Всё о Ниро Вульфе. Том 2

Глава первая

В то утро, когда я подходил по Западной Тридцать пятой улице к крыльцу облицованного бурым песчаником старого особняка Ниро Вульфа, у меня имелось несколько причин испытывать довольство жизнью. Денек обещал быть солнечным. Новенькие туфли после трехмильной прогулки ничуть не натерли ноги. С запутанным делом, которое мы расследовали по просьбе важного клиента, было покончено, и я только что положил на счет Вульфа в банке пятизначную сумму.

Шагах в пяти от крыльца я заметил на тротуаре через улицу двух человек, мужчину и женщину. Они таращились то ли на крыльцо, то ли на меня, а может, на все сразу. Пускай эта парочка зевак и не ставила нас на одну доску с Белым домом, недооценивать подобное внимание все же не стоило.

Эта мысль воодушевила меня еще больше. Однако, снова взглянув на пару, я понял, что видел ее прежде. Но где? Вместо того чтобы подняться по ступенькам, я повернулся к ним – как раз когда они вышли на проезжую часть и двинулись в мою сторону.

– Мистер Гудвин, – обратилась ко мне женщина каким-то сдавленным шепотом, так что я едва ее расслышал.

Она была светлокожей и голубоглазой, довольно молодой, вполне ничего себе на вид, изящной даже в синем фабричного пошива пальто. Насколько она была светлой, настолько же мужчина был темным, и крупнее ее он не казался. Своеобразие его лицу придавал кривоватый, свернутый чуть влево нос и широкий рот с толстыми губами. Не узнал же я его сразу по той причине, что никогда прежде не видел в шляпе. Передо мной стоял гардеробщик из парикмахерской, клиентом которой я являлся.

– А, это ты, Карл…

– Можно нам войти с вами? – спросила женщина тем же сдавленным шепотом.

Тут-то я признал и ее. Она работала в той же парикмахерской, маникюршей. Я никогда не пользовался ее услугами, поскольку своими ногтями занимаюсь сам, но неоднократно видел женщину там и даже знал, что ее зовут Тина.

С высоты своего роста я оглядел гладкое бледное личико с острым подбородком, и выражение его мне не понравилось. Я перевел взгляд на Карла: он выглядел еще хуже.

– В чем дело? – поинтересовался я, пожалуй несколько грубовато. – Неприятности?

– Пожалуйста, не здесь, – взмолилась Тина. Она быстро огляделась по сторонам и снова устремила умоляющий взгляд на меня. – Мы только набрались храбрости подойти к двери, как появились вы. Стояли и думали, в какую дверь звонить, подвальную и парадную. Пожалуйста, можно нам войти?

Это не входило в мои планы. Я рассчитывал управиться с кое-какими мелочами по хозяйству, прежде чем Вульф в одиннадцать часов спустится из оранжереи. Вряд ли их визит сулил нам какую-либо прибыль.

– Вы как-то сказали, – едва ли не прохныкал Карл, – что человеку в опасности достаточно лишь упомянуть ваше имя.

– А, ерунда. То была всего лишь шутка. Я вообще слишком много болтаю. – Однако слова его достигли цели. – Ладно, заходите и рассказывайте, что́ у вас там случилось.

Я повел их по ступенькам и своим ключом открыл входную дверь. Внутри первая дверь с левой стороны длинной и широкой прихожей вела в комнату, которую мы называли гостиной. Пользовались ею мы не очень часто. Я направился туда, решив покончить там со свалившимся на меня делом, однако гостиную как раз прибирал Фриц, так что мы двинулись дальше, в кабинет. Переставив пару кресел, чтобы гости оказались лицом ко мне, я уселся за свой стол и нетерпеливо кивнул им. Тина, прежде чем занять свое место, быстро огляделась.

– Какая милая и безопасная комната, – промолвила она, – для вас и мистера Вульфа, двух таких великих людей.

– Это он великий, – возразил я, – а я так, мальчик на побегушках. Так что там насчет опасности?

– Мы любим вашу страну, – провозгласил Карл.

Внезапно он задрожал. Сначала дрожь охватила пальцы, потом руки и плечи, и вот уже его колотило всего. Тина метнула в него тревожный взгляд, поспешно поднялась, схватила Карла за локти и затрясла, отнюдь не вкладывая в это нежности и одновременно выговаривая ему на непонятном мне языке. Он что-то промямлил в ответ, потом слова его зазвучали тверже, и через какое-то время он перестал трястись совсем, а Тина вернулась в свое кресло.

– Да, мы любим вашу страну, – подтвердила она.

Я кивнул:

– Подождите, пока не повидаете Чилликотти, в Огайо, где я родился. Вот тогда вы ее действительно полюбите. Как далеко на запад вы забирались – до Десятой авеню?

– Не думаю, – усомнилась Тина. – Может, до Восьмой. Но именно это мы и хотим сделать – отправиться на запад.

Она решила, что поможет делу, если немного меня развеселит, но особого успеха в этом не достигла.

– Ведь на восток двинуться мы не можем, правда? Там же океан.

Она открыла синюю кожаную сумочку и тут же извлекла из нее что-то, не копаясь и не перебирая содержимого.

– Но видите ли, мы не знаем, куда ехать. Может, как раз в Огайо? У меня есть пятьдесят долларов.

– Должно хватить, – отозвался я.

Она покачала головой:

– Ах нет. Пятьдесят долларов – это вам. Вам известна наша фамилия – Вардас? Вам известно, что мы женаты? Так что никаких оскорблений морали. Мы очень серьезно относимся к подобным вещам. Единственное, чего мы хотим, это работать и жить вместе. Карл и я. И мы думаем…

Услышав незадолго до того громыхание лифта, в котором Вульф спускался из оранжереи на крыше, я понял, что сейчас нас прервут, но позволил ей продолжать. Теперь она умолкла сама, вспугнутая тяжелыми шагами Вульфа, который собственной персоной возник в дверях. Карл и Тина вскочили. Удостоив их лишь быстрым взглядом, Вульф сделал пару шагов, но внезапно остановился и хмуро уставился на меня.

– Не стал сообщать вам, что у нас посетители, – бодро возвестил я, – поскольку знал, что вы все равно скоро спуститесь. Вы ведь помните Карла, из парикмахерской? И Тину вы тоже там видели. Все в порядке, они женаты. Они всего лишь заглянули купить на пятьдесят баксов…

Не ответив ни слова и даже не кивнув, Вульф развернул всю свою седьмую часть тонны и удалился в направлении кухни дальше по коридору. Чета Вардас секунду-другую созерцала опустевший дверной проем, а затем воззрилась на меня.

– Садитесь, – призвал я их. – Как вы и сказали, он великий человек. Он рассердился, потому что я не предупредил его о вашем приходе. Он как раз собирался усесться за стол, – я махнул рукой в направлении оного, – позвонить, чтобы несли пива, и расслабиться. Он и пальцем не пошевелит ради пятидесяти долларов. Может, я тоже, но давайте посмотрим. – Я взглянул на Тину, вновь примостившуюся на краешке кресла. – Так вы говорили…

– Мы не хотим, чтобы мистер Вульф сердился на нас, – горестно отозвалась она.

– Забудьте. Он сердится только на меня, это у него хроническое. Так зачем вы думали поехать в Огайо?

– Может, не в Огайо, – попыталась она вновь улыбнуться. – Как я сказала, мы любим вашу страну и хотим уехать как можно дальше. Нам бы хотелось оказаться в самом ее сердце. Не могли бы вы подсказать, куда нам лучше направиться, и помочь…

– Нет-нет, – резко перебил я ее. – Давайте-ка начнем сызнова. Вы только взгляните на себя. Вы же оба перепуганы до смерти. О какой опасности толковал Карл?

– Не думаю, – возразила она, – что это что-либо изменит…

– Это бессмысленно, – резко вставил Карл.

У него опять затряслись руки, но он тут же вцепился в сиденье, и дрожь прекратилась. Его темные глаза устремились на меня.

– Я познакомился с Тиной, – заговорил он тихо и твердо, стараясь сдержать нахлынувшие чувства, – три года назад в концентрационном лагере в России. Если хотите, я расскажу вам, почему нас никогда не выпустили бы оттуда живыми, хоть через сто лет. Но я предпочел бы не распространяться на эту тему. Меня бросает в дрожь при одной лишь мысли об этом. Я стараюсь научиться вести себя так, чтобы избавиться от этого.

Я согласился:

– Отложим это до тех пор, пока ты не перестанешь трястись. Но вам все-таки удалось выбраться оттуда живыми?

– Понятное дело. Мы же здесь. – В его ровном голосе прозвучали торжествующие нотки. – Хотя об этом я тоже не буду рассказывать. Нас считают мертвыми. Конечно, у нас была другая фамилия, не Вардас. Эту мы взяли позже, когда поженились в Стамбуле. Когда нам это удалось…

– Не называй никаких мест, – отчитала его Тина. – Никаких мест и никаких имен.

– Ты совершенно права, – согласился Карл и сообщил мне: – Это был не Стамбул.

Я кивнул:

– Конечно не Стамбул. Вам пришлось бы плыть. Вы поженились, и это главное.

– Да. Потом, позже, нас чуть не поймали снова. Нас вправду было поймали, но…

– Нет! – категорично оборвала его Тина.

– Совершенно верно, Тина. Ты права. Нас много куда забрасывало, и в свое время неким образом мы пересекли океан. Мы изо всех сил старались попасть сюда законным путем, но это оказалось совершенно невозможно. Когда же нам удалось добраться до Нью-Йорка, это произошло скорее по случайности… Нет, этого я не говорил. Обойдусь даже без таких подробностей. Скажу лишь только, что мы попали в Нью-Йорк. Поначалу было очень тяжело, но вот уже около года, как мы получили работу в парикмахерской, и жизнь стала такой чудесной и приятной, что мы снова почти пришли в себя. А что мы едим! Мы даже скопили немного деньжат! У нас…

– Пятьдесят долларов, – вставила Тина поспешно.

– Совершенно верно, – опять согласился Карл. – Пятьдесят американских долларов. Могу с уверенностью сказать, что мы были бы здоровы и счастливы, как даже и не мечтали три года назад, если бы не опасность. Она заключается в том, что мы нарушили ваши законы. Не отрицаю, это хорошие законы, но подчиниться им нам не представлялось возможным. Мы не можем чувствовать себя счастливыми, когда знаем, что в каждую минуту к нам могут прийти и спросить, как мы здесь оказались. Прошла минута, и все в порядке, никто ничего не спросил. Но за ней ведь следует другая. Каждый день состоит из таких вот минут, и их так много. Нам удалось выяснить, как с нами поступят. И нам ли не знать, куда нас отправят? И мы точно знаем, что́ с нами там сделают. Я не удивлюсь, если вызвал у вас глубокое презрение, когда вот так вот задрожал у вас на глазах. Однако мне думается, чтобы до конца понять наше положение, нужно в нем оказаться. Как я. Как Тина. Я вовсе не говорю, что и вы бы дрожали, как я. Вот Тина ведь совсем не дрожит. И все же, думаю, на вас бы это тоже могло отразиться, как-нибудь по-другому, – то, что вы не особенно счастливы.

– Ага, могло бы, – согласился я и посмотрел на Тину. Но от выражения ее лица мне стало несколько неуютно, и я снова перевел взгляд на Карла. – Но если бы я пытался найти выход из положения, сомневаюсь, что выложил бы все это парню по имени Арчи Гудвин только потому, что он ходит в парикмахерскую, где я работаю. Вдруг окажется, что он помешан на законах, которые вы нарушили? Да и потом, в Огайо минуты будут так же сменять друг друга, как и в Нью-Йорке.

– Есть же пятьдесят долларов.

Карл протянул ко мне руки, которые на этот раз не дрожали.

Тина нетерпеливо отмахнулась.

– Это сущие гроши для вас, – сказала она, и впервые в словах ее прозвучала горечь. – Мы знаем, что гроши. Но возникла опасность. И нам нужно спросить у кого-нибудь, куда теперь уехать. Этим утром в парикмахерскую приходил человек и задавал вопросы. Представитель власти! Полицейский!

– Хм. – Я поочередно окинул их взглядом. – Это другое дело. Полицейский в форме?

– Нет, в гражданском, но он показал нам удостоверение в обложке, Нью-Йоркское полицейское управление. Там значилось его имя – Джейкоб Валлен.

– Когда именно утром?

– В самом начале десятого, вскоре после открытия парикмахерской. Сначала он поговорил с мистером Фиклером, владельцем. Мистер Фиклер отвел его за перегородку в мою кабинку, где я занимаюсь с клиентами после парикмахера или когда им нужен только маникюр. Я была уже там, раскладывала свои инструменты. Он сел, достал блокнот и стал задавать вопросы. А потом он…

– Какие вопросы?

– Все обо мне. Имя, где живу, откуда родом, как долго здесь работаю, все в таком духе, а потом о прошлом вечере: где я была и что делала прошлым вечером.

– А он не говорил, почему его интересует прошлый вечер?

– Нет. Только задавал вопросы.

– И о какой части вчерашнего вечера он спрашивал? Или обо всем?

– Начиная с того, как парикмахерская закрывается в половине седьмого.

– И что же, вы ему сказали, откуда приехали?

– Я сказала, что мы с Карлом – иммигранты из Италии. Именно так мы давно и решили всем говорить. Что-то да приходится говорить, когда спрашивают из любопытства.

– Да уж, приходится. Он просил показать ваши документы?

– Нет. Но в следующий раз попросит. – Она стиснула зубы. – Нам нельзя возвращаться. Мы должны покинуть Нью-Йорк сегодня… Немедленно.

– О чем он еще спрашивал?

– Больше ни о чем. В основном о прошлом вечере.

– А потом что? Карла он тоже допрашивал?

– Да, но не сразу после меня. Он отпустил меня. И мистер Фиклер отправил к нему в кабинку Филипа. А когда Филип вышел, послал туда Карла, а после него – Джимми. Джимми все еще сидел у него в кабинке, когда я пришла к Карлу в гардероб. И мы согласились, что нам нужно бежать. Мы дождались, пока мистер Фиклер не отправится зачем-то в заднюю часть парикмахерской, и сразу же ушли. Добрались до своей комнаты в Ист-Сайде, собрали вещи и бросились на Центральный вокзал. И только потом мы поняли, что совсем не знаем, куда ехать, и можем допустить какую-нибудь ужасную ошибку. И на вокзале мы все обсудили. Мы решили, что коли за нами охотится полиция, то хуже уже не будет. Но мы не особо уверены в тех, с кем познакомились в Нью-Йорке. Вот и подумали, что лучше всего будет пойти к вам и заплатить, чтобы вы нам помогли. Ведь вы профессиональный детектив. К тому же Карлу вы нравитесь больше всех остальных клиентов. Вы даете ему на чай только десять центов, так что дело не в этом. Я сама обратила на вас внимание. На то, как вы выглядите. Вы выглядите как человек, который тоже нарушил бы закон… если бы пришлось.

Я внимательно посмотрел на нее, не без подозрения. Но если она и пыталась умаслить меня, то по виду ее этого заметно не было. В голубых глазах застыл лишь страх, обративший их в бегство, да надежда на меня, в которую они с таким отчаянием вцепились.

Я перевел взгляд на Карла. Страх в нем тоже читался, но вот надежда не проглядывала. Он все так же сидел, словно окаменев, без признаков дрожи. И я подумал, что его, пожалуй, не удивило бы, подними я вдруг трубку и вызови копов. Либо ему было мужества не занимать, либо же мужества у него не осталось вовсе.

Я почувствовал раздражение.

– Черт побери, – вырвалось у меня, – вы только сами все испортили. Ну зачем вы сбежали? Выдали себя с головой. Он ведь допрашивал и остальных. И больше всего его интересовал прошлый вечер. Что насчет вечера? Чем вы занимались? Еще какие-нибудь законы нарушали?

Они заговорили оба сразу, но Тина уступила. Карл заявил, что нет, не нарушали. После работы сразу же пошли домой и, как обычно, поужинали у себя в комнате. Тина постирала, а он почитал книгу. Около девяти они отправились на прогулку и до половины одиннадцатого вернулись и легли спать.

Мое раздражение выросло еще больше.

– Ну точно испортили, – объявил я. – Если вы ничего не натворили прошлым вечером, зачем сбежали? В голове-то у вас небось что-то имеется, иначе бы не выжили и не добрались до наших краев. Что, сложно было мозгами пошевелить?

Карл улыбнулся мне. Вправду улыбнулся. Вот только ответить ему тем же мне не захотелось.

– Задающий вопросы полицейский, – произнес он своим прежним, ровным голосом, – на разных людей действует по-разному. Если вы живете в стране вроде вашей и ни в чем не виноваты, то вместе с вами ему отвечает весь народ вашей страны. И так бывает, даже когда вы не дома… В особенности когда вы не дома. Но у нас с Тиной нет своей страны, никакой. Та, откуда мы родом, уже и не страна вовсе. Просто место, где только и можно делать, что ждать смерти. Хотя, если нас отправят назад, ждать нам не придется. Два одиноких человека без родины нигде на свете не смогут спокойно отвечать на вопросы полицейского. Чтобы спокойно разговаривать с полицейским, нужно иметь за своей спиной целую страну, а у Тины и меня… У нас ее нет.

– Видите, – поддержала его Тина. – Вот, возьмите.

Она встала и подошла ко мне, протягивая деньги:

– Возьмите, мистер Гудвин! Просто скажите, куда нам ехать. Нам поможет любая мелочь…

– И еще мы подумали, – добавил Карл, без особой надежды впрочем, – что вы могли бы снабдить нас письмом к какому-нибудь вашему другу. Может, в этом самом Огайо… Не то что мы многого ожидаем за пятьдесят долларов…

Я глядел на них, стиснув зубы. Все равно утро пошло коту под хвост. Вульф разозлился, никаких дел мне сделать не удалось. Я повернулся за столом и снял трубку. Любой из трех-четырех городских полицейских наверняка сможет выяснить для меня, что за задание выполнял детектив по фамилии Валлен в парикмахерской «Золотарник», если только оно не было каким-то особо важным и секретным.

