Время кенгуру

Глава 18

Кргыы-Уун решил, что лучше мужественно погибнуть в микромире, в поисках протечки во времени, чем, опустив ложноножки, дожидаться обещанного швахомбрия. Посему он решил первертироваться самостоятельно, без вызова, и не возвращаться обратно в микромир до тех пор, пока протечка не будет устранена.

Покрывшись от волнения плесенью, Кргыы-Уун начал первертирование. Его сознание привычно распалось на части и, состоя уже из тысячи отдельных частей, принялось наблюдать само за собой. Вскоре все части сознания миновали светящийся туннель, раскручивающийся во все стороны одновременно, и принялись, по одному, просачиваться в микромир, превращаясь в цельное, хотя сильно уменьшенное в размере существо.

Сформировавшись, Кргыы-Уун осмотрелся. Он находился не среди растительности, как обычно, и не в летательном аппарате, как однажды, а… Видимо, таковы в микромире помещения. Первертор валялся рядом, но самого реагента поблизости не было. Кажется, он находился в соседнем помещении, откуда слышалось журчание воды и три смеющихся голоса: один мужской и два женских. Гендерные характеристики микромира оставалось для Кргыы-Ууна загадкой, но воздушные модуляции он различал великолепно.

То, что ни реагента, ни его спутников в помещении не было, было хорошо. Теперь создатель вселенной мог не объяснять живым частицам, почему он самостоятельно отправляется на поиски протечки, а просто выполнить задуманное.

Кргыы-Уун просканировал помещение зрительными нервами, присущими всем живым частицам, и пришел к выводу, что выход из замкнутого пространства находится там. Там — это где в замкнутом пространстве очерчен параллелепипед, собственно, и делающий пространство замкнутым.

Создатель вселенной переместился в сторону обнаруженной им двери и попытался ее отворить, но у него не получилось. Впрочем, Кргыы-Уун и не надеялся, что в микромире будет легко.

По счастью, микромир был не только сложным и неизведанным, но и относительно хрупким. Кргыы-Уун подпрыгнул и ударил в параллелепипед нижними ложноножками. Параллелепипед проломился, и Кргыы-Уун выскочил в длинный и уже гораздо более просторный лаз. Обрадовавшись, что поиски можно начинать, Кргыы-Уун запрыгал по лазу, одновременно обнюхивая и осматривая исследованное пространство микромира. Здесь протечка во времени отсутствовала.

Неожиданно лаз закончился провалом, хотя не вертикальным, но наподобие спирального, с ровными выщербинами. Другого пути не было, если только в обратную сторону. Создатель вселенной прикинул, что провалом пользуются живые частицы, и ухнул вниз. Нижние лапы его подвернулись, и Кргыы-Уун кубарем скатился по ступеням.

Оказавшись на ровной поверхности, Кргыы-Уун растерянно огляделся. Он оказался в гораздо более высоком и широком, чем раньше, помещении, в котором, помимо него, находились с десяток живых частиц. Живые частицы замерли, в растерянности глядя на него.

— Полный швахомбрий! — промодулировал Кргыы-Уун, бросаясь вперед.

Живые частицы с высокими голосами завизжали, а с низкими — замахнулись находящимися в ложноручках тросточками. Но Кргыы-Уун различил уже следующий выход из помещения и устремился к нему.

Выход был свободен, но за выходом была не привычная создателю растительность, на что Кргыы-Уун очень рассчитывал. Пространство было перегорожено искусственными конструкциями, по которым живые частицы перемещались. Из одной из таких конструкций Кргыы-Уун только что выбрался. Между конструкциями оставалось немало место, однако все они были густо заполнено живыми частицами.

— Полный швахомбрий! — еще раз промодулировал Кргыы-Уун.

Создатель вселенной поскакал вперед, вызывая у встреченных частиц разнородные реакции. Одни живые частицы визжали, другие кидались прочь, тогда как третьи начинали преследование. Кргыы-Уун понимал, что долго в микромире ему не продержаться, но угроза полного швахомбрия пугала больше.

Гигантскими прыжками Кргыы-Уун летел по микромиру, надеясь на то, что чудо выведет его к протечке во времени.

