Глава 12

республика Магерия, город Варна15-16 Петуха 606 года Соленого озера

Богатая набережная, гордость Варны, тонула в алом закате, как в крови. Адельхайд поморщилась — Фриц не мог не устроить еще какую-нибудь пакость, помимо того, что уговорил друга съехать из гостиницы. Выбранная им квартира оказалась у воды. Адельхайд приходилось гулять по здешней, замысловато выложенной разноцветными камнями мостовой, когда Бальдвин только построил ее, но едва общество наудивлялось и стало прилично вернуться в парки, Адель сделала это с радостью.

У озера ей всегда было неспокойно. Конечно, просто так свалиться в воду невозможно, балюстрады сделали достаточно высокими, а от катаний на лодке всегда можно отказаться, объяснив, что тебе станет нехорошо. Вполне приличная причина даже для то и дело путешествующей леди: всем известно, маленькие суденышки качает куда сильней больших кораблей. И все же набережная раздражала. Близость соленой воды была постоянной угрозой, перед которой Адельхайд была бессильна. Сейчас, то ли с непривычки, то ли из-за того, что они шли на дело, это ощущалось еще острей.

— Там отличная пристройка, — рассказывал тем временем Гир, — войдем, как по лестнице. Решетка была очень симпатичной, но давно, сейчас Клаус птицами клянется, что без шума вынет ее, не успеем моргнуть.

Ада кивнула, одернула норовящий съехать выше необходимого корсаж. Нужно будет достать новое платье торговки, это ей все же мало. Посмотрела на друга, залюбовалась тем, как свободная рубашка лежит на жилистых плечах, и глубокий развязанный ворот открывает грудь. Все же ремесленная мода куда лучше господской — меняется медленно, берет у богачей все лучшее, неизменно удобна и так же неизменно красива.

Она редко сама влезала к женихам, их бывшим женам, торговым партнерам или бастардам. Хватало даже не Гирея, а его людей, чтобы без шума обшарить дом в поисках тайников и принести или рассказать обо всех находках. Но Аластер был магом и это многое меняло. Как когда-то Ада только вдвоем с Гиром преследовала своего учителя, продавшего банду страже, так и сейчас она должна была находиться рядом с ними.

Писательский дар плохо защищает от чужих талантов. Даже если договориться с десятком камушков и поддерживать их сознание, те не станут сказочными амулетами. Лучшее, что они могут — раскалиться, отвлекая от наведенной музыки. Но и это уже что-то, а кроме того, у Ады был один козырь. Плохонький, как засаленный туз шулера, но столь же действенный, если сработает.

Дом был похож на тот, где снимала комнаты Адельхайд — трехэтажный, каменный, с несколькими входами. Однако хозяину, похоже, показалось мало того, что он построил сразу, или по случаю достался еще клочок земли рядом, слишком маленький для самостоятельного строения: сбоку от дома к глухой противопожарной стене лепилось одноэтажное зданьице, словно высунутая из конуры собачья морда.

— Красавчик, правда? — умиленно вздохнул Гир. — Как специально для нас строили. Идем, все самое веселое сзади.

Как всегда, не обманул — с тыла к без того куцей пристройке примостили еще и совсем крохотные сараюшки, сделав дом похожим на медовую рогульку. Ада хмыкнула, переглянулась с другом.

— Жадность — зло, — сказали хором самым противным менторским тоном. Ада добавила: — Теряешь куда больше, чем приобретаешь.

— Сейчас мы местного домохозяина этому научим, — Гир вытер ладони о рубашку, подпрыгнул, хватаясь за верх крыши. Забрался, свистнул по-птичьи, к пристройке тут же подтянулись Краус и Фридхен. Вторая махнула рукой и отступила к улице, наблюдать вместе с детьми, первый подсадил Аду. Гир подал руку, помогая сойти на черепицу пристройки, вместе подобрались к окну. Клаус взялся за решетку.

— Далеко они ушли? — уточнила Ада.

