Воин света

22. Люди гибнут за металл

Чувствую себя так, будто оказался в сцене боевика. Лязг металлических ворот, топот и крики закручиваются в затягивающий водоворот, из которого невозможно вырваться. Кажется, будто нечем дышать, а сердце, как лодочный мотор, срывается с места и сразу набирает бешеные обороты.

Чувства обостряются и, в отличие от кино, я отчётливо различаю резкие порывы ветра и запах отработанного дизеля. Меня захлёстывает волнующее чувство опасности, а в ушах нарастает ритм адреналиновых ударов.

В общем, я, как конь вороной, едва не всхрапываю в предчувствии битвы. Не хватает пальбы, пламени пожарища и пепла, медленно попускающегося на головы. Ну, ещё воющее и улюлюкающее племя апачей на горизонте не помешало бы для усиления драматического эффекта.

А-лю-лю-лю-лю-лю-лю-лю-лю!

Чёрные солдатики, вырываясь из кирпичного здания склада, бегут, торопятся, берут в окружение обалдевшего рулевого дрезины, охреневшего и раскрывшего рот Мамуку с его братишками и меня, естественно, всю нашу преступную группу.

— Руки! — орут грозные чёрные рыцари. — Поднять руки!!!

Они орут не только это– они же воюют на стороне добра. Им можно. Спецназовцы матерятся, стаскивают с дрезины ничего не понимающего чувака, роняют Мамуку, тянутся ко мне, но я успеваю кое-что сделать. Кое-что предпринять. Кое-что очень своевременное и важное.

Я беру рацию, болтающуюся на тонком ремешке, перекинутом через плечо, подношу к лицу, нажимаю тангенту и спокойно, будто всё это меня не особенно касается, говорю:

— Погнали, Леонид Юрьевич.

И, чтобы не осталось никаких недосказанностей, добавляю:

— Первый, начинайте!

У меня вырывают рацию, заламывают руки, роняют на землю, но это уже не имеет никакого значения, потому что я слышу низкий, неровный, вибрирующий звук и грохот мощных моторов, раскручивающих огромные лопасти винтов.

Надо же, целых три вертолёта. И ещё три ГАЗ-66. И… надо бы ещё три чего-нибудь для ровного счёта, каких-нибудь три орешка для Золушки но, нет, кажется, это всё. Спецназ на спецназ. У-р-а-а-а! За Родину! За Сталина! За Брагина! У-р-а-а-а!

Разумеется, никакого «ура» нет и в помине, это всё лишь игра разгорячённого воображения. Враг окружён, оглушён, обескуражен. Медленно и неотвратимо шагает генерал-майор Злобин в полевой форме. Это моя карающая длань.

Всё просто, сделку эту я отдал на блюдечке Андропову. Ну, может, и не совсем на блюдечке, конечно, но отдал. И, разумеется, без всего этого кордебалета обойтись было невозможно.

— Высечь бы тебя! — орёт мне на ухо Де Ниро, перекрикивая грохот вертолётов.

— А кто бы вам подал команду? — тоже кричу я.

Командир ментов получает приказ отправить своё войско куда подальше, а самому — остаться и следовать за генералом для выяснения обстоятельств и всё такое.

Подбегает двое чуваков в штатском. Передвижная лаборатория, экспресс-анализ. Товар, деньги — всё здесь. Они склоняются над мешками, лежащими в багажнике у Мамуки, немного колдуют и один из них подскакивает к Злобину.

— Это мука! — кричит он.

— Что⁈

— Обычная пшеничная мука!

— Твою мать! Какая к херам мука!!!

Злобин подходит к дипломату, лежащему на капоте «жиги», быстрым движением отщёлкивает замки и резко поднимает крышку. Ветер, будто поджидавший этого момента, налетает резким порывом и, подхватив тонкие нарезанные листки белой бумаги, поднимает, кружит их весёлым облаком гигантского конфетти и несёт в сторону вертолётов.

Ветер-ветер, ты могуч…

— Твою мать!!! — ревёт Злобин. — Это не деньги! Брагин, какого хрена!

Ну, собственно, такого, Леонид Юрьевич, хрена. Такого… Подстава, как вы понимаете. А сделка, скорее всего, проходит совсем в другом месте! Интересно, в каком…

— Чего молчишь?

— Думаю! Спросите мента, как они здесь оказались?

— Капитан, ко мне!

Капитан оказывается из Московского ГУВД, тут же находятся и оперативники. Выясняется, что дело на контроле лично у Щёлокова. В подтверждение важности на территорию въезжает куча милицейских машин с маячками и сиренами. Практически, Голливуд.

На контроле Щёлокова — это серьёзно. Причём, Чурбанов, скорее всего не знал, иначе он бы мне сообщил. Я так думаю… Значит, была повышенная секретность. Почему? Что-то мне кажется, будто ветер дует из одного из секретарских кабинетов ЦК.

