Вода и Перо. Все пути

Глава 23

Южная Империя, подземелья17 Петуха 606 года Соленого озера

Она ориентировалась в тоннелях по движению воздуха, по камням под ногами, по едва слышным звукам с поверхности. Обычно еще по стенам и потолку, которых касалась пальцами.

Сейчас руки были заняты, да и любые звуки заглушало клокочущее кровью дыхание. Баланс между скоростью, собственной усталостью и покоем раненного Кадо обычно умела выдерживать, но в этот раз шла быстрей, чем стоило бы. Потому что еще одним значением уравнения всегда было расстояние до лекаря.

Слишком большое.

— Спасибо, — тихо сказал Текамсех. — Я бы не хотел умирать в одиночестве.

— Береги силы, — резко отозвалась она.

Узнать смех в этих звуках могла только та, которая не раз слышала, как умирают от подобных ран.

Кадо только еще немного ускорила шаг, на грани с бегом. Если Текамсех будет дышать, когда она принесет его Эш, он выживет. Пение исцеляет даже смертельные раны.

Конечно, Кадо знала, что шансов нет. С самого начала не было. Просто это она когда-то произнесла фальшивое пророчество, бросила как очередной выпад их долгой дуэли: “Однажды ты умрешь в темноте, один, понимая, что проиграл”.

Она не хотела оказаться правой.

Текамсех обмяк, очевидно потеряв сознание. Кадо перехватила его удобней, прижала плотную, совершенно пропитавшуюся кровью повязку. Помчалась дальше, считая — вот здесь два воздуховода близко, вот становится немного скользким пол, вот…

Вот Текамсех выгнулся у нее на руках, и стало понятно, что спешить уже однозначно некуда. Она положила его на пол, села рядом, не отрывая пальцев от груди.

— Прощай, — шепнула, когда кончилась агония. Вытерла пену с его губ, закрыла глаза. Наклонилась, коснулась лбом лба.

Они так долго сражались. Можно было даже сказать, это Текамсех научил ее быть не просто солдатом, но шпионкой. Лучшей из всех. Это он при первой их встрече — далеко за границами Империи, когда ни он, ни она еще не знал, что враги и тот день станет началом дуэли длиной в годы, сказал ей: “Все всегда могут погибнуть, главное то, как жил до того. Улыбайся, и все будет”.

“Все будет хорошо? Обещаете?”

“Конечно, нет. Никогда не бывает все хорошо”.

С того дня она улыбалась, кажется, даже во сне. Неискренне, она знала. Но этого и не требовалось.

Он был хорошим врагом. Настолько хорошим, что однажды она спасла его от обезумевшего певчего, едва не перебившего всех Золотых орлов. Настолько хорошим, что однажды он отпустил ее из готовой захлопнуться ловушки.

Он спас Айдана. Он пожертвовал своим местом в гвардии, узнав правду о мире. Он пожертвовал своей жизнью, поверив.

Кадо встала, снова подняла тяжелое тело. Конечно, Текамсех уже ушел на изнанку холста и ему было все равно, но она не хотела оставлять его крысам.

***

магреспублика Илата, город Илата16 Петуха 606 года Соленого озера

Роксан успел о многом подумать, пока шел на площадь.

Например, что леди глава совета русая, с яркими голубыми глазами, распахнутыми, как у заричанки, высокая и крепкая. Насколько Роксан помнил, леди Киарнет была такой же, даже еще более крупной. А Витам тонкий, темноволосый, вдобавок с зеленовато-синими, иначе посаженными глазами. На мать он не был похож ни черточкой.

