Время кенгуру

Глава 19

Подземный ход в самом деле был обнаружен. Его даже особо не маскировали, за счет того, что ход не был предназначен для передвижения людей. Практически весь подземный ход заполняла подвижная лента, на которой микросхемы и корпуса для наладонников поступали в цеха. С нашей стороны подземного хода были поставлены на деревянный поддон несколько картонных коробок с комплектующими. Видимо, прозвенел гудок со смены, и рабочие оставили картонные коробки до завтра.

Подземный ход с подвижной лентой был узким, но сквозь него можно было пролезть. Разумеется, можно попытаться проникнуть к месту протечки с обратной стороны, через Большую церковь Святого Вольфрама, но вряд ли имело смысл. Там нас с графом Орловским встретит либо охрана, либо запертые двери, которые придется взламывать. А подземный ход вот он, потому идти следует кратчайшим путем.

Вероятно, граф Орловский придерживался такого же мнения, потому что первым делом попытался расчистить проход, освободив его от подвижной ленты. Зажав в огромных кулаках металлические трубы, на которых находилась подвижная лента, Орловский резким движением потянул конструкцию на себя. В глубине подземного хода что-то затрещало, но не поддалось. Граф тихонько выругался и потянул резче и сильнее, перед этим упершись ногой в стену. Мне показалось, что затрещала стена, но сваренные металлические трубки не переломились.

Будь я один, я попытался бы пролезть под подвижной лентой — и у меня, вероятно, получилось, — однако, у более массивного и широкого в плечах Орловского шансов не было, поэтому я прекрасно понимал его старания.

Разъяренный граф потянул уже третий раз, упершись в стену обеими ногами и разогнув туловище. На этот раз конструкция не выдержала страшного давления. Граф опрокинулся на спину, но в руках у него осталась съехавшая вниз по спуску подвижная лента с опорами. Вдвоем мы выволокли ленту из подземного хода, таким образом освободив место для перемещения людей.

Проход освободился. Он был совсем неглубоким: светлое пятно с той стороны маячило неподалеку. Орловский приблизился к открывшемуся проходу, чтобы полезть первым, но я не разрешил.

— Позвольте мне, граф.

По-пластунски преодолев пару десятков метров, разделявших завод Бинцельброда от Большой церкви Святого Вольфрама, я высунул голову из образовавшейся норы. И сразу увидел протечку во времени. Пространство посреди помещения трепетало и отслаивалось. Сквозь пролом выбивался толстый и гибкий световой луч. Один световой конец, изогнувшись полукругом, упирался в остатки подвижной ленты, не окончательно еще выдернутой графом Орловским из своего гнездовища, тогда как второй конец светового луча генерировал силовые провода.

Вот она, протечка во времени!

Подобно извивающемуся червяку, я вывернулся из подземного хода наружу. В этот момент раздался оглушительный выстрел. Я почувствовал, как руку обожгло чем-то горячим.

— Засада, граф! — вскрикнул я.

Из норы донеслось сдавленное рычание, затем высунулись два пистолета, сейчас же раздались ответные оглушительные выстрелы. После этого показалась верхняя половина графского туловища, судорожно извивающаяся в попытках выбраться из слишком узкого для него хода.

Грохнули новые выстрелы. Я откатился в сторону, укрывшись за толстыми швеллерами. В свою очередь граф выбрался-таки из подземного хода наружу и, осыпая невидимых врагов проклятьями, откатился в противоположную от меня сторону. В этот момент одиночные выстрелы в нашу сторону сменились пулеметными очередями. Это был огонь на уничтожение. Я сжался в комок, чтобы уменьшить площадь возможного поражения, и замер, не понимая, в каком времени нахожусь. Я понятия не имел, что в 1812 году на вооружении имеются пулеметы. Или это очередной сюрприз от протечки?!

«Сюрприз», — согласился со мной внутренний голос.

«А какая разница? — подумал я в ответ внутреннему голосу. — Если у врагов имеется пулемет, я пас. Я с собой всего пару метательных ножей захватил. Огнестрельное оружие — не мой профиль.»

Граф в своем углу замолчал. Я надеялся, что Орловский не убит, а сообразил: ругань указывает на местоположение. Несмотря на то, что световой луч освещал помещение ровным желтым светом, немного напоминающим лунный, в церкви Святого Вольфрама было темновато. Нам с Орловским темнота на руку: можно скрываться за швеллерами. Швеллерами были крупными, поэтому от них отскакивали даже крупнокалиберные пули. В любом случае наше местоположение швеллера скрывали.

