Услышав гулкие шаги в коридоре, мы с Гленном переглянулись — словно заговорщики, которых застали на месте преступления.
Нет, ничем предосудительным не занимались, просто редко кого встретишь в глубинах технических отсеков. Мы опустили ёмкость на пол, а сами поднялись в полный рост.
Переборка плавно отошла в сторону, в помещении появился не кто иной, как сам командор Кнопфлер. Сегодня при параде — в красивом чёрном кителе с яркими золотистыми аксельбантами. Под кителем — белая рубашка и чёрный галстук, на голове фуражка с высокой тульёй. Лицо как всегда выбрито до синевы и весёлое, одухотворённое. Похоже, командор в хорошем расположении духа.
— Ах, вот вы где! — воскликнул он. — Чего прячемся?
— Работаем, — угрюмо буркнул Гленн.
В дверном проёме показался Габриэль. Стараясь не задеть патрубки, просочился внутрь, встал рядом с командором и по-хозяйски опёрся рукой об элемент силовой установки.
— Всем привет! — жизнерадостно поздоровался Габриэль. — Как дела? Чем занимаетесь?
— Ра-бо-та-ем, — по слогам повторил Гленн. — Вас-то сюда каким ветром занесло?
— Да так, — с любопытством оглядываясь по сторонам, ответил Кнопфлер, — хотели кое-что рассказать, а заодно — посоветоваться. А вы сразу грубить. Что за манеры, господин главный инженер?
Гленн прямо-таки расцвёл. Лучезарно заулыбался и посмотрел на пришедших совсем по-другому: приветливо и выжидающе. Чего уж там говорить — приятно, когда начальство признаёт твою важность и незаменимость.
— Ну, — усмехнулся Гленн, — рассказывайте, с чем пожаловали?
— Мы всё-таки нашли её, — сказал Кнопфлер. — Я имею в виду Юлианию.
— Вот как?
— Ага, — кивнул командор и замолчал. Чувствуется подвох, что сейчас выдаст какую-нибудь каверзу, и Кнопфлер не заставил себя долго ждать: — Только намного юго-западнее того квадрата, где ты её искал.
Улыбка застыла на губах Гленна. Он поднял правую руку и принялся пощипывать нижнюю губу. Глаза стеклянные, взгляд замер. Я даже представил себе, как внутри черепной коробки Гленна загораются, гаснут и вновь зажигаются мириады нейронов, рождая гениальные догадки и гипотезы.
— Это интересно, — пробормотал он. — Как так?.. А откуда у вас уверенность, что это именно Юлиания?
— Вот и я тоже так сначала подумал, — ответил Кнопфлер. — Откуда мы можем знать, что это и в самом деле она? Но вот Габриэль говорит, что Юлиания. Его ребята просканировали всю систему и нашли остальные планеты — все находятся на своих местах, на тех орбитах, на которых и должны. Значит, это и есть Юлиания, по-другому, вроде, быть не может.
— Ничего не понимаю. — Гленн ожил, упёрся взглядом в потолок, прикидывая в уме. — Почему же сместилась? Неужели, нестабильная орбита или непостоянная скорость движения? В справочниках об этом ничего не сказано…
— Может быть, ты что-то неправильно рассчитал? — осторожно начал Габриэль.
— Нет, не может, — уверенно ответил Гленн.
— Признай, что ошибся, и я отстану, — сказал Габриэль тоном торговца, предлагающего выгодную сделку.
— Да иди ты к чёрту! — огрызнулся Гленн.
Ну вот, опять ругань.
Не ругань, конечно, а словесный поединок. Турнир эрудированных спорщиков, почти научная дуэль образованных технарей.
Почему не могут сосуществовать мирно? Мы попали в серьёзный переплёт, но остались живы, более того — корабль в порядке, можем следовать дальше. А они — вместо того чтобы радоваться, продолжают себя изводить.
Габриэль — злой гений, критик-разрушитель — уже встал в атакующую позу. Гленн, обороняющийся, защищающий себя, коллектив и всё то, что мы сделали. И Кнопфлер — меланхоличный, спокойный, холодный, равнодушный. Как хищная птица, зависшая над схваткой в ожидании упавшей жертвы.
Нужно отдать должное Гленну — идеальный начальник. Все недоработки, ошибки, допущенные его сотрудниками, берёт на себя, сам за них отвечает, выгораживает. Зато вся слава, лавры победителя, хвалебные отзывы об удачно проделанной работе достаются нам.