Я и женщины принимали душ, когда в комнате послышался треск выламываемой двери. Нехорошее предчувствие кольнуло меня. Значит, Иван Платонович все-таки послал в «Европу» своих ниндзя. Это же надо, застать врасплох!

— Сидеть здесь! — крикнул я женщинам.

Ударом ноги распахнул дверь из ванной и поднырнул в сторону, ожидая мгновенной атаки. Ниндзя в комнате отсутствовали, в то время как дверь действительно была вышиблена. Попытка ограбления!

«Первертор!» — подсказал внутренний голос.

Я кинулся к сюртуку: карман опустел! Меня прошиб холодный пот, но тут же я заметил первертор валяющимся на полу. Неужели ниндзя, заполучив искомый аппарат, его обронили?! Невероятно!

Я бросил взгляд на выломанную дверь, и до меня дошло, что дверь выломана с внутренней стороны. Я потрогал первертор: он был слегка скользким, как всякий раз после вызова создателя вселенной. Я понял, что произошло. Либо кнопка включения нажалась сама по себе, либо создатель вселенной перверировался по собственной инициативе. Но зачем создателю понадобилось проламывать гостиничную дверь и сбегать от меня (это в Петербурге-то!), я представить не мог.

С улицы донеслись суматошные крики. Я выглянул в окно и увидел Пегого, который огромными прыжками мчался по Невскому, подгоняемый криками прохожих и улюлюканьем зевак. Чертыхнувшись, я принялся напяливать одежду, ведь из ванной я вышел совершенно голым.

Одевшись и сунув первертор в карман, я выбежал из номера через пролом и устремился в погоню. Определить направление было легко: кенгуру оставлял после себя след в виде изумленно застывших прохожих, такой же на протяжении некоторого времени явный, как пенный след после моторной лодки. Я вскочил в первую попавшуюся пролетку и крикнул извозчику:

— Гони!

Извозчик гикнул, и мы помчались следом за кенгуру. За то время, что я одевался и выбегал из гостиницы, Пегий успел отдалиться на порядочное расстояние. Поэтому я не видел Пегого, но ориентировался по ошарашенному виду гуляющей по Невскому толпы.

Вскоре я заметил беглеца. Кенгуру продолжал нестись вперед, время от времени беспокойно вращая головой по сторонам.

— Видал? — крикнул я извозчику. — Нагоняй и заходи сбоку!

— Сделаем, барин! — пробасил в ответ извозчик.

Кажется, он был невероятно доволен приключением.

Извозчик стегнул кобылу со всей силы. Мы начали нагонять скачущего кенгуру и вскоре приблизились. Хорошо, что растерявшийся Пегий не менял направление, иначе погоня продолжалась бы намного дольше.

— Сбоку, сбоку заходи! — крикнул я, привставая в пролетке.

Лихой извозчик завел пролетку сбоку от прыгающего Пегого. Оказавшись напротив кенгуру, я улучил минуту и выпрыгнул из пролетки прямо на Пегого, подмяв кенгуру под себя. Мы покатились по мостовой.

«Шею ему не сломай», — подсказал внутренний голос.

«Здесь бы самому не сломать», — подумалось в ответ.

Все нормально: Пегий, находящийся в моих объятиях, был жив. Кенгуру часто-часто дышал, но, кажется, вовсе не пострадал, даже ни одна нога не сломалась. По счастью, у меня тоже. Лихач-извозчик успел развернуть пролетку и подъехать к нам, с улыбкой до ушей. Я уже собирался загрузить себя и Пегого в пролетку, чтобы вернуться в гостиницу, но в этот момент послышалась заливистая треть.

«Копы», — подсказал внутренний голос.

«Чтоб тебя!» — выругался я.

Это были действительно копы — точнее, один коп, с саблей на боку. Кажется, в 1812 году копы назывались городовыми.

— Чье животное? — услышал я предсказуемое.

Будь я в лесу, то легко бы обезоружил этого никудышного, с выпученными глазами, Анику-воина. Однако я находился в Петербурге, и не имел малейшего желания конфликтовать со столичными властями. Деваться было некуда, поэтому пришлось отвечать честно.

— Мое.

— Пройдемте в участок, барин. Вместе с животным. Порядок на улице негоже нарушать.

О, да — разумеется, в участок, куда же еще?!

