магреспублика Илата, город Илата14-15 Петуха 606 года Соленого озера
Ольга еще раз прошлась кончиком пальца по губам, придирчиво рассмотрела себя в зеркальце. Вот как так выходит — в баночке помада отвратительно розовая, не дать не взять свиная задница, а на лице смотрится нормально? Чудеса! Коса сильно растрепалась, на макушке торчали прядки. Ольга дернула одну, лизнула ладонь, пригладила. Расплетать это богатство сейчас, расчесывать, плести заново, да еще ж захочется не просто в три пряди, а рыбкой или еще как хитро… Нет уж, обойдутся прохожие и без лишних красот!
К тому же Джейн просила быть на рынке на первом закате. Тут уж не до косы, тут со всех ног бежать пора.
Наемница откинула волосы за спину, сунула зеркальце в кошель и, хлопнув дверью, умчалась из трактира, не забыв по пути запустить еще одной бусиной в хозяина. Выходило дороговато, но комната была слишком удобной, а местные не задавали вопросов, так что оно того стоило.
Обежать трактиры Джейн успела. Не все, конечно, но приличную часть тех, что брал продукты у людей с улицы, а те, где брали у банд, наверняка обойдет Обри. Оставалось только не опоздать на встречу, а то где потом она будет ловить внезапно свалившееся в руки дело?
Когда этот наемник купил контракт, поняла — обязательно надо его заполучить. И вот, все получилось само собой. Еще и работать предстоит с тем же человеком, забавно.
Она вывернула из-за угла, перебежала широкий каменный мост над рекой. Илата в Илате в Илате, у местных совсем нет фантазии — одинаково назвать реку, город и страну! Наверняка была какая-то красивая причина, но Ольга таким не слишком интересовалась. Причины — это скучно, а она хотела жить весело.
Рынок сворачивался, убирали последние товары, запирали сундуки, кто попугливей грузил добро на повозки и увозил на склады. По сравнению с утренней кутерьмой, тишь да гладь.
Девочку и монаха Ольга приметила сразу — они стояли у перил набережной, делили пополам орехи из кожаного мешочка, щелчками запуская скорлупки в воду. Наемник запаздывал…
Или вообще не собирался приходить. Ольга замедлила шаг, оглядываясь. Увидела шагающего к компании паренька, волосы в закатном свете полыхали багровым пламенем. Профиль почти цергийский, а уши топорщатся, как у сородичей самой Ольги. Рейнарец, что ли? Вместо Эдварда?
Ну-ну. Смешно выходит. Обхохочешься.
Она остановилась, закрыла глаза. Высокие сапоги обтягивали ноги, каблуки поднимали пятки над мостовой. Широкие штаны, заправленные в них, ложились складками. Короткий меч на бедре оттягивает ремень, свободную рубашку подпоясывает плетеная лента, завязана туго, узел давит под ребра. Коса за спиной привычной тяжестью, так что подбородок задирается сам. На лице белила и румяна, подводка и помада.
В ответ на привычные ощущения взбурлил внутри источник, вырвался, пробивая камни. Весело же! Дело, важно, люди? Весело!
— Хей, не уходите без меня! Ну да, чуть-чуть опоздала, ну и что?
— Ты кто? — мрачно спросила девчонка. Ольга улыбнулась широко:
— Ольга! Подруга Джейн, ей ехать надо было. Она ж в городе только раз в неделю бывает, такие дела. А я тут, и как раз хотела этим вашим делом заняться. На деньги не претендую, со мной Джейн поделилась. Эй, у вас вроде наемник еще должен быть?
— Я за него, — неловко улыбнулся рейнарец. — Даниэле, мы на набережной встретились, а потом он еще друзей встретил, ну и… Вот. Зато я картофелину нашел! Я уже рассказал Обри, там городские лодки на причале починены, и в одной картошка была.
Ольга цапнула улику, повертела в руке. Посетовала:
— Эх, писателя бы сюда. Допросил бы этот овощ на раз.
— Корнеплод, — поправил Дэниэле.
— Да хоть фрукт! У нас в свидетелях только эта штука, а толку нам от нее. Как от сырой картошки, да.
