Воин света - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Дмитрий Ромов (12. Конспирация, товарищи!) #12

12. Конспирация, товарищи!

Зураб Ревазович останавливается и хмуро смотрит на меня, а его молодцы-мордовороты резко подаются в мою сторону. А мои собственные молодцы, взбодрённые моим неожиданным броском, тем временем, подбегают и тоже оказываются рядом, на линии досягаемости или, говоря попросту, на расстоянии вытянутой руки.

Чтобы не выглядеть излишне агрессивным, я делаю им знак и они остаются позади меня.

— Я прошу прощения, что вот так, останавливаю вас на улице, понимаю, это выглядит несколько экстравагантно, — усмехаюсь я. — Но я бы хотел с вами побеседовать, не обязательно сейчас, можно в любой другой удобный для вас день. Я Егор Брагин, ещё меня называют Бро.

Его брови чуть дёргаются и сдвигаются к переносице. Седой, лицо узкое, черты тонкие, вылитый Мимино. И нос орлиный, и взгляд. Слушай, Зураб Ревазович, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся, да? У вас в Грузии не умеют готовить долма…

Стою, спокойно и открыто смотрю ему в глаза. Он внимательно осматривает меня и моих парней, потом бросает взгляд на две мои тачки с «правительственными» антеннами и, наконец мельком смотрит на собственных людей. Какое-то время молчит.

— Можем сейчас, — наконец, пожимает он плечами. — Приглашаю на ужин, Егор Брагин, которого ещё называют Бро.

Он говорит негромко и флегматично, с ярким акцентом, как мог бы говорить кинематографический Марлон Брандо, возжелай он изображать товарища Сталина.

— Отлично, почему бы и нет, — усмехаюсь я.

Мы заходим. Швейцар при виде Зураба течёт, как карамель в печи. Тает, румянится и сияет. Мы проходим в довольно простой и просторный зал и усаживаемся за стол. Разумеется, вдвоём, только я и он. Тет-а-тет. Бедный Джон, оказывается мной покинутым и забытым.

И его план с засадой и последующим умерщвлением хитрого и опасного ворога Зураба, прибывшего в столицу, чтобы добыть мою голову, летит в тартарары. По крайней мере, откладывается.

Зураб-Мимино-Брандо-Сталин с интересом меня рассматривает, а я, признаюсь, с интересом рассматриваю меню. И, читая эти названия, я сам того не желая, запускаю активные процессы слюноотделения.

Бляха, не хочется, чтобы выглядело, будто я нахаляву, набираю прорву жратвы. А почему я сюда ещё ни разу не ходил? Всё плов да плов, вот и всё влияние гастрономической культуры братских народов. Ну, ещё селёдка в молоке, так это когда было, в Юрмале ещё…

В общем, сациви, рулетики из баклажанов бадриджани, хачапури по-мегрельски и люля из телятины. Люля из теля… Блин, у них ещё и хинкали имеются.

Зураб уважительно кивает. Сразу видно, человек серьёзный и достойный. Это я про себя, разумеется. Впрочем, всё это ещё и съесть нужно. Сам он заказывает только бадриджани и шашлык. Вероятно хочет продемонстрировать свои острые зубы.

Ещё он заказывает вино. В грузинском я не разбираюсь. Бесит, что оно либо сладкое, либо ужасное. Впрочем, видимо, нужно ходить в грузинские рестораны исключительно в сопровождении Зураба Ревазовича, поскольку нам приносят не бутылку, а кувшин, и вино оказывается ого-го, очень даже неплохим.

Таннины, правда, немного зашкаливают, как если на слабых колонках ввалить громкости и перегрузить басами. Впрочем, лишь самую малость, в целом вино неплохо сбалансировано, особенно для домашнего из кувшина. Я одобрительно киваю. Впрочем, пить я не пью, только пробую. Три глоточка за вечер — я свою норму знаю.

— Когда виноград давят, — поясняет мой визави, — его бросают вместе с гребнем, не отделяют ягоды. И оставляют на несколько часов. Поэтому такой терпкий вкус.