Враги, — вероятно, не желая тратить патроны, а может, в убеждении, что с нами покончено, — прекратили поливать комнату из пулемета. В боевых действиях наступила пауза. Я схватился за раненную руку и поморщился: рука болела. Завозился, пытаясь оторвать от одежды кусок ткани для перевязки. С вражеской стороны в это время послышался аналогичный треск, и я понял, что ранение не у меня одного. Выстрел Орловского попал-таки цель! Впрочем, количество врагов требовало уточнения: по моим прикидкам, велась пальба с двух сторон.

— Это ты, князь Андрей, сука? — послышалось с противоположной стороны помещения.

Я узнал голос тестя.

— А, родственничек?

— Ты зачем, князь Андрей, приперся? Смерти ищешь?

— Тебя, Иван Платонович, в белых тапочках.

Раздалась пулеметная дробь, но я предусмотрительно откатился в сторону.

— Оставь световой луч в покое и уматывай! Ты ж на моей дочке женат, падла… Эй, князь Андрей, что скажешь? Живой еще?

— Не стреляй на голос, тогда скажу.

После секундной паузы послышалось:

— Зуб даю, не выстрелю. Какой ответ, чувак?

— Обломайся, гнида. Световой луч должен быть погашен.

— Тогда, князь Андрей, я тебя здесь прикопаю.

— Жопу не надорви, Иван Платонович.

Ситуация выглядела патовой: до протечки во времени рукой подать, но дотянуться совершенно невозможно.

Андрэ ушел вместе с графом Орловским, а мне сделалось не по себе. А если Андрэ погибнет? Или, еще хуже, найдет протечку во времени и возвратится назад, в будущее? Как мне без Андрэ обходиться?

В волнении я позвонила маман.

— Ах, маман, — сказала я ей, — я так волнуюсь за Андрэ. Он куда-то подался на ночь глядя. Сказал, что вернется утром. Я так за него волнуюсь.

Маман ответила не менее взволнованным голосом:

— Наш папан тоже ушел в ночь. Сказал, что ему нужно помолиться в Большой церкви Святого Вольфрама за успех важного мероприятия. Вернется утром.

Меня словно силой ударило, ведь Андрэ направился на завод Бинцельброда, а это совсем рядом с Большой церковью Святого Вольфрама. Андрэ и папан наверняка встретят друг друга, и добром их встреча не кончится.

Раньше я слышала, как папан и Андрэ угрожают друг другу, но сама беседа происходила в вежливой и корректной форме: она не выглядела пугающей. Теперь я осознала со всей очевидностью: сегодня ночью — может быть, через час-другой — папан и Андрэ начнут в друг друга палить, причем в живых останется единственный. А что если, если папан убьет Андрэ? А что если Андрэ убьет папана? Какой ужас!

— Маман, извини, не могу больше разговаривать! — крикнула я в трубку и отключилась.

После этого я кинулась лицом в подушку и разревелась. Натали стала меня утешать, с возгласами:

— Барыня! Барыня! Что случилось, скажите на милость?

— Они там, оба, — сообщила я, глотая потоки слез, — Андрэ и папан, один на заводе Бинцельброда, а второй в Большой церкви Святого Вольфрама. И они друг дружку убивают.

— Ах, барыня! — вскричала Натали, — Да ведь надо что-то делать!

Делать! Конечно, делать — как я сразу не сообразила!

— Мы немедленно едем туда! — сообщила я, вскакивая с постели и утирая слезы. — Как считаешь, Натали, какое платье мне лучше надеть?

Уже через час мы покинули «Европу» и взяли извозчика.

— Гони на Вторую Немецкую, — распорядилась Натали, — к Большой церкви Святого Вольфрама.

— Нет, нет, — сказала я, припудривая оставшиеся слезинки. — На завод Бинцельброда.

Я решила, что проще отговорить от безумной затем мужа, чем папана.

Через некоторое время мы подъехали к воротам завода Бинцельброда.

— Ждать али как? — спросил извозчик.

— Али как, милый. Мы здесь надолго, — ответила за меня Натали.

Извозчик уехал, а мы стали думать, каким образом проникнуть на заводскую территорию. О том, чтобы перелезть через забор, нечего было и думать: забор был высоким, сажени в три высотой. Оставалось зайти через проходную, но там наверняка дежурил человек. Разве дежурный нас пропустит? Если только умолить его всеми святыми на земле.

