Я шагал по узкой тропинке, ведущей от насыпной дороги к дому Федора Ильича, отгибал назойливые ветки ивняка и все больше приближался к ветхому строению. Зоя тащилась следом, ее лицо выражало ужас и отвращение одновременно. Я чувствовал себя настоящим мужчиной каждый раз, когда девушка, споткнувшись о корни или услышав шуршание ворон в гнездах, неловко цеплялась за рукав моего худи. Мне определенно нравилось такое положение вещей. К тому же в доме Федора Ильича я чувствовал себя словно в гостях у друга. Я был уверен, что это место не хранит в себе ни капли зла.
Пришлось потрудиться, чтобы открыть перекосившиеся деревянные ворота и убрать с лестницы старый хлам, заграждавший путь. В доме все так же пахло плесенью и пылью, отсыревшими книгами, разбросанными по прихожей, и грязным бельем, сваленным в одном углу кухни. Глядя на состояние дома теперь, я задался вопросом: почему объяснил беспорядок в жилище одиночеством Федора Ильича? Хотя что же еще мог выдать мозг? Уж точно не подозрение в том, что старик – неживой…
– Печальная картина, – подала голос Зоя, рассматривая интерьер. – И ощущение такое, будто на кладбище нахожусь…
– Да брось ты, обычный заброшенный дом. В вашей деревне с десяток таких.
– Ты хотел сказать, в нашей деревне? – улыбнулась она. – Пора бы понять, что Воронье Гнездо теперь и твой дом. И возможно, навсегда.
– Ой, не нагоняй жути! Давай лучше все здесь обшарим, нужно отыскать какую-нибудь зацепку.
– Даже не знаю, что ты намерен здесь отыскать. Глеб с парнями облазили все заброшки, коробка с тем старьем – единственная приличная находка. И, говоря «приличная», я сильно утрирую.
– Должно же быть что-то еще, особенно в свете последних событий, – не унимался я. – Просто попробуй думать как охотник за привидениями… Включи воображение.
– Вот его-то мне только и не хватало. И так жуть как страшно.
Я пожал плечами и принялся обшаривать помещение взглядом. Решил, раз уж на кладбище ничего страшного не произошло, – а то, что произошло, было всего-навсего приколом идиотов, – то в доме Федора Ильича нам и вовсе ничего не угрожает. Хотя все равно трогать руками ничего не хотелось. Первым делом меня привлекли книги, так что прикоснуться к истории все же пришлось. Я углубился в чтение пыльных обложек.
– Нашел что-нибудь? – спустя минут пятнадцать спросила Зоя.
– Мм, нет. Тут старая фантастика, классика и пара книг о рыбалке… Ничего, что могло бы привлечь внимание охотника.
– Заладил же, – огрызнулась она.
– А что у тебя?
– Тоже ничего… В гостиной стоит телевизор, и думаю, он такой же древний, как и его бывший хозяин. – Зоя нервно усмехнулась и громко чихнула от кружащей в воздухе пыли. – Странно, что ничего не сперли… Хотя, если подумать, этот дом обходят стороной из-за призраков.
– Значит, Федора Ильича и раньше видели?
– Возможно. Но я думала, это просто детей пугают, чтобы не лезли на болото, а оказалось… – Зоя на мгновение замолчала, а затем продолжила усмехнувшись: – Знаешь, как-то я слышала, как одна женщина давала нагоняй детворе, чтобы не играли на болоте. Мне показалось, она перегнула палку, не на шутку напугав их. Потом ребятня всем рассказывала, что здесь живет Мотовилиха, косматая ведьма с огромными гнойными волдырями по всему телу, которая ест непослушных детей. Было так смешно их слушать, учитывая, что Мотовилиха – это населенный пункт где-то в Пермском крае. Но я не стала никого разубеждать. Пусть лучше боятся.
– Да уж, – улыбнулся я. Хотелось восхититься оригинальностью мышления той женщины, но до слуха донесся посторонний шум. Я встрепенулся: – Ты слышишь?
Это были не голоса птиц снаружи, не шуршание крыс, наверняка кишащих в подполе и стенах дома, и не звуки деревенской техники, работающей на току.
– Что… что ты слышал, Слав?
– Песня. Я не могу разобрать слова, но это песня.
