Всё о Ниро Вульфе. Том 2

Глава первая

Если в дверь нашего старого каменного особняка на Западной Тридцать пятой улице звонят, когда мы с Ниро Вульфом обедаем, то обычно открывает Фриц. Но в тот день я пошел к двери сам, потому что Фриц пребывал в дурном расположении духа и не смог бы как полагается встретить посетителя, кем бы тот ни был.

Я должен пояснить, почему Фриц был в таком настроении. Каждый год, в середине мая, один фермер из-под Брустера по особой договоренности с Фрицем сует в мешок восемнадцать или двадцать подстреленных им скворцов, садится в машину и едет в Нью-Йорк. Разумеется, дичь должна быть доставлена к нам не позже чем через два часа после того, как она убита. Фриц ощипывает ее, подсаливает, заворачивает в листья шалфея, запекает на рашпере, в надлежащие моменты поливая растопленным маслом, и укладывает на подогретое блюдо с густой полентой, сваренной из мельчайшей кукурузной муки с маслом, тертым сыром и перцем.

Вульф обычно с нетерпением ожидает это кушанье, но в тот день, о котором я рассказываю, он устроил целое представление. Когда Фриц поставил дымящееся блюдо на стол, Вульф потянул носом, наклонил голову набок, еще раз принюхался и уставился на Фрица.

– А шалфей?

– Его нет, сэр.

– То есть как это нет?

– Я подумал, что вам понравится, если я приготовлю это блюдо с самой чуточкой шалфея в дополнение к шафрану и эстрагону. Эстрагон, немного шафрана и совсем немного шалфея. Именно так готовят соус в…

– Убери!

Фриц окаменел и поджал губы.

– Я неприятно удивлен тем, что одно из моих любимейших блюд приготовлено иначе, чем я привык, без консультации со мной, – холодно произнес Вульф. – Может быть, оно вполне съедобно, но я не склонен рисковать. Убери его и принеси мне четыре яйца всмятку и тосты.

Фриц знал характер Вульфа не хуже меня и понимал, что от подобной выходки Вульф пострадает куда больше, чем он, поэтому молча убрал блюдо со стола. Но тут вмешался я:

– Позвольте мне взять немного. Или, может быть, это помешает вам насладиться яйцами всмятку?

Вульф только хмуро посмотрел на меня.

Вот почему у Фрица в тот день было плохое настроение, и я сам пошел отпереть дверь. Когда раздался звонок, Вульф уже покончил с яйцами и с жалким видом пил кофе, а я уплетал за обе щеки вторую порцию сказочного деликатеса. Я не зажег свет в прихожей, так как на улице было еще достаточно светло. Увидев сквозь стекло посетителя на крыльце, я понял, что он не принесет нам богатства.

Распахнув дверь настежь, я вежливо произнес:

– По-видимому, вы ошиблись номером дома.

Я всегда придерживаюсь политики мирного сосуществования с соседскими юнцами. Это облегчает жизнь, поскольку на нашей улице, как и повсюду, процветают футбол, бейсбол и прочие игры.

– Вовсе нет, – отозвался гость. – Я вас знаю. Вы Арчи Гудвин. А мне нужно видеть Ниро Вульфа.

– Как вас зовут?

– Пит.

– А дальше?

– Дроссос. Пит Дроссос.

– Что же вам нужно от мистера Вульфа?

– Ну, это уж я ему сам скажу. У меня к нему дело.

Это был худой парнишка, черноволосый, черноглазый, с шевелюрой, давно нуждавшейся в стрижке, ростом мне по плечо. Я встречал его на нашей улице и ничего не имел ни за, ни против него. Задача заключалась в том, чтобы без шума спровадить гостя, и в другое время я бы так и сделал, но после мальчишеской выходки Вульфа решил, что будет неплохо познакомить босса с другим мальчишкой, – пусть поиграют вместе. Вульф, конечно, взбесится, но я все же провел Пита в столовую.

Вульф наливал себе вторую чашку кофе. Он бросил взгляд на Пита, который, должен признать, не был одет приличествующим для аудиенции образом, поставил кофейник и воззрился на меня:

– Арчи, я не терплю, когда мне мешают во время принятия пищи!

Я сочувственно кивнул:

– Знаю, но разве это пища? Неужели яйца всмятку вы считаете пищей? Позвольте представить вам мистера Пита Дроссоса. Он желает проконсультироваться у вас по поводу одного дела. Я хотел было сказать ему, что вы заняты, но вспомнил, как вы рассердились на Фрица из-за того, что он с вами не проконсультировался, и решил оградить от вашего гнева Пита. Он наш сосед, а, как вы помните, соседа своего следует возлюбить, как самого себя.

Дразнить Вульфа – дело рискованное. Взрыв страстей может потрясти Вселенную, но если он не произошел мгновенно, можете считать себя победителем. На этот раз, отпив кофе, Вульф вежливо обратился к посетителю:

– Присаживайтесь, мистер Дроссос.

– Я не мистер, я Пит.

– Хорошо, Пит, садитесь. Лицом ко мне, пожалуйста. Благодарю вас. Вы желаете проконсультироваться со мной?

– Да. У меня есть дело.

– Я всегда приветствую дела, но, к сожалению, сегодня не очень удобное для дел время, так как мистер Гудвин собирается на финал бильярдного турнира. Теперь, конечно, ему придется остаться, чтобы записывать все, что вы расскажете, и все, что скажу я. Арчи, приготовь, пожалуйста, блокнот.

Я уже говорил, что дразнить Вульфа – дело рискованное. Он на мне отыгрался. Я отправился в кабинет за блокнотом, и, когда вернулся, Фриц уже принес кофе мне и бутылку кока-колы с печеньем Питу. Я не проронил ни слова. Стенографирую я почти механически – этим занимается пятая часть моего мозга, так что остальные четыре пятых я мог отдать размышлениям над тем, как выкрутиться из положения.

Нарушил молчание Пит:

– А ничего, что он будет записывать? Я не хочу, чтобы об этом везде трепались.

– Если вы имеете в виду конфиденциальность нашей беседы, то можете быть уверены, что все сказанное не выйдет за пределы этой комнаты.

– Тогда ладно. Я знаю, есть такие сыщики, которым нельзя доверять, но вы совсем другое дело. Мы знаем, как вы не ладите с фараонами. Поэтому я вам все выложу.

– Благодарю вас. Я к вашим услугам.

– Ладно. Сколько сейчас время?

Услышав столь неграмотный оборот речи, Вульф поморщился, а я взглянул на часы.

– Без десяти восемь.

– Значит, это случилось час назад. Иногда важно точное время, поэтому я тут же побежал на угол в аптеку и посмотрел на часы. Было ровно шесть сорок пять. У меня небольшой бизнес на углу Тридцать пятой улицы и Девятой авеню, и тут как раз подъезжает «кадди»…

– Какой бизнес, если позволите узнать?

– Ну, когда под светофором останавливается машина, я тут как тут, подбегаю и начинаю протирать стекла. Если за рулем мужчина, то можно заработать десять центов, ну а если женщина, она то ли заплатит, то ли нет. Приходится рисковать. Так вот, подъезжает «кадди»…

– Кто это такой?

Судя по выражению лица Пита, он засомневался – тому ли он доверился, кому нужно. Тут вмешался я – пусть парень знает, что хоть один из нас не слабоумный, – и сказал Вульфу:

– «Кадди» – это сокращенное «кадиллак». Марка автомобиля.

– Понятно. Итак, подошла машина…

– Да. И остановилась на красный свет. Я принялся за стекло со стороны водителя. А там за рулем женщина. Она посмотрела на меня в упор и что-то сказала. Она вроде как ни звука не произнесла, или я просто не услышал сквозь поднятое стекло, но она так двигала губами, что я понял. Она сказала: «Помоги! Позови полицию!» Вот так, глядите.

Он беззвучно повторил эти слова, энергично шевеля губами. Вульф одобрительно кивнул и обернулся ко мне:

– Арчи, зарисуй артикуляцию губ Пита.

– Обязательно, – услужливо отозвался я. – После того, как вы отойдете ко сну.

– Это было яснее ясного, – продолжал Пит, не обращая внимания на наши слова. – «Помоги! Позови полицию!» Меня словно током ударило, честное слово. Я старался не показать виду, что понял, мне подумалось, так будет лучше, но, наверное, не сумел, потому что мужчина посмотрел на меня и…

– Где был мужчина?

– Рядом с ней. Кроме них, в машине никого не было. Наверное, по моему лицу он что-то понял, потому что еще сильнее надавил ей в бок пушкой. Она аж дернулась…

– Пушкой?

– Ну да, пистолетом.

– Вы видели этот пистолет?

– Нет, но меня не проведешь. Отчего ей мог понадобиться фараон и почему она так дернулась? Уж не думаете ли вы, что он ткнул ее самопиской?

– Скорее пистолетом. Дальше?

– Я отступил на шаг. У меня в руке была тряпка, а у него пушка. Теперь дальше, только правильно меня поймите, фараоны мне ни к чему. Я их так же не люблю, как и вы. Но все произошло так быстро, что я и не сообразил, что делаю, и стал осматриваться, нет ли фараона. Никого. Тогда я побежал, чтобы посмотреть за углом, но в это время дали зеленый, и «кадди» сорвался с места. Я пытался задержать какую-нибудь машину, чтобы поехать следом, но никто не остановился. Я подумал, что успею нагнать их у Восьмой авеню, и со всех ног бросился по Тридцать пятой улице, но у Восьмой авеню тоже дали зеленый свет, и «кадди» даже не притормозил. Я только успел запомнить номер.

Он сунул руку в карман штанов, вытащил клочок бумажки и прочитал:

– Коннектикут девять-четыре-три-два.

– Отлично. – Вульф поставил на блюдце пустую чашку. – Вы сообщили этот номер полиции?

– Я?! – возмущенно воскликнул Пит. – Фараонам? Что я, по-вашему, псих? Чтобы я пошел в участок и рассказал все какому-нибудь сержанту? Да и что бы из этого вышло? Во-первых, мне бы не поверили, стали бы придираться и еще взяли бы меня на заметку. Вам-то это все равно, потому что вы сыщик с лицензией и знаете, как обращаться с ихним братом.

– Вы так считаете?

– Еще бы! У нас все говорят, что вы знаете за ними кучу грязных дел, вот они вас и боятся, иначе бы стерли в порошок. Но такой парень, как я, не может рисковать, даже если он чист как стеклышко. Ненавижу фараонов, и вовсе не обязательно быть жуликом, чтобы их ненавидеть. Я все твержу матери, что я чист, за мной и впрямь нет ничего, но должен вам сказать, что не так-то просто оставаться честным. Ну, так что вы думаете обо всей этой истории?

Вульф задумался.

– Я думаю, что рассказанный вами случай… несколько туманен.

– Факт! Вот почему я к вам и пришел. Я все обдумал и понял, что может выйти выгодное дельце, если за него правильно взяться. Машина «кадди», темно-серая, прошлогоднего выпуска. Хоть мужчина на вид и гад, но точно вам скажу, он мог бы купить еще три такие машины. И женщина тоже. Она не такая старая, как моя мать, хотя точно я не уверен, потому что мать делает всякую грязную и тяжелую работу, а эта, бьюсь об заклад, никогда не работала. Потому она и красивая, хоть на левой щеке у нее царапина. И еще большие золотые серьги в виде пауков с растопыренными лапами. Из чистого золота.

Вульф хмыкнул.

– Ну, похожи на золото, – уступил Пит, – но уж точно не медяшки. В общем, сразу видно – богатые, и я рассудил так: люди денежные, тут можно немного заработать. А то и полсотни отхватить, если правильно действовать. Ведь если он ее убьет, я сумею его опознать и получу награду. Я могу рассказать, что она мне сказала и как он ткнул ей в бок пистолетом…

– Вы не видели пистолета…

– Это не важно. Если он ее не убил, а только заставил что-то сделать, или сказать, или отдать ему что-нибудь, я могу явиться к нему, и если он не выложит полсотни, а то и сотню, пригрожу рассказать обо всем кому следует.

– Это называется шантаж.

– Ну и пусть. – Пит стряхнул крошки печенья с пальцев на поднос. – Я все обдумал и решил встретиться с вами. В одиночку я с этим не управлюсь. Только не забудьте, что в этом деле главный я. Если вы думаете, что я по дурости назвал вам номер машины до того, как мы уговорились об условиях, то я не такой уж безмозглый. Если даже вы припрете его к стене, вам все равно без меня не обойтись – ведь только я могу его опознать, поэтому все зависит от меня. Теперь вы понимаете, что я не дурак? Ну как, договоримся? Предлагаю пополам. Пятьдесят на пятьдесят.

– Вот что, Пит. – Вульф отодвинул назад кресло и поудобнее устроил в нем свою тушу. – Если в этом деле нам предстоит объединиться, то, мне думается, я должен рассказать вам кое-что о науке и искусстве расследования. Мистер Гудвин, конечно, все это запишет, отпечатает и даст вам один экземпляр. Но сперва он сделает один звонок. Арчи, ты запомнил номер машины? Позвони в канцелярию мистера Кремера и сообщи этот номер. Скажи, что у тебя имеются кое-какие сведения об этой машине, ее владельце или водителе и что, возможно, в ближайшие часы она будет иметь отношение к нарушению закона. Предложи им проследить за ней в обычном порядке. Но без лишних подробностей. Скажи, что наша информация не может быть проверена и справки следует наводить с величайшей осторожностью.

– Послушайте, а кто такой этот Кремер? Фараон? – спросил Пит.

– Инспектор полиции, – ответил Вульф. – Вы же сами высказали предположение о возможном убийстве, а убийство обязательно предполагает труп. Если есть труп, то он должен быть обнаружен. Пока он не обнаружен, у нас нет никаких причин браться за дело. Мы с вами не имеем ни малейшего представления, где его искать, и поэтому вынуждены привлечь полицию, чтобы она нашла для нас этот труп. Я частенько пользуюсь таким образом услугами полиции. Арчи, ты, конечно, не станешь упоминать имени Пита, поскольку он не хочет оказаться на примете.

Идя к своему столу и набирая номер отдела по расследованию убийств полицейского управления Манхэттена, я размышлял о том, что из тысячи способов, которыми пользуется Вульф, чтобы сделать себя несносным, самый худший – это его остроумие.

Я переговорил с Пэрли Стеббинсом, и мне захотелось уйти из дома и посмотреть, как Москони и Уотрус орудуют киями, но, конечно, этого нельзя было сделать, потому что Вульф воспримет мой уход как свою победу, выпроводит Пита и с дурацкой самодовольной ухмылкой засядет за чтение. Поэтому я вернулся в столовую, сел на место, приготовил блокнот, ручку и бодро произнес:

– Все в порядке, они извещены. Давайте вашу лекцию об искусстве сыска, только ничего не упускайте.

Вульф откинулся назад, оперся о подлокотники кресла и соединил кончики пальцев.

– Вы, конечно, понимаете, Пит, что я ограничу свой рассказ проблемами и методами работы частного детектива, который зарабатывает на жизнь своей профессией.

– Угу, – отозвался тот, принимаясь за вторую бутылку кока-колы. – Я и хочу узнать, как можно поднажиться.

– Я заметил у вас стремление к обогащению, Пит. Но вы не должны позволять этому стремлению заглушать другие соображения. Конечно, желательно получать гонорары, однако весьма существенно ощущать, что вы действительно их заработали, а это во многом зависит от вашего «эго». Если ваше «эго» жизнеспособно и непоколебимо, вы вряд ли столкнетесь с трудностями…

– А что такое – мое «эго»?

– Существует несколько определений этого понятия – философское, метафизическое, психологическое, а в наше время еще и психоаналитическое, но в том значении, в котором я его употребляю, оно означает способность действовать так, чтобы возвыситься в собственном мнении, и избегать всего, что принижает вас в собственных глазах. Это ясно?

– Вроде бы ясно. – Пит сосредоточенно сдвинул брови. – Это значит, довольны вы собой или нет.

– Не совсем точно, но достаточно близко к истине. При здоровом «эго» ваши чувства…

– Что значит – здоровое «эго»?

Вульф скривил губы:

– Я буду стараться использовать слова, которые вы должны знать, но, если какое-нибудь слово будет вам непонятно, прошу не перебивать. Если вы достаточно сообразительны, чтобы стать хорошим детективом, то у вас должно хватить сообразительности и на то, чтобы понять значение нового для вас слова по контексту, иначе говоря, по тем словам, которые стоят рядом с незнакомым словом. Обычно это бывает нетрудно. Сколько вам лет?

– Двенадцать.

– Тогда я должен сделать для вас скидку. Итак, продолжим. Никогда не принимайте гонорар, который вы, по вашему мнению, не заработали, иначе совесть ваша будет запятнана и ваше «эго» пострадает. В противном случае берите все, что возможно. Как не следует принимать гонорар, который вы не считаете заработанным, так же в обязательном порядке следует брать гонорар, который вы считаете заслуженным. Никогда не вступайте в переговоры с будущим клиентом, не выяснив, насколько он платежеспособен. Если…

– Но тогда почему… – вырвалось у Пита, но он тут же осекся.

– Что «почему»?

– Ничего… Но вот вы ведете переговоры со мной, а я…

– Это особый случай. Вас привел ко мне мистер Гудвин, а он, мой доверенный и высоко ценимый помощник, был бы огорчен, если бы я не отнесся к вам с полным вниманием и не дал бы ему возможности записать и перепечатать нашу беседу. – Вульф одарил меня ехидным взглядом и вновь обернулся к Питу: – Это то, что касается вашего «эго» и гонораров. Что же касается методов, то они, конечно, должны соответствовать вашему полю деятельности. Я не говорю о такой сфере деятельности, как промышленный шпионаж, бракоразводные процессы и тому подобные нечистоплотные вмешательства в чужие дела. «Эго» человека, опустившегося до подобного занятия, насквозь прогнило, и посему к вам это не имеет никакого отношения. Возьмем, к примеру, кражу. Предположим, что украдена шкатулка с драгоценностями, но ее владелица не желает обращаться в полицию, так как подозревает в краже…

– Лучше давайте возьмем убийство. Мне бы хотелось начать с убийства.

– Как пожелаете. – Вульф был предельно милостив. – Ты записываешь, Арчи?

– Еще бы! Даже вспотел.

– Хорошо. Кража или убийство, в данном случае это не имеет значения, но вы в первую очередь должны помнить, что являетесь представителем искусства, а не науки. Роль науки в раскрытии преступления бывает значительной и эффективной, но она занимает лишь небольшое место в деятельности частного детектива, который стоит выше науки. Любой человек средних способностей может научиться обращению с рулеткой, фотоаппаратом, микроскопом, спектрографом или центрифугой, но он будет не более чем слугой следствия. Научное расследование, каким бы оно ни было выдающимся, даже блестящим, никогда не может сравниться с неумолимой поступью интеллекта сквозь джунгли лжи и уверток преступника или с внезапным озарением, которое приходит к детективу, уловившему интонацию или взгляд. Искусство детектива очень многообразно. Вот пример. Уличная слежка в Нью-Йорке чрезвычайно трудна. Когда полиция занимается ею всерьез, то командирует не меньше трех агентов, и даже при этом они зачастую оказываются с носом. Но есть один человек – он часто помогает мне в работе, его зовут Сол Пензер, – который просто гений в этой области, хотя работает в одиночку. Я беседовал с ним об этом и пришел к заключению, что он и сам не знает секрета своего высочайшего мастерства. Это не сознательная работа мозга, хотя у мистера Пензера умная голова на плечах. Это некое качество, скрытое в недрах его нервной системы. Он говорит, что каким-то чутьем, в какую-то долю секунды понимает, что сделает в тот или иной момент объект слежки. Не то, что тот сделал и делает, а именно то, что он еще лишь намерен сделать. Вот почему, хотя мистер Пензер может научить вас всему, что знает и умеет сам, вы никогда не сравняетесь с ним, если в вас не заложены те же самые качества. Однако это вовсе не означает, что вы не должны учиться у него всему, чему можно выучиться. Учение не помешает никогда. Человек, который считает, что знает все, в действительности не знает ничего. Только когда вы научитесь пользоваться тем, чему вы научились, лишь тогда вы поймете, сможете ли вы, и в какой степени, превратить свои знания в действия. Возьмите мистера Гудвина. – Вульф ткнул в меня пальцем. – Мне было бы чрезвычайно трудно работать без него. Он незаменим. Однако его поведение зачастую зависит от мгновенных импульсов и капризов, и это, конечно, делало бы его неспособным для выполнения любого важного задания, если бы у него где-то, возможно в черепной коробке, хотя я в этом сомневаюсь, не был запрятан мощный регулятор. Например, при виде миловидной девушки у него возникает непреодолимая тяга к ней. Тем не менее он никогда не был женат. Почему? Потому что он знает, что если женится, то его реакция на хорошеньких девушек, чистая и искренняя в настоящее время, будет не только напрочь испорчена, но и окажется под надзором верховной власти, которая станет ограничивать эту реакцию. Так что самоконтроль, своего рода регулятор, спасает его от бедствия, правда иногда на самом краю пропасти. То же самое происходит с большинством его импульсов и причуд. Но случается, что регулятор самоконтроля не срабатывает вовремя, и мистер Гудвин терпит неудачу, как сегодня вечером, когда его потянуло поддразнить меня, в результате чего он лишился возможности пойти… Арчи, который час?

Я посмотрел на часы:

– Без двадцати девять.

– Ого! – вскочил Пит. – Мне пора! Я обещал матери вернуться в восемь сорок пять! До завтра!

Он бросился из комнаты. Пока я встал и вышел в прихожую, Пит уже отпер входную дверь и убежал. Я остановился на пороге столовой.

– Проклятье! Я надеялся, что он просидит до полуночи, чтобы вы успели закончить свою лекцию, – сказал я Вульфу. – А теперь бильярдный турнир не доставит мне никакого удовольствия, хотя я все равно пойду на него.

И я ушел.

Глава вторая

На следующий день, в среду, я был сильно занят. Владелец фабрики скобяных изделий в Янгстауне, штат Огайо, приехал в Нью-Йорк в поисках своего исчезнувшего отпрыска, предварительно прислав Вульфу слезную телеграмму с мольбой о помощи. Мы призвали Сола Пензера, Фреда Даркина и Орри Кетера, и они принялись за дело. Я не мог отойти от телефона, поскольку принимал их донесения и отдавал распоряжения.

В начале пятого появился Пит Дроссос и изъявил желание повидать Вульфа. Его поведение явно свидетельствовало о том, что хотя он и отдает мне должное как частному детективу с лицензией и ничего против меня не имеет, однако вести дела предпочитает с боссом. Я объяснил Питу, что Ниро Вульф ежедневно проводит четыре часа – утром с девяти до одиннадцати и днем с четырех до шести – со своими десятью тысячами орхидей, терзая в эти часы Теодора Хортсмана, а не меня, и что в это время он практически недоступен. Пит не стал скрывать своего мнения об этом. Он заявил, что более дурацкого времяпрепровождения для детектива быть не может, и я не пытался его разуверить. В конце концов мне удалось выдворить его на крыльцо и запереть дверь. Я был готов допустить, что мой босс нуждается в капельке милосердия. Настырность Пита будет ему, бесспорно, досаждать. Мне следовало еще вчера сдержаться и не приглашать Пита к Вульфу в товарищи по играм. Когда я замечаю в себе угрызения совести, мне помогает справиться с ними глоток молока, и я отправился на кухню. Как только я вернулся в кабинет, зазвонил телефон: докладывал Орри Кетер.

За ужином ни Вульф, ни Фриц не произнесли ни слова о вчерашней размолвке. Накладывая себе вторую порцию блинов со свининой по-датски, Вульф отчетливо пробурчал: «Весьма приемлемо», что в его устах было чрезвычайно щедрой оценкой. Фриц принял ее как должное и, с достоинством склонив голову, прошептал: «Конечно, сэр». Когда мы кончили пить кофе, небо уже очистилось от грозовых туч. Вульф был так любезен, что даже попросил меня, если я соглашусь, спуститься вместе с ним в бильярдную, чтобы он увидел в моем исполнении знаменитый удар Москони, о котором я столько рассказывал.

Однако мне не довелось выполнить его просьбу. Когда мы встали из-за стола, раздался звонок в дверь. Я подумал, что это снова Пит, но ошибся. Посетитель, стоявший на крыльце, оказался несколько крупнее Пита и гораздо лучше мне знаком – это был сержант Пэрли Стеббинс из отдела по расследованию убийств полицейского управления Манхэттена, собственной персоной. Вульф проследовал в кабинет, и я открыл дверь.

– Они побежали туда, – сказал я, ткнув большим пальцем в сторону.

– Не паясничайте, Гудвин. Я хочу поговорить с Вульфом. И с вами.

– Я здесь. Валяйте.

– И с Вульфом.

– Он занят перевариванием блинов со свининой по-датски. Подождите.

Я прошел в кабинет, доложил, что Стеббинс просит аудиенции, терпеливо дождался, пока Вульф кончит гримасничать, получил распоряжение ввести просителя, вернулся в прихожую и выполнил приказание босса.

За многие годы установился определенный ритуал посещения сержантом Стеббинсом кабинета Вульфа. Если он приходил вместе с инспектором Кремером, то большое красное кожаное кресло перед столом Вульфа занимал, конечно, инспектор, а Пэрли довольствовался желтым, поменьше. Если он являлся один, то, как я ни пытался усадить его в красное кресло, мне это не удавалось. Он всегда выбирал желтое. Не потому, что считал, будто сержант не должен занимать место своего начальника, вовсе нет – вы просто не знаете Пэрли. По-видимому, тут была иная причина: то ли он не хотел сидеть лицом к окну, то ли просто не любил красный цвет. Когда-нибудь я спрошу его об этом.

В тот день он, как обычно, пристроил свои кости и мясо, которых у него было больше чем достаточно, в желтом кресле, несколько секунд разглядывал Вульфа, затем повернулся ко мне.

– Вчера вы звонили относительно машины – темно-серого «кадиллака» с коннектикутским номером девяносто четыре – тридцать два. Почему? По какому поводу?

– Я же вам говорил, – пожал я плечами. – Мы получили непроверенную информацию, что владелец этой машины или ее водитель может оказаться замешанным в каком-либо противозаконном деянии. Я предложил вам проследить за ней в обычном порядке.

– Знаю. Что это была за информация и от кого вы ее получили?

Я покачал головой.

– Вы спрашивали об этом вчера, и я оставил ваш вопрос без ответа. То же самое будет и сегодня. Наш информатор не желает, чтобы его беспокоили.

– Его все равно придется побеспокоить. Кто он и что он вам рассказал?

– Ничем не могу вам помочь, – развел я руками. – Что за отвратительная привычка считать, будто по первому вашему требованию я обязан докладывать, кто, что и почему! Сначала расскажите мне, что случилось, и тогда посмотрим, захочу ли я отвечать на ваши вопросы. Согласитесь, что это разумно.

– Да, конечно. Сегодня в шесть сорок вечера, то есть два часа назад, на перекрестке Тридцать пятой улицы и Девятой авеню остановилась на красный свет машина. К ней подбежал мальчишка и принялся протирать стекла. Покончив с одной стороной, он собрался перейти на другую, но когда оказался перед машиной, она внезапно рванулась с места, сбила парнишку и умчалась. «Скорая помощь» доставила пострадавшего в больницу, где он скончался. Машину вел мужчина. Он был один. В таких случаях люди от волнения никогда ничего не запоминают, но два человека, женщина и юноша, назвали один и тот же номер – Коннектикут девяносто четыре – тридцать два, а юноша, кроме того, запомнил, что это был «кадиллак» темно-серого цвета.

– Как зовут мальчика? Того, которого сшибли.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Не знаю. Я спрашиваю.

– Дроссос. Пит Дроссос.

– Вот тебе на! Мерзавец!

– Кто? Мальчишка?

– Нет. – Я обернулся к Вульфу. – Вы будете говорить или я?

Вульф прикрыл глаза. Через некоторое время он открыл их, сказал:

– Ты. – И снова закрыл.

Я не счел нужным рассказывать Стеббинсу про домашний конфликт, из-за которого у меня возникло желание привести Пита в кабинет к Вульфу, но сообщил все, что относилось к делу, включая и второй визит Пита. Пожалуй, впервые в жизни Стеббинс поверил в достоверность полученных у нас сведений, задал кучу вопросов, но в конце концов все же счел уместным сделать недружелюбное замечание относительно двух достойных граждан, Ниро Вульфа и Арчи Гудвина, которым следовало бы проявить несколько больший интерес к тому факту, что женщина, которой тычут пистолетом под ребра, просит помощи полиции.

Я был не в том настроении, чтобы препираться с ним, но все же не выдержал.

– Такие типы, как вы, – позор для страны, – заявил я. – Мальчик мог все выдумать. Он признал, что не видел пистолета. Возможно, что и женщина просто хотела над ним подшутить. Если бы вчера я сказал вам, откуда мы получили информацию, вы бы решили, что я мот и транжира, раз способен ради такой ерунды потратить десять центов на телефонный звонок. Однако я назвал вам номер машины. Вы проверили его?

– Да. Этот номер снят с «плимута», украденного в Хартфорде два месяца назад.

– Никаких следов?

– Пока никаких. Мы связались с Коннектикутом, чтобы там навести справки. Не знаю точно, сколько машин с украденными номерными знаками снуют сейчас по Нью-Йорку, но полагаю, что очень много.

– Вам удалось получить подробное описание человека за рулем?

– У нас четыре показания, и они ни в чем не сходятся. Три вообще не стоят и гроша, а четвертое представляет некоторый интерес. Этот человек вышел из аптеки как раз в тот момент, когда мальчишка подбежал к машине с тряпкой. По его словам, водителю было лет сорок, он худощавый, с правильными чертами лица, в темно-коричневом костюме и фетровой шляпе, натянутой почти на уши. Свидетель говорит, что мог бы опознать его. – Пэрли поднялся с места. – Ну, я пойду. Признаюсь, я разочарован. Я надеялся получить от вас путеводную нить или убедиться, что вы пытаетесь выгородить своего клиента.

Вульф раскрыл глаза:

– Желаю вам удачи, мистер Стеббинс. Этот мальчик вчера вечером был гостем за моим столом.

– М-да, это и вовсе ужасно, – отозвался Стеббинс. – Разве можно давить детей, которые были вашими гостями…

На этой вежливой ноте разговор закончился. Я последовал за Стеббинсом в прихожую и только взялся за ручку двери, как увидел фигуру, поднимавшуюся на крыльцо. Когда я открыл дверь, передо мной стояла тощая маленькая женщина в скромном темно-синем платье, без жакетки и шляпы, с припухшими, покрасневшими глазами. Губы ее были так крепко сжаты, что, казалось, их на лице вообще нет.

– Чем могу служить?

Стеббинс стоял позади меня.

Она с трудом заговорила:

– Здесь живет мистер Вульф?

Я ответил утвердительно.

– Можно мне его повидать? На одну минутку. Меня зовут Антеа Дроссос.

Было видно, что она много плакала и вот-вот вновь разрыдается, а для Ниро Вульфа нет ничего хуже женских слез. Поэтому я сказал, что являюсь его доверенным помощником. Может быть, она расскажет мне, в чем дело?

Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.

– Мой мальчик Пит велел мне повидать мистера Ниро Вульфа, – сказала она, – и я подожду здесь, пока мистер Вульф не освободится.

Я отступил назад и прикрыл дверь. Стеббинс последовал за мной в кабинет.

– Миссис Антеа Дроссос желает вас видеть, – обратился я к Вульфу. – Говорит, что так велел ее сын Пит. Она простоит на крыльце всю ночь, если придется. Она может зарыдать в вашем присутствии. Прикажете вынести ей раскладушку?

Это сразу заставило Вульфа раскрыть глаза.

– Прекрати! Что я могу сделать для этой женщины?

– Ничего. Так же, как и я. Но от меня она не примет даже отказа.

– Тогда какого же дьявола! Это все из-за твоих вчерашних фокусов… Пригласи ее.

Я вышел и распахнул дверь перед миссис Дроссос. Стеббинс уже занял свое место в желтом кресле. Поддерживая женщину под локоть, я провел ее к красному кожаному креслу, в котором могли бы уместиться три таких, как она. Она присела на краешек и уставилась на Вульфа своими темными глазами – по контрасту с воспаленными от слез веками они казались совсем черными. Голос ее дрожал.

– Вы будете мистер Вульф?

Он ответил утвердительно. Она перевела взор в мою сторону, затем в сторону Стеббинса и снова вперила глаза в Вульфа.

– А эти люди?

– Мистер Гудвин – мой помощник, а мистер Стеббинс из полиции, он расследует гибель вашего сына.

– Я так сразу и подумала, – кивнула она. – Мой мальчик не хотел бы, чтобы я разговаривала с полицейским.

По ее тону было совершенно очевидно, что она не сделает ничего такого, чего не хотел бы ее сын. Мы оказались в трудном положении. Зная подозрительность и недоверчивость Стеббинса, нечего было и думать о том, что он по доброй воле покинет кабинет, но вдруг Пэрли поднялся с кресла и со словами «Я пойду на кухню» направился к двери. Мое изумление продолжалось не более секунды, так как я понял, куда он пошел. В стене, отделяющей соседнюю комнату от кабинета, было проделано отверстие, скрытое картиной с видом водопада. Через это отверстие можно было видеть, что происходит в кабинете, и все слышать. Пэрли знал об этом.

Когда он вышел, я счел нужным предупредить Вульфа.

– Картина, – сказал я.

– Знаю, – раздраженно отозвался Вульф и обернулся к миссис Дроссос: – Слушаю вас, мадам.

Она поднялась, подошла к двери, высунула голову, осмотрела прихожую и только потом, закрыв дверь, вернулась на свое место.

– Вы знаете, что Пита убили?

– Да.

– Когда мне сказали, я побежала на улицу, и там он лежал… Он был без сознания, но еще жив… Мне позволили поехать вместе с ним в машине «скорой помощи». Вот тогда он и сказал мне…

Она умолкла. Я испугался, что она разрыдается, но, посидев с полминуты, словно каменная, она наконец смогла продолжать:

– Он открыл глаза, и я наклонилась к нему. Он сказал… Я повторю вам, что он сказал. Он сказал: «Передай Ниро Вульфу, что со мной-таки рассчитались… Никому не говори этого, кроме мистера Вульфа. И отдай ему все мои деньги из консервной банки».

Она вновь умолкла. Прошла целая минута, пока Вульф не вывел ее из оцепенения:

– Я вас слушаю, миссис Дроссос.

Она открыла видавшую виды кожаную сумочку, покопалась в ней, достала небольшой бумажный сверток и поднялась с места, чтобы положить его на стол перед Вульфом.

– Здесь четыре доллара и тридцать центов.

Она продолжала стоять.

– Пит заработал их сам и хранил в банке из-под консервов… Больше он ничего не сказал. Потерял сознание и умер… В больнице ничего не смогли поделать. Я вернулась домой, чтобы забрать деньги и отнести вам. Теперь я могу уйти.

У двери она обернулась к Вульфу:

– Вы поняли, что я вам сказала?

– Да, понял. Арчи…

Я уже был возле нее. Теперь она держалась на ногах несколько тверже, но все равно я поддержал ее под локоть и помог преодолеть семь ступенек с крыльца на тротуар. Она не поблагодарила меня и, по-видимому, даже не заметила моего присутствия. Я на нее не обиделся.

Когда я вернулся в прихожую, Пэрли уже надевал шляпу.

– Отобрать конфеты у ребенка – этого я еще мог от вас ожидать, – возмущенно произнес он. – Но отобрать конфеты у мертвого ребенка… Бог мой!

Он направился к двери, но я преградил ему дорогу.

– Послушайте! Если бы мы начали уговаривать ее взять назад эти деньги, она бы…

Я осекся.

– На этот раз вы превзошли себя! – рявкнул он, отстранил меня и вышел.

Я вернулся в кабинет, кусая ногти от досады. Нечасто Пэрли Стеббинсу удается меня уязвить, но в тот день он вывел меня из равновесия. Естественно, я постарался выместить свою злость на Ниро Вульфе. Я подошел к его столу, взял сверток, развернул и аккуратно разложил содержимое перед боссом.

– Совершенно точно, – объявил я. – Четыре доллара и тридцать центов. Искренние поздравления. После уплаты подоходного налога и за вычетом расходов в размере десяти центов – за вчерашний телефонный звонок Стеббинсу – вам останется достаточно, чтобы…

– Заткнись! – прорычал он. – Завтра же ты вернешь ей эти деньги.

– Нет. Ни завтра, ни послезавтра, никогда. Вы чертовски хорошо знаете, что это невозможно.

– Внеси их в фонд Красного Креста.

– Внесите сами. Она может никогда больше не прийти сюда, но если придет и спросит, что мы сделали с деньгами Пита, у меня не повернется язык сказать ей, что мы отдали их в Красный Крест, а врать я не хочу.

Он придвинул деньги ко мне.

– Ты привел мальчика в дом!

– Это ваш дом, и вы угощали его печеньем.

Мои слова остались без ответа. Вульф взял очередную книгу, раскрыл на том месте, где он остановился, расположил поудобнее в кресле свою массивную тушу и погрузился в чтение.

Я сел за свой стол, делая вид, что просматриваю вчерашние отчеты Сола, Фреда и Орри, а сам пока что размышлял, что делать дальше. Подумав, я расчехлил пишущую машинку, заложил бумагу и начал печатать. Первый вариант мне не понравился, я кое-что поправил, и на этот раз мне показалось, что все в порядке. Я обернулся к Вульфу и объявил:

– У меня есть предложение.

Он дочитал до конца абзаца, который оказался довольно длинным, и только потом обратил на меня свой взор:

– Ну?

– Мы связаны деньгами Пита и должны что-то с ними сделать. Может быть, вы помните, что вы ему сказали? Не так важно получить гонорар, как чувствовать, что он получен не даром. Надеюсь, вы почувствуете, что действительно заслужили этот гонорар, потратив его целиком и полностью на объявление в газете, которое будет звучать примерно так: «Женщину с серьгами в виде пауков и царапиной на щеке, которая в среду на углу Тридцать пятой улицы и Девятой авеню, находясь в машине, просила мальчика позвать полицию, приглашают связаться с Ниро Вульфом. Адрес в телефонной книге».

