Время кенгуру

Глава 12

Кргыы-Уун сообщил реагенту необходимую информацию и собирался первертироваться обратно, когда заметил существо из своих собратьев. Собрат имел схожее по строению тело, при этом значительно более длинные уши и передние лапы. Передние лапы были настолько длинными, что собрату приходилось передвигаться на четырех лапах, а не на двух, как прочие создатели вселенных. Но самое главное, собрат был намного меньших, чем Кргыы-Уун, размеров — раз в десять, наверное. Как ему удалось добиться такой степени минимизации, Кргыы-Уун не постиг. Вероятно, плизкотронная эмблузия. Как бы там ни было, собрат просительно смотрел на Кргыы-Ууна и на первертор, которым тот собирался воспользоваться. Удивительно, как собрат вообще догадался припрыгать к первертору в донельзя упрощенном состоянии. Придется забрать с собой: создатели вселенных своих в беде не бросают. Иначе — полный швахомбрий.

Кргыы-Уун промодулировал приветствие, но существо не ответило — вероятно, его голосовой орган размодулировался. Ничего страшного, сначала Кргыы-Уун первертирует собрата, за ним отправиться в макромир сам: первертор должен выдержать двойную нагрузку.

Собрат пошевелил длинными ушами и неожиданно рванул прочь, в густую растительность микромира.

— Стой! — закричал Кргыы-Уун на языке реагентов.

Собрат не остановился. Не исключено, он не понимал язык реагентов. Спохватившись, Кргыы-Уун промодулировал приказ остановиться, но существо снова не отреагировало. Вне всякого сомнения, собрат находился в неадекватном состоянии. Требовалось предпринять немедленные меры по возвращению потерявшего ориентацию собрата из микромира в привычный макромир.

Крича, чтобы собрат одумался и остановился, иначе его ожидает полный швахомбрий, Кргыы-Уун кинулся за убегавшим. Собрат петлял и пытался скрыть в траве — совсем от страха ложноголовку потерял. Мощными прыжками Кргыы-Уун почти настигал беглеца, но тот каждый раз менял направление, вследствие чего Кргыы-Ууну приходилось тормозить, начиная преследование заново.

— Стой! Да стой ты, дурья башка! — отчаянно модулировал Кргыы-Уун.

Собрат не останавливался. Более того, вскоре он вообще исчез из виду. Кргыы-Ууну показалось, что он заметил собрата в отдалении. Но и там собрата не оказалось. Следовало признать, что операция спасения не удалась: через некоторое время собрату наступит полный швахомбрий — в микромире ему не выжить.

Кргыы-Уун еще некоторое время поаукал. Собрат, так и оставшийся неизвестным, если и слышал дружеское ауканье, то не отозвался. Ложноголовка его была совсем затуманена.

Делать было нечего, и Кргыы-Уун направился домой. В рассуждениях о том, как тяжело придется длинноухому собрату в микромире, он не заметил, что скачет уже довольно долго, а полянки с реагентом не наблюдается. Далеко же он, в попытках спасти собрата, забрел! Кргыы-Уун добавил скорости, но полянка с реагентом не появлялась. И растительность пошла какая-то не такая. Если раньше растительность была светлой, то сейчас заметно потемнела, хотя солнечный диск оставался на месте.

Кргыы-Уун понял, что заблудился, и остановился в оторопи. Заблудиться в микромире?! Микромир такой маленький, как здесь можно заблудиться! Какой кошмар!

— Полный швахомбрий! Полный швахомбрий! — по привычке запричитал Кргыы-Уун.

Потом сообразил, что не все потеряно. Бриик-Боо, обнаружив его исчезновение, предпримет необходимые меры, в частности организует поиски Кргыы-Ууна силами живых частиц. Но лучше добраться до реагента самому, тогда от научного руководителя взбучки не понадобится.

Решив обойтись собственными силами, Кргыы-Уун развил максимально возможную в микромире скорость, однако пропрыгал недолго. Раздался громкий щелчок, и одну из его ложноножек пронзила резкая боль. Что-то на ней защелкнулось. Кргыы-Уун рванулся вперед, но его туловище принудительно развернуло в сторону и опрокинуло. Оказалось, что штуковина, которая защелкнулась на лапе, закреплена намертво.