А может, и не из одного. А может, просто кажется. А если не кажется, интересно, знал ли Гурко, что его шеф замутил? И вот ещё хороший и важный вопрос. А кто меня-то сюда «пригласил» — грузины или менты?

— Егор! — искрит и пускает молнии Де Ниро. — Чё за херня⁈ Наркотики где-то есть?

— Сто процентов. И покупатели есть.

— Где? Думай!

Да, я и так думаю! Последний раз, когда я видел Айгюль, она была под кайфом… Была под кайфом и обмолвилась про мелькомбинат. Да. Как она сказала? Мы едем на мелькомбинат. Мелькомбинат! Точно, да, она сказала именно так, но было что-то ещё… Только вот что?

Меня охватывает неприятное зудящее чувство от того, что не могу вспомнить что-то важное. Блин! Что она ещё говорила? Вообще-то она несла кучу всякой пурги… Но что-то было такое, что я хотел уточнить у неё… Да… Хотел уточнить но отвлёкся и забыл… Ёлки… Мы едем на мелькомбинат. Мелькомбинат… Мелькомбинат… Блин! Ярмарка! Точно!

«Пропади ты пропадом, завтра будет вместо ярмарки мука… Чтобы никто не подумал»… Вот оно! Ярмарка!

— Леонид Юрьевич, ярмарка! Они на ярмарке!

— Какой ещё ярмарке, что ты несёшь⁈ — зло кричит он.

— Ну, я лично знаю только одну ярмарку! В Лужниках! А вам что-то ещё приходит в голову?

— Я и её не знаю. — мотает он головой.

— В Лужниках! Там есть большое пустое пространство, и людей не бывает!

В этот момент что-то происходит. Оживление, какой-то новый, дополнительный шум. Мы поворачиваем головы и видим, как видавшая виды «копейка» Мамуки рвёт с места и несётся в сторону от ворот. Она подлетает на кочках и хлопает открытым багажником, но не останавливается и из последних сил мчится прочь.

Менты бросаются по машинам, но проблема в том, что их «Волги» и «Москвичи» находятся по эту сторону железнодорожного полотна, а Мамукина «жига» — по другую. И перескочить через это препятствие не представляется возможным, потому что полотно проложено по небольшой насыпи. Можно только объехать там, где насыпь сравнивается с землёй. Поняв это, милицейские тачки резко разворачиваются и едут в объезд, а Мамука тем временем скрывается за зданием склада.

Злобин поворачивается к одному из своих архаровцев и ткнув указательным пальцем в сторону «Шишиги», резко показывает по направлению скрывшихся из виду беглецов.

— Леонид Юрьевич, не надо! — кричу я ему прямо в ухо. — Он нам ещё пригодится! Пусть идёт!

Де Ниро машет рукой и даёт команду грузиться по вертолётам.

— Быстро, вашу мать! — орёт он и бежит к ближайшему к нам борту. — Брагин, не отставай!

Я бросаюсь за ним, а навстречу нам кидается спецназовский капитан.

— Товарищ генерал, это подозреваемый! — показывает он на меня. — Я должен его доставить…

— Дурак! — перебивает его Де Ниро. — Это мой агент! Пошёл вон!

Мы взмываем над мелькомбинатом. Я смотрю в окно. Тачка Мамуки стоит, уткнувшись в кучу песка. Двери открыты, багажник открыт и три быстрых, как сайгаки фигуры несутся прочь, отбрасывая длинные тени, хорошо заметные сверху.

— Куда⁈ — ору я, будто они могут меня слышать. — Там река! Балбесы!

А, нет, не такие уж и балбесы. Я замечаю, что в этот самый момент от разгрузочного терминала на берегу, отходит пустая баржа-зерновоз.

Та-да та-да та-да та-да та-да та-да

Та-да-да-дам!

Та-да та-да та-да та-да та-да та-да

Та-да-да-дам!

На земле весь род людской

Чтит один кумир священный

Он реальный царь вселенной

Тот кумир телец златой

Мы идём низко, звук моторов тоже низкий, вибрирующий, проскакивающий через такты, заставляющий содрогаться внутренности. И как чудо, пробиваясь сквозь густой, рассечённый винтами воздух, лязг и грохот моторов, до меня доходит завораживающий голос. Звучит бой литавр, воют скрипки, звенят тарелки, рассыпаются золотом арфы и стонут виолончели.

Люди гибнут за металл!

Люди гибнут за металл!

Смешиваясь с механической какофонией, музыка тянется за низко летящими, зловещими чёрными силуэтами вертолётов.

Баржа отходит от берега. Мамука прыгает на борт, проскакивая над увеличивающейся пропастью, а за ним и его дружки. Беглецы пробегают вперёд, подальше от терминала и падают на палубу, а над их головами проносятся пули преследователей, оставшихся на берегу.

