Вода и Перо. Все пути

Глава 4

Южная Империя, город Пэвэти14 Петуха 606 года Соленого озера

Сквозь маленькие окна каменного барака тек свет. Эш лежала на верхнем ярусе железной кровати и смаргивала слезы. Оказывается, иногда так сложно не плакать. Она уже это знала, поняла за прошлую неделю, но все равно часто накатывало, словно в первый раз.

Ей нравилась Пэвэти, город с женским именем. Она была большой, недоверчивой и пестрой, словно дикая птица, которую трудно приручить, но которая умеет распознавать ласку, и отвечает взаимностью тому, кто протягивает руки с миром. Но эта птица склевала сердце Эш, и теперь любовь причиняла боль.

“Империю сложно любить”, говорил он. Она тогда не понимала. Она, наверное, не понимала и сейчас — любовь ведь не баранья туша, которую трудно взвалить на плечи. Просто оказалось, что иногда любить — все равно что зашивать собственную рану.

Звонко протрубил рог, разом сели на койках гвардейцы. Эш свесилась со своей — Отектей тоже встал под этот звук, хотя, кажется, даже не открыл глаза.

— Доброе утро!

Маг кивнул, потер лицо, словно все еще пытаясь проснуться. Или не мог поверить, что барак ему не снится? В Цитадели Эш показалось, что ему очень нужна эта работа, и вчера он смотрел на мир вокруг, на город, на этот дом так, словно вспоминал очень важный, но почти забытый сон. Хорошо, что у них получилось уговорить Сикиса.

Тот спал напротив, и уже завязывал кушак.

— Одевайтесь, — поторопил. Он все время казался сердитым, словно ему в сапог попала колючка, но вытряхнуть ее не получалось. — Сейчас все, кто без срочных заданий, отправятся завтракать, надо отследить нашего наблюдателя.

— А как мы его узнаем? — переспросила Эш, спрыгивая на пол.

Сикис фыркнул, лицо у Отектея стало такое, словно Эш была его ученицей, которая не смогла ответить совсем простой урок — даже не разочарованным, а недоверчивым.

— Ему будет больно двигаться, — серьезно сказал он. — Могут быть видны свежие перевязки.

Ну да, они же вчера говорили, что того, кто следил за Текамсехом, должны были допрашивать. Эш знала, что случается с людьми после допросов гвардии. Но ведь он же был для них своим, этот наблюдатель! Неужели одного из своих они тоже ранили бы?

Один взгляд вокруг отвечал — да. Здесь боялись просто поверить, а единственная проверка, которую знали, была проверкой болью.

Эш отвернулась, поправляя перышки слишком большой куртки и вытирая глаза. Лучше бы гвардии не было! Всех этих правил, и недоверия, и страданий. Если бы ее не было, Эш бы до сих пор не знала, что любить бывает так мучительно.

Если бы гвардии не было, Эш бы не думала, что эта боль внутри нее может называться ненавистью.

Она старалась не думать и сейчас. Лучше просто поправить одежду, завязать пояс поверх, пробежать к дверям.

— Я готова! А куда идти?

Гвардейский трактир был совсем такой же, как любой другой, только люди в нем сидели все в перьях. Как будто шатер охотничьих птиц, и трактирщик сейчас даст им всем свежих мышек.

Дали и правда почти что мышек — крыс, фаршированных крупой. Эш ела, старательно глядя по сторонам. Гвардейцы собирались группами, обычно вокруг кого-то с синим поясом. Некоторые смеялись, обменивались историями, другие сидели серьезные, почти соприкасаясь головами — наверное, обсуждали дела. Несколько одиночек быстро проглотили завтрак и ушли, другие не спешили. Эш встретилась взглядом с кудрявой женщиной с глубокими морщинами по сторонам рта, улыбнулась ей. Гвардеец отвечать на улыбку не стала, изучила всю их маленькую команду внимательно.

Эш толкнула локтем Сикиса.

— Посмотри, та женщина с полной тарелкой. Кто она?

— Внутренняя проверка, — буркнул он тихо. — Не обращай внимания.