Городовой вытащил из кармана наручники и пристегнул мою правую руку к левой верхней лапе Пегого. Теперь, если Пегому вздумалось бы побежать, он, вероятней всего, оторвал бы мне руку.

— Садитесь в пролетку, вместе.

Я кое-как затолкал Пегого в пролетку — ту самую, которую использовал для погони. Извозчик уже не улыбался, но, видя такое дело, смущенно хмурился.

— В участок, — приказал городовой.

По счастью, путь до участка был недолгим и Пегому за это время не пришло в голову заговорить. Последствия могли оказаться непредсказуемыми.

Нас довезли до участка, выгрузили из пролетки (расплачиваться пришлось мне, разумеется) и посадили в обезьянник. Как положено в фильмах про американских копов, посадив в обезьянник, попросили поднести руки к решетке, после чего сняли наручники. Я понял так: чтобы городовому не возвращаться на службу без наручников.

— Ждите начальства, барин, — сообщил находившийся в помещении дежурный. — Приедет, чтобы на животное посмотреть, тогда и решит, что с ним делать.

В участке толпилось несколько служащих, однако обезьянник располагался немного в стороне от них и несколько сбоку, поэтому нас с Пегим никто не контролировал. Чего контролировать арестантов за решеткой?

Воспользовавшись тем, что меня не обыскали, я вытащил первертор и поднес его к морде Пегого. Морда заструилась розовым и принялась вливаться внутрь аппарата. Я молился, чтобы в это время к обезьяннику никто не подошел. Если бы копы увидели, как Пегий размягчается и исчезает в перверторе, прибор бы у меня безусловно отобрали. Однако, пронесло. Когда остатки розовой субстанции исчезли полностью, я выключил неприметный теперь гаджет и засунул в карман. После чего уселся на нары и принялся дожидаться освобождения.

Где-то минут через сорок в участок пожаловало высокое начальство. Я слышал, как дежурный отчитывается о странном животном, нарушавшем порядок на Невском проспекте.

— Отведи, посмотрим, — послышался начальственный бас.

Начальство, вместе с охранником, проследовало к обезьяннику, обнаружив меня коротающим время в одиночестве. Никакого странного животного в клетке не оказалось. Начальство оборотило недовольный взор на дежурного. Тот застыл столбом, выпучив глаза и открыв рот.

— Где… Где животина? — прохрипел наконец дежурный, обращаясь ко мне.

— В смысле? — не понял я.

— Ну эта… которая с тобой.

— Я объяснял, что со мной нет никакой животины, но вы не верили. Теперь убедились? Наведенный морок пропал? Я, кстати, не понимаю, на каком основании меня задержали. Я князь Андрей Березкин…

В этот момент в моем кармане зазвонил айфон.

— Алло, — сказал я в трубку. — Это вы, граф Орловский? Да, могу говорить. У меня все в порядке. Правда, в данный момент я нахожусь в обезьяннике полицейского участка, но меня скоро выпустят. Нет, спасибо, помощи не надо. Да, я понял, по нашему делу есть подвижки. Как только освобожусь, немедленно перезвоню.

Высокое начальство, сделав выводы, развернулось и затопало на выход. Потрясенный дежурный засеменил следом. Вскоре, получив эпический разнос, он появился вновь, несколько побледневший и с ключами.

Я оказался на свободе и заспешил в гостиницу, к жене. Но сначала перезвонил графу Орловскому. Григорий разузнал, чьи коммерческие интересы защищает министр государственных имуществ Иван Платонович Озерецкий. Завода Бинцельброда — той самой фирмы, которую упоминал приказчик в пермском салоне наладонников.

На завод Бинцельброда следовало как можно скорей наведаться.

— Ты готов, Андрей?

Орловский возвышался в дверях гостиничного номера, как неприступный утес над морской равниной.

— Да, Григорий.

Я тоже подготовился: оставалось попрощаться с Люськой. Жена уже знала, что мы с графом Орловским направляемся фиксировать протечку во времени, поэтому понимала: для человечества настает решительный час. Вместе с тем и моя судьба не решена. Было совершенно неочевидно, что случился после устранения протечки: то ли я останусь в 1812 году, то ли меня засосет в мое настоящее время, то ли по желанию. Понятно, что данный вопрос волновал в первую очередь жену.

