Воин света

8. Дела военные

— В общем, я понимаю, конечно, что это всё неправда, но всё равно очень обидно… — грустно говорит Наташка.

— Всё-таки, на работе проблема?

Она кивает и её каштановые волосы, получив встряску, касаются моего лица, попадают в нос и в рот. Я фыркаю, отстраняюсь и, не сдержавшись, чихаю…

— Что?

Я притягиваю её к себе и целую.

— Не грусти раньше времени. Рассказывай, что там такое. Если это связано с работой и это не Зевакин, то я просто теряюсь в догадках.

— Уши Зевакина, разумеется, торчат, но непосредственно он как бы и не виноват.

— И кто же в таком случае виноват?

— А виноват, — вздыхает она, — вернее, виновата… Я, конечно, кто же ещё? Я ведь пока ещё ничего из себя не представляю, студентка без опыта и каких-то особых навыков. Марки ведь кто угодно может клеить, правильно? Поэтому мне стоило бы быть поскромнее, делать, что говорят и не создавать вокруг своей малозначимой персоны всевозможные скандалы, не разводить сплетни и, попросту говоря, не генерировать нездоровую обстановку. И, опять же, моральный облик современной комсомолки не подразумевает неприкрытого флирта на рабочем месте, провоцирования непосредственного начальника и создания для всего трудового коллектива дурной репутации, противоречащей духу созидательного труда на благо советского народа. Так что, если я не хочу, чтобы всё это было отражено в характеристике с места работы или, чтобы скандалы сопровождали меня в течение всей трудовой деятельности, а я, без сомнений, нахожусь в самом начале трудового пути, имеет смысл крепко обо всём подумать, сделать правильные выводы и написать заявление об уходе. Причём, написать немедленно…

— Написала?

Она снова кивает, и её волосы опять касаются моего лица, осыпая волшебными искорками желания и окутывая тонким ароматом эфирных масел, подобранных французскими парфюмерами.

— Понял, на ком ты женился, Егор? На порочной штучке с дурной репутацией.

— Да уж, неприятная характеристика, но мы-то знаем, что ты не такая, а начальники, особенно вооружённые социалистической риторикой, к сожалению, склонны жрать мозги и занижать самооценку неугодных подчинённых. Впрочем, милицейско-полицейские начальники делают это гораздо эффективнее и прямолинейнее, независимо от строя и экономического уклада. Но это к делу не относится. Как я понимаю, это краткое содержание выступление Лиходеда, да?

— Угу, — выдыхает Наталья и поднимает ко мне лицо.

— Ну, погоди-погоди, ты чего? Почему глаза опять на мокром месте? Не нужно, было бы из-за чего… Дай-ка… Да не крутись, говорю тебе…

Я вытираю две огромные бриллиантовые капли. Она всхлипывает, жалобно, как ребёнок. Как Мурашка могла бы.

— Сейчас звоночек сделаю, — говорю я. — Постараюсь узнать, что там к чему.

— Поешь сначала, — вздыхает она. — Остынет всё…

— Я быстро. Позвоню, а потом с чувством, с толком поем. А так буду торопиться и не смогу насладиться твоими котлетами.

Иду к телефону и набираю Платоныча.

— Привет, дядя Юра, как дела?

— Ну, так, — говорит он. — В рабочем порядке. По-разному.

Так-так-так…

— А почему по-разному? То есть не только хорошо, если быть точным? У Андрюхи как?

— У Андрея, надеюсь, очень хорошо. Он на море, балдеет со сверстниками, купается, загорает, ест фрукты…

— А у тебя что?

— Да тоже нормально, грех жаловаться…

— Блин, ну, говори уже, пожалуйста, чего ты крутишь!

Он чуть крякает…

— Помнишь, я тебе сказал, что мне предложили должность замминистра?

— Конечно, помню, — настороженно отвечаю я.

— Ну… Отбой, короче.

— Как это отбой? Что это значит?

— Значит, что предложение больше не действительно, — говорит он спокойно.

— А… почему?

— Поставили другого претендента. Позвонили из ЦК и попросили внимательно рассмотреть другую кандидатуру. Министр согласился, сам понимаешь. Сказал, что при первой же возможности возьмёт меня, но пока такой возможности нет… и всё такое прочее.

Ага, всё такое прочее.

— Твою дивизию… — задумчиво говорю я… — А кто позвонил?