— Давай постучимся и попросим впустить нас внутрь, — предложила я.

— Да ведь не пустят, — усомнилась Натали.

— Скажем, что заблудились, и попросим переночевать до утра.

— Вы шутите, барыня?! — вскричала Натали. — В Петербурге заблудились? Переночевать до утра на заводской территории? Да нешто нам поверят?! Ночью на заводскую территорию сторожа разве что падших женщин пустят.

— Падших женщин? — переспросила я и выразительно поглядела на Натали.

— Ну да, падших женщин, — подтвердила горничная и в свою очередь выразительно поглядела на меня.

Мы поняли друг дружку без слов.

— Как думаешь, Натали, сойдем мы за падших женщин?

— Ой, барыня, для этого постараться надо!

— Я постараюсь, Натали, ты только скажи, что нужно делать.

— Прежде всего…

С этими словами Натали вытащила из сумочки ножницы и принялась укорачивать мою юбку, сшитую на заказ у одной из лучших петербургских портних. Я с ужасом смотрела на гибель модной обновки. Вместе с тем я понимала: испорченная юбка стоит спасения вселенной, включая моего мужа и моего папан. Вскоре юбка была окончательно обкромсана, в результате мои голые колени предательски заблестели.

— Теперь я похожа на падшую женщину? — спросила я с содроганием.

— Еще нет, барыня.

Натали вытащила из сумочки губную помаду и тени и принялась меня накрашивать.

— Не так густо! — взмолилась я, отбиваясь.

— Чем гуще помада, тем более вы падшая женщина, — пояснила горничная.

Оглядев свое творение, Натали внесла последние коррективы, а именно обрезала рукава кофточки, оголив мне локти.

— Вот теперь, барыня, вы настоящая падшая женщина.

После этого Натали принялась колдовать над своей внешностью. Из мстительных чувств я взялась помогать, и вскоре горничная превратилась в не менее падшую женщину, чем я.

— Теперь идемте, барыня.

Мы подошли к запертым воротам и постучались. В сторожке кто-то был — горел огонек, — но за воротами начиналось царство мрака.

Огонек затрепетал, заслоненный массивной тенью, и из сторожки высунулась заспанная небритая морда.

— Чего надо? — спросила морда.

— Ой, мужчинка! — засмеялась Натали порочным смехом. — Не хотите с двумя барышнями побаловаться?

Я поразилась тому, насколько моя горничная, оказывается, порочна: я бы такое ни за что не произнесла.

Морда, казалось, заинтересовалась.

— А почем?

— А сколько вы хотите? — спросила я.

Натали засмеялась и больно толкнула локтем в бок.

— Что за вопросы, мужчинка?! Совсем недорого. Чайком горячим напоишь? В такую ночь неохота мерзнуть на улице.

Морда, немного поразмышляв, кивнула и сняла замок с узкой калитки на воротах, пропуская нас внутрь. После чего заперла калитку и пригласила к себе в сторожку.

В сторожке, состоящей из двух помещений, было натоплено. На столе стоял самовар.

— Чай будет, — сказала морда, — но сначала позвольте вас согреть, мамзели.

С этими словами морда схватила меня и принялась ощупывать мое тело, включая наиболее интимные места. Я открыла рот, чтобы завизжать, но наткнулась на взгляд горничной, недвусмысленно советовавший вести себя как падшая женщина. И я промолчала. Закончив с моим осмотром, морда проделала ту же самую процедуру с Натали, причем та подхихикивала и поворачивалась, чтобы морде было удобнее ее тискать.

— Идем со мной.

Морда схватила меня за руку и потащила во вторую комнатку, отгороженную от первой комнатки занавеской. Я протестующе взвизгнула.

— Мужчинка, возьми меня сначала! — закричала Натали, приходя на подмогу. — Подружка замерзла на улице. Пока не отогреется, как бревно будет. Возьми меня первой!

Морду подумала и отпихнула меня на стул, уводя Натали. Занавеска с той стороны заколыхалась.

— Ой! Ой! — послышалось из-за занавески.

Я потихоньку встала со стула, отворила дверь и выбежала на заводскую территорию. Производственное помещение было одно, но очень длинное, примыкавшее к противоположному забору. Андрэ где-то здесь, я точно знала: он сказал, что отправляется на завод Бинцельброда. Муж с графом Орловским наверняка перемахнули через забор, но как они проникли в заводское помещение?

