Воин света

3. Возвращение к делам

— Девушку отпустим и тогда поговорим, — спокойно предлагаю я.

— Девушку отпустим? — усмехается человек с ружьём.

Вообще-то с пистолетом, но в переносном смысле можно и так сказать.

— Нет, так не пойдёт, — тут же выносит он решение. — Она шум поднимет закричит, запричитает, я что, по-твоему девушек не знаю? Пойдём все вместе. Не бойся, ничего ей не сделаю. И тебе тоже не сделаю. Просто пару слов скажу и всё, понимаешь?

Он говорит по-русски очень чисто, и кавказский акцент проскакивает лишь изредка. Но всё-таки проскакивает, аттестуя своего носителя как человека с местными корнями, но достаточно образованного, либо много говорившего по-русски.

Внешность у него довольно универсальная. То есть он в равной степени может быть выходцем из любой кавказской республики, а также… из Греции, Италии, Испании и Франции.

У него чёрные немного вьющиеся волосы, тёмные глаза и жёсткие, чётко очерченные губы.

— Ладно, Бро, — кивает он. — Не будем тратить время. Разговор у меня недолгий, но важный.

Ну, да, разговор короткий, знаем мы такие разговоры.

— Я, всё же, — говорит неожиданно Наташка, — предпочитаю не слушать мужских разговоров. Поэтому прямо сейчас медленно, спокойно, но неотвратимо пойду и встану вон там. Полюбуюсь озером. Буду любоваться целых пять минут и в течение этого времени не буду кричать, проявлять обеспокоенность и звать на помощь. Пять минут. Ствол у тебя, всё равно, один и обоих ты не завалишь.

— Мне достаточно завалить Егора, — хмурится наш гость.

Хмурится, потому что Наташка, сказав свои слова, тут же направляется туда, куда показывала. Этот парняга не смотрел, естественно, поскольку ему пришлось бы обернуться и выпустить меня из поля своего зрения. А я, вообще-то, этого как раз и ждал, мысленно посылая Наташке горячие похвалы.

Но наш посетитель на это дело не ведётся. Не покупается. А комбинация, разыгрываемая моей милой, хоть и рискованная, но с большим количеством шансов на успех. Если бы этот кент просто хотел нас завалить, он бы уже завалил. Пушка у него с глушаком, никто ничего бы не услышал.

Он мог просто выстрелить и уходить по тому же пути, по которому пришёл. Другой вопрос, как скоро были бы найдены наши тела и, соответственно — как далеко успел бы он убежать. А теперь он получил развилку. И, хотя для того чтобы выстрелить сначала в меня, а потом и в Наташку много времени не нужно, она успеет закричать, прежде чем упадёт на землю, а это очень серьёзно сокращает шансы на успешный побег для этого странного человека.

Если же он будет стрелять сначала в неё, мне хватит времени, чтобы скакнуть в его сторону и обрушиться со всей яростью праведного гнева.

Расклад вполне очевидный, поэтому в качестве мишени он выбирает меня. Держит на мушке, а сам косит глазом на Наталью.

— Стой я сказал. Эй, алё! Ты слышишь, остановись!

Наташка идёт мимо него, и он вынужден следить за ней. Поворачивает к ней голову и в тот же миг, не теряя и тысячной доли секунды на неуверенность, я дёргаю с места, безо всякого разгона превышая звуковой барьер.

Таинственный гость, замечая движение, оборачивается ко мне и тут уже не теряет времени Наташка. Она бьёт снизу по руке этому кенту и делает невозможным для пули попадание в меня.

Блестяще. И хотя, чувак успевает сгруппироваться, мне удаётся сбить его с ног и повалить на землю. Начинается нешуточная борьба за его пистоль. Я пытаюсь провести болевой, но он, сучонок, ловко уходит и тут же разжимает руку, выпуская рукоять своей пушки.

