КОГДА ЧЕЛОВЕК УБИВАЕТ

Глава первая

– Вот так вот, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – Получается, что на самом деле мы не женаты…

Мои брови поползли вверх. Много раз, сидя в кабинете Ниро Вульфа, я разглядывал наших молоденьких посетительниц, прикидывая, сколько убедительных доводов они могли бы привести в пользу того, что обручальное кольцо – отличное приобретение. Но уже окольцованными я обычно не интересовался. Так что мой взгляд на эту особу был чисто профессиональным, тем более что она явилась к нам с мужем.

Однако теперь я изменил мнение. Она, несомненно, заслуживала высокой оценки, если сделать скидку на угнетенное состояние духа и отбросить морщинки на лбу, покрасневшие веки, напряженную челюсть и плотно сжатые губы. Отбрасывать подобные детали, как вы понимаете, мне доводилось нередко, поскольку к нам приходили не просто поболтать, а поделиться серьезными проблемами.

Ниро Вульф, который только что спустился из оранжереи на крыше и успел уже втиснуть свою грузную тушу в огромное кресло за письменным столом, недовольно посмотрел на нее.

– Но вы же сказали мистеру Гудвину… – Не закончив фразу, он повернулся ко мне: – Арчи?

– Да, сэр, – кивнул я. – Некий Пол Обри сообщил мне по телефону, что они с женой хотят поскорее с вами увидеться. Я предложил им зайти в шесть часов. Но, разумеется, я не потребовал захватить с собой свидетельство о браке.

– Как раз свидетельство у нас есть, – со вздохом сообщила посетительница. – Но оно не имеет законной силы. – Она горестно покачала головой. – Объясни ему, Пол.

Женщина сидела в красном кожаном кресле у края письменного стола Вульфа. Кресло было глубокое, с широкими подлокотниками, и Пол Обри присел на один из них, закинув руку за спинку. Я предложил ему желтое кресло, ничуть не менее удобное, но, по всей вероятности, он предпочитал находиться рядом с женой.

– Черт знает какая неразбериха, – пробормотал он растерянно.

Хотя веки его не покраснели, было ясно, что переживает он не меньше жены. Пальцы руки, лежавшей на спинке кресла, сжаты в кулак. Широкие плечи расправлены, как будто он ожидает нападения. Взгляд мрачный. Наклонившись, он посмотрел в глаза своей спутнице.

– А ты не хочешь ему объяснить? – спросил он.

Женщина покачала головой:

– Нет, ты сам.

Протянув руку, она дотронулась до его колена, но сразу же отдернула пальцы.

Пол Обри повернулся к Вульфу:

– Мы поженились полгода назад. Точнее, шесть месяцев и четыре дня. Но сейчас в глазах закона мы не состоим в браке. Наш брак считается недействительным, потому что моя жена Кэролайн…

Тут он осекся и взглянул на жену. Пол потерял мысль и потянулся к ее руке, но Кэролайн резко отдернула руку. Он встал, расправил плечи, уперся взглядом в физиономию Вульфа и заговорил громко и быстро:

– Четыре года назад Кэролайн вышла замуж за некоего Сидни Карноу. Через год он ушел в армию, и его отправили воевать в Корею. Спустя несколько месяцев она получила официальное извещение о том, что он погиб. Убит в бою. Год спустя я познакомился с ней, полюбил и попросил стать моей женой. Но она не соглашалась – решила ждать, пока не минует два года после его смерти. Я имею в виду – после смерти Карноу. По прошествии этого времени мы обвенчались. А три недели назад Карноу объявился и позвонил из Сан-Франциско своему поверенному. Он сообщил, что на прошлой неделе демобилизовался и в воскресенье приехал в Нью-Йорк.

Обри наклонился вперед, приняв чуть ли не борцовскую позу.

– Я ее не отдам! – заявил он, по всей вероятности бросая вызов целому миру. – Ни за что не отдам!

Вульф хмыкнул:

– Да, не так-то это просто. Пятнадцать миллионов против вас одного, мистер Обри!

– Как это понимать – пятнадцать миллионов?

– Жителей штата Нью-Йорк. Они ополчатся против вас. Официально, во всяком случае. И я один из них. Зачем, черт побери, вы обратились ко мне? Вам следовало еще несколько дней назад отсюда исчезнуть – отправиться в Турцию, Австралию, Бирму, куда угодно, если она согласна. Если вы поспешите, то будет еще не поздно. Приятного путешествия!

Обри с минуту постоял, глубоко вздохнул, повернулся и сел в желтое кресло. Заметив, что пальцы его сжаты в кулак, он распрямил их, положил руки на колени и посмотрел на Кэролайн.

– Я не имею права прикасаться к тебе, – произнес он с отчаянием.

– Да, – вздохнула она, – да, пока…

– Ну хорошо, Кэролайн, расскажи ему ты. Он может подумать, что я выпендриваюсь… Расскажи лучше сама.

Она покачала головой:

– Мистер Вульф может задавать мне вопросы… Я здесь.

