую я использовал, вместо того, чтобы уничтожить Ллези, перенесла его разум в тебя, но я быстро это исправлю. Что же касается тебя самого… – И Миллер услышал тонкий, издевательский смешок Бранна.

Он почувствовал, как капли пота стекают по лбу.

– Подожди, – быстро сказал он. – Я могу сказать тебе, где Тси.

– Где? Где она!

– Ты…

Разум на помосте мгновенно закрылся от его мыслей. Бранн не мог позволить себе услышать истину. Просто не мог.

– Ну? Отвечай же мне? – сказал он.

Встревоженные, ничего не понимающие, Орель и Ллези прислушивались к их мысленному диалогу. И внезапно Миллер понял, что нужно делать. Он расстегнул и снял с руки часы. Орель вернула их ему, предварительно обезвредив смертоносную машину молний. Как часы, они были уже бесполезны, но Миллер просто привык носить их на руке.

– Возьми их, – сказал он.

Бранн-Тси ждала.

– Они уже не опасны, – настаивал Миллер. – Разве ты не можешь понять это?

– Это какой-то трюк. Ты не знаешь ничего из того, что хочу узнать я. Так почему я должен напрасно тратить на тебя время?

– Если хочешь найти Тси, – сказал Миллер, – ты должен взять эту вещь. Если, конечно, не боишься ее отыскать.

Часы вырвались из его руки, поблескивая, перелетели на помост и оказались на руке Бранна. Миллер глубоко вздохнул.

– Поверни их. Вот так. Поднеси к лицу. Так. А теперь… открой глаза.

– Мои глаза не откроются.

– Открой их!

– Они никогда не открываются.

В тишине была слышна мелодия сфер Силы. Миллер внезапно почувствовал, как Орель шагнула к нему.

– Если ты откроешь глаза, то найдешь Тси.

И броня была пробита. Это единственное, что могло проникнуть в безумный полуразум Бранна. Бледные слепые веки дрогнули… Медленно, очень медленно поднялись длинные ресницы…

Глаза Бранна уставились на полированный корпус часов. И в этом крошечном зеркале Бранн увидел лицо… Тси!

Тси, испуганными глазами смотревшая на Бранна!

И ничем уже нельзя было защититься от лавины мыслей, взревевшей в нестойком, дрогнувшем разуме – в двух разумах, – находившихся в одном теле. В теле Тси! И впервые Тси увидела свое лицо, искаженное ужасной гримасой холодной ненависти ко всему миру, навечно отштампованную в облике Бранна.

И Миллер почувствовал жалость. Это был основной принцип психической терапии – заставить пациента прямо взглянуть на проблему. Но ни у одного еще человека-шизофреника половинки раздвоенной личности не расходились так далеко друг от друга.

Потому что у обычного человеческого мозга есть автоматическая защита против такого расхождения.

Но Тси принадлежала к иной расе – к расе с чрезвычайно развитым разумом. Она была ущербна еще до рождения, но долгое время ее безумие оставалось скрытым, а ум, тем не менее, был достаточно мощным, чтобы воспринять теперь отвратительную, невероятную истину.

Она никогда не была такой злой, как Бранн – слабой, да, но неспособной на холодную жестокость своего «альтер эго».

И в этот грозный миг длиной в вечность оба разума, оба проявления добра и зла, связались в чудовищный узел в одном теле и одном мозге. И тишина взорвалась ревом.

Рука с силой отбросила импровизированное зеркало. Лицо Тси развернулось, и ее безумные, дикие, перепуганные глаза встретились со взглядом Миллера… И Миллер прочел в них разрушение. Две личности одновременно глянули на него из этих глаз, и Миллер вспомнил, как услышал мысленный разговор Тси и Бранна в тот момент, когда очнулся в этом невероятном мире.

Но тогда они еще не знали истину. Тогда раздвоенная личность беседовала сама с собой, добро и зло, спорящие и не предполагающие, что находятся в одном мозге. Но теперь-то они знали. В какой-то момент в прошлом зло, свойственное Тси, стало проигрывать сражение с ее же добром – и высвободилось из-под управления ее рассудка. Оно назвало себя новым именем, сменило пол на мужской, чтобы еще лучше замаскировать себя, и стало таким сильным, что даже Тси уже не могла справиться с ним.

Бранн был отвратителен Тси. И Бранн знал, что Тси самостоятельная, что он не может управлять ею. И вот теперь раздвоенная личность с безумной, разрушительной мощью ударила по сознанию Миллера.

– Ты принес мне поражение! – завопил в нем двойной голос. – Ты разрушил мой замок и мою жизнь! Ты должен умереть, а вместе с тобой и вся твоя раса!

Миллер не мог уже отвести глаз от ужасного взгляда безумца. А эти глаза все росли и ширились, засасывая его в темноту, где кружилось безумие двух умов, неся на своих ужасных крылах его собственное здравомыслие…

Миллер уже не видел Орель, но услышал ее стон, полный безмерного ужаса.

– Я могу… помочь тебе, – донеслось к нему словно издалека. – Но я не могу бороться… с ними обоими… Ллези… Ллези, где ты?

Мгновение не было никакого ответа. Безумная двойная личность обхватила Миллера с двух сторон и потащила его в противоположных направлениях. Ничей разум не мог бы противостоять удвоенной силе расщепленной, безумной личности…

Но внезапно Миллер оказался не один. Откуда-то из темноты появился разум Ллези, неосязаемый, но сильный, словно он подставил Миллеру плечо и обнял его, защищая от водоворота, тянущего на дно безумия.

Вероятно, ни один разум не мог бы в одиночку противостоять расщепленной личности Бранна-Тси. Но в теле Миллера тоже находилось два разума – его собственный и разум Ллези. Они быстро учились сотрудничать. И уже могли бороться вдвоем…

Раздался безмолвный вопль Бранна – высокий, тонкий, яростно-сладостный. Удары с обеих сторон удвоились. Но теперь их встречали два разума. Миллер сделал глубокий вдох и принялся сопротивляться водовороту, утягивающему его в темноту. Одновременно он чувствовал сопротивление разума Ллези, борющегося плечом к плечу с ним.

Бесконечно долгий миг вихрь держал их обоих. В ревущей тишине, где бродило и бредило безумие, ни одна из сторон, казалось, не могла сломить другую. Баланс нападения и защиты, казалось, был установлен навечно.

Но затем безумный вопль дошел до пика, где его уже не мог вынести ни один нормальный разум. И…

Фигура, кутавшаяся в плащ, по-прежнему стояла на помосте. Но темнота отпрянула, и Миллер снова обрел способность видеть. Он увидел, как темный плащ распахнулся, открывая радужную одежду Тси, когда она стронулась с места и пошла по ступеням к кубу, в котором под музыку сфер по-прежнему вращался ореол Силы.

Молния мысли протянулась от нее к этому ореолу. Эта мысль прорезала неподвижность зала. И мысль была смертью. Тси и Бранн больше не могли сосуществовать в одном теле, зная друг о друге. И им не оставалось никакого другого выхода, кроме смерти.

И в ответ на эту молнию-мысль ударила другая, белая молния из куба. Ударила, вспыхнула и поглотила и Бранна, и Тси.

Пару секунд еще висело в воздухе мерцание на том месте, где только что были две личности в одном теле. А затем – пустота…