Глава 12 Легенда о про́клятой топи

До дома моего спасителя добрались быстро, он располагался прямо в зарослях ивняка, серый, изъеденный короедами и довольно пугающий. Это жилище больше походило на избушку ведьмы, но ее хозяин спас мне жизнь, так что сопротивляться я не стал и зашел внутрь.

Мужчина, которому на вид было за шестьдесят, усадил меня на покрытый ковриками сундук, а сам начал хлопотать у плиты. В доме пахло пылью и сыростью, но даже это не могло смутить меня сейчас. В данный момент мне казалось, что нет на свете места уютнее. Ну… разве что у бабушки.

Маленькие навесные шкафчики перекосились от старости, голубая краска с них почти полностью сошла, кухонный стол окружали расшатанные лавочки, а в одном углу были свалены различные вещи. Несколько кастрюль, веник, пустые бутылки, консервные банки, всевозможная одежда – все это кучей лежало на полу, будто застыло во времени. Возможно, я бы удивился и даже ужаснулся подобному бардаку, если бы вдруг не испытал жалость. Спасший меня человек был чертовски одинок…

– Меня, кстати, Слав зовут, – пытливо уставившись на мужчину, буркнул я. – А вас?

– Федор Ильич, – сипло ответил тот. – Нигде не поранился?

– Да вроде нет…

– Мм… а то голосил, словно порося, оторванный от мамкиной сиськи. Зачем полез в болото? Приключений, что ли, искал?

– Да как бы не так. – Я принял у Федора Ильича кружку с чаем и звучно отхлебнул. Он был ароматный и сладкий, внутри приятно обдало теплом. – Вы мне не поверите, если я расскажу, что делал на болоте. Никто не поверит.

– А ты попробуй, там посмотрим.

Мужчина достал деревянную кадушку и, поставив ее возле меня, снял крышку. От душистого меда в сотах желудок предательски заурчал, у меня аж слюнки потекли.

– Лопай, – дал команду Федор Ильич, протягивая мне ломоть хлеба. – Лопай и рассказывай.

– Да особо и не о чем рассказывать, – намазав мед толстым слоем на хлеб и откусив, ответил я. – Ребенка увидел в этих дебрях. Наблюдал за ним какое-то время, пока тот не пропал. А потом он заголосил, словно в капкан наступил. Я, кстати, так и подумал. Бабушка рассказывала, что здешний лесник раньше ставил капканы на лис, пока те не перевелись… Вот я и решил, что один остался.

Федор Ильич слушал внимательно, не упуская ни слова, ни мимики на моем лице. Благодарность к собеседнику разлилась во мне теплом, стало так приятно, что взрослый человек не отмахивается от меня, а впитывает каждое слово.

– А вы, стало быть, и есть тот лесник?

– А кем же мне еще быть? – хмыкнул он. – Так чему я должен был не поверить?

– А вот чему: когда я прибежал на предполагаемое место падения этого ребенка, его там не было. Как будто человек мог просто испариться! Потом я вдруг оказался в болоте… Вы же не думаете, что его засосало?

– Тебя не засосало, значит, и его не могло. Болото у нас сейчас смирное, надо потрудиться, чтобы утопнуть.

– А мне так не показалось, – буркнул я и уставился в кружку, вспоминая, какой страх испытывал несколько минут назад. – Могу поклясться, оно не хотело меня отпускать…

– В таких местах нужно быть осторожным, – участливо сказал Федор Ильич, отхлебывая из кружки. – Мне и самому иногда кажется, что в зарослях кто-то бродит… Да что только старику не привидится.

– И вам не страшно жить здесь?

– Чего бояться-то? Если я никого не трогаю и никому не мешаю, стало быть, мне и бояться не нужно. Господа вспомнил, перекрестился, три раза через плечо плюнул, и готово. Сбережет тебя сила небесная.

– Сила небесная – это хорошо, конечно, да вот только я в нее не верю.

– Это, как говорится, дело хозяйское, – ответил Федор Ильич, почесывая густые усы, – но мне без веры было бы как-то тяжко.

– Вы сказали, – боязливо начал я, – что это болото смирное, значит, никто никогда в нем не тонул?

– Деревенские говаривали, что потонула как-то раз корова тут, Жданка. Да только вот не ушла она под трясину, а это, стало быть, и не утонула вовсе. Околела рогатулечка просто, цельную ночь провела в холодной воде. А морду она над болотом держала, жить хотела…

– И что, это самое страшное, что рассказывают?

– А тебе что, страстей не хватает? – ухмыльнулся Федор Ильич, потирая колени. – Была одна легенда, да уж это и впрямь байки сельчан.

– А что за легенда?

