Климатическая система космического корабля — это сложный программно-аппаратный комплекс, отвечающий за поддержание необходимых условий на борту. Как и большинство систем, она имеет множество подразделений и надстроек, одной из которых является система контроля среды криокамер. Как правило, специалисты считают эти две системы независимыми друг от друга, но для меня всегда очевидным был другой факт: вторая не будет работать, если первая не исправна.
Почему обычно заостряют внимание на криокамерах? Ответ на поверхности: выдерживать температурный режим именно в них — очень важно, потому что большая часть обитателей межзвёздного корабля почти всё время полёта проводит в состоянии криоанабиоза. Прежде всего, это относится к той части путешествия, во время которой звездолёт совершает прыжок по червячной дыре. В этот момент экипаж корабля, за исключением дежурной смены, должен находиться в криосне. То же самое касается пассажиров, всех без исключения.
На самом деле, никакой это не момент, а достаточно продолжительный промежуток времени. Настолько продолжительный, что в некоторых системах отчёта проходят годы. Однако людям на корабле кажется, что прошло несколько часов или дней — таков принцип относительности в действии.
Чтобы не испытывать далеко не приятные ощущения, а также последствия перегрузок от разгона и торможения корабля, существуют криокамеры — удобный инструмент, дарующий сон и покой путешественникам космоса.
Разумеется, столь сложный механизм, имеющий крайне важную и ответственную функцию, требует бережного ухода и чуткого контроля. Стоит температуре в криокамере чуть снизиться, как в организме находящегося в ней человека произойдут необратимые изменения, проще говоря — он замёрзнет. Температура выше нормы не позволит поддерживать криосон — на этот случай предусмотрена аварийная система, в случае чего запустит процесс пробуждения и выведет человека из анабиоза, что опять же связано с дополнительным дискомфортом.
На «Артемиде» климатическая система барахлит с самого начала. Вероятно, правильнее будет сказать «с самого начала моей службы на катере», ибо только за этот период могу отвечать достоверно. Но я настолько измучен борьбой за работоспособность системы, что, как правило, употребляю более короткую формулировку — «с самого начала», таким образом подразумевая момент ввода «Артемиды» в эксплуатацию.
Я — главный инженер корабля, и у меня работа такая — налаживать оборудование. На небольших катерах вроде «Артемиды» главный инженер — это и механик, и электрик, и программист, и всё это в одном лице.
Короче, работы хватает.
Сегодня в жилых помещениях опять начала расти температура, за что получил очередной нагоняй от капитана. Командор Кнопфлер всегда так делает: даёт втык, я иду и ремонтирую. Потом опять что-то ломается, командор опять даёт втык, я — ремонтирую. И так снова и снова.
На самом деле, давно советую командору поставить корабль на капитальный ремонт и поменять всю климатическую систему «Артемиды» на более современную, но он привык слушать командира отряда, а командир нашего Армстронговского отряда дальних космических сообщений — жуткий жмот и вообще неадекватная личность. Иногда кажется, что пошевелится только после того как «Артемида» разобьётся где-нибудь на просторах космоса или её обитатели замёрзнут насмерть в неисправных криокамерах. Тогда будет, конечно, поздно, но такой уж он человек — командир отряда и страшный скряга.
Поругавшись с Кнопфлером, плюнул в сердцах, вооружился парочкой крепких выражений и пошёл в технические отсеки ремонтировать климатическую систему. Для осуществления операции взял с собой одного из самых толковых ребят коллектива — Марка Бартона.
Мы прошли, а местами — проползли, топливный отсек, потом — помещение компрессорной и, наконец, попали в нужное отделение, где рядком расположились пузатые бочки термомодулей. По моим прикидкам, один из них вышел из строя.
— Гленн, а это что такое? — спросил Марк, попинывая ботинком металлическую ёмкость.
— Гелий, — ответил я и зевнул.
— А зачем он тут? Не видел упоминаний гелия в технологическом цикле… — Марк почесал затылок.
— Ты смотрел документацию по технологическому циклу климатической системы? — Я одобряюще на него посмотрел. — Похвально!
— Ну, так, заглядывал… — Марк заскромничал и опустил взгляд.
— Всё равно — молодец! Ты совершенно прав — к климатическим системам гелий не имеет никакого отношения. Это — компонент резервной топливной установки. Находится ёмкость тут ввиду конструктивных особенностей катера. Короче — не нашлось места в топливном отсеке.
Я усмехнулся. Заметив, Марк тоже заулыбался.
Туповатый он всё-таки. Но смышлёный.