Оглядела всех, подытожила:
— Но ни у кого знакомых писателей нет, да? Вот сушь. Ну ладно, что там у вас по плану было?
Вместе с Даниэле посмотрела на хмурую Обри. Та переводила взгляд с одного на другую, потом мотнула головой:
— Я на это не подписывалась. Джейн я знала, на Эдварда согласился Ямб. Мне это все ни на полмизинца не нужно, у меня свои дела.
— Эй, а деньги для трущоб? Вроде нужны были, нет? И Ямб все равно просил выяснить про банды.
— Вы понятия не имеете, для чего, — рявкнула девочка. — Передел территорий?! Ха! Никому до нас дела нет, ни богачам, ни приезжим, так и не надо, мы сами разберемся!
Даниэле только моргал непонимающе, монах положил руку девочке на плечо, но она вывернулась, быстро пошла через мост. Ольга догнала, подлаживаясь к скорости.
— Эй, ты чего? Если у тебя беда, так скажи. Может, мы поможем.
— Мертвых воскресите?!
— Нет, — Даниэле догнал тоже, шагал теперь рядом, чуть задыхаясь. — Но поможем за них отомстить. Только скажи, кому.
— С чего вдруг вам мне помогать? — кажется, они ее только сильней разозлили. — Вы меня впервые видите, я вас тоже!
Ольга рассмеялась:
— Ну и что? Хочется, вот и все. Интересно же!
Поняла, что ее сейчас ударят, успела отпрянуть. Подошедший монах сгреб Обри в охапку, подержал, пока та не перестала брыкаться. Ухнул негромко, не то успокаивая, но то так странно пытаясь что-то втолковать.
— Эй, — Ольга окликнула девочку. — Извини. Я тоже теряла близких, просто давно, и с тех пор привыкла над смертью смеяться.
Обри мотнула головой. Сказала глухо:
— Хотите в трущобы идти — ладно. Я пойду тоже. Но помощь мне не нужна.
— Вы, — окликнули их. — Вы кто такие?
Ольга вскинула голову и выругалась сквозь зубы — они остановились за мостом, в нескольких шагах в глубину квартала. Для местных, яро блюдущих свою территорию, это уже было нарушением.
— Сейчас уйдем, — попытался было сказать Даниэле, но Обри сжала кулаки, вышла вперед.
— А вы кто? Это не ваш район!
— Пф, малявка, ты от жизни отстала, — добродушно сообщил крупный рыжий мужик. — Тут работаем мы, мясники. Четыре дня уже как.
Топор у него за поясом вполне годился для рубки не только разделанных туш, но Обри он, похоже, не слишком впечатлил.
— Вам никто не позволял! Это свободный район, наш!
Ольга пожалела, что не зажала девчонке рот и не уволокла к птичьей матери. Впрочем, с этой бешеной сталось бы насквозь руку прокусить и все равно ругаться.
Мужик прищурился на них, словно пытался рассмотреть в сгущающихся сумерках. Сплюнул.
— А ну-ка, малявка, пошли к старшему. Будешь с ним спорить, чьи это улицы.
— Деру, — прошептал было рейнарец, но монах удержал его.
— Поздно, — кивнула Ольга. — Не трусь, все нормально будет. По крайней мере, весело.
Он хохотнул, сильно напомнив Эдварда, Ольга покосилась на него. Смешно будет, если Джейн права. Очень смешно — ей. Но не у всех получается так смеяться.
***
там же
Обри кусала губу, во рту уже появился кровяной привкус. Страшно? Нет! Ей не было страшно. Она злилась так сильно, что ногти втыкались в ладони. Как они смели? Сушь, ладно, она знала, что по району шныряют Крысы, они всегда так делали. Пара зуботычин, и дети Рыжей понимали, что на чужие улицы лучше не соваться. Но Мясники! Это куда серьезней. С ними раньше говорили Макс или Сид. Теперь их нет.
Их провели дворами, как попавшихся воров под конвоем, вывели на Мясницкую, светлую от плошек с жиром. Здесь было чисто, тихо. Самый безопасный район западней реки — если прохожий не забыл заплатить, перейдя через мост.