— Всё-всё, — тихонько говорит он. — Сдаюсь, ваша взяла. Не орите только.

Я моментально вскакиваю на ноги, подхватывая его волыну, а Наташка отпрыгивает в сторону. Наш курортник валяется на земле, а мы стоим над ним на небольшом отдалении, чтобы он не мог до нас дотянуться.

— Ладно, всё, — кивает он, поднимаясь и отряхивая свои шорты и рубашку.

— Руки! — резко бросаю я. — Спокойно стой. Одно резкое движение, и я стреляю. Одно моё слово и в ту же секунду здесь появятся…

— А это чё за нах! — прерывает меня возглас Толяна.

Он проходит с двумя парнями в чёрном.

— Это кто такой? — хмурится Толян.

— Ладно-ладно, пацаны, мне просто поговорить надо.

— Ты кто такой, я тебя спрашиваю? — нависает над ним Толик.

— Окей, окей, я Ламази Джон.

— Кто-кто? Американец что ли?

— Грузин я, из Тбилиси. Я типа с Антипом Тифлисским завязан.

— Как сюда попал?

— Пришёл, — пожимает он плечами и тут же пропускает жёсткий и очень быстрый удар в дыхалочку.

Блин, я бы тоже не успел отреагировать. Этот Ламази Джон сгибается в три погибели, выкатывает глаза и хватает воздух, как рыба на берегу.

— Так, — командует Толян, — берём этого гуся и…

— Погоди-погоди, — вступаю я. — Утилизовать всегда успеем, вон озеро рядом. Давай поговорим сначала. Вон туда в беседочку его давайте. Он ведь нас туда приглашал, вот и пошли. Поговорим немножко. Ты только выставь тут ребят вкруговую, но так, чтобы не привлекать внимания местных, хорошо? Аккуратненько, Толь. И дай парней Наталью проводить. Наташ, я не долго. Ты не против?

Парни обыскивают, достают из кармана снаряжённый магазин и затаскивают пришельца на веранду.

— Я один, — говорит он. — Никого больше нет.

— Серьёзно, Ламази Джон? — понимающе киваю я. — Хорошо, что я могу верить каждому твоему слову, правда же?

Он прикрывает глаза и слегка покачивает головой, демонстрируя… Хрен знает, что он тут мне демонстрирует.

— Ну, присаживайся. Давай, чего стоишь? Садись и рассказывай, кто, откуда и зачем? Если мне не понравится, что ты говоришь, отдам тебя Толяну. Он вывезет тебя с территории, бросит в подземелье и будет с утра до ночи избивать, пока ты не скажешь правду или не сдохнешь. Окей? Как тебе такой план, Ламази Джон? Ты типа с Антипой, да? Стало быть, ты типа Антипа.

— Я Тбилисский вор, — говорит он. — Ламази Джон.

— Поздравляю. Воров в Тбилиси больше, чем во всём союзе, да?

— Не знаю.

— Как ты сюда попал? Как ты узнал, что я буду здесь? Чего ты хочешь? Рассказывай сразу, чётко и ясно. Пугать тебя не хочу, но признаюсь, мне всё равно, что с тобой станет.

— Ну, пробрался. Когда дача пустая, охрана не так чётко всё сечёт. Мне знающие люди подсказали, где пройти, там ущелье такое маленькое или овраг длинный, вот по нему и проскочил.

— Вот так, в шортиках?

— Нет, я переоделся на подходе уже.

— Зачем?

— Ну, чтобы не выглядеть, как диверсант, типа, — говорит он.

— Странно, но ладно. И когда ты пробрался?

— Здесь когда шишек нет, охрана ослабевает. Мне показали место, где можно пройти, и я… — он. Задумавшись, замолкает.

— Так, когда это было? — хмурюсь я.

— Под утро ещё. Тут территория большая. Как приехал, сразу и пошёл.