— В “Рейнскую лозу”, не ближний свет. Циска с Окке присматривают. Если господа выйдут и направятся сюда, одна метнется к Фридхен, а вторая задержит. Юная цветочница, все богачи покупаются.

— Фриц не обычный богач, — новый жених заставлял ее тревожиться, даже не находясь рядом! Бесило до зубовного скрежета.

Гир улыбнулся, сжал руку.

— Все будет как надо.

Решетка в самом деле вынулась легко, Клаус положил ее на крышу. Гир договорился с крючком, скользнул внутрь первым. Придержал раму, помогая Аде залезть.

Темный дощатый пол, светлые стены с трафаретным рисунком кораблей. Мебель накрыта чехлами.

— Соседняя квартира?

Гир кивнул. К ним присоединился Клаус, изнутри приладив на место решетку и закрыв окно. Проскользнули на лестницу, затем в темную деревянную дверь, потеряв всего несколько мгновений на возню с замками. На четвереньках преодолели крохотный коридор, где за конторкой скучал, раскладывая пасьянс, не то секретарь, не то привратник Фрица, наугад выбрали левую дверь в торце. К счастью, петли были смазаны на совесть.

Ада выпрямилась со вздохом, потерла спину. Бросила взгляд на стол, кивнула довольно — перья с узором, таким только северные маги развлекаются, используя сочетания линий как личную подпись.

Теперь обыск. Любимая часть.

Времени было немного, так что прятать свой приход они не стали, от души переворачивая все вверх дном. Клаус заодно прихватывал ценные безделушки, нашли шкатулку с секретом под ворохом музыкальных эскизов, Гир взялся за нее. Ада, быстро обойдя комнату и разъяснив вещам, почему не следует отвечать ни на чьи вопросы, кроме ее собственных, проглядывала бумаги, которых оказалось приятно много.

Но не самого приятного содержания. Переписка с Фрицем тут была, хоть и весьма небольшая и бесполезная, изобилие записок с авансами, вероятно, после вчерашнего приема, смятый черновик письма домой. Несколько исчерканных листов, в которых угадывались наметки торгового контракта. Заверенная доверенность о представлении интересов семьи Макгауэр в торговых делах, однако с весьма ограниченными полномочиями. Еще несколько писем из дома, настолько вычурных и одновременно пустых, что Ада, прорвавшись сквозь словесные па, и убедившись, что ничего полезного не найдет, сердито разорвала бумаги в клочья.

— Клаус, еще письма есть?

Тот кивнул, протянул стопку, только что извлеченную из походного сундучка. Адель очень надеялась, что в них наконец будет что-то более интересное. Развернула первое.

— Нет уж, благодарю покорно, сегодня я предпочту выспаться!

Бесшумно открылась дверь: плечи в голубом камзоле вполоборота, светлые рыжие кудри. Удивленные глаза. Взлетевшее перо...

И падение.

Ада тяжело дышала, вздрагивала рука, только что написавшая самую стремительную в ее жизни миниатюру. Она успела.

Гирей подхватил падающего мага, Клаус быстро прикрыл дверь. Все замерли, прислушиваясь.

“Ну? Что ты от меня хочешь?”

Ада беззвучно рассмеялась. Голос у камзола был усталым, с характерными для севера мягкими шипящими, каких в речи самого триверца не было.

— Оставайся жестким и сжатым, пока я не прикажу иного.

Фриц их не услышал. Это хорошо, но яростно сверкающие глаза Аластера ясно давали понять — он вряд ли пойдет на мирные переговоры. Только впившийся в горло воротник мешал ему закричать.

Что ж. Пора вынимать туза.

— Второе перо, — потребовала, не отрывая взгляда от мага. Гир выдернул длинное, покрытое золотом перо из чужой фляги, передал Клаусу, тот — Аде.

Мастерское. Такое дают за первый подлинный шедевр всем, в любом краю, достаточно прийти в монастырь с двумя магами, которые подтвердят уровень творения.

У нее такого не было. Никогда не будет.

Ада переложила свое перо в левую руку, удерживая связь с камзолом, взяла это. Быстро вывела давно задуманный сонет, но линия капель оказалась неплотной, и после точки осыпалась на пол.