Обри здесь раньше не была, только слышала. Она была девочкой с Пшеничной, дочкой красной юбки. Она одного из здешних мясников убила. Давно, но говорили, их старший никогда и ничего не забывает.
Хотя Сид же к ним ходил. Выходит, здесь не знали виновников? Или признавали право взять кровь за кровь?
Она не собиралась выяснять.
— Заходите, что ли, — буркнул конвоир.
Над головой скрипела вывеска главы мясницкого общества. Обри с силой толкнула толстую дверь, та неожиданно легко поддалась, распахиваясь, звякнул колокольчик.
— Кого принесло?
Очень высокий, Обри ему в пояс дышала. Кожаный фартук, заляпанные штаны, босые ноги. Даже на пальцах рыжие волосы.
Обри запрокинула голову.
— Нас не принесло, а пригласили. А район от Пшеничной до старой рыночной — наш!
Мясник развернулся неспешно, словно издеваясь. За спиной красовалась разваленная туша свиньи, мясной сок капал с тесака.
— А, Кудряшка, — губ за густой бородой было не разглядеть, но он что, улыбался? — Жаль ваших, хорошие были люди. Но район охранять буду я. Крысы или Циркачи мне под боком не нужны.
— Так их и не будет, если вы сами к ним по нашей земле не придете.
Он думал, если высокий и сильный, то может просто прийти и взять? Так Обри и позволила! Стиснула кулаки еще крепче, подстегивая себя, готовая ответить, но мясник помолчал. Вытащил табуретку из-под стола, сел.
— Кевин.
Обри не сразу поняла, что это он так представился. Нахмурилась.
— Вы мое имя знаете.
— Ты удивишься, девочка, но нет. Тебя, понимаешь ли, не все в городе знают, не того ты полета птица. Даже я не того и это понимаю. А уж твою компанию я и подавно впервые вижу.
Она обернулась, только сейчас вспоминая — ну да, наемники, дело, Ямб. Дернула плечами, назвалась:
— Обри. Это Ястреб, Даниеле.
Посмотрела на светловолосую наемницу. Сушь, она же не помнит ее имя!
— Ольга, — широко улыбнулась та. — Из Зарицы.
— И что вы тут делаете?
— Это наше дело!
— Кудряшка. Обри, — очень мирно начал мясник. — Ты у меня в гостях. Пока. Если хочешь отсюда выйти...
— Я шла по своему району, — голос звенел, но не срывался. — Ваш человек захотел, чтобы я к вам пришла. Кто кому оказал милость?
Табуретка ударилась в стену, разлетелась на части. Обри только сглотнула.
Она бы успела увернуться. Правда?
— Кевин, что у тебя опять, — из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, выглянула пышная женщина. — Ой-ей...
— Ты вовремя, — мрачно сообщил возвышающийся над ними мясник. — Скоро их бы уже зашивать пришлось.
— Давай все-так без этого, мне и так работы хватает, — отмахнулась женщина, словно речь шла о том, чья очередь пол мести. — Ты Кудряшка, которая с Сидом ходила?
Обри кивнула. Женщина протянула ей руку:
— Жаннет, лекарка этих героев. Ты одна район не удержишь, если не мы, то Крысы или Циркачи придут. Но у нас было предложение, верно, Кевин?
— Верно, — мясник потряс головой, как собака, пытающася вытрясти воду из ушей. — Так, девочка. К нам от Циркачей какая-то дрянь сочится. Я им запретил торговать у нас, они вроде не нарушают. Но принимают у них, а идут потом к нам.
— Кто идет? — спросил Даниэле.
— Безумцы. Тихие в основном, но все равно радости мало. Некоторых потом отпускает. Других нет. Жаннет, сколько их уже?
— Пятого сегодня мальчики привели, — вздохнула лекарка. — Причем нашего! Что они брали, не говорят, только что было хорошо и еще хочется.
— Вот так. Уберете эту дрянь из моего района — буду за вашим присматривать, пока сами на ноги не встанете.
— Денег ни с кого брать не будете, — поставила условие Обри.