— И как ты, вор, смог обойти охрану и пройти по лесам и всем этим буеракам? Ты же не десантник, не разведчик…

— Ну, я спортсмен типа.

— И что за спорт такой? Спортивное ориентирование?

— Не… — он усмехается. — Какое ориентирование… Бокс и карате. Ну… я бегаю тоже.

— Ну, надо же, — качаю я головой. — И на зоне бегаешь?

— Зачем на зоне, — пожимает он плечами. — На зоне качаться можно и драться тоже. Ну… нюансы есть, конечно.

— Значит, ты за здоровый образ жизни? — киваю я и гляжу на часы.

Время уже к вечеру…

— Не, спорт — это нездоровый образ жизни.

— Ладно, — говорю я, — похеру спорт. Как ты узнал, что я здесь буду? Информация закрытая, можно сказать.

На самом деле, на свадьбе многие знали, конечно. Но для того, чтобы подготовиться, выдвинуться с вечера, узнать маршрут, получить, не знаю, инструкции бывалых, нужно иметь какой-никакой запас времени…

— Ну, — улыбается он, — как узнал? Люди сказали…

— Ответ не принят, — говорю я. — Что за люди?

— Ты же знаешь уже, наверное, — он показывает рукой на Толяна. — В охране вот у него человечек есть, он недовольный типа. За деньги делится информацией.

— И сколько таких недовольных? — хмурюсь я.

— Ну, — отвечает Джон, — я одного знаю.

— Опять не принят ответ…

— Правда, про одного только говорили.

— Ага, считай, что поверил, — ухмыляюсь я и киваю Толяну. — Думаю, мы закончили.

— Погоди-погоди, почему закончили? Я правду говорю. Может, ещё кто-то есть, так-то недовольных у вас хватает. Чем больше людей в подчинении, тем больше недовольных. Человек любит деньги, это у него в крови. И когда эта любовь превышает ответственность, происходят вот такие прокольчики. Знаю, что одного вашего за жабры взяли. Ищут и других, но пока один только давал сведения. В смысле здесь, а в Москве ещё есть.

— Кто?

— Слушай, брат, я не знаю, честно говорю. Но я узнаю, скажу тебе, мне не трудно.

— То есть, — усмехаюсь я, — ты планируешь ещё со мной встречаться?

— Конечно, планирую, как иначе? Так вот, этот человек передал информацию, что ты собираешься сюда, на озеро приехать с молодой женой. Заранее передал, когда вы маршруты прорабатывали, схемы изучали. Он это всё слил ворам. Поэтому я как узнал, что невесту твою пытались украсть, тут же собрался и поехал. Я тут рядом был, в Сухуме, два часа всего на машине. Правда, ночью чуть дольше ехал.

— Ну, отлично. Вот мы и подошли к главному вопросу. Зачем? Зачем ты гнал, зачем лез через джунгли и всё такое прочее?

— Поговорить хотел.

— Интересный ты чувак. Ну, прилетел бы в Москву, пришёл ко мне, как твой Антип, в чём проблема? Что за клоунада? Тебя нормально так могли захерачить здесь в лесочке. И до сих пор ещё могут.

— Нет, — качает он головой. — Зачем другим знать? Здесь тихо, посторонних нет, только свои.

Он пристально смотрит на Толяна. Остальные люди в чёрном находятся от нас на некотором расстоянии.

— Поэтому ты на меня пушку наставил, да? — пристально всматриваюсь я в его глаза.

— Слушай, прости, Бро, просто, хотел, чтобы по-тихому всё было.

— Кто знает, что ты сюда попёрся, супермен?

— Никто.

— Давай, Толик, никто не знает, вали его, — говорю я.

— Эй-ей! Хорош юморить, короче. У меня дело есть. Если не понравится, тогда делай, как захочешь.

— Ну, попробуй, — киваю я, — раз такой отчаянный. Расскажи, что за дело.

— Во-первых, посмотри сам, волына пустая, без патронов. Говорю же, чисто, как аргумент взял, чтобы тихо.