Обри снова обратился к Вульфу:

– Дело обстоит следующим образом. Карноу был единственным ребенком в семье. Когда его отец с матерью умерли, он унаследовал кучу денег. Почти два миллиона долларов. Он оставил завещание, по которому половина денег переходила к моей… к Кэролайн, а другая – к его родственникам: тетке, двоюродным брату и сестре… Завещание хранилось у его адвоката. После того как было получено извещение о смерти Карноу, потребовалось несколько месяцев, чтобы утвердить завещание и разделить состояние. Пришлось проделать много всяких юридических формальностей. Доля Кэролайн немногим превышала девятьсот тысяч долларов. Она уже вступила во владение наследством, когда я с ней встретился. Жила на проценты с капитала. У меня же не было ничего, кроме работы. Я торговал автомобилями, что давало мне приблизительно сто пятьдесят долларов в неделю. Но я полюбил Кэролайн, а не ее миллион – это для вашего сведения… Когда мы поженились, она решила, что нам следует приобрести агентство. Не стану уверять, будто я сильно сопротивлялся. Нет, я поискал, и мы довольно выгодно купили очень хорошее агентство.

– Что за агентство?

– По продаже автомобилей. – Обри произнес это так, будто лишь такие агентства заслуживали упоминания. – «Брэндон и Гайавата» На его приобретение ушла чуть ли не половина капитала Кэролайн. Но за последние три месяца после уплаты налогов мы получили свыше двадцати тысяч прибыли, так что будущее рисовалось нам в розовом свете. И тут вдруг такое. Я рассчитывал… Ну да черт с ним! Теперь все это уже не имеет значения. – Вздохнув, он продолжал: – Мы собираемся сделать Карноу предложение. Это не только моя идея, а наша общая – моя и Кэролайн. Она родилась в ходе бесконечных разговоров после того, как мы узнали, что Карноу жив. На прошлой неделе мы наведались к адвокату Карноу, Джиму Бибу, чтобы через него передать наше предложение. Он сказал, что прекрасно знает Карноу, учился вместе с ним в колледже. И уверен, что тот нас даже слушать не будет. Вот мы и решили…

– Ну и с каким же предложением вы хотели обратиться к Карноу?

– Мы предложили честное решение. Возвратить ему полмиллиона, которые остались у Кэролайн, и передать наше агентство, если он согласится на развод. Я мог бы и дальше руководить агентством, если, конечно, Карноу пожелает меня нанять. Ну, и Кэролайн не станет претендовать на его деньги: ни на единовременное пособие, ни на пожизненное содержание.

– Это была моя идея! – вставила Кэролайн.

– Это была наша общая идея, – настаивал Обри.

Вульф, хмуро смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого.

Я тоже был удивлен. Похоже, Обри действительно любил Кэролайн, а не ее деньги. А я всегда стою горой за истинную любовь, хотя, конечно, до известных пределов.

Что касается Кэролайн, то мой интерес к ней снова вернулся в чисто профессиональное русло. Если она и впрямь решила откупиться от законного мужа, посчитав, что ее Пол стоит миллиона долларов, нам потребовалось бы очень много времени и сил, чтобы заставить ее отказаться от такого решения.

Скосив глаза на его серьезную физиономию, вполне приятную, но не сказать что красивую, я заметил про себя, что она его переоценивает.

Тем временем Обри продолжал:

– Когда Биб отказался выступить в роли посредника и мы узнали, что Карноу уже приехал в Нью-Йорк, то решили: мне надо самому идти к нему и все объяснить. Мы приняли это решение лишь вчера вечером. Сегодня у меня с утра были назначены кое-какие деловые встречи, а днем я поехал в отель «Черчилль», где он остановился, и поднялся к нему в номер. Я не стал предварительно созваниваться с ним по телефону, потому что никогда его не видел и хотел сначала посмотреть на него, а потом уж затевать разговор. Да-да, я хотел на него взглянуть.

Обри замолчал, с силой потерев ладонью лоб. Рука его упала на бедро, и он снова сжал кулаки.

– Проблема состояла в том, – продолжал он, – что я понятия не имел, чт́о ему сказать. Ну, основное предложение сомнений не вызывало, но у меня на уме было еще кое-что. Наше агентство является акционерным обществом. Половина акций принадлежит Кэролайн, вторая – моя. Короче говоря, я мог пригрозить ему, что в случае отказа буду держаться за свою половину акций. Во всяком случае, не уступлю ему их без борьбы. Но я так и не решил, стоит это делать или нет. Я мог бы также сказать, что Кэролайн беременна. Это неправда. И скорее всего, я бы ему этого не сказал, потому что немного суеверен. Подобными вещами шутить не стоит. И все же подобная мысль у меня была… Вообще-то все это не имеет значения, потому что я его так и не увидел.

Он стиснул зубы, но потом расслабился.

– Вот тут я оказался не на высоте, признаю. Только не подумайте, будто я струсил. Я подошел к двери его номера, две тысячи триста восемнадцатого, не позвонив снизу, как говорил, и уже поднял руку, чтобы постучать, но не посмел. Почувствовал, что меня трясет с ног до головы. Я постоял, стараясь успокоиться, но ничего не мог с собой поделать. И я понял, что, если войду к нему, все изложу, а он наотрез мне откажет, неизвестно, чт́о может случиться. В таком состоянии я скорее бы все испортил, чем добился успеха. Потому я позорно сбежал. Мне очень совестно признаваться в столь постыдном малодушии. Кэролайн ждала меня в баре неподалеку. Я рассказал ей, что все испортил. До этого момента она думала, что я способен справиться с любыми трудностями, которые встретятся нам на пути. Она считала меня настоящим мужчиной.

– Я и сейчас так думаю, Пол, – уверила она, очень серьезно.

– Правда? Как бы я хотел тебя обнять, дорогая.

– Не сейчас. Не раньше чем… – Она махнула рукой. – Перестань твердить одно и то же.