— Было бы что с вас брать, — хмыкнул мясник. — Договорились? Или давай уже сразу ты к нам в банду, чего воду в ступе толочь. Ты дурная, конечно, но это потому что малявка.
— Я дурная, — кивнула Обри. — И в банду не пойду. Мы находим, что продают и убираем это, вы охраняете Пшеничную от других банд и не берете за это охранные ни с кого.
Протянула руку первая, Кевин пожал.
— Отлично. Если кто из моих остановит, скажете “грачи город городят”. Будет значить, что вы свои.
— Грачи город городят. Запомнила. Тихой ночи.
— И тебе удачи.
Вышла. Посмотрела на свои руки.
На ладонях медленно разглаживались полукруглые следы ногтей. Пальцы дрожали.
У нее правда получилось? Их район будет свободен, как раньше?..
Ястреб обнял ее, Обри уткнулась в широкое плечо, судорожно всхлипнула. Получилось. Только если получится еще разобраться с непонятной дрянью, сводящей людей с ума.
Сводящей с ума?
Обри резко отстранилась, вцепилась в запястье монаха.
— Идемте. Мне надо посмотреть на одно место, — мотнула головой, решаясь. — И вам объясню, что здесь происходит. Вовсе никакой не передел, это он теперь только. Потому что у нас никого нет.
— Твою банду убили? — тихо уточнила наемница.
— Да какую банду! — Обри сердито отмахнулась. — Мы сами жили. Просто многих. Слишком многих. Я лучше там буду объяснять. Идемте уже!
***
Южная Империя, город Пэвэти15 Петуха 606 года Соленого озера
Он должен был начать с площади, и так он и сделал. Вот место, где в последний раз видели беглеца, отсюда он мог направиться куда угодно.
У него было очень много денег. Что он купил на них?
Рынки в столице никогда не пустовали, менялись только лица. Охрана тоже, но сменьщикам могли рассказать о юном светловолосом маге.
Расчет оказался верен.
— Да, конечно! Теперь целая байка будет, — стражник опомнился, стал навытяжку. — Прошлая смена сообщала о похожем по описанию юноше. Он купил трех рабынь: чужеземную женщину и двух девочек из кочевниц.
— Дорого?
— Мне не говорили точно. Торг шел на том помосте.
Сколько у него осталось денег после покупки? Пошли ли эти женщины с ним?
Зачем он это сделал… Не имело значения.
Чужестранка — надежная примета для рабыни. Рагнар потребовал учетные книги, нашел запись о продаже. Девица Мадлен, магерийка, девятнадцать лет. Следом — девицы Чимэг и Ургамал, кочевницы, двенадцать лет.
Цены рядом с записями ясно свидетельствовали — все, или почти все деньги, что были у беглеца, он потратил здесь.
— Куда ушел после этого?
Никто не видел и тратить время на выяснение не стоило.
Стража на стене оказалась куда более ценным источником информации, особенно когда разглядела гвардейскую куртку и приказ.
— Да славится Император! Вы за беглецом? Простите, упустили, эта сушью взятая птица отвлекла.
— Нападала?
— Нет, только кричала. Все, кто рядом был, до сих пор слышат плохо. Маг сразу посреди стены возник и прыгнул вниз, вот между этих зубцов. Художник, чтоб его. Мы стреляли, но попали или нет, точно не скажем.
— Ясно. Да славится Император.
Рагнар шагнул в черную пустоту за стеной. Росчерк пера родил под ногами оперенную спину, но здесь оказалось выше, чем он думал, птица развеялась слишком рано.
Хрустнули кусты, Рагнар встал, отряхнул плащ. Оценил — он не первый сюда упал, иначе в одежду вонзилось бы куда больше колючек. Присмотрелся внимательней, коснулся пальцами темного в ночи пятна, нашел арбалетные болты. Большая часть вонзилась в землю — стреляли сверху, но два лежали отдельно. Древки еще были липкими от крови.
На крутом берегу тоже нашлись следы, похоже, беглец съехал по склону и преодолевал реку вплавь. Рагнар поправил сумку и пошел к причалу в стороне. Постучал в хибару рыбака.