Этого она и опасалась. Вложение идеи, измененная память — сложная магия. Едва развитого поэтического дара мало, чтобы воплотить подобное творение. Однако был еще один вариант.

Горло першило, стоило сначала выпить воды, но так же стоило поторопиться. Ада сощурилась на лежащего мага.

— Красив, умен, изящен? Как модный танец пуст! В чужом костюме, всем послушен, идет туда, куда ведут.

Это не было эпиграммой, конечно. В другое время Ада постеснялась бы даже записывать такое убожество. Однако у мира был плохой вкус.

Лицо триверца обмякло, взгляд остановился. Ада ослабила давление камзола — постепенно, кто знает, не притворяется ли маг. Но нет, он лежал спокойно, только пальцы вздрагивали.

— Сядь, — приказала на пробу. Все внутри замирало, не верило и торжествовало одновременно — получилось! Теперь она может приказывать не только вещам. Долгие годы тренировок, тысячи написанных стихов разной паршивости, и вот. Победа.

— Забудь все, что видел, слышал и ощущал с тех пор, как открыл эту дверь, и не запоминай ничего, пока не увидишь Фрица, — велела. Подождала несколько мгновений, усмехнулась — он же не скажет ей, что сделал, ну конечно. Добавила: — Ответь, выполнен ли прошлый приказ.

У него покраснело лицо. Почему? И он молчал. Что она упустила?

Снова дернулись пальцы под кружевом манжета. Ада шагнула ближе…

Гир сбил ее с ног, метнулся к магу Клаус, но крохотное белое перо уже сделало свой росчерк. Взмахнул нарисованный меч — художник?! — рассекая надвое большое тело, взвыл Гирей. Ада вывернулась из-под него, торопливо записывая миниатюру, но в глазах потемнело на середине, перо чуть не выпало из рук.

Она ничего не могла. Клауса больше не было, рубашка Гира на спине стремительно пропитывалась кровью, а маг…

Лежал неподвижно. Глаза закатились, блестя белками, изо рта выступила пена. Ада осторожно шагнула вперед, заскользила на крови. Что случилось? Как она…

Словно в вихре закружились письма, с грохотом рухнул шкаф. Ада попятилась. Что происходит?

— Аластер?

Голос из-за стены. Как сбежать?!

— Шкатулку… возьми. И в окно, — Гир попытался встать, она помогла. Окно выходило на фасад и здесь правда не было решеток, но увидят же все! Хотя хуже уже не будет. Ада дернула крючок, раму. Снаружи был карниз в пару стоп, даже Гир, едва держащийся на ногах, с такого не упадет.

Холодный озерный ветер взметнул юбки, но главное — помог прижаться к стене. Шаг, еще шаг, подмышкой шкатулка, во второй руке ладонь друга, липкая от крови. Окно знакомой пустой квартиры Ада попросту выбила, влезла внутрь, втащила полубессознательного Гира.

Не та комната! Пришлось пробежать через несколько, прежде чем она нашла нужную. Ногой вытолкнула из расшатанных пазов решетку, вытолкнула Гира, вылезла сама. Поскользнулась на черепице, упала, но не покатилась, а поехала ногами вниз. Свалилась с края в обнимку с другом. Щиколотка вспыхнула болью, Ада взвыла, но остановиться и не подумала. Похромала переулками, Гир висел на ней кулем. Тяжело поднял голову, посвистел знакомой птичьей трелью.

Никто не отозвался.

***

магреспублика Илата, город Илата15 Петуха 606 года Соленого озера

Мостовая уходила из-под ног, Кит расставил руки, чтобы удержать равновесие и хихикал, представляя себя канатоходцем. К горлу подкатывало, но он упрямо сглатывал, не давая паршивой браге сбежать из желудка. Зато крепкая!