– Хорошо, забудем об этом пока… – Он повернулся к Вульфу: – Короче, я ей сказал, что мужской разговор не состоялся. Мы уселись за столик и снова принялись рассуждать. По нашему мнению, никто из друзей не годился для выполнения этой миссии. Адвокат, работающий в нашем агентстве, гроша ломаного не стоит. Когда кто-то из нас, даже не помню кто, назвал ваше имя, мы оба уцепились за эту мысль. Я тут же нашел телефонную будку и договорился о встрече… Может быть, вам удастся вызвать его сюда и сделать предложение от нашего имени? Если же он не пожелает прийти, пошлите к нему Арчи Гудвина. Кэролайн почему-то больше склоняется к последнему варианту. Дело в том, что Карноу обидчив и болезненно самолюбив. Но уж это вам решать. Если вы убедите его принять наше предложение, можете потребовать за услуги любую сумму. Но, к сожалению, теперь нам придется жить весьма скромно, и я вынужден вас об этом сразу предупредить. Пять тысяч долларов, что-нибудь в таком роде, это предел… Но, бога ради, не отказывайте нам, займитесь этим делом прямо сегодня, сейчас же!

Вульф откашлялся:

– Я же не адвокат, мистер Обри, я детектив.

– Мне это известно. Но какая разница? Все в один голос повторяют, что вы знаете, как добиться своего. Вот мы и хотим, чтобы вы убедили Карноу принять наше предложение.

– Я мог бы придраться к вашей формулировке, – проворчал Вульф, – но вам сейчас не до семантических споров. Мой гонорар зависит от рода и объема выполненной работы. Ваше задание представляется мне совсем несложным. Скажите, вы всё продумали, когда определяли мой гонорар, и были искренни?

– Абсолютно!

– Глупости. Ни один человек не бывает абсолютно искренен. Если мистер Карноу примет ваше предложение, могу ли я быть уверен, что вы в точности выполните условия, которые перечислили?

– Да-да, не сомневайтесь. Выполним.

Вульф обратился к Кэролайн:

– А вы, миссис Карноу?

– Она вовсе не «миссис Карноу»! – рявкнул Обри. – Она моя жена.

Вульф слегка пожал плечами:

– Мадам, уверены ли вы, что согласны со всеми предложенными условиями и будете честно их придерживаться?

– Да, – послышался твердый ответ.

– Знаете ли вы, что таким образом отказываетесь от доли наследства, которую закон оставляет за вдовой? Отказываетесь от крупного капитала?

– Знаю.

– В таком случае я должен задать вам несколько вопросов о мистере Карноу, поскольку мистер Обри с ним никогда не встречался. У вас не было от него детей?

– Нет.

– Полагаю, вы вышли за него замуж по любви?

– Мы считали, что любим друг друга. Да, мы любили…

– Вы к нему охладели?

– Не совсем так. – Она заколебалась, не зная, как объяснить. – Сидни был страшно обидчив, вспыльчив и заносчив… Я все еще говорю «был», потому что долгое время считала его умершим. Мне было всего девятнадцать, когда мы поженились. Думаю, я плохо понимала его и, наверное, просто не знала. Он пошел в армию добровольцем. Считал это своим долгом, поскольку не участвовал во Второй мировой войне. Неоднократно повторял, что «обязан перечистить свою долю картошки». Это его собственное выражение. Я не разделяла его убежденности, но к тому времени уже поняла, что мое мнение, мои чувства и мысли для него не особенно-то и важны… Если вы собираетесь заручиться его согласием, вам, конечно, желательно знать, что он за человек. Однако я сама его, по сути дела, так и не узнала, несмотря на прожитое вместе время. Возможно, вам помогут письма, которые он написал мне из армии. Я получила всего три – одно из Кэмп-Гивенса и два из Кореи. Он не любил писать письма. Мой муж… Пол сказал, что я должна захватить их с собой и показать вам.

Она расстегнула сумочку, порылась в ней и извлекла несколько скрепленных вместе листочков.

Я забрал их у нее и передал Вульфу. Ну, а поскольку я предполагал, что именно мне будет поручено отстаивать предложение супругов Обри, то встал рядом с Вульфом и принялся читать вместе с ним неровные строчки. Все три письма по сей день находятся в наших архивах. Я ознакомлю вас всего лишь с одним, самым последним, чтобы вы имели представление о его содержании и стиле.

Дорогая Кэрри, как я надеюсь, мой верный и преданный друг,

извини, но дает себя знать моя слабость. В эту минуту мне бы хотелось быть рядом с тобой и объяснять тебе, почему мне не нравится твое новое платье. А потом ты пошла бы и переодела его, и мы отправились бы в «Шамбор» лакомиться устрицами, запивая их ришбуром, а затем в «Вельвет йоук» попробовать окры[44] и томатного супа. Затем мы вернулись бы домой, приняли горячий душ и улеглись на матрасы трехфутовой толщины, застланные тончайшими льняными простынями, под атласные одеяла с подогревом. Всего несколько дней подобной жизни – и я бы начал узнавать самого себя, смог бы заключить тебя в объятья, и мы окунулись бы в блаженство.