— Да славится Император. Перевезите меня на тот берег.
Сухая старуха, чинившая сеть, встала, удержала за руку молодую помощницу.
— Да славится Император, — уронила сухо, выходя. Быстро отвязала лодку, придержала, давая Рагнару время устроиться на скамье.
Заплатить было нечем, но сейчас он выполнял приказ гвардии. А значит, любой житель Империи должен был помогать ему, ничего не прося взамен.
Старуха высадила его на пологом берегу ничейной земли и размеренно погребла назад. Рагнар смочил лицо и одежду в реке, напился из ладоней. Впереди ждала серая каменистая пустошь, тут и там поросшая колючками, а за ней желтые песчаные барханы, где не жили даже ящерицы. Пустыня была негостеприимна, и чем дальше, тем больше, но он знал ее. Он был уверен, что догонит беглеца, как много раз до того.
Первым ориентиром был колодец. Рагнар полагал, когда-то их выкопали вдоль всей границы пустыни, поэтому любой беглец, где бы ни началась погоня, всегда выходил к колодцу. Однако полагаться на это не следовало.
Творение было похоже на орла лишь в общих чертах, небольшое, но зоркое. Рагнар указал пером направление, зашагал сам — северо-восток, напрямую от реки. Моргнул, привыкая к новому зрению — левый глаз смотрел птицей из поднебесья, правый оставался человеческим. Теперь он мог заметить следы беглеца намного раньше, убедиться, что выбрал верное направление.
Они всегда бежали напрямик, и Рагнар всегда их догонял. Двадцать одно выполненное задание, ни одного провала — в пустыне провал был бы равносилен смерти.
Умирать Рагнар не собирался.
***
там же
Отектей думал, что долго не сможет уснуть. Думал, будет сниться пустыня, жажда, тот проклятый бархан, выскользнувший из-под ног. Пустой колодец, неряшливая перевязка. Одиночество. Как полз назад, беспомощный, словно раздавленная ящерица. Унизительные допросы.
Он провалился в сон, как в ловушку, и в ней была Цитадель. Та, старая, где на огромную крепость приходилось всего два десятка людей. Где он учился взахлеб, всему, и учил сам. Где его не боялись и не жалели, сначала все, потом она одна, которая брала за руки, даже когда Отектей только что смыл с них кровь.
Он проснулся, когда понял, что не может разглядеть ее лица. Церен, восточный род, значит маленький вздернутый нос, высокие скулы, вытянутые к вискам глаза.
Он перестал пытаться вспомнить, поняв, что скорее придумает ее заново, чем вызовет образ в памяти.
Побудка прозвучала очень вовремя, одновременно со звуком рога вошел монах, огляделся. Сикис шагнул ему навстречу.
— Письмо из Цитадели?
— От главы магнадзора Сугар, дочери Эрденэ, — кивнул монах. — Она прислала много голубей в ответ.
Передал кипу писем, откланялся и ушел. Сикис разложил бумаги по своей койке, бросил через плечо:
— Давайте быстрей.
Отектей уже был одет и подошел сразу, Эш присоединилась мигом позже.
— Ух ты, сколько! А почему?
— Потому что ваша Сугар — умная женщина и снимала с писем копии, — Сикис довольно улыбался. — Раскладываем по порядку, делим на трети, каждый читает свою часть.
Отектей развернул первое письмо. Ему досталось самое начало, Текамсех писал декану с вопросом, какая магия может влиять напрямую на тело человека. Ответ казался очевидным — никакая и ни при каких обстоятельствах, но во втором письме Текамсех сообщил, что декан, конечно, увиливает очень красиво, но ему все-таки нужна информация, а танцы он предпочитает в исполнении кого-нибудь помоложе, и приложил очень странный рисунок. Вроде бы человеческое тело, но искаженное, изломанное.
Эш заглянула Отектею через плечо, прикрыла рот ладонью.
— Так нельзя!
— Так еще и невозможно, — мрачно добавил Сикис, присоединяясь. — Он пишет, ребра не пилили, а вывернули. Хотя с другой стороны, писатель ведь любому объекту может приказать изменить форму.