Почему Дара решила избавиться от едва родившегося сына? Определенно не по той же причине, по которой это сделал отец с Идой — дар Витама был очень сильным. При этом ребенок все же остался жив, а сама леди никогда не вышла замуж и не обзавелась другими детьми. Весьма и весьма странно — вряд ли она мечтала, чтобы титул главы рода перешел к двоюродному племяннику, вечно путешествующему птицы знают где, или к троюродным родственникам, в основном исполняющим роли послов. Они прекрасно работали, с этим невозможно было спорить, однако обычно главы родов предпочитали воспитывать своих наследников. Дара не выделяла никого, словно была вечной.

Что она планировала или о чем не желала думать? Роксан был совсем юным, когда леди Дара стала главой совета, однако все же помнил, какой она была до того. Намного менее железной, чем сейчас. Пятнадцать лет назад она казалась мягкой, слегка романтичной, однако отнюдь не глупой и не простой. Предположить, что ее мог соблазнить заезжий наемник, было невозможно.

Роксан вспоминал приемы — тогда его брали далеко не на все, но все же на нескольких он присутствовал. Кто танцевал с Дарой, со всеми одинаково вежливо равнодушной? На кого она смотрела? Хотя бы один раз, этого будет достаточно.

У Роксана было предположение, основанное на внешности Витама и поведении Дары, однако он искал новые подтверждения, надеялся проверить их хотя бы воспоминаниями. Ведь на этой теории держался весь его план.

Судя по тому, что Витам шептал тогда, сидя на матрасе рядом, он верил в то, что делал. Пытался сделать Илату лучше, как он это понимал, и одновременно мстил покинувшей его матери. Словно убеждал себя, что дело стоит любых жертв, даже тех, которые он не планировал.

Алан проделал тонкую работу, превратив чужую скрытую обиду в злость, направив ее в желаемое русло.

Когда распахнулись двери склада и Роксан увидел музыканта без марева контролирующей разум магии, сомнений не осталось. Странно, что мальчишка или его приятели не догадались сами.

Тот, увидев Роксана, сжался, а заметив, кого несет Кит, не удержал горестного возгласа:

— Учитель!

“Не знает,” — кивнул своей мысли Роксан.

— Ты злился, что тебя покинула мать, — сказал, подходя ближе. — Что ж, познакомься со вторым своим родителем. Алан Макгауэр Кэрролл, триверский шпион, единственная любовь леди главы совета, — заметил, как поморщился Ямб, пожал плечами. Не лучшее время для сохранения чьих-либо тайн, если они могут помешать делу. Добавил: — Я оглушил его, когда он собирал вещи. Отец использовал тебя и собирался бросить.

Тишина вышла долгой и Роксан решил не стоять. Он очень устал, вдобавок его начинало трясти, в желудке словно разверзся бездонный провал. Вероятно, симптомы зависимости от сахара.

Ямб предложил:

— Мы можем проверить эту догадку. Я наложу на Алана эпиграмму и прикажу говорить правду, после чего ты сам сможешь задать ему все интересующие тебя вопросы.

Витам едва заметно кивнул. Роксан смотрел, как Алана приводят в чувство и тут же, не давая опомниться, связывают поэзией, как мальчик медленно формулирует вопрос, и даже не меняется в лице, услышав ответ. Логично. Витам не казался дураком, значит, поверил сразу, просто надеялся на ошибку.

— Снимите, — попросил, не поднимая взгляда. Ямб покачал головой, пояснил:

— Алан хороший и опытный шпион, я не дам ему ни малейшего шанса сбежать. Итак, что нужно, чтобы ты снял свою музыку?

Витам помолчал еще.

— Что будет с моими людьми?

— Иду, вероятно, примут в ее родную семью, — Ямб взглянул на Кита, тот с улыбкой кивнул. — Наказание она все же понесет, однако с учетом того, что она спасла нашего агента и уменьшила число жертв, сдав тебя, оно будет намного смягчено. Тех, кто принимал участие в бунте, ждет суд совета. Если будешь сотрудничать с нами со всей отдачей, я обеспечу, чтобы они отделались тюремным заключением, а не казнью. Как и ты сам.