Кргыы-Уун догадался, что попал в ограничитель скорости. Раньше Кргыы-Уун не подозревал, что в микромире существуют ограничители скорости. Тянуло на научную сенсацию, однако теперь приходилось дожидаться отключения блокиратора. То, что это временное ограничение, Кргыы-Уун не сомневался. Разумеется, временное: через установленный срок блокиратор отключится, и можно будет продолжить поиски реагента.

— Полный швахомбрий! — выругался Кргыы-Уун и уселся дожидаться отключения блокировки.

— Слышь, старуха, я в лес, капканы проверю, — крикнул Дорофей, снимая со стены старое ружьишко.

— Иди, чего уж! — отозвалась старуха.

Дорофей нацепил зипун, шагнул из избы и позвал Дружку.

— Пошли, капканы проверим.

Дружка завиляла хвостом от радости и пару раз гавкнула. Они с собакой добрались до развилки, затем свернули в лощину и углубились в лес.

По лесу шли долго, несколько часов. Зверь, он хитрый, близко к человеческому жилищу не подойдет — чует, шельма. Ночью выходит на тропы, тут-то его и можно брать. Пушнина нынче не в цене: слишком много зверя развелось, в тайге-то. А что делать? И отец Дорофея, и дед, и прадед, да будет земля им пухом, — все охотой промышляли. Охота денег больших не приносит, а все мясо к столу.

Что в первом же капкане зверь сидит, Дорофей определил сразу. Дружка — задолго до того, как хозяин приблизился к капкану, — кинулась вперед и зашлась бешеным лаем. Сидит зверь в капкане, сидит. Надо посмотреть, какой. Неплохо бы олень. С волка что возьмешь, кроме шкуры?! А с оленя старуха и пельмешек налепит, и жаркое настрогает, и на зиму насолит.

Дойдя до места, Дорофей остановился в остолбенении. Таких необычных зверей он в здешних лесах не видал. И отец его не видал, и прадед, да будет земля им пухом, тоже. Ростом невиданный зверь был чуть поменьше Дорофея. Сидел зверь на крупных задних лапах, тогда как маленькие передние — явно не для передвижения — находились приблизительно там, где находятся руки у человека. Морда была вытянутой, как у зайца. Но точно не заяц: и по размеру не подходит, и телосложение не то. А про хвост говорить нечего: крупный, мясистый, наверняка наваристый.

Дорофей вытянул из кармана наладонник — старый, отцовский еще — и звякнул старухе.

— Ставь воду греть, да поболе, — сказал он ей. — Сегодня я с уловом.

— Кабана никак завалил, — ойкнула на том конце старуха.

— Такого кабана, что хрен разберешь, что это за кабан, пока не попробуешь, — метко высказался Дорофей и дал отбой.

Он уже принялся снимать ружьишко с плеча, когда невиданный зверь поинтересовался:

— Долго еще?

Дорофей осел оземь. Мало того, что зверь передвигался на задних лапах, так еще мог подражать человеческой речи! Дорофей видел однажды, как заезжие цыгане демонстрировали говорящую сороку. Та членораздельно произносила с десяток слов. Интересно, сколько слов этой зверюге по силам?

— Ну-ка, скажь еще чего-нибудь, — попросил зверюгу охотник.

— Чего сказать? — спросила зверюга, опять-таки членораздельно.

— Чего хошь.

— Раз, два, три, четыре, пять…

— Надо же, обучили! — удивился Дорофей, снимая ружьишко с плеча.

— Когда отключать блокировка? — обеспокоенно спросила зверюга.

— Какую еще блокировку?

— За нарушение скорости.

Дорофей понял, что зверюга раньше принадлежала дирижаблистам. Подобрали в иноземных странах, а теперь позабыли на стоянке забрать или за ненадобностью с дирижабля скинули. Ненужной стала, вот и скинули.

Охотник задумался, а не взять ли говорящую зверюгу живой. Лапы связать, в зубы деревяшку, чтобы не покусала, и доволочь на себе до избы. А там можно и в сарай к коровенке определить. Может, кто из инвесторов заинтересуется.

— Ты жрешь много? — спросил он у говорящей зверюги.