Но стоило мне положить палец на диск, как меня охватили сомнения. В итоге я вернул трубку на рычаг. Окажись дело серьезным, к нам тут же устремятся полицейские машины. А мы с Вульфом испытываем стойкое предубеждение против полицейских, вытаскивающих людей из его кабинета, кем бы те ни были, если только сами не приготовились сдать посетителей копам. Так что я снова повернулся к этим двоим. Карл хмуро поглядывал на меня, покачивая головой. Тина вся напряглась. Она все так же сжимала в руке деньги.

– Это глупо, – резюмировал я. – Если они и вправду пришли за вами, вы только выкинете деньги на дорогу до Огайо или куда угодно. Приберегите их для адвоката. Мне придется сходить туда и выяснить, в чем дело.

Я встал, подошел к звуконепроницаемой двери в гостиную и открыл ее:

– Вы можете подождать здесь. Сюда, пожалуйста.

– Мы пойдем, – ответила Тина, снова перейдя на сдавленный шепот. – Больше мы вас не побеспокоим. Пойдем, Карл…

– Бросьте, – оборвал я ее. – Если за этим стоит нечто большее, чем мелкая кража, вас все равно повяжут как пить дать. Сегодня у меня в планах значится нарушение закона, и я скоро вернусь. Давайте посидите здесь, и советую не сбегать.

Они переглянулись.

– Он мне нравится, – только и сказал Карл.

Тина двинулась в гостиную, Карл последовал за ней.

Я велел им сесть, расслабиться и не тревожиться понапрасну, закрыл дверь и прошел на кухню, где за дальним концом длинного стола сидел Вульф и потягивал пиво. Я доложил:

– Пришел чек от Пендекстера, я депонировал его в банке. Эта парочка иностранцев сама себя втянула в историю. Я отвел их в гостиную и велел дожидаться моего возвращения.

– Куда ты собрался? – хмуро спросил он.

– Небольшая детективная работа. Не по вашей части. Я отлучусь ненадолго. Можете высчитать у меня из жалованья деньги за впустую потраченное время.

И с этим я удалился.

Глава вторая

Парикмахерская «Золотарник» располагалась в подвале офисного здания на Лексингтон-авеню, за Тридцать пятой улицей. Вот уже несколько лет я пользовался услугами одного из ее мастеров, Эда. Вульф с незапамятных времен стригся на Двадцать восьмой улице, у некоего Флетчера. Но пару лет назад Флетчер ушел на покой, и Вульф переметнулся в «Золотарник». Попробовал прибегнуть к услугам Эда, но тот ему не понравился. Тогда он подверг испытанию весь персонал «Золотарника» и в итоге остановился на Джимми. Теперь, по прошествии двух лет, Вульф придерживался мнения, что и Джимми далеко до Флетчера, особенно в том, что касается мытья головы, но все же он лучше, чем просто сносный парикмахер.

«Золотарник», с его шестью креслами, два из которых обычно пустовали, и двумя маникюршами, конечно, недотягивал до уровня заведения Фраминелли, но оснащен был неплохо и за чистотой в нем следили. К тому же там работал Эд, который хоть и несколько грубовато наклонял голову клиента, зато прекрасно знал, как обращаться с моими волосами. И бритва его неизменно была столь остра и гладка, что даже не ощущалась кожей.

Тем утром я не брился, поэтому, когда в полдень расплатился с таксистом, вошел в здание и спустился в подвал, план моей кампании был проще простого: сесть в кресло к Эду, подождав при необходимости, да попросить быстренько пройтись по мне, а уж остальное само собой получится.

Однако разобраться во всем по-простому не вышло, и само собой ничего получилось. Вдоль стены коридора, напротив входа в парикмахерскую, гудела и переговаривалась довольно приличная толпа служащих, ряда эдак в три. Любопытствующие, проходившие в обоих направлениях, останавливались и пытались заглянуть внутрь, однако выставленный в дверях полицейский приказывал им топать дальше. Все это не внушало больших надежд, хотя, может, кому-то и внушало, это уж как смотреть на вещи.

Я отошел в сторонку и встал так, чтобы произвести осмотр через открытую дверь и витрину. Джоэл Фиклер, владелец, стоял за стойкой гардероба, где обычно хозяйничал Карл, и как раз принимал у какого-то мужчины плащ. Другой мужчина, не удосужившийся снять шляпу, стоял лицом к залу и спиной к кассе, на которую опирался локтями. Еще двое в шляпах сидели в середине ряда кресел для ожидающих посетителей, один из них – возле журнального столика. Они что-то без особого энтузиазма обсуждали между собой. Два парикмахерских кресла, Эда и Тома, были заняты. Два других парикмахера, Джимми и Филип, сидели на своих табуретках у стены. Джанет, второй маникюрши, видно не было.

Я шагнул к проходу и вознамерился войти. Полицейский преградил мне дорогу, и я удивленно воззрился на него:

– Что за суета?

– Здесь произошел несчастный случай. Посторонним вход запрещен.

– А как же вон те клиенты в креслах? Я тоже клиент.

– Клиенты только по записи. Вы записаны?

– Ну конечно! – Я просунул голову в дверь и завопил: – Эд, ты скоро освободишься?

Мужчина, опиравшийся о кассу, выпрямился и повернулся в мою сторону. Завидев меня, он прорычал:

– Черт меня возьми! Тебе кто свистнул?

Присутствие в зале моего старинного друга и закадычного врага сержанта Пэрли Стеббинса из манхэттенского убойного отдела придавало событиям совершенно иной оборот. До той поры я лишь слегка любопытствовал, лениво плывя по течению. Теперь же все мои нервы и мышцы вытянулись в струнку. Сержант Стеббинс мелкими кражами не интересуется. А меня отнюдь не грело сознание, что я, возможно, оставил в нашей гостиной парочку убийц.

– Боже всемогущий, – продолжал неистовствовать Пэрли, – неужто окажется, что и в это дело встрянет Ниро Вульф?

– Если только сами не попросите, – ухмыльнулся я. – Что бы тут ни произошло, я зашел исключительно с целью побриться. Только и всего. А тут, парни, вы околачиваетесь, к моему удивлению.

Полицейский пропустил меня, и я шагнул в зал.

– Я здесь постоянный клиент. – С этими словами я повернулся к Фиклеру, уже спешившему к нам: – Сколько я уже оставляю у вас свои волосы, а, Джоэл?

За исключением лысой головы, кости Фиклера и близко не подходили к поверхности. Он был на полголовы ниже меня. Возможно, исключительно по этой причине мне никогда не удавалось заглянуть в его узкие черные глаза. Он невзлюбил меня с того самого дня, как забыл записать к Эду, о чем я просил по телефону, и в ответ на сей промах я раздраженно отпустил несколько колких замечаний. Теперь же вид у него был такой, будто донимало его нечто похуже шпилек.

– Больше шести лет, мистер Гудвин, – ответил он. – Это, – взялся он объяснять Пэрли, – известный детектив Арчи Гудвин. Мистер Ниро Вульф тоже наш клиент.

– Черта с два известный, – нахмурившись, уверенно отозвался Пэрли.

Я пожал плечами:

– Таково уж бремя славы. Сплошное беспокойство.

– Ага. Не дай себя сломать. Значит, побриться зашел?

– Именно, сэр. Занесите в протокол, и я подпишусь под этим.

– Кто твой парикмахер?

– Эд.

– Грабофф, значит. Он занят.

– Вижу. Я вовсе не спешу. Поболтаю с вами, или полистаю журнал, или сделаю маникюр.

– Некогда мне болтать с тобой. – Пэрли продолжал хмуриться. – Знаешь Карла Вардаса, что работает здесь? И его жену, Тину, маникюршу?

– Знаю Карла достаточно хорошо, чтобы давать ему на чай десять центов всякий раз, когда оставляю в гардеробе шляпу, пальто и галстук. Не могу сказать, что знаю Тину, но, конечно же, видел ее здесь. А что?

– Просто спрашиваю. Закон не запрещает тебе прийти сюда побриться, и бритье тебе действительно не помешает. К тому же ты завсегдатай этого заведения. Но один твой вид – твой или Вульфа – вызывает у меня дикую чесотку. Ну не странно ли, а? Ну так как, занести на всякий случай в протокол, видел ты Вардаса или его жену этим утром?

– Конечно видел. – Я вытянул шею, приблизив губы к его уху, и прошептал: – Я отвел их в нашу гостиную и велел дожидаться меня, а сам побежал сюда рассказать вам, и если вы поторопитесь…

– Мне не до шуток, – прорычал он. – Только не сейчас. Они убили копа – оба или один из них. Ты знаешь, насколько нам это по душе.

Это и вправду было мне известно, и я изменился в лице.

– Вот же черт! Одного из ваших? Я его знал?

– Нет. Детектива из Двадцатого участка, Джейка Валлена.

– Где и когда?

– Этим утром, прямо здесь. За перегородкой, в маникюрной кабинке. Ему вонзили длинные ножницы в спину, прямо до сердца. Очевидно, он даже пикнуть не успел. В любом случае никто не насторожился, поскольку тут нередко делают массаж. Когда его обнаружили, те уже сбежали. Нам понадобился час, чтобы выяснить, где они живут. Пока мы туда добирались, они уже успели собрать вещички и дать деру.

Я пробормотал заинтересованно:

– Есть улики? Отпечатки на ножницах или чем другом?

– Обойдемся и без отпечатков, – зловеще отозвался Пэрли. – Разве я не сказал, что они сбежали?

– Да, но некоторые, – мягко возразил я, – теряют голову от страха при виде человека с торчащими из спины ножницами. Я не был близко знаком с Карлом, но он не производил на меня впечатления человека, который заколет копа просто из принципа. Валлен пришел арестовать его?

Ответа Пэрли я не услышал. Том закончил со своим клиентом, и двое типов в шляпах, сидевших в креслах вдоль перегородки, не сводили с мужчины глаз, пока тот направлялся к гардеробу за своим галстуком. Парикмахер, обмахнувшись щеткой, двинулся к нам.

Обычно Том скачет, словно школьник – от своего кресла к настенному шкафчику и назад, или же к пропаривателю за перегородкой за подогретым полотенцем, несмотря на убеленные сединой шестьдесят с чем-то лет, но сегодня он еле волочил ноги. Даже не поздоровался со мной, хотя и взглянул на меня, прежде чем заговорить с Пэрли:

– У меня обеденный перерыв, сержант. Я всего лишь дойду до закусочной в конце коридора.

Пэрли выкрикнул имя, что-то вроде Джоффе, и один из детективов в креслах возле перегородки поднялся и подошел к нам.

– Йеркс идет на обед. Давай с ним и не оставляй его одного, – велел ему Пэрли.

– Я хочу позвонить жене, – твердо сказал Том.

– Так позвони. Глаз с него не спускай, Джоффе.

– Так точно, сэр.

Они удалились – Том, а за ним полицейский. Мы с Пэрли отошли от кассы, поскольку к ней приблизился клиент, а Фиклер бочком переместился за стойку и устроился за кассовым аппаратом.

– А мне показалось, – вежливо заметил я, – что вы положили глаз на Карла с Тиной. Зачем Тому компания за обедом?

– Карла и Тину мы пока не поймали.

– Но скоро поймаете. Полицейские не жалуют убийц своих коллег. Зачем же донимать бедных парикмахеров? Вдруг кто-то из них с перепугу покалечит клиента, что тогда?

Пэрли лишь раздраженно крякнул. Я прикинулся задетым:

– Прошу прощения. Я тоже не питаю большой приязни к убийцам полицейских. И потому некоторый интерес с моей стороны вполне естественен. К счастью, я умею читать, так что узна́ю все из вечерней газеты.

– Не надрывайся.

Пэрли не отрывал глаз от клиента, пока тот направлялся к двери и наружу мимо полицейского.

– Несомненно, мы поймаем Карла и Тину, но, если не возражаешь, присмотрим, хороший ли аппетит у этих парней. Ты спрашивал, зачем здесь был Джейк Валлен?

– Я спросил, не пришел ли он арестовать Карла.

– Ага. Думаю, да, но пока не могу этого доказать. Прошлым вечером, около полуночи, на углу Восемьдесят первой улицы и Бродвея сбили двух пешеходов, женщин. Обеих насмерть. Машина не остановилась. Потом ее нашли на перекрестке Девяносто шестой и Бродвея, напротив входа в метро. Нам не удалось отыскать свидетелей, видевших водителя на месте происшествия или же там, где был брошен автомобиль. Машина числилась в угоне. Владелец припарковал ее в восемь часов на Сорок восьмой улице, между Девятой и Десятой авеню, а когда вернулся в половине двенадцатого, ее уже не было.

Пэрли умолк, наблюдая за появившимся клиентом. При содействии Джоэла Фиклера тот миновал полицейского, оставил свои вещи в гардеробе и занял кресло Джимми. Пэрли вновь повернулся ко мне:

– Когда патрульный автомобиль обнаружил угнанную тачку на перекрестке Девяносто шестой и Бродвея с помятой и окровавленной решеткой радиатора и прочими свидетельствами наезда, из Двадцатого участка к ней направили Джейка Валлена. Он осмотрел машину первым. Позже, конечно, прибыла следственная бригада, включая экспертов, затем машину отогнали. Валлен должен был отправиться домой отсыпаться в восемь утра, по окончании дежурства, но этого не сделал. Он сообщил жене по телефону, что идет по горячему следу сбежавшего с места происшествия угонщика и намерен закончить это дело самолично, дабы получить повышение. Более того, он позвонил владельцу угнанного автомобиля домой в Йонкерс и спросил, не связан ли тот каким-либо образом с парикмахерской «Золотарник», не знает ли кого-то имеющего к ней отношение, не бывал ли там когда-нибудь сам. Владелец понятия не имел об этом заведении. Конечно, все это мы выяснили после того, как нас вызвали сюда в четверть одиннадцатого и мы обнаружили Валлена мертвым, с ножницами в спине.

Я нахмурился:

– Но что вывело его на парикмахерскую?

– Хотелось бы знать. Должно быть, он что-то нашел в машине, но что именно, нам не известно. Чертов умник оставил это при себе, явился сюда, и его убили.

– И он никому здесь ничего не показывал? Не упоминал?

– Говорят, что нет. У него с собой только и было что газета. Она у нас… Вечерний выпуск «Ньюс». Мы не нашли в ней ничего любопытного. И содержимое его карманов ничего нам не подсказало.

– Хм. На всякого мудреца довольно простоты. Даже если бы он размотал дело, не видать бы ему повышения. Скорее, получил бы форму да участок для патрулирования.

– Да, он был такой. Их таких навалом. Не буду называть имен, но эти вот тоже из участка…

Тут зазвонил телефон. Фиклер, все еще сидевший за кассой, посмотрел на Пэрли. Сержант подошел к стойке и снял трубку. Звонили ему. Когда спустя минуту стало ясно, что разговор затягивается, я двинулся по залу и через несколько шагов услышал:

– Здрасьте, мистер Гудвин.

Меня поприветствовал Джимми, мастер Вульфа, орудовавший расческой и ножницами над правым ухом клиента. Он был тут самым молодым, примерно моего возраста, и безоговорочно самым красивым, белозубый, с капризным изгибом губ и бегающими темными глазами. Никогда не понимал, почему он не работает у Фраминелли. Я тоже поздоровался с ним.

– Мистера Вульфа здесь явно не хватает, – заметил он.

В сложившихся обстоятельствах подобное замечание показалось мне довольно бестактным. Я даже собирался его одернуть, но меня окликнул Эд со своего места через два кресла:

– Еще пятнадцать минут, мистер Гудвин. Обождете?

Я ответил, что все в порядке, подожду, снял пиджак и уселся в кресло у перегородки, рядом с журнальным столиком. Мне пришло в голову полистать какой-нибудь журнал, но лежавший сверху последний выпуск «Нью-Йоркера» я уже читал, а на полке под столешницей отыскался лишь «Тайм» двухнедельной давности. Так что я откинулся назад и принялся медленно обводить глазами помещение, слева направо и обратно.

Хоть я уже шесть лет пользовался услугами этого заведения, здешних мастеров толком не знал, вопреки распространенному мнению, что парикмахеры любят поболтать. Мне было известно, что Фиклер, владелец, однажды прямо здесь, в парикмахерской, подвергся нападению бывшей жены. Что оба сына Филипа погибли на Второй мировой войне. Что Тома Фиклер как-то обвинил в краже лосьона и прочей косметики, за что схлопотал от него пощечину. Что Эд играл на скачках и вечно был в долгах. Что за Джимми необходимо присматривать, чтобы он не уносил из парикмахерской свежие журналы. Что Джанет, проработавшую здесь всего лишь год, подозревали в незаконном приработке, – возможно, она приторговывала наркотиками. Более я ничего о них не знал.

Внезапно передо мной появилась Джанет. Она вышла из-за перегородки, и не одна, а в обществе широкоплечего мужчины, седого и сероглазого, с незажженной сигарой, свисающей из уголка рта. Он окинул взглядом парикмахерскую, а поскольку начал обзор справа, то закончил его как раз на мне. Здоровяк так и замер при виде меня.

– Ради всего святого, – пробормотал он. – Ты? Теперь-то что?

На какую-то секунду я и сам пришел в растерянность, увидев, что делом занимается ни больше ни меньше, как инспектор Кремер, глава манхэттенского отдела по расследованию убийств. Но даже инспектор дорожит добрым мнением рядовых сотрудников. А здесь как-никак встретил свой конец не какой-то там простой гражданин, а страж порядка. Участие в деле Кремера оценила бы вся полиция. Кроме того, должен признать, Кремер – хороший коп.