Полуденные солнца слепили, словно через глаза желая выжечь мозг. Тому давно следовало вытечь из этой дурной башки, но почему-то до сих пор не нашлось желающего раскроить череп Киту О’Кифу. А было бы отлично. Никогда никакого похмелья, никогда вообще ничего. Сам он вечно не доводит все до конца. Допиться до смерти — это какой-то слишком долгий план, уже на столько лет растянулся.

От него шарахались. Кит фиксировал краем рассудка, помахал рукой какой-то дамочке, попытался подхватить за локоть вторую.

— А ну отстань!

Крепкий удар заставил сесть на мостовую — со второй руки у дамочки уже был кавалер. Кит бы с удовольствием еще и разлегся прямо здесь, но какой-то кучер, не желая топтать его козами, ругаясь, слез с повозки, отволок не стоящего на ногах господина к стене.

И даже кошелек не забрал. Ну до чего честные люди пошли, а, даже пьяницу не оберут!

Кажется, он сказал это вслух, выкрикнул на всю улицу. Прохожие отодвинулись еще на шаг, огибая Кита по дуге.

— Эй, — наметанный взгляд выцепил в толпе трактирного служку, — эй, пацан! Лови! Чего-нибудь крепкого!

Монету он кинул хреновей некуда, но мальчишка ухитрился поймать. Затерялся в толчее. Интересно, вернется?

На дне бутылки оставалась еще крепленая брага, но Кит подозревал, что если сделает хоть глоток, она вся выйдет наружу. Стоит ли рисковать?

А почему нет, в конце концов!

Сначала мутная желтая дрянь отлично пилась, но последние капли пошли не в то горло. Кит закашлялся, сгибаясь пополам, выронил бутылку, едва отдышался. Вот была бы отличная смерть — захлебнулся дрянной брагой! Достойная господина О’Киф.

Отчего-то на глаза навернулись слезы. Кит сидел, привалившись к стене, плакал, вытирая текущий нос рукавом. Всем жаль руки о него марать, да? Роксану — точно жаль.

— Ненавижу! — выкрикнул, опять, кажется, кого-то напугав. Подкатило к горлу и Кит не удержал рвоту, едва наклониться успел, чтобы не заблевать собственную грудь.

— А ну кыш отсюда! — кажется, жителей дома блюющий под окнами мужик уже не устраивал. На голову выплеснулись помои, судя по запаху, кухонные, даже не особо противные. Жаль, для ночных горшков не время.

Кит с трудом встал, утерся. Побрел в сторону дома.

Мария расстроится. Ничего не скажет, потому что очень хорошая, Кит такую не заслужил, но расстроится. Он ее все время расстраивает. И разочаровывает — вообще всех.

От него шарахались, морщились, косились. Ну да. Господин О’Киф как всегда. Все готовятся к Совету, будь он неладен, а О’Киф опять пьяный. И это решает, как будет жить Илата? Пусть на одну двадцатую, но решает?!

Споткнулся, полетел на мостовую, даже руки не подставив. Поднялся не скоро — тут кончалась улица и повозок было мало, а оставшиеся предпочитали объехать пьяницу, чем прикасаться к нему. Свернул к задней двери по привычке, вспомнил неожиданно ярко — его здесь избили сколько, месяц назад? Хорошо так. Болело потом все, и на губе до сих пор след остался. Может, вообще никогда не заживет.

Умный парень тогда сразу срезал с Кита пояс с пером, отпихнул подальше, и принялся за дело. Почему-то здорово запомнился образ на фоне сумерек — невысокий рост, узкие, почти девичьи плечи, общая худощавость. Темные волосы обрезаны совсем коротко, узкий подбородок с маленький ямкой, словно его слепили из глины и оставили отпечаток пальца, орлиный нос. Он был немного похож на Роксана — если бы Роксан был больше человеком, чем статуей.

Был. Как там Обри говорила, Сид? Теперь он мертв. Потому что какой-то мудак натравил на трущобы безумцев. Потому что кто-то продал им что-то. И Кит с этим ничего не сделает. Ничегошеньки! Потому что этой девчонке что-то оказалось не так. Ну ладно, его избили, но грабить шефа-то на кой было?! И сейчас тоже, устроила.

