Время не обманешь

XVI. Кэрри

Обещанный командором матч-реванш не состоялся.

Мы собрались вместе только для того чтобы выпить и развеяться. Потом ещё выпить и поболтать. Окончательно не сойти с ума от скуки и мучительного ожидания. И, конечно же, выпить.

При чём тут теннис и реванш?

В какой-то момент дежурным стало наплевать на свой имидж, а моим коллегам наскучило играть в теннис — вот и всё.

Какой уж тут имидж, когда все только и делают что пьют? Некоторые делают это с утра до вечера.

Дисциплина на корабле упала. И если раньше Кнопфлер и Габриэль пытались сдерживать разгильдяйство и откровенную халатность, на «Артемиде» даже практиковались такие меры воздействия как штрафные смены и домашний арест, то к концу наших скитаний они с этим смирились.

Командор как-то обмолвился: «чепуха, ничего страшного в этом нет, всем сейчас тяжело, людям нужна разрядка».

Однако мне показалось, что он сдался, что под внешним спокойствием и желанием представить ситуацию как само собой разумеющееся, как свою милостивую волю, скрывается безразличие или хуже того — бессилие, покорность судьбе. Страшно видеть Кнопфлера таким, я испугалась.

Случались и срывы. Не далее чем вчера днём стала свидетелем того, как наш герой Матиас, будучи в далеко не трезвом состоянии, завалился в кают-компанию и устроил истерику. Что-то кричал и дико ржал, говорил, что нам больше нечего терять, что нам незачем экономить, ни к чему беречь себя и свои жизни, призывал к какому-то безумию…

Уныние. Около двух недель «Артемида» дрейфует на просторах космоса. Болтается — другого слова не подберёшь. Некоторое время назад снялись с орбиты Юлиании и перебрались поближе к Мнемозине. В ожидании «Одарённого» заняли положение, которое, согласно журналам, соответствует неизвестному кораблю пришельцев.

Через несколько дней посланник Земли появится из червоточины, после чего, по расчётам Гленна, произойдёт примерно следующее.

Дождавшись, когда «Одарённый» удалится из звёздной системы — по отчётам, пробыл здесь не больше суток — Гленн наладит связь с маяком. Без знания фаз червячной дыры, без полной синхронизации с ней, мы попадём чёрт знает куда, поэтому Гленн тщательно всё просчитает. Попробует поймать именно ту фазу, в которой червоточина находилась в момент первого прыжка. По его разумению, это позволит нам вернуться именно в наше время, а не в какое-либо другое. Как Гленн рассчитает нужную фазу, пока ещё сам не знает, но у него есть время подумать.

И это верно — времени у нас хоть отбавляй. Что у нас есть кроме времени?

Однако всё может пойти не так, как представляет себе Гленн. И это сказывается на общем настроении коллектива.

Чёрт его знает, что там впереди. Гленн может ошибиться и неправильно рассчитать фазы, что может привести к весьма плачевным последствиям — вплоть до гибели. Экипаж «Одарённого» может повести себя совсем не так, как описано в журналах. Может получиться, что Гленн ошибается во всём, никто не прилетит, и мы застрянем тут навсегда. И это накаляет обстановку, превращает ожидание в сидение на горячей сковородке.

Именно об этом пытался сказать пьяный Матиас, прежде чем Габриэль вышвырнул его из кают-компании.

Но, несмотря на довольно сомнительные шансы, на наше весьма смутное будущее, все только и ждут «Одарённого». До появления корабля остаются считанные дни. Считанные — потому, что каждый считает, сколько их ещё осталось.

Все, кроме меня. Потому что я не считаю, мне просто плохо. Просто жду и надеюсь на лучшее.

Марк совсем замкнулся, ушёл в себя. Постоянно молчит и о чём-то думает. Мне кажется, что-то скрывает от меня.

А ещё, Марк много пьёт. Пьёт в одиночестве в своей каюте, уходит в служебные отсеки и там пьёт — один или на пару с Гленном. Когда напивается, тоже молчит. Спит, просыпается, уходит в себя и опять пьёт.

Вначале я уговаривала его убежать с «Артемиды». Пока не поздно, пока не появился «Одарённый» и не установил маяк, мы ещё можем угнать «Стрелку» и улететь на Юлианию.

Марк сам говорил о том, что если мы в прошлом, то микрочип, который в него, возможно, вшили, должен бездействовать. Ведь те, кто может привести чип в действие, находятся далеко, они, возможно, ещё даже не родились — значит, некому нажать на ту самую красную кнопку, и Марк свободен как птица в полёте.

Существовала, правда, вероятность, что оборудование, с помощью которого активируется чип, находится здесь, на «Артемиде». То есть, мы и раньше предполагали, что на корабле есть какое-то оборудование, но думали, что только ретранслирующий приёмопередатчик, обеспечивающий связь чипа с центром исследований. Однако, оказавшись в полной изоляции от внешнего мира, Марк уверовал в непогрешимость их расчётов, предположил, что должны были предусмотреть подобную ситуацию. В таком случае, Кнопфлер как капитан корабля, а возможно и Габриэль как его первый помощник, наделены правом нажать пресловутую кнопку и подчинить себе Марка.

С одной стороны, подобной расклад кажется вполне логичным и оправданным. Это даёт возможность оперативного реагирования — ведь Кнопфлер находится рядом. Послание же с отчётом о поведении Марка до центра исследований будет идти несколько суток. Отсюда напрашивается вывод: командору и карты в руки.