Теперь, по всей вероятности, мне следует подробно описать здешние края, чтобы ты поняла, почему я предпочел бы находиться в каком-нибудь другом месте. Но это звучало бы слишком тривиально. К тому же, как ты прекрасно знаешь, я ненавижу писать письма. В особенности описывать собственные ощущения. Поскольку все ближе и ближе становится тот миг, когда я попытаюсь кого-нибудь убить и, возможно, в этом преуспею, я порылся в памяти, дабы припомнить изречения мудрецов о смерти. Геродот сказал: «Смерть – восхитительное прибежище для уставших от жизни людей». Эпиктет заметил: «Смерть не что иное, как пугало». По выражению Монтеня, «самые смертельные смерти – наилучшие». Я непременно процитирую эти изречения человеку, которого собираюсь убить. И тогда он не будет так сильно переживать.

Кстати о смерти: если кто-то подстрелит меня, вместо того чтобы подставиться под мою пулю, кое-что сделанное мною незадолго до отъезда из Нью-Йорка тебя потрясет. Мне бы хотелось находиться поблизости, чтобы посмотреть, как ты это воспримешь. Ты неоднократно заявляла, что деньги тебя не волнуют, они того не заслуживают. Ты также говорила мне, что, хоть мои слова всегда звучат сардонически, у меня не хватит духу, чтобы сардонически действовать. На этот раз ты увидишь. Признаю, что мне придется умереть, дабы получить возможность «смеяться последним». Но какой это будет сардонический смех! Иногда меня берет сомнение, люблю ли я тебя или ненавижу. Эти два чувства трудно разделить. Вспоминай меня в сновидениях своих.

Твой сардонический кавалер Карноу

Кэролайн продолжала говорить, пока я шел к столу, чтобы положить письма под пресс-папье:

– Я отправляла ему ежедневно по два подробных письма. В общей сложности написала их больше пятидесяти. Однако он о них даже не упомянул в тех трех письмах, что я получила от него. Я стараюсь быть объективной в своей оценке. Но он сам называл себя эгоистом. И мне кажется, так оно и было.

– Не было, а есть, – угрюмо пробормотал Обри и спросил, повернувшись к Вульфу: – Разве это письмо не доказывает, что он псих?

– Да, колоритная фигура, – согласился Вульф и осведомился у Кэролайн: – Что же за распоряжение он сделал до отъезда из Нью-Йорка на случай своей возможной гибели? Он ведь писал вам, что вы будете сильно потрясены.

Она покачала головой:

– Не знаю, до сих пор не знаю. Естественно, я подумала, что он изменил свое завещание, исключив меня из него. Получив похоронку, я показала это письмо его юристу, Джиму Бибу, и поделилась своими предположениями. Тот согласился, что из письма можно сделать такой вывод, но, сказал, что, насколько ему известно, Сидни ничего не менял в завещании. Очевидно, муж просто подшучивал надо мной.

– Не слишком умно, – заметил Вульф. – Не так-то легко лишить жену наследства. Однако поскольку он не пытался… Но как же вышло, что вы получили не соответствующее действительности извещение о его смерти?

– Мне известно лишь то немногое, что напечатали в газетной заметке, – ответила Кэролайн. – Но Джим Биб кое-что добавил. Во время отступления с поля боя Сидни посчитали мертвым. В действительности же он был просто тяжело контужен. Ну и попал в плен. В течение двух лет он находился в лагере для военнопленных. Потом ему удалось бежать. Он переправился через реку Ялу в Маньчжурию. К этому времени он уже умел говорить по-корейски – у него вообще поразительные способности к языкам. Он приобрел друзей в деревне, носил их одежду, ну и все такое. Вроде бы – но тут я не уверена – даже стал коммунистом.

– Вот осел! – не выдержал Вульф.

– Вовсе нет, – не согласилась Кэролайн. – Просто он привык… быть колоритной фигурой, как вы выразились. Так или иначе, через несколько месяцев после окончания военных действий и подписания мирного договора он решил, что сыт по горло всей этой экзотикой, переправился назад через Ялу в Южную Корею и явился на армейский пост, откуда его отправили домой. Теперь он здесь. – Она простерла руки с мольбой к моему боссу: – Пожалуйста, мистер Вульф! Умоляю вас, помогите нам!

Конечно, ей это было невдомек, но она избрала неверную тактику. Вульф редко откликается на эмоциональные просьбы мужчин и вовсе глух к женским мольбам. Он отвел глаза от этого мучительного зрелища и обратился ко мне:

– Арчи, поскольку ты работаешь на меня, я могу давать тебе разные поручения в рамках этой деятельности. Но вот это не мое! Может, ты сам захочешь им заняться?

Он был предельно вежлив, а на самом деле подразумевал вот что: на пять тысяч долларов можно много кому выплатить жалованье, в том числе и тебе, так будь любезен, заработай их для меня. Не желая уступать ему в любезности, я предложил компромисс:

– С удовольствием разыщу этого Сидни и доставлю сюда, но разговаривать с ним будете вы.

– Нет! – категорически отказал он. – Это предложение мне вообще кажется донкихотством, поэтому я буду плохим адвокатом. Так что предоставляю тебе действовать с начала и до конца.

– Тронут до глубины души! – ответил я. – И что мне остается? Если я скажу «нет», вы будете попрекать меня этим многие годы. Поэтому, идя навстречу вашим пожеланиям, говорю «да». Я принимаю это поручение!

– Очень хорошо. Мы обсудим подробности после ужина, а утром ты сможешь…

Молодые люди запротестовали. Нет, они не могли ждать до завтрашнего дня. Они должны получить ответ сегодня же. Зачем откладывать? Почему не сейчас?

Я не могу реагировать на подобные просьбы с равнодушием Вульфа, поэтому успокоил их, изъявив согласие.