— Спасибо, я не голодный, — ответила зверюга.

Дорофей хмыкнул. Тот, кто обучал зверюгу разговаривать, был мозговитым человеком. Чего только бары не напридумывают! Ладно, пора пристрелить эту нечисть, вон Дружка лаем изошлась! За шкуру тоже немало дадут, ежели ценность имеет. Пока освежуешь, день заканчиваться начнет, а возвращаться домой ночью, да волоча на себе живую звериную тушу, последнее дело.

— Ну, скажь еще чего-нибудь, на прощание, — попросил Дорофей зверюгу.

Ему очень нравилось, как зверюга разговаривает. Будет старухе рассказывать — не поверит ведь.

— Мне нужно срочно первертироваться. Запас энергии подходить к концу.

— Первертироваться! Во как, — вздохнул Дорофей и прицелился.

Понимая, что поиски Пегого могут затянуться, я позвонил Люське.

— Любимая, я задерживаюсь. Появились непредвиденные проблемы.

— Опять разбойники, Андрэ? — поинтересовалась любимая. — Только не задерживайся надолго.

— Постараюсь.

— Прислать Ермолая на подмогу? Мы с Натали в дирижабле отсидимся.

— Не нужно, сам справлюсь.

Объяснять Ермолаю, кто такие кенгуру, было недосуг. Больше всего я боялся, что Пегий упрыгает от дирижабля слишком далеко. А если вообще не найдется… С одной стороны, я этого чрезвычайно опасался, не представляя, какая реакция на потерю товарища последует со стороны Толстого. Реакция могла оказаться непредсказуемой.

«Но не хуже, чем демонтаж вселенной», — подсказал внутренний голос.

«Это да.»

С другой стороны, в том, что Пегий умчался за зайцем, моей вины не просматривалось. Создатели вселенной должны это понимать. Логично не наказывать человечество за ошибку, которое оно не совершало, а наоборот, привлечь его к поискам. Не может кенгуру слишком долго блуждать по здешним лесам, обязательно привлечет к себе внимание: или людей, или волков с медведями…

«Тут ему и капец настанет», — подсказал внутренний голос.

«Опять-таки, не по моей вине, — не согласился я со своим внутренним голосом. — Хотя наш возможный интерес в таком положении просматривается. Если поиски затянутся, Толстому не будет необходимости демонтировать нашу вселенную. Гуси спасли Рим, а медведи могут спасти все человечество.»

Если вызывать Толстого, то неясно, каким образом. Первертор выключался автоматически после всасывания в него кенгуру. Сейчас кенгуру пребывал в нашем мире, и первертор оставался включенным. Я боялся, что, выключив первертор, ненароком умерщвлю Пегого. Умерщвления мне категорически не хотелось. Ситуация, когда создатель погибает от руки своего порождения, весьма распространена, но сейчас ее желательно избежать — во имя здоровья человечества, разумеется.

В конце концов, я не стал рисковать. Захочет Толстый принять участие в поисках, пусть присоединяется. Если сумел создать нашу вселенную, наверное, изыщет возможности для того, чтобы в созданную вселенную внедриться.

С такими мыслями я пробирался по лесу в произвольно выбранном направлении. Отыскать Пегого не было никаких шансов, если бы не… послышавшийся в отдалении исступленный собачий лай. С таким остервенением лаять можно исключительно на кенгуру, я не сомневался. Но вряд ли собачка гуляет по лесу без хозяина, и вряд ли хозяин гуляет по лесу без ружья. Сделав выводы, я помчался в направлении лая, не разбирая дороги.

Успел я как раз вовремя. Пегий сидел с унылым видом, прикованный к сосне, в то время как в него целил из ружья бородатый охотник.

— Стоп! — закричал я.

Охотник опустил ружье и с удивлением присмотрелся. Собачка вопросительно взглянула на хозяина, ожидая команды отбоя или атаки.

— Чего тебе, барин?

— Не трогай кенгуру, он мой товарищ.

— Кто, кто?

— А ты чего молчишь?! — заорал я на кенгуру. — В него целятся, а он молчит! Сказал бы чего-нибудь!

— Да мы вроде поговорить, — молвил кенгуру.

— Он что, в самом деле понимает? — удивился охотник.

— А то нет!