— Ты вернешься, Андрэ? — еще раз спросила Люська.

— Вернусь, — пообещал я не слишком уверенно.

— Честно?

— Честное пионерское.

— Возвращайся, барин, — попросила и Натали, хлюпая носом.

— Да никуда я не собираюсь из 1812 года, — не выдержал я. — Если только в 1813 через несколько месяцев. Не волнуйтесь, все будет хорошо. Мы с Григорием съездим на завод Бинцельброда, обнаружим протечку во времени. Затем выпустим кенгуру, чтобы он эту протечку устранил. Больше ничего не предполагается. Потом я вернусь в гостиницу, в ваши совместные объятья. Такой план устраивает?

— О, Андрэ! — зарыдала Люська, кидаясь мне на грудь.

— Как здесь успеть спасти человечество?! — пожаловался я, оглядываясь на графа Орловского.

— Прелестная Люсьена! — воскликнул любезный граф. — Не бойтесь, я верну вашего мужа к восходу солнца. Спасенное человечество не заметит его скоротечного отсутствия.

— Спасибо, граф, — прошептала Люська сквозь слезы.

Я поцеловал Люську в губы, а подумав, еще и Натали, и вышел вместе с Орловским.

Завод Бинцельброда располагался на Второй Пушкарской. Мы наняли извозчика, назвали адрес и покатили.

— Точно там? Никакой ошибки? — на всякий случай уточнил я.

— Надеюсь, Андрей, — ответил Орловский. — Озерецкий имеет львиную долю в предприятии Бинцельброда плюс… Да ты сам посмотри.

К заводу Бинцельброда силовые линии сходились, как паутина к паучьему брюху. Причем это были не простые столбы, а огромные металлические мачты, каждая с четырьмя опорами. Закрепленные на мачтах провода были заметно толще обычного, а расположенные в ряд стеклянные изоляторы напоминали уже не тарелочки, но прозрачные стеклянные подносы.

— Ты прав, Григорий. Протечка здесь.

Мы подкатили — но не к воротам, а к глухой трехметровой стене, отделяющей заводскую территорию от города.

— Мы выходим, а ты свободен, — сказал Орловский извозчику.

Извозчик уехал, а мы пошли вдоль стены, примериваясь, где бы сподручней ее преодолеть.

— Здесь, — предложил Орловский.

Я огляделся. Прохожих видно не было. Я скинул плащ, оставшись в удобной облегающей одежде и кроссовках. Огнестрельного оружия при мне не было, но пару метательных ножей я на всякий случай захватил. Граф Орловский тоже скинул плащ, оставшись в гимнастическом костюме, с двумя пистолетами за поясом.

Граф подставил мне сложенные ладони. Я оперся на них ступней и тут же взмыл в воздух, подброшенный нерасчетливой силой, как будто коробок спичек подбросило экскаваторным ковшом. Я не только долетел до верха трехметровой стены, но и едва не перелетел через него.

Оказавшись на стене, я свесил руку и ухватил Орловского за ладонь. Граф был тяжел. Однако, мне потребовалось лишь слегка подтянуть Орловского, после чего, зацепившись, граф легко вскарабкался по стене наверх.

Завод Бинцельброда был темен и пустынен: горело лишь несколько фонарей по периметру и у центрального входа. Ночная смена на заводе отсутствовала. Вероятно, имелась охрана, но охраны мы с графом не страшились.

— Какая она? — прошептал Орловский.

— Кто?

— Протечка во времени?

— Как будто пространство коробится и слезает клочьями. Из протечки должен бить световой луч. Он-то, собственно, и порождает наладонники и силовые дороги. Ищи гибкий световой луч, Григорий.

— Понял.

Мы спрыгнули с забора и, скользя темными пятнами, двинулись к производственному зданию. Здание было одно, но огромное: именно к нему сходились поступающие на завод силовые дороги. Если точнее, отсюда силовые дороги брали начало.

— Окно на втором этаже приоткрыто.

По водосточной трубе мы вскарабкались на второй этаж. Если я просунулся в оконный проем совершенно свободно, то для графа пришлось распахивать обе створки.

В цехах было совершенно темно. Я нащупал в кармане айфон и зажег фонарик, граф последовал моему примеру.