Я стараюсь платить Гленну той же монетой, поддерживаю в трудную минуту, как говорится — встаю плечом к плечу. Особенно когда пытаются достать эти педанты и крючкотворцы. Нельзя забывать, что это Гленн приютил меня на «Артемиде», когда экипажи остальных звездолётов всячески открещивались от непутёвого соискателя с сомнительным прошлым.
Возможно, эта моя искренность выливается в усердие, в самоотдачу, с которой подхожу к обязанностям. И скорее всего, Гленн это видит, поэтому и поручает мне самую важную, самую ответственную работу. Как, например, сейчас, когда взял с собой для установки оборудования дальней связи.
— Послушай, Габриэль, — я решил вступиться за шефа, — мы много раз перепроверяли данные, и тут нет никакой ошибки. Если не врут твои дежурные и мы не отклонялись от курса, то всё именно так, как говорит Гленн — Юлиании нет в секторе, в котором должна находиться.
Командор впервые посмотрел на меня. Как будто до этого не видел. Посмотрел как на букашку, на ничтожество, как на нечто, что посмело подать голос, когда его не спрашивают. Потом смягчился, согласно кивнул и ожидающе посмотрел на Габриэля.
Или мне лишь показалось?
Мой выпад в сторону Габриэля получился удачным. Что называется, наступил на больную мозоль. Как и Гленн, Габриэль любит свой коллектив и в обиду не даст.
— Я ручаюсь за данные, предоставленные моими сотрудниками, — разгорячился Габриэль. — Все они — высококлассные специалисты и не могут ошибаться.
— Значит, всё верно, и говорить больше не о чем, — заключил повеселевший Гленн. — А теперь, если вы закончили, будьте так добры — не мешайте работать.
Подмигнул мне, мы схватили ёмкость и откатили в сторону. Освободив место, Гленн открыл низкий шкаф для хранения комплектующих и углубился в поиски нужного узла приёмопередатчика.
Хотя Гленн и отстраняется от происходящего, делает вид, что озвученная Кнопфлером информация совершенно не интересует, опытным взглядом разбирающегося в людской психологии я видел, что на самом деле дилемма его зацепила. Буквально снедает любопытство. Хитроумная шарада, которую подбросил его величество случай, захватила Гленна.
Похоже, заметил это не только я. Командор с интересом разглядывает копошащегося в шкафу Гленна, не зная, с какой стороны к нему подойти. Кнопфлер решает свою шараду: как разговорить Гленна, как заставить поделиться своими мыслями и идеями? Какой вопрос задать, чтобы не вспугнуть эфемерную птицу под названием «Эврика!»
А получается чушь собачья.
Вчера мы с Гленном смонтировали систему дальней разведки. Гленн рассчитал примерное положение Юлиании, исходя из времени, проведённого «Артемидой» в полёте, и скорости движения планеты. Когда в ожидаемом секторе Юлиании не оказалось, Гленн объявил, что мы находимся в другой звёздной системе.
Однако к тому моменту уже был отчёт дежурных, согласно которому отклонений от курса не было и мы не могли попасть не в тот тоннель. Гленн скептически отнёсся к их выводам и самолично всё перепроверил. К его удивлению, дежурные правы: звездолёт идеально выдерживал полётную траекторию.
Мы прочесали близлежащее пространство и обнаружили Мнемозину, однако этим наши успехи ограничились: маяк так и не нашли. Без данных маяка прыжок сквозь червоточину — дело не то что рискованное. Опасное мероприятие! Безрассудное это дело, ибо с вероятностью процентов в девяносто пять нарвёмся не на ту фазу, и нас выбросит чёрт знает куда.
Вообще, считается, что подобные эксперименты заканчиваются гибелью корабля.
Своего же оборудования для наблюдений за червячной дырой у нас нет и никогда не было: не положено катеру иметь столь дорогостоящее и громоздкое оборудование.
Строго говоря, мы не уверены в том, что перед нами именно Мнемозина, потому что не имеем возможности её идентифицировать. А если предположить, что мы попали не в тот тоннель, то и выпрыгнуть должны были совсем из другой червоточины.
Попытки представить себе сложную подпространственную механику в действии ставят меня в тупик. Разум отказывается понимать и принимать происходящее.
Как такое вообще может быть?
Обнаружение Юлиании в совершенно другом секторе системы окончательно смешивает карты. Планета не может прыгать в пространстве, как ей вздумается.