— Любому неживому объекту, — уточнил Отектей. — Живая плоть магии неподвластна, это непреложный закон.
Разгладил лист, присматриваясь, перечитал. Текамсех утверждал, что таким образом людей убивали, а не изменяли мертвые тела. Декан ограничился небольшой запиской о том, что передает письмо девушке, занимающейся изучением истории, а второй ответ уже принадлежал руке Оуюн.
— Вряд ли это было его задание, — задумчиво сказал Сикис. — Это дела канцелярии, а не гвардии. В кабинетах работают они.
— Его команду чуть не убили, — голос у Эш дрожал, похоже, ее слишком впечатлил рисунок. — Конечно, он стал узнавать.
— Мы работаем не для удовлетворения своего любопытства, — отрезал Сикис. — Что у тебя в письмах?
— Оуюн писала, что находила в старых текстах записи о шестом даре, — добросовестно отчиталась Эш. — И они с Текамсехом думали, что это может быть.
— Разве не скульптура? — удивился Сикис.
— У даров нет определенной последовательности, — ответил Отектей, — но их пять. Рисование, поэзия, музыка, писательство, скульптура. Что может быть шестым, я не знаю.
— Это не ваш уровень доступа, — сказали за спиной. Сикис вскочил, поклонился.
— Да славится Император. Мы изучаем переписку пропавшего Текамсеха Пустынника, которого нам приказано найти.
— Вам всем? — короткостриженная женщина с алым поясом сложила руки на груди.
— Мне не ставили ограничений по использованию цитадельских магов, — быстро ответил Сикис.
— А она? — кивок на Эш.
— Из надзора, работает на тех же условиях, что и маг.
Офицер изучила их всех еще раз. Сказала:
— Вы обсуждаете то, что мало кто имеет право знать. Однако это связано с вашим заданием, и это уважительная причина. Вторая комната слева сейчас пуста. Займите ее.
В указанной комнате на столе еще лежали листы бумаги, силуэты птиц, ящериц и змей ясно давали понять, кто жил здесь до них. Эш осторожно сложила рисунки стопкой. Сказала рассудительно:
— Если он сюда не вернется, наверное, лучше забрать, — и спрятала в сухарку.
Отектей полагал, еще меньше надежды случайно встретить Рагнара в процессе работы, но говорить это не стал. Сикису тем более было все равно. Он закрыл за собой дверь, шагнул к столу, бросая на него только что распечатанное письмо.
— Пение. Текамсех написал, что это пение и что он лично слышал его. Если бы мне не поручили его найти, я бы предположил, что его убрала канцелярия. Потому что писать о таком в Цитадель, где письмо вдобавок скопировали…
Хмыкнул, видимо, не находя слов для точного описания своего мнения о подобном.
— Потом они еще переписывались, — Отектей указал на оставшиеся несколько писем.
— Не по делу, — отмахнулся Сикис. — Она с самого начала пыталась его соблазнить, а он игнорировал, даже манера обращений всегда подчеркнуто строгая.
— Она в него просто влюбилась, — запротестовала Эш. — И очень стеснялась!
Сикис фыркнул, сложил письма по порядку.
— Информации много, зацепок для нас нет, — подытожил. — Я сдам это канцелярии. Вы вдвоем идите в трактир. Встретимся там и отправимся к его дому.
***
республика Магерия, город Варна14-15 Петуха 606 года Соленого озера
— Дож Сотни Фриц Ройтер и леди Адельхайд Зальцман!
Она улыбалась и кивала, встречая взгляды знакомых. Некоторые делали удивленные лица, другие сочувственные. Грета улыбнулась и подошла знакомиться с женихом.
— Господин Ройтер, я так рада! Адель много о вас рассказывала.
— Взаимно очень рад. Дож Грета Мейер, я не ошибся? Давно хотел выразить вам восхищение, отвести треть земель под лекарственные растения — это был очень смелый ход. И он, как я понимаю, окупился?
— Ну конечно, окупился, иначе как бы я позволила себе это платье! Адель, как тебе?
— Восхитительно, Грета, чудесно.