Я протянул ему бумагу.

– Плата за объявление в «Таймс» может превысить ваш гонорар, но я готов потратить доллар-другой из своих капиталов. По-моему, блестящее предложение. Таким образом, деньги Пита будут потрачены на него же, а Кремер и Стеббинс окажутся посрамленными. Стеббинс особенно этого заслуживает. А так как нет ни единого шанса из миллиона, что на это объявление кто-нибудь откликнется, то вы можете не опасаться, что вам придется потрудиться. И к тому же не так плохо, если ваше имя лишний раз появится в газете. Что вы скажете?

Он взял бумагу и проглядел текст, задрав нос кверху.

– Ладно, – сварливо буркнул он. – Пусть это послужит тебе уроком.

Глава третья

Сынка фабриканта скобяных изделий наконец обнаружили и в четверг вечером изловили. Так как эта операция по целому ряду причин проводилась втайне (чтобы вы поняли, насколько втайне, скажу лишь, что наш клиент не был фабрикантом скобяных изделий и приехал не из Янгстауна), никаких подробностей я вам сообщить не могу.

Итак, неделя у нас была довольно-таки суматошная; если бы не эта горячка, мы, вероятно, по-иному отнеслись бы к рассказу Пита, и он мог бы остаться в живых. Работа детектива предоставляет много возможностей для подобных размышлений.

Мы отправили объявление в «Таймс» в среду вечером, слишком поздно, чтобы оно появилось в газете в четверг. В пятницу утром, спустившись в кухню и поздоровавшись с Фрицем, я тут же развернул «Таймс» и принялся отыскивать наше объявление. Конечно, в нем не было никакого смысла ни с профессиональной, ни с личной точки зрения, так как получить на него отклик у нас были такие же шансы, как у меня – сколотить миллион. Я уплетал сосиски с кукурузными лепешками, а Фриц, как обычно, понес завтрак Вульфу в комнату вместе с номером «Таймс», когда зазвонил телефон и я поспешил к аппарату. Нет, это был не отклик на объявление. Какой-то парень из Лонг-Айленда спрашивал, не продадим ли мы ему три экземпляра орхидеи «Ванда керулеа» в цвету. Я ответил, что мы не торгуем орхидеями и к тому же «Ванда» в мае не цветет.

Однако о деле Пита нам снова напомнили еще до полудня, хотя это и не было связано с объявлением. Вульф только что спустился из оранжереи в кабинет, уселся за стол и принялся просматривать утреннюю почту, когда в дверь позвонили. Я вышел в прихожую и, увидев на крыльце посетителя, уже не спрашивал, кто ему нужен. Этот наш гость всегда хотел видеть только Вульфа, и то, что он пришел в одиннадцать часов утра и ни минутой раньше, подтвердило это правило.

– Инспектор Кремер, – доложил я Вульфу.

Вульф сердито взглянул на меня:

– Что ему надо?

Снова ребячество!

– Спросить?

– Да. Хотя нет. Пусть войдет.

Я открыл дверь. По тому, как инспектор пробурчал слова приветствия (если только это можно было назвать приветствием), и по выражению его лица было ясно, что он явился не для того, чтобы вручить Вульфу почетную медаль. Хотя багровое, крупное лицо и кряжистая фигура Кремера никогда не излучали дружелюбия, его настроение время от времени колебалось, однако в этот день отклонение было явно не в нашу пользу. Опередив меня, Кремер вошел в кабинет, одарил Вульфа таким же приветствием, как и меня, плюхнулся в красное кожаное кресло и вперил холодный взгляд в Вульфа. Вульф ответил ему тем же. Некоторое время они молча разглядывали друг друга.

– Зачем вы поместили в «Таймс» объявление? – требовательным тоном спросил Кремер.

Вульф отвернулся и принялся копаться в небольшой стопке писем, только что извлеченных из конвертов.

– Арчи, – сказал он, – письмо от мистера Джордана смехотворно. Он прекрасно знает, что я не применяю брассовал при тройном скрещивании. Хоть он и не заслуживает ответа, но получит его. Приготовь блокнот. Пиши. «Уважаемый мистер Джордан, как я понимаю, вас постигла неудача с…»

– Прекратите! – взорвался Кремер. – Согласен, помещать объявления в газете не возбраняется, но я корректно спросил вас…

– Корректно? – отозвался Вульф.

– Ну ладно, считайте как хотите. Вы понимаете, что я хочу узнать. Как бы вы хотели, чтобы я спросил?

– Во-первых, я хотел бы услышать, зачем вам это нужно?

– А затем, что, по моему мнению, вы скрываете что-то или кого-то, кто связан с убийством. Такое с вами уже случалось. Из вашего вчерашнего рассказа Стеббинсу явствует, что смерть этого мальчугана вас никак не касается и что клиента у вас нет. Но в таком случае вы не потратили бы ломаного гроша и безусловно не начали бы расследования, для которого нужно расходовать вашу драгоценную энергию. Я мог бы напрямик спросить: кто ваш клиент? Но я этого не делаю, меня интересует только одно – зачем вы поместили объявление в газете? Пусть, по-вашему, я некорректно задал этот вопрос, но ответьте на него.

Вульф глубоко вздохнул:

– Арчи, ответь ему.

Я повиновался. Мой рассказ занял немного времени. Кремер уже знал все со слов Пэрли, и мне оставалось лишь объяснить, как мы решили истратить деньги Пита, к которым я добавил один доллар восемьдесят пять центов из собственного кармана. Кремер впился в меня взглядом, но это никогда меня не тревожило и тем более не встревожило сейчас, когда я выкладывал ему чистую правду.

Задав несколько вопросов и получив на них ответы, он перевел взгляд на Вульфа и спросил:

– Вы когда-нибудь видели человека по имени Мэтью Берч или слыхали о нем?

– Да, – коротко отозвался Вульф.

– Значит, вы его знали! – На долю секунды в серых глазах Кремера сверкнуло торжество. Не знай я его так хорошо, я бы даже не успел это заметить. – Постараюсь быть корректным. Не окажете ли вы мне любезность сообщить, когда и где встречались с ним?

– Никогда и нигде. Позавчера, в среду, я прочел это имя в «Газетт». Как вам известно, я никогда не покидаю дом по делам и весьма редко оставляю его по каким-либо иным причинам, поэтому я всецело полагаюсь на газеты и радио, которые информируют меня о заботах и деятельности моих соотечественников. В газете сообщалось, что труп человека по имени Мэтью Берч был обнаружен поздно вечером неподалеку от причала на Саут-стрит. Предполагается, что его сбила машина.

– Точно. А до сообщения о его смерти видели ли вы Мэтью Берча или слышали что-нибудь о нем?

– Не под этим именем.

– Черт возьми, под каким же?

– Это мне неизвестно.

– Есть ли у вас какие-либо основания предполагать или подозревать, что вы когда-нибудь видели покойного или слышали о нем?

– Ответ тот же – нет. Позвольте мне задать вам вопрос. Есть ли у вас какие-либо причины предполагать или подозревать, что ответ мог быть «да»?

Кремер не ответил. Он наклонил голову, коснувшись подбородком узла галстука, сжал губы, пристально взглянул на меня, затем повернулся к Вульфу и заговорил:

– Вот почему я пришел. Из того, что мать мальчугана по его просьбе передала вам, и из того, что машина совершила на него наезд, а затем скрылась, явствует одно: это не просто несчастный случай. Теперь же возникли новые осложнения, но, когда я сталкиваюсь с чем-нибудь подобным и вы имеете к этому хотя бы отдаленное касательство, я всегда хочу точно знать, как и когда вы в это дело влезли и когда и где вылезете.

– Я поинтересовался, почему вы задали мне эти вопросы.

– Я же говорю вам – возникли новые осложнения. Машина, которая сбила мальчугана, была обнаружена вчера утром на Сто восемьдесят шестой улице с тем же самым номерным знаком, украденным в Коннектикуте. Эксперты возились с ней целый день и установили, что именно эта машина сбила парнишку. Более того. На днище обнаружен лоскут материи величиной с ладонь из куртки Мэтью Берча. Лаборатория ищет новые доказательства, что именно эта машина сбила Берча, но я не осел и в других доказательствах не нуждаюсь. А вы?

Вульф был сегодня на удивление терпелив.

– Если бы я вел это дело, то для создания рабочей гипотезы мне этого тоже было бы достаточно.

– В том-то и суть, что вы его ведете! Вы же поместили объявление в газете!

Вульф медленно качнул головой.

– Признаюсь, – уступил он, – что я могу допустить вздорные действия, что бывали случаи, когда я водил вас за нос, но вы знаете, что я решительный противник заведомой лжи. Заявляю вам: те факты, которые мы вам сообщили по данному поводу, абсолютно достоверны, у меня нет клиента, связанного с этим делом, я им не занимаюсь и не намерен заниматься. Я, конечно, согласен…

Его прервал телефонный звонок. Я снял трубку своего аппарата.

– Кабинет Ниро Вульфа. Арчи Гудвин слушает.

– Будьте любезны, можно мне поговорить с мистером Вульфом? – Голос был низкий, взволнованный.

– Сейчас узнаю. Ваше имя?

– Мистер Вульф меня не знает. Я хочу его повидать – это по поводу объявления в «Таймс». Я хочу договориться о времени, когда он меня примет.

Для Кремера я делал вид, что это обычный разговор.

– Его делами ведаю я. Ваше имя?

– Я бы предпочла… при встрече. Можно прийти в двенадцать?

– Не вешайте трубку. – Я взглянул в календарь, лежавший на столе. – Да, можно, только будьте пунктуальны. Вы знаете адрес?

Она ответила утвердительно. Я повесил трубку и обернулся к боссу:

– Какой-то тип желает посмотреть ваши орхидеи. Я сам проведу его в оранжерею, как обычно.

Вульф кивнул и возобновил разговор с Кремером:

– То, что мальчика и Мэтью Берча сбила одна и та же машина, конечно, может показаться осложнением, но на самом деле это упрощает вашу задачу. Даже если номерной знак ничего на даст, вы, бесспорно, сумеете выяснить происхождение машины.

– Я никогда не думал, что вы наглый лжец, – холодно заявил Кремер, вставая. – Прежде я не замечал этого за вами. Нет, – повторил он, – никогда не замечал.

С этими словами он повернулся и вышел.

Я направился за ним в прихожую, чтобы запереть дверь, потом вернулся к своему столу.

– Письмо мистеру Джордану, – распорядился Вульф.

– Слушаюсь. – Я взял блокнот. – Но сперва напомню: говорил я вам про один шанс из миллиона на то, что кто-нибудь откликнется на наше объявление? Так вот, это случилось. Какая-то женщина звонила по поводу объявления. Она не назвалась, и я не хотел настаивать в присутствии нашего гостя. Она придет в полдень.

– К кому?

– К вам.

Он сжал губы:

– Арчи, это невыносимо!

– Чертовски хорошо вас понимаю. Но, учитывая, что Кремер вел себя корректно, может быть, имеет смысл поболтать с ней немного перед тем, как позвонить Кремеру, чтобы он приехал и забрал ее? – Я взглянул на старинные часы. – Она явится через двадцать минут. Если вообще явится.

Вульф что-то пробурчал себе под нос.

– «Уважаемый мистер Джордан»… – принялся он за диктовку.

Глава четвертая

Она явилась и украсила красное кожаное кресло несравненно больше, чем Кремер и сотни прочих, которым доводилось сидеть в нем прежде. Портило ее только то, что она была слишком возбуждена. Когда я распахнул перед ней дверь и пригласил войти, мне показалось, что она вот-вот повернется и удерет: у нее явно было такое желание, но женщина заставила себя перешагнуть через порог и позволила мне проводить ее в кабинет.

Царапина на левой щеке была едва различима под косметикой, и вовсе не удивительно, что Пит, глядя на нее в упор, обратил больше внимания на серьги в виде пауков. Посетительница была приблизительно моих лет, что, конечно, не идеал, но я ничего не имею против женщин и зрелого возраста.

Вульф не слишком сварливо спросил ее, чем он может быть полезен. Она открыла сумочку и вынула два листка бумаги. Сумочка была из мягкой зеленой замши, так же как и жакет поверх темно-зеленого шерстяного платья, зеленым был и маленький берет, кокетливо сдвинутый набекрень. Это называется ансамблем, если я не ошибаюсь по неопытности.

– Вот вырезка из газеты с вашим объявлением, – сказала она и положила листок обратно в сумочку. – А вот чек на пятьсот долларов.

– Можно взглянуть?

– Я не… Пока нет. На нем моя подпись.

– Догадываюсь.

– Я хочу спросить вас… кое о чем, прежде чем сообщу свою фамилию.

– О чем именно?

– Относительно мальчика… Мальчика, которого я просила позвать полицию. – Тембр у нее был приятный. Готов признать, что мне он мог бы понравиться, не будь голос таким взволнованным. – Я хочу его видеть. Можете ли вы мне помочь встретиться с ним? Или дать мне его адрес? Надеюсь, что пятьсот долларов достаточно за такую услугу. Я знаю, вы берете высокие гонорары. И еще я хочу… Но нет, сперва ответьте на мой вопрос.

Вульф, как правило, всегда смотрел прямо в лицо собеседнику, если не закрывал глаза, но на этот раз меня удивило то особенно пристальное внимание, с которым он разглядывал посетительницу. Он обернулся ко мне:

– Арчи, пожалуйста, рассмотри внимательно царапину на ее лице.

Я послушно поднялся с места. У нее был выбор: либо спокойно сидеть и позволить мне осмотреть ее щеку, либо закрыть лицо руками, либо встать и уйти. Но пока она решала, как ей поступить, я уже был рядом и наклонился над ней.

Она начала что-то говорить, но я выпрямился и доложил Вульфу:

– Расцарапано каким-то острым предметом, может быть, иглой или кончиком маникюрных ножниц.

– Когда?

– Сегодня, а может быть, и вчера. Но не далее чем три дня назад.

Я оставался возле ее кресла.

– Это наглость! – выпалила она, вскакивая с места. – Я рада, что не назвала вам своего имени!

Она не могла уйти, минуя меня.

– Чепуха! – отрезал Вульф. – Вы не обманете меня этой царапиной. Опишите мальчика. Опишите, кто еще был в машине. В котором часу это случилось? Что касается вашей фамилии, то неблагоразумно ее скрывать. Мистер Гудвин возьмет вашу сумочку – если потребуется, применив силу, – и просмотрит ее содержимое. Если вы будете жаловаться, то нас двое, а вы одна. Садитесь!

– Это подло!

– Нет. Это вполне оправданная реакция на вашу попытку нас обмануть. Вы вольны в ваших действиях, но, если вы хотите уйти, вам придется назвать свою фамилию. Садитесь, и мы все обсудим. Итак, сперва назовите себя.

Возможно, она была сверхоптимисткой, если вздумала, что сможет обмануть Ниро Вульфа, но она не была дурой. Все признаки волнения исчезли. Оценив положение, она пришла к определенному решению, открыла сумочку, достала карточку и протянула Вульфу:

– Мои водительские права.

Он посмотрел удостоверение и вернул ей. Женщина села.

– Я миссис Деймон Фромм, – сказала она. – Мой адрес – Восточная Шестьдесят восьмая улица, дом семьсот сорок три. Во вторник я ехала на машине по Тридцать пятой улице и попросила мальчика позвать полицейского. Прочтя ваше объявление, я решила, что вы можете дать мне адрес мальчика. Я готова вам за это заплатить.

– Следовательно, вы не хотите признать, что обманываете меня?

– Конечно нет!

– В какое время дня это произошло?

– Не имеет значения.

– Что делал мальчик, когда вы к нему обратились?

– И это не имеет значения.

– Как далеко от вас был мальчик, когда вы заговорили с ним, и громко ли вы это ему крикнули?

Она покачала головой:

– Я не отвечу ни на один вопрос. Я не обязана перед вами отчитываться.

– Но вы утверждаете, что ехали на машине и просили мальчика позвать полицейского?

– Да.

– Тогда мне жаль вас. Вам придется дать показания в полиции по поводу убийства. В среду машина сбила мальчика, и он погиб. Сбила умышленно.

– Что? – Она вытаращила глаза.

– Та самая машина, на которой вы ехали во вторник, когда мальчик с вами заговорил.

Она раскрыла было рот и тут же закрыла.

– Не верю, – после длительной паузы наконец произнесла она.

– Поверите. В полиции вам растолкуют, каким образом стало известно, что это была та же машина. Тут не может быть никаких сомнений, миссис Фромм.

– Вы все выдумали… Это… это более чем низость!

Вульф пошевелил головой:

– Арчи, достань вчерашний выпуск «Таймс».

Я направился к полке, куда мы складываем газеты и сохраняем их в течение недели. Развернув «Таймс» на восьмой полосе, я протянул газету миссис Фромм. Рука у нее слегка дрожала.

Она читала долго. Когда она подняла глаза, Вульф сказал:

– Там не говорится, что именно Пит Дроссос был тем мальчиком, к которому вы обратились во вторник, но можете поверить моему слову. Полиция вам это подтвердит.

Она перевела взор с Вульфа на меня, обратно на Вульфа, а затем обратилась ко мне:

– Я хочу… Можно попросить глоток джина?

Она выпустила газету из рук, и та скользнула на пол. Я подобрал газету и спросил:

– Чистого?

– Да. Двойной, пожалуйста.

Я отправился на кухню за джином и льдом. Наливая бокал, я подумал, что если она рассчитывает найти с Вульфом общий язык, то ей не следовало просить джина, так как, по его представлениям, джин пьют только варвары. Возможно, именно поэтому, когда я принес поднос и поставил на столик возле нее, Вульф откинулся назад с закрытыми глазами. Она сделала большой глоток, потом несколько маленьких и снова большой, а затем опустила глаза, о чем-то размышляя.

Наконец, допив джин, она заговорила:

– За рулем машины, когда она сбила мальчика, сидел мужчина.

Вульф открыл глаза.

– Убери поднос, Арчи!

Запах джина был ему омерзителен. Я отнес эту гадость на кухню и вернулся.

– …Хотя это не имеет решающего значения, – говорил Вульф, – но, переодевшись в мужское платье, вы могли бы сойти за мужчину. Во всяком случае, я не утверждаю, что это вы задавили мальчика, но если вас привело сюда мое объявление и вы пришли разукрашенная этими серьгами и фальшивой царапиной, то, значит, вы замешаны в этом деле, и если вы все еще утверждаете, что это вы управляли машиной во вторник, то вы просто безмозглая особа.

– Управляла машиной не я.

– Вот так-то лучше. Где вы были во вторник между половиной седьмого и семью вечера?

– На совещании Исполнительного комитета Ассоциации помощи перемещенным лицам. Собрание закончилось в восьмом часу. Мой покойный муж посвятил себя этому делу, и я его продолжаю.

– Где вы были в среду от половины седьмого до семи вечера?

– Какое это имеет отно… Ах, вот оно что… Этот мальчик, да, ведь это случилось позавчера… – Она помолчала, припоминая. – Я была на коктейле в отеле «Черчилль» со своим приятелем.

– Имя вашего приятеля, пожалуйста.

– Это возмутительно!

– Знаю. Почти так же возмутительно, как эта царапина на вашей щеке.

– Его зовут Деннис Горан. Он адвокат.

Вульф кивнул:

– Даже в этом случае вас ждет несколько неприятных часов. Сомневаюсь, чтобы вы были причастны к убийству. У меня есть некоторый опыт в физиогномике, и я не думаю, чтобы ваше удивление при известии о гибели мальчика было притворным, но советую привести мысли в порядок. Вам это будет необходимо. Не для меня. Я не спрашиваю вас, зачем вы устроили маскарад. Это меня не касается, но полиция обязательно станет допытываться. Задерживать вас здесь и вызывать полицию я не буду. Вы можете уйти. Полиция сама вас разыщет.

Глаза у нее посветлели, подбородок дернулся кверху. Джин действует очень быстро.

– Мне вовсе не нужно, чтобы они меня разыскивали, – уверенно произнесла она. – Зачем они мне нужны?

– Потому что они захотят узнать, зачем вы приходили сюда.

– А почему вы должны сообщить в полицию о моем визите?

– Потому что информацию, относящуюся к преступлению, я скрываю только тогда, когда это в моих интересах.

– Но я не совершила никакого преступления!

– Именно это полиция и попросит вас доказать.

Она посмотрела на меня. Хоть я и не силен в физиогномике, как Ниро Вульф, но кое-какой опыт на этот счет у меня есть, и могу поклясться: у женщины мелькнула мысль, не привлечь ли меня на свою сторону. Я попытался облегчить ей решение, изобразив воплощение непоколебимости и добродетели, и по ее лицу тут же понял, что она отказалась от своего намерения. Лишившись последней надежды, она открыла зеленую замшевую сумочку, вынула чековую книжку и ручку, выписала чек, затем приподнялась с кресла и положила чек на стол перед Вульфом.

– Вот чек на десять тысяч долларов, – сказала она. – Это аванс.

– За что?

– О, я не пытаюсь вас подкупить. – Она улыбнулась. В первый раз за все время. – Похоже, что мне понадобится совет специалиста, может быть, даже его помощь, а так как вы уже в курсе дела, я не хотела бы консультироваться со своим адвокатом, по крайней мере пока.

– Вздор! Вы предлагаете мне деньги за то, чтобы я не сообщал полиции о вашем визите.

– Нет! – Глаза ее сверкнули. – Хотя ладно, пусть так, это не предосудительно. Я миссис Деймон Фромм. Мой муж оставил мне большое состояние. У меня есть положение в обществе и много обязанностей. Если вы сообщите полиции, я сумею повидать комиссара и не думаю, что он ко мне плохо отнесется. Однако я бы предпочла избежать этого. Если вы навестите меня дома завтра в полдень…

– Я никуда не выхожу.

– О да, я и забыла. – Она нахмурилась, но только на одно мгновение. – Тогда я приеду сюда.

– Завтра в полдень.

– Нет, лучше в одиннадцать тридцать. В час дня у меня деловое свидание. До того времени никому не сообщайте о моем сегодняшнем визите. Я хочу… я должна кое-кого повидать и кое-что выяснить. Завтра я вам все расскажу. Или нет, так будет вернее: если завтра я не расскажу вам все, можете обратиться в полицию. А если расскажу, то, возможно, мне потребуется ваш совет или даже помощь.

Вульф хмыкнул и повернул ко мне голову:

– Арчи, она действительно миссис Деймон Фромм?

– Я бы сказал да, но заверить это своей подписью не берусь.

Он повернулся к ней:

– Один раз вы уже пытались меня обмануть и вынуждены были отказаться от этой попытки только под моим давлением. Может быть, вы вторично пытаетесь меня одурачить? Мистер Гудвин отправится сейчас в редакцию «Газетт», ознакомится там с фотографией миссис Деймон Фромм из их досье и позвонит мне. Это займет не более получаса. На это время вы останетесь здесь.

Она вновь улыбнулась:

– Какая нелепость!

– Без сомнения. Но в данных обстоятельствах не лишенная смысла. Вы отказываетесь?

– Конечно нет. Я это заслужила.

– Значит, вы не возражаете против того, чтобы остаться здесь, пока мистер Гудвин съездит в редакцию?

– Нет.

– Тогда это лишняя трата времени: вы действительно миссис Фромм. Перед тем как вы уйдете, нам нужно кое о чем договориться, и я хочу задать вам один вопрос. Но сперва замечу: о решении принять ваш аванс и работать на вас я сообщу завтра, до тех пор вы не можете считаться моим клиентом. Теперь вопрос: знаете ли вы, кто была та женщина, которая управляла автомобилем во вторник и заговорила с мальчиком?

Она покачала головой:

– То, что вы примете решение завтра, меня устраивает, но до того времени вы обещаете никому не сообщать о моем визите?

– Договорились. Теперь как насчет моего вопроса?

– Я не могу на него ответить, не знаю. Действительно, не знаю. Надеюсь, что сумею ответить вам завтра.

– У вас есть кто-нибудь на примете? – настаивал Вульф.

– Воздержусь от ответа.

Вульф нахмурился:

– Миссис Фромм, должен предупредить вас. Вы слышали о человеке по имени Мэтью Берч и видели ли его когда-нибудь?

В свою очередь нахмурилась она:

– Нет. Берч? Нет. А почему вас это интересует?

– Человек с такой фамилией был сбит машиной во вторник вечером. Той же самой машиной, которая сбила Пита Дроссоса. Предостерегаю вас – не ведите себя безрассудно или опрометчиво. Вы мне почти ничего не рассказали, поэтому я не могу знать, какую судьбу вы себе уготовили, но предостерегаю: будьте осторожны!

– Та же самая машина?

– Да. Именно поэтому будьте осторожны.

– Я всегда веду себя осторожно, мистер Вульф, – нахмурилась она.

– Только не сегодня с этой дурацкой мистификацией.

– О, вы ошибаетесь! Я была осторожна или пыталась… – Она сунула чековую книжку в сумочку и поднялась. – Благодарю вас за джин, но лучше бы я его не просила. Не нужно было его пить. – Она протянула ему руку.

Обычно Вульф не поднимался с места, прощаясь. На этот раз он встал, но это не было особым знаком внимания к миссис Фромм или к чеку, который она оставила на столе. Просто-напросто наступило время обеда, и ему все равно пришлось бы минуту спустя потревожить свою тушу. Он встал и пожал миссис Фромм руку. Конечно, поднялся и я, чтобы проводить посетительницу до двери, и подумал, что было бы чертовски любезно с ее стороны протянуть мне руку после того, как я отверг ее призывный взгляд.

Я едва не налетел на нее, когда миссис Фромм вдруг остановилась, чтобы сказать Вульфу:

– Я забыла спросить… Этот мальчик, Пит Дроссос, был перемещенным лицом?

Вульф ответил, что не знает.

– Не можете ли вы выяснить и завтра сказать мне?

Он ответил, что сможет.

У крыльца машина ее не ждала. Очевидно, проблема парковки в городе затронула даже миссис Фромм и вынудила ее пользоваться такси. Когда я вернулся в кабинет, Вульфа там уже не было. Я нашел его в кухне. Он поднимал крышку кастрюли, в которой тушились телячьи котлеты с ветчиной и помидорами. Аромат был потрясающий.

– Признаю, – великодушно изрек я, – у вас чрезвычайно хороший глаз. Но, конечно, главное объяснение в том, что только такой тонкий ценитель женской красоты, как вы, мог обратить внимание на эту обезобразившую ее царапину.

Он никак не откликнулся на мои слова.

– Ты пойдешь после обеда в банк, чтобы получить деньги по чеку мистера Корлисса?

– Вы же знаете, что пойду.

– Зайди заодно в банк миссис Фромм и заверь подпись на ее чеке. Фриц, сегодняшнее блюдо даже лучше, чем в прошлый раз. Вполне приемлемо.

Глава пятая

На следующий день, в субботу, уже к полудню, я собрал обширную информацию, касавшуюся нашей возможной клиентки. Всего пять минут, проведенных благодаря содействию моего друга Лона Коэна в справочном отделе редакции «Газетт», позволили мне установить, что она действительно миссис Деймон Фромм и состояние ее измеряется суммой от пяти до двадцати миллионов долларов. Я не вдавался дальше в анализ кредитоспособности миссис Фромм, так как мы вряд ли назначили бы гонорар, превышающий эту цифру. Урожденная Лаура Агтертон, она происходила из семьи достопочтенных филадельфийских граждан и прожила с мужем семь лет. Муж был вдвое старше ее, он умер два года назад. Детей у них не было. На пожертвования мистера Фромма в различные благотворительные учреждения кормилось много разных председателей, председательниц, ответственных секретарей и прочих деятелей, которые после его смерти проявили глубокий и вполне понятный интерес к завещанию, но, за исключением немногочисленных и весьма скромных отчислений, весь капитал отошел к его вдове. Однако она, исполняя завет своего мужа, поддерживала различные филантропические организации и посвящала много времени и энергии их деятельности, уделяя особенное внимание любимому детищу покойного – АСПОПЕЛ, как сокращенно называли люди, берегущие дыхание, Ассоциацию помощи перемещенным лицам.

Если у вас создалось впечатление, что добыванию всей этой информации я посвятил много времени, то должен вас разочаровать. Четверть часа, проведенные с Лоном Коэном, и посещение справочного отдела редакции снабдили меня всеми вышеизложенными данными, за исключением сведений о кредитоспособности миссис Фромм, полученных в нашем банке. Можно было не опасаться, что Лон проболтается об интересе Ниро Вульфа к делам миссис Деймон Фромм, потому что мы частенько предоставляли ему материал для статей, и вряд ли он захотел бы осквернить этот источник.

Без четверти двенадцать в воскресенье Вульф сидел за своим столом в кабинете, а я стоял возле него – мы проверяли список расходов по последнему проведенному нами делу. Вульфу померещилось, что он обнаружил ошибку на двадцать долларов, и мне предстояло доказать, что он не прав. Но тут Вульфу повезло. Двадцать долларов, которые я отнес к расходам Орри Кетера, на самом деле истратил Сол Пензер, и хотя это никак не влияло на результат, неточность была поставлена мне в минус. Повторяю, на общем итоге это никак не отразилось, так что мы с боссом остались квиты. Забрав со стола отчет, я взглянул на часы. Без одной минуты двенадцать.

– После одиннадцати тридцати прошло уже двадцать девять минут, – известил я Вульфа. – Позвонить ей?

Он пробурчал «нет», и я направился к сейфу за чековой книжкой, чтобы проверить некоторые расходы по дому, пока Вульф крутил ручку радиоприемника, разыскивая последние известия. Я проверял корешки чеков и краем уха слушал.

«Предстоящая Бермудская конференция руководителей Соединенных Штатов, Великобритании и Франции, которая была прервана из-за отставки премьера Майера, вероятно, будет продолжена. По имеющимся сведениям, преемник Майера в ближайшее время вступит в должность и займет место за столом переговоров.

Тело миссис Деймон Фромм, богатой нью-йоркской филантропки и общественной деятельницы, было обнаружено сегодня ранним утром в Ист-Сайде между опорными столбами строящейся эстакады. Согласно сообщениям полиции, она сбита машиной. Подозревают, что это не было несчастным случаем.

Около миллиона жителей Нью-Йорка провели вчера внушительную демонстрацию…»

Вульф не выключил радио. Насколько я мог судить по его лицу, он продолжал слушать. Но когда пятиминутная передача известий закончилась, вид у него был угрюмый. Даже после того, как он выключил радио, выражение его лица не изменилось.

– Ну и дела… – тихо произнес он.

Можно было много сказать по поводу услышанного, но этим уже нельзя было ничего исправить. Стоило ли напоминать Вульфу, что он предупреждал миссис Фромм о необходимости быть благоразумной и осторожной? Да и угрюмость его не вызывала охоты комментировать происшедшее. Спустя некоторое время он положил ладони на подлокотники кресла и принялся медленно двигать ими взад и вперед по жесткой обивке. Так продолжалось некоторое время, затем он сложил на груди руки и выпрямился в кресле:

– Арчи!

– Да?

– Сколько времени тебе нужно, чтобы напечатать на машинке краткий отчет о нашей беседе с миссис Фромм? Не дословно. Хотя при твоей исключительной памяти ты мог бы сделать это и дословно, однако такой необходимости нет. Только самую суть, как если бы ты докладывал мне.

– Может, вы мне лучше продиктуете?

– У меня нет для этого настроения.

– Что-нибудь исключить из отчета?

– Включи только самое важное. Не упоминай о моих словах, что одна и та же машина сбила Пита Дроссоса и Мэтью Берча. Об этом не было официальных сообщений.

– За двадцать минут управлюсь.

– Отпечатай в форме заявления за моей и твоей подписями. В двух экземплярах. Датируй полуднем сегодняшнего дня. И немедленно доставь в канцелярию мистера Кремера.

– Тогда полчаса. Заявление за нашими подписями я должен составить более тщательно.

– Ладно.

Я не уложился в назначенный мною срок примерно на пять минут. Заявление заняло три машинописных страницы, и Вульф просматривал каждую, как только я вынимал ее из каретки. Он не внес в текст никаких поправок, никаких замечаний, что еще убедительнее, чем отказ продиктовать мне заявление, свидетельствовало о его подавленном настроении. Мы оба подписали бумагу, и я запечатал первый экземпляр в конверт.

– Кремера на месте не будет, – заявил я. – Так же, как и Стеббинса. Они, конечно, заняты расследованием.

Вульф ответил, что пакет можно оставить кому угодно.

Я не раз бывал в отделе по расследованию убийств полицейского управления Манхэттена, но в тот день я не встретил там ни одного знакомого лица, пока не подошел к столу дежурного, с которым у меня было лишь шапочное знакомство. Я оказался прав – ни Кремера, ни Стеббинса. В отделе был только лейтенант Роуклифф. Дежурный позвонил и сказал, что я желаю его видеть.

Если бы мы с Роуклиффом и еще двумя десятками потерпевших кораблекрушение оказались на необитаемом острове и решали, кого из нас зарезать на жаркое, я бы голосовал против Роуклиффа: он мне настолько отвратителен, что я не смог бы проглотить ни кусочка. Он ко мне относился ничуть не лучше. Поэтому я не удивился, что он не пригласил меня к себе, а собственной персоной выплыл из двери и прошипел:

– Что нужно?

Я вынул из кармана конверт:

– Не думайте, что это письменное заявление с просьбой зачислить меня в штат полиции, и поэтому не рассчитывайте, что я буду служить под вашим командованием.

– О боже, хотел бы я до этого дожить.

– Это также и не письменная благодарность…

Он выхватил конверт у меня из рук, распечатал, взглянул, кому адресовано заявление, потом бросил взгляд на третью страницу, где стояли наши подписи.

– Так-так… Не сомневаюсь – шедевр. Требуется расписка в получении?

– Не обязательно. Если хотите, я могу зачитать вам весь текст вслух.

– Единственное, чего я хочу, – это увидеть в дверях вашу спину!

Не дожидаясь исполнения своего желания, он повернулся на каблуках и ушел. Я обратился к дежурному:

– Пожалуйста, отметьте, что я отдал пакет этому бабуину в тринадцать часов ноль шесть секунд по летнему времени.

После этого я отправился восвояси.

Вульф уже сидел за обедом, и я включился в проведение операции «Омлет с анчоусами». Разговаривать за столом о делах босс не позволяет, чтобы не нарушать пищеварение. Поэтому то, что Вульф позволил себе прервать прием пищи, лишний раз показывало, в каком необычном состоянии он находился. Во время дегустации пирога с инжиром и вишнями раздался телефонный звонок.

Вернувшись из кабинета, я доложил:

– Звонит некто по имени Деннис Горан. Может быть, вы помните…

– Да. Чего он хочет?

– Вас.

– Мы позвоним ему через десять минут.

– Он куда-то уходит и не будет на месте.

Даже это не возмутило Вульфа! Не мешкая, он отправился в кабинет. Пока он дошел до телефона, я уже поднял параллельную трубку за своим столом.

– Ниро Вульф слушает.

– Говорит Деннис Горан, адвокат. Произошла ужасная трагедия. Миссис Деймон Фромм нет в живых. Она попала под машину.

– Не может быть! Когда?

– Тело обнаружено сегодня в пять часов утра. – У него был писклявый тенор, который, казалось, вот-вот сорвется на визг. Возможно, из-за того, что он был потрясен случившимся. – Я ее друг, вел некоторые ее дела и звоню вам по поводу чека на десять тысяч долларов, который она выписала вам вчера. Вы получили по нему деньги?

– Нет.

– Вот и отлично. Так как миссис Фромм нет в живых, то чек, конечно, не может быть оплачен. Как вам удобнее – переслать его на домашний адрес миссис Фромм или ко мне?

– Ни то ни другое. Я его предъявлю к оплате.

– Но он не будет принят! Чеки, подписанные умершими…

– Знаю. Но ее подпись вчера уже засвидетельствована банком.

– О… – Долгая пауза. – Но так как ее нет в живых и она не может воспользоваться вашими услугами, а вы не в состоянии ей помочь… Не следует ли из этических соображений вернуть этот чек?

– Я не считаю вас, мистер Горан, своим наставником в вопросах этики.

– Я этого и не утверждаю. Но хочу спросить вас, без всякой враждебности или предубеждения, – чем можно оправдать то, что вы оставляете эти деньги себе?

– Тем, что я их заработаю.

– Вы намереваетесь их заработать?

– Да.

– Но как?

– Это мое дело. Если вы душеприказчик миссис Фромм, я готов обсудить с вами этот вопрос, но не по телефону. Я могу принять вас сегодня до четырех часов, или от шести до семи, или, наконец, от девяти до полуночи.

– Не знаю… Боюсь, что не… Я посмотрю…

Он повесил трубку. Мы тоже. В столовой Вульф расправился с пирогом и кофе в полном молчании. Мы вернулись в кабинет, он устроился в своем кресле, и только тогда я произнес:

– Заработать деньги было бы хорошо, но главное – почувствовать, что вы их заработали. Сомневаюсь, что нашего заявления, переданного Кремеру через Роуклиффа, окажется достаточно. Моему «эго» что-то не по себе.

– Получи деньги по чеку, – буркнул он.

– Обязательно.

– Нам нужна информация.

– Постараюсь.

– Добудь ее у мистера Коэна.

– Что нас интересует?

– Всё. В том числе и Мэтью Берч, но учти: Коэн не должен знать о том, что связывает убийства Пита и Берча, если только полиция не сообщит об этом или если он не получит эти сведения из других источников. Ничего ему не рассказывай. То, что я занялся этим делом, может быть предано гласности, но причина моей заинтересованности должна оставаться в тайне.

– Сказать ему о Пите?

– Нет.

– Он весьма высоко оценил бы это сообщение. Оно очень пригодилось бы для его статьи. А также показало бы, что ваша репутация…

Он стукнул кулаком по столу, что являлось для него высшим проявлением гнева.

– Нет! – рявкнул он. – Репутация? Чтобы я сам навел людей на мысль о том, что обращение ко мне за помощью грозит смертью? Во вторник тот мальчик. В пятницу – женщина… Я не желаю, чтобы мой кабинет считали преддверием морга!