— А во-вторых?

Он смотрит на Толяна.

— Говори-говори, — подбадриваю я. — У меня от него секретов нет.

— Короче, я хочу сотрудничество наладить. Взаимная выгода и светлое будущее. Я про тебя слышал, интересовался. Ты хоть и молодой, а перспективный, да?

— Да ты что? И зачем мне это сотрудничество, если я и без тебя светлое будущее могу устроить? Всю вашу свору в ближайшее время под нож пущу и все дела.

— Вот! Правильно говоришь. Всю свору под нож, да только потом что? Думаешь, сразу всё? Кругом станет тихо и спокойно, да? Исчезнет преступность мгновенно? Что? Знаешь ведь, что случится, придут беспредельщики, такое начнётся, что и не снилось. Хуже станет в сто раз. Кровь и ужас. А чтобы этого не произошло, я нужен. Вместе с тобой мы построим новый порядок, улавливаешь? Ты и я.

Он делает руками движения, будто лепит пирожок.

— Ты даёшь мне гарантии, я даю тебе бабки. Нельзя всё на самотёк оставлять, брат, сам посуди. Не получится без закона, да?

— Закон, вообще-то, уже имеется. Слыхал небось про кодекс уголовный?

— Какой кодекс, а? Кто по нему жить станет? Люди деньги делать хотят, даже те, кто закон твой исполняет, понимаешь, да? Хотят, чтобы красиво было, весело, как у людей. Сейчас там вон сколько разных воров, а мы их выбросим и…

— Мы?

— Конечно, мы. Я тебе помогу. Изнутри помогу. Никто не знает, что я здесь сейчас, понимаешь, да? У меня есть свои люди и мы можем всю республику взять. И другие места тоже. Подумай. Вот и всё.

— Ну что, — спрашивает Толян, — завалить его?

— Нет, — задумчиво качаю я головой. — Пока не надо…

Пока повременим, а там видно будет…

— Вот что, Джон… — говорю я, поразмыслив, — Ламази… Сейчас Толик пойдёт с тобой. Толь, возьми людей и пройди по маршруту, посмотри, как он проник, и нет ли там каких сюрпризов. Проводи и распорядись. Если что, гаси жёстко, без базара. А этот пускай едет пока. Пушка, кстати, действительно пустая у него, я по весу почувствовал…

— Ладно, — неохотно кивает Толян.

Не нравится ему этот Джон. Да и я пока не испытываю к нему нежных чувств.

— Что за имя такое, Джон? — спрашиваю я.

— Я вообще-то Джансуг, Джано, а это… ну, погоняло, чё? Джон. Ты вот Бро, а я Джон Ламази.

— Понятно. Ну, иди, раз такое дело. Меня не ищи. Я тебя сам найду.

Это я говорю с иронией, но он серьёзно кивает, изображая полную лояльность.

Время на озере пролетает быстро. Любовь, ласка, нега, расслабон… Всю жизнь бы так жил… Вообще-то нет, конечно. Несмотря на то, что мне очень хорошо и на то, что мне нравятся прогулки по лесу, и на то, что нравится ходить на катере по озеру и на то, что мы занимаемся любовью, как кролики на виагре, подобный стиль жизни непривычен. Бездействовать очень трудно.

На пару дней приезжает Галина с Борисом и кучей поэтов. Я, правда, из них только Евтушенко и Вознесенского знаю, но и этого больше, чем довольно. Они читают свои хлёсткие, яркие, невероятные вирши.

Все пьют, хохочут, пожирают глазами Наташку, называя музой и снова читают, словно стараются перещеголять друг друга, и посвящают ей мгновения своих озарений. Не забывая, впрочем, и о Галине.

Всё это талантливо и до ужаса красиво, пронзительно и немного дико. Потому что так изъясняться невозможно, они будто открывают дверь в потусторонне — демоническое, а это делать, всё-таки, не стоит.