Платье в самом деле было прекрасно: серебристо серое, строгих линий, с темным узором вышивки на растительную тему. Пожалуй, даже немного слишком хорошо — затмевать блеском Зару не следовало. Хоть она и была пока лишь новой фавориткой мэра, Адельхайд по сплетням и одному взгляду поняла — эта едва поднявшаяся из цветочниц леди своего не упустит. А хваткость часто сочетается с отменной злопамятностью и мелочностью.
Адельхайд поэтому выбрала одно из любимых платьев прошлого года. С одной стороны, красиво, с другой точно никого не затмишь, а с третьей неплохая насмешка над собой — старой деве старые наряды. Здешнее общество любит такие шутки, когда они не касаются их самих.
Вот только почему Фриц тоже нарядился по прошлогодней моде? Конечно, его ногам облегающие штаны шли куда больше завоевывающих все и вся шаровар на южный манер, но Аде такое совпадение вкусов совершенно не понравилось.
— А вот и мой друг. Адель, позвольте познакомить вас — Аластер Макгауэр Нейл.
— Очень рад знакомству, леди, — триверец старомодно склонился к ее руке. Сухощавый, с немного слишком длинным лицом, светло-рыжий — в Магерии такими волосами могли похвастаться только дети. Флягу с пером он носил открыто, не стесняясь.
— Взаимно, господин Макгауэр.
Ее, конечно, тут же попросили звать его Аластером. Разговор естественно перешел на тяготы путешествия по озеру, маг с приятной насмешкой над собой описывал, как не мог заснуть, пока десять раз не перепроверил дверь и окно каюты, а потом для верности заткнул все возможные щели собственным гардеробом.
— И как, после этого вы сумели заснуть? — Адель, пожалуй, даже могла ему посочувствовать.
— После этого ко мне постучал капитан и сказал, что пора завтракать!
Слушатели, которых вокруг иностранного гостя уже собралось немало, рассмеялись, Аластер улыбался. Добавил:
— Поэтому на следующий день я поступил умней.
— Сразу заткнул рамы своими рубашками? — предположил Фриц.
— Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы угадывать! — притворно возмутился триверец. — Конечно, я так и сделал. Поэтому простите меня за этот костюм — мне пришлось одолжить его у Фрица.
— Увы, — серьезно кивнул тот. — Тебе куда больше идет северная мода, чем наша. Думаю, это естественно — одежда соответствует людям, которые ее придумывают так же, как обработка земли соответствует самой земле.
— О птицы! Леди, я заранее сочувствую вам и преклоняюсь перед вашим терпением — это человек сведет к севу пшеницы и стрижке овец любую шутку.
Адельхайд вежливо спрятала лицо за веером. К счастью, проверить, что она улыбается, а не кривится, было невозможно.
Объявили танцы, Фриц уверенно повел ее к Бальдвину, который даже здесь спорил над какими-то бамагами.
— А, Ройтер! Отлично, теперь у нас есть четверка. Зара, ты ведь знакома с леди Зальцман?
— Еще нет, но рада познакомиться.
Они обменялись реверансами, Адельхайд сделала комплимент прекрасной прическе, выполненной в удивительной, а проще говоря — чрезвычайно странной манере, получила в ответ восхищение смелостью в выборе нарядов.
Ей всегда казалось, что танцевать с людьми, которые злы на тебя, особенно интересно, даже когда это не было запланировано. Впрочем, судя по обрывкам разговоров, слова, которые сама Адель даже не посчитала бы шпилькой, просто слишком удачно сошлись со всеобщим мнением и обилием “комплиментов”, уже выпавших на долю Зары.
Танец действительно удался на славу, и вполне соответствовал высокому званию ведущей четверки, однако после него Адельхайд, воспользовавшись тем, что всем следовало поменяться парами и Фриц наконец отцепился от ее локтя, подошла к Заре.
— Дорогая, вы не могли бы подсказать хороших портных в городе? Вы правы, мне давно пора обновить гардероб и то, что я не планировала выезжать из дома меня совершенно не извиняет.