— Да все я прекрасно понимать, — подтвердил кенгуру.

— А ты, барин, с дирижабля? — догадался охотник.

— С дирижабля, откуда же еще?!

Охотник беззлобно рассмеялся над собственной оплошностью и повесил ружье на плечо.

— То-то я смотрю. Зверюга говорящая в капкане сидит, а дирижабля рядом нет. Это-то меня и смутило. Ну извиняй, барин, за ошибку. Дорофеем меня кличут. Сейчас освобожу твоего товарища из капкана.

— А я князь Андрей Березкин, — представился я. — Не надо освобождать, мы сами освободимся. Гляди.

С такими словами я поднес включенный первертор к носу принюхивающегося Пегого. Кенгуру двинул носом и принялся размягчаться. Вскоре он размягчился настолько, что голова его полностью втянулась в отверстие. За головой последовали передние лапы и туловище с задними ногами. Хвост исчез последним, пару раз взмахнув на прощание.

Собачка Дорофея сидела с видом Плуто, из-под носа которого утянули мозговую косточку.

— Ну дела, — сказал охотник уважительно. — До чего наука дошла, страшно представить! Я так сразу и понял, что на дирижабле прилетели. На чем еще? Вот стану вечером старухе рассказывать, а не поверит.

Выключив первертор, я распрощался с Дорофеем и заспешил к дирижаблю. Времени потеряли часа полтора, если не больше.

Через два дня Люська заболела.

Мы с Ермолаем сидели на веслах и с трудом выгребали против встречного ветра, когда встревоженная Натали сообщила:

— У барыни жар!

Я кинул весла на Ермолая и подбежал к жене. Действительно, у нее был сильный жар. Люськино лицо горело, в то время как тело бил озноб, несмотря на то, что Натали укутала барыню в меховую шаль.

— Люси, что с тобой? — воскликнул я патетически.

— Ах, Андрэ, мне что-то совсем худо. Видимо, я умираю, — прошептала жена.

— Нет, Люси, ты не умрешь. О чем ты говоришь, глупенькая?! Разумеется, ты выздоровеешь.

Я вернулся на весла и с удвоенными — нет, даже с утроенными — усилиями принялся грести, понимая, что от скорости зависит молодая Люськина жизнь. Мы находились недалеко от Перми. Там квалифицированные доктора, они окажут Люське врачебную помощь, но до Перми нужно еще долететь. Ермолай, видя мои усилия, в свою очередь поднажал. Дирижабль устремился в направлении Перми, против ветра.

Как назло, ветер только усиливался. Парусиновые весла тряслись от напряжения, однако дирижабль медленно, но верно продвигался вперед.

Через час Люське стало совсем плохо. Жена вся горела. Я не знал, что может спасти ее жизнь, разве что антибиотик. Решив, что терять нечего — если умрет Люська, пропадай вся вселенная, — я выхватил из кармана первертор.

Нажав на пуск, я принялся ожидать, когда из отверстия вытечет розовая субстанция. Ермолаю было не до того: он выгребал против ветра обоими веслами. Люська ничего не различала, потому что была в жару: ей вообще могло пригрезиться все, что угодно. А Натали не обращала внимания на розовую субстанцию, потому занималась больной барыней. Кроме того, Натали однажды уже наблюдала вытекание кенгуру из первертора — ей такое было не в новинку.

Розовая субстанция вытекла и сформировалась в Толстого.

— Зачем вызывать? — спросил кенгуру, удивленно оглядываясь. — Найтить протечка? Иначе полный швахомбрий.

— Я тебе покажу полный швахомбрий! — заорал я, теряя остатки самообладания. — У меня жена при смерти, а он со своим швахомбрием лезет! Вот что я тебе скажу, кенгуриная морда. Или ты мне достанешь сейчас антибиотик, или я тебе такой швахомбрий устрою, мало не будет. Наш микромир тебе величиной с египетскую пирамиду покажется!

— Достать антибиотик? У нас не бывать антибиотик, — растерянно сообщил Толстый.

— А мне плевать, бывает или не бывает. Спроси у других агентов: возможно, у них найдется, — проревел я угрожающе, — Или тебе полный швахомбрий уже сейчас настанет. С дирижабля выкину к чертовой матери!