— Господин? Ох…

Знакомый голос, знакомые шаги. Кит закрыл глаза.

Перед Марией ему всегда было ужасно стыдно.

***

там же

Выбор между вернуться домой и переодеться или работать в одежде с чужого плеча Роксан решил просто — отправился к О’Руркам. Начальника не было в стране, однако людей Хорея здесь принимали всегда, и один из наследников был дома, чтобы оправдать чей угодно визит.

На этот раз решка выпала Сэмюэлю.

— О, Рок! Все-таки добыл себе задание в городе?

— Да, — он прошел через комнату сразу в гардеробную.

— И как всегда больше ни слова не скажешь, пока не закончишь, — засмеялся коллега, не вставая с дивана. — Ох сушь! Раньше вы же с Лизой работали и рассказывала она! Кстати, куда ты напарницу дел? Все-таки сожрал?

Роксан промолчал. Вообще-то правила о неразглашении распространялись и на коллег. Однако почему-то никто, кроме него и иногда Лизы, их не соблюдал.

— Ты был у Фэй дома недавно? — спросил, переодеваясь. — Или Томас?

— У кого, у леди О’Герман? Нет, на кой? Она все равно с побережья только к самому совету приедет. А что?

Роксан застегнул последнюю пуговицу, свернул чужой костюм. Вернулся в маленькую гостиную.

— Это надо будет передать людям Ямба.

— Ну брось в гардеробной. Так что там с Фэй? Она что, замыслила сделать Илату королевством с собой во главе?

— У тебя есть основания для таких подозрений?

Сэмюэль закрыл лицо руками. Спросил уныло:

— Без Лизы с тобой вообще невозможно общаться, да?

— Могу задать тебе тот же вопрос.

— Ну тебя к птицам! Если пойдешь в “Пять даров” или еще где встретишь наших, скажи, я тут помираю от скуки.

Кивнуть было проще, чем отвечать и продолжать разговор.

Роксану всегда было странно в доме начальника. Вместе с напарницей терпимей — она говорила за двоих, от него требовалось только поправлять детали или, когда кто-то из коллег рассказывал об очередном еще не завершенном задании, думать вместе со всеми. Одному и со своим лицом — очень неудобно. Казалось, здесь игнорируют, каков он, и где другие соблюдали дистанцию, не стремясь сближаться с молодым, но высокомерным не хуже старшего О’Тулом, люди Хорея норовили обнять, толкнуть в плечо, пошутить или поговорить по душам.

Лиза, когда их только поставили в напарники, объясняла, что его просто считают своим и хотят помочь. Он не желал помощи, предпочитая справляться со всем сам, и тем более не искал дружбы.

Поэтому сейчас, наконец работая в одиночестве, не понимал, отчего постоянно тянет оглянуться. Вероятно, дело было в привычке.

Он знал про старую О’Хили не больше других. Поэтесса, специализирующаяся на романсах, она однако не вышла замуж после смерти супруга. Кем он был, что леди, урожденная О’Хили, так О’Хили и осталась, Роксан не знал. Были ли у них дети, не знал тоже, но если и были, то, очевидно, давно умерли. Жила пожилая леди не в прямоугольнике каналов, а на Крыльях, что говорило о ее достатке даже верней, чем положение в совете — дальнее кресло от главы, напротив О’Киф. Роксан обычно стоял намного ближе к госпоже Даре. Не сидел — Сагерт О’Тул редко пропускал сборы Совета, и кресло рода занимал он.

К счастью, где стоят дома всех магических семей, Роксан знал. Обойти дворец вдоль ограды, свернуть к западу по засыпанной мелким камнем дороге. За парком и заброшенным, осыпающимся от старости домом был разбит ухоженный сад, небольшой двухэтажный особняк в давно неподновлявшейся розовой краске смотрелся сильно поношенным дамским платьем, к которому швеи-слуги пришивали новую латку.

Вернее, вешали на петли дверь. Роксан толкнул калитку, подошел к крыльцу.

— Здравствуйте, господин, — слуга не намного моложе хозяйки держал дверь, пока служанка пыталась вставить петли. — Простите…

Он подождал, пока они закончат.