Отектей указал крысиной костью:

— Тот человек сидит слишком прямо и оглядывался сейчас только за счет шеи. Еще у двоих повреждены плечи, но давно. Та женщина хромает, травма недавняя, но вряд ли в результате допроса.

Сикис кивнул, ушел к стойке и, подхватив кувшин молока, подсел к гвардейцу с больной спиной.

— Его выпороли? — Наверное, ей не хотелось знать, но почему-то было нужно. Словно такие вещи позволяли лучше видеть. Нельзя ведь любить зажмурившись.

— Возможно, но не обязательно, — равнодушно ответил Отектей. — Есть не один способ привести к подобному состоянию.

Но открыв глаза иногда любить невозможно вовсе. Эш проглотила остаток каши, осторожно взяла кружку с молоком и тоже подсела к Сикису и незнакомому гвардейцу.

Оказывается, про проваленные задания и правда рассказывали. Эш слушала не очень внимательно, больше смотрела. Пыталась понять, как этот человек, которому, теперь она видела, было больно даже дышать, мог улыбаться. Он ведь не изображал улыбку, он весь был одна сплошная искренность, как звучащая струна чаранга, веселый, насмешничающий над своим провалом.

“Он счастлив, что жив. Чего еще ему желать?”

Уже неделю, когда Эш не могла что-то понять, когда не получалось во что-то поверить, ей казалось, что она слышит знакомый голос. Здесь, сейчас, когда она вместе с гвардейцами искала Текамсеха, это было еще больней.

— В общем, меня и за то, что не уследил, и за то, что оставил пост по головке не погладили, — подытожил гвардеец, опрокидывая кружку. — А вы его теперь ищете? Помогай вам птицы, что ли.

— Спасибо, — хмыкнул Сикис. — Ты давно с ним работал? С чего вообще слежка, да еще со стороны, у него же группа была?

— Ну знаешь, мне не докладывались, с чего. Я облажался как раз потому, что недавно. Да и жив, небось, потому же — всем понятно, что в начале слежки сложней, еще всех привычек не узнал. Сегодня пятый день был бы. Я там порог синенькой посыпал, не перепрыгнуть, так что смотрите — если следов нет, из дома он не выходил.

— А какая у него последняя работа была?

— Обычная вроде — имперец, которого подземники завербовали. Но тут я подробностей не узнавал, сам понимаешь.

— Понимаю, — кивнул Сикис. Встал из-за стола, кивнул. — Да славится Император!

— Да славится Император!

Теперь, наверное, они пойдут к дому Текамсеха, или выяснять про его последнее задание. Эш обернулась на ходу, чуть не столкнувшись с кем-то смутно знакомым. Жалко, что она даже имени раненого наблюдателя не спросила. Но это было не самым важным, главное запомнить лицо, очень-очень хорошо запомнить. Дернула Сикиса за рукав:

— Здесь отхожее место есть?

Он махнул рукой:

— С обратной стороны барака.

Нужно было сделать все быстро. Спряталась за одну из каменных загородок, похожих на стойла для коз, вжалась в угол, поднесла ладони чашечкой к губам. Представила наблюдателя и слова пришли сами, осталось только придержать их, сделать немножко слабей, медленней — чтобы не удивились, не поняли, не стали искать.

Он бы сказал — Эш, зачем? Не надо рисковать ради одного человека!

Но ей было надо. Очень надо.

***

республика Магерия, город Варна13 Петуха 606 года Соленого озера

“Пшеничный мост” был из тех заведений, которые должны нравиться дожам, и поэтому совершенно не нравились Адельхайд. Беленые стены с росписью и резная деревянная посуда так старались удивить, а вместо этого Ада прикидывала, сколько денег на них ушло, и на что можно было бы их потратить. Конечно, представительская функция очень важна, но вкладываться всерьез в мишуру — увольте. В трактире в первую очередь должны хорошо кормить. Золоченая табличка этого, увы, не гарантирует.

— Леди Зальцман! Очень рад.

Жених, на удивление, сидел в общем зале, даже без ширм. Встал навстречу, сам отодвинул стул.