— Даже если остальные решат сохранить нам жизнь, он, — Витам кивнул на Роксана, — будет против.

Роксан мрачно взглянул на мальчишку. Он совершенно не желал посвящать кого бы то ни было в детали своего пребывания в плену. Ответил:

— Я не собираюсь поднимать этот вопрос в рамках правового решения вашего статуса.

Витам мгновенно вскинулся, полыхнул глазами.

— То есть ты нарушишь закон, который сам же защищаешь?

— Кодекс Илаты, раздел второй, пункт тридцать пятый, подпункт шестой, — равнодушно начал цитировать Роксан. — Любой маг, чью честь и достоинство оскорбили, понятие оскорбления развернуто в приложении сто двадцать семь, имеет право лично отомстить обидчикам, сообщив о подобном намерении или свершившимся действии в срок не более трех недель пояснительной запиской, направленной главе ведомства внутренней охраны или напрямую главе совета. Если возникнут сомнения в правомерности действий мага, как то несоответствие совершенного его обидчиками понятию “оскорбление” или жестокость мести выйдет за пределы допустимого, судебное разбирательство будет закрытым, дабы не создавать порочащих слухов.

Кит потянулся было к нему, но Роксан отодвинулся. Он без того с трудом контролировал себя, тем более плохой идеей казались любые прикосновения. Даже самые осторожные и дружеские.

— Проще говоря, — вернул себе внимание Ямб, — Роксан разберется сам, с чем он согласен, а с чем нет. И должен сказать, тюремное заключение обезопасит твоих друзей от, хм, соблюдения этого пункта и подпункта куда лучше, чем бегство.

— Я понял, — едва слышно отозвался мальчик. Встал, протянул связанные руки. — Мне нужны вода и перо. Лучше травяной настой. Можете накинуть на меня эпиграмму на невозможность вредить вам, это не помешает. Все, кто пробовал сахар, должны собраться в одном месте, а я должен видеть их всех хотя бы немного. Обычно я писал музыку с крыши.

Бросил взгляд на отца, тут же гордо выпрямился, пошел вслед за Ямбом, словно одолжение всем делал. Роксан хмыкнул, поднялся. Ему нужно было стоять вместе с другими зачарованными.

— Это что, — подала голос все это время молчавшая Мойра, — мы победили? Слушай, да ты птичий герой!

Роксан только передернул плечами, выходя на площадь.

Он чувствовал себя грязным, измученным и неприятно эмоциональным. Но уж никак не героем.

***

республика Магерия, город Варна25 Петуха 606 года Соленого озера

— Ладно, дорогая супруга, — усмехнулся Гир, когда веселые горожане наконец утомились пить за новобрачных, проводили их до дверей и ушли разносить сплетню о птичьей деве дальше по городу. Впрочем, за прошедший день она наверняка разлетелась без дополнительной помощи, еще и обросла подробностями, как старый пень ростками. — Зачем я тебе?

— Подожди пару щелчков, — попросила она, открывая один из сундуков. Возница, благо, был слишком удивлен, чтобы попытаться не отдать им вещи, да и пьяная свершившимся чудом толпа вынуждала с собой считаться. Сложней было сейчас разыскать нужное — над Варной уже зажигались звезды, дом у Гирея был без лишних окон, и лампады на привычном месте тоже не стояло. Еще бы, после всех обысков.

Друг смотрел с веселой настороженностью, заставляя чувствовать в равной степени радость и боль. Адельхайд наконец нащупала шкатулку с письменными принадлежностями, вынула перо. Прижала его к губам шагнувшего вперед Гирея — привычный шест, просьба помолчать.

Только для нее привычный.

— Гир, — вздохнула, не пытаясь вырваться, когда он прижал ее к стене, заблокировав руку с пером. — Ты меня не помнишь из-за моего же сонета, который я наложила по твоей просьбе. Дай его снять.