— Ярко и дерзко, — улыбаюсь я. — Свободолюбивый вкус.

Он хмыкает.

— Значит, ты и есть Бро…

— Можно просто Егор, — киваю я.

— Егор — это Георгий, да?

— Ну… да… — пожимаю я плечами.

— И что ты от меня хочешь, Егор?

— Хочу узнать, что у вас на сердце, да и в голове какие мысли. Очень мне это интересно, в свете обострения классовой борьбы последнего времени.

— Думаешь, я вот так возьму и начну тебе исповедоваться, что ли? Или как?

— Зачем исповедоваться? — пожимаю я плечами. — Ваши грехи меня не интересуют, а вот взгляд на ближайшее будущее знать хотелось бы. Насколько мне удалось узнать, Мишико Большой недоволен мной. Он много хочет и громко кричит об этом. Объявляет войну, делает разные неприятные вещи.

— Ну, а чего же ты хочешь, если сам его отовсюду выдавил? Расстраивается человек. Хочет вернуть своё и обидчика наказать. А как его наказать? Отобрать, то что у него есть и присвоить себе. Думаю подобная цепочка причин и последствий отыгрывается у человеческих существ не один десяток тысячелетий.

— Возможно, — соглашаюсь я и закидываю в рот скрученный трубочкой ломтик баклажана, начинённый перемолотыми орехами и чем-то ещё неимоверно вкусным. — М-м-м… люблю грузинскую кухню, честное слово.

Он делает жест рукой, типа э-э-эй или даже вах-вах-вах:

— Это не грузинская кухня, это московский взгляд на грузинскую кухню. Приезжай в Грузию, раз любишь. И сравнишь потом как здесь и как там.

— Приеду, конечно, причём скоро. Выведет меня этот Мишико. Придётся приехать и разобраться с ним раз и навсегда. И с остальными тоже.

— Не советую, придётся со всей Грузией бороться. А это, знаешь, совсем непросто.

— Вы думаете? — удивляюсь я. — Думаете, вся Грузия будет сражаться за эту зажравшуюся жабу, обложившую всех поборами? За Мишико? Не верю. Что, хотите меня убедить, что Грузия — это нация воров?

— Зачем так говоришь?

— Говорю, потому что сам так не считаю. Более того, думаю, что люди с облегчением вздохнут, когда все эти Мишики, и большие, и маленькие, пойдут в пень, грубо говоря, разъедутся по зонам, а некоторые и к бревенчатым стенам, причём, не русских изб, а расстрельных барьеров.

— Не знаю, — пожимает плечами Зураб. — У нас всё работает, всё налажено, все вовлечены, все участвуют, и большие, и маленькие. Как ты это прекратишь, если система так устроена?

— Но вы-то этой системой не очень довольны, насколько мне известно?

— Глупости. Ещё не знаю ни одного примера, чтобы человек восстал против системы и не поплатился за это.

— А Ленин со товарищи?

— Ха, ну, и где твой Ленин теперь? — чуть кривит он губы в усмешке и отпивает вино. — Где его заветы и необычные идеи? Всё пошло туда, откуда пришло. В Грузии у нас уже никакого социализма не осталось практически. А через несколько лет по всему Союзу так же будет. Нет, я глубоко убеждён, один человек, даже такой наглый, как ты, не сможет изменить систему.

— Посмотрим, — говорю я. — Правда, я приду не один, я приду с карательными отрядами, с ментами, с чекистами, с асфальтоукладчиками, со всеми, кого найду. Приду и всех этих Мишико и Антипов раскатаю по асфальту. Места мокрого не оставлю. Не верите? Зря, так ведь оно и будет. И простые люди сразу перестанут хотеть быть ворами в законе, потому что ни одному вору в законе не удастся сохранить свою никчёмную жизнь. Мишикам и Антипам в первую очередь.

— Да как ты это сделаешь-то? — качает он головой, будто говорит с несмышлёным ребёнком.

— Как? Огнём и мечом.

— Шеварнадзе сколько людей посадил? И что, изменилось что-нибудь?