Федор Ильич внимательно меня оглядел, откашлялся в кулак, глотнул еще душистого чаю и принялся излагать:

– Мамастара[2] моя еще говаривала, я тогда совсем малой был. Жил тут мужик, Митрофан вроде как звали. Один-одинешенек, ну вот прям как я. – Федор Ильич смачно откусил от ломтя хлеба, а я слушал, приоткрыв рот. – Хмурый был, да не от хорошей жизни все. Жена у него померла совсем молодой, а второй раз он так и не женился. Детей Господь не дал, в общем, не жизнь, а одно название… Поселился он отшельником в этой самой избушке. Да не пучь глаза, – хмыкнул он, – эта хата не одну сотню лет стоит. Неужто ты думал, что я – единственный ее жилец?

Волосы на руках вздыбились, хотя история только начиналась и ничего ужасного, кроме грустной судьбы несчастного Митрофана и того, что он жил в том же доме, что и Федор Ильич, я еще не услышал. Мурашки пробежали по спине, я поежился.

– Ага, – буркнул Федор Ильич, – так о чем это я? А, ну да… Жил он, стало быть, тута. Подальше от народу хотел быть, чтобы только он и его печаль существовали в этом месте. Но дом-то находится не так уж далеко от другого жилья, повадились детишки лазить на его территорию. Кто мед с пасеки крал, и пчелы из-за того гибли, кто гнезда вороньи ворошил и птенцов губил, кто просто пакостил от скуки. В общем, не давали мужику жить спокойно.

Федор Ильич встал, взял горячий чайник и заботливо подлил мне кипятка в кружку. Я достаточно наелся, но терпкий мед вызвал жажду, вторая кружка чая пришлась очень кстати.

– Однажды детвора сговорилась и задумала разыграть ворчливого старика. Устроили ловушку: кто-то притворился приманкой, кто-то нападал, в глаза чего-то набрызгали бедолаге и загнали Митрофана глубоко в заросли, где топь была непредсказуемая… И не видел его никто с тех пор. Говорили, засосало мужика. А куда еще мог деться?

– Это ужасная история, – проглотив застрявший в горле ком, проговорил я.

– Ужасная, – согласился Федор Ильич, – и на этом не заканчивается. – Он сделал очередной глоток чая, убедился, что я внимательно слушаю, и продолжил: – Какое-то время спустя все забыли о детской шалости, которая обернулась трагедией. Родители перестали читать нравоучения отпрыскам, убедив себя в том, что не их чадо было причастно к гибели человека, властям в то время вообще до стариков никакого дела не было. В общем, забыли и забыли. Все бы так и жили, как раньше, будто ничего не произошло, да только молодые девы начали пропадать.

– Пропадать?!

– Ага, будто уводил их кто из дома. Родители проливали слезы по дочерям, молодые мужья надрывали глотки, выкликая жен. Да только толку во всем этом не было. Девы пропадали с концами.

– И что же с ними случалось? Неужели так же тонули в болоте?

– А ты смышленый. Говорят, дух Митрофана до сих пор живет в этом болоте и зазывает красавиц в свои топи. Будто он при жизни не нашел себе вторую жену, деток не нажил, вот и бесится теперича, уже когда помер. Люди уверяют, будто в полночь можно увидеть, как сгубленные души утопленниц тянут свои белые ручки из трясины, поют могильную песнь и молят о спасении.

Дрожь прошла по всему телу, затылок укололо едким страхом. Нигде я не испытывал это неприятное чувство так часто, как в Вороньем Гнезде. Меня и раньше можно было напугать историей про Митрофана и погубленных красавиц, а теперь я и вовсе испытывал дикий ужас, – стоило только подумать, что такое возможно.

– Но это всего лишь легенды, хлопчик, байки таких же старых ворчунов, как я. Их рассказывают детям, чтобы не пакостили и не издевались над пожилыми людьми. – Федор Ильич засунул руку в нагрудный карман пиджака, вытянул оттуда папиросу и закурил. Я инстинктивно поморщился от мерзкого дыма, но из уважения к новому знакомому промолчал. – Но иногда, как я уже говорил, от одиночества начинаешь слышать и видеть лишнее… Бывает время, когда я почти готов поверить во все эти жуткие истории.

– А их много? – взволнованно спросил я.

– Уж не одна, поверь… Но не все в один день. – Федор Ильич поднял руку, предупреждая вопросы. – Я не могу нянчиться с тобой столько времени.

– Я могу прийти к вам в следующий раз?

– В следующий раз? – Брови старика удивленно взметнулись вверх. – Коли есть такое желание… приходи.

История старого лесника оставила во мне сгусток холода и страха. Со стопроцентной вероятностью я никогда больше не пойду на болото… Точнее, в ту его часть, которая может заживо похоронить в своих объятиях. В гости к своему спасителю я уже напросился. Отчасти я понимал, что Федору Ильичу, как и любому другому отшельнику, не хватает обычного общения, поэтому мне хотелось немного скрасить его одиночество и тем самым отблагодарить за спасение, но еще я желал услышать как можно больше чудовищных историй. Вдруг эти истории – ключ к проклятию Гнезда?


Загрузка...