– Эта мысль приходила мне в голову.

– Советую держать ее при себе. Нам понадобятся Сол, Фред и Орри. Но я сам прослежу за этим. Отправляйся.

Я взял такси и отправился в редакцию «Газетт». Один из сотрудников, который не только неоднократно видел меня здесь, но и в течение трех или четырех лет состоял в списке лиц, дважды в год получавших в подарок от Вульфа коробку с орхидеями, созвонился с Коэном по внутреннему телефону и жестом пригласил меня пройти.

В кабинете у Лона было двое его коллег, которые тут же ушли. Пожав мне руку, Лон заявил:

– Не вздумай садиться. Даю тебе только две минуты.

– Брось! Я управлюсь меньше чем за час.

– Но не сегодня. Мы заняты убийством миссис Фромм. Тебя впустили ко мне только потому, что я хочу узнать, почему вчера ты собирал о ней данные для Ниро Вульфа.

Я пододвинул стул и сел.

– Могу лишь сказать, что он занимается убийством.

– Да?

– Да.

– Кто привлек его?

Я покачал головой.

– Приглашение принес почтовый голубь, а мне Вульф ничего не сказал.

– Сними ботинки и носки, а я пока раскурю сигарету. Когда я начну прижигать твои нежные пятки, ты у меня заговоришь. Я желаю знать фамилию вашего клиента.

– Джордж Вашингтон.

Он выругался.

– Ну, шепни мне на ухо!

– Нет.

– Но то, что Вульф занимается убийством миссис Фромм, – не секрет?

– Конечно. Но и только.

– А мальчиком? А Мэтью Берчем? Ими тоже?

Я удивленно посмотрел на него:

– С чего ты взял?

– О боже! А объявление Вульфа в «Таймс» с обращением к женщине с золотыми серьгами в виде пауков, которая просила мальчика позвать полицейского? Такие серьги носила миссис Фромм, и ты вчера наводил здесь о ней справки. А Берч погиб под машиной, как и миссис Фромм. Я повторяю свой вопрос.

– Отвечаю. Ниро Вульф расследует убийство миссис Фромм со своей обычной энергией, умением и ленью. Он не прекратит расследования, пока не схватит мерзавца или пока не наступит время отойти ко сну – в зависимости от того, что произойдет раньше. Упоминания о других убийствах должны идти отдельно.

– Разве их не связывают между собой?

– Мы, во всяком случае, нет. Если я попрошу у тебя сведения о Берче, то только потому, что ты сам о нем заговорил.

– Ладно. Подожди здесь. Я должен сдать материал в утренний выпуск.

Он вышел. Оставшись один, я подумал, не пренебречь ли запретом Вульфа сообщить Лону, что на днище машины, задавившей Пита, найден кусок материи от куртки Мэтью Берча. Но, не имея возможности поговорить с Вульфом, решил все-таки воздержаться. Вскоре вернулся Лон.

– Мне все еще нужен час, – сказал я.

– Посмотрим. Мне рассказать нечего.

Однако наша беседа действительно длилась почти час. Сделав всего два звонка, Лон дал мне почти все нужные сведения, так что копаться в архиве мне не пришлось.

Итак, выяснилось, что в пятницу миссис Фромм была на обеде в ресторане «Черчилль» вместе с мисс Анджелой Райт, исполнительным секретарем АСПОПЕЛ. Вероятно, она отправилась туда прямо от нас, но этого я с Лоном не обсуждал. После обеда, около двух тридцати, обе женщины поехали в АСПОПЕЛ, где миссис Фромм подписала кое-какие бумаги и сделала несколько телефонных звонков. В редакции «Газетт» не было сведений о том, чем она занималась с трех пятнадцати до пяти, когда, вернувшись домой, около часа проработала со своим личным секретарем мисс Джинн Эстей. Анджела Райт, по словам Лона, была приятной особой, так как принимала репортеров, а мисс Джин Эстей – нет, так как отказывалась давать интервью.

Незадолго до семи часов миссис Фромм на своем «кадиллаке» с поднимающимся верхом уехала на ужин к Горанам, которые живут в районе парка Грамерси. Неизвестно точно, где она оставила машину, но по вечерам в этом районе легко найти место для парковки. На ужине присутствовали шесть человек: Деннис Горан – хозяин, Клэр Горан – его жена, Лаура Фромм, Анджела Райт, Пол Каффнер и Винсент Липскомб, издатель.

Гости ушли вскоре после одиннадцати. Последней уехала миссис Фромм. В редакции имелись сведения, что Горан проводил ее до машины, однако полиция этого не подтвердила, так что данную информацию следовало сбросить со счетов. Вот и все, что было известно о Лауре Фромм до пяти часов утра, когда какой-то человек, шедший на работу на рыбный рынок, наткнулся на ее тело.

Всего за несколько минут до того, как я появился в редакции, окружная прокуратура сообщила, что миссис Фромм погибла под колесами своего собственного автомобиля. Ее «кадиллак» нашли на Шестнадцатой улице, всего в нескольких минутах ходьбы от полицейского участка. В салоне машины был обнаружен тяжелый разводной ключ, которым ее ударили по голове. Оставалось невыясненным, прятался ли убийца в машине, за спинкой сиденья, сел ли в машину вместе с ней или подсел по пути. Можно предполагать, что, стукнув ее ключом, он сел за руль, доехал до безлюдного места, вытащил бесчувственное тело из машины и переехал его колесами. Небезынтересно было бы отправиться в лабораторию и полюбопытствовать, как эксперты обследуют машину, но меня туда и на милю бы не подпустили. К тому же я и сам был занят с Лоном.

По сведениям редакции, на примете у полиции пока что никого не было. Конечно, все участники ужина находились под подозрением. К этому Лон ничего не мог прибавить, только упомянул, что один из сотрудников редакции заинтересовался отношением миссис Горан к дружбе ее мужа с миссис Фромм. Я ничего по этому поводу не высказал.

– Но имей в виду, Лон: если ты хочешь притянуть к делу Пита Дроссоса и Мэтью Берча, это ни к чему не приведет. Разве что ты сможешь привести веские доказательства. Кто такой этот Мэтью Берч?

Лон фыркнул:

– По дороге домой купи нашу газету за среду.

– У нас она есть, я читал. Но то было три дня назад.

– За это время Берч ничуть не изменился. Он двадцать лет работал в Службе иммиграции и натурализации. Женат, трое детей. Типичный государственный служащий, замученный заботами, не слишком любимый в своем кругу. Играл на скачках через букмекера Дэнни Пинкуса.

– Ты говоришь, что вспомнил Берча для примера. И только?

– Да.

– Ну, откройся своему старому и верному другу Гудвину.

– Мне нечего тебе рассказать.

– Услуга за услугу, Лон. Рассчитываю исключительно на твою взаимность. Так вот, слушай. Полиция установила, что Пит Дроссос был сбит той же самой машиной, что и Берч.

– Не может быть! – Он широко раскрыл глаза.

– Однако это так.

– Откуда ты узнал?

– Извини, не помню. Но это абсолютно точно.

– Будь я проклят! – Лон потер руки. – Это замечательно, Арчи, просто замечательно. Пит и миссис Фромм, серьги. Пит и Берч, машина. Ты понимаешь, что газета может выйти с сенсационным материалом: все три убийства связаны между собой!

– Поскольку это лишь предположение – Бог в помощь.

– Верно… А что касается самой машины, то ее украли в Балтиморе четыре месяца назад и дважды перекрашивали. Номер фальшивый.

– В печати об этом не было ни слова.

– Об этом сообщено в полдень. – Лон нагнулся ко мне. – Послушай, Арчи, у меня есть одна идея… Как убедить тебя, что мне можно доверять? Испытай меня. Вот подходящий случай. Какие есть доказательства, что та же самая машина убила Берча и мальчика? Скажи, и я тут же забуду об этом.

– Я сам уже об этом забыл. Боже мой, да ты просто ненасытен. Собак следует кормить один раз в день, а ты уже получил свою порцию.

Я встал и одернул брюки.

Глава шестая

Домой я вернулся в начале пятого. Вульфа в кабинете уже не было. На кухне я спросил Франца, приходил ли кто-нибудь. Он кивнул:

– Приходил. Инспектор Кремер.

Я удивленно поднял брови:

– Обошлось без кровопролития?

– Без, – коротко ответил Фриц. – Но было довольно шумно.

Я выпил стакан воды, по внутреннему телефону позвонил наверх в оранжерею и, услышав голос Вульфа, сказал:

– Я дома. Привет от Лона Коэна. Представить отчет в отпечатанном виде?

– Нет. Поднимись и расскажи.

Это было не очень серьезное нарушение правил – не такое, как телефонный разговор во время обеда, – но и оно было из ряда вон выходящим. Меня это устраивало: именно тогда, когда Вульф злился, что кто-то оставил его в дураках, он и включал свой мыслительный аппарат. Поднявшись на третий этаж, я попал в теплицу, где пышным цветом цвели мильтониа роезли и фаланопсис афродита. В следующем помещении распустились всего лишь несколько каттлей и лалий, но мне это было безразлично, так как сейчас меня интересовал лишь один цветок по имени Вульф, который помогал Теодору задергивать муслиновые шторы. Когда я вошел, он провел меня в комнату, где хранились глиняные горшки для рассады, опустился в единственное стоявшее там кресло и потребовал:

– Ну?

Я пристроился на табуретке и выложил ему все. Он сидел с закрытыми глазами, изредка дергая носом в тех местах, где, по его мнению, должны были стоять знаки препинания. Отчитываясь перед ним, я всегда стремлюсь построить свой рассказ так, чтобы он не задал мне никаких вопросов, и на этот раз преуспел. Когда я умолк, он долго сидел не шевелясь, затем открыл глаза и сообщил:

– Приходил мистер Кремер.

Я кивнул:

– Фриц уже сказал мне. И еще сказал, что свидание прошло довольно шумно.

– Да. Он был необычайно агрессивен. Понятно, что он раздражен, но и я тоже. Он намекал, что, если бы я рассказал ему вчера о визите миссис Фромм, она могла бы остаться в живых. Полная чушь! Он пригрозил, что, если я каким-то образом буду ставить препоны полицейскому расследованию, меня привлекут к судебной ответственности. Фу! Он все еще внизу?

– Нет. Разве только прячется в ванной комнате. Фриц сказал, что он ушел.

– Я оставил его и поднялся сюда. Я уже позвонил Солу, Фреду и Орри. Который час?

Чтобы избавить его от необходимости повернуть шею и взглянуть на часы, я подсказал:

– Без десяти пять.

– Они будут здесь в шесть или в начале седьмого. От Горана ни звука. Сколько лет Джин Эстей?

– Лон на этом специально не останавливался, но вскользь сказал, что она молода. Думаю, не старше тридцати. А почему вы спрашиваете?

– Хороша собой?

– Нет данных.

– Надо бы это знать. Во всяком случае, она молода. Сол, Фред и Орри могут найти какую-нибудь ниточку, но я не желаю оставаться в неведении, пока они будут ее искать. Я хочу знать, что делала вчера миссис Фромм с трех пятнадцати до пяти часов, и еще – с кем и о чем она разговаривала в течение часа, который провела с мисс Эстей. Мисс Эстей может знать о первом, а возможно, и о втором. Привези ее сюда.

Не поймите Вульфа превратно. Он отдавал себе отчет в том, что это фантастика. Ведь не было ни малейшей надежды, что при создавшихся обстоятельствах я смогу попасть к личному секретарю миссис Фромм для частной беседы, не говоря уж о том, чтобы доставить ее к нам. Но ведь речь шла всего-навсего о нескольких долларах на такси, так почему бы, черт возьми, не дать мне такое поручение?

Я только заметил, что велю Фрицу поставить лишний прибор на тот случай, если наша гостья окажется голодной, а потом оставил Вульфа в одиночестве, спустился в свою комнату и, стоя у окна, принялся размышлять над задачей, которую мне предстояло решить. За десять минут я придумал и отверг четыре варианта. Пятый показался мне более подходящим, во всяком случае он оставлял хоть небольшой шанс на успех, и я проголосовал за него. Ничего подходящего для осуществления этого плана в моем гардеробе не было, поэтому я направился в чулан, где держал предметы туалета для профессиональных надобностей, достал черную визитку, черные брюки в полоску, белую сорочку с крахмальным воротничком, черную шляпу и черный галстук. Нашлись и подходящие к случаю ботинки и носки. Побрившись, я надел все это и посмотрелся в большое зеркало. Зрелище было потрясающим. Единственное, чего мне не хватало, так это либо невесты, либо катафалка.

В кабинете внизу я вынул из ящика стола небольшой пистолет двадцать второго калибра, зарядил его и сунул в брючный карман. Это был своего рода компромисс. Кобура с пистолетом тридцать второго калибра под мышкой могла бы в этом одеянии испортить мне силуэт. С другой стороны, как-то довольно давно, после одного малоприятного случая, когда мне пришлось перенести небольшую операцию по извлечению из плеча пули, я обещал Вульфу и себе самому, что никогда не отправлюсь невооруженным на расследование дела, хотя бы отдаленно связанного с убийством.

Проделав все это, я пошел на кухню полюбопытствовать, какое впечатление произведу на Фрица.

– Я получил назначение послом в Техас, – объявил я.

Было пять часов тридцать восемь минут, когда я расплатился с шофером такси у подъезда дома на Восточной Шестьдесят восьмой улице. По другую сторону улицы на тротуаре толпилась небольшая кучка зевак, но на этой стороне полицейский в форме не позволял прохожим задерживаться. Солидный дом, облицованный гранитом, был окружен железной оградой выше человеческого роста. Когда я направился туда, мне навстречу двинулся полицейский, но не за тем, чтобы преградить мне путь. Полицейские предпочитают не задерживать людей, одетых, как я.

Я остановился, окинул его печальным взглядом и сказал:

– По поводу церемонии.

Он мог испортить все дело, если бы проводил меня до двери, но трое любопытных прильнули к ограде, и, пока полицейский отгонял их, я уже поднялся на внушительное крыльцо и нажал на кнопку звонка. Дверь открыл субъект с аристократически вздернутым носом.

– Нужно выяснить кое-какие вопросы, касающиеся цветов, – печально, но твердо произнес я. – Я хотел бы переговорить с мисс Эстей.

Я подавил в себе желание сунуть ногу за порог, чтобы дворецкий не мог захлопнуть дверь, – это вышло бы за рамки образа. Но когда он посторонился, пропуская меня, я не мешкая прошмыгнул мимо него. Он запер за мной дверь.

– Нездоровое любопытство толпы в подобных случаях просто возмутительно, – заметил я. – Будьте любезны доложить мисс Эстей, что мистер Гудвин хочет проконсультироваться с ней по поводу цветов.

– Сюда, прошу вас.

Он сделал пять шагов по вестибюлю к распахнутой настежь двери, жестом пригласил меня войти и попросил подождать. Комната не имела ничего общего с тем, что я предполагал встретить в городской резиденции миссис Деймон Фромм. Она была меньше моей спальни, и почти всю ее занимали два письменных стола, два столика с пишущими машинками, несколько стульев и шкафы с картотекой. Стены были увешаны плакатами и фотографиями. Я еще разглядывал их, когда послышались шаги, и я обернулся.

В дверях стояла мисс Эстей, обратив на меня взор зеленовато-карих глаз.

– Что там с цветами? – спросила она.

Не могу сказать, что ее глаза были воспалены от слез, но во всяком случае они не были и радостными. При более счастливых обстоятельствах я дал бы ей меньше тридцати лет, но только не сейчас. Да, она была хороша собой. Никаких сережек на ней не было, не заметил я и следа царапины на щеке, но ведь прошло уже четыре дня с той минуты, как Пит увидел женщину в автомобиле, а он ничего не сказал о том, глубока ли была царапина. Поэтому было мало надежды обнаружить ее следы на лице Джин Эстей или на чьем-либо другом.

– Мисс Джин Эстей? – спросил я.

– Да. Так что там с цветами?

– Я и пришел, чтобы сказать вам об этом. Вам, возможно, приходилось слышать про Ниро Вульфа?

– Это детектив?

– Да.

– Конечно.

– Очень хорошо. Меня прислал он. Я Арчи Гудвин и работаю у него. Он хочет прислать цветы на похороны миссис Фромм и просил узнать, не будет ли каких-нибудь возражений против орхидей чисто белого цвета.

Секунду она не сводила с меня пристального взгляда, а потом вдруг захохотала. Плечи у нее затряслись, и она рухнула на стул, опустив голову и сжав виски ладонями. Дворецкий подошел к раскрытой двери посмотреть, что случилось. Я сочувственным тоном сказал, что мне приходилось иметь дело с подобными истериками (это было истинной правдой) и лучше ему не вмешиваться. Он согласился и притворил за собой дверь. Вскоре мисс Эстей начала успокаиваться, я пододвинул стул и сел. Наконец она выпрямилась и вытерла глаза носовым платком.

– Меня смутил ваш костюм, – сказала она. – Это же нелепо – так одеться ради того, чтобы прийти и спросить, нет ли возражений против орхидей. – Она замолчала и перевела дух. – Цветов не надо. А теперь можете идти.

– Я оделся так, чтобы получить возможность попасть в дом.

– Понимаю. Под ложным предлогом. Зачем?

– Чтобы встретиться с вами. Послушайте, мисс Эстей. Я очень сожалею, что мой маскарад вывел вас из равновесия, но теперь прошу вас посидеть спокойно несколько минут и прийти в себя; а я тем временем, если позволите, объясню цель моего посещения. Надеюсь, вы знаете, что миссис Фромм вчера была у мистера Вульфа и выдала ему чек на десять тысяч долларов?

– Да. Я в курсе всех денежных дел миссис Фромм.

– Она говорила вам, зачем этот чек?

– Нет. Только написала на корешке «аванс».

– Я тоже не могу сказать вам, на что предназначались эти деньги, но сегодня миссис Фромм снова должна была встретиться с мистером Вульфом. Чек вчера был засвидетельствован в банке, и деньги по нему будут получены в понедельник: мистер Вульф сознает свою ответственность перед миссис Фромм и считает, что он должен провести расследование обстоятельств ее смерти.

Она заметно успокоилась.

– Но этим занимается полиция. Два человека оттуда ушли от меня меньше часа назад.

– Понятно. Что ж, отлично, если им удастся чего-нибудь добиться. Но если нет, это сделает мистер Вульф. Вы желаете, чтобы он занялся этим?

– Не кажется ли вам, что мое желание не имеет здесь никакого значения?

– Нет, вы ошибаетесь, для мистера Вульфа это имеет значение. Полиция может допросить любого человека, имеющего отношение к делу. Мистер Вульф не имеет такого права. Он хотел бы переговорить с вами и прислал меня, чтобы я проводил вас к нему. Я могу выполнить его поручение одним из трех способов. Припугнуть вас – но я не знаю чем. Подкупить – но я не знаю, что использовать в качестве приманки. Остается третье – сказать, что миссис Фромм посетила мистера Вульфа и выдала ему чек на десять тысяч и у него имеются основания думать, что ее смерть связана с делом, ради которого она обратилась к его услугам, и поэтому он чувствует себя обязанным расследовать обстоятельства ее гибели и хотел бы начать расследование с беседы с вами. Вопрос заключается в том, хотите ли вы помочь ему в этом. Естественно, я думаю, что хотите. Наш кабинет помещается на Тридцать пятой улице. Полицейский перед вашим домом остановит нам такси, и через пятнадцать минут мы будет там.

– Вы хотите отправиться сейчас же?

– Конечно.

Она покачала головой:

– Не могу. Я должна… Нет, не могу.

Она вновь овладела собой, от приступа истерики не осталось и следа.

– Вы спрашиваете, хочу ли я помочь. В этом нет никаких сомнений, вопрос только в том, как я могу помочь? – Она задумалась, пристально глядя на меня. – Пожалуй, я вам кое-что расскажу.

– Буду вам признателен.

– Я уже говорила, что два сотрудника полиции ушли отсюда меньше часа назад.

– Да.

– Так вот, пока они находились здесь, незадолго до их ухода, одному из них кто-то позвонил, и после разговора он сказал, что Ниро Вульф, возможно, через своего помощника Арчи Гудвина сделает попытку связаться со мной. В этом случае меня попросили сообщить полиции все, что будет говорить Вульф.

– Очень интересно. И вы дали согласие?

– Нет. Я не желаю связывать себя никакими обязательствами.

Она поднялась, подошла к столу, достала из ящика пачку сигарет, закурила и сделала подряд две глубокие затяжки, продолжая стоять и глядеть на меня.

– Я рассказала вам об этом из чисто эгоистических соображений. Мне думается, что мистер Вульф умнее любого полицейского. Как бы то ни было, миссис Фромм отправилась к нему и дала ему этот чек, но я не знаю за что. Так как я была ее секретарем, то, естественно, имею к этому отношение. Я никуда не могу деться от этого, но не хочу предпринимать ничего такого, что еще больше вовлекло бы меня в это дело, а так, несомненно, и случится, если я поеду к мистеру Ниро Вульфу. Если я не сообщу полиции, о чем он будет говорить со мной, они от меня не отстанут, а если сообщу? Ведь миссис Фромм, возможно, беседовала с ним конфиденциально и не хотела бы, чтобы о ее разговоре с мистером Вульфом стало известно полиции.

Она сделала еще одну затяжку, подошла к столу, погасила сигарету в пепельнице и вернулась.

– Я вам все рассказала. Я простая провинциальная девушка из Небраски. Десять лет в Нью-Йорке – вполне достаточно, чтобы научиться не попадать под автомобили. Да, я оказалась замешанной в это путаное дело, но я не хочу говорить или делать что-нибудь такое, что еще больше ухудшит мое положение. Я должна искать себе работу. Я ничем не обязана миссис Фромм. Я служила у нее, и она платила мне жалованье, да и не такое уж большое.

Мое лицо, если только оно меня слушалось, выражало сочувствие и понимание. Крахмальный воротничок резал шею.

– Я не буду с вами спорить, мисс Эстей, – заверил я. – Я тоже прожил в Нью-Йорке десять лет. Вы говорите, что в полиции вас просили сообщить о том, что скажет Ниро Вульф. Ну а как насчет Арчи Гудвина? Просили они вас пересказать им, что буду говорить я?

– Пожалуй, нет.

– Вот и хорошо. Тогда мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, если только вы сядете.

– Я сидела и отвечала на вопросы целый день.

– Ну ладно. Например, такой вопрос – где вы были вчера вечером, от десяти до двух часов ночи?

Она воззрилась на меня:

– Это вы всерьез спрашиваете?

– Нет, просто привожу пример тех вопросов, которые задавали вам в течение сегодняшнего дня.

– Ладно, вот вам пример ответов, которые я давала. Вчера, между пятью и шестью часами, миссис Фромм продиктовала мне с полдюжины писем. Вскоре после шести она ушла переодеться к ужину, а я по ее поручению сделала несколько телефонных звонков. В восьмом часу, после того как она уехала, я поужинала в одиночестве, затем перепечатала письма, которые она продиктовала, и пошла опустить их в почтовый ящик на углу. Это было около десяти часов вечера. Я сразу же вернулась, сказала Пекему, дворецкому, что устала, отправилась в свою комнату, включила радио (передавали какую-то музыку) и легла в постель.

– Отлично. Значит, вы живете здесь?

– Да.

– Другой пример. Где вы были во вторник от шести до семи вечера?

Она села и, наклонив голову набок, посмотрела на меня.

– Вы правы. Они спрашивали и об этом. Зачем?

Я пожал плечами:

– Просто я показываю вам, что знаю, какие вопросы может задавать полиция.

– Но все-таки, при чем тут вечер вторника?

– Сперва скажите, как вы ответили на этот вопрос.

– Я сначала не могла на него ответить, а потом вспомнила. В этот день миссис Фромм отправилась на собрание в АСПОПЕЛ. Она разрешила мне взять ее машину, и я весь вечер гоняла по городу в поисках двух парней, которым АСПОПЕЛ собиралась оказать помощь. Мне так и не удалось их разыскать, и около полуночи я вернулась домой. Мне трудно дать отчет о каждой минуте того вечера, и я даже не пыталась все вспомнить. Почему я должна об этом думать? Но что все-таки случилось во вторник между шестью и семью часами?

Я посмотрел на нее:

– Давайте договоримся так: вы скажете мне, где была миссис Фромм вчера между тремя пятнадцатью и пятью часами, какие письма она продиктовала от пяти до шести и кому звонила по телефону, а я тогда расскажу вам, что случилось во вторник.

– Опять пример вопросов, которые задавала полиция?

– Естественно. Но эти вопросы меня больше интересуют.

– Миссис Фромм никому не звонила. Она дала мне список и просила обзвонить всех, кто там был – их было двадцать три человека, – и распространить среди них билеты на театральное представление в пользу Майлстоунской школы. Этот список есть в полиции. Письма она продиктовала самые обычные, деловые. Мистер Горан и мистер Каффнер посоветовали мне снять с них копии для полиции, так я и сделала. Если вы хотите, чтобы я попробовала их вспомнить, то мне кажется…

– Оставим это. Что делала миссис Фромм после того, как ушла из АСПОПЕЛ, и до того, как вернулась домой?

– Я знаю только, что она была в магазине на Мэдисон-авеню и купила несколько пар перчаток, – она их мне показала. И что она звонила в контору Пола Каффнера. Что она делала еще, я не знаю. Так что же произошло во вторник?

– На углу Девятой авеню и Тридцать пятой улицы остановилась на красный свет машина, и женщина, сидевшая за рулем, попросила мальчика позвать полицейского.

Она нахмурилась:

– Ну и что?

– Я вам все рассказал.

– Но при чем тут это?

Я покачал головой:

– Этого не было в условиях нашего договора. Я обещал вам рассказать, что случилось во вторник, и только. Это очень запутанное дело, мисс Эстей. Если хотите, можете сообщить полиции, что рассказал вам Арчи Гудвин. Им не понравится, что я рассказываю подозреваемым о том, как…

– Но я не подозреваемая!

– Простите. Я подумал, что вы подозреваемая. Во всяком случае, я…

– Но почему я должна находиться под подозрением?

– Если нет других причин, то хотя бы потому, что вы были близки к миссис Фромм и знаете, где она была вчера вечером и где она могла оставить свою машину. Возможно, что мистер Вульф посмотрит на это иначе. Если вы измените ваше намерение и приедете повидать его сегодня после ужина или завтра утром – скажем, в одиннадцать часов, когда он будет свободен, – то он, если будет в настроении, выложит вам все. Он гений, поэтому никогда нельзя предсказать, что он сделает. Если вы…

Дверь распахнулась, и я замолчал. В комнату вошел человек. Едва показавшись в дверях, он начал что-то говорить мисс Эстей, но, увидев, что она не одна, замолчал, остановился и уставился на меня.

Когда стало ясно, что она не намерена нас познакомить, а сам он не собирается спросить, кто я такой, я взял инициативу на себя.

– Меня зовут Арчи Гудвин. Работаю у Ниро Вульфа.

Увидев выражение его лица, я добавил:

– Я в отчаянии.

Он направился ко мне с протянутой рукой, я встал и пожал ее.

– Пол Каффнер, – представился он.

Он был небольшого роста – на полголовы ниже меня, и его узкие темные усики над толстыми губами были коротко подстрижены. Я не сказал бы, что он производил внушительное впечатление: внешне он никак не был похож на человека, занимающегося рекламой. Правда, должен признаться, что я терпеть не могу усов, которые пытаются выдать за выщипанные брови.

Он улыбнулся, выразив своим видом, что одобряет все мной сказанное или сделанное и всецело меня понимает.

– Сожалею, что помешал вам, но я вынужден увести мисс Эстей. Есть кое-какие срочные дела. Пойдемте наверх, мисс Эстей.

Это было проделано превосходно. Конечно, на самом деле он хотел сказать: «Убирайтесь из этого дома и дайте возможность расспросить мисс Эстей, какого черта вам тут понадобилось». Но нет, я был ему слишком симпатичен, чтобы он позволил себе чем-нибудь оскорбить мои чувства.

Когда мисс Эстей поднялась со стула и вышла, он последовал за ней, но в дверях обернулся:

– Мне было очень приятно познакомиться с вами, мистер Гудвин. Я много наслышан о вас и мистере Вульфе. Весьма сожалею, что наша встреча произошла в столь тяжкий момент.

Он исчез за дверью, но до меня донесся его голос:

– Пекем, Пекем! Мистер Гудвин уходит. Спроси, не нужно ли остановить для него такси.

Отличная, чистая работа!

Глава седьмая

Я вернулся домой как раз вовремя, чтобы присутствовать при инструктаже. Сол и Орри были уже у нас, ожидая, когда появится Фред. Поздоровавшись с ними, я обратился к Вульфу, восседавшему за своим столом:

– Я видел ее и имел с ней беседу, но…

– Какого дьявола ты так нарядился?

– Я гробовщик.

Он состроил гримасу:

– Что за отвратительное слово! Рассказывай.

Я сделал подробный доклад, но на этот раз у него появились вопросы. Ни один из них ничего не прояснил, так как я изложил ему все факты, а мои впечатления о Джин Эстей и Поле Каффнере никак не могли помочь Вульфу, и когда Сол вышел открыть дверь и привел Фреда, босс тут же оставил меня в покое и велел им придвинуться ближе к столу.

На вид эта троица не представляла собой ничего особенного. Сол Пензер, с его крупным носом, выделявшийся на узком лице, и в коричневом костюме, который не мешало бы отутюжить, мог показаться постороннему глазу мелким служащим или даже подметальщиком улиц. В действительности же Сол был искуснейшим оперативником, лучшим в городе, и его мастерство слежки, которое Ниро Вульф восхвалял в разговоре с Питом Дроссосом, было лишь одной из граней таланта. Любое сыскное агентство в городе согласилось бы платить ему тройное жалованье.

В грузном Фреде Даркине могло бы уместиться два Сола, но только о его способностях этого нельзя было сказать. Фред вполне мог вести слежку, был исполнителен, настойчив, в рядовых делах на него можно было положиться, однако звезд с неба он не хватал.

Что касается Орри Кетера, то, когда вы видели доверчивый взгляд его темно-карих глаз и самодовольную улыбку, у вас не возникало никакого сомнения, что больше всего его интересует одно – поняли ли вы, как он красив. Конечно, это кого угодно могло сбить с толку: казалось, в присутствии Орри нет никакой необходимости следить за каждым своим словом. Но это была роковая ошибка, потому что Орри никогда не забывал о своем долге детектива.

Вульф откинулся назад, положив руки на подлокотники кресла, глубоко вздохнул и шумно выдохнул.

– Джентльмены, – начал он, – я увяз по горло. Обычно, когда я прибегаю к вашим услугам, у меня хватает данных, чтобы дать вам точные поручения, но сейчас это невозможно. Я должен проинформировать вас о ситуации во всей ее сложности. Но сначала вопрос о деньгах. Меньше чем через двенадцать часов после того, как клиент выдал мне чек на десять тысяч долларов, он был убит. Больше я от него ничего не получу. Если придется, я готов, по сугубо личным мотивам, истратить большую часть, а то и всю эту сумму на расследование, но не более того. Я не призываю вас скупиться на расходы, но должен предостеречь от расточительности. Так вот, суть дела в следующем…

Начав рассказ с того, как я во вторник, во время ужина, привел в столовую Пита Дроссоса, Вульф закончил его моим отчетом о беседе с Джин Эстей – и не упустил ничего. Все трое сидели, вникая в его слова – каждый по-своему. Сол слушал расслабившись, как будто это его не интересовало, Фред был весь в напряжении и не спускал глаз с Вульфа, а Орри принял изящную позу и сжал виски пальцами, словно позируя для портрета. Что касается меня, то я все поджидал, что Вульф упустит какую-либо деталь и, таким образом, доставит мне удовольствие поправить его, когда он закончит, однако этого не произошло. Я сам не мог бы точнее и подробнее обрисовать положение.

Вульф взглянул на часы:

– Двадцать минут восьмого. Ужин уже готов. Сегодня у нас жареная курица под белым соусом с маисовой кашей. За столом мы не будем говорить о деле, но прошу вас не забывать о нем.

Было около девяти, когда мы вернулись в кабинет. Вульф, устроившись в своем кресле, угрюмо посмотрел на меня, затем на них:

– Что-то мне кажется, что вы еще не пришли в состояние боевой готовности, – недовольным тоном произнес он.

Это не означало, что нам нужно было вытянуться перед ним по стойке «смирно». Хотя никто из троицы не знал Вульфа так хорошо, как я, однако всем было известно, как он не любит работать в течение часа после принятия пищи. Его грызло не то, что они не готовы к бою, а то, что он сам не хотел быть в готовности.

– Мы можем спуститься вниз и поиграть на бильярде, пока вы переварите ужин, – предложил я.

Он хмыкнул.

– Мой желудок может справиться со своей работой без всякой помощи с твоей стороны, – заявил он. – Итак, джентльмены, есть ли у вас вопросы?

– Может быть, позже? – пожал плечами Сол.

– Очень хорошо. Я продолжаю. Итак, как вы видите, положение почти безнадежное. Дело чрезвычайно запутано, а у нас нет никаких источников информации. Арчи может попытаться что-нибудь сделать, как он попытался сегодня с мисс Эстей, но у него нет зацепки. Полиция не даст нам никаких свидетелей. Случалось, в прошлом у меня бывали возможности кое-что заполучить у них, однако на сей раз мне нечем их к этому вынудить. Конечно, мы можем догадываться, какие действия они предпринимают. Они пытаются выяснить, была ли у какой-нибудь знакомой миссис Фромм во вторник вечером или в среду расцарапана щека. Если они отыщут ее, вопрос может быть решен. Но они могут ее и не отыскать, так как царапина, которую мальчик видел вблизи, видимо, была весьма незначительной, и женщина могла сделать ее практически незаметной при первом же удобном случае. Полиция разыскивает также ту из знакомых миссис Фромм, у которой в ушах были сережки в виде пауков, – если они ее разыщут, то проблема тем более может быть решена.

Вульф поднял руку ладонью кверху:

– Они также изучают машину, сбившую мальчика и Мэтью Берча. Они обследуют каждый дюйм машины миссис Фромм. Проверяют все действия, связи, знакомства Берча. Складывают воедино, минуту за минутой, все, что делала миссис Фромм и что она говорила после того, как покинула вчера свою контору. Они допрашивают не только тех, кто был с миссис Фромм вчера вечером, но и всех, кто может знать что-либо, имеющее хотя бы малейшее отношение к делу. Они проверяют, где находился любой заподозренный ими человек во вторник вечером, когда неизвестная попросила Пита Дроссоса позвать полицейского, или позже в тот же вечер, когда был убит Берч, или в среду вечером, когда был убит мальчик, или вчера вечером, когда была убита миссис Фромм. Они допрашивают всех, у кого был повод бояться или ненавидеть миссис Фромм или кому была выгодна ее смерть. На это они могли бросить сто, тысячу человек, многие из которых вполне компетентны в своей области.

Он поджал губы и покачал головой:

– Они могут не бояться неудач и потери времени. Пока мы сидим здесь, они, возможно, уже выследили жертву и готовы ее схватить. Но пока до этого не дошло, я предлагаю использовать деньги миссис Фромм – или часть их – на дело, которое она, безусловно, одобрила бы. При тех преимуществах, которыми обладает, по сравнению с нами, полиция, она может, конечно, опередить нас, но я хочу доказать, что не зря взял эти деньги. Кроме того, я не могу допустить, чтобы людей, которые обращаются ко мне за помощью, безнаказанно лишали жизни. В этом я заинтересован лично.

– Мы накроем мерзавца! – выпалил Фред.

– Хотелось бы верить, Фред, но… Теперь вы понимаете, что я пригласил вас на это совещание и поделился всеми подробностями, вместо того чтобы, как обычно, дать вам определенные задания. Я хотел, чтобы вы поняли безнадежность дела. И еще я хочу посоветоваться с вами. Существуют десятки возможных подходов к проблеме, а вас только трое. Сол, с чего, как ты думаешь, следовало бы начать?

Сол задумчиво почесал нос:

– Пожалуй, сразу с двух вещей. С АСПОПЕЛ и с сережек.

– Почему АСПОПЕЛ?

– Потому что там интересуются перемещенными лицами, а Берч служил в Бюро иммиграции и натурализации. В этом я вижу единственный шанс отыскать какую-то связь между Берчем и миссис Фромм. Полиция, конечно, занимается этим, но тут уж кому повезет больше.

– Анджела Райт, исполнительный секретарь АСПОПЕЛ, присутствовала на вчерашнем ужине, ее наверняка уже допрашивала полиция, и она откажется принять кого-нибудь из вас.

– Если только это не перемещенное лицо.

Вульф взвесил предложение Сола.

– Пожалуй, можно попытаться. Начнешь с утра. Возьми двести долларов, но помни, перемещенное лицо не может быть расточительным. А что с серьгами?

– Я не управлюсь с тем и с другим.

– И все же – как быть с ними?

– Я человек наблюдательный, но никогда еще я не видел ни на женщине, ни в витрине магазина сережек в виде пауков. Пит говорил – большие золотые пауки с растопыренными лапами? Такие серьги должны бросаться в глаза. Может быть, есть смысл попытаться отыскать магазин, где продавались такие серьги? Полиция могла еще не додуматься до этого. Я не прав?

– Нет, ты редко ошибаешься. Если мы первыми обнаружим эту женщину…

– Я возьмусь за это, – сказал Орри. – Правда, я тоже никогда не видел таких сережек. Они большие?

– Те, которые были вчера на миссис Фромм, величиной с ноготь большого пальца. Так, Арчи?

– Я бы сказал, что несколько больше, – отозвался я.

– Золотые? – снова задал вопрос Орри.

– Не знаю. Арчи?

– Думаю, что да, но не могу утверждать.

– Ладно. Берусь за серьги.

Вульф насупился:

– Это может занять месяц.