– Ну, хорошо, – пробормотал Вульф, что было с его стороны весьма благородно. – Но мы должны иметь ваши предложения в письменной форме. Два экземпляра, подписанные мистером Обри и э-э… вами, мадам. Бумаги вы должны подписать своим именем, Кэролайн Карноу. Арчи, внизу слева напечатай слово «принял» и поставь двоеточие. Лишь совершенно безмозглый глупец не согласился бы с условиями, предлагаемыми этой парой. Но, очевидно, заявить ему об этом в лоб было бы неблагоразумно. Где твой блокнот, Арчи?

Я крутанулся в кресле и достал блокнот из ящика стола.

Глава вторая

Уверенно, но не агрессивно я постучал в дверь номера 2318 на двадцать третьем этаже отеля «Черчилль».

Наши клиенты решили разбить лагерь в кабинете Вульфа в ожидании известий от меня, но я настоял на том, чтобы они все время были у меня под рукой. Поэтому они устроились внизу, в баре «Тюльпан», и, как я надеялся, не собирались напиваться. Люди, попавшие в беду, либо мало едят, либо много пьют, либо, что бывает реже, ударяются в обе эти крайности.

Не получив ответа, я снова постучал, погромче и подольше.

По дороге, в такси, я выудил дополнительные сведения о Сидни Карноу. Правда, трехлетней давности. На деньги он смотрел свысока, но не проявлял склонности сорить ими налево и направо. Насколько было известно Кэролайн, он вообще деньгами не бросался. Однако на скромные просьбы жены откликался охотно и не скупился, а иногда даже предвосхищал ее желания.

Это мне ничего не давало, но кое-какие другие ее высказывания я посчитал обнадеживающими. Слово «эгоист» мне не понравилось, а вот «гордый» было ничего себе.

Если он на самом деле горд, а не скрывает за фасадом гордости нечто иное, чем нельзя похвастать перед людьми, это прекрасно. Гордый мужчина не сядет завтракать с женщиной, которая готова выложить миллион долларов за право завтракать в обществе другого.

Именно этой линии я и решил придерживаться. Вряд ли стоило придумывать фразы, с которыми я собираюсь обратиться к Карноу. Это пустая затея, пока я не составлю о нем определенного мнения.

Но, очевидно, наше свидание откладывалось, поскольку на мой стук в дверь никто не отвечал. Не желая нарваться по телефону на безапелляционный отказ, я, как и Обри, решил не предуведомлять Карноу о своем визите. И теперь мне пришло в голову, что стоит спуститься бар, чтобы призвать клиентов к терпению. Пусть погодят еще минут десять – или часиков десять. Закажу себе пару сэндвичей и стакан молока, а после предприму новую попытку.

Но, прежде чем я ушел, рука моя машинально потянулась к дверной ручке. Я нажал на нее и толкнул дверь. Она отворилась. Я тихо постоял с секунду, затем приоткрыл дверь пошире, просунул внутрь голову и громко позвал: «Мистер Карноу!» Никакого ответа.

Тогда я распахнул дверь настежь и переступил через порог. В номере было темно, если не считать света, падающего из двери. Возможно, я попятился бы назад и скромно удалился, если бы не мой превосходный нюх. Он подсказал, что в комнате попахивает чем-то знакомым. Я пару раз втянул в себя воздух и убедился, что не фантазирую. Тогда я нащупал на стене выключатель, включил свет и двинулся дальше.

Близ двери на полу лежал распростертый на спине человек.

Я машинально сделал шаг вперед, но тут же вернулся, чтобы закрыть дверь, и только после этого снова подошел к лежащему.

Судя по описанию Кэролайн, это был Сидни Карноу. В рубашке, но без пиджака и без галстука.

Наклонившись, я сунул руку ему под рубашку. Потом вырвал несколько волокон шерсти из ковра и поднес к его ноздрям – шерстинки не шевельнулись. Тогда я зажал ресницы правого глаза между большим и указательным пальцами и слегка потянул вниз – веко осталось на месте, не желая возвращаться в прежнее положение. Я поднял его руку, сильно нажал на ногти и тут же отпустил – ногти остались белыми.

В действительности все это было излишним. Достаточно определить на ощупь температуру тела, чтобы прийти к определенным выводам.

Я выпрямился и принялся внимательно разглядывать труп. Безусловно, это был Карноу. По своим часам я заметил время: 7.22. В проеме распахнутой двери позади лежащего поблескивали металлические трубы и краны в ванной комнате.

Обойдя отброшенную в сторону руку покойника, я снова наклонился, чтобы получше рассмотреть два лежащих на полу предмета – револьвер сорок пятого калибра, который я не тронул, и большой комок банного полотенца.

Последний я внимательно оглядел и обнаружил в нем сквозное отверстие с обгоревшими краями и черными следами пороховой гари. Видимо, полотенце использовали, чтобы заглушить звук выстрела.

На теле я не нашел ни входного, ни выходного пулевого отверстия, а переворачивать труп не хотел, тем более что мне это ничего не давало.

Я встал и закрыл глаза, чтобы подумать.

У меня давно выработалась привычка не дотрагиваться кончиками пальцев до дверной ручки, когда я отворяю дверь комнаты, в которую меня не приглашали. Действовал ли я так же и на этот раз? Нажал ли на кнопку выключателя костяшками пальцев? Пожалуй, на эти вопросы можно было ответить положительно. Не осталось ли моих следов в других местах? Нет.

Я подошел к выключателю, с такими же предосторожностями потушил свет, достал носовой платок, чтобы, обмотав им руку, отворить и затворить входную дверь, спустился на лифте вниз, нашел телефонную будку и набрал номер.