— Он боролся с последствиями, с побегами а я ударю по причине, по самому корню.

— Ну, ударяй, — пожимает он плечами, не желая дальше спорить.

— А тут, как раз возникает вопрос к вам, Зураб Ревазович. Вам система не нравится, я справки навёл. И Мишико не нравится, и даже Шеварнадзе, по-моему. Вы не хотите, чтобы Грузия была страной воров. Да, вы вор, но у вас есть кодекс чести и уважение к трудовому народу.

Ерунда. Не может быть у вора никакого уважения к овцам. Он волк и может охранять своих овец, может беречь их и даже разводить, но жрать их он не перестанет. Таков закон природы, и никаких романтических кодексов чести не существует там, где процветает бесчестие.

Я это хорошо понимаю. Как понимаю и то, что искоренить преступность полностью невозможно. В Сингапуре если только. Поэтому надо лишить преступность сил, истребить большую часть всех этих отморозков, а тех, кто уцелеет, нужно использовать, чтобы контролировать и держать в узде остальных.

— И к чему ты это мне говоришь? — хмурится он и откладывает вилку.

— К тому, что я предлагаю сотрудничество на благо вашей республики. Ну, и вы лично тоже получите благо. Станете заслуженным или даже народным вором Грузинской ССР. Вам, может быть, кажется, что всё это похоже на бред, что пришёл какой-то мальчишка и бредит, выдавая фантазии за действительность. Только всё это очень серьёзно. Поинтересуйтесь, куда делись все ваши надменные, полные уверенности и «профсоюзной» поддержки крутые ребята в Питере и в Москве. Куда они испарились, вызвав страх и гнев Мишико. Все его тщетные попытки не в силах ничего изменить. Потому что сила за мной, сила, с которой вам не справиться.

— Я не понял, ты предлагаешь, чтобы я сдал своих что ли?

— Они вам не свои. Вы ненавидите Мишико Большого, а он ненавидит вас. Вы с ним грызётесь, но он вас вытесняет, потому что вы человек старой закалки, а он с пассионарностью крысы прогрызается вперёд, к овощехранилищу, к зерну, к сыру. Для него нет чести, есть только ненасытный голод. Он срастается с государством, а вас от этого корёжит, он готов вступить в партию и стать секретарём, парторгом и даже ментом, а вы имеете представление о воровской этике. Ну и оставайтесь в рамках своих понятий, держите свою братию в узде и делайте, что делали всегда. А вот этих Мишиков мы уберём вместе. Хотя, мы и без вас справимся. Меня больше интересует, что будет потом. Вы готовы возглавить то, что останется и жить по своему кодексу, отстреливая беспредельщиков и тех, кто с этим не согласится? Сможете вы удерживать ситуацию в рамках разумного?

Он погружается в раздумья, а я погружаюсь в тарелку с остывающим люля. Вкус восхитительный. Нежное и сочное рубленное мясо, запечённое на шампуре. Просто чудесно. Надо обязательно с Наташкой сюда прийти. Да, точно, пока я с этими мразями не закончу, буду только сюда ходить, чтобы они с ума сходили.

Зураб возвращается к шашлыку, продолжая обдумывать мои слова, а я быстро заканчиваю и записываю на салфетке свой номер телефона.

— Очень вкусно, — киваю я. — Буду сюда часто ходить теперь. Спасибо, Зураб Ревазович, что выслушали. Думайте спокойно, я вас не тороплю. Мне кажется, пока нам по пути, мы можем быть друг другу полезными, а дальше будет видно. Впрочем, решать вам. Вот мой телефон, звоните, если что-нибудь надумаете. А нет… ну, на нэт и суда нэт, вэрно, товарищ Бэрия?

Ну, троллю немного, а то сидит, будто оглоблю проглотил.

— Спасибо за знакомство с чудесным рестораном, — киваю я и поднимаюсь. — И за ваше время тоже спасибо. Вынужден откланяться. Всех вам благ и правильных решений.