— Извини, дорогая супруга, но у меня нет никаких причин тебе верить. Ты меня, конечно, вытащила из петли, но я все еще не знаю, для чего.

Ада вроде бы давно привыкла к его куртуазному тону, дивно сочетающемуся с бандитскими действиями, но иногда этот балаган раздражал так же сильно, как в юности. Следовало догадаться незаметно снять магию, Гирей ведь первые годы дергался при виде перьев. Потом перестал, конечно. Но для него никакого “потом” не существовало.

Впрочем, у Ады был простой способ убедить друга.

— Тебя зовут Безродным, потому что ты бывший раб из Империи. Вы бежали на корабле среди грузов после того, как твоего брата Нииола забрали в Цитадель из-за открывшегося магического дара. Твои родители умерли во время эпидемии влажной лихорадки, не успев внесли имена в городской архив, поэтому по бумагам их никогда не существовало. Тебя дразнили безродным, никому не нужным чужаком. Когда ты стал сильней, то решил сохранить это прозвище, сделать его знаком доверия между членами банды. Тебе это посоветовали. Помнишь, кто?

Гир, внимательно слушавший ее речь, задумчиво качнул головой. Отступил.

— Все, кто это знают, мертвы, и я уверен, они меня не предавали. Ладно, дорогая супруга. Пиши свою магию.

Распутывать собственный сонет оказалось любопытно. Ада гордилась этим творением — если не знать, что воздействие есть, никогда не нащупаешь мельчайшие искажения памяти. Едва успела закончить, когда в дверь постучали, а Гир аккуратно сел на пол и определенно не был готов кому-либо открывать.

Ада больше всего боялась, что это будет Беата, но та, к счастью, не была дурой и затаилась. На пороге топтался до отвращения знакомый мальчишка из дома Ферстнера. До недавнего времени — из дома и самой Адельхайд.

— Вам письмо!

Она с улыбкой взяла плотный конверт, сломала печать семьи Зальцман, сощурилась, стараясь разглядеть строчки. Кивнула скорее собственным мыслям.

— Спасибо.

Закрыла дверь, взялась разыскивать свечи в сундуках — это было определенно проще, чем пытаться найти лампаду Гирея, которую вообще мог прикарманить какой-нибудь стражник. Наконец справилась, теплый огонь осветил комнату.

Друг все еще задумчиво сидел на полу, приходилось переступать через его вытянутые ноги. Судя по тому, что сонет ушел без следа, это был более-менее нормальный эффект. По крайней мере, Гир дышал, это Адельхайд проверила. Вероятно, разуму требовалось время, чтобы заполнить образовавшиеся после магии пустоты.

Ада села за стол рядом, расстелила письмо. Как стремительно брат отрекся от нее! Еще и требовал вернуть назад якобы украденные вещи. Она хмыкнула, обмакнула перо в чернильницу.

— Разве не ты сам обещал мне приданое, — проворчала вполголоса.

Засмеялся Гирей, сжал ее локоть, подавшись вперед.

— Спасибо. Хотя ты чучело соломенное, что вообще пришла на мою казнь. Могла ведь жить нормально.

— Не могла, — отозвалась она, не отрываясь от составления изящно оскорбительного ответа. — У меня было отвратительно бессмысленное детство до того, как я встретила тебя. Жить так теперь? Ну уж нет. Правда, не представляю, как мы будем доставать деньги.

— Ну для начала, — Гирей встал, потянулся. — Нам нужны те ребята, которые грабили твою квартиру. Они ведь так и не вернули мне долю. И, Ада. У нас еще кое-какая проблема есть.

— А именно?

— Кровать. Она у меня только одна. Мы, конечно, теперь супруги и все такое…

— Упаси птицы! — с чувством отозвалась Адельхайд. — Кто-то из нас определенно будет спать на полу. В большом сундуке должно быть одеяло.