Внезапно мне послышались отдаленные прерывистые звуки, похожие на ружейную пальбу. Поняв, что далее медлить нельзя, я подняла кирпич и разбила ближайшее окно. С той стороны была металлическая решетка, но не запертая: поломанная створка свободно болталась. Подтянувшись, я перевалилась по ту сторону проема, при этом порезала о разбитое стекло руку.

Пальба впереди продолжалась. Я — в полной темноте, почти наощупь — пробиралась вдоль производственной линии. После того, как догадалась подсвечивать путь фонарем из наладонника, продвижение пошло быстрее. Звуки стрельбы усиливались с каждым моим шагом.

Вскоре я уперлась в стенку, а стрельба продолжилась как будто снизу. По счастью, мне удалось набрести на коридор, в конце которого темнелся подземный лаз. Рядом валялась покореженная металлическая конструкция. Я поняла: это Андрэ с графом Орловским расчистили себе путь в поисках протечки во времени. Я юркнула в лаз, откуда снова послышались несколько выстрелов. Затем выстрелы прекратились, и раздались голоса: мне показалось, что я различаю голоса мужа и папана.

Я юркой змейкой проскользнула через подземный ход и выскочила по ту его сторону, с криком:

— Андрэ! Папан! Прекратите стрелять друг в друга!

Из подземного хода послышалась слабая возня. Кто это мог быть — друг или враг? Я вытащил метательный нож и изготовился для броска. Каково же было мое удивление, когда из лаза выбралась женская фигурка и закричала Люськиным голосом:

— Андрэ! Папан! Прекратите стрелять друг в друга!

Я метнулся к жене, повалил ее, прикрыв своим телом и поволок в сторону, под укрытие металлических швеллеров. С противоположной стороны стрельбы не было.

— Люська, что ты тут делаешь?

— Тебя спасаю, — и Люська крикнула в сторону противоположных баррикад. — Папан! Прекрати же стрелять! Дай Андрэ спасти человечество.

— Доча, уходи немедленно! — послышался обеспокоенный голос Ивана Платоновича с той стороны светового луча.

— Не уйду, — крикнула Люська.

— Князь Андрей, уведите же ее!

— Папан, я не уйду.

— И все-таки, зачем ты пришла? — спросил я, понижая голос, чтобы на той стороне не было слышно.

— Ах, Андрэ, я так тебя люблю!

— Не здесь же, в самом деле? Потерпи, пока я спасу человечество.

— Это и есть протечка во времени? — заинтересовалась Люська, с любопытством выглядывая из-за укрытия, чтобы разглядеть световой луч.

— Она самая, — подтвердил я. — Только протечка в настоящий момент находится под пулеметным огнем.

Да, это был полный облом — а если быть точным, швахомбрий. Абсолютно равносторонняя патовая ситуация.

— Григорий, ты жив? — обратился я к графу, который должен был находиться где-то поблизости.

— Жив, а как же? — послышался грустный ответ.

— Какие предложения?

— А черт его знает. Будь нас больше, можно было броситься в лобовую атаку.

Коротко и неисполнимо. Хотя… У меня возникла некая идея, которую стоило попробовать. В случае неуспеха на спасение вселенной можно не надеяться: спасать вселенную окажется некому.

— Граф… — зашептал я в сторону.

— Что?

— Сейчас я призову некое существо, которое окажет нам помощь. Постарайтесь, чтобы существо осталось в живых. Именно это существо заделает протечку во времени.

— Чрезвычайно любопытно. Я нисколько не жалею, что отказался от волжской рыбалки.

Выкурить Ивана Платоновича с его пулеметной позиции не представлялось возможным, поэтому терять было нечего. Я вытащил из кармана первертор и запустил. Из-за решетки начала вытекать розовая субстанция. Опасность была в том, что ничего не подозревающий кенгуру сформируется и кинется заделывать протечку, прямо под пулеметный огонь. Кенгуру следовало предупредить, но как?

Я наклонился над вытекающей субстанцией, пытаясь направить ее формирование горизонтально. В случае чего я надеялся схватить сформировавшегося создателя и удерживать до тех пор, пока он не поймет: протечка рядом, но ситуация драматическая.

Субстанция вытекла вся и приступила к формированию. Дождавшись, когда формирование закончится, я всей своей массой навалился на Пегого — а это был он, — зажал кенгуриный рот и прошептал в длинное подрагивающее ухо:

— Я нашел протечку. Однако, не дрыгайся, иначе тебя пришьют. Ты все понял, создатель?