— Не ждал, что вы приедете так быстро, — он был довольно высок, что Адель согласна была записать в плюсы, но неприятно смазлив. Так могут выглядеть безусые мальчишки, но не дож, которому давно перевалило за сорок. — Надеюсь, вам не неприятна эта беседа. Мне показалось, Герхард пытался намекнуть в ответном письме, что я зря предложил вам встретиться до официальной помолвки…

— Нет, что вы, Фриц, — она села с милой улыбкой. Тут же задержала его руку, спросила с нежной озабоченностью: — Вы ведь не против, если я буду звать вас по имени? Брат желает назначить свадьбу через месяц, так что следует привыкать уже сейчас…

— Да-да, конечно! Правда, я должен буду уехать в Гарн вскоре, но уверен, мы сможем провести церемонию, когда вы пожелаете, — он выглядел немного ошарашенным. Адель мысленно поздравила себя с первым этапом переговоров и тут же отругала. Если перегнуть, Фриц сбежит уже сегодня, а этого допустить нельзя. Он решил к ней посвататься, не смутившись историями пяти прошлых женихов. Из-за него она испугалась. Значит, она перетряхнет все его шкафы и вытащит наружу всех скелетов.

— Я слышал, вы женщина деловая, — начал тем временем Фриц, — и предпочтете сразу обсудить некоторые детали, так сказать, материального характера. Все верно?

— Если вам удобно, — Адель постаралась улыбнуться мило, а не щучьим оскалом.

— Все, как пожелает невеста, — интересно, он догадывался, что галантный поклон сидя выглядит весьма глупо? — Я — единственный законный наследник своего отца. Бастардов у него не было, по крайней мере, упомянутых в каких-либо бумагах или знакомых мне лично. Две сестры моего отца удачно вышли замуж, одна скончалась три года назад, вторая все еще матриарх Эберхартов. Я прежде женат не был, слишком был занят своей землей. Редкие связи случались, не скрою, но без последствий. Детей у меня нет, могу хоть на Птичьей книге поклясться.

— Вы лично пили чревотравку? — изобразила заинтересованное восхищение Адель, совершенно не ожидая положительного ответа. Мужчины этим не занимаются, предпочитая пичкать ядовитым настоем подруг.

— Да, конечно, — спокойно кивнул Фриц. — Так было честно, ведь именно я был заинтересован в отсутствии детей. Но не беспокойтесь, наш семейный знахарь убежден, что это не повлияло на, так сказать, теоретическую возможность.

Ей неожиданно захотелось пить, Адель жестом подозвала подавальщика. Ножку заричанского бокала обвивала змея, золотистый сидр пускал ленивые пузырьки.

— Вы необыкновенно предусмотрительны, — наконец сказала Адель, сделав глоток.

— Благодарю, — еще один глупейший поклон. — Как я сказал, я долгое время занимался своей землей, даже до того, как унаследовал ее. Отец тяжело болел, сколько я его помню, однако отличался живым умом даже в последние годы, и дал мне немало советов. Как вы знаете, мне принадлежит участок гор, где невозможно вырастить пшеницу никакими средствами. Прежде там промышляли диких коз, затем выращивали домашних. Я заменил коз овцами и добавил к тому фруктовые сады. Сейчас доходы мои в десятки раз выше, чем пятнадцать лет назад, и в два-три раза выше, чем у соседей у подножия гор.

— Звучит потрясающе! Жаль, ваш отец не увидел столь удивительного обогащения.

— Увы, он застал лишь начало работ, — сдержанно отозвался Фриц. — Я очень благодарен ему, и, если вы будете не против, хотел бы назвать первого сына Николасом в его память. Однако я пойму, если вы предпочтете иное имя. Дети — земля матери.

Глоток сидра помог скрыть желание скрипнуть зубами, Адельхайд улыбнулась, вскинув брови в притворном восхищении. Жених однако не удовольствовался рассказом о себе, выспрашивая, чего Адель ждет от замужества, что думает о Магерии и о прекрасной Варне.