– Нет, при том, как я намерен взяться за это, мистер Вульф, – гораздо меньше. Однажды я оказал услугу одному парню, который работал продавцом в ювелирном магазине Буде, вот и начну с него. Хотя завтра воскресенье, но я знаю, где он живет. Я не понял – эти серьги, которые вчера были на миссис Фромм, те же самые, что носила женщина в машине?

– Неизвестно.

– Возможно, это две разные пары?

– Возможно.

– Понятно.

– Тебе придется платить этому знакомому продавцу?

– Еще чего! Он мне по гроб жизни обязан.

– Тогда возьми сотню долларов. Если нападешь на что-нибудь обнадеживающее, постарайся, чтобы это не стало известно полиции. Нам может понадобиться их благодарность. При малейшем намеке на след – звони мне.

Вульф обернулся к Даркину:

– А с чего начнешь ты, Фред?

Широкое лицо Фреда выражало полную растерянность. Почти двадцать лет он был только исполнителем, и теперь, когда потребовался его совет по части высокой стратегии, Даркину стало не по себе. Он стиснул зубы, сделал глотательное движение и произнес громче, чем требовалось:

– Серьги.

– Серьги взял на себя Орри.

– Знаю, но ведь сотни людей должны были видеть на ней эти серьги. Лифтеры, официанты, горничные…

– Нет. – Вульф был краток. – Тут полиция настолько опередила нас, что нам за ними не угнаться. Я уже говорил об этом. С нашими скромными силами мы должны попытаться найти ниточку, за которую еще не ухватилась полиция. У кого есть предложение для Фреда?

Они переглянулись. Никто не хотел высказываться.

– Конечно, это трудно, – кивнул Вульф. – Чтобы не тащиться следом за полицией и не дышать пылью, которую она поднимает, нужно найти свою собственную тропу. Попробуем. У меня есть предположение, что во вторник, когда машина остановилась на углу и женщина за рулем попросила мальчика позвать полицейского, рядом с ней сидел Мэтью Берч.

– Не понимаю, мистер Вульф, – сдвинул брови Сол.

– Это хорошо. Значит, и полиции, возможно, не пришла в голову такая мысль. Согласен, что это предположение весьма сомнительно. Но в тот же день та же машина, а Берч, по-видимому, ехал в ней, раздавила его. Исходя из того, что он был в машине поздно вечером, почему не предположить, что он был в ней и раньше?

Сол по-прежнему сидел нахмурившись.

– Но, судя по всему, разве нельзя предположить, что человек, задавивший мальчика в среду, был тем самым человеком, который ехал вместе с женщиной во вторник? Ведь он знал, что мальчик может опознать его. А в среду Берч уже был мертв.

– Возможно, полиция так и думает, – уступил Вульф. – Я не отвергаю этой мысли, я просто оставляю ее в стороне и выдвигаю собственное предположение. Даже ошибочное предположение может пойти на пользу: Колумб предполагал, что между ним и богатствами Востока нет ничего, кроме водной шири, и наткнулся на целый континент. – Он помолчал. – Я не думаю, что ты, Фред, откроешь новый континент, но зато сможешь узнать, не находился ли Берч в машине вместе с женщиной. Попробуй либо доказать это предположение, либо опровергнуть. Возьми сто, нет, даже триста долларов: я знаю, что ты никогда не бросаешь деньги на ветер. Арчи снабдит тебя фотографией Берча.

Он повернулся ко мне:

– Им понадобятся фотографии всех замешанных лиц. Ты можешь достать их у Коэна?

– Только не сегодня. Утром.

– Сделай это.

Он окинул взором свою маленькую армию.

– Джентльмены, хочу верить, что, говоря о безнадежности нашего дела, я не погасил в вас надежду на успех. Важно, чтобы вы поняли: при создавшейся ситуации любой лакомый кусочек будет для нас праздником. Я всегда много ожидал от вас, на этот раз я не жду ничего. Похоже, что…

Раздался звонок в дверь. Поднявшись с места, я взглянул на часы. Десять пятьдесят пять. В прихожей я повернул выключатель, зажег свет на крыльце и, приблизившись к двери, увидел за ней двух незнакомых мужчин. Я открыл дверь и поздоровался.

Человек, стоявший впереди, заговорил:

– Мы хотим видеть мистера Ниро Вульфа.

– Простите, кто вы?

– Горан, Деннис Горан. Я звонил сегодня утром. А это мистер Мэддокс.

– Мистер Вульф сейчас занят. Я доложу. Заходите.

Они вошли. Я провел их в приемную, взглянул, плотно ли закрыта звуконепроницаемая дверь в кабинет, предложил им сесть и оставил одних.

В кабинете я сказал Вульфу:

– Два лакомых кусочка ждут в приемной. Один из них Горан, тот самый, который пытался выманить у вас обратно десять тысяч, а его приятеля зовут Мэддокс.

Вульф пристально посмотрел на меня. Закончив инструктаж, он хотел было предаться отдыху с книгой в руках, а тут я доставляю ему новые хлопоты. Будь мы одни, он бы не удержался от замечания, но после того, как он только что говорил о безнадежности нашего дела, ему пришлось сдержать эмоции. Должен признать, что он справился с этим, как подобает мужчине.

– Очень хорошо. Сперва выдай Солу, Фреду и Орри деньги и отпусти их.

Я направился к сейфу за деньгами.

Глава восьмая

Назвав их приятелями, я поторопился: это я понял по взглядам, которыми они обменивались, пока я провожал их в кабинет и усаживал в кресла.

В облике Денниса Горана все было слегка преувеличено. Слишком длинные ресницы, слишком высокий, не по сложению, рост, да и костюм – не по возрасту: такие носят в колледже. Потребовалось бы вмешательство дизайнера, чтобы он стал похож на нормального человека, но так как он уже больше сорока лет приводил себя в нынешнее состояние, то я сомневаюсь, чтобы он на это согласился.

Мэддокс представился Вульфу полностью – Джеймс Альберт Мэддокс. Очевидно, еще с младенческих лет, примерно уже полстолетия, он страдал язвой желудка, а если это не так, то пусть сам объясняет, почему у него такое кислое выражение лица, что от одного вида Мэддокса даже его собственная собака превратилась бы в пессимиста. Не зная, кому из них отдать предпочтение и предложить красное кресло, я усадил обоих в желтые, которые только что освободили наши ребята.

Разговор начал Горан. Он сказал, что сегодня утром, беседуя с Ниро Вульфом по телефону, он не хотел обвинить его в предосудительном, нечестном или неэтичном поведении. Горан просто желал защитить интересы своего покойного друга и клиента – миссис Деймон Фромм, которая была…

– Не была она вашим клиентом, – вставил Мэддокс тоном, вполне соответствующим выражению его лица.

– Я давал ей юридические советы, – возразил Горан.

– Плохие, – отрезал Мэддокс.

Они обменялись далеко не дружелюбными взглядами.

– Может быть, для вас обоих будет лучше, если вы перестанете перебивать друг друга, – сухо произнес Вульф, – и сообщите мне, в каком качестве вы представляете интересы миссис Фромм. Мистер Горан?

Горан уже овладел собой. Его тенор был таким же писклявым, как и прежде, но не переходил в визг, как сегодня утром во время телефонного разговора с Вульфом.

– Действительно, я никогда не был поверенным в делах миссис Фромм, но она консультировалась со мной по многим вопросам, высоко ценила мои советы и зачастую следовала им. В качестве юрисконсульта АСПОПЕЛ, которым я по-прежнему являюсь, я был тесно связан с ней. Будь она в живых – уверен, она подтвердила бы, что я был ее другом.

– Вы ее душеприказчик?

– Нет.

– Благодарю вас. Мистер Мэддокс?

– Моя адвокатская контора «Мэддокс и Уэллинг» в течение двенадцати лет вела дела мистера Деймона Фромма, а после его кончины – дела его вдовы. Я ее душеприказчик. А перебил я мистера Горана потому, что его утверждение, будто миссис Фромм является его клиенткой, далеко от истины. Я должен еще кое-что добавить.

– Прошу вас.

– Сегодня утром, вернее днем, мне позвонил мистер Горан и рассказал о чеке, который миссис Фромм выписала вам вчера, и о своем разговоре с вами по телефону. Его звонок к вам был беспочвенным и наглым. Не сочтите таким же мое обращение к вам сейчас. В качестве юрисконсульта и душеприказчика миссис Фромм я официально спрашиваю, на каких условиях и с какой целью она выдала вам чек на десять тысяч долларов. Если вы предпочитаете сообщить мне об этом конфиденциально, давайте перейдем в другую комнату. Мистер Горан настоял на том, чтобы сопровождать меня сюда, но это ваш дом, и вы вправе распоряжаться как вам будет угодно. Этот молодой человек, надеюсь, сумеет удержать его здесь.

Если он считал, что взгляд, брошенный им в мою сторону, был приветливым, то страшно подумать, каким был бы его неодобрительный взгляд.

Вульф заговорил:

– Я вовсе не желаю сообщать вам об этом конфиденциально. Я вообще не желаю ничего вам сообщать.

Выражение лица Мэддокса не стало более кислым, это было попросту невозможно.

– Вы знаете законы, мистер Вульф?

– Нет.

– Тогда вам следует прислушиваться к советам. Если вы не сможете доказать, что миссис Фромм получила от вас что-либо взамен своих денег, то я могу принудить вас возвратить их. Даю вам возможность привести ваши доказательства.

– Не могу. Она ничего не получила взамен. Как я уже говорил мистеру Горану по телефону, я намерен эти деньги заработать.

– Каким образом?

– Добившись, чтобы убийца миссис Фромм был пойман и осужден.

– Смешно! Ведь это входит в обязанности служителей закона. Сведения, которые я сегодня собрал о вас, говорят о том, что вы не принадлежите к числу юристов, занимающихся сомнительными делами, однако, судя по вашим словам…

Вульф фыркнул:

– Вы предубеждены, мистер Мэддокс. Отношение добродетельных юристов к юристам-мошенникам похоже на отношение добродетельных женщин к проституткам. Конечно, они их осуждают. Но где-то в этом осуждении таится маленькое зернышко зависти, которую не следует выказывать и о которой не следует говорить во всеуслышание. Пожалуйста, не завидуйте мне. Юрист-мошенник – это либо глупец, либо фанатик, а я не являюсь ни тем ни другим. Вы позволите задать вам вопрос?

– Задавайте.

– Знали ли вы, что миссис Фромм собирается ко мне?

– Нет.

– А знали ли вы, что она встречалась со мной?

– Нет. Я узнал об этом только сегодня.

Вульф перевел глаза на Горана:

– А вы, мистер Горан? Те же вопросы.

– Я не вижу… – Горан запнулся. – Я ставлю под сомнение ваше право задавать эти вопросы.

Мэддокс взглянул на него:

– Пойдите ему навстречу, Горан. Вы же сами настаивали на том, чтобы прийти сюда. Вы утверждали, что миссис Фромм советовалась с вами в важных делах. Мистер Вульф пытается нащупать истину. Если он узнает, что она не говорила нам с вами о намерении посетить дом мистера Вульфа или о цели своего посещения, то он решит, что миссис Фромм явно не желала ставить нас об этом в известность, и таким образом сможет опровергнуть ваши утверждения, будто она нам доверяла.

Но Горан не поддавался.

– Я отказываюсь подвергаться допросу.

Мэддокс хотел возразить, но Вульф перебил его:

– Ваши разъяснения, мистер Мэддокс, могут быть весьма убедительными, но вы должны понять сложность положения, в котором оказался мистер Горан. Он в тупике. Если на мой второй вопрос он ответит утвердительно, то вы правы, у меня на руках окажется козырь, и я не премину им воспользоваться. Но если он ответит отрицательно, тогда я спрошу, откуда он узнал об этом чеке. Я хочу это знать и надеюсь, что и вы тоже.

– Я уже знаю. С его слов. Сегодня утром, услышав о смерти миссис Фромм, он позвонил к ней домой и разговаривал с мисс Эстей, секретаршей миссис Фромм. Она и рассказала ему о чеке. Я проводил выходной за городом, и Горан разыскал меня там. Я немедленно приехал в город.

– Где именно вы были?

– Это наглость! – Мэддокс вздернул подбородок.

– Пожалуй… Приношу вам свои извинения – не за наглость, а за глупость. Задавать этот вопрос не имело смысла. Сила привычки. В этой путанице мне следовало бы забыть об обычной процедуре ведения дела. Например, установить алиби и предоставить все остальное полиции. Ну как, мистер Горан, вы будете отвечать на мои вопросы?

– Нет. Из принципа. Вы не имеете права мне их задавать.

– Но вы же рассчитываете, чтобы я отвечал на ваши вопросы.

– Нет, не на мои, потому что и я не имею на это права. Но мистер Мэддокс правомочен их задавать, являясь душеприказчиком миссис Фромм. Вы будете отвечать ему.

– Посмотрим! – Вульф был сдержан. Он обратился к Мэддоксу: – Насколько я понимаю, сэр, вы не требуете от меня возврата денег, которые миссис Фромм мне заплатила.

– Как сказать… Сообщите мне, для какой цели и на каких условиях вам был выдан чек, и тогда я решу. Я не могу позволить, чтобы смерть моего высокопоставленного клиента была использована частным детективом ради сенсации или для его личного обогащения.

– Достойные и здравые слова, – произнес Вульф. – Замечу только, что я вряд ли смогу сделать это дело более сенсационным, чем оно есть сейчас, но даже при этом ваши слова вызывают восхищение. Однако тут есть одна загвоздка: я ровным счетом ничего не скажу вам о том, какой разговор произошел у меня вчера с миссис Фромм.

– Следовательно, вы намерены утаивать улики?

– Фу! Я уже сообщил обо всем в полицию. В письменном виде за собственной подписью.

– Почему же вы не можете рассказать это мне?

– Потому что я не такой простак. У меня есть основания думать, что этот разговор был одним из звеньев цепи, которая привела к смерти миссис Фромм, и если это так, то человек, больше всего интересующийся тем, что она мне рассказала, возможно, и есть убийца.

– Но ведь не я ее убил.

– Это требует проверки.

На мгновенье я подумал, что Мэддокс задохнется от ярости. Но старый адвокат умел владеть своими чувствами и сдержался.

– Это больше чем глупость, это бред сумасшедшего!

– Не могу с вами согласиться. Полиция беседовала с вами?

– Конечно.

– Сколько их было?

– Двое. Нет, трое.

– Не будете ли вы любезны сказать, кто именно?

– Капитан Банди и помощник комиссара Юменс. А также помощник окружного прокурора Мандельбаум.

– Не говорил ли вам кто-нибудь из них, о чем миссис Фромм вчера консультировалась со мной?

– Нет. Мы не разговаривали об этом.

– Предлагаю вам повидать кого-нибудь в канцелярии окружного прокурора, предпочтительно человека, хорошо вам знакомого, и попросить об этом рассказать. Если он или другое официальное лицо это сделает, я верну деньги, которые мне уплатила миссис Фромм.

Мэддокс выглядел так, словно кто-то пытался убедить его в том, что нос у него растет снизу вверх.

– Уверяю вас, – продолжал Вульф, – я не осел, чтобы утаивать улики, особенно в таком сенсационном деле. Поверьте, в этом отношении я весьма педантичен. Если у полиции нет о вас информации, которая известна мне, я сомневаюсь, чтобы она рассматривала вас как возможного убийцу, но вы можете оказаться в неприятном положении, когда я сообщу полиции о том, как настойчиво вы домогались узнать содержание моей беседы с миссис Фромм. Это, конечно, мой долг. Но на этот раз его исполнение доставит мне удовольствие.

– Вы… вы… – Мэддокс чуть не задохнулся от негодования. – Вы мне угрожаете?

– Ничуть. Просто информирую вас о том, что позвоню в полицию немедленно после вашего ухода.

– Я ухожу сейчас же. – Он поднялся. – Я предъявлю вам иск на эти десять тысяч.

Мэддокс повернулся и вышел. Я последовал за ним, чтобы открыть дверь, но он опередил меня, хотя ему пришлось зайти в приемную за шляпой. Когда я вернулся в кабинет, Горан тоже уже был на ногах. Он глядел на Вульфа сверху вниз, не произнося ни единого слова.

– Соедини меня с канцелярией мистера Кремера, Арчи, – обратился ко мне Вульф.

– Подождите минуту. – Тоненький голосок Горана звучал повелительно. – Вы совершаете ошибку, Вульф, если действительно хотите заняться расследованием этого убийства. Но я не верю вам. Два самых близких к миссис Фромм и ее делам человека находились у вас в кабинете, и вы прогнали одного из них. Где тут здравый смысл?

– Вздор! – Вульф был раздражен. – Вы не хотите сказать мне даже о том, сообщила ли вам миссис Фромм о свидании со мной!

– Вы задали вопрос в оскорбительном тоне.

– Тогда я попытаюсь задать его вежливо. Не будете ли вы любезны изложить мне суть того, что говорилось в вашем доме в тот вечер, когда у вас были гости?

Длинные ресницы Горана затрепетали.

– Сомневаюсь, что я должен это сделать. Я сообщил все полиции, и мне велено об этом молчать.

– Естественно. А вы будете молчать?

– Нет.

– Опишете ли вы, полностью и откровенно, суть ваших отношений с миссис Фромм?

– Конечно нет.

– Если я пошлю мистера Гудвина в контору АСПОПЕЛ, юрисконсультом которой вы являетесь, дадите ли вы указание сотрудникам полностью и честно отвечать на его вопросы?

– Нет.

– Значит, дело тут не в оскорбительном тоне. – Вульф обернулся ко мне: – Арчи, соедини меня с Кремером.

Я набрал номер, но никого из наших друзей, да и врагов, не оказалось на месте. В конце концов пришлось остановить выбор на сержанте Гриффине. Я сообщил об этом Вульфу, и он поднял трубку:

– Мистер Гриффин? Говорит Ниро Вульф. Информация для мистера Кремера. Пожалуйста, не забудьте передать ему. Мистер Джеймс Мэддокс и мистер Деннис Горан, адвокаты, явились ко мне сегодня вечером. Вы правильно записали имена и фамилии? Да, понимаю, что они вам знакомы. Они просили рассказать о содержании моего вчерашнего разговора с миссис Деймон Фромм, когда она была у меня. Я отказался, но они настаивали. Не буду утверждать, что мистер Мэддокс пытался подкупить меня, но у меня создалось впечатление, что, если бы я передал ему содержание этого разговора, он согласился бы не требовать от меня возврата денег, которые мне заплатила миссис Фромм. Когда мистер Мэддокс в припадке раздражения ушел, мистер Горан сказал, что я совершаю ошибку. Пожалуйста, проследите, чтобы это дошло до мистера Кремера. Нет, это все. Если мистер Кремер захочет узнать подробности или получить эти сведения в письменном виде – я к его услугам.

Вульф положил трубку и буркнул, глядя на адвоката:

– Вы все еще здесь?

Горан направился к двери, но, сделав три шага, обернулся:

– Вы можете не знать законов, но вы хорошо умеете балансировать на грани клеветы. После этого представления мне непонятно, как вы смогли заработать свою репутацию.

Я вышел в прихожую в тот самый момент, когда он появился из приемной со шляпой в руках. Наложив цепочку на входную дверь, я вернулся в кабинет и восторженно воскликнул:

– Хорошо вы их отбрили! Выдоили и выбросили.

– Заткнись, – сказал Вульф и взял со стола книгу, но не затем, чтобы швырнуть ее в меня.

Глава девятая

Я намеревался поехать в субботу к Лили Роуэн на вечеринку, однако ничего не вышло. Да и в воскресенье не получилось. Вот, судите сами.

Рано-ранехонько, когда Вульф все еще священнодействовал в спальне над подносом с завтраком, к нам примчался сержант Пэрли Стеббинс, чтобы разузнать подробности нашествия адвокатов. Разумеется, я удовлетворил его любопытство, но если раньше он только подозревал нас, то теперь ушел полностью убежденный, что мы его обманываем. Я изо всех сил пытался доказать сержанту, что поскольку мой босс – гений, то его хамское обращение с адвокатами вполне естественно. Однако Пэрли наотрез отказался поверить, будто бы Вульф, вынудив адвокатов явиться к нему, не попытался заняться этим делом. Правда, Стеббинс оказал нам честь, выпив две чашки кофе и съев пять-шесть свежих рогаликов, но это, вероятно, объясняется лишь тем, что никто на свете, попробовав однажды рогалики Фрица, не может преодолеть искушения отведать их еще разок.

Мы с Вульфом перечитали по нескольку раз абсолютно все, что появилось в утренних газетах о происшествии. Конечно, мы не надеялись получить какую-либо информацию, но все же узнали некоторые полезные сведения, а кроме того, составили отчетливое представление, что именно Кремер и прокуратура нашли нужным предать гласности. Так, например, нам стало известно, что исполнительный секретарь АСПОПЕЛ Анджела Райт ранее работала у Деймона Фромма и именно им была рекомендована в АСПОПЕЛ. Миссис Фромм делала пожертвования примерно сорока благотворительным организациям, но наибольшим ее благоволением пользовалась АСПОПЕЛ. Винсент Липскомб, бывший на обеде у Горана, опубликовал в журнале «Современная мысль» серию статей о перемещенных лицах и намеревался написать еще что-то на эту тему. Миссис Горан в прошлом была кинозвездой… ну, во всяком случае, снималась в кино. Пол Каффнер безвозмездно руководил пресс-бюро АСПОПЕЛ и одновременно был личным платным пресс-агентом миссис Фромм. Деннис Горан слыл экспертом по международному праву, состоял членом пяти клубов и считался неплохим поваром-любителем.

В печати ничего не упоминалось о клочке материи от куртки Мэтью Берча, обнаруженном на днище машины, которой был сбит Пит Дроссос. Полиция пока умалчивала об этом, хотя о гибели Берча под машиной все же упоминалось.

В течение дня звонили трое репортеров, а двое появились у нас на крыльце, но дальше им проникнуть не удалось. Журналистам очень не понравилось, что «Газетт» получила исключительное право на информацию о ходе расследования, которое вел Ниро Вульф. Я лишь выразил им свое сочувствие.

Утром я звонил в редакцию «Газетт» Лону Коэну, но он еще не пришел на работу. Я попросил передать, чтобы он связался со мной. Когда он позвонил, мы договорились о встрече. Во второй половине дня я пришел к нему за фотографиями некоторых интересующих нас лиц и сказал, что не прочь получить от Лона всю не опубликованную по тем или иным причинам информацию, а он ответил, что сам не возражал бы ею располагать. По словам Лона, их газета напечатала все, что было им известно, хотя, конечно, имелись еще и кое-какие сплетни, вроде того, что миссис Горан однажды запустила в миссис Фромм шейкером для коктейлей и что владелец одной фирмы, занимающейся импортом, уговорил Винсента Липскомба напечатать статью о необходимости снижения таможенных пошлин, оплатив ему за это поездку в Европу. Подобные новости показались мне не заслуживающими того, чтобы немедленно возвращаться домой. К тому же я должен был выполнить еще несколько поручений Вульфа. Чтобы раздать фотографии, я встретился с Солом Пензером в редакции «Нью-Йорк таймс», где он собирал информацию о перемещенных лицах и об АСПОПЕЛ, с Орри Кетером в баре на Лексингтон-авеню, где он сообщил мне, что его знакомый продавец играет в гольф в Ван-Кортленд-парке, но он встретится с ним позднее, и с Фредом Даркином в ресторане на Бродвее, где он был вместе со всей семьей, потому что по воскресеньям обед для взрослых стоит здесь только доллар восемьдесят пять центов, а для детей доллар пятнадцать.

И все же, прежде чем вернуться домой на Тридцать пятую улицу, я рискнул кое-что предпринять по собственной инициативе. В свое время я оказал большую услугу одному офицеру нью-йоркской полиции. Если бы я выполнил свой долг как гражданин и частный детектив, он бы серьезно пострадал и до сих пор торчал бы за решеткой, но… обстоятельства бывают всякие. Никто, даже Вульф, об этом не знает. Этот человек в свое время дал мне понять, что он согласится даже подержать мой пиджак и шляпу, если я ввяжусь в какую-нибудь драку, но я ни разу ни о чем его не просил. Однако в то воскресенье я подумал, почему бы, черт возьми, не дать ему возможность отплатить мне добром за добро. Я позвонил ему, и мы встретились.

Я дал ему пять минут на то, чтобы сообщить мне, кто убил миссис Фромм. Судя по ходу расследования, ответил он, сейчас нельзя гарантировать, что это будет выяснено и через пять лет. Я спросил, основывается ли его пессимизм на последних данных, и он ответил утвердительно. Я сказал, что мне больше ничего не нужно, что я снимаю предложение о пяти минутах, но буду признателен, если он информирует меня, когда до выяснения имени убийцы останется не пять лет, а пять часов.

– О чем же я должен буду вас информировать?

– О том, что расследование почти закончено, и я могу посоветовать мистеру Вульфу нырнуть в укрытие. Вот и все.

– Он слишком толст, чтобы куда-нибудь нырять.

– Но я-то не толст.

– Хорошо, договорились. Это все?

– Абсолютно.

– А я-то думал, что вы потребуете у меня голову Роуклиффа с яблоком во рту.

Я вернулся домой и сказал Вульфу:

– Не волнуйтесь. Копы играют в прятки. Хотя они и знают больше нас, но еще далеки от ответа.

– Откуда ты знаешь?

– Мне нагадала цыганка, однако это свежие, точные, абсолютно конфиденциальные сведения… Я встретился с нашими ребятами и передал им фотографии. Хотите узнать о несущественных данных?

– Нет.

– Будут какие-нибудь указания?

– Нет.

– Никаких заданий для меня назавтра?

– Нет.

Все это происходило вечером в воскресенье. А утром в понедельник меня ожидал сюрприз. Вульф никогда не спускается вниз раньше одиннадцати. После завтрака, прежде чем снизойти сюда, он поднимается на лифте в оранжерею и проводит там два часа со своими орхидеями. Для связи со мной он пользуется утром внутренним телефоном, если только не происходит что-нибудь особенное. Очевидно, в это утро что-то особенное случилось. Подав Вульфу завтрак и вернувшись на кухню, Фриц торжественно объявил:

– Тебе разрешена утренняя аудиенция.

Я не спеша кончил рассматривать утреннюю газету, в которой не было ничего, что противоречило бы сообщению моей «цыганки», допил кофе, поднялся по лестнице, постучал и вошел. В дождливые и даже пасмурные дни Вульф завтракает в постели, отбросив к ногам черное шелковое покрывало, чтобы его не испачкать. В ясную и солнечную погоду Фриц по его распоряжению ставит поднос на столик у окна. На этот раз утро было солнечным, и я получил возможность насладиться сенсационным зрелищем: босой, со взлохмаченной головой Вульф стоял в невероятно огромной желтой пижаме, ослепительно сиявшей под лучами солнца.

Мы обменялись приветствиями, и он предложил мне сесть. Тарелка у него уже была пустая, но он еще не допил кофе.

– Есть дело для тебя, – сообщил он.

– Да? А я намеревался поехать в банк с чеком миссис Фромм.

– Поезжай. После банка займешься выполнением моих поручений. Вероятно, тебя не будет дома весь день. Скажи, чтобы Фриц отвечал на телефонные звонки и принял необходимые меры предосторожности на случай прихода посетителей. Время от времени связывайся со мной по телефону.

– Похороны в два часа дня.

– Знаю. Можешь заехать домой поесть. А теперь вот что нужно сделать.

Вульф дал мне необходимые инструкции, на что потребовалось четыре минуты, затем спросил, есть ли у меня вопросы.

– Только один, – хмуро ответил я. – Инструкции мне ясны, но что, собственно говоря, я должен выяснить?

– Ничего.

– В таком случае, очевидно, я с этим и вернусь.

– Именно этого я и жду, – согласился Вульф, отпивая кофе. – Твоя задача – будоражить их, только и всего. Ты выпускаешь на свободу тигра в толпе… нет, пожалуй, это слишком громко. Скажем, мышь. Как они воспримут это? Обратится ли кто-нибудь из них в полицию и если да, то кто именно?

Я кивнул.

– Конечно, некоторые возможности тут есть, однако мне все же хотелось бы знать: должен ли я пытаться узнать что-нибудь конкретное?

– Ничего, – ответил Вульф, протягивая руку к кофейнику.

Я спустился в кабинет. В ящике моего письменного стола хранится коллекция визитных карточек с разными текстами для разных случаев. Я отобрал шесть штук с моей фамилией в центре выпуклыми буквами и словами «По поручению Ниро Вульфа» в уголке и на каждой написал чернилами под своей фамилией: «Для обсуждения того, что было сказано миссис Фромм мистеру Вульфу в пятницу». Засунув карточки в бумажник, чек и чековую книжку в карман, а револьвер в кобуру под мышкой, я ушел.

Стояло чудесное майское утро. Я с удовольствием прошелся пешком до банка, а оттуда взял такси на Шестьдесят восьмую улицу. Я не знал, как будет выглядеть внутри особняк покойной миллионерши в день ее похорон – служба должна была состояться в церкви на Мэдисон-авеню, – однако снаружи все было спокойнее, чем в субботу. Единственными признаками чего-то необычного был скучающий полицейский на тротуаре да траурный креп над входом. Полицейский узнал меня, но остановил, как только я направился к двери:

– Вам нужно здесь что-нибудь?

– Да.

– Вы – Арчи Гудвин! Что вы хотите?

– Я хочу позвонить, передать дворецкому визитную карточку для вручения мисс Эстей и войти. Затем я хочу, чтобы меня провели к ней и я начал беседу, после чего…

– Да, вы действительно Гудвин…

Никакого ответа на это не требовалось, полицейский тоже умолк, я прошел мимо него и позвонил. Пекем тотчас же открыл дверь. Хоть он и был прекрасно вымуштрован, но все же мой приход ошеломил его. Вместо того чтобы смотреть мне прямо в лицо, как полагается каждому порядочному дворецкому, он стоял в замешательстве, разглядывая мой коричневый костюм и такого же цвета полосатую сорочку, галстук и башмаки. Правда, ради справедливости следует напомнить, что это был день похорон.

– Могу я видеть мисс Эстей? – спросил я, вручая визитную карточку.

Пекем впустил меня, хотя выражение его лица не изменилось. Он, вероятно, подумал, что я не совсем нормален, поскольку такое предположение было бы наиболее естественным. Попросив меня подождать в холле, он исчез за дверью кабинета. Оттуда послышались голоса, но такие тихие, что слов я не разобрал. Затем Пекем вышел.

– Пожалуйста, мистер Гудвин.

Он посторонился, и я вошел в кабинет. Джин Эстей сидела за столом, держа в руках мою визитную карточку. Не удосужившись даже поздороваться, она резко сказала:

– Закройте за собой дверь.

Я так и сделал и посмотрел на нее.

– Вы же помните, мистер Гудвин, что я сказала вам в субботу? – начала она, не сводя с меня зеленовато-карих глаз, под которыми виднелись мешки не то от недостатка, не то от избытка сна, и хотя я по-прежнему назвал бы ее миловидной, выглядела она так, словно с нашей последней встречи прошло не два дня, а два года.

Я подошел к креслу около стола и сел.

– Вы имеете в виду просьбу полиции сообщить о разговоре с Ниро Вульфом, если таковой случится?

– Да.

– Ну и что же?

– Да ничего… Если мистер Вульф по-прежнему хочет повидаться со мной, пожалуй, я могу к нему зайти. Я не уверена… нет, я определенно не сообщу полицейским, что мне скажет мистер Вульф. По-моему, эти полицейские ужасны. Прошло пятьдесят девять часов после убийства миссис Фромм, больше двух суток, но они, конечно, еще ничего не выяснили.

Я должен был принять немедленное решение. Судя по ее настроению, я, видимо, мог отвезти ее сейчас к Вульфу, но согласится ли тот принять ее? Или он предпочел бы, чтобы я действовал в соответствии с его указаниями? Не знаю, какое решение я бы принял, если бы имел возможность поразмыслить, но из-за полного отсутствия времени мне пришлось мысленно проголосовать за то, чтобы следовать указаниям босса.

– Я, разумеется, доложу об этом мистеру Вульфу, – сказал я, – и уверен, что он с удовольствием воспримет ваше согласие. Пока же я должен объяснить, что слова «По поручению Ниро Вульфа» на моей визитной карточке не вполне соответствуют действительности. Я пришел к вам по своей инициативе.

– По своей инициативе? – удивилась мисс Эстей. – Разве вы не работаете у Ниро Вульфа?

– Конечно, работаю. Но я работаю и на самого себя, когда представляется хорошая возможность. У меня есть предложение.

– Да, но тут сказано: «Для обсуждения того, что было сказано миссис Фромм мистеру Вульфу в пятницу», – заметила мисс Эстей, взглянув на карточку.

– Верно, и именно об этом я хочу поговорить, но только строго между нами.

– Не понимаю.

– Сейчас поймете. – Я наклонился к мисс Эстей и шепотом продолжал: – Видите ли, я присутствовал при беседе мистера Вульфа с миссис Фромм. Память у меня совершенно исключительная, и я могу повторить весь разговор слово в слово.

– Ну и что?

– У меня есть основания полагать, что вы найдете их беседу интересной. Может быть, вы думаете, что я иду на большой риск? В течение многих лет я работаю помощником мистера Вульфа, за это время сделал для него кое-что хорошее и пользуюсь его доверием. Если после моего ухода вы позвоните или поедете к нему и передадите наш разговор, он, несомненно, подумает, что вы затеяли какую-то аферу. Вульф, конечно, спросит у меня, в чем дело, и когда я скажу ему, что вы подлая лгунья, он поверит мне, а не вам. Так вот, не думайте о том, рискую я или нет. Я готов передать вам содержание всей беседы за пять тысяч долларов наличными.

– О! – воскликнула мисс Эстей (а может быть, «А!» – во всяком случае, что-то в этом роде), затем замолчала и уставилась на меня.

– Естественно, я не думаю, что вы носите при себе такую сумму наличными, и готов подождать до полудня. Но выплатить деньги вы должны будете до того, как я расскажу вам кое-что.

– Нет, но это же невероятно! Бог мой, почему я должна уплатить вам за содержание этой беседы хотя бы пять центов, не говоря уже о пяти тысячах?

– Это уже ваше дело. Стоит ли моя информация этих денег, вы решите сами после того, как я вам ее доложу. Никаких гарантий я не даю, но вы должны понимать, что я был бы кретином, если бы сделал такое предложение, не имея кое-чего ценного.

Мисс Эстей отвернулась, достала из ящика стола сигареты и попыталась закурить, но безуспешно.

– Я полагаю, – заговорила она, снова глядя на меня, – что мне следовало бы возмутиться и счесть себя оскорбленной. Вероятно, так и будет, но сейчас я только поражена. Я не предполагала, что вы самый обыкновенный жулик. Если бы я имела возможность швыряться такими суммами, я заплатила бы вам и выслушала с тем, чтобы узнать, какую ложь вы попытаетесь всучить мне. Вам лучше уйти. – Она встала. – Вон!

– Мисс Эстей, по-моему…

– Вон!

Мне приходилось видеть, как жулики покидают место действия – кто поспешно, а кто не спеша. И в том и в другом случае они теряют лицо. Я же покинул кабинет, полностью сохранив чувство собственного достоинства.

Выйдя из дома, я позвонил Вульфу из автомата, отчитался о визите к мисс Эстей, затем остановил такси и отправился в центр города.

Мой следующий клиент, как оказалось, проживал в старом многоквартирном доме со швейцаром в униформе, огромным вестибюлем, застланным дорогими коврами, и еле двигающимся лифтом. После того как швейцар позвонил по внутреннему телефону и разрешил пройти, лифт поднял меня на восьмой этаж. Я позвонил в квартиру 8б, и дверь мне открыла особа унтер-офицерского вида, правда одетая как горничная. Она провела меня в большую комнату с высоким потолком, обильно заставленную мебелью. Навстречу поднялась женщина в черном, со светло-пепельными волосами, уложенными в шиньон, ясными голубыми глазами и бледным, хорошо ухоженным лицом. Руки она мне не протянула, но и враждебности в ней я не заметил.

– Миссис Горан?

Она кивнула:

– Мой муж очень рассердится, узнав, что я виделась с вами, но я не могла сдержать свое любопытство. И все же я хочу убедиться – вы действительно тот самый Арчи Гудвин, который работает у Ниро Вульфа?

Я вынул из бумажника визитную карточку и передал ей. Она взглянула на нее и удивленно спросила:

– Но я ничего не… «Для обсуждения того, что было сказано миссис Фромм мистеру Вульфу в пятницу…» Со мной? Почему со мной?

– Потому что вы миссис Горан.

– Да, я миссис Горан. Но мой муж будет взбешен…

Я оглянулся.

– У меня к вам довольно конфиденциальный разговор, – заметил я. – Может быть, мы отойдем от двери?

– Конечно. – Миссис Горан подошла к окну в дальнем конце комнаты и села.

Я последовал ее примеру.

– Знаете, – сказала миссис Горан, – это ужасно, ужасно! Лаура Фромм была такой чудесной женщиной! – Она произнесла это таким тоном и с таким выражением лица, словно речь шла о моей прическе. – Вы хорошо знали ее?

– Нет. Я видел ее лишь один раз, в прошлую пятницу, когда она приходила к мистеру Вульфу.

– Он – детектив, да?

– Да.

– И вы тоже?

– Да. Я работаю у мистера Вульфа.

– Как интересно! Вы знаете, здесь уже были двое… нет, трое. Они задавали всякие вопросы, а потом меня снова расспрашивали в прокуратуре, но это все были полицейские. Вы же настоящий детектив! Вот уж никогда бы не подумала, что детектив может так хорошо одеваться. Но что это я все болтаю и болтаю! Вы хотели обсудить со мной что-то, не так ли?

– Да, именно то, о чем миссис Фромм беседовала с мистером Вульфом.

– В таком случае вам придется вначале рассказать мне, о чем они говорили. Не могу же я обсуждать то, чего не знаю, правда?

– Конечно, но я ничего не могу сообщить вам, пока не буду знать, согласны ли вы вообще меня выслушать.

– Но я очень хочу вас выслушать.