– Просто жду своей очереди побриться, – сообщил я ему. – Я здесь завсегдатай. Спросите у Пэрли.

Подошел Пэрли и подтвердил мои слова, но Кремер все равно перепроверил их у Эда. Потом отвел сержанта в сторонку, и они довольно долго шушукались, после чего Кремер позвал Филипа и вместе с ним ушел за перегородку.

Джанет уселась в кресло рядом со мной. В профиль она, с ее изящным подбородком, прямым носиком и от природы длинными ресницами, смотрелась даже лучше, чем анфас. Я ощущал себя в некотором долгу перед ней за то невинное удовольствие, которое получал время от времени, когда, сидя в кресле у Эда, поглядывал на нее, пока она возилась с клиентом по соседству.

– А я-то гадал, куда вы подевались, – заметил я.

Она повернулась ко мне. Вообще Джанет была не в том возрасте, когда обзаводятся складками и морщинами, но сейчас выглядела старой. Вне всякого сомнения, каждая мышца на ее лице была напряжена.

– Вы что-то сказали? – спросила она.

– Ничего особенного. Моя фамилия Гудвин. Зовите меня просто Арчи.

– Я знаю. Вы – детектив. Как мне сделать, чтобы мою фотографию не напечатали в газете?

– Никак, если газетчики ее заполучили. У них уже есть ваш снимок?

– Наверно. Хоть вешайся.

– Лично я против, – отозвался я негромко, но выразительно.

– Вам-то что? Это мне хоть вешайся. Моя семья в Мичигане уверена, что я актриса или модель. Отделываюсь намеками, а тут… Ах, боже мой.

Подбородок у нее задрожал, но она сдержалась.

– Работа есть работа, – возразил я. – Мои родители видели меня ректором колледжа, а сам я мечтал стать бейсболистом, игроком второй базы. Ну и посмотрите на меня. Во всяком случае, если вашу фотографию напечатают, да еще не испортят, кто знает, чем это обернется?

– Это моя Гефсимания[10], – промолвила она.

Естественно, это сразу же возбудило у меня подозрения. Она ведь говорила об актерском поприще.

– Бросьте, – посоветовал я ей. – Подумайте о чем-нибудь другом. Например, о парне, которого закололи… Нет, пожалуй, это не подойдет… Подумайте о его жене. Как полагаете, каково ей сейчас? Или об инспекторе Кремере. Подвалило ему работенки. О чем он вас спрашивал?

Джанет меня не слышала. Она процедила сквозь зубы:

– Жаль, что мне смелости не хватает.

– Почему? Что бы вы тогда сделали?

– Рассказала бы все об этом.

– О чем – об этом?

– О том, как все произошло.

– Вы имеете в виду – прошлым вечером? Почему бы вам не попытаться со мной? Вдруг что и получится. Особой смелости для этого не нужно. Просто начните. Дальше само пойдет. Не срывайтесь, всего и делов.

Но Джанет по-прежнему не слышала ни слова. Как будто оглохла. Ее карие глаза пристально следили за мной из-под длинных ресниц.

– Как все было этим утром… Как я возвращалась в свою кабинку, когда закончила обслуживать мистера Левинсона в кресле Филипа, а он позвал меня в кабинку Тины и там схватил, сдавил одной рукой горло, чтобы я не могла кричать. Было совершенно очевидно, что́ он собирается сделать. Мне под руку подвернулись ножницы, лежавшие на полке. Не сознавая, что́ делаю, я со всей силы воткнула их в него. Его хватка ослабла, а потом он рухнул в кресло. Вот как бы я поступила, если бы мне хватало смелости. Если бы я действительно хотела сделать карьеру актрисы или модели, как рассказываю родителям. Меня бы арестовали, судили, а потом…

– Так, подождите-ка. Эти ваши местоимения… Это мистер Левинсон позвал вас в кабинку Тины?

– Нет, конечно. Тот человек, которого убили. – Она откинула назад голову. – Видите отметины на горле?

Никаких отметин на ее гладкой хорошенькой шейке не было.

– Боже мой, – изрек я. – Да вы бы где угодно стали ведущей актрисой.

– Об этом-то я и говорила.

– Ну тогда идите и выложите все.

– Не могу! Просто не могу! Это было бы чертовски пошло.

Лицо ее, уже полностью безмятежное, находилось совсем близко – ближе видеть его мне еще не доводилось, – и красота этого лица не подлежала сомнению. При иных обстоятельствах моя реакция была бы совершенно естественной и здоровой, но в тот момент я с удовольствием залепил бы ей пощечину. Я-то ощутил знакомое покалывание в основании позвоночника, решив, что она собирается облегчить душу рассказом о полуночной гонке по Бродвею, возможно с одним из своих коллег, а то и вовсе с самим боссом, а она взяла и понесла эту ахинею.

Ей необходимо было преподать урок.

– Всецело вас понимаю, – объявил я. – Вы такая славная, изящная, подающая надежды девушка, но рано или поздно все неизбежно выйдет наружу. Я хочу вам помочь. Кстати, я не женат. Прямо сейчас отправлюсь к инспектору Кремеру и все ему расскажу. Он захочет сфотографировать ваше горло. Еще у меня есть знакомый начальник тюрьмы. Я прослежу, чтобы с вами хорошо обращались, без грубостей. Вы знаете каких-нибудь адвокатов?

В ответ Джанет покачала головой. Я было решил, что в ответ на мой вопрос об адвокатах, но ошибся. Она была решительно не настроена отвечать на вопросы.

– Насчет того, что вы не женаты, – промолвила она. – Я о браке даже не помышляю. В прошлом номере журнала «Американ» была статья о замужестве девушек, делающих карьеру. Вы читали?

– Нет. Возможно, я смогу уговорить окружного прокурора предъявить вам обвинение в непредумышленном убийстве, а не в умышленном. Это порадует ваших родителей в Мичигане. – Я подтянул ноги к креслу и наклонился вперед, готовясь встать. – Ладно, пойду расскажу Кремеру.

– Та статья была глупой, – продолжала Джанет как ни в чем не бывало. – Я считаю, что сначала девушка должна сделать карьеру. Поэтому, увидев привлекательного мужчину, я никогда не интересуюсь, женат ли он. К тому времени, когда я буду готова выйти замуж, все они состарятся. Вот почему я не спрашиваю вас, знакомы ли вы с кем-нибудь из шоу-бизнеса. Я не приняла бы помощь от мужчины. Я считаю, что девушка…

Не позови меня Эд, чей клиент уже покинул кресло, даже не знаю, чем бы все это закончилось. Влепить ей пощечину было бы слишком пошло. Говорить что-либо смысла не имело, коли она оставалась глуха. Но, конечно, я мог бы что-то придумать. А так мне не хотелось заставлять Эда ждать. Я встал, прошел к его креслу и уселся.

– Просто поскобли физиономию, – бросил я ему.

Он накинул на меня простыню и отклонил кресло назад.

– А вы звонили? – спросил он. – Или этот олух опять забыл?

Я ответил, что не звонил, просто оказался поблизости, весь заросший щетиной, между тем как меня ожидает задание, требующее выглядеть презентабельно, и добавил:

– У вас тут, я смотрю, ажиотаж.

Эд отошел к шкафчику за тюбиком крема для бритья и принялся меня намыливать.

– Еще какой, – произнес он с чувством. – Карл – ну, вы его знаете – убил человека в кабинке Тины. А потом оба дали деру. Тину мне жаль, она-то ничего, но вот Карл, даже не знаю.

Он взялся за мою левую щеку.

Говорить во время его манипуляций я не мог. Он закончил, отошел вытереть руки и вернулся с бритвой. Я наклонил голову влево и заметил:

– На твоем месте я бы поостерегся, Эд. Не стоит болтать повсюду, что Карл убийца, пока это не доказано.

– Ну, на него иногда накатывало.

Бритва была острой и гладкой, как обычно.

– Зачем же тогда он сбежал?

– Почем мне знать. Но копы-то продолжают здесь что-то вынюхивать, даже инспектор.

– Ну а как же, ищут улики. Без улик никуда.

Эд натянул мне кожу на челюсти.

– Например, они выясняли у меня, показывал ли убитый мне что-нибудь, интересовался ли какой-нибудь вещью из парикмахерской. Я ответил, что нет. Это была бы улика, понимаете?

– Да, понял, – прошамкал я. – А о чем он тебя спрашивал?

– А, да задавал всякие личные вопросы. Как зовут, женат или холост… Ну, знаете, как страховой агент или налоговый инспектор. Все они спрашивают одно и то же. Но когда он спросил о вчерашнем вечере, я объяснил ему, куда он может катиться. А потом подумал: да какого черта? И выложил все. Почему бы и нет? Это моя философия, мистер Гудвин: почему бы и нет? Так меньше хлопот.

Он задрал мне подбородок и стал брить горло. Когда с этим было покончено, я наклонил голову вправо, подставив другую щеку.

– Конечно, – продолжал Эд, – полиции надо во всем разобраться, но им не стоит рассчитывать, будто мы всё помним. Он когда пришел, сначала поговорил с Фиклером, минут пять наверно. Потом Фиклер отвел его в кабинку Тины, и он допрашивал ее. Потом Фиклер послал туда Филипа, а дальше Карла, Джимми, Тома, меня и Джанет. Я так думаю, помнить хотя бы это – уже неплохо.

Я согласно промычал. Эд как раз занимался уголком моего рта.

– Но всего я вспомнить не могу, как бы они ни приставали с вопросами. Я понятия не имею, сколько прошло времени между возвращением Джанет и тем, как Фиклер заглянул в кабинку Тины и обнаружил копа мертвым. Они меня спрашивают: ближе к десяти минутам или к пятнадцати? А я отвечаю: у меня в это время был клиент, у нас у всех были, кроме Филипа, и поэтому я не знаю. Они интересуются: сколько вас заходило за перегородку после того, как оттуда вышла Джанет – к пропаривателю или кадке, взять лампу или что другое? А я снова отвечаю: у меня в это время был клиент, и я не знаю. Знаю только, что сам я не заходил, потому что в это время подстригал мистера Хауэлла. Как раз ровнял ему макушку, когда Фиклер заорал и выбежал оттуда. Пускай спросят мистера Хауэлла.

– Наверняка уже спросили, – заметил я, но Эд меня не слышал, ибо отправился за подогретым полотенцем.

Он вернулся, приложил его к моему лицу, затем смочил пальцы сиреневой водой и, похлопывая меня по физиономии, продолжил:

– Пристали как банный лист: когда точно Карл и Тина исчезли? Раз двадцать спрашивали, а я не могу ответить и не буду. Ладно, пусть Карл это сделал, но с моей помощью им этого не доказать. Им нужны улики, но на меня им рассчитывать нечего. Как насчет холодного компресса?

– Нет, пусть пахнет.

Он обхлопал меня досуха, поднял кресло вертикально и взялся за расческу и щетку.

– Могу я помнить то, чего не знаю? – вопросил он.

– Про себя-то я знаю, что не могу.

– А я вовсе не великий детектив вроде вас. – Эд не особенно деликатничал со щеткой. – И теперь я иду обедать за компанию с копом. Даже в сортир нас одних не отпускают. Обшарили всех с головы до пят, и даже притащили женщину, чтобы обыскала Джанет. Сняли у нас отпечатки. Ну ладно, им нужны улики. – Он сорвал простыню. – Как бритва, ничего?

Я ответил, что все прекрасно, как и всегда, встал с кресла, выудил четвертак и обменял его на счет. Пэрли Стеббинс, стоявший поблизости, наблюдал за нами обоими. Порой я позволял себе подшутить над Пэрли на месте убийства, но сейчас случай был явно не тот. Сегодня убили копа.

Он заговорил, вовсе не враждебно:

– Инспектору не по душе, что ты тут ошиваешься.

– Да и мне самому тоже, – заявил я. – Слава богу, что мистер Вульф сегодня не надумал стричься. Вы бы ни за что не поверили. Я оказался здесь по чистой случайности. Так уж совпало. Рад был повидаться.

Я подошел к кассе, оплатил счет у Фиклера, оделся и покинул парикмахерскую.

Глава третья

Когда я вышел на Лексингтон-авеню, голова моя была занята сразу несколькими проблемами. Самой безотлагательной была вот какая: а ну как Кремер, почуяв неладное, пустил за мной своего человека? Если тот доложит, что из парикмахерской я направился прямиком домой, копы заинтересуются, с чего это я решил потратить семьдесят пять центов на бритье средь бела дня.

Поэтому я не стал ловить такси, которое все равно тащилось бы по городу еле-еле, а на своих двоих двинул в универсам «Олтманз», где, миновав хитросплетение входов и выходов, убедился, что хвоста за мной нет. Таким образом, остаток дороги до дому я мог целиком посвятить себя обдумыванию других вопросов.

Один из важнейших заключался в том, обнаружу ли я Карла и Тину там, где их оставил. По этой причине, поднимаясь на крыльцо, я на бегу перемахивал сразу две ступеньки. Ответ оказался отрицательным. Гостиная была пуста.

Я двинулся по прихожей в кабинет, но так и застыл, услышав голос Вульфа, доносившийся из-за открытой двери столовой, на другой стороне прихожей. Вульф разглагольствовал:

– Нет, мистер Вардас, не могу согласиться, что альпинизм является просто проявлением духовных устремлений человека. Напротив, я считаю, что это лишь истерический выплеск его инфантильного тщеславия. Одно из основных устремлений осла – орать громче своих собратьев, а человек вовсе не…

Я пересек прихожую и вошел в столовую. Вульф сидел на своем обычном месте во главе стола, и Фриц подле него как раз снимал крышку с источающего пар блюда. Место слева от Вульфа занимала Тина, а справа от него, где обычно в отсутствие гостей устраивался я, восседал Карл. Вульф увидел меня, но сначала закончил тираду об альпинизме и только потом обратился ко мне:

– Ты вовремя, Арчи. Как раз поспел к своей любимой телятине с грибами.

Кстати об инфантильности. Босс не любит приниматься за обед, если в доме голодные гости, и это более-менее понятно. Но почему нельзя было просто послать им поднос? Объяснение лежало на поверхности: он злился на меня, к тому же я назвал их иностранцами.

Я подошел к столу и объявил:

– Мне известно, что с вами случается припадок, если я пытаюсь за едой обсуждать дела, однако восемнадцать тысяч копов отдали бы месячный заработок, лишь бы заполучить Карла и Тину, ваших гостей.

– Вот как. – Вульф раскладывал телятину и приборы. – Почему же?

– Вы с ними говорили?

– Нет. Просто пригласил пообедать.

– Тогда и не говорите, пока я не отчитаюсь. В парикмахерской я наткнулся на Кремера и Стеббинса.

– Черт побери.

Порционная ложка замерла на полдороге.

– Ага. Весьма интересно. Но обед – прежде всего, естественно. Пойду наброшу цепочку. Будьте так добры, положите мне телятины.

Карл и Тина словно языки проглотили.

Признаю, тот обед был одним из лучших представлений Вульфа. О Карле и Тине он ни черта не знал, за исключением того, что они попали в переделку. Также ему было известно, что Кремер и Стеббинс занимаются исключительно убийствами, а он не склонен привечать убийц за своим столом.

Несколько лет назад нам неожиданно пришлось пригласить на ужин предполагаемую клиентку, и тогда подавался жареный уотертаунский гусь. Так вот, оказалось, что она отравила мужа, и жареный гусь был исключен из нашего меню на целый год, хотя Вульф и обожал его.

Теперь же все свои надежды он возлагал на то, что я осведомлен о его предубеждении и даже разделяю оное. Так что я уселся в конце стола и, глазом не моргнув, умял приличную порцию телятины с грибами, а затем и слоек с тыквой.

Наверняка ему было весьма неуютно, тем не менее до самого завершения обеда он оставался гостеприимным хозяином, не выказывая ни малейших признаков спешки даже за кофе. Затем, однако, напряжение начало сказываться.

Как правило, после еды он не спешит вернуться в кабинет, но на сей раз отправился туда без промедления. За ним последовали гости и я. Вульф прошествовал к своему креслу за столом, поудобнее устроил в нем свою тушу и набросился на меня:

– Ну, и во что ты впутал нас теперь?

Я расставлял кресла, дабы чета Вардас села к нему лицом, но тут же остановился и уставился на него.

– Нас? – переспросил я.

– Да.

– Ладно, – учтиво начал я, – раз уж на то пошло, я вовсе не приглашал этих людей в дом, не говоря уж об обеде. Они пришли сами, я лишь впустил их, что входит в круг моих обязанностей. Начав дело, я его и закончу. Могу ли я воспользоваться гостиной? Выведу их отсюда минут на десять.

– Пф-ф, – отреагировал он надменно. – Теперь я в ответе за них, раз уж они были моими гостями за обедом. Устраивайтесь, сэр. Пожалуйста, садитесь, миссис Вардас.

Карл и Тина вообще ничего не соображали, и мне пришлось подпихнуть кресла сзади им под коленки. Затем я занял свое место и повернулся к Вульфу.

– У меня к ним вопрос, – сообщил я ему. – Но сперва вам стоит кое-что узнать. Они находятся у нас в стране нелегально. Их держали в русском концентрационном лагере, но они предпочитают не распространяться, за что угодили туда. Может, за шпионаж. Хотя сомневаюсь, поскольку слышал их разговор. Естественно, они подскакивают на милю всякий раз, как кто-нибудь делает им козу. А этим утром в парикмахерскую заявился человек, продемонстрировал полицейское удостоверение и стал допытываться, кто они такие, откуда взялись и что делали прошлым вечером. Вот они и смылись при первом же удобном случае. Но вот куда бежать, они не знали и потому явились сюда получить совет за пятьдесят баксов. Я проявил великодушие и, словно бойскаут, отправился в парикмахерскую.