Живая заинтересованность и еще несколько вопросов в русле разговора позволили сгладить первое впечатление и заодно показали слабое место новой леди Варны — она очень любила учить и помогать. Адель в целом понимала Бальдвина — Зара была уверенной, весьма неглупой, с острыми клыками, которые изящно прятала за улыбкой. А волосы, ну что ж. Если родился с мелкими горскими кудрями, приходится как-то с ними жить.
Прошло еще несколько танцев, Адель позволила Фрицу найти ее, потом снова извинилась, удалившись к подругам. Грета подговорила балмейстера, так что следующий танец оказался чисто женским, и Адельхайд с удовольствием составила тройку с самой Гретой и юной испуганной девицей в розовых илатских кружевах. Зара танцевать отказалась, и, на взгляд Адельхайд, правильно — женские тройки были все-таки весьма вызывающими, а той, кто собиралась ворваться в высший свет за счет мужчины, приходилось быть сдержанной. Объявили тривез — симпатичный простой танец, пришедший из Тривера и разом захвативший все бальные залы.
— Окажете мне честь?
Они с Аластером сказали это одновременно, протягивая друг другу руки. Адельхайд не знала, что именно двигало триверцем — возможно, Фриц подослал друга побеседовать с невестой, но сама она отказываться от намерения потанцевать с ним не стала. Во-первых, тривез с триверцем — это должно быть любопытно. Во-вторых, танцевать парный танец с иностранцем — оказаться в центре внимания публики. В-третьих, она знала все фигуры наизусть, и танец превращался в отличную возможность поговорить без присутствия Фрица. Конечно, тот узнает в общих чертах о разговоре, но вряд ли ему будут пересказывать все, так что Адель надеялась, ее расспросы пройдут незаметно.
Да и расспрашивать не пришлось. Несколько фигур танца, восхищение Аластера тем, как прекрасно у нее получается, и разговор завязался сам.
— Фриц говорил, вы приехали недавно?
— Только вчера! Не спал всю ночь, так что, признаюсь, мечтаю сейчас только о кровати и подушке.
— Снимаете комнату в городе? На Северной всегда пустует несколько симпатичных домов, — принадлежащих лично мэру и сдаваемых за совершенно баснословные деньги, но это уже можно было опустить. Зато престижно, и все до последней монетки шло в казну.
— Я больше люблю гостиницы, — признался Аластер, — но Фриц убедил меня съехать. Теперь делю с ним симпатичную квартиру, всего в нескольких шагах отсюда. Правда, приличный трактир я здесь пока не нашел, может, вы подскажете?
— Конечно!
Она рассказывала об интересных местах Варны и даже улыбалась. Приятно говорить с мужчиной, который не считает, что ты не должна знать о том, где подают лучшие колбаски, и где варят единственное в городе стоящее пиво. Такие жили в трущобах, такие встречались за озером, но среди дожей Адельхайд ни разу не видела никого подобного, а семья, увы, была согласна только на дожа, причем из Сотни.
Впрочем, насколько она помнила правила именования в Тривере, Макгауэр — один из родов-советников королевской четы? Тогда, возможно, Аластер брата бы устроил. На миг Адельхайд всерьез задумалась, не попытаться ли соблазнить триверца — не то чтобы он был ей симпатичен, но по меньшей мере не раздражал, однако столкнулась с тем, что просто не знает, как. Да и слишком они с Фрицем дружили, даже на удивление. Такой не станет вредить будущему семейному счастью.
— Спасибо за танец, Аластер.
— Что вы, спасибо вам, леди! — он задержал ее руку в своей. — Фриц тоже любит этот город. Вы похожи, и я искренне желаю вам счастья вместе.
Адельхайд мило улыбнулась, позволила снова поцеловать себе руку и ушла к окну. Веер в пальцах треснул.
Похожи? Ладно, может быть. Но это не значит, что она собирается мирно обменяться браслетами с этим человеком! Умен? Богат? Их было пятеро, умных и богатых, и еще пять десятков, слава птицам, не получили благословения отца или брата. Они хотели ее купить, сделать залогом сделки, дружбы, приобрести, как картину, которая будет украшать холл.
Ада не желала быть чьим-то товаром. Ни за что.