— Прекрасной? — искренне изумилась Адельхайд. — Мало кто ее так называет!

— Увы, и сильно ошибаются. Варна — не самый большой бриллиант в короне прибрежных городов Магерии, но и далеко не самый малый. Именно господин Варны первым заключил договор о поставке стекла, которое вы держите в руках, вы знали? Оно родом из крошечного селения в глубинах Княжеств, найти его, а после суметь привезти сюда — не малая работа.

Адельхайд спрятала гримасу. Она помогла привезти эти бокалы, спрятав контрабанду среди заозерных платьев, а Гир, умница, довел сплетню о бесценном стекле до нужных ушей. Бальдвин, господин Варны, к счастью, дураком не был, и вскоре город, недавно стоявший на грани разорения, сравнялся с соседями.

И если это ее работа, то почему сейчас она сидит в трактире, который ей не нравится, и слушает человека, который ее раздражает?

Увы, потому что ей повезло родиться в семье Зальцман. Древний род, многолетние устои, место женщины за мужем. Как бы умна Адельхайд ни была, если она пойдет против семьи, придется начинать все с нуля, без гроша в кармане, даже без имени. Нет, на это она не была готова.

— Значит, налоги с этого стекла платят городу?

— Увы, — Фриц скорбно поджал губы. — А Бальдвин, конечно, пользуется правом порта и передает Сотне лишь крохи. Я несколько раз предлагал возвести городских господ в ранг земельных дожей, но вы понимаете, для этого придется пересчитывать всю систему по доходам, а не по размеру надела. Все догадываются, к чему это приведет, и дружно голосуют против.

— Разве вы тогда не потеряли бы свое кресло? — заинтересовалась Адель.

— Сейчас нет, мой доход скорее позволил бы мне подняться по списку, получив не одну руку, а по меньшей мере три в голосовании. Но это не было основной целью, поверьте! Просто представьте, насколько богаче стала бы Магерия, Сотня смогла бы поддерживать в лучшем состоянии главные дороги, помогать растущим селам, давать ссуды на новые начинания. Посмотрите на Рейнарию! Они отделились от нас всего семьдесят лет назад, и какой скачок!

Политика оказалось любимой козочкой Фрица, он разливался соловьем, расписывая, насколько лучше практически любое управление относительно текущей Сотни, и насколько лучше может стать Сотня, если ее переделать.

— Надеюсь, мы скоро решим этот вопрос, — сказал веско под конец. Взглянул за окно и начал собираться. — Прошу прощения, второе солнце зашло, и меня ждут. Днем на корабле прибыл друг из Тривера, я оставил его отсыпаться, а сейчас обязан проводить по городу. Вы знаете, Варна ночами обворожительна, хоть и не безопасна. Дождей вашим землям.

— И вашим.

Адель проводила взглядом изящно обтянутую камзолом спину, неспешно допила сидр, ткнула вилкой в заказанную под разговор утиную грудку.

Фриц был до отвращения хорош. Честный, умный, расположенный к людям и с деловой хваткой одновременно. И это отнюдь не делало ничего лучше. Она не хотела за него, она скорее мечтала нашептать его камзолу вспыхнуть и пылать, пока тело под ним не превратиться в уголь! Ценный ресурс, между прочим, единственное, чего не хватало Магерии для полной самостоятельности и процветания.

На зубах хрустнула мелкая косточка.

Однако что он затевает с Сотней? И друг из Тривера, а север хоть и не зовется магическим королевством, но все знают, кто держит трон тамошней пожилой четы.

Значит, маг? А вскоре Фриц поедет в Гарн, где традиционно собирается Сотня. И отклоняет его прожекты. Но если рядом будет маг, особенно музыкант с подходящим шедевром… Тянет на план государственного переворота. Нужно только добыть доказательства. Переписка Фрица если есть, то наверняка у него в родовом особняке, а вот у мага что-нибудь может найтись.

***

магреспублика Илата, город Илата14 Петуха 606 года Соленого озера

Девчонка — птицы, Ямб что, рехнулся, такую малявку нанимать, ей же едва пятнадцать стукнуло! — споткнулась на пороге, чуть не полетела носом на мостовую. Эдвард успел поймать за шкирку, как котенка, выровнял.