Как так? Вот я дал: туповатый, но смышлёный…
Попробуем разобраться. Туповатым назвал его потому, что задаёт много вопросов, а вовсе не в силу интеллектуальных способностей. А вопросы задаёт из-за того, что хочет всё узнать и постичь. В целом, молодец парень — старается. Пожалуй, самый способный из моих охламонов. Меньше двух месяцев с нами, всего-то второй полёт на «Артемиде», а разбирается в корабле не хуже опытных инженеров.
— Вот посмотри, — желая поддержать благой порыв, сказал я, — тут вентили, здесь блок распределения, и вот тут, дальше, по этим штукам, гелий идёт в топливный отсек… — Я похлопал ладонью по патрубкам, которые длинными сосисками тянутся в соседнее помещение. — Какие из них за что отвечают, я тебе без схем не скажу, но зато теперь ты знаешь, где если что искать.
— Ага, — радостно кивнул Марк, словно всю жизнь только и мечтал об этом — узнать, где в катере проходят топливные патрубки — и вот, теперь мечта сбылась. Он проследил взглядом и вернулся ко мне.
— Подключись-ка к вон тому! — скомандовал я и указал на один из термомодулей.
Марк достал проверочный планшет и присоединил его выходы к модулю.
— Показывает сто тринадцать, — удивлённо произнёс он. — Разве такое может быть?
— Нет, врёт он. Меняем.
Марк умело нажал нужные рычажки, подцепил руками модуль и с моей помощью опрокинул в сторону. Потом мы взяли запасной узел, примостили в нужные пазы, после чего Марк подключил к нему остальное оборудование, а также проверочный планшет.
— Триста двадцать восемь, — констатировал Марк.
— Ну и славно, — сказал я. — Подрубись-ка к терминалу.
Марк подключил планшет к настенным выходам и вышел в локальную сеть корабля. Можно было посредством беспроводной сети, но смышлёный Марк не стал лишний раз создавать помехи на радиочастотах.
— Вот видишь, — я указал на ряды чисел. — Температура в помещении дежурных начала падать. Вот тут тоже, — ткнул пальцем в столбик, отражающий динамику температуры в коридоре.
— Починилось? — с замиранием в голосе спросил Марк.
— Вроде того.
— Окончательно?
— До следующего раза, — хмыкнул я.
— А когда следующий раз? — не унимается Марк.
— А вот этот вопрос — лишний, — отрезал я. — Главное — командор будет доволен, а то уже всю плешь проел.
Марк убрал с лица улыбку и стал серьёзным.
— Давно в его команде? — осторожно спросил он.
— Порядочно. Лет семь, наверно, а может, и больше. Точно не помню. А что?
— Да нет, ничего… — Марк изобразил невинное выражение. — Просто, сложно с ним — такой требовательный и строгий.
— Хе, на то он и капитан, чтобы требовать. Имеет право. В полёте, сам понимаешь, нужное качество, без него никак.
— Ну да.
Марк присел на снятый модуль, отряхнул измазанную штанину, а мне вдруг вздумалось поиграть в бывалых космических волков. Сделал сурово-насмешливое лицо.
— Ты его ещё не знаешь… — Слегка опёрся о переборку, достал из кармана апельсин и принялся неспешно чистить. — Придёт время — попадёшь с ним в какую-нибудь передрягу и тогда поймёшь, что это за человек такой — командор Александр Кнопфлер. «Морского волка» читал?
— Да, в детстве. — Похоже, Марк клюнул на шуточную приманку. Буквально заглядывает мне в рот, стараясь не упустить ни единого слова.
— Так вот, Ларсен — это всё про нашего командора.
Глядя в удивлённые глаза, мне вдруг показалось, что он всё это принимает за чистую монету, и вообще — пожалуй, переборщил я со своей детской забавой. Нужно как-то заканчивать с нагнетанием, и я продолжил в более повседневном тоне:
— Да, знаешь, про Кнопфлера сочиняют всякие небылицы. В принципе, так и должно быть. Как и про любого капитана, про него должны ходить легенды. Это своего рода космический фольклор, ну любим мы это дело. Понял?
— Ага, понял.
— Всему верить, конечно, не стоит. Угу?
— Угу. — Судя по озадаченному взгляду, до Марка не дошёл смысл последних слов.
«Ну да ладно, — решил я, — дойдёт, наверное».
— Апельсин хочешь?
— Давай.
— Держи. — Протянул несколько долек. — А теперь, давай уберём сдохший модуль куда-нибудь подальше и пойдём к Кнопфлеру докладываться, отчитаемся о проделанной работе. Только не нужно говорить о том, что скоро опять всё накроется медным тазом. Хорошо?