— Ну… наш друг считает, что это его начальник.

— Вот сука мстительная…

Козёл. Одно дело, если просто сказал, назначь вот этого, а мог ведь дать директиву, мол, Большака никуда не назначать. Это было бы пипец, как плохо.

— За что бы ему мне мстить? Думаю, просто надо было пристроить своего человека… Или… Или ты думаешь, что это тебе привет?

— Думаю, мне и дальше по вертикали.

— Ну, что тут поделаешь. Лучшее решение, на мой взгляд, продолжать работать, как ни в чём не бывало. Работы, к тому же много и, может быть, сейчас даже лучше сидеть на своём месте, не отвлекаясь на посторонние дела. У заместителя, сам понимаешь, повестка намного более широкая.

— Ага, понимаю. Как не понять, понимаю, конечно… Ну, прости, дядя Юра, за подставу. Не парься, главное, как-нибудь порешаем.

— Да, я и не парюсь. Как у тебя дела? Ты просто позвонил или хотел чего?

— Хотел, честно говоря. Тут Лиходед твой Наташку мою прессует, увольняться заставляет, хотел тебя попросить, чтобы ты ему заглянул в затылок, попросил одуматься.

— Хорошо, попрошу, — отвечает Платоныч. — Завтра заеду. Это он из-за Зевакина что ли? Вот же сучий потрох.

— Да, из-за него, — зло усмехаюсь я. — Мелкая месть, называется.

— Постараюсь помочь. Я Лиходеду приказывать не могу, но поговорю, объясню расклады и он, думаю, поймёт что к чему, так-то он парень очень даже неглупый.

— Нет-нет, теперь не надо, — говорю я. — Не нужно подставляться. Ты, пожалуйста, будь сейчас предельно осторожным и аккуратным. Тише воды, ниже травы, короче. Я серьёзно.

Может, они это всё и замутили специально, чтобы его прихлопнуть. И мне досадить. Ну Черненко хренов, надо с тобой что-то делать…

Я возвращаюсь на кухню.

— Наташ, а ты заявление написала уже, да?

— Написала, — кивает она и ставит передо мной тарелку с котлетами и… ого запечённым баклажаном.

— Красота какая… Ты где взяла это чудо?

— На рынок заезжала. Попробуй сначала, а то, может и не понравится ещё.

Я пробую.

— М-м-м… обалдеть!

Она улыбается.

— Вкусно, Наташ, обалденно!

— Ну, ешь, на здоровье.

— Ага, — жую я. — Слушай, а две недели ты будешь отрабатывать или тебя попросили не выходить больше?

— Буду. Придётся ходить две недели. Пытка. Все будут смотреть, знать и типа сочувствовать. Противно.

— Наплюй и размажь. Поверь ещё придёт день, когда ты возглавишь эту контору.

— Да не очень-то и надо, — хмурится она и мило морщит носик. — Завтра Мурашке своей позвоню.

— Выведать хочешь будущее своё? Как у гадалки?

— Ну, она же не чужая, — пожимает Наташка плечами.

— Ты думаешь? — поворачиваюсь я к ней. — А по-моему, скорее чужая, чем не чужая.

— Как это? — не понимает она.

— Ну, если следовать твоей логике, я что, должен пропадать днями и ночами в семье Добровых? Рассказывать всё юному мне, предостерегать и жить его жизнью, заодно меняя её и обходя трудности и проблемы… Так?

Наташка молчит.

— Я вообще-то сейчас больше Брагин, чем Добров…

— Думаешь, и она так же?

— Не знаю…

— Слушай, — говорит она после паузы, — а что насчёт венчания? Ты же хотел…

— Я и сейчас хочу, — улыбаюсь я. — А ты? Хочешь?

— Ну… да…

— Значит, так тому и быть. Ещё покреститься надо…

А вот с этим делом вопрос интересный… Но ладно, потом обдумаем.

Проходит неделя, во время которой не происходит никаких тектонических сдвигов, никаких потрясений и непредвиденных ситуаций. Куча мелких хлопот и затишье, возможно, перед бурей, а может и просто затишье. Такое, наверное, тоже бывает.

Я сдаю паспорт, получаю военник, х/б и парадку, кирзовые сапоги и вроде кожаные ботинки, зелёные погоны с гордыми и независимыми буквами «ПВ», фуражку с изумрудной тульёй, красной выпушкой по окружности и тёмно-тёмно-синим околышем. Материалы грубые и фасончик явно не от Юдашкина, чё сказать, но в целом норм.