Люди гибнут за металл!

Люди гибнут за металл!

Та-да та-да та-да та-да та-да та-да

Та-да-да-дам!

— Надевай! — приказывает Злобин и бросает мне бронежилет.

Низко над рекой, над дорогами, над парками, как три бескрылые птицы смерти, как три огромных обожравшихся дракона мы летим на поиски новой добычи, разыскивая глупых людишек, отдающих жизни за презренный металл. Пролетаем над стадионом и заходим над точкой.

— Смотри!!! — показывает Злобин пальцем.

Та-да та-да та-да та-да та-да та-да

Та-да-да-дам!

Таки и есть! Вот они! Пять машин. Несколько человек по кругу — периметр безопасности. Перетаскивают мешки из одной машины в другую.

— Вовремя!!! — орёт Злобин и глаза его горят страшнее, чем у Мефистофеля в исполнении Магомаева. — Грузят! Садимся! Быстро!!!

Мы появляемся, как гром среди ясного неба, как кара небесная. Впрочем, глядя на Злобина и на адский огонь в его глазах, понимаешь, что кара эта явно не с небес.

Та-да та-да та-да та-да та-да та-да

Та-да-да-дам!

Вертолёты приземляются максимально близко к месту обмена, едва не сбивая участников с ног потоками воздуха. Бойцы выскакивают, бегут, окружают. Раздаются выстрелы. Твою дивизию, бандосы всё-таки идиоты. Какого хера вы палите? Не видите кто против вас играет?

Несколько человек успевают сориентироваться и дают дёру, прежде чем выскакивает первый боец из ещё не приземлившегося вертолёта. Чует кошка, чьё мясо съела. Жареным запахло конкретно. Беги или убей себя.

И они бегут. Но что значит «бегут», когда речь идёт о почтенном джентльмене, не старике, конечно, но и не о юноше. Лишний вес и другие излишества, нервы, заболевания, удары судьбы, оставившие глубокие шрамы — всё это не слишком-то способствует быстрому бегу и ровному дыханию.

А один из бегунов оказывается очень похожим на Фархада Шарафовича Матчанова. Не смешно, Фархад Шарафович. Не смешно. Злобинские терминаторы бросаются в погоню и не оставляют ровно никаких шансов беглецам. Ни одного даже самого маленького шанса.

И вот, когда я уже не сомневаюсь, что песенка Ферика спета, так же, как и песенка тех, кто бежит перед ним, внезапно ситуация коренным образом меняется. Как из-под земли появляется белая «Волга» и резко тормозит.

Откуда? Откуда она взялась? Откуда взялась эта тачка? Визжат тормоза, машина останавливается прямо перед Фериком, и он, дёрнув на себя заднюю дверь, вваливается в авто. Группа товарищей, отбежавшая чуть дальше, быстро сообразив, что к чему бросается назад к машине и к приближающимся спецназовцам госбезопасности.

Если начнут разворачиваться, преследователи успеют добежать и тогда… Я не узнаю, что тогда, поскольку машина рвёт с места прямо, туда, где выезда нет. Это точно. Впрочем, это лишь обманный манёвр.

Терминаторы дёргаются за ней, но через несколько секунд останавливаются, поняв безнадёжность затеи. А тачка летит вперёд, забирая вправо по большой дуге, и через несколько мгновений останавливается перед бармалеями, пытающимися убежать от справедливого наказания.

Двое из них устремляются к машине. Один заскакивает на заднее сиденье к Ферику, а вот второй успевает только дёрнуть переднюю дверь, потеряв время, обегая машину с передней стороны.

Но ждать никто никого не собирается. Счёт идёт на мгновенья и каждый сам за себя. Тачка срывается с места а несостоявшийся пассажир падает на асфальт и выпускает спасительную ручку двери.

Теперь спасения нет. Да, и хрен с ним. Сейчас меня интересует только Ферик. Честно говоря, я знаю, что мы должны его поймать, знаю, что он связался с моими врагами, знаю, что предал и попросту кинул. Я знаю, что верить ему нельзя, знаю, что мы больше не друзья и не партнёры. Я знаю так же, что должен хотеть, чтобы его настигла справедливая кара, но мне хочется, чтобы он спокойно ушёл.

Впрочем, от меня уже мало что зависит. Я оборачиваюсь на усилившийся шум и вижу взлетающий вертолёт. Дверь не закрыта, в проёме боец-терминатор с пулемётом.

Летающая махина взмывает ввысь и в одно мгновенье обгоняет машину Ферика. Разворачивается боком и открывает огонь. Бьёт по асфальту перед убегающими флибустьерами.

Тачка тормозит, уходит в занос и, меняя курс, предпринимает ещё одну попытку, которая заканчивается тем же результатом. А в третий раз… в третий раз машина не останавливается, а летит вперёд, подстёгиваемая жаждой жизни, готовой на смертельный риск.