– Вы туда пошли? – выдавила из себя Тина.

Я повернулся к ним:

– Ну конечно пошел. Положение и без того сложное, а вы своим побегом не сделали его проще. В итоге мы имеем то, что имеем. Думаю, я смогу все уладить, если сумею спрятать вас обоих куда подальше. Оставаться здесь для вас будет опасно. Я знаю одно местечко в Бронксе, где вы сможете залечь на дно на несколько дней. Пользоваться такси или метро вам не стоит. Поэтому мы пройдем за угол в гараж и возьмем машину мистера Вульфа, и вы поедете туда. Затем я…

– Простите, – перебил меня Карл, – вы нас отвезете туда?

– Нет, я буду занят. Затем я…

– Но я не умею водить машину! И ничего в этом не понимаю!

– Тогда ваша жена поведет. Вы можете оставить…

– Она не умеет! И тоже ничего не понимает!

Я вскочил, навис над ними и выпалил гневно:

– Слушайте, эту байку приберегите для копов. Не умеете водить машину? Да бросьте! Это любой умеет!

Они смотрели на меня – Карл в замешательстве, Тина нахмурившись.

– В Америке – да, любой, – промолвила она. – Но мы ведь не американцы, пока еще. И у нас не было возможности научиться.

– Так вы никогда не водили машину?

– Нет. Никогда.

– И Карл?

– Никогда.

– Что, черт побери, все это значит? – не выдержал Вульф.

Я снова сел.

– Это-то мне и хотелось выяснить, – растолковал я ему. – И данное обстоятельство крайне важно, как вы вскоре поймете. – Я обратился к Карлу и Тине: – Если вы лжете, что не умеете водить, вас не отправят обратно домой умирать – вы умрете прямо здесь. Выяснить, лжете ли вы, не составит труда.

– Зачем нам лгать? – изумился Карл. – Что здесь такого?

– Еще раз, – гнул я свое, – вы умеете водить?

– Нет.

– Тина, а вы умеете?

– Нет!

– Хорошо. – Я повернулся к Вульфу: – Этим утром в парикмахерской был участковый детектив по фамилии Валлен. Фиклер отвел его в кабинку Тины, и первой коп допросил ее. Потом к нему заходили остальные в следующем порядке: Филип, Карл, Джимми, Том, Эд и Джанет. Возможно, вы этого не знаете, но кабинки маникюрш огорожены со всех сторон. После того как из кабинки вышла Джанет, минут десять – пятнадцать Валлен оставался в одиночестве. Затем туда заглянул Фиклер и увидел, что детектив мертв. Кто-то вогнал ему в спину ножницы. А раз Карл и Тина сбежали…

Тина издала сдавленный крик агонии. Просто ужасный. Одним прыжком она оказалась подле Карла, вцепилась в него и дико запричитала:

– Карл, нет! Нет, нет! Ох, Карл…

– Угомони ее, – рявкнул Вульф.

Мне пришлось попытаться, ибо Вульф скорее согласится терпеть общество голодного тигра, нежели бьющейся в истерике женщины. Я подошел к супругам и взял Тину за плечи, но, разглядев выражение лица Карла, пытавшегося встать под ее весом, отпустил ее. Судя по нему, он мог успокоить жену. И он действительно ее успокоил. Поднял на ноги, встал перед ней, лицом к лицу, и выкрикнул:

– Нет! Ты понимаешь? Нет!

Потом он осторожно отвел ее назад к креслу и усадил, а затем повернулся ко мне:

– Этого человека убили в кабинке Тины?

– Да.

Карл улыбнулся – в той же манере, что и ранее. И мне очень захотелось, чтобы он немедленно это прекратил.

– Тогда, конечно, – произнес он так, будто уступал в тяжелом споре, – нам конец. Но, пожалуйста, прошу вас, не осуждайте мою жену. Мы с ней прошли через такое множество испытаний, что она готова приписать мне массу вещей, которых я совершить не в силах. Она слишком многое воображает на мой счет, а я – на ее. Но я не убивал этого человека. Я к нему даже не прикасался. – Он нахмурился. – Не понимаю, почему вы предлагали ехать на машине в Бронкс. Естественно, вы сдадите нас полиции.

– Забудьте о Бронксе. – Я тоже нахмурился. – Каждый коп в городе только вас и высматривает. Сядьте.

Карл продолжал стоять. Он посмотрел на Тину, потом на Вульфа и снова перевел взгляд на меня.

– Да сядьте же, черт побери!

Он вернулся на место и сел.

– Насчет умения водить, – пробурчал Вульф. – Что это был за вздор?

– Никакой не вздор, сэр, к этому-то я и вел. Прошлым вечером около полуночи некто на угнанной машине сбил насмерть двух женщин на Бродвее и скрылся с места происшествия. Машину обнаружили на пересечении Бродвея и Девяносто шестой улицы. Валлен из Двадцатого участка оказался первым полицейским, кто ее осмотрел. Очевидно, он нашел в машине нечто такое, что вывело его на парикмахерскую «Золотарник». Так или иначе, он сказал жене по телефону, что идет по горячим следам и добьется славы и повышения, а затем объявился в парикмахерской и устроил перекличку, как я уже рассказал. Об итоге его стараний я тоже поведал. Кремер уверен, что сбежавший преступник счел себя загнанным в угол и схватился за ножницы, а Кремер – только между нами – отнюдь не олух. Чтобы сойти за скрывшегося с места происшествия угонщика, необходимо отвечать некоторым требованиям, и одно из них – умение водить машину. Так что для Карла и Тины лучше всего было бы вернуться в парикмахерскую к своим обязанностям и подвергнуться официальному допросу, кабы не два «но». Во-первых, факт их бегства весьма и весьма все затруднит. А во-вторых, даже если будет установлено, что они не убивали копа, отсутствие вида на жительство все равно их прикончит. – Я махнул рукой. – В общем, не одно, так другое. Если их депортируют туда, откуда они сбежали, смертного приговора им не миновать, на лучшее и рассчитывать нечего. Кстати, один интересный момент: вы укрываете беглецов от правосудия, а я – нет. Я сказал Пэрли, что они здесь, поэтому…

– Что ты сделал? – взревел Вульф.

– Что слышали. Репутация шута имеет свои преимущества: ты можешь говорить что угодно, главное, делать при этом соответствующее лицо. Я так и сказал ему, что они здесь, в нашей гостиной, а он просто не воспринял мои слова всерьез. Так что я чист, а вы – нет. Вы даже не можете просто выпроводить их. Если не хотите сами связаться с Кремером – согласен, это было бы чересчур, после того как они преломили с вами хлеб, – я могу позвонить Пэрли в парикмахерскую и разыграть удивление: мол, беглецы до сих пор у нас, почему вы не прислали за ними?

– Может, было бы лучше, – произнесла Тина без особой надежды, – чуточку лучше, если бы вы нас отпустили? Нет?

Ответа она не получила. Вульф испепелял меня взглядом. И вовсе не потому, что понял, в какой переплет угодил, только после моих разъяснений. Я никогда не пытался отрицать, что его чердак обставлен куда лучше моего.

Босса вывел из себя хитрый трюк, с помощью которого я выяснил, что ни Карл, ни Тина не умеют водить машину. Кабы не это, он смог бы еще отдать их в руки правосудия, не интересуясь, чем это закончится для беглецов, и выбросить из головы всю историю. Теперь же об этом и речи быть не могло.

Естественно, Вульфа возмутило и то, что всю тяжесть ответственности я переложил на него. Займи я позицию поборника гуманности, он взвалил бы на меня вину за каждую неприятность, что с ним когда-либо происходила. Мне ли не знать, что так все и было бы!

– Можно рассмотреть, – сказал он, продолжая сверкать на меня очами, – и другой выход.

– Да, сэр, какой?

– Просто отпустите нас, – пролепетала Тина.

– Пф-ф. – Он бросил взгляд на нее: – Попытайся вы удрать, вас схватят в течение часа. – И снова обратился ко мне: – Ты сказал мистеру Стеббинсу, что они здесь. Мы можем просто подержать их тут и подождать развития событий. Поскольку мистер Кремер и мистер Стеббинс все еще работают в парикмахерской, они могут в любой момент разоблачить убийцу.

– Конечно могут, – согласился я. – Вот только верится в это слабо. Они просто всё дотошно перепроверяют. В действительности они уже утвердились в мысли о виновности Карла и Тины и теперь ищут доказательства против них. В особенности то, что вывело Валлена на парикмахерскую. Хотя лично я полагаю, что особых надежд обнаружить улики они не питают. Ведь Карл и Тина могли унести уличающий их предмет с собой. Все равно, вам ли не знать, каково это, когда их мозги работают лишь в одном направлении?

Вульф обратился к Карлу:

– Вы с женой ушли из парикмахерской вместе?

Карл покачал головой:

– Это могло возбудить подозрения. Тина ушла первой. В самой парикмахерской женского туалета нет, поэтому она и другая маникюрша, Джанет, ходят в уборную дальше по коридору. Так что Тина могла выйти, не привлекая к себе внимания. После ее ухода я подождал, пока все не займутся делами, а мистер Фиклер не скроется за перегородкой, и тогда быстро выскочил из парикмахерской, взбежал по лестнице и присоединился к ней.

– Когда это произошло? – спросил я. – Кто тогда был в кабинке Тины с Валленом?

– Думаю, никого. Джанет покинула ее уже достаточно давно. В тот момент она была занята с клиентом в кресле Джимми.

– Ну и ну. – Я развел руками. – Вы ушли оттуда меньше чем за минуту, а может, всего лишь за несколько секунд до того, как Фиклер обнаружил Валлена мертвым!

– Не знаю. – Карл сохранял спокойствие. – Знаю лишь, что ушел и этого человека не трогал.

– Дело становится еще приятнее, – заметил я Вульфу. – Существовал незначительный шанс доказать, что они ушли еще до убийства.

– Да. – Он посмотрел на меня. – Надо полагать, Валлен был жив, когда Эд вышел из кабинки, поскольку эта девушка… Как ее зовут?

– Джанет.

– Я зову по именам лишь несколько мужчин и ни одной женщины. Как ее фамилия?

– Я знаю только имя. И вы не умрете, если будете называть ее просто Джанет.

– Ее фамилия – Шталь, – выручила Тина. – Джанет Шталь.

– Благодарю. Валлен был предположительно жив, когда Эд покинул кабинку, поскольку после него туда вошла мисс Шталь. Поэтому, очевидно, возможность убить была у мисс Шталь, видевшей Валлена последней, и мистера Фиклера, обнаружившего, что полицейский мертв. Как насчет остальных?

– Напомню, – заметил я, – что заглянул туда под предлогом бритья. Я мог выказывать любопытство, но лишь в разумных пределах. Мне приходилось проявлять чертовскую осмотрительность, чтобы не зайти слишком далеко. Из рассказанного Эдом я делаю вывод, что возможность была у всех. Он исключает разве только самого себя. Как вы знаете, они постоянно бегают за перегородку то за одним, то за другим. Эд не помнит, кто ходил туда, а кто – нет в те десять – пятнадцать минут. И можно с уверенностью ручаться, что этого не помнят и остальные. Тот факт, что копы упорно об этом расспрашивали, свидетельствует, что они не закрепили за Карлом и Тиной монополии на убийство. Как заметил Эд, полицейским нужны улики, и они все еще ищут.

Вульф крякнул от отвращения.

– Также это показывает, – продолжал я, – что полиция не располагает какой-либо деталью, позволяющей закрыть дело. Вроде отпечатков пальцев из машины, изначального местонахождения ножниц или чего-то обнаруженного на трупе. Им, конечно, нужны Карл и Тина. И вы знаете, что́ произойдет, когда их поймают. Но вот с вещественными доказательствами у следствия туго. Если вы настаиваете на своем предложении удерживать здесь наших гостей, пока в лапы Кремеру и Стеббинсу не угодит настоящий злодей, то это может сработать в стратегическом плане. Но вам ведь претит сама идея о проживании женщин, даже одной женщины, в этом доме. И через несколько месяцев это определенно начнет действовать вам на нервы.

– Это бессмысленно, – вмешалась Тина, вновь перейдя на сдавленный шепот. – Просто отпустите нас! Умоляю вас, отпустите! Мы выберемся из города. Мы знаем, как это сделать. Вы прекрасные детективы, но это бессмысленно!

Вульф пропустил ее слова мимо ушей. Он откинулся в кресле, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Нос его подергивался, подсказывая мне, что он принуждает себя взглянуть в лицо неприятному факту: ему придется поработать. Либо поработать, либо приказать мне позвонить Пэрли. Но второе исключалось как его самоуважением, так и профессиональным тщеславием.

Чета Вардас взирала на него – не скажу, что с надеждой, но и не в полном отчаянии. Полагаю, все запасы отчаяния супруги уже давно исчерпали, им попросту было не к чему взывать. Я тоже наблюдал за Вульфом и подергиванием его носа, которое вскоре сменилось таким знакомым движением губ. Он то выпячивал их, то втягивал, снова выпячивал и снова втягивал, что означало: он смирился с неизбежным и запускает механизм. По моим наблюдениям, порой для этого требовался целый час, но теперь хватило и нескольких минут.

Он снова вздохнул, открыл глаза и проскрежетал, обращаясь к Тине:

– Если не считать мистера Фиклера, этот человек допрашивал вас первой. Верно?

– Да, сэр.

– Расскажите, что́ он говорил. О чем спрашивал. Слово в слово.

По мне, при сложившихся обстоятельствах Тина держалась очень хорошо. Убежденная, что песенка ее спета и никакие припомненные ею слова Валлена ничего уже не поправят, она все равно пыталась помочь. Хмурила лоб и явно прилагала усилия. И похоже, Вульф вытянул из нее все возможное. Но она не могла дать ему того, чего не имела.

Он все не унимался:

– Вы уверены, что он ничего вам не предъявлял, не показывал? Совершенно ничего?

– Да, уверена. Ничего.

– И он не спрашивал ни о каком предмете из парикмахерской?

– Нет.

– Вообще не упоминал каких-либо предметов?

– Нет.

– И из кармана ничего не доставал?

– Нет.

– А та газета, что была у него с собой, – он не из кармана ее достал?

– Нет, как я уже сказала, он держал ее в руке, когда заходил в кабинку.

– В руке или под мышкой?

– В руке. Я думаю… Да, точно.

– Она была сложена?

– Ну конечно, газеты ведь складывают.

– Да, миссис Вардас. Просто вспомните, как выглядела газета, которую вы видели у него в руке. Я обращаю на нее внимание, потому что больше не на что. Хоть какую-то деталь мы обязаны получить. Была ли газета сложена так, как если бы он носил ее в кармане?

– Нет. – Тина старалась изо всех сил. – Она не была сложена таким образом. Как я уже сказала, это была «Ньюс». Когда он сел, то положил ее на стол, с краю, справа от себя… Да, так, слева от меня. Я сдвинула кое-какие свои вещи, чтобы освободить место… И она была сложена так, как газеты, лежащие на прилавке в киоске.

– Но он о ней не упоминал?

– Нет.

– И ничего необычного вы в ней не заметили? Я имею в виду газету.

– Это была всего лишь газета.

Вульф повторил сеанс с Карлом и получил то же самое, только больше. Никаких предметов не предъявлялось и не упоминалось, ни малейшего намека. Единственный выставленный на обозрение – газета – так и лежал на краю стола, когда Карл по указанию Фиклера зашел и сел. Валлен к ней даже не прикасался. Карл был настроен скептичнее Тины. Пытаясь припомнить точные слова детектива, он, в отличие от жены, особо не напрягался. И должен заметить, за это я его не винил.

Вульф оставил свои попытки заполучить то, чего у них не было. Он откинулся назад, сжал губы, закрыл глаза и принялся постукивать указательными пальцами по торцам ручек кресла. Карл и Тина посмотрели друг на друга, потом она поднялась, подошла к нему и стала поглаживать его по голове. Увидев, что я на них смотрю, она покраснела, бог знает почему, и вернулась на место.

Наконец Вульф открыл глаза.

– Черт побери, – капризно заключил он, – это невозможно. Даже приди мне в голову какой-нибудь ход, сделать его я бы не смог. Стоит мне шевельнуть пальцем, как мистер Кремер поднимет лай, а намордника для него у меня нет. Любая попытка…

Раздался звонок в дверь. За обедом Фрицу было сказано, что обязанность принимать посетителей переходит ко мне. Так что я поднялся, вышел в прихожую и двинулся к двери. Однако до нее не дошел. В четырех шагах от нее через прозрачную с одной стороны панель я узрел красную обветренную физиономию и массивные широкие плечи. Не мешкая, я развернулся и поспешил в кабинет, где объявил Вульфу:

– Это насчет ремонта кресла.

– Вот как. – Он вздернул голову. – В гостиную!

– Я мог бы сказать ему…

– Нет.

Карл и Тина, встревоженные нашими интонациями и поспешностью, вскочили на ноги. Снова раздался звонок. Я метнулся к двери в гостиную, распахнул ее и бросил им:

– Туда. Живее!

Они молча подчинились, словно знали меня годами и привыкли мне доверять. Впрочем, иного выбора у них и не оставалось. Когда они оказались в другой комнате, я бросил им:

– Расслабьтесь и сидите тихо.

Затем закрыл дверь, посмотрел на Вульфа и, дождавшись его кивка, снова направился в прихожую. Открыв дверь, я мрачно произнес:

– Привет. Ну что теперь?

– Долго же ты, – проворчал инспектор Кремер, переступая порог.