— Хэй, осторожней!

Обри вырвалась, оправила серое залатанное платьице, убрала за ухо прядь кудрявых, обрезанных по подбородок волос. Буркнула:

— Спасибо, — так, словно великое одолжение ему делала. Эдвард только фыркнул в ответ, оглядел улицу. Людей здесь хватало, даже слишком — сбор Совета скоро, все дома на ушах стоят. Вот и ладно, проще будет затеряться в толпе.

— Ну что, пошли по порядку? О’Флаэрти первые в списке.

Монах согласно кивнул, птица у него на голове распахнула крылья, удерживая равновесие. Н-да, с затеряться в толпе Эдвард погорячился. На такое чучело пялится будут даже с того края канала.

— Хэй, Ястреб. Может, птичка твоя подождет где, а?

Смотреть, как он медленно поворачивает голову-гнездо было по-своему занятно. Тут еще Обри подкинула забот:

— Домов три, нас четверо. Мы к О’Германам, вы к О’Флаэрти.

Эдвард с сомнением посмотрел на девушек, открыл было рот возразить, но первой успела Джейн.

— Если что-то случится, мы с тобой себя не защитим, — сказала рассудительно. — Будет лучше, если ты пойдешь с Ястребом, а я — с Эдвардом.

Так и решили. Эдвард протянул «леди» руку, та сделала вид, что не заметила. Спросила вместо этого:

— Зачем притворяться пьяным?

Она вообще была довольно симпатичной, разве что слишком худой и высокой. Возраст, а в большей степени несладкая жизнь заострила скулы, но глаза были чуть-чуть подведены углем, а серо-русые волосы стянуты в узел на затылке, как у красующихся служанок. Вроде бы совсем обычная, таких женщин в городе пучок на дюжину, но что-то цепляло его, заставляло приглядываться.

Джейн заметила, отвернулась. Повторила:

— Так зачем?

— Проще, — заявил Эдвард. — Ты сразу видишь, кто есть кто, а тебя никто не видит.

Странно, но она кивнула, словно поняла ответ. Перевела на дело:

— Вы что-нибудь знаете об этом ограблении?

— Хей, давай на ты, дамочка! С чего бы мне, я только в город недавно вернулся. Сейчас кого-нибудь из слуг на задах поймаем да поспрашиваем.

Вообще это было скучно — делать вид что узнаешь то, что знаешь и так примерно все две недели. Надо было всех напарников отправить в О’Германам, пожалуй, поболтаться по улицам и присоединиться к ним. А тут иди, еще и верти головой, словно в первый раз в магическом квартале.

Ну красиво, да, не поспоришь. Река и каналы дышат прохладой, мостовая выложена белым камнем, фасады раскрашены так ярко, что затмевают даже самые богатые наряды. Дом О’Флаэрти в конце улицы смотрелся блекло на общем фоне — лепнины мало и вся наверху, стены темно-рыжие, даже решетки на окнах без особых узоров, надежные, словно в тюрьме.

— Как же сюда влезли, — изумилась Джейн.

— Так небось сзади, — отозвался Эдвард. — Спорим, там не везде решетки?

— Они и здесь не везде, — она указала под самую крышу, где виднелся кругляш чердачного окна. — Только по этой стене и кошка не взберется.

Эдвард пожал плечами, нахально цапнул за плечо выворачивающую из-за угла служанку.

— Хэй, красавица, а расскажи, как вас ограбили?

Девушка оскорбленно стряхнула руку, отступила.

— Мне некогда болтать с прохожими. Хотите сплетен — идите на рынок.

— Нас наняли расследовать ограбление, — вступила Джейн. — Вы могли бы очень помочь.

— Кто нанял?

— Он представился господином Ямбом.

Недоверчивая гримаска тут же исчезла, сменившись улыбкой.

— Сразу бы сказали! Мне правда некогда, но вы идите к задней двери, вот туда. Спросите Маргарет, это домоправительница, она или расскажет, или велит кому.