Не минули вадцать кузиуникций, а Кргыы-Уун получил сигнал вызова.

Это был новый шанс на то, что протечка во времени будет обнаружена, поэтому Кргыы-Уун первертировался без промедления. Сознание распалось на 1000 частей и прошло сквозь светящийся и вращающийся туннель, после чего создатель вселенной вытек из мясорубки времени в микромир и приступил к формированию.

Сформировавшись, Кргыы-Уун обнаружил, что вызвавший его реагент плотно сжимает его, Кргыы-Ууна, модулятор, при этом сам модулирует на частоте, обозначающей крайнюю степень тревоги:

— Я нашел протечку. Однако, не дрыгайся, иначе тебя пришьют. Ты все понял, сволочь?

Кргыы-Уун понял. Когда он приподнял голову, то увидел протечку во времени, и задрожал от радости. Между тем реагент крепко держал Кргыы-Ууна в объятиях, приговаривая:

— Там, за светом лучом, двое с пулеметами.

Словно в подтверждение, с одной стороны застрекотала очередь. Крупнокалиберные пули врезались в плоскости, откалывая от них разноцветную крошку.

— Озерецкий, ты что, совсем охренел? — промодулировал реагент. — Здесь твоя дочь!

— Бинцельброд, прекрати стрельбу! — послушались не менее возмущенные модуляции со стороны светового луча.

— Иван, речь не только о тебе, — донеслось с другого направления. — Если луч исчезнет, знаешь, сколько мы потеряем?

Кргыы-Уун не очень понимал, о чем переговариваются живые частицы, но осознавал: именно эти частицы мешают приблизиться к протечке во времени и заделать ее. Его догадку подтвердил реагент.

— Сможешь вызвать Толстого? — спросил он.

— Зачем вызывать? — удивился Кргыы-Уун. — Протечка найтить, я один заделать.

— Нужно вывести из строя тех двоих. Один ты не справишься.

— Да, мочь вызывать, — согласился Кргыы-Уун.

Если реагент просит вызвать Бриик-Боо, отчего не пойти навстречу? Протечка обнаружена: чтобы избежать полного швахомбрия, остается совсем немного.

— Ты давать первертор, — попросил Кргыы-Уун.

Получив первертор, Кргыы-Уун размягчил свою голову и засунул в аппарат, модулируя призыв сквозь пространство и время, наподобие того, как дельфины призывают друг друга в минуту опасности.

Кргыы-Уун вынул из первертора желеобразную голову.

Не успела его голова сформироваться, как из первертора уже полилась розовая субстанция, на глазах превращаясь в Бриик-Боо. Не дожидаясь окончания формирования, Кргыы-Уун замодулировал Бриик-Боо сообщения о текущем положении. Бриик-Боо замодулировал в ответ, но при этом имел несчастье привстать, на мгновение превратившись в заметную на фоне стены мишень.

Со стороны светового луча снова застрекотало. Модуляции были настолько сильны, что от плоскости напротив отлетало пыльное розовое крошево. В ответ в сторону светового луча раздались две коротких отрывистых модуляции.

— Отлично, граф! — промодулировал реагент и добавил, обращаясь к Кргыы-Уун и Бриик-Боо. — Бейте тех двоих нижними лапами. Берегитесь пулеметов.

Кргыы-Уун и Бриик-Боо попрядали ушами и, легко перепрыгнув через металлические швеллера, устремились в направлении модуляций.

Я запустил кенгуру и крикнул в пространство:

— Не стреляйте, Иван Платонович, не то попадете в дочь.

Затем выхватил метательный нож и пополз вслед за кенгуру. В это время кенгуру совершали громадные прыжки — вернее, успели совершить по паре прыжков, когда со стороны светового луча полоснула новая пулеметная дробь.

Один из кенгуру, подкошенный пулями, свалился на землю и задрыгал лапами.

— Пегий! — вскрикнула Люська и бросилась из укрытия.

Вражеский пулемет заговорил снова. Я вскочил на ноги и нож метнул в сторону пулеметчика — насколько я понял, предпринимателя Бинцельброда. Однако, секундой ранее Бинцельброд был сражен очередью своего товарища — министра государственных имуществ Ивана Платоновича Озерецкого. Мой метательный нож воткнулся уже в труп.