Ответил мне Фриц. Я сказал, что мне срочно нужен Вульф. Фриц был потрясен:

– Но, Арчи, он же ужинает!

– Знаю. Скажи ему, что меня захватили в плен каннибалы и изрезали на куски. Да поспеши!

Прошло не менее двух минут, прежде чем я услышал разъяренный голос Вульфа:

– Ладно, Арчи, в чем дело?

– Вот и не ладно, сэр. Ничего хорошего. Я звоню из автомата в вестибюле «Черчилля». Наших клиентов я оставил в баре, а сам поднялся в номер Карноу. Дверь была не заперта, и я вошел. Карноу лежит на полу, застреленный из армейского револьвера. Пушка валяется рядом. Но это не самоубийство, потому что стреляли, используя вместо глушителя банное полотенце. Как мне теперь заработать эти пять тысчонок?

– Будь ты неладен! Посреди ужина…

Если вы воображаете, что он иронизирует, то сильно ошибаетесь. Я-то хорошо изучил этого толстого гения. Именно такова была его обычная реакция, вот он и высказал ее вслух. Я проигнорировал его слова.

– Я не наследил в номере, – продолжал я ровным голосом. – И меня никто не видел. Так что мы не особенно и вляпались. Я понимаю, что вам трудно разговаривать с набитым ртом…

– Заткнись! – Несколько секунд трубка молчала, потом раздался сердитый голос: – Смерть наступила в последние полтора часа?

– Нет, уже началось трупное окоченение.

– Заметил ли ты что-нибудь заслуживающее внимания?

– Нет, я находился там самое большое три минуты. Мне не терпелось прервать ваш ужин. Если желаете, я могу вернуться назад и позвонить в полицию.

– Нет. – Он был удивительно вежлив. – Конечно, мы ничего не выиграем, если пока помолчим. Так что я велю Фрицу анонимно известить полицию. Далее: привези-ка сюда мистера Обри и миссис Карноу. Они поели?

– Возможно, сейчас едят. Я посоветовал им это сделать.

– Проверь, чтобы они не остались голодными. А потом доставь их сюда под каким-нибудь предлогом. Изобрети что-нибудь.

– Им ничего не говорить?

– Нет. Я сам скажу. Приезжайте сюда не ранее чем через час десять. Я только-только сел за стол, и теперь вот это…

Он повесил трубку.

Когда я шел вдоль роскошного длинного и широкого коридора к бару «Тюльпан», меня остановил старый знакомый, Тим Эвартс, первый помощник штатного детектива отеля «Черчилль». Правда, официально такой должности не существует. Но администрация отелей держит подобных людей на всякий случай.

Эвартсу хотелось со мной поболтать, но я его быстро спровадил. Если бы он мог догадаться, что я обнаружил труп в одном из номеров и «позабыл» ему об этом сказать, то разговаривал бы со мной не так дружелюбно.

В этот час огромный бар был лишь наполовину заполнен посетителями. Наши клиенты заняли столик в углу. Когда я приблизился, Обри поднялся, чтобы придвинуть для меня стул.

Я мысленно поставил им высокие оценки за безукоризненное поведение. Вне всякого сомнения, им не терпелось услышать, какие новости я принес, но они не набросились на меня с расспросами.

Усевшись, я сказал, глядя в их полные ожидания глаза:

– Никакого ответа на мой стук. Так что придется повторить попытку. А тем временем давайте поедим.

– Я не могу есть, – устало произнесла Кэролайн.

– Настоятельно рекомендую не морить себя голодом, – покачал я неодобрительно головой. – Вовсе не обязательно заказывать обед из трех блюд. Как насчет сэндвичей с осетриной и куска дыни? Здесь все это можно получить. Потом я попробую еще раз. А если опять не получу ответа, тогда мы обсудим, как быть дальше. Не будете же вы торчать здесь всю ночь?

– Он может вернуться, – высказал предположение Обри, – и тут же снова уйти. Так не разумнее ли вам подождать его наверху?

– На голодный-то желудок? – Я был непреклонен. – И я могу поспорить, что миссис… Как мне вас называть?

– Ох, зовите меня просто Кэролайн.

– Готов поспорить, что вы толком не ели целую неделю. Поскольку вам потребуются силы и энергия, разумнее хорошенько заправиться.

Эти полчаса дались мне с трудом. Она что-то поклевала. Обри сжевал сэндвич с индейкой и кусочек сыра. Кэролайн плохо удавалось скрывать свое мнение обо мне, свинье бессердечной. И отношение Обри с каждой минутой тоже делалось все очевиднее.

Время тянулось медленно и уныло. Когда моя кофейная чашка опустела, я велел им оставаться на месте, а сам прошел по коридору до дальнего мужского туалета и заперся там на тот случай, если здесь вдруг появится Обри. Проторчав в уборной с четверть часа, я вернулся в бар.

– Там никого нет, – сообщил я им. – Я позвонил мистеру Вульфу. У него появилась идея, и он хочет вас немедленно видеть. Поехали.

– Нет! – заявила Кэролайн.

– Зачем? – требовательно спросил Обри.

– Послушайте, – рассердился я, – когда у мистера Вульфа появляется идея и он желает ее мне изложить, я молча повинуюсь. Так что я еду. Вам предлагается выбор: либо оставайтесь здесь и мучайтесь, либо поезжайте со мной. Решайте сами.