– Вот и прекрасно. Так я и думал. Понимаете, миссис Горан, я был в той комнате, где они беседовали, и помню каждое их слово. Именно поэтому я решил, что вам будет интересно узнать, о чем они говорили. Однако дело-то в том, что я не могу удовлетворить ваше любопытство бесплатно. Мне следовало бы в самом начале объяснить вам, что я представляю сейчас не Ниро Вульфа, а только самого себя, потому я и предупредил вас, что наш разговор носит конфиденциальный характер. Я согласен удовлетворить ваше любопытство, если вы одолжите мне пять тысяч долларов, которые я вам вряд ли когда-нибудь верну.

– Что, что? Не понимаю…

– Хорошо, я скажу проще. Вы заплатите мне пять тысяч долларов, и я сообщу вам, что миссис Фромм рассказала мистеру Вульфу. Деньги – наличными.

– Вы имеете в виду, что она рассказала ему обо мне что-то кошмарное? Меня это вовсе не удивляет, но все же, что она ему говорила?

– Я вовсе не утверждал, что она говорила ему о вас. Я лишь…

– Нет, нет, говорила! Обязательно говорила! Но что именно?

– Нет, – решительно заявил я. – Сначала вы мне заплатите, а затем я сообщу вам факты. Я предлагаю вам купить у меня кое-что. Ясно?

– Да, но дело вовсе не в этом…

– А в чем же?

– В том, что в действительности вы имеете в виду нечто иное. Вот, например, если бы вы предложили мне рассказать что-то за двадцать долларов, я могла бы по-другому отнестись к вашему предложению, поскольку мне очень хочется знать, что она говорила обо мне. Но пять тысяч долларов! Знаете, мистер Гудвин, что я думаю?

– Нет.

– По-моему, вы человек достаточно умный и просто надеетесь таким способом разжечь мое любопытство и заставить меня разговориться. Когда вы вошли сюда, я даже не подумала, что человек с таким выражением глаз может заниматься подобными делами. Знаете, я ведь вообще сужу о людях по выражению глаз.

Я тоже так поступаю, но только иногда и только до известной степени. Сейчас по выражению ее глаз я не сказал бы, что она самая умная женщина из когда-либо мною встреченных, но ни в коем случае нельзя было назвать ее несерьезной особой, хотя со мной она усиленно разыгрывала роль простушки. Мне хотелось бы побыть с ней часок-другой и разобраться в ее характере, однако у меня были точные указания Вульфа: сделать нарочито откровенное предложение, запомнить реакцию на него и ретироваться. Кроме того, до похорон мне еще следовало повидать возможно больше людей, причастных к делу. Я встал. Она сказала, что сожалеет о моем уходе, и даже намекнула, что готова прибавить десятку к обещанным двадцати долларам, но я сделал вид, что обижен и не могу больше оставаться в ее доме.

Выйдя на улицу, я по телефону снова отчитался перед Вульфом и на такси отправился на Сорок вторую улицу.

Лон Коэн еще раньше предупредил меня, и я не удивился, что Ассоциация помощи перемещенным лицам занимает шикарное помещение на двадцать шестом этаже одного из самых новых торговых дворцов в центре Нью-Йорка, ибо этот небоскреб принадлежал миссис Фромм, и аренды АСПОПЕЛ не платила. Тем не менее мне показалось странным, что здесь находится учреждение, которое занимается помощью несчастным и обездоленным. Одного из них я увидел в сверкающей приемной. Он сидел на большом кожаном диване, ссутулясь от усталости и отчаяния, в заношенном сером костюме размера на два больше, чем следовало бы. Размышляя о том, какое впечатление производит на него вся эта роскошь, я посмотрел на него и тут же отвернулся, так как это был Сол Пензер. Наши взгляды на мгновение встретились, но он тоже быстро отвел глаза, а я подошел к особе с длинным тонким носом и таким же подбородком, сидевшей за письменным столом.

Особа заявила мне, что мисс Райт очень занята и принимает только тех, кому назначила встречу заранее. Я предъявил свою визитную карточку и убедил секретаршу сообщить мисс Райт по телефону не только мою фамилию, но и все остальное, написанное на карточке, после чего мне было объявлено, что меня примут, хотя секретарше это было явно не по душе. Она определенно дала мне понять, что хотела бы поскорее отделаться от меня, когда провожала в большую угловую комнату, из окон которой открывался вид на Манхэттен. В комнате стояли два письменных стола, за одним сидела женщина сугубо делового вида, показавшаяся мне такой же усталой, как Сол Пензер, но усиленно пытавшейся скрыть это.

– Позвольте вашу визитную карточку, – вместо приветствия потребовала она.

Хотя ей все было известно со слов секретарши, тем не менее я протянул ей карточку. Женщина взглянула на нее, потом на меня.

– Я очень занята. Разве это так срочно? – спросила она.

– Времени потребуется очень немного, мисс Райт.

– Но какой смысл обсуждать это со мной?

– Не знаю. Вам придется самой решать – есть ли смысл в этом или нет. Я выступаю только от своего имени, а не по поручению Ниро Вульфа, и…

– Разве не Ниро Вульф прислал вас сюда?

– Нет.

– Может быть, полиция?

– Нет, я пришел сам по себе. Дело в том, что мне нужны деньги, и я могу вам кое-что продать. Понимаю, что вы очень заняты сегодня похоронами миссис Фромм, но я не намерен долго задерживать вас, тем более что пять тысяч долларов нужны мне срочно.

– Если это попытка обычного шантажа – боюсь, что такой суммы у меня при себе нет, – криво улыбнувшись, ответила мисс Райт. – По-моему, я что-то слышала о вас как о частном детективе с хорошей репутацией.

– Я пытаюсь им быть, но, как я уже сказал, сейчас мне нужны деньги. Я всего лишь предлагаю вам купить кое-что, а вы вольны принять или отклонить мое предложение. Все зависит от того, насколько вам хочется знать, что именно миссис Фромм рассказала мистеру Вульфу. Возможно, эта сделка окажется выгодной для вас, а может быть, и нет. Это вы решите сами, но, разумеется, только после того, как выслушаете меня.

– Вот оно что! – воскликнула мисс Райт, пристально разглядывая меня.

Я кивнул.

Встретиться взглядом с карими глазами мисс Райт оказалось труднее, чем со взглядами Джин Эстей или Клэр Горан. Трудность заключалась в том, чтобы выглядеть не только человеком, вполне способным на подлость, но и лицом, заслуживающим доверие. По пристальному взгляду мисс Райт я понял, что мне это не удается, и поспешно добавил:

– Поймите, мисс Райт, я делаю вам совершенно честное предложение. Я могу сообщить абсолютно все, о чем они говорили.

– Да, но вы же хотите сначала получить деньги.

– Верно, иного выхода у меня нет. Если вам не нравится – можете послать меня ко всем чертям.

– Конечно, могу… Но может быть, мы примем компромиссное решение? – Мисс Райт достала из ящика стола блокнот и вместе с авторучкой пододвинула ко мне. – Возьмите стул, присядьте за стол и кратко изложите ваше предложение. Можно, например, написать так: «После уплаты мне Анджелой Райт пяти тысяч долларов наличными я обязуюсь немедленно и полностью сообщить ей содержание разговора между Лаурой Фромм и Ниро Вульфом, состоявшегося в пятницу, во второй половине дня». Подпишите и поставьте дату, только и всего.

– И я должен буду отдать эту записку вам?

– Да, но я верну вам ее, как только вы выполните свое обещание. Справедливо?

Я улыбнулся:

– Знаете, мисс Райт, сколько бы я продержался на работе у Ниро Вульфа, если бы оказался таким простофилей?

– Вы хотите знать мое мнение? – тоже улыбаясь, спросила мисс Райт.

– Конечно!

– Я думаю, что, если бы вы торговали секретами Вульфа, он давно бы узнал бы об этом и тотчас выгнал бы вас.

– Но я же объяснил, что мне нужны деньги…

– Не думаю, чтобы это было так уж серьезно. Я тоже не простофиля. Разумеется, вы… то есть мистер Вульф, правы в одном – мне действительно очень хочется узнать, о чем миссис Фромм советовалась с ним. Это вполне естественно. Интересно, что все же произошло бы, если бы я достала деньги и вручила вам?

– Это легко проверить.

– Вероятно, можно еще легче. Я могу поехать к мистеру Вульфу и спросить у него.

– А я скажу, что вы лжете.

– Допускаю… Тем более что Вульф не признает, будто бы сам послал вас ко мне с подобным предложением.

– Тем более что он не делал этого.

Мисс Райт сверкнула на меня карими глазами, но затем в них снова появилось сурово-спокойное выражение.

– Вы знаете, мистер Гудвин, чего я больше всего не люблю? Я больше всего не люблю, когда меня принимают за полнейшую идиотку. Так и передайте мистеру Вульфу. Скажите ему, что я не думаю ничего плохого по поводу его попытки проделать со мной этот маленький трюк, но я категорически против того, чтобы он меня так недооценивал.

– Но сама затея вам понравилась, не правда ли? – ухмыляясь, спросил я.

– Да, очень.

– Ну что ж, наслаждайтесь этим бесплатно.

Я повернулся и вышел. В приемной на диване все еще сидел Сол. У меня мелькнула мысль предупредить его, что ему предстоит встреча с особой, читающей чужие мысли, но обстановка для разговора, конечно, была неподходящей, и я тут же отказался от своего намерения.

Из кабинки телефона-автомата в вестибюле я позвонил Вульфу, отчитался, а затем зашел освежиться стаканом кока-колы. Не только потому, что мне действительно хотелось пить, но и потому, что я хотел тщательно проанализировать свои действия. Допустил ли я грубую ошибку, или мисс Райт, оказалась слишком умной для меня? А может, что-нибудь еще? Допивая кока-колу, я решил, что единственная возможность успешно противостоять женской интуиции – держаться подальше от женщин, но это, пожалуй, неосуществимо практически. Кроме того, Вульф, очевидно, не придал этому эпизоду большого значения, поскольку все же предложение-то я ей сделал, а это было главное.

Мой следующий адресат находился совсем неподалеку, в старом и непрезентабельном здании на Сорок третьей улице, рядом с Пятой авеню. На лифте я поднялся на четвертый этаж, вошел в дверь, на которой висела вывеска «Современная мысль», и там меня ожидал весьма приятный сюрприз. Еще в воскресенье я купил экземпляр журнала, редактируемого Винсентом Липскомбом, и прежде чем передать Вульфу, просмотрел его, после чего решил, что все особы женского пола, работающие в редакции этого издания, могут заинтересовать кого бы то ни было только умом, если они им, конечно, обладают. Однако сидевшая у коммутатора красотка с чудесной фигуркой и живыми глазками приветствовала меня такой кокетливой улыбкой, словно хотела сказать, что поступила сюда на службу лишь в надежде когда-нибудь встретиться со мной.

Разумеется, я с удовольствием пошел бы ей навстречу, начав, например, с вопроса, какие орхидеи она любит, но, поскольку времени до полудня оставалось мало, я лишь улыбнулся в ответ, сказал, что хочу повидать мистера Липскомба, и передал ей свою визитную карточку.

– Визитная карточка? Классно! – с уважением заметила девушка, однако, прочитав все написанное на ней, снова взглянула на меня, но уже не так приветливо, затем соединилась с кем-то по телефону, обменялась несколькими фразами, вернула мне карточку и сказала:

– Через приемную третья дверь налево.

Считать до трех мне не пришлось. Как только я вышел в темный узкий коридор, одна из дверей распахнулась, из нее выглянул человек, крикнул мне так громко, словно я находился на противоположном берегу широкой реки: «Сюда!» – и тут же скрылся. Когда я вошел, он стоял спиной к окну, глубоко засунув руки в карманы брюк. Комната была маленькой, а стоявшие в ней письменный стол и два стула выглядели так, будто их привезли со свалки.

– Мистер Липскомб?

– Да.

– Вы знаете, кто я?

– Да.

– У меня есть к вам дело сугубо личного характера.

– Да?

– Только строго между нами. Я хочу сделать вам одно предложение, исходящее лично от меня.

– Какое?

– Обменять информацию на наличные деньги. Поскольку вы издатель журнала, подобное предложение для вас не ново. За пять тысяч долларов я полностью и точно сообщу вам все, о чем беседовали миссис Фромм с мистером Вульфом в прошлую пятницу.

Липскомб вынул руку из кармана, почесал щеку и снова сунул руку в карман.

– Мой дорогой, – на этот раз уже не повышая голос, заговорил он, – я не миллионер, а журналы вообще не покупают информацию подобным образом. Обычно это делается так: под мое честное слово вы расскажете все, чем располагаете, и если ваша информация окажется заслуживающей внимания, мы с вами договоримся о цене. Если не договоримся – никто ничего не потеряет. – Он повел широкими плечами. – Разумеется, я мог бы напечатать хорошо продуманную и увлекательную статью о Лауре Фромм, которая была очень умной женщиной и большим человеком, однако пока я не могу даже представить себе, какой информацией вы можете располагать. О чем она?

– Я не имел в виду статью для вашего журнала, мистер Липскомб. Я имел в виду информацию только для вас лично.

Липскомб нахмурился, и если он притворялся, у него это получилось хорошо.

– Боюсь, что я не понимаю вас.

– А ведь все так просто! Я слыхал их разговор. В тот же вечер миссис Фромм была убита, вы причастны к этому, а я располагаю…

– Чушь! Я причастен к ее убийству? Я литератор, мистер Гудвин, и привык работать со словами, но беда в том, что многие употребляют их, часто не отдавая себе отчета в их подлинном значении. Я готов согласиться, что вы употребили слово «причастен» ошибочно, так как в противном случае вы клеветник. Я – не причастен.

– Ну хорошо, хорошо. Вы обеспокоены?

– Конечно, обеспокоен. Я не был близок к миссис Фромм, но относился к ней с большим уважением и гордился знакомством с ней.

– Вы были в гостях у Горанов в пятницу вечером и одним из последних видели ее живой. Полицейские по-своему тоже специализируются в употреблении слов, а они уже задавали вам много вопросов и будут задавать еще. Вы говорите, что обеспокоены. Вот я и подумал, что вы согласитесь заплатить пять тысяч долларов за то, чтобы больше не беспокоиться.

– Это начинает походить на шантаж.

– Убейте – не знаю. Вы специалист по употреблению слов, а я ведь невежда.

Липскомб резко вытащил руки из карманов, и я даже подумал, что он может ударить меня.

– Если это шантаж, – заметил он, – значит, вы намерены мне чем-то угрожать. Предположим, я заплачу вам. Что же дальше?

– Я вам не угрожаю. Вы получите информацию, вот и все.

– Ну а если я вам не уплачу?

– Вы ничего не узнаете.

– А кто узнает?

– Я же сказал, что ничем не угрожаю, – сказал я, пожимая плечами, – а лишь пытаюсь продать кое-что.

– Угроза может и подразумеваться. В прессе сообщалось, что Вульф расследует убийство миссис Фромм.

– Верно.

– Но она не поручала ему этого расследования, не могла же она предполагать, что ее убьют. Как я себе представляю, она поручила Вульфу что-то выяснить или проверить и в тот же вечер погибла. Вульф же счел себя обязанным расследовать ее убийство. Вы не можете предлагать мне информацию, которая, по мнению Вульфа, имеет отношение к ее смерти. Без его согласия вы также не скроете эти сведения от полиции. Кстати говоря, вы и не собираетесь это делать, не так ли?

– Да.

– Следовательно, вы предлагаете мне информацию не об убийстве миссис Фромм, а о том, что она рассказала Вульфу, правильно?

– Воздержусь от ответа.

– Так не пойдет! – Липскомб покачал головой. – Я не могу разговаривать с вами, не зная, о чем идет речь. Я вовсе не обещаю, что мы с вами договоримся и после того, как вы расскажете мне все, а сейчас вообще ничего не могу решить. – Он повернулся ко мне спиной, некоторое время стоял так, глядя в окно, затем принял прежнюю позу и продолжил: – Не думаю, Гудвин, что нашей беседе поможет, если я назову ваше предложение тем словом, какого оно заслуживает. Бог мой! И вы подобным образом зарабатываете деньги! Я, например, отдаю все свое время, весь талант и всю энергию, пытаясь облагородить человеческую натуру, а тут появляетесь вы! Вас, конечно, это не трогает – вас интересуют только деньги. Боже милосердный! Деньги! Хорошо, я подумаю и позвоню вам… А может быть, и нет. Номер вашего телефона?

Я дал ему номер Ниро Вульфа и, не желая более выслушивать нотации о том, какой я нехороший, особенно по сравнению с ним, вышел из кабинета. Маленькая жизнерадостная штучка у телефонного коммутатора, возможно, и хотела бы меня ободрить, но я гордо прошел мимо, решив, что ей вредно даже краткое общение с таким отвратительным типом, как я.

Из ближайшего телефона-автомата я набрал номер Ниро Вульфа.

– Закончил с номером четыре, Липскомбом, – доложил я.

– Продолжай, но без вопросов.

Это означало, что он не один. Я подробно рассказал ему все, включая мое мнение о борце за облагораживание человеческой натуры. Закончив доклад, я, чтобы не заставлять Вульфа глядеть на часы, сообщил, что сейчас уже двадцать минут первого и что мне следует отправиться дальше к номеру пять – Полу Каффнеру, консультанту по связям с прессой, который так ловко вышел из положения, когда увидел меня в обществе Джин Эстей.

– Нет! – оборвал меня Вульф. – Немедленно возвращайся. Мистер Пол Каффнер здесь, и я хочу тебя видеть.

Глава десятая

По тону Вульфа, да и по самой формулировке приказа, я сразу понял, что меня ожидает, и поэтому вовсе не удивился тому сердитому взгляду, которым встретил меня Вульф, когда я вошел в кабинет. Пол Каффнер сидел в красном кожаном кресле. Он, правда, не приветствовал меня такой же радостной улыбкой, как в субботу, однако выражение его лица я не назвал бы враждебным. Наверное, его профессия исключает открытую враждебность к кому бы то ни было.

Я сел за свой письменный стол.

– Не туда, Арчи! – крикнул Вульф. – Твое право сидеть за этим столом пока аннулируется. – Он показал на одно из желтых кресел. – Сядь вон там.

Я был прямо-таки потрясен.

– Что?! В чем дело?

– Садись, – сурово произнес Вульф.

Сев в желтое кресло под уничтожающим взглядом Вульфа, я изобразил на своем лице изумление, непонимание и обиду.

– Мистер Каффнер выдвинул против тебя кошмарное обвинение, – гневно заявил Вульф. – Я хочу, чтобы он повторил его в твоем присутствии. Мистер Каффнер?

Каффнер всем своим видом попытался показать, как ему больно говорить об этом. Он поджал толстые губы и, обращаясь ко мне, сказал:

– Мне стало известно, что сегодня утром вы сделали одно предложение женщине, за кристальную честность которой я ручаюсь, а в правдивости совершенно уверен. Она утверждает, что вы предложили передать ей содержание беседы миссис Фромм с мистером Вульфом в прошлую пятницу, потребовав за это пять тысяч долларов наличными.

Я не подскочил в кресле от возмущения. Как опытный детектив, работающий под мудрым руководством Ниро Вульфа, я мог выслушивать самую презренную ложь с известным достоинством. Вздернув подбородок, я спросил:

– Фамилия женщины?

Каффнер отрицательно покачал головой:

– Я не называл ее мистеру Вульфу, так как она просила меня не делать этого. Конечно, вам-то уж ее фамилия известна.

– Я забыл. Напомните.

– Нет!

– Бог мой! – раздраженно воскликнул я, но Каффнер продолжал настаивать:

– Мне кажется, все очень просто. Я прошу вас только ответить на вопрос: делали ли вы сегодня утром подобное предложение одной женщине?

– Предположим, что я отвечу на ваш вопрос. А потом вы заявите, что, по словам одного человека, вчера вечером я украл кусочек сыра из поставленной им мышеловки, и спросите – так ли это. Я отвечу. Затем вы заявите, что одна лошадь пожаловалась вам, будто я отрезал у нее хвост, и…

– Довольно! – прервал меня Вульф. – Знаете, мистер Каффнер, ведь в том, что говорит Гудвин, есть смысл. Анонимные обвинения всегда сомнительны.

– Но это обвинение вовсе не анонимно! Я знаю эту женщину.

– Тогда назовите ее.

– Меня просили этого не делать.

– Боюсь, что мы в тупике, если вы действительно дали подобное обещание. Меня не удивляет, что мистер Гудвин требует сказать, кто эта женщина. С его стороны было бы непростительной глупостью вести себя иначе. Таким образом, вопрос исчерпан, и я заниматься им больше не намерен. Если у вас нет права ждать ответа на анонимное обвинение, в такой же степени это относится и ко мне.

Каффнер поджал губы, растерянно достал сигарету из портсигара, взглянул на нее и спросил:

– Можно закурить?

– Нет! – отрезал Вульф.

Это правило не было у нас незыблемым. Исключения делались не только для части посетителей, но даже и для избранных посетительниц, которые вовсе не были возможными клиентами. Каффнер поспешно сунул портсигар в один карман, а сигарету в другой и, пытаясь скрыть смущение, выпалил:

– Я говорил о мисс Анджеле Райт.

Я отреагировал на эти слова так, как подобает мужчине:

– Вам сообщила об этом мисс Райт?

– Да.

– Будто я обратился к ней с подобным предложением?

– Да.

Я встал и направился к своему письменному столу.

– Что ты хочешь делать? – спросил Вульф.

– Позвонить мисс Райт и спросить ее. Если она подтвердит заявление мистера Каффнера, я назову ее злостной клеветницей.

– Но ее нет дома, – сказал Каффнер.

– А где же она?

– На похоронах.

– Ты сделал предложение мисс Райт, о котором говорит мистер Каффнер? – спросил Вульф.

– Нет, сэр.

– Но, может быть, ты сказал ей нечто такое, что можно было принять за подобное предложение?

– Нет, сэр.

– Кто-нибудь присутствовал при твоем разговоре с ней?

– Нет. Если, конечно, в комнате не было микрофонов.

– В таком случае можешь сесть за свой стол! – сказал Вульф и повернулся к посетителю. – Если вы правильно изложили сказанное вам мисс Райт, возникает вопрос, кому следует больше верить – ей или мистеру Гудвину. Я лично больше верю мистеру Гудвину. У вас есть еще какие-нибудь доказательства, которые позволили бы опровергнуть его слова?

– Доказательства? Нет.

– Вы по-прежнему верите мисс Райт?

– Да, верю.

– Вот видите. Как я полагаю, вы понимаете, что для меня вопрос заключается не только в том, верить ли мисс Райт или мистеру Гудвину. Ведь то, что она сказала вам, известно мне только с ваших слов.

Каффнер улыбнулся. Он уже понял, куда клонит Вульф, и успокоился.

– Мистер Вульф, мы с вами находимся в равном положении. Я не говорил об этом, но мисс Райт полагает, что мистер Гудвин явился к ней с подобным предложением не по своей инициативе, а по вашему наущению. Так что и я должен делать выбор не только между утверждениями мисс Райт и мистера Гудвина.

Вульф равнодушно кивнул и взглянул на часы.

– До обеда остается двадцать минут. Мы в тупике и можем поставить на этом точку, если, конечно, вы не намереваетесь выдвигать новые гипотезы. Предположим, что мисс Райт, или вы, мистер Гудвин, или мы с ним оба – лжецы. В качестве точки отсчета нашей дискуссии я вполне готов взять последнюю часть этого предложения. Для вас это лучший из вариантов. Что же дальше?

Каффнер тоже был готов дать отпор.

– В таком случае я спрошу вас, чем вы можете оправдать эту угрозу шантажа по отношению к мисс Райт?

– А я отвечу, что у вас нет никакого права квалифицировать мое поведение. Что дальше?

– Тогда мне остается только информировать полицию о том, что вы незаконно вмешиваетесь в официальное следствие по делу об убийстве.

– Чепуха! Я своевременно сообщил полиции о содержании моего разговора с миссис Фромм, но не давал обязательства не использовать его по своему усмотрению. Я не адвокат, и на мои беседы с клиентами не распространяется положение закона, обязывающее адвоката хранить их в тайне. В следствие я не вмешивался, законов не нарушал и никому шантажом не угрожал. Я располагаю записью беседы, которая принадлежит мне на совершенно законном основании, и я вправе продать ее. Ваше решение сообщить об этом в полицию меня не интересует.

Каффнер улыбнулся:

– А я вижу, что вы подготовились к нашему разговору.

– Как же иначе? Одну мою гипотезу мы проанализировали. Что дальше?

Улыбка исчезла с лица Каффнера.

– Давайте перестанем говорить о гипотезах. Если бы даже я мог доказать, что подобное предложение было сделано, – а я не могу сделать этого, так как располагаю лишь утверждением мисс Райт, а вы говорите, будто можете его опровергнуть, и допустим на минуту, что вы правы, – что это даст мне? У нас мало времени, мне нужно ехать на похороны. Давайте вернемся к делу.

– К вашему или моему?

– К тому и другому. Моя профессия, мистер Вульф, заключается в том, чтобы давать юридические советы клиентам и удовлетворительно вести их дела. Миссис Фромм была моим клиентом. Ассоциация помощи перемещенным лицам была и остается одним из моих клиентов. Я чувствую себя обязанным перед миссис Фромм, и ее смерть не только не освободила меня от моих обязательств, но, наоборот, я сделаю абсолютно все от меня зависящее, чтобы память о миссис Фромм не была запятнана. Также беспокоит меня и вопрос об Ассоциации. Насколько мне известно, нет никакой связи между смертью миссис Фромм и делами АСПОПЕЛ, но возможность такой связи исключать нельзя. Вам известно что-нибудь об этом?

– Продолжайте, мистер Каффнер.

– Хорошо. Я полагаю, возможно, даже весьма возможно, что имеется определенная связь между смертью миссис Фромм и ее беседой с вами в прошлую пятницу. Насколько мне известно, она никого не предупредила, что поедет к вам на консультацию, а следовательно, беседа эта была конфиденциальной. Иначе она посоветовалась бы со мной. Вопрос, несомненно, был важным, по какому-либо пустяку она не обратилась бы к частному детективу, тем более к вам. Если этот вопрос в какой-то степени связан с причиной или виновником ее смерти, тогда он был не просто важным для нее, но жизненно важным. Я хочу знать… Нет, я должен знать об этом! Я интересовался у полицейских, но они отказались что-либо мне сообщить. Вы только что заявили, что якобы на вполне законном основании обладаете записью вашей беседы и считаете себе вправе продать ее. Я заплачу вам за нее пять тысяч долларов. Если вы хотите получить деньги наличными, а не чеком, я вручу их вам сегодня же.

Вульф нахмурился:

– О чем вы говорите, мистер Каффнер? Вы намеревались заявить в полицию об этом отвратительном предложении, а теперь готовы согласиться с ним! Поразительный моральный кульбит!

– Не более поразительный, чем ваш, – возразил Каффнер. – Вы осуждали и даже хотели уволить Гудвина, а затем стали утверждать, что предложение вполне законно.

– Так оно и есть. Ведь мистер Гудвин хотел продать нечто, принадлежащее не ему, а мне. Однако ваш казуистический талант хотя и вызывает изумление, но в данном случае не имеет отношения к делу. Вопрос заключается в том, принимаю я ваше предложение или нет. Отвечаю вам – нет. Я должен его отклонить.

– Как отклонить? Вы не можете этого сделать!

– Не могу?

– Да, не можете! Как представитель интересов миссис Фромм, я имею полное право требовать эту запись. Вы не можете мне отказать! Ваши действия – не что иное, как неуместное вмешательство в выполнение моих прямых обязанностей адвоката миссис Фромм.

Вульф покачал головой:

– Я опасаюсь иметь с вами дело, и одного этого достаточно, чтобы я отказался продать вам запись, даже если бы не было других причин. Слишком уж вы проворны. Всего несколько минут назад мое предложение продать информацию вы назвали незаконным и неправомочным, а теперь вы так же характеризуете мой отказ сделать это. Вы сбиваете меня с толку, и я должен иметь хоть немного времени, чтобы все продумать. Как связаться с вами, мне известно. – Вульф посмотрел на часы. – Вы опаздываете на похороны.

Так оно и было. Каффнер тоже взглянул на часы и поднялся. По выражению его лица можно было подумать, что он доволен результатами разговора. Он улыбнулся мне, потом Вульфу.

– Вы уж извините, – заметил он, – что я тут слишком свободно разбрасывался обвинениями. Надеюсь, вы поймете меня. Я еще ни разу не оказывался в таком положении. Ни разу. Буду ждать вашего звонка.

Я проводил Каффнера, а когда вернулся в кабинет, Вульфа там уже не было – он ушел в столовую.

Глава одиннадцатая

В тот же вечер, в половине седьмого, я сидел на деревянном стуле в маленьком кабинете помощника прокурора Мандельбаума и давал объяснения.

В этом кабинете даже троим было бы тесно. Нас же там собралось четверо: Мандельбаум, полный лысеющий человек – за письменным столом, рядом с ним – Рандолл, высокий и худой детектив из уголовной полиции, сбоку от меня – мисс Джин Эстей.

Наша беседа, состоявшая главным образом из вопросов Мандельбаума и ответов, которые давали я или мисс Эстей, продолжалась уже минут десять, и я решил, что настало время выступить с речью.

– Я не виню вас в том, – начал я, – что вы напрасно тратите не только свое, но и мое время, ибо хорошо понимаю, что в расследовании всякого убийства примерно девять десятых времени тратится впустую. Однако сейчас позволительно спросить – не слишком ли затянулся наш разговор? Мы ни о чем не смогли договориться, и вне зависимости от существа изложенных фактов я должен покинуть вас. Если мисс Эстей придумала все это, вы можете и без моей помощи попытаться выяснить, почему она так поступила. Если же она говорит правду и я сделал ей подобное предложение по своей инициативе, о чем вы уже сообщили мистеру Вульфу, тогда он, а не вы, подвергнет меня самому тщательному допросу. Если же, как вы склонны верить, меня с этим предложением к мисс Эстей послал Вульф, тогда при чем тут я? Он имеет полное право даже опубликовать объявление в газете с предложением продать запись его разговора о миссис Фромм кому угодно, и хотя это будет выглядеть не очень порядочно и вам не понравится, но какое обвинение вы можете ему предъявить? Я пришел к вам по вашему вызову, а сейчас намерен вернуться домой и попытаться убедить своего босса в том, что я вовсе не змея, которую он пригрел на своей широкой груди.

Конечно, все оказалось не так просто, но тем не менее минут через пять я получил разрешение удалиться почти по-хорошему. К сожалению, Джин Эстей не выразила желания поцеловать меня на прощание.

Я действительно хотел вернуться домой и успеть поужинать, чтобы в назначенное время встретиться с Орри Кетером. Он уже приходил около пяти часов с важным сообщением, ради которого я счел возможным нарушить уединение Вульфа в оранжерее, рискуя вызвать его недовольство. Вульф, конечно, рассердился, но все же выслушал Орри. Продавец ювелирного магазина фирмы Боде никогда не видел ни золотых, ни каких-либо других сережек в виде пауков, но дал Орри список фабрикантов, импортеров, оптовых и розничных торговцев ювелирными изделиями. С каждым из них Орри поговорил по телефону и к четырем часам уже готов был утверждать, что никто в Нью-Йорке не видел в продаже сережек в виде пауков, когда закупочный агент одной оптовой фирмы посоветовал ему побеседовать с сотрудницей фирмы мисс Граммон, работа которой состоит в том, чтобы следить за ценами и ассортиментом других фирм.

Мисс Граммон подтвердила, что несколько недель назад (она не помнила точной даты) видела в витрине магазина на Сорок шестой улице большие золотые серьги в виде пауков в коробочке с зеленой подкладкой. Сережки показались ей настолько ужасными, что у нее и мысли не появилось рекомендовать их хозяевам своей фирмы. Вместе с тем ее поразил сам факт появления таких сережек в витрине ювелирного магазина Джулиуса Герстера, который славился тем, что большинство продававшихся там изделий были отмечены хорошим вкусом.

Все шло хорошо, но как только Орри появился в магазине Герстера, он натолкнулся на совершенно неожиданное препятствие. По его словам, он объяснил Герстеру, что видел такие сережки в витрине его магазина и хотел бы приобрести их, однако Герстер с самого начала уклонился от разговора на эту тему. Он не отрицал, что у него могли быть подобные сережки, но и не признавал этого. Его позиция, изложенная очень кратко, выражалась в том, что он не помнит, когда и кому их продал. Мнение же Орри, подробно изложенное Вульфу и мне, выражалось в том, что Герстер самый настоящий лжец. Он довел Орри до такого состояния, что тот был готов, если мы разрешим, облить ювелира бензином и поджечь.

Было решено, что в тот же вечер мы с Орри нанесем визит Герстеру, причем без предварительной договоренности.

Больше в тот день не произошло ничего заслуживающего внимания. Неоднократно звонили Сол Пензер и Фред Даркин, докладывающие, что у них нет ничего нового.

Мы встретились с Орри в восемь часов на углу Семьдесят четвертой улицы и Коламбус-сёркл и под унылым мелким дождем направились к дому на западной стороне Центрального парка. Если все многоквартирные дома Нью-Йорка можно разделить на две категории – с тентом над входом и без него, то этот представлял собой нечто среднее: от дверей до мостовой шли стойки, но без парусины. В вестибюле мы бросили швейцару: «К Герстеру» – и, не останавливаясь, прошли к лифту. Лифтер сообщил нам, что Герстер живет в квартире номер одиннадцать.

Дверь открыл подросток, возрастом и фигурой похожий на Пита Дроссоса, но очень аккуратный и чистенький. Увидев его, я немедленно отбросил стратегию, разработанную нами заблаговременно, и решил применить другую.

– Спасибо, что проводили меня, – сказал я Орри. – Встретимся позднее.

Ему потребовалось не меньше секунды, чтобы понять, в чем дело.

– Не стоит благодарности, – ответил он и направился к лифту.

Мальчик поздоровался со мной, я назвался и сказал, что хотел бы видеть мистера Джулиуса Герстера.

– Я сейчас скажу ему, сэр. Пожалуйста, подождите, – ответил он и ушел.

Почти сразу же появился мужчина. Прежде чем заговорить, он подошел почти вплотную ко мне. Герстер был несколько ниже меня, постарше, с маленьким, чисто выбритым лицом, гладко зачесанными назад черными волосами, такой же аккуратный и прилизанный, как его сын. Во всяком случае, я надеялся, что это его сын.

– Вы хотели меня видеть? – вежливо и холодно осведомился он.

– Да, хотел, если можно. Моя фамилия Гудвин, я работаю помощником у детектива Ниро Вульфа. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов по делу об убийстве мальчика. Двенадцатилетнего мальчика по имени Пит Дроссос.

Выражение его лица не изменилось – как мне предстояло позднее убедиться, оно вообще никогда не менялось.

– Но я ничего не знаю об убийстве мальчика, – заявил Герстер.

– Нет, знаете, – возразил я, – но еще не отдаете себе в этом отчета. Мистер Вульф полагает, что полученные у вас сведения могут сыграть важную роль в поимке убийцы. Могу я зайти минут на пять и все объяснить?

– Вы полицейский?

– Нет, сэр. Я частный детектив. Это было зверское убийство, мальчик был умышленно сбит машиной.

– Заходите.

Он провел меня в маленькую комнату с книжными шкафами вдоль стен и с картинами над ними. В углу стоял небольшой письменный стол, у окна – шахматный столик и два кресла. Он жестом показал мне на одно из них, а сам сел в другое.

Я рассказал ему о Пите – не очень подробно, но достаточно для того, чтобы у него составилось подробное впечатление о беседе Пита с Вульфом и со мной, о втором его посещении на следующий день, всего за несколько часов до появления Стеббинса с сообщением о его смерти, о приходе к нам миссис Дроссос и о четырех долларах тридцати центах. Я ничего не драматизировал, а просто рассказал все как было, затем перешел к цели моего визита.

– В связи с этим делом возникли некоторые осложнения, – продолжал я. – Я не буду их касаться, если, конечно, вы не пожелаете узнать детали. Так вот, на миссис Фромм, когда ее убили вечером в пятницу, были сережки в виде золотых пауков. Ваша помощь мне нужна лишь для того, чтобы выяснить, кто убил мальчика. Ни полиция, ни мистер Вульф пока выяснить ничего не смогли. Мистер Вульф полагает, что единственная возможность выйти на след убийцы – это попытаться проследить судьбу сережек, которые, по словам Пита, были на женщине, сидевшей за рулем. Мы не нашли никого, кто видел бы женщину с такими сережками (за исключением миссис Фромм, конечно), и поэтому мистер Вульф решил провести расследование с другого конца. Он поручил человеку по фамилии Кетер найти сегодня кого-нибудь, кто когда-либо видел подобные сережки. Сегодня Кетер был уже готов заявить, что такого свидетеля вообще не существует в Нью-Йорке, как вдруг ему повезло. Один человек, имя которого в случае необходимости я могу назвать, сообщил, что несколько недель назад видел такие сережки в витрине вашего магазина. Кетер пытался поговорить с вами об этом, но вы ответили, что не помните.

Я замолчал, рассчитывая, что Герстер сделает какое-нибудь замечание, однако он промолчал. Его маленькое лицо по-прежнему оставалось бесстрастным.

– Конечно, я мог бы повысить голос и разговаривать с вами совсем иначе, – продолжал я. – Я мог бы сказать, что мне представляется невероятным, как это вы ничего не помните о такой необычной вещице, которая продавалась в вашем магазине. Вы бы ответили мне, что как бы там ни было, но это факт. Я возразил бы, что в таком случае придется помочь вам вспомнить, но поскольку у меня нет ни права, ни возможности применить соответствующие эффективные способы развязывать языки, мне пришлось бы предоставить это тому, кто имеет такое право, а именно инспектору Кремеру из уголовной полиции. Разумеется, я поступил бы так против собственного желания. Однако я не повышаю голос, так как хочу дать вам возможность самому принять решение. Мальчик был умышленно убит кем-то, кому он не причинил никакого вреда. Произошло это пять дней назад, а никаких следов убийцы до сих пор не обнаружено. Вполне возможно, что их так и не удастся обнаружить, если мы не найдем женщину из этой самой машины, женщину с сережками в виде пауков. Судя по всему, в Нью-Йорке видели только одну пару таких сережек – меньше месяца назад в витрине вашего магазина. Я спрашиваю вас, мистер Герстер, эти сведения помогают вам вспомнить что-нибудь?