Я подшиваюсь, натягиваю х/б, ремень затягиваю не слишком, позволяя ему чуточку провиснуть, закладываю аккуратную складочку на пояснице, пилоточка, пуговицы. Бравый зольдат. Хэбэшка, конечно, необмятая, новая, слоновья, но выправку никуда не денешь.

— Ты чёт не по чину шик навёл! — смотрит на меня красномордый прапор. — Ну-ка складку убрал. Чтобы по уставу всё было ясно? Гляди у меня!

Это мой непосредственный начальник старший прапорщик Зданевич, здоровый, как Гулливер в стране лилипутов, мужичина со свирепым лицом и немножечко выпученными глазами. Он командир третьего взвода обеспечения.

У него есть каптёрка, а у меня в ней каморка со шкафчиком и деревянным топчаном, практически шконкой. Если вдруг под ружьё, если завтра в поход, ищите меня здесь, короче. Среди незаконных канистр с ГСМ, солдатских мундиров и свёртков с непонятным добром.

Вообще-то у меня есть нормальная панцирная кроватка в комнате, называемой на морской манер кубриком. Почти все везунчики, служащие здесь, как на подбор, имеют основательную комплекцию, приобретённую на солдатчине дородность и осуществляют, в основном, вспомогательные работы на кухне, а так же транспортные перевозки не самых больших шишек.

— О! — лениво приветствуют они меня. — Салабон! Откуда ты такой взялся?

Благоприятные условия службы даже неуставные отношения окрашивают цветами ленивой необязательности. В кубрике находится пятеро бойцов.

— Ну, здорово, братья, коли не шутите, — усмехаюсь я. — Как служба?

— Узнаешь! — ухмыляется мордатый узбек. — Сегодня за меня дневальным будешь. Прописка, в натуре, слоняра.

Интересно, они тут все по блату оказались либо призывная машина гребёт всех подряд? Вряд ли. В десант, например, по определённым критериям набирают, в некоторые другие рода войск тоже. Так что сюда, думаю, можно попасть только имея правильное происхождение.

— Кутак баши тебе, братишка! — добродушно, со смешком отвечаю я.

Он подскакивает, как ужаленный.

— Чё⁈ Чё ты сказал⁈ Сенга амчектык келди!

— Да ладно, я на твоём не говорю. Не парьтесь, пацаны. Смотрите, я же не с пустыми руками. Пришёл познакомиться с вами. Так-то я буду в другом месте кружиться. Не знаю, если пару раз за всю службу придётся здесь приземлиться.

Я кладу на тумбочку у своей кровати дипломат и откидываю скобы замочков.

— Знаю, вы здесь все чуваки кручёные, вас так-то не удивишь ничем, но я вот грев организовал, может, пригодится. Чисто от сердца. Ну, и так, если чего будет надо, говорите. Для своих-то пацанов я в лепёшку расшибусь. Я Егор, короче. Брагин.

Открываю дипломат и презентую дары. Блок «Кэмела», три бутылки нашего фирменного «французского коньяка», сервелат, импортные конфеты, консервы кое-какие, печенье. Это из «Берёзушки».

— Опа-опа-опа! — подскакивает ко мне резкий подвижный блондин с лычками сержанта. — Всем стоять! Всем бояться, нах! Нормальный подгон, братишка!

Он протягивает руку. Я пожимаю.

— Я Вован Борисов, — представляется он. — Если будут неприятности, говори, что со мной, если что. Так-то у нас всё спокойно. На Темирчика не обращай внимания.

— Э! — возмущается узбек. — Я щас сам на тебя обращу кое-чё, ты понял, Вован?

— Иди на хер, Темирчик, — незлобиво и по-свойски отмахивается мой новый покровитель. — Так, чё это тут?.. Нормально! Французский что ли?

— Ага, нормальный, кстати, — говорит ещё один чувак, подходя ближе. — Я такой пил.

— Да где ты пил-то, Косуля?

— Не, базара нет, — встревает Темирчик. — Если уже пил, значит всё, Косуле больше не наливать.

Все начинают ржать.