По выражению их лиц легко угадывалось, что они уже принимают Ниро Вульфа за жулика, а меня – за недотепу и пустомелю. Но поскольку разорвать договор и пуститься на поиски нового детектива или юриста они были еще не готовы, то поневоле смирились.

Обри заплатил по счету, и мы вышли из бара. В коридоре я свернул налево и направился к боковому выходу, чтобы не светиться в главном вестибюле. К тому времени администрация отеля уже должна была отреагировать на анонимный телефонный звонок Фрица в полицию. Из услышанных мною разговоров я понял, что чету Обри знают в «Черчилле». Швейцар, вызывавший для нас такси, назвал их по имени.

Дверь в наш дом-офис я отпер своим ключом и, заперев, предусмотрительно накинул на нее цепочку. Когда я проводил супругов через прихожую в кабинет, мои часы показывали уже 8.35, так что мне все же не удалось немного дотянуть до обусловленного Вульфом срока.

Вульф вышел из столовой, расположенной напротив кабинета, и остановился на пороге, ожидая, пока мы не пройдем в кабинет, чтобы замкнуть процессию. Он был темен лицом, как кофе, который потягивал из чашки. Подойдя к письменному столу и с трудом втиснувшись в огромное кресло, он ворчливо произнес:

– Садитесь, пожалуйста.

Но наши клиенты остались стоять. Обри требовательно спросил:

– Что еще за великая идея вас осенила? Во всяком случае, так утверждает Гудвин.

– Будьте добры, садитесь, – холодно повторил Вульф. – Я привык смотреть в глаза людям, с которыми разговариваю. Особенно когда подозреваю, что они пытаются поставить меня в затруднительное положение. Шея у меня не резиновая. – Тон его явно свидетельствовал, что обеспокоен он отнюдь не пустяками.

Кэролайн скользнула к красному кожаному креслу и присела на самый краешек, Обри опустился в желтое кресло и посмотрел в лицо Вульфу.

– Так вы кого-то подозреваете? – спросил он спокойно. – Кого и в чем?

– Я думаю, что один из вас сегодня видел мистера Карноу и имел с ним разговор. Возможно, вы оба.

– Откуда вы это взяли?

– Не спешите. Только от вас самих зависит, объясню ли я вам все и как скоро это сделаю. Конечно, ожидать полнейшей откровенности было бы наивно. Но, по меньшей мере, вы должны были бы сообщить мне основные факты, коль скоро поручили такое дело. Когда и где вы виделись с мистером Карноу? И что при этом было сказано?

– Я с ним не встречался, как уже говорил вам, – рассердился Обри. – Не понимаю, почему вы задаете мне такой несуразный вопрос?

Вульф повернул голову к Кэролайн:

– В таком случае с ним встретились вы, мадам?

Кэролайн во все глаза смотрела на Вульфа, брови ее сошлись на переносице.

– Вы предполагаете, что я видела своего… что я сегодня виделась с Сидни Карноу?

– Именно так.

– Нет, я его не видела. Ни сегодня и ни в один из этих дней. Вообще не видела. И хочу знать, на чем вы основываете свое предположение?

Вульф уперся локтями в ручки кресла и уставился на нее таким пронзительным взглядом, что любой на ее месте перепугался бы. Но она не отвела глаз. Тогда он повернулся направо и точно таким же взглядом наградил Обри. Но и тот не смутился.

И тут к нам в дверь позвонили. Фриц колдовал на кухне, так что пришлось мне идти в прихожую, щелкнуть выключателем, чтобы зажечь свет на крыльце, после чего осмотреть незваного гостя сквозь стекло, прозрачное только изнутри. Увиденное заслуживало восхищения.

Сержант Пэрли Стеббинс из манхэттенского отдела по расследованию убийств, знавший об особенностях нашего стекла, не старался принять внушительную позу. Он спокойно стоял, вытянувшись во весь свой внушительный рост, на расстоянии фута от двери. Полицейский офицер при исполнении.

Я приоткрыл дверь и заговорил через двухдюймовую щель, ширина которой определялась длиной нескинутой цепочки:

– Привет! Честное слово, офицер, это не я, ей-богу!

– О’кей, остряк. – Его глубокий бас звучал, как всегда, немного хрипловато. – Раз не ты, я, так и быть, тебя не трону. Впусти-ка меня!

– Зачем?

– Там все объясню. Или ты воображаешь, что я стану разговаривать с тобой сквозь эту проклятущую щелку?

– Именно на это я и рассчитываю. Стоит мне распахнуть дверь, как ты тут же отпихнешь меня в сторону и ворвешься в кабинет мистера Вульфа. А он и без того в дурном настроении. Да и у меня оно не лучше. Даю десять минут на то, чтобы ты обдумал свою речь. Впрочем, хватит и десяти секунд, одна-два-три-четыре…

Стеббинс прервал меня:

– Ты только что был в отеле «Черчилль». Уехал оттуда на такси полчаса назад вместе с Полом Обри и его женой. Где они? Ты привез их сюда?

– Могу я называть тебя просто Пэрли? – спросил я.

– Вот чертов клоун!

– Хорошо, не хочешь – не буду. После стольких лет знакомства тебе следовало бы лучше во мне разбираться. Восемьдесят семь целых и четыре десятых процента людей, включая частных сыщиков, быстро отвечают на неделикатные вопросы полицейских по трем причинам: из страха, вследствие незнания собственных прав или из желания выслужиться. Ничего из этого на меня не похоже, не так ли? Приведи мне хоть один довод, почему я должен отчитываться перед тобой в моих поступках или поступках моих возможных компаньонов. Только постарайся, чтобы он звучал убедительно.