— Госпожа О’Хили дома?

— Конечно, где ж ей быть. Наверху. Желаете мятного настоя?

— Спасибо, нет.

Лестница скрипела под ногами, лучше любой охраны сообщая о посторонних.

— Эйлин, это ты? — раздалось из-за первой двери. Роксан постучал, представился:

— Роксан О’Тул, насчет ограбления.

Дождался разрешения войти. Комната была маленькой и темной, скорее будуар, чем кабинет или гостиная. И запахи такие же, роза и лаванда. Много лаванды, словно весь дом был шкафом с убранной до лучших времен одеждой.

Старушка в кресле казалась деталью обстановки, в черном платье и чепце на седых волосах. Отвечала, однако, живо, по-девичьи заламывая руки.

— Как хорошо, что я крепко сплю! А если бы я их услышала? Окликнула или сама вышла? Страшно представить!

— Что они украли?

— Ничего не взяли, нет, — неожиданно ответила она. — Да у меня и нечего.

— Из кухни? — уточнил Роксан.

— Совсем нечего, не муку же им воровать, да и той мало, — старушка покачала головой. Объяснила: — Врач запретил мне мясо и специи, да и денег не много. Как этим бандитам не стыдно было, забираться в дом к пожилой леди!

— Это свойство бандитов, отсутствие стыда. Где они были, вы знаете?

— Конечно! Грязи нанесли повсюду, ужас, бедная Эйлин весь день оттирала. Даже наверх ходили, в детские комнаты.

Госпожа вздохнула и замолчала. Роксан уточнил:

— В детские?

— Да. У меня есть дети, Беатрис и Эдуард. Они давно уехали, но обязательно однажды вернутся.

— Я могу увидеть их комнаты?

Она зачем-то потерла ногти, взяла платок со столика рядом, положила обратно. Роксан ждал ответа.

— Из-за ограбления… Хорошо. Да, вы можете. Я покажу.

Подал руку, давая леди О’Хили опору, проводил ее по коридору. Ключ старушка сняла с шеи, Роксан тут же уточнил:

— У слуг есть дубликаты?

— Конечно, Эйлин вытирает пыль. Все должно быть готово, когда они вернутся.

Из открытой двери дохнуло лавандой, Роксан шагнул вперед, осмотрелся. Узкая кровать накрыта кружевным покрывалом, на столе бумаги, перья с личным узором, фляга. На стене в рамочке лист с поэзией, поверх — золотое перо. Шаль на спинке стула. Казалось, хозяйка только что вышла и действительно может вернуться в любой момент.

Отчего-то стало холодно, Роксан передернул плечами.

— Они что-то повредили в обстановке?

— Нет, нет, что вы. Я бы такого не пережила, — просто ответила старушка. — Вторую комнату тоже надо показывать?

— Да, пожалуйста.

Она была похожа, только вместо шали висела куртка, старый меч на стене и…

— Ваш сын был болен? — Роксан наклонился над костылями, изучая их.

— Да, — у нее был фальшивый голос. — Ему было тяжело двигаться. И говорить. Магия ему удавалась, я была уверена, что он справится с шедевром, но это было так… Необдуманно, что я старалась не давать ему перья. Но Беатрис с ним как раз отправились искать лекарство. Они обязательно вернутся, как только его найдут.

— Понятно. Спасибо, госпожа О’Хили, это все, что я должен был узнать.

Он церемонно поклонился, поцеловал воздух над ее кистью. Хотел уйти, но она задержала руку в сухих трясущихся пальцах.

— Я так рада, что вы пришли. Если вас не затруднит, вы не могли бы приходить еще? Раньше ко мне маленькая О’Фаррен заглядывала, но неделю назад она уехала...

— Куда? — “Маленьких” О’Фаррен Роксан знал ровно двух, Агнес и Кейт, и мог поклясться своими масками, что в городе ни одна из них не появлялась как минимум полгода.

— К жениху. Вы же знаете, наверное, бедный Кеннет всегда был болезненным мальчиком, а после последней засухи...