Глава четвертая

При желании Вульф может двигаться, и весьма шустро. Я неоднократно был тому свидетелем, как и в этот раз. Когда я вернулся в кабинет, пропустив вперед Кремера, босс уже разложил перед собой на столе блокноты, карандаши и десяток папок с записями о прорастании сеянцев орхидей, а ведь за ними ему пришлось идти к картотечному шкафу. Одна из папок лежала открытая, и Вульф хмурился на нас, якобы оторванный от работы. Он пробурчал приветствие, отнюдь не радушно. Кремер что-то буркнул в ответ, подошел к красному кожаному креслу и уселся.

Я устроился за своим столом. Мне было искренне жаль, что, как лицо, замешанное в деле, я не могу просто наслаждаться представлением. Если Вульф не позволит Кремеру наложить лапы на чету Вардас и сам избежит тюрьмы, я выражу ему свое восхищение тем, что по меньшей мере месяц не стану заикаться о прибавке к жалованью.

Вошел Фриц с подносом. Стало быть, Вульф нашел даже время нажать на кнопку. На подносе стояли три бутылки пива, установленная норма. Вульф извлек из ящика открывалку и попросил Фрица принести еще один бокал, но Кремер поблагодарил и отказался.

Неожиданно инспектор посмотрел на меня и требовательно спросил:

– Куда ты пошел после парикмахерской?

Я удивленно поднял брови:

– Вот так вот, да?

– Да.

– Ну что ж. Если это и вправду вас интересовало, вы могли бы прицепить мне «хвост». А раз сделать это вы не удосужились, то сейчас просто любопытствуете, чего я не приемлю. Следующий вопрос.

– Почему просто не ответить на первый?

– Потому что мне случается выполнять конфиденциальные поручения, и я не желаю вырабатывать у вас дурную привычку.

Кремер резко повернулся к Вульфу:

– Знаете, этим утром в вашей парикмахерской убили полицейского.

– Да. – Вульф остановил руку с пенящимся бокалом на полпути. – Арчи рассказал мне об этом.

– Может, и рассказал.

– Не «может», а рассказал.

– Ладно. – Кремер задрал голову, проследил, как Вульф осушает бокал и промокает платком рот, затем продолжил: – Слушайте. Меня привело к вам вот что. За долгие годы я усвоил, что стоит мне обнаружить вас хоть в миле от убийства – а вы с Гудвином едины, – как пить дать произойдет чего-нибудь необычное. Перечислять по пунктам нет необходимости, ваша память не уступает моей. Погодите секундочку, дайте мне закончить! Я вовсе не хочу сказать, что не существует такой вещи, как совпадение. Я знаю, вы вот уже два года являетесь клиентом этой парикмахерской, а Гудвин и вовсе шесть лет. И в том, что он оказался там через два часа после убийства, пожалуй, не было бы ничего необычного, если бы не кое-какие детали. Он объяснил Грабоффу, своему парикмахеру, что должен срочно побриться перед важной встречей. Между тем особой срочности, похоже, все-таки не было, раз уж он ждал чуть ли не полчаса, пока Грабофф не освободится. Ладно, на это еще можно закрыть глаза. Гораздо важнее другое: и Грабофф, и Фиклер в один голос утверждают, что за все шесть лет, что Гудвин числится их клиентом, он никогда не ходил к ним только побриться. Ни разу. Ему всегда требуется целый набор услуг: стрижка, массаж и мытье головы, бритье. Поэтому-то его визит и представляется необычным. Раз в шесть лет ему вдруг приспичило зайти в парикмахерскую побриться – и именно в тот самый день. Я не верю в подобные совпадения.

Вульф пожал плечами:

– Воля ваша. Я не несу ответственности за уровень вашего доверия, мистер Кремер. И мистер Гудвин тоже. Не понимаю, чем мы можем вам помочь.

– Да и никто не поверил бы, – упрямился Кремер, хотя и не особенно. – Поэтому-то я и пришел. Я уверен, Гудвин явился в парикмахерскую, поскольку знал, что там произошло убийство.

– Тогда вы заблуждаетесь. Уровень вашего доверия требует пересмотра. Пока я не зашел туда, понятия не имел, не подозревал даже, что кого-то убили, там или где-то еще.

– У тебя не задержится соврать, Гудвин.

– Лишь до определенных пределов, и они мне известны. Я покажу это под присягой. Можете всё записать и заверить у нотариуса в аптеке за углом. Это было бы клятвопреступлением, а у меня на него аллергия.

– Твой визит туда не был связан с убийством?

– Можете и так сформулировать, раз вам хочется. Нет, не был.

Вульф налил себе еще пива.

– Как мог мистер Гудвин узнать об убийстве? – спросил он, тоже не выказывая признаков агрессивности. – У вас есть этому объяснение?

– Не знаю. – Кремер нетерпеливо отмахнулся. – Я к вам не с готовой версией пришел. Я знаю лишь, что́ означает и всегда означало ваше или Гудвина внезапное появление там, где расследуется убийство, – а это как-никак моя работа. И Гудвин там нарисовался, всего лишь через два часа после преступления. И тогда я поспрашивал и выявил слишком много совпадений. Честно говоря, я понятия не имею, чем вы занимаетесь. Работаете-то вы лишь за большие деньги. Тот сбежавший угонщик мог оказаться денежным мешком, но в таком случае это вряд ли кто-то из парикмахерской. Никто там не сможет позволить себе услуги Ниро Вульфа. Так что, как я понимаю, деньги втянуть вас в это дело никак не могли, а ничто другое, должен признаться, мне даже в голову не приходит. Наверно, я все-таки не откажусь от глотка пива, если не возражаете. Устал я что-то.

Вульф потянулся и нажал на кнопку.

– На уме у меня было два обстоятельства, – продолжал Кремер. – Во-первых, я не поверил, что Гудвин по чистой случайности заглянул на место убийства. Согласен, он не настолько дерзок, чтобы покушаться на клятвопреступление. – Он взглянул на меня: – Я хочу, чтобы ты дал письменные показания под присягой. Сегодня же. Изложи все своими словами, но чтоб без всяких уверток.

– Будет сделано, – уверил я его.

– Сегодня.

– Угу.

– Не забудь.

Появился Фриц с еще одним подносом, поставил его на столик подле Кремера и открыл бутылку.

– Вам налить, сэр?

– Благодарю, я сам.

Кремер взял бокал в левую руку, а правой стал наливать. В отличие от Вульфа, много пены он не любит.

– Во-вторых, я подумал, что Гудвина, возможно, привело туда нечто такое, чем вы согласитесь со мной поделиться – вы, но не он, потому как вы – босс, а он будет молчать, пока не получит ваше добро. Я вовсе не притворяюсь, будто у меня есть чем надавить на вас, чтобы заставить поделиться информацией. Закон об утаивании улик вам известен так же хорошо, как и мне. Во всяком случае, должен быть известен после всех тех фортелей, что вы выкидывали…

Пена вполне осела, и он умолк, чтобы сделать глоток.

– Вы думаете, – спросил Вульф, – что я отправил Арчи в парикмахерскую по делу?

Кремер облизал губы:

– Да. И объяснил почему. И продолжаю так думать.

– Вы ошибаетесь. Я не отправлял его. Поскольку вы потребовали письменных показаний под присягой от Арчи, то можете получить их и от меня. На этом и остановимся. Я напишу, что не посылал его в парикмахерскую, знать не знал, что он туда отправляется, и ничего не слышал об убийстве, пока он не вернулся и не рассказал мне.

– И вы присягнете в этом?

– В качестве одолжения вам – да. Коли вы потратили время на визит ко мне, должны же что-то получить взамен. – Вульф потянулся за второй бутылкой. – Кстати, я так и не понял, зачем вы вообще пришли. Если верить Арчи, убийца известен и вам остается только его поймать… Тот гардеробщик… Э-э… Карл. И его жена, ты говорил, Арчи?

– Да, сэр. Тина, одна из маникюрш. Пэрли сказал мне, что они сделали это и смылись.

Вульф хмуро взглянул на Кремера:

– Тогда чего вы ожидали получить от меня? Чем я мог вам помочь?

– Только тем, что я и сказал, более ничем, – упрямо гнул свое Кремер, выливая в бокал остатки пива. – Если я вижу, что поблизости крутится Гудвин, то желаю знать зачем.

– Не верю, – грубо ответил Вульф и повернулся ко мне: – Арчи, думаю, это ты во всем виноват. Ты чересчур нахален и слишком много болтаешь. Наверняка что-нибудь ляпнул или выкинул какой-нибудь фокус. И какой же?

– Ну конечно, у вас всегда Арчи во всем виноват, – обиделся я. – Всего-то пришел побриться, а у Эда был клиент. Пришлось ждать. Вот я от нечего делать и поболтал с Пэрли, полистал журнал… Только полистал, читать не стал. А потом поговорил с инспектором Кремером, затем с Джанет, для вас – мисс Шталь, еще с Эдом, когда сел к нему. Точнее, это он говорил…

– И что ты сказал мистеру Кремеру?

– Да практически ничего, просто ответил на вежливый вопрос.

– А мистеру Стеббинсу что говорил?

Я решил, что понял, к чему он клонит, и очень надеялся, что не ошибся.

– Да просто спросил, что́ происходит, и он рассказал. Я же вам отчитался.

– Не дословно. Что ты ему сказал?

– Да ничего, черт побери! Естественно, Пэрли хотел знать, чего это меня туда принесло, и я сказал ему… А! Подождите-ка! Пожалуй, вы правы! Он спросил, видел ли я этим утром Карла или Тину, и я ответил, мол, конечно, я отвел их в нашу гостиную и велел меня дожидаться, и если он поторопится…

– Ха! – восторжествовал Вульф. – Так я и знал! Твой чертов длинный язык. Так вот в чем дело. – Он повернулся к Кремеру: – Что ж вы тянули с облавой? – спросил он, стараясь, впрочем, чтобы слова его прозвучали не слишком презрительно. В конце концов, Кремер пил его пиво. – Раз уж Арчи опрометчиво выболтал наш маленький секрет, бессмысленно утаивать его и дальше. Так мы в основном и используем нашу гостиную – прячем в ней убийц. Вы ведь вооружены, полагаю? Идите и задержите их. Арчи, открой ему дверь.

Я подошел к двери в гостиную и открыл ее, хотя и не слишком широко.

– Самому-то мне боязно, – обходительно заметил я, – а так рад был бы помочь.

Кремер держал полный бокал пива, и, вполне вероятно, только благодаря этому трюк и сработал. С его-то настырностью, он вполне мог встать да пойти в ту комнату – пускай даже наш спектакль и убедил его, что она пуста. Пойти, совершенно не заботясь о том, как мы над ним посмеемся и какой глупый вид у него будет по выходе оттуда. Но бокал пива усложнял задачу. Ему бы пришлось либо отправиться в гостиную с бокалом, либо сначала поставить его на столик… либо же запустить им в Вульфа.

– Вздор, – отмахнулся он и поднес бокал ко рту.

Я небрежно толкнул дверь, даже не удосужившись взглянуть, закрылась ли она, и по пути на свое место еще и зевнул.

– По крайней мере, – ткнул Вульф Кремера носом, – меня нельзя упечь за решетку за укрывательство прячущихся от правосудия… Ведь это одна из ваших любимых угроз. Но я все равно не понимаю, чего вы хотите. Если это они, вы, несомненно, их поймаете. Еще есть что-нибудь?

– Ничего не хочу, разве только лишний раз убедиться. – Кремер взглянул на наручные часы. – Ладно, поеду к себе. Я туда и направлялся, просто по дороге решил заглянуть и послушать, что́ вы имеете мне сказать. Не сомневайтесь, мы их возьмем. В моем городе убийство копа просто так с рук никому не сходит. – Он встал. – Как никому не сошло бы с рук и укрывательство его убийц. Благодарю за пиво. Буду ожидать ваших письменных показаний, и если…

Зазвонил телефон. Я повернулся и снял трубку.

– Офис Ниро Вульфа, Арчи Гудвин у телефона.

– Инспектор Кремер у вас?

Я ответил, мол, да, подождите.

– Это вас, – сказал я ему и отошел в сторону.

Он взял трубку. В общей сложности инспектор произнес не более двадцати слов, в основном слушал. Потом бросил трубку на рычаг, проворчал что-то о новых неприятностях и направился к двери.

– Их поймали? – бросил я ему вслед.

– Нет. – Он не обернулся. – Кое-кто пострадал… Шталь, та девушка.

Я двинулся за ним, намереваясь хотя бы открыть перед ним другую дверь, однако он вышел прежде, чем я нагнал его. Мне оставалось только вернуться в кабинет.

Вульф вставал, и я удивился: к чему это такие усилия? Однако взгляд на настенные часы показал, что уже без пяти четыре – время нанести дневной визит в оранжерею.

– Он говорит, на Джанет напали, – констатировал я.

Вульф, допивавший пиво, лишь хмыкнул.

– Я кое-что должен Джанет. Кроме того, это может свидетельствовать в пользу невиновности Карла и Тины. Нам необходимо узнать подробности. Обычно я не бреюсь два раза в день, но законом это не возбраняется. Я могу добраться туда за десять минут. Почему бы и нет?

– Нет. – Он поставил бокал. – Там видно будет.

– Меня не устраивает это ваше «Там видно будет». Мне необходимо что-нибудь делать. Я потерял десять фунтов за десять секунд, пока стоял и держал эту дверь, стараясь делать вид, будто посмеюсь от души, если ему вздумается зайти внутрь и проверить. Если бы не наши гости, я бы почти желал, чтобы он так и поступил. Просто чтобы посмотреть, как вы будете выкручиваться, не говоря уж о себе. Мне необходимо чем-то заняться.

– Заниматься нечем. – Вульф посмотрел на часы и двинулся. – Будь так добр, положи эти папки на место. – На полпути к двери он обернулся: – Меня беспокой только в самом крайнем случае. И не пускай больше в дом никаких перемещенных лиц. Двух зараз вполне достаточно.

– Кормили-то их вы… – начал я с чувством, но он уже удалился.

Через мгновение до меня донесся шум лифта.

Я убрал папки, отнес бутылки и бокалы на кухню, а затем направился в гостиную. Тина, лежавшая на диване, села, когда я зашел, и окинула взглядом подол своей юбки. Ноги у нее были красивые, но сейчас они меня не занимали. Карл встал с кресла подле изножия дивана и одним взглядом задал мне сразу несколько вопросов.

– Вольно, – скомандовал я. Мне представлялось вполне справедливым мнение Вульфа, что двух достаточно. – Надеюсь, вы не подходили к окнам?

– Мы уже давно научились держаться подальше от окон, – ответил Карл. – Но мы хотим уйти. И с радостью заплатим вам пятьдесят долларов.

– Вы не можете, – раздраженно отрезал я. – Это был инспектор Кремер, важная полицейская шишка. Мы сказали ему, что вы здесь, и поэтому…

– Вы сказали ему… – выдавила из себя Тина.

– Ну да. Это метод Гитлера – Сталина наоборот. Они говорили неприкрытую ложь, чтобы ее принимали за правду, а мы сказали голую правду, чтобы ее приняли за ложь. И это сработало. Вы были на волоске от разоблачения. Повторить подобный трюк я бы не решился, но сейчас он сработал. Так что мы влипли, и вы тоже. Останетесь здесь. Мы сказали копам, что вы в этой комнате, и вы из нее не уйдете, по крайней мере пока не придет время отправиться ко сну. Я запру вас здесь. – Я указал на дверь. – Тут ванная. Если захотите пить, там есть стакан. Другая дверь оттуда ведет в кабинет, но я ее запру. На окнах решетки.

Я подошел к двери в прихожую и запер ее своим универсальным ключом. Затем вернулся в кабинет, зашел в ванную в углу, отодвинул засов на двери, ведущей в гостиную, приоткрыл ее, вышел обратно в кабинет, запер дверь ключом и снова направился в гостиную. При моем появлении Карл и Тина, тихо переговаривавшиеся, умолкли.

– Все готово, – сообщил я им. – Устраивайтесь поудобнее. Если вам что-нибудь понадобится, не кричите. Стены здесь звуконепроницаемые. Просто нажмите на эту кнопку. – Я тронул ее под краем стола. – Как только появится что-нибудь новое, я вам сообщу.

С этим я направился прочь.

– Но мы все равно висим на волоске, – запротестовал Карл.

– Тут ты чертовски прав, – мрачно согласился я. – Ваша единственная надежда состоит в том, что теперь в эту историю вляпался мистер Вульф. Вытащить из нее вас обоих и его самого, не говоря уж обо мне, по силам только ему. Не исключено, что это выше его возможностей, но оно и к лучшему: единственное, ради чего он напрягается, это как раз невозможное и есть. Следующие два часа будет перерыв. Он не позволяет, чтобы что-нибудь помешало его дневным занятиям с орхидеями на крыше, с четырех до шести. Кстати, появился небольшой просвет. Инспектор Кремер помчался назад в парикмахерскую. Ему сообщили по телефону, что Джанет пострадала. Если ее ранили ножницами в ваше отсутствие, это может стать настоящим прорывом.

– Джанет? Она сильно пострадала? – спросила Тина удрученно.

Я окинул ее подозрительным взглядом. Естественно, она прикидывалась, хотя вид имела такой, как будто это ее действительно беспокоило. Быть может, люди, которые сами много и часто страдали, так и реагируют на испытания, выпавшие их знакомым.

– Не знаю, – ответил я, – и не собираюсь выяснять. Любопытство оправданно до поры до времени. Сейчас проявлять его неуместно. Нам придется выждать по меньшей мере до шести часов. – Я бросил взгляд на свои часы. – То есть всего лишь час двадцать минут. Тогда мы узнаем, состряпал ли мистер Вульф шараду. Если же нет, он хотя бы пригласит вас на ужин. До скорого.

Когда я повернулся, Карл прыгнул и чуть не сломал мне шею.