– Вы ставите меня в очень трудное положение, мистер Гудвин, – ответил Герстер, облизывая губы.

– Только не я. В такое положение вас поставил человек, который убил Пита.

– Да, да, конечно. Я ничего не знал об этом. Обычно я не читаю в газетах заметки об убийствах, но сообщение об убийстве миссис Фромм прочел, включая и ту деталь, что на ней были серьги в виде пауков. Вы, разумеется, правы – эти серьги уникальны. Мой поверенный в Париже, закупающий там оригинальные безделушки, прислал их мне в конце апреля. Сделал их Леркари.

– И вы выставили их в витрине?

– Да. Сегодня, когда меня спрашивали о них… Как, вы сказали, его фамилия?

– Кетер.

– Сегодня, когда мистер Кетер спросил о них, я предпочел сделать вид, что не помню. У меня возникло подозрение, что передо мной полицейский, ведущий расследование убийства миссис Фромм, а я избегаю всего, что может создать дурную репутацию моей фирме. Мне было бы неприятно увидеть свою фамилию в газетах. Я не знал, что серьги представляют важность для следствия. Я буду очень вам признателен, если моя фамилия не появится в прессе. Я продал серьги в понедельник одиннадцатого мая, во второй половине дня. Женщина увидела новинку в витрине, зашла и приобрела их. Она выписала чек на сто долларов. Это была миссис Фромм.

– Вы уверены в этом? – спросил я.

– Да. Чек был подписан, и я узнал ее на газетных фотографиях. После вашего рассказа об убийстве мальчика я понял, что обязан рассказать вам о серьгах, хотя понимаю – теперь это уже бесполезно, поскольку за рулем той машины сидела миссис Фромм, а она мертва.

Конечно, я мог бы тут же сказать ему, что за рулем той машины, которая сбила Пита, сидела не миссис Фромм, но промолчал, так как еще своей бабушке обещал, что никогда ни перед кем не буду хвастаться осведомленностью. Я поблагодарил Герстера, сказал, что не вижу основания для появления его фамилии в газетах, и встал, чтобы уйти. У двери он вежливо пожал мне руку, причем выражение его лица было точно таким же, как и тогда, когда я пришел.

Орри ждал меня в вестибюле.

– Ты расколол его? – спросил он, как только мы вышли на улицу под моросящий дождь.

– Конечно! Плевое дело! Он сказал, что сообщил бы это и тебе, но воздержался, поскольку схватил тебя за руку, когда ты пытался стянуть с прилавка браслет.

– Не валяй дурака. Что это нам даст?

– Не могу знать – не по моему департаменту. Думать – обязанность Вульфа. Я лишь мальчик на побегушках, выполняющий поручение, которое ты провалил.

Вместе с Орри я вернулся домой на такси. Вульфа мы нашли в кабинете, где он смотрел телевизор. Как только мы с Орри вошли в кабинет, Вульф выключил телевизор. Я доложил боссу обо всем, что мне удалось выяснить, и добавил:

– Не могу отрицать, что мне пришлось пойти на риск. Если бы встретивший меня мальчик оказался не сыном Герстера, а, предположим, племянником, от которого он мечтал избавиться, я бы проиграл. Если мы решим передать эти сведения полицейским, мне хотелось бы рекомендовать сделать это без ссылки на него. Ну а вот Орри еще хочет знать, что это нам даст.

– Мне это тоже хотелось бы знать, – проворчал Вульф. – Звонил Сол. Он зацепился за что-то, а за что именно, и сам еще не знает.

– Я уже докладывал вам, что видел его в канцелярии АСПОПЕЛ.

– Да, да, я помню. Он выступает там как Леопольд Хейм, проживающий в дешевой гостинице на Первой авеню, – это записано в моем блокноте. У него состоялась короткая беседа с мисс Райт и ее помощником, неким мистером Чейни. Он просил их помочь ему, сообщив, что прибыл в страну нелегально, а сейчас очень боится, как бы его не арестовали и не выслали. Райт и Чейни ответили, что не имеют права помогать нарушителю законов, кем бы он ни был, и рекомендовали посоветоваться с адвокатом. Когда он ответил, что не знает ни одного адвоката, они предложили ему обратиться к некоему Деннису Горану… Рыба сегодня была пересолена, и меня томит жажда. Орри, ты будешь пить пиво?

– Да, спасибо.

– Арчи?

– Благодарю вас, нет. Пиво любит меня, а вот я его не люблю.

Вульф нажал кнопку звонка, вызвав Фрида, и продолжил:

– Сол побывал сегодня у мистера Горана и поведал ему о своих злоключениях. Горан тщательно расспросил его, делая подробные замечания, а затем сказал, что при первой же возможности займется делом Сола и свяжется с ним. Сол вернулся в гостиницу и стал ждать. Часов около восьми вечера к нему зашел некто, не пожелавший назваться. Он сказал, что уже осведомлен о переживаемых Солом трудностях, сочувствует ему и хотел бы помочь. Правда, обойдется это дороговато, так как придется «подмазать» полицию и ФБР. Сказал, что это будет стоить около десяти тысяч долларов.

Вульф достал из ящика стола золотой консервный нож с благодарственной надписью от нашего бывшего клиента, откупорил бутылку и налил себе пива. После того как Фриц сделал то же самое для Орри, Вульф продолжил:

– Разумеется, Сол в отчаянии заявил, что не в состоянии добыть такую сумму, но посетитель сказал, что, возможно, удастся несколько смягчить условия – заплатить деньги не сразу, а недельными или месячными взносами, пусть Сол подумает. Он добавил, что попытка скрыться может иметь катастрофические последствия, и пообещал зайти к Солу на следующий день. Сол решил проследить за ним. Вообще говоря, в подобной ситуации наблюдение за таким объектом не под силу самому квалифицированному сыщику. Даже для Сола это было опасно. Но он все же справился и провел этого типа до ресторана на Третьей авеню близ Четырнадцатой улицы. Сейчас клиент ужинает в ресторане – Сол звонил минут двадцать назад из автомата напротив.

Вульф глотнул пива. Я тоже подумал, не налить ли себе бокал побольше, чтобы приглушить воспоминание о мелком холодном дожде на улице, но тут же отказался от этого намерения. Я представил, как чувствует себя Сол, стоящий под дождем на Третьей авеню, как он торчит там, не сводя глаз с входа в ресторан, отчаянно надеясь, что его объект сейчас не звонит по телефону, прося какого-нибудь своего дружка заехать за ним на машине. Правда, зная Сола, я не сомневался, что где-нибудь за углом и его уже ждет такси, но все-таки…

– Я могу подбросить Орри к Солу на нашей машине, – предложил я, – и где-нибудь неподалеку подождать их. Втроем мы можем обвести вокруг пальца даже самого ловкого фокусника.

Орри залпом допил пиво, встал и проворчал:

– Поехали.

– Да, видимо, придется, – хмурясь, согласился Вульф. Его всегда раздражали люди, готовые и даже жаждущие сменить уют дома на сумятицу улиц. Тем более вечером или ночью, а уж в дождливый вечер – это было для него совершенно непостижимо.

Зазвонил телефон. Вульф не обратил на него внимания, и я поднял трубку.

– Особняк Ниро Вульфа. У телефона Арчи Гудвин…

– Говорит Фред. Пусть босс тоже возьмет трубку.

– Ты можешь покороче?

– Нет, не могу, у меня довольно большое сообщение, а кроме того, мне будешь нужен ты. Я…

– Минуточку! – Я повернулся к Орри. – Звонит Фред, у него, видимо, что-то важное. Поезжай один. Такси найдешь, скорее всего, на Девятой авеню. Я догоню тебя, если окажется, что Фреду я не так нужен, как Солу.

Вульф дал Орри адрес, и тот сейчас же ушел. Вульф взял трубку параллельного аппарата.

– Фред? Говори, мистер Вульф слушает, – сказал я.

– Где ты? – перебил меня Вульф.

– Я звоню из автомата в аптеке на углу Десятой авеню и Пятьдесят пятой улицы. Кажется, я наткнулся на кое-что интересное. Сегодня утром тот парень из «Газетт», к которому меня посылал Арчи, рассказал много интересного о Мэтью Берче. У Берча было несколько излюбленных забегаловок, где он проводил время, но чаще всего его можно было найти в «Баре Денни» на Девятой авеню, между Пятьдесят четвертой и Пятьдесят пятой улицами. Сегодня я заходил туда несколько раз и расспрашивал всех подряд, не видел ли кто Берча. За последние дни сюда много раз заглядывали полицейские, меня, вероятно, принимали за одного из них и ничего мне не говорили. В конце концов я решил рискнуть и сообщил кучке завсегдатаев, что моя фамилия О’Коннор и я интересуюсь Берчем только потому, что мне сказали, будто мою жену видели вместе с ним в машине в прошлый вторник за несколько часов до его убийства. Я добавил, что машина эта – темно-серый «кадиллак» с номером, выданным в Коннектикуте, – тогда стояла перед «Баром Денни».

– Ты был слишком конкретен, – проворчал Вульф.

– Пожалуй, да, но я забрасывал приманку, а вы же сами говорили, что я могу действовать самостоятельно. Большинство из тех, с кем я говорил, никакого интереса не проявило, но все же приманка сработала. Один из них отозвал меня в уголок и принялся подробно расспрашивать. Он был очень хитер, но я постарался удовлетворить его любопытство. В конце концов он сказал, что, видимо, кто-то неправильно меня информировал, однако есть один человек, который знает всю подноготную Берча, и если я хочу повидать его, лучшее время для этого – сегодня вечером между половиной десятого и десятью здесь же, в «Баре Денни». Зовут его Губастый Иган.

– Но сейчас уже девять двадцать восемь.

– Знаю. Я хотел было вернуться в бар сразу после половины десятого, но потом решил вначале посоветоваться с вами. Арчи, ты слыхал когда-нибудь о Губастом Игане?

– Не помню что-то.

– А мне кажется, что я кое-что припоминаю. По-моему, это гангстер, который работал в порту на Джо Слокама. Если это действительно он, тогда, возможно, я наговорил лишнего и меня сегодня могут взять в оборот. Вот я и подумал, что ты, может быть, согласишься быть поблизости, но, если у тебя такого желания нет, я попытаюсь продолжать игру один.

– Пожалуйста, продолжай игру.

– Хорошо, – согласился Фред, правда без особого энтузиазма.

– Только подожди, пока я туда не подъеду. В каком конце авеню находится «Бар Денни»?

– В западном.

– Хорошо, выезжаю. Как только увидишь, что я ставлю машину напротив, заходи в бар. Я буду ждать в машине, пока не услышу твоих воплей или пока не увижу, как твой хладный труп выбросят из дверей. Если ты выйдешь в компании, я возьму вас всех под наблюдение. Если будешь один – направляйся к центру, а я буду следовать за тобой и возьму в машину, как только удостоверюсь, что за нами нет слежки. Понял?

– Да. Как мне вести себя в разговоре?

– Мистер Вульф уже сказал, что ты разговаривал слишком конкретно. Выпутывайтесь, как вам угодно, мистер О’Коннор.

– Мистер Вульф, какие-нибудь новые указания?

– Нет, действуй.

Мы положили трубки. Из ящика стола я достал револьвер в кобуре и надел под пиджак. Вульф сидел молча, недовольно посматривая на меня. Он терпеть не может всякого рода физическую активность, и его раздражает даже подготовка к ней, но как детектив он считается с вынужденной необходимостью ставить людей, в первую очередь, конечно, меня, в такие положения, когда их могут пристрелить, пырнуть ножом или столкнуть в пропасть. Очень мило с его стороны, если учесть его отвращение к подобным ситуациям. Я надел старую шляпу и отправился в гараж.

Мелкий дождь усилился, а туман стал гуще, когда я медленно проехал по Девятой авеню, свернул на Пятьдесят шестую улицу и, увидев неоновую вывеску «Бар Денни», поставил машину на другой стороне улицы, немного не доезжая. Стекло левой дверцы я опустил, чтобы лучше видеть сквозь туман и дождь. Примерно через полминуты появился Фред и вошел в бар. Время было девять сорок девять.

Поудобнее устроившись на сиденье, я наблюдал за входом в бар, хотя изредка его закрывали проходившие машины. Я решил подождать полчаса, прежде чем перейти улицу и войти в бар, чтобы узнать, жив ли еще Фред. Но столько ждать мне не пришлось. Часы на приборном щитке показывали две минуты одиннадцатого, когда из бара вышел Фред с каким-то типом вдвое ниже его. Человек шел слева от Фреда, держа правую руку в кармане, и я подумал было, что он силой ведет его куда-то, однако почти в ту же минуту увидел, что Фред остановился у кромки тротуара, а человек отправился дальше.

Фред не подавал мне никаких сигналов, и я продолжал наблюдать. Минуты через две со стороны Пятьдесят пятой улицы показалась машина и остановилась около Фреда. За рулем сидел человек, с которым Фред вышел из бара. Он был в машине один. Фред сел рядом, и машина тут же тронулась с места. Я последовал за ними. У меня прекрасное зрение, поэтому я хорошо видел их машину, хотя и отпустил ее от себя на целый квартал. На Десятой авеню они въехали в какой-то гараж. Я не спеша проехал чуть подальше, поставил машину и пошел к старому, ничем не примечательному трехэтажному кирпичному зданию с вывеской «Гараж Нанна». Я пересек авеню, подошел к въезду в гараж и заглянул внутрь, но при тусклом свете единственной лампочки над входом ничего не мог разглядеть. Другая лампочка освещала маленькую конторку с двумя окошками справа от въезда. В ней стояли стулья и два стола, людей не было. Остальные два этажа вообще не были освещены. Я простоял так минут десять, в комнате по-прежнему было безлюдно. Мне это не понравилось. Тихонько выйдя под непрекращающийся дождь, я перешел через улицу, погулял несколько минут и снова вернулся к гаражу. Там по-прежнему никого не было, но за легковыми машинами и автобусами, стоявшими в нем, мог укрыться хоть целый полк. Я прошел внутрь, притаился позади большого фургона и прислушался. Почти тут же до меня донеслись слабые звуки шагов, а затем кто-то в глубине гаража принялся насвистывать «Какое чудесное утро сегодня». Шаги приблизились ко мне, затем открылась и закрылась дверь конторки – тот, кто насвистывал, вошел в нее. Быстро, но бесшумно я пробрался вдоль стены в глубь гаража, лавируя среди машин. Примерно посередине гаража я обнаружил две лестницы – одну на второй этаж, а другую – вниз, откуда доносился шум голосов. Я прислушался, но слов разобрать не мог. Я осторожно заглянул вниз. В подвале тоже стояли машины, лежали запасные части. Голоса слышались из-за перегородки, отделявшей от остального помещения небольшую комнатку. Дверь в нее была открыта. Стараясь производить как можно меньше шума и скрываясь за машинами, я подкрался поближе. Посередине комнаты стоял ничем не покрытый деревянный стол. Низенький человечек, который вез Фреда, сидел у дальнего конца стола, лицом ко мне, а Фред – слева и боком. Обе его руки лежали на столе, так же как и руки низенького, но у того был револьвер. Я удивился, как это ему удалось перехитрить Фреда, но решил, что ответ на этот вопрос может подождать. А пока что я достал из кобуры свою пушку и почувствовал себя увереннее.

– Нет, нет, я не такой, – говорил между тем низенький. – Тот, кто стреляет в людей только потому, что ему нравится забавляться с револьвером, рано или поздно все равно влипнет. Черт возьми, да я лучше вообще не стану стрелять. Но я ведь уже сказал тебе, что Иган терпеть не может разговаривать с человеком, который тычет в него стволом, и это его правило. Он должен быть здесь с минуты на минуту. Я говорю все это потому, что… Не двигать руками! Потому что намерен отобрать у тебя твою пушку, а ты такая дылда, что тебе ничего не стоит справиться со мной. Поэтому не обольщайся надеждой, что я не нажму на курок. Здесь, в подвале, можно стрелять сколько угодно – никто не услышит. Возможно, мы еще этим займемся.

Судя по тому, как он спокойно и умело держал в руке револьвер, мне было ясно, что это профессиональный гангстер. Отодвинув стул, он подошел к Фреду и ловко вытащил у него оружие из кобуры под пиджаком. Сделал он это быстро и аккуратно, левой рукой – видно было, что он специалист в таких делах. Фред стиснул зубы, хотя и казался совершенно спокойным. Человечек отступил на шаг, взглянул на револьвер, одобрительно кивнул, опустил его в карман и сел на свое место.

В комнатке раздался звонок – длинный, один за другим два коротких, еще длинный. Не сводя взгляда с Фреда, человек подошел к стене и нажал там кнопку – мне показалось, что он дал короткий звонок, два длинных и снова короткий. Потом он подошел к двери и встал в ней так, чтобы ему были одинаково хорошо видны и Фред, и лестница. Почти тут же послышались шаги спускавшегося человека. Я быстро спрятался за машиной.

– Привет, Морт, – поздоровался пришедший.

– Привет, Иган. Мы ждали тебя.

– Этот – чистый?

– Сейчас да. До этого держал под мышкой смит-вессон вместо градусника.

Продолжая прятаться за машиной, я подождал, пока Иган не войдет в комнату. Только после этого я осторожно поднял голову и сквозь стекла машины осмотрелся. Морт вернулся к своему прежнему месту и стоял около стула. Губастый Иган остановился у стола напротив Фреда. Он был довольно плотен и высок. Немного сутулый, какое-то сероватое лицо с чуть вздернутым носом, в черных волосах седина. На Игане был серый костюм и голубая сорочка с серым галстуком.

– Твоя фамилия О’Коннор? – спросил он.

– Да, – подтвердил Фред.

– Что ты там болтал о Мэтью Берче и своей жене?

– Мне сообщили, что во второй половине дня во вторник ее видели вместе с ним в машине. В тот же вечер он был убит.

– Это ты убил его?

Фред отрицательно покачал головой:

– Что вы! Я только вчера услыхал, что она встречалась с ним.

– Где их видели?

– Машина стояла перед «Баром Денни». Поэтому я и зашел туда.

– Какая была машина?

– Темно-серый «кадиллак» с номерным знаком штата Коннектикут… Послушайте, я лишь только хочу узнать о своей жене. Я хочу проверить ее. Я не знаю, кто этот Морт, он сказал, что вы можете мне помочь.

– Может быть, и могу. Морт, что у него есть?

– Я ждал тебя и не обыскивал его, а только отобрал револьвер.

– Посмотри.

– А ну, встань к стене, – приказал Морт Фреду.

Однако Фред вместо этого заговорил:

– Прежде всего, – сказал он, – я должен объяснить, что моя фамилия не О’Коннор. Я назвался так только потому, что не хотел называть свою настоящую фамилию из-за жены. Моя фамилия Даркин, Фред Даркин.

– Я же сказал – встань к стене.

Фред встал и скрылся из виду, так же как и Морт. Вскоре послышался голос Морта: «Стой так!», затем появился он сам и выложил на стол всякую всячину, которую можно найти в карманах у мужчины. Среди вещей я разглядел желтый конверт с фотографиями, который вчера передал Фреду.

Губастый Иган просмотрел все, что было в карманах Фреда, особенно бумажник и записную книжку, и некоторое время молча разглядывал фотографии. Когда он заговорил, его голос, который и до этого не был дружеским, сейчас звучал уже просто отвратительно.

– Он действительно Фред Даркин, а его профессия – частный сыщик.

– Да? Вот мерзавец!

– Посади его на стул.

Морт сказал что-то, и в моем поле зрения снова появился Фред.

– Послушайте, Иган, – сказал он, опускаясь на стул, – и у частного детектива тоже есть какая-то личная жизнь. Мне стало известно, что моя жена…

– Молчать! На кого ты работаешь?

– Но я же говорю, что хотел проверить…

– Врешь! Где ты взял эти фотографии?

– Это совсем другое дело. Это по работе.

– Тут есть фотография Берча. Где ты их взял?

– Я думал, что мне, может быть, удастся узнать об убийстве этой миссис Фромм и что-нибудь заработать.

– На кого ты работаешь?

– Но я же говорю вам, что только на самого себя и…

– Опять врешь! Морт, дай-ка мне его револьвер, а потом достань веревку и клещи.

Морт передал Игану револьвер Фреда, а затем достал из ящика в дальней части комнаты клубок толстой бечевки и клещи.

– Руки назад! – велел, он, встав позади Фреда.

Фред не пошевелился.

– Ты что, хочешь, чтобы я тебя стукнул как следует? Лапы за спину!

Фред повиновался. Морт тщательно привязал Фреда к стулу и взял клещи.

– Ну, теперь тебе придется ответить на некоторые вопросы, – заявил он. – Будь осторожен. Если станешь дергаться – можешь остаться без пальцев. Все готово, Губастый?

– Ну, Даркин, так на кого ты работаешь? – спросил Иган за столом напротив Фреда. Его рука с револьвером лежала на столе.

– Но я же сказал, Иган, только на себя. Скажите мне, видели ли вы мою жену с Берчем, и больше мне от вас ничего не нужно.

Фред закончил фразу, но тут же вздрогнул и застонал. Я мог бы подождать еще минуты две хотя бы для того, чтобы убедиться, сколько еще может вытерпеть Фред, но это было бы жестоко. Кроме того, если бы ему сломали пальцы, Вульфу пришлось бы оплачивать лечение, а этого допускать не следовало: должен же я защищать интересы своего босса. Выбрав удобное место, я прицелился, выстрелил в руку Игана, державшего оружие, и бросился в комнату. Морт, стоявший на коленях позади Фреда, упал на пол. Я сделал то же самое, лежа выстрелил в руку Морта, в которой также был револьвер, тут же вскочил и подбежал к Фреду. Морт все еще лежал на полу, пытаясь левой рукой дотянуться до своей пушки, валявшейся рядом с ним. Я быстро подошел к Игану, который, как потом выяснилось, не был даже ранен (моя пуля вышибла у него из руки револьвер), поставил его к стене и, услышав за собой шум, обернулся. Оказалось, что Фред вместе со стулом дополз до револьвера Морта и придавил его обеими ногами. Я подошел, спрятал револьвер в карман, а потом ножом разрезал бечевку и освободил Фреда.

– Я должен пойти наверх и узнать, нет ли кого-нибудь у ворот. Присмотри за ними, – сказал я.

Поднявшись в гараж, я прислушался и спустя несколько минут почувствовал, что между машинами кто-то есть. Я так простоял лет десять. Ну, пусть минут десять. Как только мои глаза привыкли к полумраку, я вдруг обнаружил, что совсем рядом кто-то стоит за грузовиком. Прежде чем он пошевелился, я высунул голову и прошептал:

– Привет, Сол!

– Привет, Арчи! – тем же тоном ответил Сол Пензер.

Глава двенадцатая

– А где же сторож? – спросил я все еще шепотом, обходя грузовик.

– Орри связал его в конторке, а сам сейчас торчит у въезда в гараж.

– Ура! – воскликнул я уже не совсем шепотом. – Буду рекомендовать Вульфу повысить тебе жалованье. Вы узнали этот адрес, наблюдая за Губастым Иганом?

– Я не знаю, как фамилия объекта, за которым мы наблюдали, сюда нас привел он. Мы хотели укрыться в воротах от дождя, однако сторож заметил нас, пришлось с ним поговорить. Потом мы услыхали два выстрела. Я решил выяснить, в чем дело, но тут же увидел тебя.

– Иган сейчас там, в подвале, вместе с одним своим приятелем, а Фред присматривает за ними, чтобы они не наделали глупостей.

Вообще говоря, Сола трудно чем-то удивить, но на этот раз он все же не мог скрыть удивления.

– А ты-то как попал сюда? У тебя что – радиолокатор?

– Да уж такой Гудвин человек, что всегда оказывается там, где он нужен больше всего. Однако подробности сообщу потом, а сейчас нам нужно кое-что сделать. Давай поговорим с Орри.

Мы подошли к Орри, который стоял недалеко от въезда в гараж. Увидев меня, он вытаращил глаза:

– Что еще за дьявольщина? Откуда ты взялся?

– Потом, потом. Фред сторожит в подвале двух типов. Мы с Солом идем сейчас туда перекинуться с ними в картишки. Будь осторожен, тут может появиться еще кое-кто. Как сторож?

– Ничего, все в порядке.

– Вот и хорошо. Наши жизни у тебя в руках, поэтому можешь поспать. Пошли, Сол.

В подвале у Фреда обстановка не изменилась. Он сидел лицом к двери, а Морт лежал у стены на спине со связанными ногами. Иган, тоже со связанными ногами, сидел на полу, прислонившись к стене. Мое появление с Солом явно удивило Фреда.

– Так вот почему ты так задержался, – проворчал он. – Что нам тут, целая армия нужна?

Губастый Иган тоже что-то пробормотал.

– Да нет, – ответил я Фреду. – Я Сола не вызывал. Он был наверху и пришел сюда за Иганом. Орри тоже здесь, мы тут сейчас полные хозяева.

Вместе с Солом мы подошли к Игану.

– Я Арчи Гудвин, – представился я, – работаю на Ниро Вульфа, так же как и вот эти мои друзья. Вы же именно это выпытывали у Фреда Даркина? Поскольку ответ вы получили, теперь наша очередь задавать вопросы, и я спрашиваю: на кого работаете вы?

Иган промолчал, даже не пожелав взглянуть на меня.

– Сол, – сказал я, – я обыщу этого, а ты того.

Вынув из карманов Игана все, что там было, я сложил вещи на стол, где уже лежало содержимое карманов Морта – ничего интересного, за исключением водительских прав на имя Мортимера Эрвина. В вещах Игана я нашел нечто многообещающее – толстую записную книжку страниц в сто, причем на каждой странице было записано по дюжине фамилий с адресами. Я передал книжку Солу, а сам проверил ящики комода – единственного предмета мебели, в котором могло что-то храниться, – но ничего не нашел.

– Последняя запись в книжке сделана совсем недавно – это адрес Леопольда Хейма.

Я подошел к Солу и взглянул:

– Верно. А я и не заметил.

Я взял книжку, сунул ее в карман и подошел к Игану, который с ненавистью взглянул на меня, но сразу же отвел глаза.

– Если в вашей книжке, – обратился я к нему, – около тысячи фамилий и обладатель каждой из них пожертвовал, скажем, десять тысяч долларов, это составит десять миллионов. Предположим, что сумма завышена, но если ее уменьшить даже на девяносто процентов, все равно останется еще порядочно. Вы желаете что-нибудь сказать?

Молчание.

– А знаете, – продолжал я, – мы не располагаем целой ночью для беседы с вами. Разумеется, мы осуждаем всякий шантаж, в том числе и такой, каким занимаетесь вы, но сейчас мы расследуем другое преступление – убийство, или, говоря точнее, три убийства. Если я и задам сейчас несколько вопросов о ваших денежных делишках, то это только для того, чтобы попытаться получить кое-какие данные об убийстве. Мэтью Берч участвовал в вашем шантаже?

– Нет.

– Кто навел вас на Леопольда Хейма?

– Никто.

– Какую часть денег, полученных вымогательством, получаете вы и кто забирает остальные?

– Каких денег?

– Ах, так? Сол, возьми-ка его за руки.

Вместе с Солом мы подтащили Игана к столику, на котором стоял телефон.

– Подержи его, пока я проверю, работает ли телефон, – сказал я Солу, снял трубку и набрал номер. Уже после двух гудков я услышал:

– Ниро Вульф у аппарата.

– Говорит Арчи. Я всего лишь проверяю телефон.

– Но сейчас уже полночь! Где тебя черти носят?

– Да мы тут все вчетвером занимаемся оперативной работой в гараже на Десятой авеню. Нас ожидают клиенты, и у меня нет времени для разговора. Мы доложим позднее.

– Я ложусь спать.

– Вот и хорошо. Спокойной ночи.

Я положил трубку, снял аппарат со столика и поставил его рядом с Иганом на пол.

– Сейчас я буду задавать вам вопросы, – объяснил я Игану. – Если не желаете отвечать мне, можете позвонить в управление полиции Нью-Йорка или в шестнадцатый полицейский участок. Телефон рядом с вами. Полиции вы можете сообщить все, что находите нужным, но ни по какому другому номеру мы вам звонить не позволим. Так вот, Берч участвовал в вашем шантаже? Вы видели Берча в машине во вторник днем? Кто навел вас на Леопольда Хейма?

Иган молчал.

– Советую вам подумать, – продолжал я. – Вам лучше бы рассказать нам все сейчас. Если вы считаете, что я все равно передам в полицию вашу записную книжку, то ошибаетесь. Я передам ее мистеру Вульфу, который ведет сейчас расследование по делу об убийстве. Не думаю, чтобы он сообщил в полицию фамилии и адреса всех людей из вашей книжки. Пока ему не до этого. Конечно, я ничего не могу вам обещать, а лишь ставлю вас в известность о своих предположениях. Ну и как?

– Пустите меня.

– Берч – ваш соучастник?

– Да.

– Кто у вас босс?

– Берч.

– Это раньше, а сейчас?

– Не знаю.

– Врете. Во вторник вы видели Берча в машине с женщиной?

– Да, но машина стояла не перед «Баром Денни».

– А где?

– Она шла по Одиннадцатой авеню в районе Пятидесятых улиц.

– Темно-серый «кадиллак» с номерным знаком штата Коннектикут?

– Да.

– И это была машина Берча?

– Раньше я ее не видел, но Берч работал с угонщиками, а этот «кадиллак» тоже был украден. Все, к чему Берч прикладывал руку, было какой-нибудь аферой.

– Берч мертв, и теперь про него можно говорить все что угодно. Кто была эта женщина?

– Не знаю. Я стоял на другой стороне улицы и ее не рассмотрел. Если вы меня сейчас же не развяжете, я ничего вам больше не скажу.

Я подал знак Солу, и тот развязал Игана.

– Неужели вы не узнали эту женщину?

– Нет.

– Но вы можете сейчас опознать ее?

– Вряд ли. Они быстро проехали мимо.

– В котором часу это произошло?

– В половине седьмого, может быть, немного позднее.

Пожалуй, он был прав: Пит Дроссос сообщил, что женщина в машине просила позвать полицейского примерно без четверти семь.

– А кто вел машину? Берч?

– Нет, женщина, и это очень меня удивило. Берч был не такой человек, чтобы позволить бабе вести машину.

Сам не зная того, Иган полностью подтвердил наши предположения, и это так обрадовало меня, что я чуть его не расцеловал. У меня даже мелькнула мысль достать из конверта Фреда фотографии Джин Эстей, Анджелы Райт и Клэр Горан, предъявить их Игану и спросить, не узнает ли он среди них женщину в машине, но я тут же отказался от этой соблазнительной мысли, поскольку он уже заявил, что опознать ее не может.

– Кому вы передавали деньги, полученные в результате шантажа?

– Берчу.

– Но он мертв. Кому после него?

– Не знаю.

– Видимо, мы поспешили вас развязать. Если бы Леопольд Хейм дал вам десять тысяч долларов или даже часть этой суммы, что бы вы сделали с ними?

– Подождал бы до получения указаний.

– От кого?

– Не знаю.

– Веревку, Фред, – распорядился я.

– Минуточку, минуточку, – попросил Иган. – Вы спрашивали, кто наводил меня на Леопольда Хейма. Так вот, наводки я получал двумя путями – или прямо от Берча, или по телефону, от женщины. Она звонила мне и сообщала фамилии и адреса.

– Какая женщина?

– Не знаю. Я никогда ее не видел.

– Но как вы определяли, что это не ловушка? Вы узнавали ее по голосу?

– Я знал ее голос, а кроме того, она называла пароль.

– Какой?

Иган промолчал и лишь поджал губы.

– Вам больше не придется им пользоваться, – заверил я его. – Так что можете его назвать.

– «Сказал паук мухе».

– Что-что?

– Такой был пароль. Так меня навели и на Леопольда Хейма. Вот вы спрашивали меня, кому я должен передавать деньги после смерти Берча. Я надеялся, что та же женщина позвонит мне и скажет.

– Почему в таком случае она ничего не сказала вам, когда навела вас на Хейма?

– Я спросил ее, но она ответила, что сделает это позднее.

– Как ее фамилия?

– Не знаю.

– По какому телефону вы ей звонили?

– Я никогда ей не звонил и поддерживал связь только через Берча. Я не знаю, как можно связаться с ней сейчас.

– Врете! Мы еще вернемся к этому, даже если придется снова связать вас. Почему вы убили Берча?

– Не убивал я его! Я не убийца.

– Кто же тогда убил его?

– Не знаю.

– Я уже говорил вам, что нас интересуют только сведения об убийстве. Нам нужны факты, только факты, которые мы могли бы проверить. Если не вы убили Берча и не знаете, кто это сделал, ответьте мне, откуда вам стало известно…

В эту минуту послышались звонки – длинный, один за другим два коротких и еще один длинный. Я быстро подошел к стене и нажал кнопку, которую, как я видел, нажимал раньше Морт, – короткий, два длинных, снова короткий. Держа наготове револьвер, я выбежал из комнаты и остановился у подножия лестницы. Сверху послышались шаги, вначале едва слышные, затем все более и более громкие, наконец раздался голос Орри:

– Арчи?

– Собственной персоной.

– Я хочу доставить вам пополнение.

– Пожалуйста. Чем больше, тем веселее.

На ступеньках лестницы у меня над головой показались хорошо вычищенные черные туфли, потом тщательно отутюженные темно-серые брюки, такой же пиджак и, наконец, весьма раздраженное лицо Денниса Горана. За Гораном спустился Орри с револьвером в руке.

– Привет, привет! – обратился я к Горану, однако он не нашел нужным ответить, и я спросил у Орри:

– Откуда он взялся?

– Заехал в гараж в машине – один. Я не проявил к нему никакого интереса. Он молча посмотрел на меня, подошел к колонне и нажал кнопку звонка. После ответного звонка снизу я решил, что мне пора вмешаться, и вынул револьвер. Тот, кто внизу нажимал звонок в ответ, должно быть…

– Это сделал я. Ты обыскал его?

– Нет.

Я подошел к Горану и убедился, что оружия у него нет.

– Ну хорошо, – обратился я к Орри, – возвращайся в гараж и занимайся клиентами. Сол, свяжи снова ноги Игану и иди сюда.

Горан направился было в комнату, но я схватил его за руку и с силой повернул к себе.

– Не надейтесь, что я намерен с вами шутить, – предупредил я. – Мне известен номер телефона, по которому можно вызвать «скорую помощь». У нас с вами серьезный разговор.

– Да, конечно, – сухо согласился Горан, – ибо теперь, Гудвин, вы можете считать свою карьеру законченной.

– Возможно, но пока здесь хозяин положения я и советую вам помнить об этом.

Из комнаты появился Сол.

– Разрешите представить вам Сола Пензера. Сол, это Деннис Горан. Позднее мы пригласим его принять участие в нашей конференции, но сначала мне нужно позвонить по телефону. Возьми его и поставь у дальней стены. Без членовредительства, если только сам не напросится. Оружия у него нет.

Я вошел в комнату, закрыл за собой дверь, подвинул столик на прежнее место, поднял с пола телефон и набрал номер. На этот раз мне пришлось немного подождать, прежде чем я услыхал недовольное и раздраженное ворчание в трубке.

– Говорит Арчи, – доложил я. – Мне нужен совет.

– Я сплю.

– Встаньте и умойтесь холодной водой.

– Боже милосердный! В чем дело?

– Как я уже докладывал, мы все четверо находимся в гараже. В подвальной комнате с нами здесь два фрукта. Один из них – двуногая скотина по имени Мортимер Эрвин; он, видимо, для нас интереса не представляет. Другого зовут Губастый Иган, но, судя по водительскому удостоверению, его имя Лоренс. Это тот самый тип, который приходил к Солу в гостиницу, после чего Сол и Орри взяли его под наблюдение, и он привел их сюда. Иган для нас просто находка. У меня сейчас в кармане его записная книжка, а в ней – около тысячи фамилий его клиентов с адресами. Самая свежая запись – адрес Леопольда Хейма, так что можете делать выводы. Нам пришлось обойтись с ним не слишком вежливо, и он признал, что главарем шайки шантажистов был Мэтью Берч, но этому я пока не верю. Он еще сообщил, что во вторник, во второй половине дня, видел в том «кадиллаке» Берча, причем машину вела женщина. Этому я верю, хотя он, конечно, морочит мне голову, говоря, что не узнал ее и не сможет опознать. Я не…

– Продолжай беседовать с ним, но я не понимаю, почему ты беспокоишь меня, не закончив…

– Да потому, что мне помешали. В гараж приехал Деннис Горан и сверху дал условный звонок в подвал, после чего Орри вынужден был заставить его спуститься к нам. Он не слышит наш разговор, но двое других – рядом со мной. Поскольку Горан – адвокат, мне нужно знать ваше мнение: можем ли мы применить меры принуждения и в какой степени, если он откажется разговаривать по-хорошему. Имейте в виду, что он, конечно, приехал повидаться с Иганом и, несомненно, член этой банды, хотя его письменного признания на сей счет у меня нет.

– У мистера Горана уже есть синяки?

– Что вы! Мы к нему почти не прикасались.

– Вы уже допрашивали его?

– Нет. Я решил сначала позвонить вам.

– Очень хорошо! Подожди у телефона, пока я не проснусь окончательно.

Прошла минута, а возможно, и больше. Потом Вульф снова заговорил:

– Как вы там расположились?

– Мы с Фредом в одной комнате подвала с Эрвином и Иганом, а Сол присматривает за Гораном в другом помещении. Орри дежурит наверху и принимает посетителей.

– Проводи мистера Горана в комнату и извинись перед ним.

– Бог мой! Пощадите!

– Ничего, ничего. Он – адвокат, и мы не должны давать ему поводов для претензий. Эрвин или Иган вынимали оружие?

– И тот и другой угрожали Фреду револьверами. Они обезоружили его, привязали к стулу и хотели пытать, но я им помешал.