Хотя…
Ещё вчера Гленн весьма туманно рассуждал на тему того, что червоточины по природе своей весьма изменчивы. Теоретические выкладки, вроде бы, показывают, что они могут перемещаться с места на место. А это значит…
Вон оно что!
Что если не Юлиания ведёт себя неадекватно, а Мнемозина играет с нами в прятки? Прыгнула на другой край звёздной системы и выплюнула нас там, где мы не ожидали? Тогда, мы смотрим на Юлианию, так сказать, с другого ракурса и поэтому ничего понять не можем…
Видимо, мысли мои били в нужном ключе, потому что Кнопфлер вдруг спросил:
— А как ты объяснишь тот факт, что станция терраформирологов не выходит на связь? Мы закидали их запросами, а они молчат.
— Да чёрт его знает! — рассеянно ответил Гленн. — Может быть, наши передатчики слишком слабы, да и радиация от местной звезды зашкаливает. Кроме того, возможно, терраформирологи не ожидают нашего появления в этом квадрате, и их оборудование смотрит в другую сторону… Много может быть причин.
— Ясно всё с вами, — разочаровано сказал командор. — Я ничего не понял.
Голова Гленна занята другими вещами, поэтому бросил безуспешные попытки найти нужный узел. Он захлопнул дверцу шкафа и сел на неё сверху.
— Пока не доказано обратное, предлагаю считать найденный вами объект Юлианией, — изрёк Гленн. — Возьмём курс на планету и попробуем связаться с терраформирологами. Когда подлетим поближе и выйдем на орбиту вокруг Юлиании, не сможем пропустить сигнал их передатчиков.
Кнопфлер тяжело вздохнул:
— Вечно у нас так — всё основано на предположениях и догадках.
Гленн и Габриэль радостно заржали — как подростки, совершившие глупость и нисколько этого не стесняющиеся.
— Странно это всё, — продолжал Кнопфлер. — Странно и непонятно. Не внушает мне доверия ваша информация, господа. Но ничего другого предпринять всё равно не можем. Я правильно вас понимаю?
— Так точно, — подтвердил Габриэль.
— Столько специалистов, а нормально сделать ничего не можете, — упрекнул командор и оглядел присутствующих — всех, в том числе меня.
— Мы и делаем, — вступился за коллективную репутацию Гленн — всегда имеет парочку козырей в кармане. — Первое: есть идея сравнить данные, которые получим при сканировании звёзд и других отдалённых объектов, с реальной картой Вселенной. Это даст возможность безошибочно определить наше местоположение. С этим, правда, связана определённая трудность — нет программного обеспечения, необходимого для решения такой задачи. Сами понимаете — метод устарел, никто не думал, что придётся этим заниматься. Так что нужно будет написать программу заново. Второе и более перспективное: мы с Марком сейчас работаем над тем, чтобы собрать установку дальней связи. С её помощью попробуем связаться с обитаемым миром напрямую, минуя маяк и его приёмопередающее оборудование, непосредственно через червячную дыру и тоннель.
— Интересная идея, — подхватил Кнопфлер. — Очень интересная.
— Ответа с Земли ждать, конечно, долго, но по крайней мере, послушаем эфир, наверняка почерпнём полезную информацию.
— Вот что, — решил командор, — давай так: брось пока дело с ориентацией по звёздам, все ресурсы кинь на установку дальней связи. Это практичнее и актуальнее. Договорились?
— Хорошо.
Мы выдержали натиск атакующих и вышли из сражения победителями. Я внутренне ликую, судя по выражению лица Гленна — он тоже. Это означает, что жизнь налаживается, мы вновь востребованы.
Довольные хищники как будто собрались уходить, но тут Габриэль что-то вспомнил и торопливо заговорил:
— Да, вот ещё что — нужно что-то делать с пассажирами. Похоже, до высадки на Юлианию ещё несколько дней, а криокамеры на корабле сдохли. Нужно чем-то занять гостей, тем более — они обеспокоены положением корабля. Может, устроим ещё один матч по теннису? Марк, как ты на это смотришь? Матч-реванш!
Неожиданно. Я вяло промямлил:
— Ну, не знаю. Много работы…
— Да-да, — сказал Кнопфлер не терпящим возражений тоном. — После того поражения ты просто обязан вернуть кубок нам!
Гленн с ненавистью посмотрел на Габриэля. Во взгляде явственно читалось: что ж вы творите-то? И так забот хватает.
— Ну что, Марк, — сказал Габриэль, — тряхнёшь стариной?
«Сволочи вы», — подумал я.