Мы находились на втором этаже, где располагались кабинеты управленческого персонала. Из окон, также из коридора можно было свободно наблюдать, что делается на первом этаже, где шли производственные процессы. Внизу собирали наладонники: это было понятно по выложенным на конвейере микросхемам и корпусам. Однако, сборка меня не интересовала: меня интересовало, откуда берутся микросхемы и корпуса, — именно это оставалось для меня неразгаданной тайной.

«Силовая дорога», — напомнил внутренний голос.

Ну конечно! Силовая дорога повышенной мощности неспроста берет начало от Бинцельброда. Протечка во времени здесь! Надо искать!

Мы с Орловским прошли вдоль цеха, подсвечивая фонариками. Провода тянулись над потолком, опускаясь к рабочим местах и станкам. Светового луча не было, как не было и ничего подобного, хотя бы отдаленно напоминающего коррозию пространства.

Мы дошли до конца цеха и уперлись в стену.

— Смотри, Андрей, — произнес Орловский, подсвечивая.

Силовые провода, ранее идущие по потолку, в конце цеха собирались в пучок и заныривали во вмурованную в стену металлическую трубу. Это что за технология?!

«Внимание! Внимание!» — заорал внутренний голос.

Мы с Орловским переглянулись. Окна с этой стороны коридора отсутствовали, пришлось выламывать дверь в крайний кабинет. Ворвавшись в кабинет, мы распахнули окно и высунулись наружу, пытаясь понять, что находится за стеной производственного помещения завода Бинцельброда. К нашему удивлению, производственное помещение примыкало к внешнему забору, то есть заводская территория здесь заканчивалась. Куда же шли провода, и почему не поверху, а понизу?

— Чья территория расположена дальше? — спросил я Орловского.

— Не знаю. Сейчас попуглю.

Граф Орловский недолго попуглил, после чего сообщил:

— Если верить картам, завод Бинцельброда тыльной частью примыкает к Большой церкви Святого Вольфрама. Церковь недействующая, до их пор не достроена. Проблемы с подрядчиками.

Я бросил взгляд на айфон, чтобы посмотреть, сколько времени остается до утра, и обнаружил подтверждение нашей догадке. Стрелка на айфоне была активна и указывала в направлении недостроенной церкви — в ту сторону, куда уходили провода.

Бинго, мы выиграли! Протечка во времени находится на территории Большой церкви Святого Вольфрама. Оттуда — вероятно, по подземному ходу — комплектующие поступают на завод Бинцельброда. Здесь комплектующие собираются, после чего отправляются для упаковки на демидовские заводы, на Урал. Отсюда же, то есть из Большой церкви Святого Вольфрама, поступает во всей России электричество. Вот она, сила неизвестного происхождения, знакомая между тем каждому русскому человеку!

Мы с графом Орловским спустились на первый этаж и принялись искать подземный ход в церковь. Этим ходом должны были пользоваться постоянно, для переноски комплектующих. Отыскать подземный ход не могло составить проблему.

Иван Платонович встретился с Абрамом Ульевичем, а также с номинальным владельцем завода Бинцельбродом в Большой церкви Святого Вольфрама, в условленное время.

— Вы уверены, что он сегодня явится? — сразу заныл Абрам Ульевич.

— Уверен, — отрезал Иван Платонович.

— А почему нельзя воспользоваться услугами ниндзя?

Иван Платонович посмотрел на регионального магистра как на кусок говна, которым, впрочем, региональный магистр и являлся.

— Я вам уже объяснял. Если ниндзя узнают о существовании светового луча, тогда ниндзя устранят не только моего зятя, но и нас с вами. Я понятно объясняю?

— Неужели самим придется?

— Для этого и собрались.

Иван Платонович отпер три замка на массивной металлической двери, ведущей в секретное помещение Большой церкви Святого Вольфрама — то, в котором впервые был обнаружен и локализован луч.

Помещение было довольно большим, достаточным для того, чтобы световому лучу было где развернуться. Не заводской цех, конечно, но и не комната: саженей этак пятьдесят на двадцать. В середине комнаты пространство слоилось и трепетало. Оттуда (из самого сердца времени, как стало известно Ивану Платоновичу совсем недавно) бил раздваивающийся световой луч. Одна часть луча изгибалась и падала на конвейер, сейчас остановленный. На конвейере находились сгенерированные световым лучом микросхемы и корпуса для наладонников. Вторая часть светового луча падала на силовые провода, уходящие вниз, в приспособленную для их отвода металлическую трубу. Иван Платонович знал, что далее силовые провода встают на опоры и продолжаются далее, по всей территории. При этом вести какое-либо строительство нет необходимости: силовые дороги расползаются сами, причем так, что никому из местных это незаметно. Совершенные технологии придумали потомки.