– В таком случае они могут быть привлечены к ответственности по двум пунктам: попытка вымогательства у Сола и вооруженное нападение на Фреда. Слушай мои указания.

Некоторые из указаний Вульфа были несколько туманными, и я попросил их уточнить. В конце концов я сказал, что, кажется, понял все. Он, в частности, велел мне придержать записную книжку Игана, никому о ней не говорить, а после возвращения домой немедленно запереть ее в сейф. Я положил трубку, распахнул дверь и сказал Солу, чтобы он привел в комнату Горана.

Лицо Горана сейчас ничего не выражало. Он послушно сел на стул, не проявляя никакого интереса ни к Эрвину, ни к Игану, хотя, войдя в комнату, бросил в их сторону несколько быстрых взглядов.

– Прошу прощения, мистер Горан, но я должен сначала сказать кое-что вот этим людям. Вы слушаете, Эрвин?

– Нет!

– Как вам угодно. Вы совершили намеренное вооруженное нападение на Фреда Даркина и нанесли ему телесные повреждения. Иган, вы слушаете меня?

– Слушаю.

– Вы также совершили злонамеренное нападение, угрожая револьвером. В дополнение к этому вы совершили и еще одно преступление – предприняли попытку вымогательства. У Сола Пензера. Лично мне хотелось бы позвонить сейчас в полицию и передать вас обоих в руки закона, но я работаю на Ниро Вульфа, и у него могут быть иные намерения. Он хочет задать вам несколько вопросов, и я сейчас отвезу вас обоих к нему. Если вы предпочитаете иметь дело с полицией – так и скажите, но никакого другого выбора у вас нет и не будет. Не вздумайте попытаться скрыться, так как это окончится для вас очень плохо.

Я повернулся к адвокату:

– Что касается вас, мистер Горан, то прошу принять мои самые искренние извинения. После схватки с этими подонками мы не совсем владели собой, и как Орри Кетер, так и я, несколько перестарались. Я только что разговаривал по телефону с мистером Вульфом, и он поручил мне выразить его сожаление по поводу того, как вели себя с вами мы – его сотрудники. Полагаю, мне следует извиниться перед вами еще и за одну досадную неточность – представляя вам Сола Пензера, я забыл упомянуть, что он уже был у вас сегодня в канцелярии под именем Леопольда Хейма, а это могло вызвать у вас некоторое недоумение. У меня все, но если вы хотите сказать что-то – я готов вас выслушать. Теперь вы можете ехать по своим делам. Надеюсь, вы не очень обижены на нас?.. Знаете, у меня только что появилась хорошая мысль.

Я обратился к Игану:

– Мы хотим быть совершенно объективными. Как я уже говорил, мы сейчас отвезем вас к мистеру Вульфу. Возможно, что перед тем, как ответить на тот или иной его вопрос, вы пожелаете посоветоваться с юристом. По случайному совпадению, вот этот человек – адвокат, мистер Деннис Горан. Не знаю, согласится ли он консультировать вас, но если хотите, можете попросить его об этом.

Я подумал тогда и думаю сейчас, что это был один из самых блестящих ходов Вульфа. Ни за какие деньги на свете я не согласился бы упустить возможность увидеть выражение лица моих собеседников после этого предложения. Иган повернулся к Горану, явно надеясь получить от него намек на то, что ему следует ответить. Но Горану самому был нужен такой намек. Мое предложение застало адвоката врасплох. Принять его было рискованно: это могло как-то связать Горана с Иганом, а он не знал, чт́о Иган уже успел нам рассказать. Но и отклонять это предложение было бы еще более рискованно: Иган мог подумать, что из него хотят сделать козла отпущения, и неизвестно, как он себя поведет в предстоящем разговоре с Ниро Вульфом. Короче говоря, положение было чертовски сложным, а правильный ответ требовалось дать немедленно, и я с огромным удовольствием наблюдал, как Горан лихорадочно думает, усиленно моргая длинными ресницами и пытаясь сохранить на лице невозмутимое выражение.

– Насколько я понимаю, мистер Горан, – нарушил паузу Иган, – одна из обязанностей адвоката как раз и состоит в том, чтобы давать в случае необходимости юридические советы. У меня есть при себе наличные деньги, мистер Горан, и я мог бы уже сейчас выдать вам аванс.

– Вообще-то это так, мистер Иган, – отозвался Горан своим пронзительным тенором, – но я сейчас очень загружен.

– Да? Я тоже очень занят.

– Не сомневаюсь. Конечно, конечно. – Горан пожал плечами. – Ну хорошо. Я подумаю, что смогу сделать для вас, но мы предварительно должны будем поговорить.

– Но при этом разговоре у вас обязательно будут слушатели, – ухмыляясь, заметил я. – Ребята, пошли. Фред, развяжи их. А клещи захвати с собой на память.

Глава тринадцатая

Чтобы нормально выспаться, мне нужно восемь с половиной часов сна, а еще лучше девять. Обычно я просыпаюсь в половине восьмого утра – после нескольких минут внутренней борьбы, когда пытаюсь убедить себя, что сегодня не воскресенье и пора вставать. В этот вторник все было иначе. Будильник стоял на половине седьмого, и когда он прозвенел, мне пришлось напрячь все силы, чтобы заставить себя выползти из постели, потому как в горизонтальном положении я провел всего два часа. Я принял душ, побрился, оделся и спустился в гостиную, где застал далеко не веселую картину. Мортимер Эрвин спал на ковре, подложив под голову подушку с дивана, на котором лежал Губастый Иган. Взъерошенный Деннис Горан нервно вертелся в мягком кресле. Спиной к окну сидел Сол Пензер, расположившийся так, чтобы, не напрягая зрения, наблюдать за всеми подопечными.

– С добрым утром, – сурово сказал я. – Завтрак скоро будет подан.

– Нет, но это же совершенно невыносимо! – воскликнул, или, точнее, пропищал, Горан.

– Ну и не выносите, – посоветовал я. – В течение ночи я по меньшей мере раз пять повторял, что вы можете покинуть нас в любое время. А Эрвин и Иган здесь прямо-таки как в гостиничном номере-люкс. Наш доктор Уолмер, которого мы вытащили из постели в два часа ночи, перевязал руку Эрвину ничуть не хуже любого другого врача. Мы изо всех сил стараемся вам услужить. Мистер Вульф даже не появлялся из спальни взглянуть на этих типов, а поступил так только для того, чтобы вы не подумали, будто он хочет воспользоваться выгодной возможностью наедине поговорить с ними перед тем, как прибудут блюстители закона. Я не знаю, что он там делал – лежал в постели или ходил по комнате. Во всяком случае, вы видели и слышали, что в час сорок семь минут ночи я позвонил в уголовную полицию и сказал, что мистер Вульф хочет сообщить лично инспектору Кремеру кое-что важное и будет признателен, если Кремер позвонит ему как можно скорее. Нам известно о вашем желании побыть наедине с вашим клиентом, но мы никак не можем и на секунду оставить без тщательного присмотра такого бандита, как Иган, поскольку в подобном случае Кремер устроит нам грандиозный скандал. Сол, как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. Я сменил Фреда в половине шестого, а перед этим поспал часа три.

– Что-то не очень похоже… Пойду узнаю, как там с завтраком.

Когда я разговаривал на кухне с Фрицем, появился полностью одетый Фред с потрясающими новостями. Их мирный сон в отведенной им южной комнате, находящейся на том же этаже, что и моя, был прерван стуком в пол, который служил потолком комнате под ними, то есть спальни Вульфа. Когда Фред спустился туда узнать, в чем дело, Вульф распорядился сейчас же прислать к нему Орри. Я не могу припомнить другого случая, когда Вульф занимался какими бы то ни было делами до завтрака.

Вскоре на кухню спустился Орри.

– Фриц, перестань топтаться около этих обжор и обслуживай только меня. Мне нужно уйти, чтобы выполнить поручение, а я голоден. Арчи, принеси мне пятьсот долларов. Пока ты ходишь, я посижу на твоем стуле.

Я, конечно, не уступил Орри свой стул, пока не окончил завтрак, включая вторую чашку кофе, и ему пришлось пристроиться на табуретке. Только после этого я выполнил приказ Орри. Гадать, как он намеревался израсходовать пятьсот долларов, было бесполезно. Вульф уже не впервые посылал кого-нибудь из своих помощников с поручением, не посоветовавшись предварительно со мной.

К восьми часам, когда Орри уже ушел, а мы с Фредом на кухне помогали Фрицу мыть посуду, раздался звонок в парадную дверь. Я пошел открывать. На крыльце стояли инспектор Кремер и сержант Пэрли Стеббинс. Мне не нужно было просить их подождать, пока я не получу указаний от Вульфа, потому что такие указания у меня уже были. Убедившись предварительно, что дверь в гостиную закрыта, я пригласил их войти, однако они не двигались.

– Мы заглянули сюда по дороге, – проворчал Кремер. – Что вы хотите мне сообщить?

– Я? Ничего. Рассказчиком будет мистер Вульф. Заходите.

– У меня нет времени его ждать.

– А в этом нет необходимости. Он с нетерпением ждет вас уже целых шесть часов.

Кремер и Стеббинс вошли в дом и направились в кабинет, а я за ними. Едва переступив порог, Кремер буркнул:

– Но его же нет.

Я сделал вид, что ничего не слышал, пригласил их сесть, позвонил Вульфу по внутреннему телефону и доложил, кто к нам пришел. Кремер достал сигару из кармана, покатал ее между ладонями, тщательно осмотрел кончик, словно желая удостовериться, не намазан ли он каким-нибудь редким ядом, сунул в рот и крепко сжал зубами. Я никогда не видел, чтобы он закуривал сигару. Стеббинс, прищурившись, рассматривал меня. Я понимал, что ему досадно, что его начальник торчит здесь вместо того, чтобы заниматься расследованием важного дела об убийстве. Думаю, что его настроение не изменилось бы и в том случае, если бы он знал, что убийца нами уже найден, все необходимые улики собраны и ему остается только произвести арест.

Послышался шум спускающегося лифта, и почти сразу же в кабинет вошел Вульф. Без особой радости поздоровавшись с присутствующими, он прошел к письменному столу и, прежде чем сесть, спросил:

– Почему вы так задержались? Мистер Гудвин звонил больше шести часов назад. Мой дом полон всяких сомнительных типов, и я хочу поскорее от них отделаться.

– Не морочьте мне голову! – рявкнул Кремер. – Мы спешим. О каких еще типах вы говорите?

– Во-первых, – медленно продолжал Вульф, – что вы можете сказать по поводу выдвинутого мисс Эстей обвинения, будто мистер Гудвин предложил продать ей запись моей беседы с миссис Фромм?

– Ничего. Это дело прокурора. Вы тянете время.

Вульф пожал плечами:

– Во-вторых, о сережках в виде пауков. Миссис Фромм купила их во второй половине дня в понедельник, одиннадцатого мая, в одном магазине в центре города. Как вы, несомненно, уже выяснили, в Нью-Йорке, по всей вероятности, нет больше второй такой пары серег и никогда не было.

Стеббинс уже достал из кармана блокнот, а Кремер резко спросил:

– Как вы это узнали?

– Наводил кое-какие справки. Я сообщаю вам факт, а как он мне стал известен – мое дело. Миссис Фромм увидела сережки в витрине и расплатилась чеком. Название магазина и его адрес вам установить нетрудно, так как ее книжка с корешками чеков находится в вашем распоряжении, но более глупой траты времени я даже представить не могу. Я гарантирую вам точность факта, а подумав, вы поймете его исключительную важность.

– Это в каком же смысле?

– Решайте сами. Мое дело – только сообщить вам факты. А вот еще один факт. Вы, конечно, знаете Сола Пензера?

– Да.

– Вчера под именем Леопольда Хейма, проживающего в дешевой гостинице на Первой авеню, он явился в канцелярию Ассоциации помощи перемещенным лицам, где разговаривал с мисс Анджелой Райт и неким Чейни. Он сообщил им, что приехал в США нелегально, опасается, что это может стать известно властям, и ему нужна помощь, чтобы его не выслали. Мисс Райт и Чейни заявили, что Ассоциация подобными вопросами не занимается, но порекомендовали ему обратиться к адвокату Деннису Горану. Хейм побывал у этого адвоката, а затем вернулся в гостиницу. Около восьми часов вечера к нему в номер явился неизвестный и заявил, что после уплаты десяти тысяч долларов он может гарантировать Хейму защиту от преследования за нелегальный въезд. Все подробности этой беседы вам сообщит мистер Пензер. Неизвестный дал ему сутки, чтобы собрать столько денег, сколько он сможет. Мистер Пензер незаметно проследил за неизвестным, так как обладает в подобных делах высокой квалификацией.

– Знаю, знаю. Ну и дальше?

– Остальное вам расскажет мистер Гудвин, но прежде чем он начнет, я должен сообщить вам, что у меня есть предположение о том, кто был в машине вместе с женщиной в прошлый вторник, в тот момент, когда она попросила мальчика позвать полицейского. Я пришел к выводу, что этим человеком мог быть только Мэтью Берч.

– Почему именно Берч? – не скрывая удивления, спросил Кремер.

– Я ничего не хочу объяснять, потому что мое предположение подтвердилось: в машине действительно был Берч. Теперь еще один факт…

– Пожалуйста, пожалуйста, только подробнее.

– О нем расскажет мистер Гудвин. Арчи, расскажи все, начиная со звонка Фреда вчера вечером.

Разумеется, я рассказал почти все. Накануне ночью, дежуря в гостиной с половины четвертого до половины пятого, я все обдумал и решил умолчать только о двух обстоятельствах: о том, каким образом мы добились признания Игана, и о том, что у нас есть его записная книжка. Еще раньше, во время инструктажа в своей комнате, Вульф сказал мне, что книжку мы предъявим только в том случае, если будет доказано, что она является весьма существенной уликой.

Так вот, обо всем остальном, за исключением этих двух деталей, я рассказал. Стеббинс начал было делать заметки, но затем бросил, не справившись. Я передал ему револьвер Морта и показал клещи. После того как я закончил, Кремер и Стеббинс некоторое время молча смотрели друг на друга, затем Кремер сказал, обращаясь к Вульфу:

– Нам тут нужно еще разобраться.

– Да, конечно, – согласился Вульф.

– Этот Иган нам известен? – спросил Кремер у Стеббинса.

– Мне нет, но он может быть известен другому отделу.

– Сейчас же свяжитесь с Роуклиффом и скажите, чтобы он быстро проверил его.

Стеббинс немедленно позвонил Роуклиффу, передал ему указание Кремера и сел на прежнее место.

– Ну, Горан, конечно, по уши запутался в этой истории, но пока мы не можем его задержать, – заметил Кремер, обращаясь к Вульфу.

– А я его и не задерживаю. Он явился ко мне добровольно для защиты интересов своего клиента.

– Знаю. Вы поступили правильно. Если вам удастся заставить Игана заговорить, мы успешно закончим расследование.

Вульф покачал головой:

– Да? Но не обязательно найдете убийцу. Вполне возможно, что Иган знает об убийствах так же мало, как и вы.

Шутка была злой, но Кремер предпочел пропустить ее мимо ушей.

– Во всяком случае, мы предоставим ему возможность сознаться. Но и мне нужно еще во всем разобраться. Например, пока что нельзя столь категорически утверждать, будто в машине с женщиной был именно Берч. А что, если это был не он, а кто-нибудь из тех бедняг, которых он обирал? Предположим, что женщина была членом шайки и наводила на них Игана. Она могла подумать, что человек, который был с ней в машине, намеревается убить ее, и велела мальчику позвать полицейского. Потом ей как-то удалось от этого человека отвязаться, но в тот же вечер он встретился с главарем шайки Берчем и убил его. Опасаясь, что мальчик может его опознать – возможно, он все же расправился с женщиной, ехавшей с ним в машине, но труп ее до сих пор не найден, – на следующий день он убрал и мальчика. Затем ему стало известно, что миссис Фромм является главой этой так называемой Ассоциации, и он добавил ее к списку своих жертв… Бог мой, но ведь таким образом мы можем разоблачить всю эту банду и участие Горана в ней! Иммигрантов, прибывших в США нелегально, в одном Нью-Йорке – тысячи, все они доведены до отчаяния, постоянно опасаются, что их вышвырнут из страны, и поэтому становятся легкой добычей шантажистов. Несомненно, где-то должен быть и список бедняг, которых доили эти мерзавцы. Мне очень хотелось бы заполучить его; готов биться об заклад, что в нем мы нашли бы фамилию убийцы. Вы согласны со мной?

– Нет.

– Вы так отвечаете только потому, что, как всегда, одержимы духом противоречия. Почему же нет?

– Вы еще недостаточно проанализировали все, что мы сообщили вам, мистер Кремер. А ваше утверждение, будто убийцей был один из тех, кого шантажировали, свидетельствует об отсутствии у вас полной ясности. Можно ли сказать, что из всех возможных преступников вы остановились на какой-то одной вероятной кандидатуре?

– Нет.

– Но кого же все-таки вы исключили из списка подозреваемых?

– Пока – никого. Действительно, в ходе расследования мы встретились с некоторыми трудностями. Вот, например, миссис Горан утверждает, что ее муж, проводив миссис Фромм до машины, вернулся домой и сразу же лег спать. Но ведь это всего лишь показания жены, подтверждающей объяснение мужа. Если вы хотите назвать мне вероятного преступника – пожалуйста. У вас есть такая кандидатура?

– Конечно.

– Да? Назовите.

– Но вы же спрашивали, есть ли у меня предположение о вероятном преступнике, а вовсе не готов ли я его назвать. Возможно, что я смогу сделать это через час или через неделю, но не сейчас.

– Вы или кокетничаете, к чему я уже привык, или о чем-то умалчиваете. Не хочу скрывать, что я признателен вам, так как вы многое узнали – и о шайке, и об Игане, и, благодаря везению, о Горане. Все это хорошо, но не содержит указаний на личность преступника. Что же еще есть у вас? Если вы хотите что-то узнать от меня, пожалуйста, я к вашим услугам. Если вы хотите узнать, чем располагаем мы – а именно этого вы и добиваетесь! – пожалуйста, я расскажу вам, но при условии, что вы поступите так же и расскажете мне абсолютно все, что вам известно.

– Вообще-то говоря, – ответил Вульф, – это вполне резонное предложение, но оно бессмысленно: во-первых, потому, что я уже рассказал вам все, что знаю, а во-вторых, у вас нет того, чего я хочу и чего мне не хватает.

Кремер и Стеббинс удивленно и подозрительно посмотрели на него.

– Вы уже сказали мне, – продолжал Вульф, – что сегодня, спустя целых три дня после убийства миссис Фромм, никто из подозреваемых пока еще не отпал. Этого для меня достаточно. Сейчас в рапортах и протоколах показаний написаны десятки тысяч слов, и вполне возможно, что там может оказаться какая-то фраза или, может быть, факт, имеющий отношение к делу, но если бы даже вы привезли сюда все это море бумаг, я не намерен его процеживать. Вот, например, сколько страниц вы исписали о прошлом и настоящем мисс Анджелы Райт и ее знакомых?

– Порядочно, – признал Кремер.

– Вот видите! Конечно, я не отрицаю необходимости этой работы, потому что иногда она дает нужный ответ, но сейчас вы не получили даже намека на такой ответ, иначе не приехали бы ко мне. Скажите, найду ли я в ваших бумагах ответ на такой вопрос: почему преступник убил мальчика днем на улице на глазах у прохожих, рискуя тем, что потом кто-то из них его опознает? Или на такой: как объяснить историю с сережками – миссис Фромм купила их одиннадцатого мая, девятнадцатого их надевала другая женщина, а двадцать второго снова миссис Фромм? Узнали ли вы, кто еще их надевал после этого?

– Нет.

– Вот и ответы на мои вопросы, но, не назвав подозреваемого мною человека, я не могу объяснить, что имею в виду, и потому вам придется подождать. А пока…

Вульф умолк, потому что дверь приоткрылась, в нее заглянул Фред Даркин и жестом позвал меня.

Я уже встал, когда Вульф спросил:

– Ну, что там у тебя, Фред?

– Сообщение Сола.

– Говори. У нас нет секретов от мистера Кремера.

– Слушаюсь. Горан хочет срочно переговорить с вами.

– Он знает, что у нас сейчас мистер Кремер и мистер Стеббинс?

– Нет, сэр.

Вульф подошел к Кремеру.

– Этот Горан похож на гиену и раздражает меня, – сказал он. – Полагаю, вы предпочтете заняться им и двумя его сообщниками у себя в полиции. Почему бы вам не взять их отсюда?

Кремер долго смотрел на Вульфа, то вынимая сигару изо рта, то снова принимаясь ее жевать.

– Вы знаете, – наконец ответил он не очень решительно, – я думал, мне известны все ваши трюки и хитрости, но это что-то новое. Будь я проклят, если что-нибудь понимаю. Горан и тот, другой адвокат, Мэддокс, уже побывали здесь, и вы их выставили, так же как и Пола Каффнера. Вы утверждаете, что ищете убийцу, но хотя Горан и еще два этих типа сейчас в вашей гостиной, вы даже не желаете на них взглянуть. Я слишком хорошо знаю вас, чтобы спросить, почему вы так поступаете, но мне очень хотелось бы это узнать. – Он повернулся к Фреду: – Приведите сюда Горана.

Фред молча взглянул на Вульфа.

– Выполняй, Фред, – с тяжелым вздохом согласился Вульф.

Глава четырнадцатая

На мгновение я даже было подумал, что Деннис Горан повернется и уйдет. Он вошел в кабинет с самым деловым видом, но, обнаружив, что мы не одни, остановился, затем снова сделал несколько шагов вперед, узнал Кремера и снова остановился. Именно в эту минуту я и подумал, что он сбежит.

– О! – воскликнул он. – Я не хочу мешать вам.

– Но вы вовсе не мешаете, – заверил его Кремер. – Присаживайтесь. Мы как раз беседовали о вас. Если вы хотели сказать что-то, пожалуйста. Мне уже известно, как вы оказались здесь.

Учитывая ситуацию и все обстоятельства, включая трудную ночь, проведенную у нас, следует признать, что Горан держался довольно хорошо. Ему пришлось принять немедленное решение – следует ли как-то менять программу своего поведения, и он, очевидно, сделал это, пока усаживался между Стеббинсом и Кремером. Уже сидя, Горан посмотрел на Кремера, затем на Вульфа и снова на Кремера.

– А я рад, что вы здесь, – заявил он.

– И я тоже, – заявил Кремер.

– Прежде всего потому, – продолжал Горан, – что у вас могло создаться впечатление, будто я должен извиниться перед вами, хотя с этим я могу и не согласиться. Вы, наверное, думаете, что мне следовало сообщить вам о разговоре между мною и миссис Фромм вечером в пятницу.

– Но вы уже рассказали нам о нем, – заметил Кремер, не сводя пристального взгляда с Горана.

– Верно, но не полностью. Мне нужно было принять весьма трудное решение, я его принял, и тогда оно казалось мне единственно правильным, но сейчас я в этом уже не уверен. Дело в том, что миссис Фромм рассказала мне нечто об Ассоциации помощи перемещенным лицам, причем эти сведения, если они станут широко известными, могут скомпрометировать Ассоциацию. Она была президентом, а я юрисконсультом Ассоциации, и потому все сказанное ею мне должно было рассматриваться как строго конфиденциальное сообщение. Обычно юрист не имеет права разглашать подобные сообщения, и мне пришлось решать – не является ли этот конкретный эпизод тем самым случаем, когда интересы общественности перевешивают интересы частных лиц. В конце концов я пришел к выводу, что Ассоциация имеет полное право рассчитывать на мое благоразумие.

– Я полагаю, в записи нашей тогдашней беседы отсутствуют даже намеки на то, что вы от нас что-то скрыли.

– Полагаю, что да, – согласился Горан. – И я, скорее всего, заявил, что сообщил вам все, о чем говорилось в тот вечер. Но теперь вы знаете, как все было на самом деле. Тогда я принял соответствующее решение, однако сейчас считаю его неправильным… или хотя бы намерен несколько изменить его. В тот вечер, после обеда, миссис Фромм отозвала меня в сторону и сообщила нечто потрясающее. По ее словам, она получила информацию о том, что кто-то, связанный с Ассоциацией, снабжает шантажиста или шайку шантажистов фамилиями лиц, нелегально приехавших в США, после чего эти несчастные становятся объектами вымогательства. Далее миссис Фромм сообщила имя этого шантажиста или главаря шайки. Им оказался некий Мэтью Берч, убитый вечером во вторник. Я узнал от нее также, что к этому делу причастен некий Иган и что…

– И вы сейчас адвокат Игана? – перебил его Кремер.

– Нет, это ошибка. Я действовал под влиянием минутного порыва, а когда подумал, то сказал ему, что не могу выступать в качестве его адвоката… Миссис Фромм рассказала мне еще, что местом встреч банды шантажистов был гараж на Десятой авеню, и дала мне его адрес. Она хотела, чтобы я приехал туда в пятницу около полуночи, сообщила, что на второй колонне слева от въезда в гараж имеется кнопка, что я должен дать длинный, один за другим два коротких и еще длинный звонок, а потом спуститься в подвальный этаж, где есть маленькая комната. Она предоставила целиком на мое усмотрение, как мне вести себя с теми, кого я там застану, и особо подчеркнула, что самое важное – предотвратить любой скандал, который может скомпрометировать Ассоциацию. Это было так похоже на нее – всегда заботиться только о других и никогда о себе!

Горан умолк, очевидно от волнения.

– И вы побывали там? – поинтересовался Кремер.

– Вы же знаете, инспектор, что не был. Как мы с женой уже рассказывали вам, я проводил миссис Фромм до машины, вернулся и лег спать. Я сказал миссис Фромм, что подумаю над ее сообщением. Вероятно, я решил бы поехать в гараж на следующий вечер, в субботу, но утром стало известно о смерти миссис Фромм, и эта ужасная новость… – Горан снова замолчал, но после небольшой паузы продолжил: – Честно говоря, я надеялся, что вы найдете убийцу и установите отсутствие всякой связи между преступлением и делами Ассоциации. Именно поэтому я и умолчал об этой части разговора с миссис Фромм. Однако прошло воскресенье, прошел понедельник, и я начал опасаться, что сделал ошибку. Вчера вечером я решил кое-что предпринять. Около полуночи я подъехал к гаражу и действительно на второй колонне нашел кнопку. Я нажал ее, подавая сигнал, как мне сказала миссис Фромм, после чего прозвучал ответный сигнал. Я направился было к лестнице внутри гаража, чтобы спуститься в подвал, когда на меня напал прятавшийся где-то поблизости человек и, угрожая револьвером, привел меня в маленькую комнату в подвале гаража. Внизу, у подножия лестницы, стоял другой человек, тоже с револьвером. Я узнал его – это был Арчи Гудвин.

Горан кивнул мне, но я не ответил, и он продолжал:

– Мы с ним встречались здесь же в субботу вечером. Конечно, я уже не опасался больше за себя, но не мог не протестовать против угрозы оружием. Гудвин поручил еще одному человеку, тоже вооруженному, поставить меня к стене, что тот и сделал. Этого человека я видел вчера утром, когда он заходил ко мне в канцелярию, назвавшись Леопольдом Хеймом…

– Знаю, – прервал его Кремер. – Сначала расскажите все о том, что произошло в гараже.

– Конечно, конечно, инспектор, как вам угодно. Вскоре Гудвин обратился к этому человеку, называя его Солом, и велел привести меня в комнату. В ней уже было трое. Один из них – явно помощник Гудвина, а двое других лежали на полу со связанными ногами. Гудвин сообщил, что он только что разговаривал по телефону с Ниро Вульфом и должен извиниться передо мной. Потом он обратился к лежавшим на полу, коротко объявил им, что они совершили преступление и он должен будет доставить их к Ниро Вульфу, а одному из них, которого он назвал Иганом, сообщил, что я – адвокат и, возможно, возьмусь представлять его, Игана, интересы. Иган обратился ко мне с соответствующей просьбой, и я ответил согласием, хотя сейчас должен признаться, что поступил необдуманно. Не в качестве оправдания, а в качестве объяснения могу сказать, что, давая согласие, я, очевидно, не совсем еще пришел в себя. Со мной грубо обращались и угрожали оружием. Разумеется, я категорически возражал против насильственной доставки этих лиц в дом Вульфа вместо того, чтобы передать их властям. Как бы то ни было, я согласился представлять Игана, приехал с ними сюда, и меня продержали здесь всю ночь. Я…

– Минуточку, – вмешался я. – Одна поправка. Никто вас здесь не удерживал. Я несколько раз предлагал вам уйти, как только вы пожелаете.

– Да, но вы задерживали их, а я был связан необдуманным обязательством, которое взял на себя. Я еще раз заявляю, что сделал глупость и сожалею об этом. Учитывая все происшедшее, я с сожалением должен констатировать, что смерть миссис Фромм в какой-то степени может иметь отношение к делам Ассоциации или к кому-то из ее сотрудников, и в этом случае я должен выполнять свои обязанности. Это я и делаю сейчас – вполне искренне, в полном объеме и, надеюсь, с пользой. – Горан вынул носовой платок и вытер лоб, лицо и шею. – Я не имел возможности привести себя утром в порядок, – извиняющимся тоном сообщил он. Это была наглая ложь: рядом с гостиной у нас ванная комната, и ночью Горан несколько раз заходил в нее. Если же утром, видимо, еще не решив быть искренним и не желая ни на минуту выпускать Игана из виду, он не пожелал пойти умыться, в конце концов, это было его личное дело.

Взгляд Кремера мягче не стал.

– Разумеется, мы всегда признательны за помощь, мистер Горан, – заметил он, – даже когда она предлагается нам несколько позднее, чем следовало бы… А кто слышал вашу беседу с миссис Фромм?

– Никто. Как я уже говорил, она отозвала меня в сторону.

– Вы рассказывали кому-нибудь содержание беседы?

– Нет. Она запретила мне это делать.

– Кого именно она подозревала в причастности к этому делу?

– Я уже сказал вам. Мэтью Берча и человека по фамилии Иган.

– Не то. Я имею в виду из Ассоциации.

– Она мне не сказала. У меня осталось впечатление, что в Ассоциации она никого конкретно не подозревала.

– От кого она получила информацию?

– Не знаю. Она мне не сказала.

– Ну, знаете, этому поверить трудно. Ей было известно много деталей – фамилии Берча, Игана, адрес гаража, она знала даже о кнопке на колонне и об условном сигнале. И она ничего не сказала, как узнала обо всем этом?

– Нет.

– Но вы спрашивали ее?

– Конечно! Она ответила, что ничего больше сказать мне не может, так как все это было сообщено ей по секрету.

Все мы не сводили глаз с Горана, а он, в свою очередь, сидел, уставившись на Кремера. Все мы, включая Горана, прекрасно понимали обстановку. Мы знали, что Горан нагло лжет, и он прекрасно понимал это, но, оказавшись в очень неприглядном положении, как-то пытался выкарабкаться. Ему нужно было придумать объяснение, зачем он приехал в гараж, а также каким образом узнал о звонке и об условном сигнале. Надо сказать, что пока он неплохо справлялся с этим. Миссис Фромм не было в живых, и он мог приписывать ей все что угодно. Берч тоже был покойником, и Горан ничем не рисковал, называя его главарем банды. Но вот Иган, конечно, был для него проблемой. Не упомянуть о нем он не мог, поскольку тот находился рядом – в соседней комнате. И вместе с тем совершенно исключалось, чтобы Горан мог быть адвокатом Игана, ибо Иган оказался шантажистом, деятельность которого была разоблачена, причем это разоблачение компрометировало Ассоциацию, юрисконсультом которой Горан состоял. Таким образом, приходилось пожертвовать Иганом и отдать его волкам на растерзание. Так понимал ситуацию я, и, насколько можно было судить по выражению лица остальных, так же понимали ее они.

Наконец Кремер вопросительно взглянул на Вульфа, и тот утвердительно кивнул.

– Пэрли, приведи сюда Игана, – приказал Кремер.

Стеббинс вышел. Горан поерзал на стуле, потом сел прямо. Положение для него еще более осложнялось, но он сам на это напросился.

– Вы, конечно, отдаете себе отчет в том, что этот тип, видимо преступник, сейчас в безвыходной ситуации и вряд ли может быть надежным свидетелем? – спросил Горан у Кремера.

Кремер что-то промычал.

– Гудвин, – сказал он, – поставьте стул для Игана рядом с собой.

Я сделал так, как велел Кремер, поскольку при таком положении стульев Стеббинс оказывался между Иганом и Гораном. Правда, Вульф мог видеть Игана только в профиль, но у моего босса это никаких возражений не вызывало.

Как только Стеббинс привел Игана и усадил на приготовленное место, Иган сейчас же уставился на Горана, но тот даже не посмотрел на него, так как не сводил глаз с Кремера.

– Вы – Лоренс Иган, – начал Кремер, – известный также под прозвищем Губастый?

– Да, это я, – хрипло подтвердил Иган, откашливаясь.

– Я – инспектор полиции, а это Ниро Вульф. Скоро мне доставят подробную справку о вас. У вас есть приводы в полицию?

Иган явно заколебался, но тут же вышел из положения:

– А вы все и узнаете из справки.

– Я спрашиваю вас!

– В справке все должно быть точно. Я могу что-то забыть.

– Сидящий рядом с вами Арчи Гудвин доложил мне все, что произошло вчера, начиная с того, как вы приходили в гостиницу на Первой авеню к человеку, назвавшемуся Леопольдом Хеймом, и до вашей доставки сюда. Мы вернемся к этому позднее, но сначала я хочу сказать вам, в каком положении вы находитесь. Вы, вероятно, полагаете, что здесь находится адвокат, представляющий ваши интересы, но это не так. По словам мистера Горана, он уже сообщил вам, что не может защищать вас и не намерен это делать. Он действительно сказал вам так?

– Да.

– Не бормочите. Говорите отчетливо. Он говорил вам об этом?

– Да.

– Когда?

– Примерно полчаса назад.

– В таком случае вы действительно знаете, что он не представляет вас здесь как ваш адвокат. Уже сейчас вам может быть предъявлено обвинение по двум пунктам – нападение с заряженным револьвером и попытка вымогательства. По первому пункту обвинения есть два свидетеля – Фред Даркин и Арчи Гудвин, и этого вполне достаточно. Вы, вероятно, думаете, что по второму пункту обвинения у нас есть только один свидетель – Сол Пензер, он же Леопольд Хейм, но вы ошибаетесь. Сейчас у нас есть и другие данные в подтверждение его показаний. По словам мистера Горана, вечером в пятницу надежный человек, занимавший положение, позволяющее ему это знать, сообщил ему, что вы занимаетесь шантажом, вымогая деньги у лиц, нелегально прибывших в США. Мистер Горан теперь заявляет, что его согласие представлять вас в качестве адвоката было дано под влиянием минутного порыва, и он сожалеет об этом. Он сказал, что не намерен защищать таких бандитов, как вы, и…

– Не говорил я этого! – пропищал Горан. – Я только…

– Молчать! – крикнул Кремер. – Еще одно ваше слово, и я удалю вас отсюда. Вы сообщили мне, что, как вам сказали, Иган занимался шантажом. Да или нет?

– Да.

– Вы заявили мне, что не будете представлять его в качестве адвоката?

– Да.

– Вы назвали его бандитом?

– Да.

– В таком случае – помолчите, если хотите оставаться здесь, – резко сказал Кремер и обратился к Игану:

– Я решил, что вам следует знать о заявлении мистера Горана, но мы можем обойтись и без его показаний, подтверждающих обвинение вас в шантаже. Леопольд Хейм далеко не первый ваш клиент, и не думайте, что мы не найдем кое-кого из других ваших жертв. Меня это нисколько не тревожит. В присутствии мистера Горана я хочу вас кое о чем спросить. До вчерашнего вечера вы когда-нибудь видели его?

Иган растерянно молчал.

– Я жду! – потребовал Кремер.

– Мне нужно подумать, – наконец прохрипел Иган.

– Думайте, да поживее, но не обманывайте меня. Вы у нас вот где. – Кремер поднял руку и сжал пальцы в кулак. – Я задаю вам простой вопрос: до вчерашнего вечера вы когда-нибудь видели его?

– Да… Пожалуй, да… Слушайте, а что, если я предложу вам сделку, а?

– Никаких сделок! Это дело прокурора и судьи, если они найдут нужным как-то смягчить приговор в обмен на чистосердечное признание. Вам должно быть хорошо известно, что они часто это делают.

– Да, мне это известно.

– Ну вот, в таком случае и отвечайте на мой вопрос.

Иган глубоко вздохнул, а затем заявил:

– Вы совершенно правы. Я встречался с ним и до вчерашнего вечера. И не один раз, а много. – Он повернулся к Горану и злобно ухмыльнулся: – Правильно? Проклятый трус и предатель!

– Это клевета, – холодно возразил Горан и, обращаясь к Кремеру, продолжил: – Вы сами напросились на это, инспектор, так как умышленно подвели его к такому утверждению.

– Да? Тогда я поведу его еще дальше. Как зовут мистера Горана?

– Деннис.

– Адрес его конторы?

– Восточная Сорок первая улица, дом сто двадцать один.

– Где он живет?

– Грамерси-парк, дом триста пятнадцать.

– На какой машине ездит?

– На «крайслере» выпуска пятьдесят первого года.

– Какого цвета машина?

– Черная.

– Какой номер его служебного телефона?

– Риджуэй три четыре один четыре один.

– А домашнего?

– Палас восемь шесть три ноль семь.

Кремер обратился ко мне:

– В течение ночи здесь у него была хотя бы малейшая возможность все это узнать?

– Нет.

– В таком случае пока довольно. Мистер Горан, я задерживаю вас как важного свидетеля, показания которого будут весьма существенны для следствия по делу об убийстве. Пэрли, отведи его в другую комнату… Кстати, кто там сейчас?

– Даркин и Пензер с Эрвином.

– Скажи им, чтобы они присмотрели за Гораном, и возвращайся сюда.

Горан встал.