— Спросить у других реагентов.

С этими словами Толстый сунул переднюю лапу в первертор и через некоторое время всосался туда полностью.

Мне некогда было раздумывать над тем, вернется создатель вселенной на дирижабль или не вернется. Я бросился к веслам и, на пару с Ермолаем, погреб против ветра, к желанной Перми, в которой единственно было спасение. Я греб с такой силой, что, казалось, умру от разрыва сердца раньше Люськи. Я греб, несмотря на то, что находился в истощенном от перенапряжения состоянии. Я греб вопреки всему, что пыталось остановить меня на праведном пути. Поэтому не расслышал, как Натали сквозь свистящий ветер кричит:

— Барин! Барин!

«Все, — подумал я. — Люська кончается.»

«Может, не кончается», — послышался, откуда-то издали, внутренний голос.

«Не отвлекай, у меня траур.»

Оказалось, что Люська пока не кончается. Изможденный непосильной греблей, я не заметил, как из моего кармана струится розовая субстанция. Субстанция вытекла, и сформировавшийся Толстый произнес:

— Не надо полный швахомбрий! Взять антибиотик в мой сумка. Достать у другой реагент.

Не помня себя, я запустил руку в кенгуриную сумку и вытащил оттуда драгоценный пузырек.

— Чашку, живей! — крикнул я Натали. — И стакан розового вина.

Расплескивая вино, я плеснул розовую жидкость на дно чашки, после чего растворил в вине шарик антибиотика. Натали приподняла голову впавшей в бред барыни, а я — осторожно, чтобы не расплескать лекарство, — влил в пылающий жаром Люськин рот спасительную настойку.

Я кинул первертор на столик, чтобы Толстый мог возвратится из нашего микромира в свой титанический макромир, и сел за весла.

— Как барыня? — спросил Ермолай сурово.

— Еще не знаю.

Оставалось ждать и надеяться. Впрочем, Пермь была близка — до нее оставалось не более трех часов гребли.

Через час стало ясно, что Люська спасена. Наконец-то жена перестала метаться под грудой теплых вещей и заснула. Дыхание выравнивалось на глазах.

С колотящимся после пережитого сердцем, я попытался прикинуть, откуда создатели вселенной достали антибиотик. В их мире антибиотиков нет — это Толстый сообщил в первую очередь. Кажется, я крикнул, чтобы кенгуру достал антибиотик у других агентов. Верно, все так и было. Толстый сам потом сказал: достал у других реагентов. Кто-то из посвященных в нашу вселенскую трагедию помог. Кто бы это мог быть?

Конечно, Наполеон. Кто в 1812 году мог располагать лишним пузырьком антибиотика, как не Наполеон Бонапарт?! Все-таки Наполеон не ведет двойную игру: он полностью на нашей стороне.

«А если Наполеон прислал отраву?» — усомнился внутренний голос?

Я содрогнулся и бросил взгляд на спящую Люську. Нет, исключено. Жена спала с такой счастливой улыбкой выздоравливающего, что было ясно: в пузырьке был не смертельный яд, а лекарство, и это лекарство подействовало.

Ветер переменился, и сам понес дирижабль в сторону долгожданной Перми.

Несколько дней я не могла записывать свои путевые впечатления в дневник, потому что простудилась и слегла. У меня начался озноб и сильный жар, одно время я даже думала, что умираю.

Эти моменты я практически не помню. Помню расстроенное лицо Андрэ, кричащего мне:

— Не умирай, Люси, не умирай!

Помню Натали, которая за мной ухаживала. Наконец, помню какую-то розовую жидкость, вытекающую из черной коробочки. Жидкость превратилась в смешного, зато большущего зверька и начала вести с мужем разговоры. Насколько я поняла, Андрэ просил у зверька лекарства, но зверек вначале отказывался, а потом все-таки принес. Между «отказывался» и «принес» прошло неизвестно сколько времени, потому что я постоянно впадала в забытье. Помню, как Андрэ запустил руку прямо в живот смешному зверьку и вытащил оттуда пузырек, ввиду чего все страшно обрадовались и переполошились. Муж размешал содержимое пузырька с розовым вином и дал мне выпить. После этого я ничего не помню — кажется, я крепко заснула, а проснулась уже в больнице.