— Здесь, что ли, встречать будем? — спросил Бинцельброд.

В отличие от регионального магистра, Бинцельброд был деловым мужиком: приземистым и сноровистым, одинаково умело держащим в руках как рубанок, так и горло конкурента. С Бинцельбродом было приятно иметь дело.

— Здесь, — подтвердил Иван Платонович.

— Оружие приготовили или каждый своим обойдется?

— А у вас есть?

Бинцельброд вытащил из-за пазухи короткий двухствольный пистолет. Иван Платонович удовлетворенно хмыкнул.

— Можете убрать. У меня имеется кое-что получше.

С этими словами он прошел в угол помещения, где валялась рогожа, и отдернул ее. Из-под рогожи показались два станковых пулемета, с несколькими коробками патронов.

— Что это такое? — спросил Бинцельброд.

— Не знаю, но полагаю, что оружие.

— Откуда у вас?

— Два дня назад луч начал троиться, сгенерировалось вот это. Потом третий лучевой отросток отвалился и больше не вырастал.

— В таком случае пистолетик я при себе оставлю.

— Как знаете, — сказал Иван Платонович. — Однако, нам надо поторопиться. Начинает темнеть, а гость наверняка явится с темнотой. Давайте определимся с позициями.

— Откуда он явится, как полагаете?

— Металлическую дверь я сейчас запру, а стену ему не проломить. Следовательно, появиться он может из подземного хода. Наши позиции должны быть направлены в ту сторону.

— Иван, может, лучше с гостем договориться? — поинтересовался Бинцельброд. — Деньги немалые, можем и поделиться.

— Пробовал уже, без толку. Целью моего тестя является погашение светового луча.

— Этот подонок всю Россию без наладонников оставит! — воскликнул Бинцельброд в запальчивости.

— Зятя это не тревожит. Мальчишка прибыл к нам из другого времени — по крайней мере, он сам в этом уверен.

— Мы, псимасоны, его проклянем! — воскликнул, испуганно озираясь, Абрам Ульевич. — Никто еще не уходил от псимасонов безнаказанным.

— Молчите уж, — скривился, как от зубной боли Иван Платонович. — Этих стреляющих поделок всего две, — министр кивнул на станковые пулеметы. — Они для нас с Бинцельбродом. Но и для вас оружие найдется, хотя поменьше калибром. Сгенерировалось вместе с поделками.

С этими словами Иван Платонович передал Абраму Ульевичу электрическую дрель, заряженную сверлом. Региональный магистр принял ее с ужасом, но после того, как принял, неожиданно воспрянул духом и ожесточился. Иван Платонович в это время запирал металлическую дверь изнутри.

— Ты, — обратился Иван Платонович к Бинцельброду, — сидишь со своей поделкой вот за теми ящиками. Постарайся разобраться в устройстве. Если не разберешься, используй пистолет. Я сяду с противоположной стороны от луча и поступлю аналогичным образом. Пистолеты у меня имеются, а стреляю я не хуже твоего. А ты, Абрам, — обратился Иван Платонович к региональному магистру, — сядешь прямо за световым лучом. Сидим всю ночь, стараемся не шевелиться. Если гость появится, стреляем без предупреждения, на убой. Если не появится до утра, уходим, как вошли. Днем, во время работы завода, он не сунется, за это можно не беспокоиться. Мастера обучены, при появлении на заводе посторонних дадут знать. Запомнили? Расходимся по своим точкам, сидим молча, стреляем на убой.

Они разошлись по намеченным точкам. Иван Платонович слышал, как Бинцельброд копошится со стреляющей поделкой: щелкает какими-то частями — возможно, разбирает — и приноравливается. Свою поделку Иван Платонович разбирать не стал: сразу вставил ленту с патронами обхватил рукоять, нащупав спусковой крючок. После чего замер в ожидании зятя.