Второй кенгуру — Толстый — достал Ивана Платоновича в прыжке и со всей возможной резкостью ударил в грудь страшными нижними лапами.

Люська подбежала к раненому Пегому и попыталась остановить кровь, хлещущую из многочисленных ран. К ним подскакал Толстый, со словами:

— Заделывать протечка и уходить. Скорей, мочь опоздать.

В этот момент из ранее неприметного закутка возникла третья фигура и с криком «Умри, нечисть!» бросилась на Толстого. В руках фигуры я увидел бешено вращающуюся электродрель, а в самой фигуре узнал регионального магистра Абрама Ульевича. Не успел я среагировать, выхватив из-за пояса второй метательный нож, как граф Орловский вскинул пистолет и произвел прицельный выстрел. Абрама Ульевича отбросило выстрелом метров на десять в противоположную выстрелу сторону. Псимасон затих, при этом электродрель продолжала натужно работать.

Толстый выхватил из сумки диск с отверстиями и заскреб когтистой лапой. Из диска вырвался тонкий зеленый луч и сейчас же закрутился спиралью, после чего принялся ощупывать пространство. Нащупав мерцающую и облезающую клочьями протечку, луч скользнул внутрь нее и взорвался изнутри зеленоватыми блестками. Протечка на глазах начала уменьшаться и таять, исходящий из нее световой луч немедленно поник и побледнел.

— Мы уходить! — сказал, обращаясь к нам, Толстый.

Он сунул хвост продолжающего истекать кровью Пегого в первертор, и Пегий начал размягчаться. Вскоре отличить его непострадавшие органы от продырявленных стало решительно невозможно.

— Он выживет? — спросил я у Толстого.

— Выжить, выжить, — обрадовано закивал Толстый. — Это не полный швахомбрий, это мелкий ерундаторий. Благодарить вас за найтить протечка. Мы связаться с вами, когда новый протечка во времени.

— Спасибо, не надо, — отказался я.

Толстый, отправив в макромир раненого Пегого, сам уже размягчался и вскоре полностью всосался в первертор.

Световой луч продолжал бледнеть, поэтому я включил фонарик от айфона, чтобы в подробностях рассмотреть поле прошедшего сражения.

Люська, кинувшаяся под выстрелы спасать Пегого, не пострадала. Вид у нее был не ахти: платье укорочено до колен, а губы густо накрашены. В таком виде Люська здорово напоминала Сонечку Мармеладову во время первого выхода на панель.

Сам я был ранен в левую руку, но чувствовал себя относительно сносно и даже почти не волновался по поводу того, что мне теперь, после устранения протечки во времени, делать: оставаться ли в 1812 году или отправляться в свое время, и если второе, то каким способом?

Граф Орловский был слегка задет пулеметной очередью, но чувствовал себя великолепно. Судя по всему, пережитое приключение взбодрило его ничуть не менее воздушной рыбалки на волжских осетров.

Закончив осмотр собственных рядов, я перешел к осмотру вражеских, пострадавших намного более.

Незнакомый мне приземистый мужчина — Бинцельброд, насколько я мог судить — был мертв. Владельца завода насквозь прошила пулеметная очередь, выпущенная Иваном Платоновичем Озерецким. Вдобавок ко всему, из груди Бинцельброда торчал мой метательный нож.

Сам Иван Платонович, переносицу которого покрывала испарина, был жив и тихо стонал. Рядом уже сидела Люська, приговаривая:

— Папан, как ты себя чувствуешь? С тобой все хорошо?

Я подошел к родственникам, вытащил из кармана эмоушер и надел на запястье раненого. Айфон выдал пять делений красного язычка пламени и три деления черного.

— Жить будет, — сообщил я жене.

Из угла, в который отбросило регионального магистра, раздавалось напряженное жужжание электродрели. Я подошел и подсветил фонариком. Сверло проткнуло Абраму Ульевичу живот и продолжало вытягивать оттуда кишки, наматывая на себя. Кишок намоталась довольно толстая бобина, но Абрама Ульевича это ничуть не беспокоило: региональный магистр был давно и безнадежно мертв.

«Это победа? Вселенная вне опасности?» — спросил меня внутренний голос.

«Надеюсь», — ответил я, чувствуя неимоверную, навалившуюся как-то вдруг усталость.

«Что собираешься делать теперь?»

«Не знаю. В первую очередь я намерен выспаться — ночь выдалась слишком бурной. А там видно будет.»