Уезжают так же внезапно, как и приезжают, а мы остаёмся, доживая спокойные и размеренные деньки из своей сладко-медовой недели, полной любовного изнеможения и ненасытной жадности до тел друг друга.

Вернувшись в Москву, мы сразу оказываемся заключёнными в колёса повседневной гонки, попадая в жернова, ритмично перемалывающие время. Утром после прилёта Наташка идёт на работу, а я — к Андропову.

Кажется, какое-то время наши встречи будут ежедневными. Хорошо, что у него хватает дел помимо меня, потому что после этих сеансов я чувствую себя так, будто он выпил из меня все соки. До последней капли.

— Я думаю, что свободы, безусловно, нужны, — задумчиво говорит он, не глядя на меня. — Гражданские свободы, отсутствие репрессий и все эти пресловутые права человека. Без извращений, конечно, и вседозволенности. Но, совершенно несомненно, расширение этих свобод должно происходить в соответствии с ростом благосостояния.

— Полагаете, это должно быть связано с экономическим ростом?

— Да, с одной стороны сам этот экономический рост будет подталкивать расширение свобод, хотя не в этом суть. Суть в том, что бедное и отсталое общество, это я не про нас, а в принципе… размышляю… Так вот, бедное и голодающее, для примера, сразу станет несвободным. Потому что на волне вседозволенности придут те, кто будет морочить людям головы и закабалять их в настоящее рабство. Придут глашатаи свободы, несомненно связанные с Западом, и заставят служить золотому тельцу. И самим себе… Тут мне всё абсолютно очевидно и ясно и даже пытаться дискутировать не о чем. Твои рассказы это очень хорошо иллюстрируют…

Он погружается в раздумья.

— Ладно. Нужно сформировать задание для наших академиков более конкретно… Об этом подумаем. И о кадрах нужно подумать. О кадрах…

Сегодня встреча прошла без Де Ниро, и два часа мы были один на один с председателем.

— С Епишевым я переговорил, он готов принять твой «Факел» под своё крыло. Нужно от Леонида Ильича команду и всё закрутится. Но это я организую завтра-послезавтра. Служить будешь в погранвойсках, чтобы армейские тебя не сожрали, улавливаешь?

Улавливаю, конечно. Не хочет меня из своих рук выпускать, погранвойска — это КГБ… Ну, да ладно, я это ожидал.

— Но на границу я тебя посылать не стану, конечно. Будешь здесь в штабе «Факела». Соображения по структуре штаба и подразделений жду завтра в виде записки.

— Понял, Юрий Владимирович…

Попрощавшись с Андроповым, занимаюсь другими делами, а вечером еду за женой в «Союзнефтеэкспорт». С букетом, разумеется.

Оставляю розы в машине, а сам захожу в вестибюль. Наташка появляется минуты через три. Завидев меня, улыбается, просто расплывается в улыбке и устремляется ко мне, но тут… Ба! Знакомые всё лица… Следом за ней появляется Игорь Алексеевич Зевакин. Жив, курилка…

— Рыбкина! — недовольно окликает её он.

— Я Брагина, — отвечает она, не оборачиваясь.

— А мне хоть Флягина! — зло восклицает он. — Я тебя ещё не отпускал! Быстро вернулась! Отчёт…

В этот момент он замечает меня. На лице его всё ещё сохраняющем следы нашей последней встречи, отражается целая гамма чувств. Паника, гнев, ярость, злость и ужас — всё это проявляется в течение секунды.

Он замирает, глаза широко раскрываются, а рот остаётся открытым на слове «отчёт». Он обшаривает взглядом фойе и, остановившись, судя по всему, на вахтёре, делается решительным и мстительным.

— Задержать его! — с видом Зевса кричит Зевакин и указывает на меня перстом. — Перекрой выход и срочно вызывай милицию! Срочно!!!