В прошлом я пережил достаточно неприятных сюрпризов и потому бдительность никогда полностью не утрачиваю. Но вынужден признать, что тогда проявил непростительную беспечность, ибо недооценивал его.

Он был ниже меня на три дюйма и легче фунтов на тридцать. Однако мне следовало помнить, что парень, которому удалось сбежать из концлагеря, а также из Европы, наверняка владеет кое-какими приемчиками. И он ими владел. Сейчас он оттолкнулся от пола и заскочил мне на спину, ударив коленями в позвоночник и рукой обхватив меня за шею.

Я был беспечен, но не совсем. Бросок его я услышал и почувствовал слишком поздно, чтобы успеть повернуться или же отступить, но все же вовремя, чтобы изогнуть спину и опустить подбородок. Он вцепился в меня, и мускулы его весьма меня удивили.

Коли он оказался столь стремителен в прыжке, то мог бы не менее быстро выхватить левой рукой нож. Поэтому миндальничать я не собирался. Я согнул колени и, приложив всю силу ног, подпрыгнул вверх, насколько это было возможно под его весом. Затем в воздухе резко откинулся назад, практически до горизонтального положения, и ударился о пол.

Точнее, ударился он, придавленный мною сверху. Удар выбил из него воздух и стряхнул с меня его руку. Я тут же перекатился вправо, подогнул под себя ноги и вскочил, прямо перед Тиной – на случай, если она приготовилась помогать.

Она не приготовилась. Просто стояла, застыв, в лице ни кровинки. Я чуть повел головой слева направо, а потом медленно повращал ею.

– Подумал уже, что он сломал мне шею, – пожаловался я, – но нет. Только попытался.

Тина не отозвалась. Карл лежал на полу, судорожно вдыхая воздух. Я подошел к нему, взял за руку, рывком вернул ему вертикальное положение и тщательно обыскал. Единственным оружием, оказавшимся при нем, был перочинный ножик с двумя маленькими лезвиями.

Я отступил на шаг и поинтересовался:

– Ты ведь поддался порыву, да?

– Я не мог сломать вам шею, – отозвался он, как будто даже обиженно. – Вы слишком сильный.

– Но, несомненно, пытался.

– Нет. Я всего лишь хотел уйти. Если мы останемся у вас, то лишимся всякой надежды. Вы бы оцепенели на время, и все.

– Ага. Надеюсь, ребра у тебя побаливают. Коли так, помяни меня.

Я двинулся к двери в кабинет, закрыл ее за собой и запер на ключ. Оставшись в одиночестве, я учинил осмотр своему телу и мыслям. Головой шевелить не хотелось, особенно поворачивать ее назад, но она хотя бы двигалась. В местах удара коленями болела спина, однако посредством разнообразных разворотов и наклонов я выявил, что все сочленения работают исправно.

Затем я уселся за свой стол для ревизии интеллектуальной составляющей. Полученный перелом шеи – ну, чуть не полученный, черт побери, – разом прочистил мне мозги.

Да, я весьма находчиво доказал, что Карл и Тина не умеют крутить баранку, с этим все, как и прежде, в порядке. Но вот что касается ножниц в спине Джейка Валлена, тут ровным счетом ничего не доказано. Лишь продемонстрировано, что мотивы могут быть разными.

Копы полагали, что Валлена прикончил загнанный в угол угонщик-убийца, но на кого думал я? И что еще важнее, какого мнения держался Вульф? Опережал ли он меня, как обычно, или особо себя не утруждал, раз никакой платы нам не светило? А может, даже навлекал на нас поражение?

Я сидел, напрягал мозги и в итоге пришел к таким неутешительным выводам, что позвонил в оранжерею и рассказал Вульфу о попытке Карла погрузить меня в оцепенение. Порывался продолжить и дальше, но он отмахнулся и заявил, что это может подождать до шести часов.

Я посидел еще немного, ворочая головой в различных направлениях, а потом встал, готовясь перейти к упражнениям для спины. Во время наклона с касанием пола руками зазвонил телефон.

Это оказался сержант Стеббинс:

– Арчи? Это Пэрли. Я из парикмахерской. Ты нужен нам здесь как можно скорее.

Два обстоятельства подсказали мне, что это не было враждебное требование: его тон и обращение «Арчи». Ввиду непростого характера наших с ним отношений обычно он называл меня «Гудвин», но порой снисходил и до «Арчи».

Я отозвался в том же духе:

– Вообще-то я занят, но, думаю, приеду. Раз уж я вам так нужен. Не потрудитесь ли объяснить?

– Когда приедешь. Ты нужен, и все. Лови такси.

Я позвонил Вульфу по внутреннему телефону и отчитался о развитии событий. Потом достал из ящика револьвер, прошел на кухню и вручил его Фрицу, разъяснил статус наших гостей и велел держать ухо востро. И затем умчался.

Глава пятая

Толпа зевак, собравшаяся в коридоре перед парикмахерской «Золотарник», по сравнению с прошлым разом выросла вдвое, и на то имелись две причины. Только минуло пять часов, и закончившие работать массово валили в сторону метро. Внутри же парикмахерской можно было поглазеть на богатую подборку копов. Коридор оживляли уже не один полицейский, но целых три. Они не подпускали людей к дверям и приказывали проходящим не задерживаться. Я сообщил одному из них свое имя, мне приказали подождать, а через мгновение явился Пэрли и увел меня внутрь.

Я быстро осмотрелся. Кресла парикмахеров пустовали. Фиклер и три мастера – Джимми, Эд и Филип – сидели в креслах для ожидающих клиентов, в своих белых куртках, каждый на пару с детективом. Тома видно не было. По залу рассредоточились другие полицейские.

Пэрли отвел меня в угол возле кассы.

– Давно ты знаком с этой Джанет Шталь? – требовательно спросил он.

Я укоризненно покачал головой:

– Так не пойдет. Ты сказал, что я нужен, и я мигом примчался. Если тебе просто нужна моя биография, позвони в кабинет когда угодно в рабочее время. А раз уж ты зовешь меня Арчи, то можно и в неурочные часы.

– Кончай ломать комедию. Давно ты знаком с ней?

– Нет, сэр. У меня есть знакомый адвокат. Обоснуйте свое требование.

Правое плечо Пэрли дернулось. То было всего лишь рефлекторное отражение порыва заехать мне, ему неподвластное, и потому заострять внимание на сем движении не стоило.

– Как-нибудь на днях, – процедил он сквозь зубы, но затем заговорил нормально: – Маникюршу нашли на полу в ее кабинке. Девицу ударили по голове. Мы привели ее в чувство, и она может говорить, но не будет. Она ничего нам не скажет. Твердит, что знать нас не знает. Что не будет ни с кем разговаривать, кроме своего друга Арчи Гудвина. Так давно ты с ней знаком?

– Весьма тронут, – произнес я с чувством. – До сегодняшнего дня я только и делал, что поглядывал на нее, но ни разу с ней даже не разговаривал, не говоря уж о телесном контакте какого-либо рода. Всего раз поболтал с ней сегодня, здесь же, под вашим надзором. И вы только посмотрите, как на нее это подействовало! Стоит ли удивляться, что я о себе высокого мнения?

– Слушай, Гудвин, мы ищем убийцу.

– Знаю. Я всецело на вашей стороне.

– Так ты ни разу не встречался с ней за пределами парикмахерской?

– Ни разу.

– Возможно, это удастся проверить. А сейчас нам нужно, чтобы ты ее разговорил. Черт бы ее подрал, из-за нее мы в тупике. Пошли.

Он двинулся.

Я схватил его за локоть.

– Не спеши. Если она вбила в себе в голову, что говорить будет только со мной, нужно продумать вопросы. Я должен знать, что́ произошло.

– Ну да.

Пэрли жаждал приступить к активным действиям, но я, несомненно, говорил дело.

– Нас тут оставалось только трое: я, здесь, в зале, да Джоффе и Салливан, на тех креслах. Все парикмахеры работали с клиентами. Фиклер шастал туда-сюда. Почти половину всего времени я висел на телефоне. Мы выжали из этого места все, что могли. Во всяком случае, пока. И дело застопорилось. Ну да ты знаешь, как это бывает.

– Где была Джанет?

– Я к этому и веду. Торакко – это Филип – закончил с клиентом. К нему подсел новый – мы уже впускали завсегдатаев. И этот новый клиент захотел сделать маникюр. Торакко крикнул Джанет, но она не появилась. Фиклер в это время отдавал уходящему клиенту плащ. Торакко заглянул за перегородку позвать девушку, а она лежала на полу своей кабинки без чувств. Ушла она туда минут за пятнадцать до того, ну, от силы двадцать. Думаю, за это время хотя бы раз за перегородку заходил каждый из них.

– Ты думаешь?

– Да, думаю.

– Должно быть, здесь все застопорилось намертво.

– Я же сказал, что много говорил по телефону. Джоффе и Салливану гордиться нечем, и они это знают. Черт, ты же понимаешь, каково нам, что ей задвинули по башке под носом у нас троих.

– Насколько тяжело она ранена?

– Даже в больницу везти не пришлось. Доктор разрешил подержать ее здесь. Ее ударили над правым ухом бутылью, взятой с полки за перегородкой, футах в шести от входа в ее кабинку. Бутыль большая и тяжелая, полная масла. Лежала рядом с ней на полу.

– Отпечатки?

– Господи, да ты в школе, что ли, не учился? У него было полотенце или что-то подобное. Пошли.

– Секунду. Что доктор сказал, когда вы спросили, могла ли она сама себе так приложить?

– Сказал, что это вполне возможно, но он сомневается. Пойдем, поспрашиваешь ее.

Решив, что почва для разговора у меня появилась, я последовал за ним. Пока мы шли к перегородке, все парикмахеры и детективы с ряда кресел поглядывали на нас, и веселья в их глазах не читалось. Фиклер был и вовсе жалок.

Прежде за перегородкой я не бывал. Она отделяла пространство примерно с половину длины парикмахерской. Тут находились пропариватели, кадки, лампы и прочие принадлежности, а дальше – ряды шкафов и полок. Через широкий проход располагались кабинки для маникюра, целых четыре, хотя больше двух маникюрш я в парикмахерской никогда не видел.

Когда мы проходили мимо входа в первую кабинку, я заметил внутри Кремера, сидящего за столиком напротив Тома, седовласого парикмахера. Инспектор увидел меня и тут же поднялся. Я зашел за Пэрли в третью кабинку. Сзади послышались шаги, и к нам присоединился Кремер.

Кабинка была довольно большой, восемь на восемь футов, но сейчас казалась тесной. Помимо нас троих да кое-какой мебели тут находились еще стоявший в углу городской полицейский и Джанет Шталь, которая лежала на составленных в ряд вдоль правой стенки стульях, голова ее покоилась на стопке полотенец. Она не повернула к нам лица, лишь скосила глаза в нашу сторону. Выглядела Джанет прекрасно.

– Вот ваш друг Гудвин, – объявил Пэрли, стараясь придать своему голосу доброжелательные интонации.

– Здравствуйте! – Я вложил в свое приветствие максимум деловитости. – И что это значит?

Длинные от природы ресницы затрепетали.

– Это вы, – произнесла она.

– Ага. Ваш друг Арчи Гудвин.

В кабинке оставался один стул, не занятый девушкой, и я, протиснувшись мимо Пэрли, уселся на него, лицом к ней и поближе.

– Как вы себя чувствуете, ужасно?

– Нет, я совсем ничего не чувствую. Чувства у меня словно отнялись.

Я взял ее запястье, нащупал пульс, посмотрел на часы и через тридцать секунд объявил:

– С сердцем проблем у вас нет. Могу я осмотреть вашу голову?

– Только осторожно.

– Если будет больно, стоните.

Я раздвинул в стороны густые каштановые волосы Джанет и осторожно, но внимательно исследовал кожу. Разок она вздрогнула, но стонать не стонала.

– Не ахти какая шишка, – поставил я диагноз. – Причесываться будет не особо приятно. Прежде чем двинуть тому, кто это сделал, я бы как следует отчитал его. Кто это был?

– Пусть они уйдут, и я скажу вам.

Я повернулся к надоедам.

– Выйдите, – бросил я строго. – Будь я здесь, этого бы не случилось. Оставьте нас.

Они безропотно покинули кабинку. Я послушал, как их шаги удаляются по проходу, и подумал, что мне придется как-то заглушать звуки, если они попробуют прокрасться назад. Подслушивать можно было за открытым входом или из соседних кабинок. Высота стенок достигала от силы шести футов.

– Какая низость! – возмутился я. – Он мог убить вас или изуродовать на всю жизнь. И то и другое разрушило бы вашу карьеру. Благодарение Богу, у вас крепкий череп.

– Я хотела закричать, – произнесла она, – но было слишком поздно.

– Почему вы собрались кричать? Вы что-то увидели или услышали?

– Все вместе. Я сидела не на своем стуле, на клиентском, спиной ко входу… Просто сидела и пыталась думать… И вдруг сзади послышался шум, как будто кто-то подкрадывался. Я подняла голову и увидела его отражение в стекле, он стоял позади меня с поднятой рукой. Я хотела закричать, но не успела раскрыть рот, как он ударил…

– Минуточку.

Я встал, передвинул свой стул к столику напротив входа и сел.

– Эти детали очень важны. Вот так вы сидели?

– Да, так. Я сидела и думала.

Тут я понял, что ранее составил себе ложное впечатление о ней. Рифленое стекло перегородки вообще ничего не могло отражать, как бы ярко ни горел свет. Ее пренебрежение к мыслительным процессам переходило всякие границы. Я переместился назад к ней. С такой позиции она была видна вся, вытянувшаяся на спине, и отрадой для глаз служило не только ее личико, но и все остальное. Я продолжил:

– Но вы увидели его отражение, прежде чем он вас ударил?

– О да.

– И вы узнали его?

– Конечно. Потому-то я и не стала им ничего говорить. Потому-то мне и пришлось позвать вас. Это был тот здоровяк с большими ушами и золотым зубом, которого они называют Стеббинсом или сержантом.

Услышанное меня не удивило, ибо теперь я понимал, что́ она собой представляет.

– Вы хотите сказать, это он ударил вас бутылкой?

– Я не могу этого утверждать. Думаю, следует проявлять осторожность, когда выдвигаешь обвинение. Я знаю только, что увидела его позади себя с поднятой рукой, а потом ощутила удар по голове. Сделать из этого выводы может любой, но есть и другие причины. Он вел себя грубо утром, когда задавал мне вопросы, и весь день смотрел на меня зверем. Вовсе не так, как хочется девушке, коли ей этого не избежать. И потом, рассудите логически. Могло ли возникнуть желание убить меня у Эда, Филипа, Джимми, Тома или мистера Фиклера? Зачем им это? Даже если бы я его не видела, все равно заключила бы, что это он напал на меня.

– Звучит логично, – признал я. – Но я знаю Стеббинса вот уже много лет, и за ним ничего такого не водится. Он не имеет привычки ни с того ни с сего нападать на женщин. Что он против вас имел?

– Не знаю. – Он нахмурилась. – Когда меня спросят об этом, придется ответить, что я не знаю. Вот это-то вы и должны объяснить мне в первую очередь. Что я должна отвечать журналистам? Не думаю, что стоит в ответ на все вопросы твердить: «Не знаю». Иначе что же им печатать? Чем вас ударили? Не знаю. Кто вас ударил? Не знаю. За что вас ударили? Не знаю. Господи, ну кто захочет такое читать? Так что мне сказать, когда спросят, почему меня ударили?

– К этому мы еще вернемся. Сначала…

– Мы должны обговорить это сейчас. – Она скорчила гримаску, хоть сейчас на обложку журнала «Лайф», и в итоге решилась: – Так вы отработаете свои десять процентов.

– Какие? Десять процентов чего?

– Всего, что я получу. В качестве моего менеджера. – Она протянула мне цепкую лапку и устремила на меня взгляд: – По рукам?

Дабы не обидеть ее отказом и уклониться от скрепления договора рукопожатием, я взял ее кисть, развернул ладонью кверху и провел пальцами от запястья до кончиков пальцев.

– Чертовски замечательная идея, – благодарно отозвался я, – но нам придется с этим повременить. Прямо сейчас я прохожу процедуру банкротства и по закону не могу заключать договоров. Что же касается…

– Я могу говорить журналистам, чтобы все подробности они выясняли у вас. Это называется отсылать их к своему менеджеру.

– Да, я знаю. Как-нибудь потом…

– Не надо мне вашего «как-нибудь потом». Вы нужны мне прямо сейчас.

– Вот он я, всецело ваш, но пока еще без договора. – Я отпустил ее руку, которую держал, просто чтобы за что-нибудь держаться, и с выражением продолжил: – Если вы скажете журналистам, что я ваш менеджер, я поставлю вам такую шишку, что рядом с ней уже имеющаяся покажется плоской, как бильярдный стол. Если спросят, почему он вас ударил, не говорите, что не знаете, говорите, что это тайна. Людям нравятся тайны. Теперь…

– Точно! – обрадовалась она. – Вот это уже что-то!

– А то. Так и говорите. Теперь нам придется потолковать о копах. Стеббинс – коп, и они не захотят повесить это на него. У них и так уже одного сегодня убили. И они попытаются связать нападение на вас с убийством. Мне известны их методы, можете не сомневаться. Они попробуют подать все так, будто кто-то убил Валлена, а потом выяснил, что вам об этом что-то известно, и потому попытался прикончить и вас. Может, они даже решат, что добудут доказательство, например нечто услышанное вами. Так что нам стоит подготовиться и снова пройтись по вашему рассказу. Вы меня слушаете?

– Конечно. А что мне ответить журналистам, когда они спросят, останусь ли я работать здесь? Может, сказать, что не хочу бросать мистера Фиклера одного в такое тяжелое для него время?