Твою дивизию! Твою дивизию!!! Очередь прошивает капот и крышу. «Волжанка», тем не менее, летит дальше, но уже через мгновенье становится ясно, что это всего лишь агония.

Та-да та-да та-да та-да та-да та-да

Та-да-да-дам!

Люди гибнут за металл…

Машина останавливается и к звукам боя, и к звукам моторов добавляется протяжный и отчаянный вой клаксона. Твою дивизию…

К машине я подбегаю первым, рву заднюю дверь и сразу вижу Ферика. Встречаюсь с ним взглядом. В его глазах нет ни страха, ни отчаяния, ни смущения, ни сожаления. Я читаю в них только усталость. Огромную неподъёмную усталость.

Рубашка и пиджак его пропитаны кровью. Он что-то говорит или только пытается сказать, но я не слышу. На чуть усмехающихся губах лопаются красные пузыри.

— Ничего, Фархад Шарафович, ничего, — говорю я, склоняясь над ним, — потерпи дорогой, скорая помощь уже в пути, продержись немного. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, мы тебя подлатаем…

Он усмехается и закрывает глаза. К машине подбегают люди, подбегает и Злобин.

— Там полная тачка наркотиков! — кричит он. — Попались голуби!

Кто-то вытаскивает водителя из машины и резкий протяжный звук смолкает. Рядом с Фериком сидит белый как стена Джон.

— Гамарджоба, генацвале, — киваю я, не глядя на него.

Я отвожу Злобина на шаг в сторону.

— Леонид Юрьевич, Ферика надо в Склиф везти на вертолёте. На машине не доедет, видели, в каком он состоянии?

— Хочешь его спасти?

— Хочу, — признаюсь я.

Ферика аккуратно вытаскивают из машины, накладывают повязку и укладывают на носилки. Его затаскивают в вертолёт, и я впрыгиваю чрево этого летающего зверя вслед за ним.

Он находит меня взглядом и чуть улыбается., приподнимает руку, и я вкладываю в неё свою ладонь. Он легко сжимает её.

— Когда-то, — хрипит он, — я приходил к тебе в больницу, а теперь ты…

— Всё будет хорошо, пытаюсь подбодрить его я.

— Позаботься… — говорит он и в грохоте и шуме я скорее догадываюсь, о чём он говорит. — Позаботься… об Айгюль…

— Да вы ещё сами о ней позаботитесь, — с фальшивым оптимизмом улыбаюсь я.

— Позаботься… — просит он.

— Не беспокойтесь, я позабочусь, — киваю я, но он отрубается и уже не слышит.

От вертолётной площадки Ферика везут в приёмный покой на каталке. Я не отстаю, бегу за ним.

— Егор… — бормочет Ферик, произнося моё имя. — Иди сюда. Иди сюда…

— Стойте, стойте! — строго останавливает меня медсестра. — Вам нельзя!

— Я родственник! — вру я, но это не помогает.

— Куда его везут? — спрашиваю я.

— В смотровую. Вы давайте-ка, не суетитесь, ждать придётся долго.

Я останавливаюсь, но когда санитары увозят Ферика и скрываются за дверями, ведущими в длинный коридор, я предпринимаю попытку пробраться туда вслед за Матчановым.

Открываю дверь и замечаю, куда его везут. Через несколько секунд каталку оставляют у стены и уходят. У стены… Значит времени катастрофически мало, похоже, сейчас его повезут дальше.

Воспользовавшись паузой, я влетаю в коридор, подхватываю с крючка на стене белый халат и лечу к Ферику. Он открывает глаза и узнаёт меня.

— Послушай, Егор… — говорит он. — Я тебе должен рассказать что-то очень и очень… важное. Да. Послушай… Когда меня взяли… помнишь… Послушай, когда меня взяли… не сейчас, а тогда… Я должен сказать, ты слышишь? Подтверди, что слышишь…

— Фархад Шарафович, — начинаю я…

И в ту же секунду появляются медбратья.

— Вам нельзя, — накидываются они на меня, но мне в этот момент совершенно плевать на все запреты и…

— Егор, послушай, наклонись, — еле говорит он. — Послушай внимательно и… Я хочу сказать. Ближе, наклонись ближе, чтобы вообще ни один человек не слышал… В общем… я скажу, как так получилось…

Он прикрывает глаза.

— Да, тихонько отвечаю я. — Я слушаю.

Но Ферик молчит. Меня оттесняют подальше и, подхватив тележку, быстро, Ферика дальше по коридору. Я не отстаю и бегу за ними.

— Егор, — хрипит Ферик, выныривая из безвременья. — Егор, подойди. Подойди, прошу… Есть… кое-что важное… Ты должен знать…