— Спасибо, красавица! — крикнул Эдвард вслед девушке. Та оглянулась с улыбкой, махнула рукой.

Эх. Он ведь все то же самое делал. Почему тогда у Эдварда получалось, а у него — нет?

Неприметная дверь с здоровенным при этом замком вела прямиком на кухню. Пара слов полноватой, явно усталой домоправительнице и вот они уже идут узкими служебными коридорами вслед за слугой.

— Сюда они залезли. Окошко было приоткрыто, чтобы воздух шел, вот и вышло.

Крохотная кладовка на третьем этаже была заставлена посудой, в углу приютился бочонок с водой, громоздились горшки и бутылки — все, чтобы быстро подать господам сласти или сидр, не бегая до кухни. Слуга отодвинул посуду с полки напротив окна, указал с театральной трагедией:

— Вот! И три чашки разбили из белого сервиза, представляете?

На верхней полке остался длинный след в обрамлении торчащих щепок, а в стене глубокая дыра. Эдвард сунул внутрь палец, занозился, крякнул недовольно. Джейн отошла к окну, вытянула руку, словно из лука целила в пострадавшую стену.

— Арбалетный болт, — постановили хором.

— С веревкой? — Уточнил Эдвард. — Ничего себе мастер, попасть в такую щель! А дальше как, ребенка они сюда запустили? Тут же не окошко — форточка, еще и открывается едва-едва.

— Может, и ребенка, — задумчиво кивнула Джейн. — Что отсюда взяли, не подскажете?

— Да считайте ничего, пару яблок и горсть сахара. Может, и правда дитя глупое лезло, но вот дальше точно бандиты. Статуэтки все забрали, перстни господина, деньги понятно, но он тут много не держит, в основном в банке все…

— Покажите, из каких комнат.

— Да почитайте из всех! Только возле кухни не были, а так и в кабинете, и в господской спальне разор навели. Дома тогда только мы были, слуги то есть, хозяин всю ночь отсутствовали.

— Кто-то знал заранее, что он уедет?

— Да считайте все знали, он предупреждает, когда ужин не подавать, а завтрак наоборот, поплотней.

Эдвард переглянулся с напарницей, переспросил:

— Все — в смысле, слуги?

— Ну да. Еще утром сказали.

Значит, могли растрепать на рынке. Хотя О’Флаэрти слуг приучает не болтать, но за всеми даже он не проследит. Может, вообще сами бандитов навели, получили кус с добычи.

Да нет же, глупость! Тогда бы вторые ключи сделали и все, а не через кладовку лезли. И отбирают здесь слуг, будь здоров. Разве что на кухню могли взять случайного человека…

— А скажите, — первой успела спросить Джейн, — никто из слуг недавно не уходил?

— Нет, у нас подолгу за место держатся. Разве что Патия, кухарка, брала недавно мальчонку… Или девчонку, не знаю, чтобы на рынок бегала по срочной надобности. Вроде бы не сложилось у них что-то. Только вы Патию сейчас не расспросите, она к родным в деревню уехала, попросила у господина отпуска.

Переглянулись опять, под страдания слуги о вещах:

— В столовой скатерть забрали кружевную и стекло заричанское, побили небось, жалко. Даже камни из картинных рам выколупали, представляете?

Эдвард отчего-то вздрогнул, спросил:

— А в какой комнате?

— Что?

— Ну камни из рам! Где выколупали?

— Да считайте рядышком, в охотничьем зале, где господские племянницы друзей собирают. Вот тут.

Эдвард невольно скривился, оглядываясь. Рамы уже поменяли, и выглядела комната так, словно ничего не случилось, но это было личное. Ему тут вечно не везло. То подерется с кем-то, то напьется, пока ждет шефа, то еще какая дрянь случится. Эти комнаты, куда приходил ненавистный рыжий господинчик, он помнил исключительно в туманном и двоящемся виде.

— Ладно, вроде понятно все. Пошли во второй дом?

Джейн, почему-то внимательно смотревшая на него, кивнула.