— Смир-р-но! — раздаётся громоподобный голос из коридора. — Товарищ старший прапорщик…

— Убирай! — кипишует Вован. — Убирай скорей! Зденек припёрся! Под кровать!!!

— Кто? — удивляюсь я, но потом догадываюсь, что Зденек это, должно быть Зданевич.

— Пустяки, на самом деле, но, всё равно, неприятно, если отберёт. Встали все быстро!

На пороге появляется Зданевич.

— Так, я не понял, бойцы! — ревёт он. — Почему в казарме находимся⁈ У вас дел нет? Арсланбеков!

— Товарищ старший прапорщик, я в наряде сегодня.

— А чё сидишь здесь? Иди толчок драй! Ты меня знаешь, до утра будешь х*ячить если грязь найду. Быстро, пошёл! Брагин, ко мне! Борисов, ты тоже! Давай-давай. Значит так, берёшь своего нового товарища и показываешь ему, где и что, понял? Санчасть, гараж, пункт питания. Понятно?

— Так точно!

— Хорошо, — он поднимает левую руку и внимательно смотрит на свои часы. Брагин, всё посмотришь, запомнишь и через тридцать пять минут явишься ко мне в каптёрку. Ясно?

— Так точно, товарищ старший Прапорщик.

— Всё время пошло!

Мы выходим.

— Тебя чё, перевели откуда-то? — интересуется Вован, когда мы выходим на небольшой плац, окружённый со всех сторон строениями.

— Не, меня только призвали, — отвечаю я. — Вчера присягу принёс.

— Нифига се, чёт ты как-то задержался, братан.

— Ну, вот, — пожимаю я плечами.

— Ясно. Короче, смотри. У нас тут маленький взвод. Служба не бей лежачего. Работа есть, конечно, но без мозго**ства, сечёшь? Короче, я не знаю, кто твои родаки, но фарт ты конкретный поймал. Не жизнь, а малина. Во, гляди, всё, это и есть наша маленькая территория. Ты не смотри, что это типа, как тюряга, мы же каждый день выходим в город, мотаемся туда-сюда. Здесь едим только да спим.

Я киваю.

— А чё, ты серьёзно не будешь в казарме ночевать? В каптёрке что ли? Тебя туда пристроили?

— Нет, я на постоянку прикомандирован к ГлавПУРу.

— А это чё ещё за зверь?

— Главное политическое управление. Туда каждый день буду ходить.

— О, ништяк! А жить-то где будешь?

— Там тоже есть каптёрки, — усмехаюсь я.

— Жалко, — кивает он. — Ну, к нам тоже захаживай. Особенно, если снова с дипломатом.

— Ладно, — усмехаюсь я. — Если чего надо будет, обращайся, я серьёзно.

— Так тебя не будет если…

— Ну, через Зденека, он знает, как меня найти.

— Ага, ты прям голова. Я скажу ему типа, товарищ прапорщик, передайте Брагину, пусть ещё коньяку припрёт. Так что ли?

— Ну, придумаем код, — смеюсь я. — Как у шпионов.

В назначенное время я прибываю в каптёрку.

— Ну, — кивает Зденек на табуретку. — Садись. И что ты за фрукт такой, рядовой Брагин.

Подполковник, так-то.

— Полезный, — усмехаюсь я. — С большим количеством витаминов. Настроенный на дружбу и на пользу родной стране. И товарищам по оружию.

— Польза товарищам по оружию — это правильно, — кивает он. — Это хорошо. Ты, значит, будешь неизвестно где пропадать целыми днями. Так что ли?

— Точно так.

— Хм, — качает он головой. — Первый раз такое вижу. Ну ладно, начальству, стало быть виднее. А что ты можешь-то? Какую пользу?

— Разное могу, говорите, что надо…

— Не знаю пока.

— Ну вот тогда, — киваю я и достаю из кармана «внешпосылторговские» чеки на двести рублей. — За знакомство, так сказать.

Он берёт, внимательно рассматривает бумажки и, удовлетворённо кивнув, убирает в карман.

— Ладно, говорит он. Для начала пойдёт. Я так понимаю, тебе придётся каждый день увольнительную выписывать. Так что ли?

— Пока так, — киваю я. — А потом решение найдётся.

— Найдётся, конечно, — хмыкает он. — Но я, вообще-то к тому, что на двести-то рублей особо не разгуляешься, усёк?

Ах, ты ж проходимец…

— Усёк, товарищ старший прапорщик.