– Инспектор, я предупреждаю, что вы делаете серьезную ошибку, о которой вам потом придется сожалеть, – спокойно и с достоинством заявил он.

– Посмотрим, мистер Горан. Пэрли, проводи его.

После ухода Горана в сопровождении Стеббинса Кремер подошел было к Вульфу, но, увидев, что тот с закрытыми глазами сидит в кресле, откинувшись на спинку, молча вернулся на свое место, а затем спросил у меня – можно ли его слышать из соседней комнаты. Я ответил отрицательно и пояснил, что стены здесь звуконепроницаемые. В это время вернулся Пэрли Стеббинс.

– Ну хорошо, давай рассказывай, – обратился Кремер к Игану. – Горан состоит в вашей банде?

– Я хочу предварительно договориться с вами о сделке, – упрямо заявил Иган.

– Черт тебя побери! – воскликнул Кремер с отвращением. – Твоя песенка уже давно спета, и если бы у меня был мешок возможностей, я ни одной из них не стал бы тратить на тебя. Если ты хочешь, чтобы к тебе потом отнеслись со снисхождением, заработай его, да поживее. Итак, Горан состоит в вашей шайке?

– Да.

– Какую роль он играет?

– Дает мне указания, как нужно держаться с клиентами, наводит на них, например на Леопольда Хейма, чтоб ему провалиться!

– А потом ты передаешь деньги ему?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда. Он получает свою долю от Берча… Получал.

– Откуда тебе это известно?

– От Берча.

– Как ты стал участвовать в этом?

– Через Берча. Он сделал мне предложение года два назад, но я тогда его не принял, а сказал, что подумаю. Месяца через три-четыре у одного человека в Бруклине возникли серьезные неприятности с властями, и Берч послал меня встретиться с юристом в известном вам гараже, чтобы тот посоветовал, как вести себя тому человеку. Юристом оказался Горан. После этого я встречался с Гораном еще раз… двадцать.

– И всегда в том же самом гараже?

– Да, всегда, и больше нигде. Правда, я иногда разговаривал с ним по телефону.

– У тебя есть что-нибудь, написанное Гораном? Что-нибудь он присылал или давал тебе?

– Нет.

– Ничего?

– Я же сказал, что нет. Трус паршивый!

– Кто-нибудь еще бывал на твоих встречах с Гораном?

– А как же! Берч. Очень часто.

– Но он мертв. А кто-нибудь еще?

– Больше никто, – подумав, ответил Иган.

– Ни разу?

– В подвале с нами никто и никогда не был, хотя ночной сторож Бад Хаскин, конечно, видел Горана всякий раз, когда он приходил. – Иган оживился. – Да, да, Бад видел его!

– Не сомневаюсь, – равнодушно бросил Кремер. – Но Горан готов к этому или надеется, что готов. Он резонно спросит, кому можно больше верить – такому солидному и крупному адвокату, как он, или такому гангстеру, как ты, и твоему дружку, про которого он заявит, что ты подучил его дать соответствующие показания. Я не хочу сказать, что Хаскин с его показаниями нам не нужен. Мы найдем его и… Послушайте, вы это куда? – внезапно обратился он к Вульфу, который уже встал с кресла, намереваясь уйти.

– Наверх, к себе. Уже девять часов, – ответил Вульф, направляясь к двери.

– И вы уходите, – запротестовал Кремер, – как раз в то самое время, когда…

– Что когда? – спросил Вульф. – Вы прижали в угол этого негодяя и сейчас добиваетесь от него показаний об участии в отвратительной афере другого такого же мерзавца – Горана. Понимаю, что это необходимо, но я уже сделал для вас все, что мог, и вы больше во мне не нуждаетесь. Меня же шантажисты не интересуют – я ищу убийцу. Мое расписание вы знаете, и после одиннадцати часов я снова к вашим услугам. Буду признателен, если вы очистите мой дом от этих мерзавцев. С таким же успехом вы можете продолжить их допрос где-нибудь еще, а не у меня.

– Могу, могу, – раздраженно подтвердил Кремер, вставая. – Но в таком случае мне придется забрать с собой всех четверых ваших помощников – Гудвина, Пензера, Даркина и Кетера, – и я не знаю, когда мы с ними закончим.

– Ну, положим, вы можете забрать только первых трех, так как мистера Кетера здесь сейчас нет.

– Но мне он нужен. Где он?

– Мало ли кто вам нужен. Он выполняет мое поручение. Разве вы еще недостаточно получили от меня сегодня? Арчи, ты помнишь, куда отправился Орри?

– Нет, сэр. Я не мог бы вспомнить, даже если бы от этого зависело спасение моей жизни.

– Вот и хорошо. И не пытайся вспоминать. – Вульф повернулся и вышел.

Глава пятнадцатая

Никогда еще в течение своей жизни я не видел столько большого начальства всего лишь за восемь часов – с девяти утра до пяти вечера. И произошло это в четверг, то есть добрую неделю спустя после того, как Пит Дроссос побывал у Вульфа, чтобы с ним посоветоваться. В десятом полицейском участке меня принял заместитель начальника нью-йоркской полиции Нири, в управлении полиции Нью-Йорка – сам начальник Скиннер, а в прокуратуре – не кто иной, как прокурор Боуэн совместно с тремя своими помощниками, включая Мандельбаума.

Я вовсе не хочу сказать, что это вскружило мне голову, поскольку понимал, что пользуюсь подобной популярностью не только потому, что они видят во мне интересного собеседника. Во-первых, убийство миссис Фромм и еще два преступления даже сейчас, спустя четыре дня, стоили того, чтобы расходовать на сообщения о них не одну тысячу бочек типографской краски. Во-вторых, в городе началась подготовка к муниципальным выборам, а Боуэн, Скиннер и Нири не страдали от недостатка самолюбия. Для человека, который так предан идее служения обществу, что готов взвалить на себя дополнительную ответственность (за более высокое жалованье, разумеется), убийство хорошо известной личности открывает весьма интересные возможности.

В полицейском участке нас изолировали друг от друга, но это меня не обеспокоило. Единственное, чего я пока не намеревался сообщать полиции, – это наш способ допроса Игана, а также факт существования записной книжки. Целый час я провел в маленькой комнатушке со стенографисткой: продиктовал ей свои показания, дождался, пока она перепечатает их, подписал, а затем был проведен к Нири на допрос. Ни Кремера, ни Стеббинса с ним не было. Нири был угрюм и мрачен, но не хамил. Наша беседа продолжалась всего полчаса, так как кто-то позвонил ему, куда-то вызвал, и он должен был закончить допрос. Когда меня провожали по зданию к выходу, все встречавшиеся знакомые и незнакомые полицейские любезно здоровались со мной. Вероятно, по управлению полиции уже прошел слух, будто меня уговаривают выставить свою кандидатуру на пост мэра. Во всяком случае, я вежливо отвечал на приветствия, как человек, который понимает, в чем дело, но сейчас страшно занят.

В прокуратуре, куда меня после этого доставили, я тут же был проведен к самому Боуэну. Перед ним на столе уже лежали копии моих показаний. В ходе нашего разговора он неоднократно меня останавливал, ссылаясь на то или иное место показаний, находил его, хмурясь, прочитывал и затем кивал, словно желая сказать: «Да, все же возможно, что ты и не сочиняешь». Он не только не похвалил меня за то, что мы задержали Эрвина и Игана и сделали так, что Горан должен был поехать с ними, но, наоборот, даже намекнул, что, доставив их к Вульфу вместо полиции, я рисковал заработать не менее пяти лет за решеткой, если бы сам Боуэн взялся за это дело. Хорошо зная прокурора, я не придал этому значения и пропустил мимо ушей, поскольку в этот день у него хватало неприятностей и без меня. Несомненно, ему испортили выходной. Глаза его покраснели от недосыпания, телефон не переставал звонить, все время заходили помощники, и, в довершение всего, в списке наиболее популярных кандидатов на пост мэра, опубликованном одной из утренних газет, он оказался лишь на четвертом месте. Не забывал он и того, что в следствие по делу шайки шантажистов, раскрытой Солом, мной и Фредом, а значит, и в расследование дела Фромм – Берч – Дроссос теперь, к сожалению, наверняка впутается ФБР и само арестует убийц. Вовсе не удивительно, что прокурор был со мной не очень любезен. Хотя, говоря по совести, то же самое можно было сказать и про всех остальных. Например, никому даже в голову не пришло, что я иногда должен принимать пищу.

Мандельбаум провел меня в свой кабинет и начал разговор так:

– Ну так вот, о предложении, которое вы вчера сделали мисс Эстей…

– Бог мой! Опять!

– Да, но теперь это выглядит иначе. Мой коллега Рой Бонино сейчас у Вульфа и беседует с ним по этому поводу. Давайте прекратим ломать комедию и потолкуем, исходя из предположения, что вас к ней действительно послал Вульф. Вы же сами заявили мне, что ничего плохого в этом предложении в действительности не было, а раз так, почему бы нам не поговорить откровенно?

Я был голоден и зол.

– Ну хорошо. Допустим. Что же дальше?

– Тогда естественно сделать вывод, что Вульф знал о существовании банды шантажистов еще до того, как послал вас с этим предложением. В таком случае он, очевидно, считал, что для мисс Эстей будет исключительно важно узнать, сообщила ли миссис Фромм Вульфу об этом. Правда, я и не ожидаю, что вы это подтвердите, но мы подождем Бонино и узнаем, что рассказал ему Вульф. Однако я все же хочу знать, как мисс Эстей ответила на ваше предложение и что именно сказала вам.

Я покачал головой:

– Если мы будем и дальше беседовать только в свете вашего предположения, у вас может сложиться неправильное впечатление. Разрешите мне высказать другое предположение.

– Пожалуйста.

– Предположим, что мистер Вульф ничего не знал о какой-то там банде шантажистов, а просто хотел расшевелить ее возможных участников. Предположим, он не подозревал специально мисс Эстей, а она просто оказалась первой в списке возможных кандидатов. Предположим, я сделал такое же предложение не только ей, но также миссис Горан, Анджеле Райт, Винсенту Липскомбу и продолжал бы делать и другим, если бы мистер Вульф не вызвал бы меня, так как к нему явился Пол Каффнер и обвинил меня в вымогательстве у мисс Райт. Разве такое предположение не выглядит куда интереснее?

– Конечно. Так, так… Понимаю. В таком случае я хочу знать, что вам ответил каждый из них. Начните с мисс Эстей.

– Мне придется придумывать их ответы.

– Вы же мастер по таким делам. Давайте.

Мы потратили на это еще около часа, а когда мое воображение иссякло, Мандельбаум ушел, предварительно предложив подождать его. Я сказал ему, что хотел бы пойти поесть, но он не разрешил мне уйти, так как я мог понадобиться ему в любую минуту. Пришлось согласиться. Так прошло еще минут двадцать. Затем Мандельбаум вернулся, сказал, что меня снова хочет видеть Боуэн, и предложил пройти к нему, а сам он должен заняться еще кое-чем.

Боуэна на месте не оказалось, и мне снова пришлось ждать. На мое счастье, в кабинет вскоре вошел молодой человек с подносом. Я мысленно воскликнул «ура!». Слава богу, в этом заведении, видимо, есть и гуманные люди. Однако молодой человек поставил поднос на стол Боуэна и удалился, даже не взглянув на меня. Как только дверь за ним закрылась, я подошел к столу, снял салфетку с подноса и увидел весьма аппетитный бутерброд с горячим вареным мясом, кусок пирога с вишнями и бутылку молока. Я едва успел вернуться к своему креслу и откусить кусок бутерброда, как в кабинет вошел Боуэн. Не желая ставить его в неловкое положение, я тут же обратился к нему:

– Тысячу раз спасибо, мистер Боуэн, что вы прислали мне поесть! Вы чертовски любезны. Я, конечно, не голоден, но растущий организм всегда нужно подкармливать. Да здравствует наш будущий заботливый мэр – мистер Боуэн!

Тут-то Боуэн и продемонстрировал, из какого материала он сделан. Какой-нибудь мелкий человечишка сразу отобрал бы у меня поднос или схватился бы за телефон и сказал, что некий хулиган слопал его завтрак, пусть пришлют другой. Боуэн же лишь злобно взглянул на меня, выбежал из комнаты, а через несколько минут вернулся с другим подносом и поставил его перед собой на письменный стол. Не знаю, у кого ему удалось конфисковать этот завтрак.

Вскоре выяснилось, что Боуэну нужно уточнить вопросов сто по докладу, который ему уже успел сделать Мандельбаум.

В Главное управление полиции меня доставили с эскортом часа в три, а начальник полиции Скиннер принял меня только около четырех. Наша беседа в течение следующего часа была довольно-таки сумбурной. Вы, наверное, подумали, что перед тем, как приступить к беседе с такой персоной, как я, Скиннер распорядился ни в коем случае его не беспокоить, разве что в Нью-Йорке вспыхнет мятеж? Ничего подобного – нам все время мешали. И тем не менее в промежутках Скиннер успел задать мне несколько важных вопросов. Например, шел ли дождь, когда я приехал к гаражу? Заметил ли я по выражению лиц Горана и Игана, что они знают друг друга? В те же минуты, когда Скиннер не отвечал на звонки одного из четырех телефонов, стоявших у него на столе, не звонил куда-нибудь сам, не разговаривал с каким-нибудь прорвавшимся к нему чиновником и не подписывал принесенные ему бумаги, он без конца шагал по своему огромному, роскошно обставленному кабинету.

Около пяти в кабинет вошел Боуэн, сопровождаемый двумя помощниками с туго набитыми портфелями. Очевидно, предполагалось какое-то совещание на высоком уровне. Я подумал, что если меня не выставят за дверь, то будет очень полезно послушать, и поэтому, стараясь быть как можно незаметнее, быстро пересел с кресла у стола на стул в сторонке. Скиннер, будучи занят, не заметил этого, а другие, наверное, решили, что я ему нужен. Они расселись вокруг стола и открыли дискуссию. У меня от природы прекрасная память, которую я к тому же хорошо натренировал за годы работы с Ниро Вульфом. Конечно, я мог бы подробно и полно изложить все услышанное мною в течение следующих тридцати минут, но не сделаю этого из-за присущей мне скромности. Да и кроме всего прочего, кто я такой, чтобы подрывать доверие избирателей к избранным ими высокопоставленным слугам народа?

Тем не менее произошло нечто такое, о чем следует все же сказать. Во время бурного обсуждения того, что следует сообщить ФБР, а о чем нужно умолчать, совещание было прервано. Вначале, отвечая на телефонный звонок, Скиннер бросил какую-то отрывистую фразу, а затем в кабинете появился не кто иной, как сам инспектор Кремер. Направляясь к столу, он бросил быстрый взгляд на меня, но, видимо, думал в это время о чем-то несравненно более важном.

– Я только что разговаривал с мистером Уитмером, который в свое время заявил, что он, возможно, в состоянии опознать водителя машины, сбившей юного Дроссоса. Так вот, только что он опознал в группе предъявленных ему лиц Горана и готов дать показания об этом под присягой.

Все уставились на Кремера, и лишь Боуэн пробормотал:

– Ну и чертовщина!

– Что же дальше? – раздраженно спросил Скиннер спустя некоторое время.

– Понятия не имею, – угрюмо ответил Кремер. – Я только что узнал об этом. Горан не мог быть с женщиной в машине во вторник. Если мы примем такое утверждение, оно совершенно выбьет нас из колеи. Мы не смогли опровергнуть его алиби на вторник, а кроме того, мы исходим из предположения, что там был Берч. Да и зачем Горану убивать мальчишку? Сейчас, когда он оказался участником шайки шантажистов, мы, конечно, можем взять его в оборот как следует, но вряд ли он сознается в убийстве. Конечно, мы обязаны учитывать показания Уитмера, но от них положение становится значительно хуже, чем было до сих пор. Честно говоря, мне кажется, что пора ввести уголовную ответственность для так называемых очевидцев.

– Ну это вы уж слишком! – все так же раздраженно заявил Скиннер. – Очевидцы иногда бывают исключительно полезны. Возможно, что и сейчас это тот самый поворот, которого мы все так ждали. Присаживайтесь и давайте все обсудим.

Кремер начал было подвигать кресло к столу, но в это время опять раздался телефонный звонок. Скиннер взял трубку, назвался и тут же сказал Кремеру:

– Звонит Ниро Вульф. Он хочет поговорить с вами и утверждает, что это важно.

– Я поговорю с ним из приемной.

– Нет. Говорите отсюда. Голос у него очень самодовольный.

Кремер взял трубку:

– Вульф? Кремер у телефона. Что вам нужно?

После этого Кремер главным образом только слушал, а все остальные, так же как и я, лишь молча наблюдали за выражением его лица. Как только я заметил, что его лицо начало медленно багроветь, а глаза все больше и больше выкатываться из орбит, мне захотелось соскочить со стула и помчаться на Тридцать пятую улицу, но я, хотя и не без труда, сдержался, чтобы не привлечь к себе внимания. Наконец Кремер положил трубку. Некоторое время он стоял молча, стиснув зубы и морща нос, а затем заявил:

– Этот толстый сукин сын действительно ужасно самодоволен. Он утверждает, что ему все же удалось отработать гонорар миссис Фромм. Сейчас он приглашает к себе меня, сержанта Стеббинса, всех основных подозреваемых, Гудвина, Пензера, Даркина, а также просит захватить трех-четырех женщин-полицейских в штатском в возрасте приблизительно от тридцати пяти до сорока лет. Гудвина он требует немедленно. Еще ему нужен Иган. Скромно, правда? – Кремер сердито обвел всех взглядом и закончил: – Вульф утверждает, что когда мы вернемся сюда, то привезем с собой убийцу. Убийцу!

– Этот Вульф – сумасшедший! – воскликнул Боуэн.

– Боже мой, но как он все это раскрутил? – спросил Скиннер.

– Это возмутительно! – продолжал Боуэн. – Немедленно доставьте его сюда!

– Добровольно он не поедет.

– Доставьте его под конвоем!

– А ордер на его арест?

– Хорошо, вы его получите.

– Вульф и рта тут не раскроет, а потом мы вынуждены будем его отпустить. Он вернется к себе домой и вызовет кого ему нужно, но уже без нас.

Тут они все переглянулись и по выражению лиц друг друга поняли то же самое, что и я: иного выхода просто не было.

Я встал, помахал им рукой и бодро произнес:

– Пока, господа! До скорой встречи!

Глава шестнадцатая

Я никогда не дружил с женщинами-полицейскими, но, конечно, видел их на улицах и должен признать, что человек, подбиравший тех трех, что явились к Вульфу, несомненно обладал хорошим вкусом. Не буду утверждать, что они были неотразимы, но любую из них я был готов пригласить в какую-нибудь забегаловку и угостить стаканом кока-колы. Правда, в глазах у них застыло профессиональное, чисто полицейское выражение, однако винить их в этом было бы несправедливо, поскольку в данный момент они находились на службе, да еще в присутствии инспектора полиции, и обязаны были выглядеть бдительными, компетентными и суровыми. Одеты они были неплохо, а платье на одной из них, из голубой ткани с тонкими белыми полосками, выглядело вполне прилично.

Я вернулся домой заблаговременно и успел до прихода всей компании коротко доложить Вульфу, как у меня прошел день (особого интереса к моему докладу он не проявил), помог Фрицу и Орри принести стулья и кресла и расставить их. Как только начали появляться первые гости, Орри скрылся в гостиной и закрыл за собой дверь. Я еще раньше заходил туда за стульями и видел, кого он там прячет – человека средних лет в очках. Орри познакомил нас, и я узнал, что его зовут Бернард Левин.

Посетителей мы рассадили так, как нам еще раньше велел Вульф. Все шесть представительниц прекрасного пола сидели в переднем ряду, причем Анджела Райт и Клэр Горан оказались каждая между женщинами-полицейскими. Инспектору Кремеру было предоставлено кресло, обитое красной кожей, а Пэрли Стеббинс находился слева от него – рядом с Джин Эстей. Позади Джин Эстей сидел Губастый Иган. Его нарочно посадили недалеко от Стеббинса на тот случай, если он разнервничается и попытается выкинуть какую-нибудь глупость. Слева от Игана, во втором ряду, расположились Горан, Липскомб и Каффнер. Сол Пензер и Фред Даркин прикрывали тылы.

Я упомянул, что Кремера посадили в красное кресло, но точнее было бы сказать, что его только приготовили для него, так как он потребовал предварительного конфиденциального разговора с Вульфом, и сейчас они беседовали в столовой. Не знаю, что ему было нужно, но, судя по выражению его лица, когда он вошел в кабинет впереди Вульфа, вряд ли он что-то узнал. Багровый, с поджатыми губами, он остановился у двери, подождал, пока Вульф усядется в свое кресло, а затем заявил:

– Для сведения всех хочу пояснить, что наша встреча является официальной, но только в определенной степени. Вы доставлены сюда полицией с согласия прокурора, что делает встречу официальной, но все дальнейшее предпринимается Ниро Вульфом под его личную ответственность, и он не имеет никакого права требовать от вас ответов на свои вопросы. Вам всем это понятно?

Все утвердительно закивали.

– Приступайте, Вульф, – распорядился Кремер и сел.

Вульф обвел взглядом присутствующих и заметил:

– Мистер Гудвин по моей просьбе составил список присутствующих, и я хотел бы сейчас удостовериться. Вы – мисс Джин Эстей?

– Да.

– Мисс Анджела Райт?

Мисс Райт утвердительно кивнула.

– Миссис Горан?

– Я. Не думаю, что…

– Прошу вас, миссис Горан, – деловито остановил ее Вульф и продолжил: – Вы мистер Винсент Липскомб?

– Да.

Вульф опять обвел всех взглядом:

– Благодарю вас… Вы знаете, я ведь впервые взялся найти убийцу в группе людей, в своем большинстве мне не известных. Возможно, вам это покажется нелепостью, но не спешите с выводами. Мистер Кремер уже объявил вам, что я не имею права требовать от вас ответов на свои вопросы. Дело это настолько сложное, что вопросов могло бы возникнуть несколько сотен, но я ограничусь только самым минимумом. Например, мне известно, почему в ушах миссис Фромм были серьги в виде золотых пауков, когда она приходила ко мне в пятницу днем, поскольку они являлись одним из элементов задуманного ею обмана. Но зачем она надела их в тот же день вечером, когда была на обеде у Горана? Очевидно, для того, чтобы неожиданно вызвать кое у кого нужную ей реакцию. Далее, зачем вчера вечером мистер Горан поехал в гараж? Видимо, потому, что из-за своей жадности и желания любой ценой сорвать очередной куш он дал Леопольду Хейму координаты Игана, а потом понял, что допустил большую глупость, и встревожился – как теперь выясняется, вполне обоснованно.

– Я протестую! – заверещал Горан. – Это же клевета! Инспектор Кремер, вы заявили, что Вульф сам несет ответственность за свои слова, но вы несете ответственность за то, что доставили нас сюда!

– Можете подать на него в суд за клевету, – парировал Кремер.

– Мистер Горан, – продолжал Вульф, ткнув пальцем в сторону Горана, – на вашем месте я бы помолчал по поводу вашего участия в шантаже. Вы погрязли по уши, и вам это хорошо известно. Сейчас вам угрожает нечто более серьезное – вас могут опознать как убийцу Пита Дроссоса. От тюрьмы вам не отделаться, но я еще могу помочь вам сохранить жизнь. Когда мы закончим беседу, вы поймете, что кое-чем мне обязаны.

– Я уже, черт возьми, и так достаточно вам обязан!

– Ну вот и помолчите. По всей вероятности, большинству из вас ничего не известно о вымогательстве, следствием которого стали три убийства, но мы еще к этому вернемся. Однако уже и сейчас одному из вас это хорошо известно, и он прекрасно меня понимает. Я вовсе не утверждаю, что в состоянии один, без посторонней помощи, указать на убийцу, но кое-какие данные у меня все же есть. Вот на днях один из вас, без всякой необходимости, пытался очень подробно рассказать мистеру Гудвину, где он был и что делал в пятницу вечером и во вторник днем. Этот же человек бросил странное замечание о том, что со времени смерти миссис Фромм прошло пятьдесят девять часов. Какая поразительная точность! Разумеется, это были лишь намеки, не более, однако есть и два очень важных указания на виновного. Во-первых, серьги. Миссис Фромм приобрела их одиннадцатого мая, но во вторник девятнадцатого их надевала другая женщина. Она могла незаметно взять их у миссис Фромм, получить в подарок или во временное пользование. Как бы там ни было, спустя три дня – в пятницу, двадцать второго – они снова оказались у миссис Фромм. И знаете для чего? Да для того, чтобы миссис Фромм могла выдать себя за ту женщину, на которой эти серьги могли быть во вторник! Следовательно, миссис Фромм знала, кто эта женщина, имела против нее определенные подозрения и, что очень важно, смогла открыто или тайно получить эти серьги обратно для осуществления задуманной ею комбинации. Это очень важное указание.

– Указание на что? – перебил его Кремер.

– На личность той, другой женщины. Конечно, неопровержимым доказательством его еще назвать нельзя, но оно наводит на серьезные размышления. Вне зависимости от того, тайно или открыто она взяла их, это все равно означает, что миссис Фромм хорошо знала ту женщину и в любое время, без всяких затруднений, могла взять что-то из ее вещей. Несомненно, что вы, мистер Кремер, понимали это. Вы знали, что данное мною в газеты объявление о женщине с серьгами в виде пауков появилось утром в пятницу, а уже во второй половине дня миссис Фромм приехала в этих серьгах ко мне. Вполне можно было предположить, что она заполучила их обратно в течение очень короткого временного интервала, то есть максимум – двух-трех часов. Если бы ей пришлось ехать за ними куда-то далеко, вы, несомненно, узнали бы об этом.

– Это вы так говорите, – буркнул Кремер. – До сегодняшнего утра я не знал даже, что сережки купила миссис Фромм.

– Но вы в любом случае отдавали себе отчет, что эти серьги в своем роде уникальны. Кстати говоря, интересно, почему миссис Фромм вообще купила их, как только увидела в витрине магазина? Иган показал, что в телефонных разговорах с ним некая женщина употребляла в качестве пароля фразу «Сказал паук мухе». Возможно, или даже вероятно, что миссис Фромм случайно услыхала эту фразу, что и вызвало у нее определенные подозрения. Затем она увидела в витрине эти серьги, вспомнила об услышанной ею странной фразе и решила попытаться выяснить, в чем же дело. – Вульф глубоко вздохнул, а затем продолжал: – Поведение человека, который сбил машиной Пита Дроссоса, сразу показалось мне очень необычным. Самое естественное предположение – что именно этот человек был в машине с женщиной днем раньше и сейчас опасался, что подросток опознает его, – отпало, как только я узнал, что в машине с женщиной был Мэтью Берч, убитый вечером во вторник. Повторяю, что как бы там ни было, но поведение этого человека было необычным. Я попытался поставить себя на его место. Предположим, что, решив убить Пита Дроссоса, я приехал бы на этот перекресток, чтобы сбить его машиной, как только он появится. Поскольку все происходит днем, кругом много людей. Рассчитывать на успех с первого же раза весьма трудно, и, возможно, попытку пришлось бы повторить несколько раз. Пока бы я ждал благоприятной возможности, вряд ли кто-нибудь обратил бы на меня внимание, но уже в момент происшествия меня, конечно, заметили бы многие. Как вы думаете, что бы я сделал с целью затруднить опознание? Разумеется, приехать в маске я бы не мог, но ведь существует много других способов маскировки, вроде, например, приклеенной бороды. Однако я не делаю никаких попыток замаскироваться, а осуществляю свое очень опасное намерение в обычном коричневом костюме и фетровой шляпе. Следовательно, я или абсолютный и ни с кем не сравнимый болван и тупица, или… женщина! Вот теперь и давайте, ну хотя бы в качестве гипотезы, рассмотрим все дело так, как оно представляется этой женщине-преступнице. В таком случае большинство туманных мест проясняется, ибо большинство ролей играет она сама. Она – участница банды вымогателей, возможно, даже ее главарь. Миссис Фромм кое-что узнает об этом – достаточно, чтобы вызвать подозрения, но слишком мало, чтобы принять определенные меры. Она осторожно расспрашивает преступницу и покупает серьги в виде пауков. Во второй половине дня, во вторник, преступница встречается с Мэтью Берчем, одним из сообщников. Он сажает ее за руль своей машины, что необычно, а потом выхватывает револьвер и, угрожая им, заставляет ее ехать в определенное место. На перекрестке, когда они останавливаются на красный свет, к ним подбегает подросток, чтобы протереть стекло дверцы с ее стороны, и она успевает шепнуть ему: «Позови полицейского!» Светофор переключается, Берч заставляет ее ехать дальше. Где-то в пути она оглушает его первым же попавшимся под руку предметом – молотком, гаечным ключом, может быть, его же револьвером, – но не убивает, а связанного, без сознания, держит до ночи в машине, затем отвозит куда-нибудь подальше, переезжает его, бросает машину и возвращается домой.

– Такую историю я мог бы придумать и без вас, – буркнул Кремер. – Сообщите что-нибудь поконкретнее.

– Я и намереваюсь это сделать. На следующий день она решает, что подросток представляет для нее постоянную угрозу. Если подозрения миссис Фромм укрепятся и она узнает о связи преступницы с Берчем, то мальчик подтвердит, что преступница была в машине с Берчем. Теперь она уже очень сожалеет о проявленной минутной слабости, когда, обратившись к этому мальчику с просьбой о помощи, вынудила его всмотреться в нее. Оставлять мальчика в живых нельзя. Она переодевается в мужское платье, возвращается к брошенной машине и действует, как уже известно. На этот раз она оставляет машину совсем в другом месте, а домой возвращается на метро. Однако теперь она окончательно скомпрометировала себя и оказалась в очень уязвимом положении. В пятницу утром миссис Фром берет «паучьи» серьги и уходит в них из дома. После возвращения она разговаривает с преступницей и, помимо всего прочего, рассказывает, что договорилась с Ниро Вульфом о проведении расследования. Несомненно, это большая неосторожность: ей следовало хотя бы подумать о том, что преступница может быть очень опасна, поскольку в тот вечер миссис Фромм получила доказательство ее виновности, хотя, правда, еще не отдавала себе в этом отчета. Выйдя из дома, преступница обнаруживает ее машину, стоящую недалеко от квартиры Горана, и, вооружившись гаечным ключом, прячется за ней.

– Довольно! – крикнул Кремер. – Вы обвиняете Джин Эстей в убийстве, но делаете это голословно. Я уже говорил, что за все сказанное вами отвечаете только вы сами, но доставил этих людей сюда я, и всему есть предел. Дайте мне хотя бы один факт…

– У меня есть такой факт, – поморщившись, ответил Вульф, – но и он пока не подтвержден.

– Что это за факт?

– Арчи, позови их.

Вставая, чтобы выйти в гостиную, я заметил, что Пэрли Стеббинс невольно удостоил Ниро Вульфа небывалого комплимента. Он повернул голову и уставился на руки Джин Эстей, хотя, как заявил Кремер, Вульф только высказал голословное обвинение, не представив даже самого скромного доказательства. Правда, на лице Джин Эстей я не заметил ни замешательства, ни испуга.

– Орри! – позвал я, распахнув дверь.

В кабинет вошел Левин, сопровождаемый Орри. Орри остался у двери, а Левина я провел к стулу у моего стола, откуда ему были хорошо видны все наши гости. Он очень волновался, хотя и пытался не показывать этого.

– Вы Бернард Левин? – обратился к нему Вульф.

– Да, сэр, – подтвердил тот, облизывая губы.

– Вот этот господин, сидящий у моего письменного стола, – инспектор Кремер из нью-йоркской полиции. Он находится у меня по долгу службы, но лишь в качестве наблюдателя. По своей инициативе и под свою личную ответственность я задам вам несколько вопросов. Вы можете отвечать на них так, как находите нужным, или не отвечать вообще. Вам ясно это?

– Да, сэр.

– Я – Ниро Вульф. Вы видели меня раньше?

– Нет, сэр. Но я, конечно, слыхал о вас и…

– Чем вы занимаетесь, мистер Левин?

– У нас с братом магазин мужской одежды в Ньюарке.

– Почему вы оказались здесь? Как это произошло?

– В магазин позвонили по телефону, и какой-то человек сказал, что…

– Одну минуту. Когда это было?

– Сегодня, часа в четыре дня. Он сказал, что на прошлой неделе, в среду, его жена купила в нашем магазине фетровую шляпу и коричневый костюм, и спросил – помним ли мы об этом? Я ответил, что помним и что именно я обслуживал ее. Тогда он попросил меня, во избежание ошибки, сообщить ее приметы и…

– Минуточку. Сообщил ли он вам приметы своей жены или попросил вас дать ему приметы вашей покупательницы?

– Как я уже сказал, он никаких примет мне не сообщил, а попросил меня это сделать. Я так и поступил. Потом он спросил, буду ли я в магазине, если он заедет с тем, чтобы, может быть, поменять шляпу. Я ответил утвердительно. Примерно через полчаса или чуть позже он действительно приехал, предъявил удостоверение частного детектива на имя Орвальда Кетера, сказал, что это не его жена покупала костюм у меня и что он расследует одно дело. Он добавил, что работает у знаменитого частного детектива Ниро Вульфа, должен выяснить кое-что, касающееся этого костюма и шляпы, и ему хотелось бы, чтобы я поехал с ним в Нью-Йорк. Такая просьба представилась нам довольно неприятной, так как мы с братом не любим всяких осложнений.

– Предлагал ли вам мистер Кетер какую-нибудь награду? Обещал ли он заплатить вам?

– Нет, он просто уговорил меня. Говорить он умеет! Из него получился бы хороший коммивояжер. Мы вместе с ним приехали сюда на метро.

– И вам известно зачем?

– Нет, он прямо ничего не сказал, а пояснил, что это нечто важное, касающееся того костюма и шляпы.

– Он не намекал, что вам придется опознать женщину, которая их купила?

– Нет, сэр.

– Он не предъявлял вам чью-нибудь фотографию?

– Нет, сэр.

– Не сообщал чьи-либо приметы?

– Нет, сэр.

– В таком случае, мистер Левин, я хочу спросить вас – видите ли вы в этой комнате кого-нибудь похожего на женщину, которая приобрела в вашем магазине в прошлую среду коричневый костюм и фетровую шляпу?

– Конечно! Я увидел ее сразу же, как только вошел сюда. – Он показал пальцем на Джин Эстей.

– Вы уверены в этом?

– На все сто процентов.

– Достаточно? – обратился Вульф к Кремеру.

У Джин Эстей, сидевшей, как я говорил, между Стеббинсом и женщиной-полицейским, было некоторое время для размышления. Еще только увидев Левина, она не могла не сообразить, что факт приобретения ею костюма и шляпы доказан неопровержимо, ибо брат Левина, разумеется, подтвердит его показания. Она не стала ждать ответа Кремера, а ответила сама.

– Да, это факт! – крикнула она. – Я была такая дура, что купила костюм и шляпу для Клэр Горан.

Тут стало ясно, что Вульф был прав, рассадив дам между женщинами-полицейскими. Как только миссис Горан вскочила, чтобы броситься на Джин Эстей, ее тут же перехватила соседка. Пэрли Стеббинс предоставил своей коллеге-даме заниматься Джин Эстей, а сам уделил все внимание Деннису Горану, намеревавшемуся броситься на выручку к супруге. Горан сбросил с плеча тяжелую руку Стеббинса и вскочил со стула:

– Это клевета! – пропищал он, показывая дрожащим пальцем на Джин Эстей. – Она лгунья и убийца! А ты, Иган, знаешь об этом. Ты знаешь и о том, как она нас обманула, и о том, что он пообещал сам свести с ней счеты. Дурак он был, что понадеялся справиться с ней. Теперь она пытается пришить убийство мне и хочет тебя тоже примазать.

– Как бы не так! – прохрипел Иган. – Пусть эта стерва сядет на электрический стул!

– Вы поймали меня, Вульф, будьте вы прокляты! – продолжал Горан. – Я не болван и могу сказать, что моя песенка спета. Ни моя жена, ни я абсолютно ничего не знали об убийствах. Я мог подозревать кое-что, но точно я ничего не знал. Теперь я расскажу все, что знаю.

– А я не хочу этого знать, – сурово ответил Вульф. – Я с вами закончил. Мистер Кремер, уберите, пожалуйста, отсюда всю эту нечисть. Мои слова относятся, разумеется, только к тем, кто их заслужил.

Глава семнадцатая

Спустя три дня, в пятницу, часов в одиннадцать, когда я печатал письмо одному коллекционеру орхидей, в кабинете появился Вульф, спустившийся из оранжереи. Вместо того чтобы усесться за письменный стол, он подошел к сейфу, открыл его и что-то оттуда вынул. Я стал наблюдать за ним – мне не нравится, когда он что-то делает сам и устраивает беспорядок в сейфе. Взял он, как оказалось, записную книжку с адресами и фамилиями нелегальных иммигрантов и направился к двери. Я встал, чтобы пойти за ним, но он повернулся ко мне и сказал:

– Оставайся здесь, Арчи. Я не хочу превращать тебя в соучастника преступления.

– Вздор! Я хочу посидеть в камере вместе с вами.

Вульф прошел на кухню, достал из шкафа большую сковороду, поставил ее на стол и аккуратно застелил дно фольгой. Я сел и стал наблюдать за ним. Он открыл книжку, вырвал лист, скомкал его и бросил на сковороду, затем сделал то же самое со вторым, третьим и так далее. Когда на сковороде оказалось листов десять – двенадцать, он поджег их и стал подбрасывать новые листки, которые вырывал из книжки.

– Ну вот! – удовлетворенно проворчал он и отошел к раковине, чтобы вымыть руки.

Я выбросил пустой переплет в мусоропровод.

Честно говоря, я тогда подумал, что Вульф несколько поторопился: следствию могли понадобиться дополнительные свидетели. Однако прошло уже несколько месяцев, и все обошлось. Горан и Иган осуждены, а чтобы признать Джин Эстей виновной в особо тяжком преступлении, присяжным – семи мужчинам и пяти женщинам – потребовалось всего только четыре часа.