Мне пришлось призвать на помощь все свое самообладание, дабы усидеть на стуле. Я многое отдал бы, чтобы встать, направиться к Пэрли и Кремеру, туда, где они подслушивают за нами, и объявить: она полностью в вашем распоряжении, приступайте, а потом убраться домой. Но дома в гостиной заперты два посетителя, и однажды нам так или иначе придется их спровадить.

Я посмотрел на ее распрекрасное личико с изящным подбородком, прямым носиком и длинными ресничками и понял, что к делу можно подходить лишь с ее позиции, и никакой другой.

– То, что нужно, – одобрил я. – Скажите, что чувствуете себя обязанной поддержать мистера Фиклера. В первую очередь над этим и следует работать – над тем, как управляться с журналистами. У вас когда-нибудь раньше брали интервью?

– Нет, это будет в первый раз, и я не хочу наделать ошибок.

– Вот и правильно. Что они любят больше всего, так это обскакать полицию. Если вы сможете сообщить им то, чего копы не знают, они будут ваши навеки. Например, тот факт, что Стеббинс шарахнул вас по голове, вовсе не доказывает, что он один к этому причастен. Наверняка здесь, в парикмахерской, у него имеется сообщник. Иначе зачем же утром приходил Валлен? Назовем этого сообщника Икс. А теперь слушайте. Сегодня, после того как было обнаружено тело Валлена, вы что-то видели или слышали, и Икс это знал. Он знал это, как и то, что, если вы об этом кому-нибудь расскажете, мне например, он и Стеббинс окажутся в трудном положении. Естественно, они вдвоем захотели вас убить. Мог бы попытаться Икс, но раз уж вы говорите, что видели в стекле отражение Стеббинса, пусть пока будет он. Главное же заключается в следующем: если вы сможете вспомнить, что́ из увиденного или услышанного вами так напугало Икса, и скажете об этом журналистам, прежде чем просекут копы, газетчики останутся вашими друзьями до конца дней. И вот сейчас, ради бога, не упустите свой шанс. Сосредоточьтесь. Вспомните все, что видели и слышали сегодня, а также все, что говорили и делали. Даже если у нас уйдет на это вся ночь, мы должны это выяснить.

Джанет нахмурилась:

– Я не помню ничего такого, что могло бы кого-то напугать.

– Э, нет, не так сразу. Возможно, это какая-то мелочь, которая вам даже не показалась важной. Можно начать с самого начала и повторить каждое…

Меня заставило умолкнуть выражение ее лица. Она больше не хмурилась, но смотрела сквозь меня, совершенно игнорируя мое присутствие. И не составляло особого труда угадать, что́ творится у нее в голове, даже знай я эту девицу вполовину хуже, чем думал. Все отчетливо читалось на лице. И я набросился на нее:

– Вы что, хотите, чтобы репортеры вас возненавидели? Забыли о вас навеки?

Джанет испугалась:

– Конечно нет! Это было бы ужасно!

– Тогда не зарывайтесь. Выдумки тут не прокатят. Конечно, девушке с вашим тонким умом и богатым воображением было бы проще простого что-нибудь придумать, но нельзя. Они дважды проверят каждое ваше слово. И если выяснится, что вы уклонились от истины, ваша песенка спета. Этого они никогда не простят. Менеджер вам не понадобится.

– Но я не могу вспомнить ничего такого!

– Не все сразу, это никому не под силу. Иногда на выяснение подобных деталей уходят дни, не то что часы. – Я похлопал ее по руке, удачно вытянутой вдоль тела. – Думаю, нам лучше заняться этим вместе, предпринять мозговой штурм. Именно так и поступил бы Ниро Вульф. Во сколько вы сегодня утром пришли на работу?

– Как и обычно, без четверти девять. Я пунктуальна.

– Остальные уже были здесь?

– Кто-то был, а кто-то нет.

– Кто был и кого не было?

– Господи, ну откуда я знаю? Я не заметила, – возмутилась она. – Если вы надеетесь, что я помню такие мелочи, можем не продолжать. Хорошего менеджера из вас не получится. Когда я пришла на работу, мои мысли были чем-то заняты. Я постоянно о чем-нибудь думаю, так как же я могла заметить?

Я воззвал к своему терпению.

– Ладно, начнем с другого. Помните, как явился Валлен, поговорил с Фиклером, потом пошел в кабинку Тины и побеседовал с ней, а когда Тина вышла, Фиклер послал к нему Филипа? Помните ведь?

Она кивнула:

– Наверно, помню.

– «Наверно» ничего нам не даст. Просто вспомните, где все находились, когда Филип вернулся после разговора с Валленом. Вы где были?

– Я не обратила внимания.

– Я и не говорю, что вы обратили внимание. Просто оглянитесь в прошлое. Вот Филип выходит из-за перегородки после разговора с Валленом. Он сказал что-нибудь? Может, вы ему что-нибудь сказали?

– Не думаю, чтобы Филип был Иксом, – провозгласила Джанет. – Он женат, и у него дети. Думаю, это был Джимми Кирк. Он пытался приставать ко мне, когда я только сюда пришла. И еще он пьет – можете Эда спросить, – и считает себя лучше всех. Парикмахер, а туда же! – Вид у нее был довольный. – Это неплохая идея, насчет Джимми. Насчет того, что он и есть Икс. Мне ведь не надо говорить, что он действительно пытался меня убить. Постараюсь вспомнить, что́ он сказал. А важно, когда именно он это сказал?

Я был сыт по горло. Но мужчина не может ударить лежащую женщину, поэтому я воздержался от насилия.

– Вовсе нет, – уверил я, – но у меня появилась идея. Пойду посмотрю, удастся ли мне выбить что-нибудь из Джимми. Тем временем я пришлю журналиста для знакомства с вами. Возможно, из «Газетт». У меня куча знакомых журналистов. – Я встал. – Просто руководствуйтесь здравым смыслом и держитесь фактов. До скорого!

– Но мистер Гудвин! Я хочу…

Я двинулся прочь. Три шага – и я покинул кабинку, решительно зашагал по проходу, а потом обогнул перегородку. Только тут и остановился. Ждать Кремера и Пэрли мне долго не пришлось. Их лица говорили сами за себя. Мне даже не требовалось спрашивать, все ли они слышали.

– Когда вы ее пристрелите, отошлите мозг Джонсу Хопкинсу[11], – предложил я. – Если, конечно, найдете таковой.

– Господи! – промолвил Пэрли. На большее его не хватило.

Кремер пробурчал:

– Она сама это сделала?

– Сомневаюсь. Чтобы поставить такую шишку, ударить надо было как следует. И вы ведь не нашли ее отпечатков на бутыли. А она выше того, чтобы беспокоиться о подобной мелочи. Мне пришлось взять паузу, но рычаг я вам оставил. Подыщите кого посметливее на роль репортера «Газетт».

– Пошли за Биатти, – приказал Кремер Пэрли.

– Да, – согласился я, – он справится. Так я могу отправляться домой?

– Нет. Вдруг она захочет снова повидаться со своим менеджером?

– Не советую об этом распространяться, – предупредил я их. – Как вам понравится ее выступление по радио с историей о сержанте Стеббинсе? Все-таки я хотел бы оказаться дома к ужину. У нас сегодня свежая свиная вырезка.

– Все мы хотели бы оказаться дома к ужину. – И вид, и интонация у Кремера были кислые. Они не изменились, когда он обратился к Пэрли: – Ну так что? Тебе все так же нужна лишь чета Вардас?

– Они мне нужны больше всего, – упрямо подтвердил Пэрли, – хотя их и не было здесь, когда она схлопотала по башке. Но, пожалуй, мы должны развернуться пошире. Можете заканчивать с ними здесь и отправляться домой на ужин, а мы, полагаю, прихватим их всех с собой. Я не особо верю, что у этой девчонки Шталь в голове полная пустота. И нам точно известно, что руки у нее не самые слабые. Всего три месяца назад она вытолкала взрослого мужика из его собственного автомобиля в канаву и уехала. Не важно, что он грубо с ней обошелся, номер она отколола будь здоров. Я все еще сомневаюсь, что она не могла сама себя огреть бутылкой. Зато мне не требуется доказательств, что она вполне могла при желании ткнуть Валлена ножницами. А если эта фифа выкинула фортель с бутылкой, только чтобы поднять шумиху в прессе, супруги Вардас по-прежнему нужны мне более всего. Но, признаю, гораздо важнее другое «если». Если кто-то действительно стукнул ее, на первый план выходит задача выяснить, кто это сделал и зачем, пока мы не поймаем Вардасов.

Кремер был все так же мрачен:

– Вы даже не начинали.

– Пожалуй, вы хватили через край, инспектор.

– Не думаю.

– Мы занимались супругами Вардас, но отсюда не ушли, следили за остальными. Потом, когда нашли девчонку Шталь и привели ее в чувство, она закрыла клапан и потребовала Гудвина. Но и тогда я бы не сказал, что мы не взялись за других. Эд Грабофф играет на скачках и должен букмекеру девятьсот долларов, и ему пришлось продать свою машину. Филип Торакко в сорок пятом слетел с катушек и год провел в психушке. Джоэла Фиклера видели на публике с Рогатым Галлахером, и пока это не доказано…

Кремер перебил его, выпалив в мою сторону:

– Фиклер – рэкетир?

Я покачал головой:

– Простите. Я без понятия. Я у него всего лишь клиент.

– Если и рэкетир, мы это выясним. – Пэрли вышел из себя, и ему было наплевать, что́ о нем подумают. – Джимми Кирк, видимо, объявился здесь только три года назад, и для парикмахера привычки у него дорогие. Том Йеркс в тридцать девятом сорвался, избил паренька, который развлекался с его внучкой на выходных, ну и еще известен тем, что́ легко сходит с катушек. Так что лично я не считаю, что мы даже не начали. Мы отвезем их всех к себе и тщательно допросим, особенно насчет прошлого вечера, можете не сомневаться. Но мне все равно нужны Вардасы.

– Алиби на вчерашний вечер у всех проверяют? – спросил Кремер.

– Да, этим занялись.

– Возьмись за них как следует. Давай. Бери столько людей, сколько тебе нужно. И не только алиби, все показания тоже. Мне чета Вардас нужна так же, как и тебе. Но если Шталь не сама себя огрела, мне нужен и кто-то еще. Вызови сюда Биатти. Пускай попробует с ней столковаться, прежде чем увезешь ее.

– Он не на дежурстве, инспектор.

– Так пусть его отыщут. И пришлют сюда.

– Слушаюсь, сэр.

Пэрли направился к телефону у кассы. Я же зашел в будку возле гардероба и набрал номер, который знал лучше всего. Ответил Фриц. Я попросил соединить меня с оранжереей, поскольку до шести еще оставалось несколько минут.

– Ты где? – проворчал Вульф.

Босса неизменно раздражало, когда его беспокоили наверху.

– В парикмахерской. – Я и сам был не особо доброжелателен. – Джанет сидела в своей кабинке, когда ее ударили по голове бутылкой с маслом. Проделав все обычные номера, копы так ничего и не добились. Чувствует она себя не хуже, чем до удара. Потребовала встречи со мной. И у нас состоялся долгий проникновенный разговор. Не могу сказать, что ничего не добился. Она предложила мне стать ее менеджером. Так что я предупреждаю вас об увольнении, ухожу в конце недели. На этом мои успехи заканчиваются. Она такая одна на миллион. Я бы с удовольствием посмотрел, как вы за нее возьметесь. Меня попросили послоняться поблизости. Я готов, но советую вам попросить Фрица вплоть до особого распоряжения увеличить закупки продовольствия.

Молчание. Затем:

– Кто там?

– Да все. Кремер, Пэрли, полицейские и персонал. После того как Джанет стукнули, они больше не пускают в заведение клиентов. Через час или около того вся вечеринка переместится на Нижний Манхэттен, не исключая Джанет. Все мрачны и подавлены, включая и меня.

– Так ничего и не добились?

– Нет, насколько мне известно. Правда, теперь я, как вам и говорил, менедж…

– Пф-ф. – Снова молчание. А после: – Оставайся там.

Связь оборвалась.

Я вышел из будки. Ни Пэрли, ни Кремера видно не было. У дверей маячил лишь один полицейский, а толпа снаружи в коридоре уже и толпой-то не была. Так, небольшая кучка народа. Я побрел в заднюю часть заведения, между опустевшими парикмахерскими креслами слева и креслами для клиентов вдоль перегородки справа.

Фиклер сидел все там же, как и три парикмахера – теперь отсутствовал Эд – в компании детективов. На этот раз я их совершенно не заинтересовал, да и с моей стороны не последовало никаких попыток изменить такое отношение.

Кресло слева от журнального столика пустовало. В него я и сел. Видимо, читать сегодня никого не тянуло, поскольку сверху лежал все тот же «Нью-Йоркер», а на полке внизу – «Тайм» двухнедельной давности. Я и рад был бы занять свой ум анализом ситуации, кабы имелось что анализировать. Но оттолкнуться было не от чего, и, просидев так несколько минут, я вдруг понял, что пытаюсь анализировать Джанет.

Естественно, это было еще безнадежней. И упоминаю об этом я лишь с тем, чтобы показать свое тогдашнее состояние. Но все действительно выглядело так, будто Джанет представляла собой ключ к разгадке и надо лишь придумать, как к ней подступиться.

Я сидел и бился над этой проблемой. Ведь должен же существовать способ, позволяющий извлечь из ее памяти необходимый нам факт или факты. Может, ее загипнотизировать? Вдруг это сработает? Я как раз подумывал предложить гипноз Кремеру, когда до меня донесся шум от входной двери. Я поднял глаза.

Полицейский стоял в дверях, преграждая путь человеку, превосходившему его по весу едва ли не вдвое, и объяснял ситуацию.

Человек дал ему высказаться и заговорил сам:

– Да знаю я, знаю. – Его взгляд из-за плеча полицейского упал на меня, и он завопил: – Арчи! Где мистер Кремер?

Глава шестая

Я встал и без всякой спешки и ликования направился к двери. Бывали случаи, когда один вид и звуки голоса Вульфа поднимали мне настроение, но только не сейчас. Я сказал ему по телефону, что с удовольствием посмотрел бы, как он возьмется за Джанет, но ввернул это всего лишь для красного словца. Десять против одного, он тоже ничего от нее не добьется.

– Хотите войти? – спросил я.

– А за каким чертом, ты думаешь, я пришел? – бушевал он.

– Ладно, не нервничайте. Пойду поищу его…

Однако искать инспектора не пришлось. Первый вопль Вульфа разнесся по всей парикмахерской, и сзади уже слышался голос Кремера:

– Вот так-так! Прямо динамит.

– Черт меня подери! – прорычал и подоспевший Пэрли.

Полицейский отошел в сторону, предоставив разбираться с Вульфом начальству, а тот переступил порог.

– Я пришел подстричься, – объявил он и прошествовал мимо сержанта и инспектора к гардеробу.

Там он снял шляпу, плащ, жилет и галстук, повесил их, прошел к креслу Джимми, второму в ряду, и водрузил на него свою тушу. На зеркальной стене перед ним предстал ряд парикмахеров и детективов за его спиной, и он, не поворачивая головы, позвал:

– Джимми! Будь так любезен!

Бегающие глаза Джимми обратились на Кремера и Пэрли, как и мои. И всех остальных тоже. Кремер стоял и хмурился. Никто даже не шелохнулся, пока Кремер медленно поднимал правую руку и глубокомысленно почесывал указательным пальцем крыло носа. Покончив с этим, инспектор решил присесть. Он неспешно прошел к первому в ряду креслу, за которым при наплыве посетителей порой работал сам Фиклер, развернул его к Вульфу и взобрался в него. Потом заговорил:

– Хотите подстричься, да?

– Да, сэр. Как видите, уже пора.

– Ага. – Кремер повернул голову к мастерам: – Ладно, Кирк. Подстриги его.

Джимми поднялся и прошел мимо кресла к шкафчику за фартуком. Все зашевелились, словно наступила и миновала некая кульминация. Пэрли прошагал к третьему креслу в ряду, за которым работал Филип, и уселся в него. Таким образом, он и Кремер обложили Вульфа с двух сторон. Я решил, что будет только учтиво, если я окажусь у босса под рукой, поэтому обошел Кремера, оттащил в сторону табуретку Джимми и взгромоздился на нее.

Джимми накрыл Вульфа простыней, и его ножницы запели над правым ухом. Вульф не переносил машинку.

– Вы просто заглянули, – проскрежетал Кремер. – Как и Гудвин утром.

– Конечно нет.

Вульф держался холодновато, но настроен был отнюдь не драчливо. В глаза они друг другу не смотрели, поскольку перед Кремером маячил профиль Вульфа, а тот тоже видел в зеркале лишь профиль инспектора.

– Вы вызвали мистера Гудвина. Он рассказал мне по телефону о своей бесплодной беседе с мисс Шталь, и я подумал, что будет не лишним сюда явиться.

Кремер хмыкнул:

– Ладно, вы здесь. Вас не выманить из дому даже солидным гонораром, но вы все же здесь. И не думайте, что вам удастся уйти, пока я не выясню почему. Без всякой чуши вроде убийц в вашей гостиной.

– Сзади не так коротко, как в прошлый раз, – распорядился Вульф.

– Да, сэр.

Никогда прежде Джимми не собирал столько благодарной публики, и он закатил для нее настоящее представление. Расческа и ножницы его так и порхали да пели.

– Естественно, – ответил Вульф вполне миролюбиво, – я этого ожидал. Можете изводить меня, если вам только это и нужно. Так вы ничего не добьетесь. Но у меня есть предложение. Почему бы нам сначала не поработать? Почему бы не посмотреть, не сможем ли мы разрешить это дело? И только потом, если будете настаивать, вы возьметесь за меня. Или вы предпочитаете изводить меня, а не схватить убийцу?