Выходя из зала, я подзываю официанта и закрываю счёт. И чаевые даю хорошие. Уже на улице вспоминаю, что забыл спросить, что это было за вино, как его заказать, когда приду без Зураба. Ну, да ладно, разберёмся как-нибудь.

Возвращаюсь в машину. Джон, разумеется, ушёл, не стал сидеть и ждать, пока я набью живот.

— Злой был? — спрашиваю.

— Как собака…

— Понятно, ну-ка, набери казино.

Трубку снимает Лида.

— Лид, привет. Слушай, там грузин этот не вернулся? Джон, который.

— Да здесь.

— Позови.

Он подходит к телефону.

— Алло…

— Чего убежал? — спрашиваю я.

— А что, надо было ждать, пока ты ужинать будешь?

— Я быстро, парой фраз перекинулся и всё. Давай выходи. Я подъеду сейчас.

— Зачем? — настороженно спрашивает он.

— Как зачем? Мы же не договорили вроде. Выходи, я тебя в «Интурист» свожу. Ты там был?

— Нет ещё.

— Ну вот, потусуешься, как белый человек. Давай быстрее, я в пути уже.

— Так я прямо туда подойду, чего ты крутиться будешь…

Ссышь, когда страшно?

— Ну, ладно, соглашаюсь я. И то верно.

Когда я подъезжаю к «Интуристу», он уже стоит у входа. Ждёт. Увидев машину, идёт мне навстречу независимой и гордой походочкой. Но я замечаю, что он немного нервничает. Ну, ещё бы. Говорил что Зураб меня грохнуть хочет, а я с ним пообщался спокойно и, скорее всего, эту явную несостыковычку или, лучше сказать, прокол, заметил. Поэтому не захотел, чтобы я за ним заехал, сам прибежал. Ну-ну.

— Пошли, — киваю я на вход и кошусь на массивный козырёк нависающий над тротуаром.

Неуютно мне под ним, что-то вроде клаустрофобии. Да и вообще, здание довольно депрессивное, не зря его снесут в недалёком будущем.

Швейцар меня сразу узнаёт и делается кислым, памятуя по прошлому разу, чего от меня можно ждать.

— Всё будет хорошо, — усмехаюсь я, вкладывая ему в руку сложенную втрое купюру.

— Добро пожаловать, — фальшиво улыбается он, оглядываю всю нашу честную компанию.

Парни смотрят угрюмо и конкретно. Мы подходим к лифту, заходим внутрь и улетаем наверх, не на небеса пока что, но в бар, манящий советского человека алкогольным разнообразием и обманчивой близостью сладкой заграничной жизни.

Садимся за свободный столик напротив стойки. Я осматриваюсь. Мой дружбан здесь.

— Кутепов! — бросаю я и делаю приглашающий жест.

Несколько человек недоумённо оглядываются. Бармен меня замечает и тоже делается кислым, даже ещё более кислым, чем швейцар. Вот я себе репутацию заработал. Московский озорной гуляка, в натуре, по всему Тверскому околотку.

Кутепов опасливо подходит.

— Здорово, — киваю я. — Как сам?

Он тоже кивает, но ничего не говорит.

— Присядь.

— А… нет… спасибо, мне не положено…

— Присядь, — повторяю я.

Он вздыхает, но садится.

— У тебя граппа есть?

— Есть, — удивлённо отвечает он.

— Отлично, нам целую бутылку. И закусить что-нибудь. И… вот что, спасибо.

— Что? — напряжённо переспрашивает он.

— Спасибо, Кутепов. На вот, тебе маленькую премию.

Я вкладываю ему в руку несколько купюр. Хороших, купюр, достойных.

— Да не надо, вы что… — бормочет он.

— За заказ отдельно рассчитаюсь. Тебя как зовут?

— Саня…

— Спасибо тебе, Саня, что не сдал.

Это я про опознание в прокуратуре.

Он уходит, и через мгновенье у нас на столе появляется бутылка, бутерброды, оливки, хлебные палочки.

— Это что? — спрашивает Джон.

— Это граппа. То же самое, что и чача. Ты грузин?

— Грузин, — отвечает он.

— Ну, вот и отлично. Значит пей.