Засмеялись оба, сжали на мгновение руки. Ада вернулась к письму, Гир за спиной загрохотал, пытаясь привести свое жилье в порядок после обысков и заодно найти место для новых вещей.

“Наверное, давно можно было решить вот так”.

Она тряхнула головой, улыбнулась своим лучшим оскалом. Какой смысл о чем-то жалеть? Сейчас главное отбить у брата собственные вещи, а то с него станется еще и стражу на дорогую сестру натравить.

***

Южная Империя, подземелья17 Петуха 606 года Соленого озера

Он был совсем мертвым. Лицо посерело, замерло, как у живых никогда не бывает, даже у спящих.

Эш опустилась на колени рядом с телом, скользнула взглядом от кляксой расплескавшихся по полу волос по шраму, рассекавшему спокойное лицо, по гвардейской одежде, которую Текамсех так и не сменил.

Человек, который поверил. Спас. Рискнул. Который купил чаранг для Айдана — такой неразумный жест, он должен был понимать, чем рискует.

Подземники покинули пещеру, от аванпоста не осталось и следа, только теплились лампады в древних плошках. Эш не знала, почему решила остаться и подождать. Просто она была должна.

Это было как воспоминания о Кадо. Чувство совсем рядом, кажется, протяни руку и коснешься, но оно тает миражом. Но здесь виной был не их тройной шедевр. Было что-то глубже. Важней.

Айдан стоял за плечом, его печаль казалась облаком горького дыма. Кадо сидела с другой стороны от тела, она что-то говорила, но Эш улавливала только общий смысл.

Его убили. Кадо не надеялась успеть принести его живым, просто хотела, чтобы он умер не в одиночестве. Не там.

Она пахла солью, как берег озера, где на камнях остаются белые следы. Эш не знала этого чувства — и знала одновременно. Чем-то, что было за ней самой. Тем, что умело петь теням чужих смертей.

Текамсех был давно и безнадежно мертв. Здесь нечего было исцелять.

Эш встала, перо само скользнуло в руку.

Она была охотницей раньше, чем стала певчей. Сейчас ей нужно было поймать одну птицу, птенца, совсем недавно вылетевшего из гнезда. Эш умела звать их.

Человек на самом деле не становится птицей, что-то в ней знало это без сомнений. Но это совсем не мешало.

— Вернись в свой дом, тебя ждут.

Это было как прясть нить из козьей шерсти. Нужно найти первые слова, зацепиться, а дальше она скользит сама, остается только не упускать ее. Пусть будет с узелками, прутиками, пусть то становится толстой, то тоньше волоса. Жизнь ведь такая и есть. А песня — это жизнь.

Которой еще не время кончаться.

Эш отступила в тень, Айдан потянулся поддержать, подать флягу, но истощения не было. Словно пела не она, а просто песня звучала ее губами, Эш была просто чарангом под пальцами мира. Под пальцами той себя, которая всегда так хорошо пряталась под тысячей косичек и вязаной жилеткой.

В другое время, для другого человека она бы не пришла. Чудеса — это не магия, у них нет законов. Их невозможно подчинить, описать. Повторить.

Кадо потянулась к лицу Текамсеха, словно пытаясь нащупать его дыхание. Тихо засмеялась, когда его рука мигом ухватила ее за запястье, не дав коснуться.

— Ты все-таки меня поймал.

Торжественность момента слетела, Эш закружилась по залу, распахнув руки. Получилось! У нее даже это получилось! Значит, она вообще все-все сможет! Налетела на Айдана, дала ему обнять себя, чуть-чуть отстранилась.

— Давай начнем путешествие прямо сейчас? Из Пэвэти совсем близко до Цергии!

Айдан кивнул, улыбаясь. Пошел рядом, только подхватив с пола сумку.

Наверное, невозможно ускользнуть разом от шпионки и гвардейца. Разве что если один чуть не умер, а другая чуть его не потеряла. А так — все получилось.