Рефлекторно наклонившись и навострив слух, я стал переходить из комнаты в комнату в поисках источника звука. В дальней спальне с одним окном, площадью не больше восьми квадратных метров, стояла железная кровать с пружинным панцирем, покосившаяся тумба и пара стульев. Под кроватью лежала пожелтевшая перина. Мелодия доносилась из-под нее.
Я медленно опустился на четвереньки и подполз к кровати, стараясь создавать как можно меньше шума, даже задержал дыхание. Теперь Зоя тоже услышала странные звуки. Девушка напряженно, словно гитарная струна, вытянулась, тревожно рассматривая пол.
Я аккуратно отодвинул перину и обнаружил проигрыватель с крутящейся на нем пластинкой. Теперь звук наполнил всю комнату, так что можно было разобрать каждое слово, но смысл по-прежнему до меня не доходил.
Это есть наш последний
И решительный бой;
С Интернационалом
Воспрянет род людской!
Хоровое пение, солировал мужчина. Манера исполнения, характерная для военного и довоенного времени. Так пели, я думаю, в советских фильмах, а сейчас уже давно не поют.
Лишь мы, работники всемирной,
Великой армии труда,
Владеть землей имеем право,
Но паразиты – никогда!
И если гром великий грянет
Над сворой псов и палачей,
Для нас все так же солнце станет
Сиять огнем своих лучей.
У меня было странное ощущение, будто я уже где-то слышал эту песню. Но когда и где? Я не смотрел фильмы о войнах или революциях. Я никогда не любил старое русское кино… Да любое старое кино не любил!
Это есть наш последний
И решительный бой.
С Интернационалом
Воспрянет род людской!
Песня закончилась, а пластинка все крутилась под иглой проигрывателя, издавая неприятные, слегка поскрипывающие звуки. В комнате повисла пугающая тишина, которую нарушал только скрип иглы и шорох винилового диска.
Я подумал, что песня – важная зацепка, которая должна подтолкнуть к разгадке тайны отпечатков прошлого, но никак не мог сообразить, в чем заключается подсказка.
– Слав… – Голос Зои был надтреснутым и слабым. Я посмотрел на подругу и испугался. Она побледнела, тонкие губы нервно вздрагивали, в глазах читался страх. – Здесь нет электричества… И еще, кто включил проигрыватель?
Я даже не подумал о таких нормальных, стандартных, казалось бы, вещах. Электричество. Техника сама себя не включает. Я был настолько уверен, что в доме Федора Ильича мне ничего не угрожает и нас точно ждет подсказка, что увлекся и перестал испытывать страх перед странностями.
– Давай уйдем отсюда! – взмолилась Зоя. – Пока не поздно, давай! А-а-а!
Снаружи что-то черное треснуло по старой деревянной раме и рухнуло на землю. Зоя бросилась ко мне и схватила за руку с такой силой, что я чуть не взвыл от боли. Ломота в костях и визг Зои вырвали меня из состояния отрешенности, погрузили обратно в реальность и заставили снова испытать все прелести простуды и страха. На долю секунды рассудок помутился, а когда удалось унять колотящееся сердце, я пересилил себя и подошел к окну.
– Это ворона, Зой, – пальцами поглаживая запястье девушки в своей руке, шепотом сказал я. – Всего лишь птица, врезавшаяся в окно. Ты же сама говорила, ужасы просыпаются только с наступлением сумерек, значит, сейчас нам нечего бояться.
Снова громкий удар, и теперь уже два темных тельца лежало снаружи на траве под окном. Я так же крепко сжал руку Зои, как и она мою.
– Бежим! – сорвавшимся голосом скомандовал я, хотя секунду назад был спокоен как удав. – Уходим отсюда!
Но прежде чем последовать своему же приказу, я нырнул под кровать и снял пластинку с проигрывателя. Этих секунд хватило третьей вороне, пробившей хрупкое стекло. Осколки посыпались в разные стороны, я прикрыл лицо, а Зоя пронзительно закричала.
Птица упала на потертый дощатый пол и принялась корчиться в конвульсиях. Ворона истошно орала и беспорядочно била крыльями в попытке освободиться от невидимых пут. Зрелище повергло меня в шок, я не мог сдвинуться с места, пока существо не затихло. Еще одна крылатая тварь пролетела в сантиметре от моей головы, ударилась о стену и упала замертво. Я почувствовал головокружение и тошноту.