Андрэ сидел у моего изголовья, усталый и небритый, наверняка после бессонной ночи.

— Люси, любимая! — вскричал он, увидел, что я очнулась.

— Андрэ! — протянула я к нему свои исхудалые после болезни руки.

Мы обнялись.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Уже лучше, — ответила я. — Я еще часок полежу, потом мы сможем лететь.

— Лежи, сколько хочешь! — воскликнул Андрэ. — Черт с ней, с нашей вселенной! Не нужна мне никакая вселенная, если моя Люси больна.

— Ах, Андрэ, ты такой милый, — ответила я. — Не можешь принести мне попить?

Муж ушел за питьем, оставив свой сюртук висящим на спинке стула. Тут я заметила, что из нагрудного кармана мужнина сюртука выглядывает черная коробочка — вероятно, та самая, из которой вытекала розовая жидкость, впоследствии превратившаяся в смешного зверька. Я привстала, протянула руку и вытянула коробочку из кармана.

Небольшая такая коробочка черного цвета. Если бы не отверстия и не кнопка сбоку, можно было подумать, что портсигар. А с кнопкой сразу видно, что гаджет. Но непонятного назначения: для чего предназначен, догадаться невозможно. Но я-то, даром что некоторое время находилась в бреду, знала, для чего нужна черная коробочка: для вызова смешного зверька. Поэтому без промедления нажала на кнопочку, на всякий случай взвизгнула и бросила коробочку на стул. Так и есть: из отверстия сразу потекла розовая жидкость. В бреду мне не померещилось — все оказалось чистой правдой.

Жидкость вылилась из коробочки, а когда ее набралось довольно много, сама собой приподнялась над полом и принялась формироваться в зверька. Точно, тот самый зверек. В прошлый раз мне показалось: зверек был потолще. Этот же с какими-то проплешинами — пегий. Все-таки я была сильно больна — возможно, немного напутала.

Зверек сформировался и заговорил (а я знала, знала, что все правильно запомнила!):

— Ты тот самый микрочастица или другой? Я тебя не узнавать.

— Андрэ отошел, чтобы принести мне воды, сейчас придет, — произнесла я с диким любопытством оттого, что разговариваю со зверьком, который сформировался из розовой жидкости, вытекшей из черной коробочки.

— Найтить протечка? — спросил зверек с беспокойством.

— В больнице протек кран? — произнесла я беспечно. — Ничего страшного, позовут слесаря, он починит.

— Тогда мне получать слесарь, — немедленно заявил смешной зверек. — Слесарь найтить большой протечка времени во вселенный. Иначе наступить полный швахомбрий.

Я засмеялась. Зверек действительно был таким смешным, хотя довольно больших размеров, чуть меньше человеческих. Своим хвостом он уже опрокинул соседний стул и теперь хлопал по не застеленной кровати напротив.

Тут вошел Андрэ с подносом в руках. Увидев происходящее, он оцепенел.

— А ты откуда, Пегий? — только и смог выговорить оцепеневший муж смешному зверьку.

— Меня вызывать, я первертироваться, — объяснил зверек.

— Андрэ, не ругай меня, пожалуйста, это я вызвала зверька, — сообщила я, проваливаясь в подушку.

— Ну вот, — только и смог выговорить Андрэ.

Потом я кормила зверька супом, принесенным для меня мужем, и мило щебетала с обоими. Оказалось, что протечка не в нашей больнице, а во вселенной. Вследствие этой ужасной протечки время может перепутаться, поэтому мой муж заодно со смешным зверьком, пытаются эту протечку обнаружить и заделать. Кстати, смешного зверька так и зовут: Пегий. Вместе с Андрэ действует не только Пегий, но и Наполеон Бонапарт, они вместе протечку во времени ищут. И вообще, Андрэ не из нашего времени, а из будущего, но все равно я его очень люблю. Тем более, что из-за протечки времена перепутываются все больше и больше. Скоро мы совсем не сможет разбираться, где настоящее, а где будущее.

— Теперь тебе все известно, Люси, — подытожил Андрэ. — Мы должны обнаружить протечку во времени, обязательно.

— Иначе наступит полный швахомбрий, — добавил Пегий.