— Ну, и молодец. Значит, подружимся. Смотри только, бумажки пока ещё не до конца оформлены. Так что сегодня тебе увольнения не будет. С завтрашнего дня начнём. Можешь здесь заночевать.

— Нет, Василий Гаврилович, — смеюсь я. — Вы что? У меня жена ревнивая, не поверит, что я в расположении части остался. Я же в гражданке, кто там меня проверит. На машине, к тому же. Так что, отпускайте.

— Ну, смотри, как знаешь. Из комендатуры тебя вызволять не буду, понял? Отсидишь своё на губе.

Отсижу, щас прям. Я звоню от прапора парням и, выйдя через КПП, оказываюсь в своей машине. У-ф-ф…

— Ну, Егор, — смеётся Витёк. — Как тебе в армии? Похоже, ты пока изменений не чувствуешь, да?

— Чувствую, не беспокойтесь, — качаю я головой. — Полдня сегодня в хэбэшке проходил и кирзачах.

— Полдня — это серьёзно, — объявляет Алик. — А нам звонила Шелюхова Анжела Степановна. Хочет срочно увидеться.

— Ну-ка, набери, диктую я номер.

Поговорив с ней, еду к той кафешке, где мы встречались не так давно.

— Рассказывай, есть ли результат? — спрашиваю я, когда пообнимавшись мы усаживаемся за стол.

— Есть, — расплывается она в улыбке. — У меня девять разных эпизодов. Осталось совсем чуть-чуть.

— Молодец, — хвалю её я и достаю из кармана конверт. — Смотри, нужно как можно скорее всё зафиналить, ясно? И написать записку с описанием всего нарытого. Понятно тебе? Вот, держи премию от пограничных войск. Я обещал, я сделал. Будешь мои…

— Ты что! — удивляется она. — Каким это боком к тебе моя премия попала? Или это не премия, а взятка?

— Какая разница? — пожимаю я плечами. — Главное, в этом конверте находится кругленькая сумма, в десять раз превышающая ту, на которую ты рассчитывала. И, если ты закончишь оформление своей работы и подашь мне полностью все выводы в художественной форме уже завтра, получишь ещё один точно такой же конверт. Но сделать это нужно буквально за ночь.

Она, осознавая, щедрость судьбы, внезапно повернувшейся к ней лицом, быстро и глубоко кивает. Мы прощаемся, и я отправляюсь дальше.

По пути я звоню Новицкой, договариваясь завтра встретиться. Подъезжаем к Наташкиной конторе, и я захожу в знакомый вестибюль.

— Так, молодой человек! — останавливает меня вахтёр — Паспорт пожалуйста.

В этот момент на проходной появляется Зевакин. Он бросает на меня быстрый взгляд и, по всей видимости, не желая оказаться втянутым в очередную разборку и создавать «эксцессы между нами», врубает телеграф на заднюю… Исчезает с горизонта, не успев выйти.

— Какой паспорт, уважаемый, — усмехаюсь я. — Я же не прохожу, здесь остаюсь, жену ожидаю. Ну, вы же в курсе. Это ведь не первый раз.

Вахтёр не настаивает, а тем временем выбегает Наташка, бросается ко мне и повисает на шее. А что теперь стесняться, раз речь идёт об увольнении?

— Как дела? — спрашиваю я, выводя её из здания.

Замечаю боковым зрением, что Зевакин идёт за нами чуть поодаль. Я оборачиваюсь к нему, чтобы…

— Брагин Егор Андреевич? — раздаётся прямо передо мной.

Ух-ты, мент… И не один, а несколько

— Вы не явились по повестке в городскую прокуратуру.

— Послезавтра явлюсь, — пожимаю я плечами. — Если захочу. Я лицо несущее в данный момент службу. Государственную, понимаете?

— Вам придётся пройти с нами, — говорит мент.

— Да, куда? — пожимаю я плечами и достаю из кармина военный билет. — Я на службе, а здесь выполняю инструкции вышестоящего начальства.

И в этот момент я случайно перехватываю довольный взгляд Зевакина. Я оборачиваюсь и замечаю атмейского Капитана с двумя крепкими солдатиками, бегущими в нашу сторону. Ну, что это за хрень.

— Так! — на ходу кричит капитан. — Ну-ка, рядовой, сюда военный билет!

Ага, щас, твою дивизию…