— И Агнес покидала его постель, чтобы приехать в город? Когда?

— Месяц назад, — растерянно ответила старушка. — Она сказала, ему стало лучше, и она решила немного побыть одна. Не осуждайте бедную девочку, я понимаю, она, наверное, скрывалась от общества. Но с тяжелобольными сложно находиться долго, тем более когда это лишь назначенный родителями жених.

— Она обожает его больше жизни, — отрезал Роксан. Нет, нет и еще раз нет! Он ходил мимо дома О’Фаррен каждый день, он был уверен, что никто не приезжал, слуги только неделю назад начали готовиться к возвращению хозяев из загородного поместья.

Как раз, когда исчезла фальшивая Агнес.

— Я тоже обожала Эдуарда больше жизни, — тихо ответила старушка. Руки ее упали бессильно. — Но когда Беатрис захотела уехать с ним в поисках лекарства, отпустила обоих. Я не должна была. Что они не вернулись — моя вина.

— Чушь.

Его не слушали, и он предпочел уйти. На кухне Эйлин посмотрела на него искоса, заваривая травы. Садовник заступил путь.

— Простите, э. Вы б не приходили больше? Госпожа расстроилась.

Роксан отодвинул старика в сторону. Вышел на Крылья, размашисто дошагал до реки. Казалось, запах лаванды въелся в одежду и теперь преследовал его.

Можно помнить и действовать при этом. Можно помнить, не надеясь и не сожалея.

Верно?

***

Южная Империя, подземелья15-16? Петуха 606 года Соленого озера

Он снова шел первым. Тело двигалось, как руки ткачихи, выполняя привычную работу, шаг за шагом, размеренно стучала трость. Разум же словно застыл там, рядом с чужой кровью и срезанным с пояса мечом. Рядом с пустотой, которая оказалась способна применять магию. Способна убить.

Знать подобное Отектей не хотел. Это явно было не то, что можно помнить, если не обсуждаешь и не используешь. Если шестой дар настолько скрыт, что, судя по словам офицера в казармах, даже говорить о нем не позволено, то людям, которые не только знают о его существовании, но и видели его проявления, не позволят жить.

Эш этого, похоже, не понимала. Шла за спиной, тихонько насвистывая, иногда замечала что-то на барельефах, восклицала:

— Какие красивые животные!

Или:

— Кажется, они тут поссорились, жалко!

Она была похожа на перо, которое кружит ветер, словно то, что спутники знали ее тайну, должно было сблизить их. Молчание в ответ ее не смущало.

Отектея сейчас не интересовали тайны подземелий. Он только надеялся, что Сикис знает, что делать дальше.

Когда он в последний раз был настолько растерян, не способен думать и что-то решать? Когда пришла Сугар и сказала, что Церен бежала, а он должен догнать ее?

Нет. Тогда все было просто, во многом привычно. Берешь бурдюк и плащ, получаешь даже не гвардейский приказ, а бумагу с печатью магнадзора, переправляешься через реку и идешь по следам. То, кем была его цель, усложняло задачу, но не меняло сути. А вот так, когда страшно идти и ты можешь только надеяться, что впереди будет что-то, кроме смерти…

Пожалуй, так было, когда кончилась война и в приграничное селение пришли слухи о казни всех затеявших переворот магов вместе с их семьями. Тогда говорили, спасутся только бездарные. Калека, бывший солдат, которому отрезало ноги, брызгал слюной, крича, что всех проверят и за малейшее подозрение убьют. Отектей в ответ спокойно напоминал, что на стороне Императора маги тоже были, и победил он благодаря цергийским големам.

Сколько ему было, пятнадцать? Нет, уже минули дни соловья и стало шестнадцать.

О Цитадели сообщили только через полгода.

Нельзя задумываться надолго, спорить сейчас не с кем. Только следовать приказам, выполнить задание и вернуться в те стены, которые когда-то посчитал приемлемой платой за знания и безопасность. Надеяться, что ему позволят вернуться, а не убьют. Что Сикис найдет способ отчитаться обо всем, не упоминая Эш. Что девочка, выйдя обратно на поверхность, будет скрывать дар так же хорошо, как делала прежде. Что никто не заподозрит умолчания в их словах.