Я разливаю по рюмкам прозрачную, самую простую граппу.

— Давай, за сбычу мечт!

— Чё? — не понимает он. — Какую сбычу?

— Сбыча, это когда мечта сбывается. Не догоняешь что ли? Ты ж нормально вроде по-русски шпрехаешь.

— Так в русском языке нет такого слова, — хмурится он.

— Будет, — заверяю его я и поднимаю свою рюмку. — Давай!

Он опрокидывает содержимое в себя и трясёт головой. Я лишь касаюсь губами.

— Ну, как? — интересуюсь я впечатлениями.

— А-а-а! — крякает он. — Отличная. Не чача, конечно, но тоже ничего.

— Чача-чача, то же самое, только виноград другой. Давай, ещё по одной.

— Так ты не пьёшь.

— А кто грузин, ты или я? Закусывай, главное, закусывай. Ты тосты знаешь? Скажи что-нибудь. Хочешь, я тебе рог раздобуду.

— Что ты говоришь! — вскидывает он руки. — Какой рог? Кино насмотрелся?

Вижу, что его потихоньку отпускает, чувство опасности притупляется, хочется всех любить и говорить много всякой хрени. Ну, а раз хочется, как устоять? Он и говорит. Правда, пока всякую чушь. В итоге я хорошенько накачиваю красавчика Смита, то есть Джона граппой и выслушиваю дофигища бесполезной ерунды.

— Не похоже, — говорю я, — чтобы твой Зураб хотел меня пришпилить. Чё-то ты не то мне сказал, а? А если б я повёлся и мочканул его по твоему совету?

— Я тебе клянусь, он хитрый лис. У него поручение от Мишико.

— Ну, хорош, Джонни, ты гонишь. Он с твоим Мишико на ножах, причём в прямом смысле. Что за подстава?

— Я тебе точно говорю! — нетрезво упирается мой товарищ. — У них там такие дела… Думаешь, он бы первым делом начал тебе во всём признаваться? С чего бы?

— А что надо сделать, чтобы человек начал признаваться, а?

— Серьёзно? Много чего можно, я без шуток. Нужно… нужно… его заставить!

Да вы нарезались, ваше благородие. Я подливаю ещё.

— Слушай, а ты хорошо знаешь Зураба?

— Нет, — смеётся он. — Не очень. Я звонил типа своим в Тбилиси и мне там сказали, что он задумал.

— А тебя не могли специально использовать? — поддавливаю я. — Вслепую. Подкинули, например, какую-то дезу, чтобы столкнуть меня с Зурабом.

— Не, ты взаправду не понимаешь, он хочет и московского главаря подвинуть, тебя то есть, и в Грузии большие дела крутить… И ещё наркотой… ой… нет, этого я не знаю.

Не добившись, ничего кроме белого бесполезного шума, я вывожу своего собутыльника на воздух. Придётся действовать по плану «Б».

Загружаю его во вторую машину и, наклонившись к водителю, даю команду везти в Дьяково. Сам звоню из машины дежурным и распоряжаюсь бросить Джона в темницу. Придётся его посильнее прессануть. Ну, это уже завтра. Или послезавтра. Когда время появится…

— Ты чего не позвонил? — встречает меня Наташка довольно хмуро. — Я жду, волнуюсь…

— Прости, там так закрутилось внезапно, не успел, а при посторонних не хотел.

— Отец звонил, вздыхает она, — хотел с тобой переговорить. Просил перезвонить.

— Думаешь, ещё не поздно? — хмурюсь я.

— Сказал, в любое время, что-то срочное. Ты ужинать будешь?

— Нет, я поужинал, — отвечаю я и подхожу к телефону. — А чего случилось-то, что аж в любое время?

Набираю восьмёрку. Раздаётся гудок. Теперь код Геленджика…

— Не знаю, не сказал мне… Мог бы и предупредить, вообще-то, что ужинать не будешь, я бы не готовила.

— Наташ, я утром съем. Честно, не было возможности.

— Я волновалась…

— Ну, прости…

— Алло! — раздаётся голос Гены.