С другой стороны, я верю в человечность Кнопфлера. Несмотря на придирчивое отношение к сотрудникам, скептицизм, граничащий с цинизмом, командор мне кажется человеком порядочным.

Я долго убеждала Марка в том, что Кнопфлер не будет применять столь изощрённое и подлое оружие. Более того, оказавшись без спускаемого модуля, командор не будет преследовать беглецов или пытаться посадить «Артемиду» на поверхность Юлиании. Ведь если что-то пойдёт не так, корабль может получить повреждения, и тогда всему конец — экипаж рискует остаться тут навсегда. Командор не пойдёт на такую авантюру, для меня это очевидно.

Марк соглашался. Для проформы упоминал о том, что на «Артемиде» есть несколько ракет, которые командор при желании может выпустить вдогонку, однако это был явный перебор — чисто гипотетическая, маловероятная возможность.

Марк соглашался, но не отступал. Я не смогла убедить. Каждый раз находил всё новую причину, чтобы не рассматривать бегство как реальную возможность остаться вдвоём. Когда отговорки закончились, Марк просто перестал отвечать на мои вопросы и замолчал.

Вечеринка прошла в атмосфере уныния и всеобщего мрачного настроения. Не смогли оживить ни Стивен, который много шутил, ни Гленн, долго и увлечённо рассказывавший о своей концепции прямолинейного течения времени, ни Габриэль, призывавший всех веселиться и танцевать.

Шутки Стивена были глупыми, наигранными и совершенно не уместными. Стивен сначала старался не обращать внимания на кислые физиономии, потом обиделся и стал налегать на спиртное.

Гленн, которого отсутствие слушателей не очень-то и смущало, не отставал в количестве потребляемого алкоголя. В конце концов, дошёл до стадии, когда внятная речь и связанные между собой мысли — это уже нечто недостижимое. После чего скромно присел в угол зала, но ещё долго не оставлял попыток продолжить рассказ.

Габриэля же попросту все игнорировали.

Марк весь вечер держался особняком. И от коллег, и от меня. Стоял в стороне от основного действа, ел маслины и пил мартини, изредка огрызался на разглагольствования Стивена. Особенно когда тот имел неосторожность пройтись по «Одарённому», экипаж которого считал компанией трусов и лоботрясов.

В какой-то момент я потеряла его из виду. Обведя взглядом наше, прямо скажем, немногочисленное сборище, поняла, что Марк незаметно улизнул, скрылся в неизвестном направлении.

Я решила, что дальше так продолжаться не может и мне просто жизненно необходимо поговорить с Марком, вызвать на откровение, а дальше — будь что будет. Если не доверяет или что-то скрывает, то чем раньше об этом узнаю — тем лучше. Даже если разлюбил — пусть скажет напрямую.

Я покинула кают-компанию и побрела по тёмным коридорам «Артемиды». Казались мне мрачными и холодными. Всё на этом корабле стало каким-то безжизненным, как и наше бытие — долгое, вялотекущее и лишённое всякого смысла.

Когда вошла в его каюту, Марк полусидел-полулежал на кровати, спустив одну ногу на пол. В одной руке — бутылка мартини, в другой — пачка листов, скреплённых в уголке канцелярской скобкой.

Услышав шаги, он встрепенулся, тревожно на меня посмотрел, после чего невозмутимо вернулся к чтению.

— А, это ты… — только и произнёс Марк.

Мне показалось, что тон недовольный, словно пытается сказать, что отвлекаю.

Я застыла в дверях, не зная, с чего начать, а Марк как будто бы не обращал на меня никакого внимания.

— Что ты читаешь? — тихо спросила я, стараясь выглядеть как можно скромнее и ненавязчивее.

— Да, так… ничего… — ответил, не поднимая головы. Потом всё-таки взглянул, вымученно улыбнулся и добавил: — Техническая литература. Про топливную систему.

— Я тебе помешала? — Я потупила взор. — Ты хотел побыть один?

— Ммм… Нет… Скорее нет, чем да, — сказал Марк, но я поняла, что помешала.

— Может быть, мне уйти?

— Нет, ну что ты… — Поднялся с кровати и приблизился ко мне, крепко обнял.

Впервые за последнее время почувствовала его нежность, что нужна ему. Объятие не было просто формальностью, в нём было тепло. Марк увлёк меня к кровати, заставил присесть и сам сел рядом.

— Мы так мало разговариваем, — пожаловалась я, понимая, что сейчас расплачусь. — Так мало времени бываем вместе. Что происходит? Что-то не так?

Вновь обнял — ещё крепче.

— Всё хорошо, радость моя, — прошептал Марк. — Дело в том, что… Ну как тебе объяснить?.. У меня в голове появилась идея. Полностью захватила меня, не могу думать о чём-то другом. Это временно, это пройдёт.

Висевший у меня на шее тяжёлый камень в один момент исчез. Провалился куда-то вниз, в пустоту. Слова Марка не вызывали сомнений, я верила ему. Эти слова оказались самым радостным, что было у меня за последнее время.

— Это правда? — не веря в своё счастье, спросила на всякий случай. — Ты меня не разлюбил?

— Нет, конечно, не разлюбил. — Марк улыбнулся, как взрослые улыбаются детским страхам.

На душе стало спокойно и легко. Я обняла Марка и положила голову ему на плечо.

Мой взгляд упал на бумаги, которые он читал до этого. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем поняла, что передо мною вахтенный журнал «Одарённого».