«Таких совпадений не бывает, – подумалось мне, – не могут все птицы разом сойти с ума… – А следующая мысль даже насмешила: – Кто-нибудь слышал о воронах-шизофрениках?»
– Какого черта ты замер! – отчаянно закричала Зоя. Она вернулась за мной, снова схватила за руку и поволокла прочь от мертвой тушки. – Я убью тебя, Слав! Как только выберемся, убью!
Другие вороны начали биться в окна и проникать в дом Федора Ильича. Мы уворачивались от них, бегая от стены к стене, и пытались прорваться к выходу. Могут ли ночные кошмары превратиться в явь? Эти птицы казались настолько жуткими, что я верил – тронет одна из них хотя бы раз, и нам конец.
Еле выбравшись на кухню и завидев спасительную дверь, ведущую в сени, где не было окон, я кинулся вперед, увлекая за собой Зою. Одна из ворон-шизофреников ринулась за нами, но я, быстро среагировав, отбил ее рукой, в которой держал пластинку. От следующей отмахнуться не вышло, ворона когтями полоснула меня по ноге и расцарапала ее, проделав огромную дыру в штанах. Я вскрикнул от боли и резко отбросил напавшую птицу в сторону.
Весь пол был усыпан окровавленными, размозженными вороньими тушками. Не помню, как мы пробежали через комнату, но, очутившись в темных сенях, я задержал Зою.
– Нельзя выходить на улицу, – задыхаясь от режущей боли в ноге, пробормотал я, – там всюду вороны.
– Но и здесь оставаться нельзя! Как только темнота накроет деревню, мы точно не сможем выбраться отсюда.
До сумерек оставалось несколько часов, но ждать их действительно не стоило. Если деревня так взбесилась днем, кто знает, что может произойти ночью? Я подпирал входную дверь и спиной чувствовал удары врезающихся в деревянное полотно птиц.
– Знаешь, что это может значить? – глотая окончания слов, задыхаясь, произнес я. – Мы действительно на правильном пути, а пластинка, – я качнул диском в руке, хотя в темноте Зоя вряд ли это увидела, – ключ к следующему отпечатку!
– Здорово, если все именно так, – прошептала она, – но в данную секунду даже это не в силах меня обрадовать.
– И то верно… Угораздило же забраться сюда вдвоем!
– Мы позже обязательно вернемся к этому разговору, и я, поверь, не поскуплюсь на слова, характеризующие тебя и все твои дурацкие поступки, но сейчас давай уберемся подальше от этого места!
– Согласен.
Адреналин поступал в кровь с бешеной скоростью. Сердце билось в ритме дабстепа. Мы выбежали на протоптанную тропинку и понеслись не оглядываясь. Остановились, только когда добрались до перекрестка с асфальтированной дорогой. Нас не преследовали.
– Задница! – прокричала Зоя, обращаясь к дому, зарослям ивняка или птицам. – Я чуть в штаны не наложила от страха. И наложила бы, если было бы чем.
Она нервно рассмеялась и повалилась на землю. Я рухнул рядом. Руки у меня тряслись, никакие слова не шли на ум. Посмотрев на пластинку, я чуть не расплакался от досады. Окружность винилового диска треснула, и теперь у нее не хватало приличного куска. Видимо, вещица сломалась, когда я, защищаясь, ударил ею птицу.
– Блестяще, Слав, – буркнул я, со злостью швырнув попавшийся под руку камень. – Все было зря!
– Ты не запомнил слова в песне?
– Ни одного… А ты?
– Я тоже. – Зоя, тяжело вздохнув, встала. – Ты не виноват… – Она взглянула на мою ногу. – Сильно болит?
– Нет, всё в порядке.
– Идем, нужно рассказать все ребятам. – Зоя протянула мне руку.
– Зайду домой, переоденусь, – буркнул я, окинув взглядом свежую рану. Перехватил ладонь своей спутницы и поднялся с трудом, припадая на ногу. – Через полчаса ждите.
– Не задерживайся, – уходя, махнула мне Зоя.