– Я сейчас работаю. Мне нужен убийца. Как насчет вас?

– Забудьте обо мне на время. Я-то никуда не денусь. Так что, мне поделиться с вами некоторыми предположениями касательно произошедшего здесь сегодня? Вы готовы их выслушать?

– Я послушаю, но особо не затягивайте.

– Не буду. И пожалуйста, не тратьте время на оспаривание моих предположений. Я не намерен их защищать, не говоря уж о доказательстве. Они всего лишь закладывают основу для изучения, их еще нужно исследовать. Первое заключается в том, что Валлен что-то обнаружил в машине – в машине, сбившей насмерть двух женщин… Нет, так мне не нравится. Мне нужен прямой обзор, а не отражение. Джимми, будь так добр, разверни меня.

Джимми прокрутил кресло на пол-оборота, развернув Вульфа спиной к зеркалам и ко мне и лицом к сидевшим в креслах вдоль перегородки. Теперь Кремер был справа от моего босса, а Пэрли слева.

– Так, сэр?

– Да, благодарю.

Я не выдержал и сообщил:

– Нет Эда.

– Я оставил его в кабинке, – прогремел Пэрли.

– Приведите его, – велел Вульф. – И мисс Шталь. Где она?

– В своей кабинке, лежит. Из-за головы.

– Она нам нужна. Ведь она может сидеть, не так ли?

– Не знаю. Один Бог знает.

– Арчи, приведи мисс Шталь.

Ему хватало наглости доставать меня в присутствии инспектора, сержанта и трех детективов, но я решил повременить с возмущением и отправился исполнить указание, в то время как Пэрли пошел за Эдом. Джанет в кабинке все так же лежала на стульях, на спине, с широко открытыми глазами. При виде меня она мгновенно воодушевилась:

– Вы сказали, что пойдете за репортером, но я думала…

Я напустился на нее:

– Послушайте-ка, лапушка. Вам сопутствует успех. Ниро Вульф здесь. Он хочет кое-что предложить, и ему нужно знать ваше мнение. Вы в состоянии немного посидеть?

– Могу, конечно, но…

– Никаких «но». Он вас ждет. Вас отнести?

– Конечно нет!

Она рывком села.

– Полегче.

Я обнял ее за плечи и помог встать на ноги.

– Голова кружится?

– Она у меня никогда не кружится, – презрительно бросила Джанет и пошла.

Я поддерживал ее под руку. Вдоль прохода до конца перегородки она двигалась не совсем уверенно, но, когда мы предстали перед публикой, стряхнула мою руку и дальше пошла самостоятельно. Ведь она не принимала помощи от мужчин. И кроме того, пока еще я не получил должность ее менеджера. Она села в кресло, которое я освободил при появлении Вульфа, рядом с журнальным столиком. Пэрли привел Эда и вернулся на место Филипа сбоку от Вульфа. Я тоже уселся на свою табуретку.

Джимми закончил стричь по бокам и теперь трудился над затылком, так что Вульф сидел наклонив голову вперед.

– Так что там с вашими предположениями? – нетерпеливо осведомился Кремер.

– Да. Как я говорил, первое заключается в том, что Валлен нащупал какую-то ниточку при осмотре машины и она привела его в парикмахерскую «Золотарник». Причем этой ниточной не могла быть сообщенная ему информация, потому как никто ничего ему не сообщал. То был некий предмет. Я просил вас не препираться со мной, но вовсе не имел в виду, что вы не должны выдвигать контраргументы. Если у вас имеются факты, опровергающие данное и последующие предположения, я непременно их выслушаю.

– Мы додумались до этого и без посторонней помощи.

– И остаетесь при данном убеждении?

– Да.

– Хорошо. Это весьма удачно, поскольку все дальнейшие мои предположения касаются данного предмета. Второе заключается в том, что Валлен имел его при себе, когда пришел сюда. Я могу подкрепить свою догадку твердым…

– В этом нет необходимости. Мы тоже пришли к такому заключению и всё еще придерживаемся его.

– Прекрасно. Это сэкономит время. Не слишком коротко сзади, Джимми.

– Хорошо, сэр.

– Третье: упомянутый предмет он завернул в газету, с которой пришел. Это предположение послабее, и его нужно проверить. Он не купил газету непосредственно перед приходом сюда, ибо держал в руках выпуск «Ньюс», продававшийся прошлым вечером. Этим утром в киосках вечернего выпуска уже не было. Он же не запихал газету в карман и не выбросил, но держал ее в руке, даже не сложенную, а в том виде, в каком газеты выкладывают на прилавок. Это…

– Уж больно много вы знаете о ней, – пророкотал Кремер.

– Мною займемся позже, – огрызнулся Вульф. – Я не знаю ничего такого, чего не знаете вы. И самое простое объяснение тому, зачем он носил старую газету в таком вот виде, заключается в следующем: она заключала в себе некий предмет… По крайней мере, с данным предположением удобно продолжать работать. Четвертое: каким бы ни был сей предмет, убийца забрал его и избавился от него. Точнее, это даже больше нежели предположение. Ни при Валлене, ни в кабинке так и не обнаружили предметов, которые могли бы привести его в парикмахерскую. Поэтому, если такой предмет у него и был, его изъял убийца. Пятое предположение: Валлена не убивали ни Карл, ни Тина. Я не…

– Какого черта! – взорвался Пэрли.

– А! – произнес Кремер. – Скажите же нам почему.

– Нет. Я не собираюсь подкреплять данное предположение. Я лишь делаю его и представляю на ваше рассмотрение. И не тратьте время, вцепляясь в меня. Поскольку Карл и Тина не причастны и, следовательно, не уносили предмет с собой, он все еще находится в парикмахерской. В этом и заключается мое шестое предположение. И оно чего-то да стоит только в том случае, если все это время вы неусыпно приглядывали за персоналом парикмахерской. Как насчет этого? Мог ли кто-нибудь из них вынести что-либо из парикмахерской?

– Я хочу знать, – не унимался Кремер, – почему вы исключаете Карла и Тину.

– Нет. Не сейчас.

Вульф и Кремер не могли видеть друг друга, потому что между ними стоял Джимми, уже принявшийся за макушку.

– Сначала мы закончим наше расследование. Итак, нам необходимо знать, был ли вынесен этот предмет, но не Карлом или Тиной.

– Нет, – отозвался Пэрли.

– Насколько твердо ваше «нет»?

– Достаточно твердо для меня. Никого из персонала не выпускали за пределы парикмахерской без сопровождения. Конечно, они могли что-то тайком передать клиенту, но это уже натяжка, за клиентами мы тоже следили.

– Только не за тем, кто напал на мисс Шталь.

– Нападение произошло в самой парикмахерской. Это намек?

– Полагаю, нет. Значит, мы можем предположить, что предмет все еще здесь. Седьмое, и последнее, предположение: интересующий нас предмет еще толком не искали. Поспешу добавить, мистер Стеббинс, что это тоже не намек. Вы и ваши люди, вне всяких сомнений, способны провести обыск надлежащим образом, но, полагаю, вы за него попросту не брались – из-за Карла и Тины. Считая их виновными, вы, естественно, думали, что они не оставили после себя никаких улик. Впрочем, я могу и спросить вас. Вы тщательно искали?

– Мы смотрели.

– Да. Но в свете моих предположений, которые вы, конечно же, не принимали в расчет, проводились ли надлежащие поиски?

– Нет.

– Значит, для них пришла пора. Мистер Фиклер!

Фиклер чуть из штанов не выпрыгнул. Он, как и остальные, сосредоточенно обдумывал умопостроения Вульфа, и внезапный окрик его напугал. Он вздернул голову, и никогда еще его пухлая физиономия не казалась мне такой обрюзгшей.

– Я? – пропищал он.

– Вы здесь всем распоряжаетесь и сможете нам помочь. Впрочем, я обращаюсь и ко всем, кто тут работает. Подумайте как следует. Ты тоже, Джимми. Прервись на минуту и послушай.

– Я могу работать и слушать одновременно.

– Нет. Мне нужно полное внимание.

Джимми отступил на шаг.

– На это может уйти несколько минут, а может – и вся ночь, – заявил Вульф. – Нам нужно найти предмет, на котором имеется нечто однозначно определяющее его принадлежность вашей парикмахерской. В идеале это должно быть название, адрес или телефон, но, если придется, мы несколько снизим свои требования. Раз уж мы исходим из моих предположений, то допускаем, что Валлен носил его в газете. А значит, это не визитка, не коробок спичек, не бутылка, не расческа и не щетка. Он должен быть плоским, приличных размеров и при этом легко узнаваемым. Вы все заходили в кабинку и отвечали на вопросы Валлена, но он не показывал вам этот предмет и не упоминал о нем. Верно?

Они закивали, согласно бормоча. Один лишь Эд громко произнес:

– Да!

– Значит, его видел или как-то узнал о нем только убийца. Должно быть, Валлен по какой-то причине показал его убийце или спросил о нем. Или же из газеты торчал его кончик, чего другие не заметили. Или убийца лишь заподозрил, что этот предмет есть у Валлена. Как бы то ни было, когда позже представилась возможность проникнуть в кабинку и убить Валлена, он изъял предмет и избавился от него. Если мистер Стеббинс прав насчет надзора, то улика все еще в парикмахерской. Я спрашиваю у всех и особенно у вас, мистер Фиклер: что это и где это?

Они переглянулись и снова вытаращились на Вульфа. Филип предположил тонким тенором:

– Может, это была сама газета?

– Возможно. Хотя я сомневаюсь. Где она, мистер Кремер?

– В лаборатории. На ней и в ней нет ничего такого, что могло привести сюда Валлена.

– Что еще отсюда отдали в лабораторию?

– Только ножницы и бутыль, которой ударили мисс Шталь.

– Значит, он здесь. Ладно, Джимми, заканчивай.

Джимми подошел к нему слева и продолжил.

– Лично мне это представляется бессмысленным, – пророкотал Пэрли. – Даже с учетом ваших предположений. Ну найдем мы что-нибудь вроде того, что вам нужно, но откуда нам знать, что это тот самый предмет? А если даже и решим, что это он и есть, что нам это даст?

– Увидим, когда найдем, – отрезал Вульф. – По крайней мере, на нем будут отпечатки.

– Ну и что с того? Он ведь отсюда. На нем не может не быть их отпечатков.

– Не их отпечатки, мистер Стеббинс. Валлена. Если он нашел предмет в машине, значит, к нему прикасался. А если прикасался, то оставил на нем свои отпечатки. Насколько я понимаю, он не расхаживал по парикмахерской, трогая все подряд. Он вошел, поговорил с мистером Фиклером, его отвели в кабинку, и живым оттуда он уже не вышел. Если мы обнаружим что-то с его отпечатками, значит, мы нашли этот самый предмет. Есть у вас здесь дактилоскопический набор? Если нет, советую немедленно послать за ним, а также за образцами отпечатков Валлена из вашего досье. Вы сделаете это?

Пэрли хмыкнул. Он даже не пошевелился.

– Действуй, – велел ему Кремер. – Позвони. Сделай, что он хочет. Покончим с этим. Потом он сделает то, чего хотим мы: объяснит, с чего вдруг явился сюда, или пускай пеняет на себя.

Пэрли спустился с кресла и направился к телефону у кассы.

– Поиски, – продолжил Вульф, – должны проводиться тщательно, и они займут время. Сначала я попрошу вас поискать мысленно. Какой предмет, принадлежащий парикмахерской, отвечает описанным мною характеристикам? Несомненно, вы способны назвать его. Мистер Фиклер?

– Я думал над этим. – Фиклер покачал головой. – Думал изо всех сил. Понятия не имею, если только это не полотенце. Но зачем ему было носить полотенце таким вот образом?

– Незачем. Да и все равно полотенце нам не подходит. Так что я отвергаю его. Филип?

– Нет, сэр. Я не знаю, что это.

– Том?

Том лишь уныло покачал головой.

– Эд?

– Ума не приложу! Я пас.

– Мисс Шталь?

– Думаю, он мог хранить газету, потому что не успел в ней что-нибудь прочитать. Я сама так часто делаю. Например, что-то интересное напечатано в вечернем выпуске, а у меня нет времени…

– Да. Мы рассмотрим и это. Джимми?

– Ничего подобного мне в голову не приходит, мистер Вульф. Совсем ничего.

– Пф-ф. – Всем своим видом Вульф демонстрировал отвращение. – Либо у вас напрочь отсутствуют мозги, либо они временно оцепенели, либо вы все тут сговорились. Сейчас я смотрю прямо на один такой предмет.

Из-за спины Вульфа мне было не видно, куда направлен его взгляд, но этого и не требовалось. Проследить могли остальные, и я посмотрел на них. Одиннадцать пар глаз, включая и Пэрли, который закончил разговаривать по телефону и вновь присоединился к нам, под одиннадцатью разными углами были устремлены на журнальный столик рядом с креслом Джанет.

Может, вплоть до сего момента мой мозг и пребывал в оцепенении, как у всех остальных, но он тем не менее оказался способен отреагировать на стимул. Я поднялся с табуретки и встал за Вульфом, приготовившись действовать в случае необходимости, если – и когда – таковая возникнет.

– Вы имеете в виду журналы? – спросил Кремер.

– Да. Вы выписываете их, мистер Фиклер? Они приходят по почте? Тогда на них должна быть наклейка с названием и адресом парикмахерской.

– Не на этом, – произнес детектив с другой стороны столика, взяв «Нью-Йоркер» сверху.

– Брось! – рявкнул Кремер. – Не прикасайся к нему!

– Да, – согласился Вульф, – этот доставляется в обертке. Но другие – нет. Например, вон тот «Тайм» на полке внизу – адресат указан на обложке. Несомненно, его стоит исследовать, и прочие тоже. Что, если убийца взял этот журнал здесь и держал его в кармане, когда угонял автомобиль и мчал по Бродвею? А в возбуждении после несчастного случая просто не заметил, как журнал выпал у него из кармана и остался на сиденье автомобиля? Валлен нашел журнал и увидел название и адрес на обложке. Вы послали за дактилоскопическим набором и образцами отпечатков Валлена, мистер Стеббинс? Тогда мы…

– Ах! Я вспомнила! – завопила Джанет и ткнула пальцем: – Помнишь, Джимми? Этим утром я стояла здесь, а ты проходил мимо с подогретым полотенцем, и у тебя был этот журнал, и ты бросил его туда, а я у тебя спросила, ты и его пропаривал, что ли, а ты ответил…

Джимми прыгнул. Я решил, что он бросился на Джанет, и, несмотря ни на что, был готов спасти ей жизнь. Однако у меня на пути оказались Вульф и кресло, и это стоило мне пятой доли секунды. Но целью его была вовсе не Джанет, а журнал.

Парикмахер с грохотом приземлился и даже успел схватиться за него, но три детектива, не говоря уж о Кремере и Пэрли, тут же повисли у него на шее и прочих частях тела. Куча-мала получилась что надо.

Джанет даже не пикнула и не шевельнулась, лишь подтянула ноги под кресло от греха подальше. Полагаю, она лихорадочно прикидывала, что́ будет говорить репортерам.

– Черт побери! – в ярости взвыл Вульф у меня за спиной. – Мой парикмахер!

Что ж, по крайней мере, ту стрижку Джимми практически закончил.

Глава седьмая

Сколько ни упрямился Кремер, он так и не узнал, почему Вульф отправился стричься в день убийства. В конечном счете инспектор махнул на это рукой.

Зато Кремер много чего разузнал о Джимми Кирке. Кирк числился в розыске, бежал из-под залога, взяв другое имя, из Уилинга, штат Западная Вирджиния. Он обвинялся в угонах автомобилей, отягченных разными прочими противоправными деяниями вроде избиения добропорядочного гражданина, заставшего его на месте преступления. Очевидно, он отправился прямиком в Нью-Йорк, затихарился на пару лет, а затем вернулся к прежнему призванию. Несомненно, в тот вечер понедельника он пропустил стаканчик-другой. Езда пьяным на угнанном автомобиле – дело рискованное, особенно когда у тебя в кармане краденый журнал.

Что же касается Карла и Тины, во вторник вечером, когда мы отправили их спать в южную комнату наверху, я занял в их отношении твердую позицию.

– Черт, вы прекрасно знаете, что произойдет, – объявил я Вульфу. – Не поедут они ни в какое Огайо или куда-то еще, а просто останутся здесь. И однажды – может, на следующей неделе, а может, и в следующем году – опять попадут в переплет. А попав в переплет, они направятся ко мне, потому что я нравлюсь Карлу и потому что я их спас…

Вульф фыркнул:

– Ты спас!

– Да, сэр. Я ведь несколько раз замечал тот журнал, а вам он просто попался на глаза. В любом случае я тайно влюблен в Тину и поэтому постараюсь им помочь, за что мне прищемят пальчик, и вам придется снова вмешаться, потому что без меня вы никуда. И так будет продолжаться год за годом. Почему бы не разрешить проблему раз и навсегда, а потом жить себе спокойно? В Вашингтоне есть люди, которые вам кое-чем обязаны. Например, Карпентер. Пусть этим займется. Вы же не хотите, чтобы всю оставшуюся жизнь они висели на ниточке у вас над головой? Лично я не хочу. Телефонный звонок обойдется в какой-то доллар. Я возьму его из тех пятидесяти, что они приберегли для нас. У меня записан домашний телефон Карпентера, и я мог бы позвонить ему прямо сейчас.

Без комментариев.

Я взялся за телефон.

– С указанием вызываемого лица, да?

Вульф проворчал:

– Я получил свои документы о натурализации двадцать лет назад.

– Я не про вас говорил. Вы набрались этого от Джанет, – невозмутимо ответил я, поднял трубку и набрал номер.