А сейчас — следить за дорогой.

Коридор впереди словно залили тьмой, вероятно, он выходил в большой зал. Отектей подошел к проему, выглянул осторожно. Похоже, подземелья выходили в естественную пещеру — или, возможно, частично обрушились. Судя по перепаду пола, скорее второе — пришлось подниматься достаточно высоко, что было странно. Отектею казалось, коридор шел ровно и пролегал почти у поверхности, но на таком расстоянии даже минимальный уклон мог привести их глубоко под землю.

С потолка изредка капало, стен видно не было. Отектей нарисовал еще один огонек, послал облететь пещеру. Впереди нашелся проем коридора, однако следовало убедиться, что никто не притаился в темноте.

Когда огонек сначала отразился в чем-то, а потом исчез, Отектей даже не удивился. Разве что тому, что не испытал страха перед тем, что ждало его. Пошел вперед, опережая приказ, и замер только услышав змеиный шелест чешуи. Странно, ему казалось, эти твари предпочитают тепло. И где она? Под ногами был только камень, и стена, которой Отектей почти коснулся…

Гладкая, с рисунком чешуек.

Он прошел вдоль нее. Добрался до того, что можно было принять за выпуклое зеркало размером с человеческую голову. Подумал отстраненно — похоже, это глаз. Отвел огонек дальше, чтобы не раздражать существо.

Зеркало закрылось мутной пленкой, вздох почти оглушил, порыв ветра отразился от стены и взметнул полы халатов.

— Ух ты, какой большой! — воскликнула позади Эш. Отектей надеялся, что если чудовище заинтересуется ими, окажется, что с гигантскими змеями певчие разбираются так же ловко, как с разрывами.

***

там же

Он был очень красивым! Серая чешуя блестела, как поверхность воды на солнце. Эш обежала змея целиком — хорошо, что Отектей привязал один свой огонек к ней, сразу все было видно, — погладила прохладную шкуру.

— Это голем, — сказал сзади Сикис. — Таких змей не бывает. Его поставили здесь стеречь проход?

— И вовсе он не голем, — обиделась Эш. — Он же дышит! Он живой.

Подбежала к голове, прикоснулась лбом к чешуе.

Или Сикис прав? Змей же здесь ничего не ест. Не прохожих же, иначе тут бы не ходили! И не пьет. Но он все равно живой!

живой

Она отступила на шаг, сжала руки перед грудью.

— Нет, так не может быть.

— Что? — Сикис и Отектей тут же оказались рядом. Кажется, они собирались защищать ее. Эш улыбнулась, помотала головой.

— Просто он немножко неправильно живой, — подошла снова к Змею, погладила. Сказала совсем тихо, только для него: — Тебе же тут грустно. Ты один, тебе тесно, ты ничего не видишь и ничего не делаешь. Только впитываешь воду, которая сочится сквозь камни и спишь, потому что больше ни на что нет сил. Зачем? Может, тебе помочь?

Он, оказывается, не шипел, а рычал, как собака. Поднялась губа, обнажая клык, большой, с локоть.

— Эш, беги!

Она только снова погладила серую чешую.

— Извини. Это каждый сам должен решать, ты прав. Спокойного сна.

Вернулась к спутникам, отступившим к проему коридора.

— Он успокоился? — недоверчиво спросил Сикис.

— Да. Он просто тут спит, это его нора. Ему не важно, что мы рядом ходим, он просто хочет здесь быть. Жить.

Оглянулась в темноту, где лежало несчастное существо. Прикусила губу.

Она могла бы ему спеть. Он бы даже не рассердился и никому не навредил. Но это было бы нечестно. Если обычно она успокаивала, пела колыбельные разрывам, Змея она бы убила. А это было совсем не правильно.

Может, ему сняться хорошие сны? Она очень хотела на это надеяться.

Загрузка...