Стеббинс молчал, видимо обдумывая ответ.

А я, подождав секунду, добавил:

– И можешь со мной не деликатничать. Ведь ты работаешь в отделе по расследованию убийств. Так что я прекрасно понимаю: кого-то опять пришили. Так кого же?

– А ты как думаешь?

– Я не собираюсь гадать. Чего доброго, попаду нечаянно в точку и окажусь в затруднительном положении.

– Хотелось бы мне быть рядом, когда это случится… Сегодня днем у себя в номере отеля «Черчилль» убит мистер Сидни Карноу. Ранее считалось, что он погиб в Корее. Совсем недавно он возвратился оттуда живым и невредимым и узнал, что его жена успела выйти замуж за Пола Обри… Можно подумать, я сказал что-то новое для тебя.

Он не мог видеть меня через узкую щелочку, поэтому я не беспокоился о выражении своего лица.

Я спросил:

– Карноу убит?

– Вот именно. Ему выстрелили в затылок.

– Так ты говоришь, что я знал об этом?

– Я этого не утверждаю. Но ситуация тебе известна, раз ты находился в баре «Черчилля» в обществе Обри и этой женщины. Мне нужны они оба, и сейчас же. Они здесь? Если не здесь, то где же?

– Понятно, – заговорил я рассудительно. – Должен признать, что приведенный тобою довод мне представляется убедительным… Обожди немного, я схожу и посмотрю.

Я запер дверь, вернулся в кабинет, взял со стола листок бумаги и написал: «Это Стеббинс. Говорит, К. убит. Нас видели втроем на выходе из отеля. Стеббинс спрашивает, здесь ли они, а если нет, то где?»

Встав из-за стола, я протянул записку Вульфу. Он прочитал ее и сразу же сунул в верхний ящик письменного стола, посмотрел на Кэролайн, затем на Обри.

– Я вам больше не нужен, – оглоушил он их. – Ваша проблема разрешена. Мистер Карноу мертв.

Они вытаращили глаза.

– Конечно, – совершенно невозмутимо произнес Вульф, – теперь перед вами возникла другая проблема, возможно более сложная, чем первая.

Кэролайн замерла.

– Я этому не верю! – хрипло произнес Обри.

– Всякие сомнения исключаются. Арчи?

Наступила моя очередь.

– Да, сэр. В настоящий момент сержант Стеббинс из отдела по расследованию убийств ожидает на ступеньках нашего крыльца. Он сообщил, что Карноу убит выстрелом в затылок у себя в номере отеля «Черчилль» сегодня днем. Мистера Обри и миссис Карноу видели вместе со мной, когда мы выходили из бара отеля. Сержант желает узнать, здесь ли они, а если нет, то где. Он заявил, что они оба ему нужны.

– О боже… – пробормотал потрясенный Обри.

Кэролайн ахнула, но ничего не произнесла. Я бы сказал, что она впала в ступор. Но вот ее губы шевельнулись, и мне почудилось, что она спросила: «Он мертв?», очень тихо, почти неслышно.

Вульф продолжал:

– Итак, у вас возникла другая проблема… Полиция устроит вам веселую ночь, а возможно, целую неделю или даже месяц. Мистер Стеббинс не может войти в мой дом без ордера на арест. Если бы вы были моими клиентами, я бы не возражал против того, чтобы он постоял на ступеньках крыльца, пока мы обсуждаем деловые вопросы. Но, поскольку ваше поручение утратило смысл, я больше не работаю на вас. Порой я бываю рад возможности слегка подразнить полицию, но никогда этим не злоупотребляю. Так что я должен с вами распрощаться, пожелав всего хорошего.

Кэролайн вскочила с кресла и, раскинув руки, пошла к Обри. Он схватил ее и притянул к себе. Очевидно, преграда была сломлена.

– Однако, – продолжал Вульф, – я решительно против того, чтобы полиция хватала в моем доме людей, которые явились сюда посоветоваться со мной и которым не предъявлено формальное обвинение. В доме имеется запасной выход на Тридцать четвертую улицу. Мистер Гудвин выпустит вас через ту дверь, если вам требуется какое-то время, чтобы обсудить свои дела.

– Нет, – твердо заявил Обри, – у нас нет никаких оснований спасаться от полиции бегством. Скажите сержанту, что мы здесь, и впустите его в дом.

Вульф покачал головой:

– Ну, нет, из моего дома он вас не заберет! Так вы уверены, что не хотите повременить с этим делом?

– Уверен.

– В таком случае, Арчи, будь добр, организуй все как надо.

Я поднялся, сказал им: «Сюда, пожалуйста» – и пошел к выходу. Но тут же остановился и обернулся, услышав за собой голос Кэролайн.

– Одну минуточку, – произнесла она твердо, но шепотом.

Она стояла лицом к Обри, схватив его обеими руками за лацканы пиджака.

– Пол, как ты считаешь, не должны ли мы попросить мистера Вульфа…

– Нам не о чем его просить. – Обри опустил ей руку на плечо. – Я сыт по горло твоим Вульфом. Успокойся, моя Кэро. Нам не надо никого ни о чем просить. Все теперь будет хорошо.

Они вышли следом за мной в прихожую. Пока Обри надевал шляпу, я опять открыл дверь на длину цепочки и заговорил с Пэрли:

– Оказывается, они сидели у Вульфа в кабинете. Ну кто бы мог подумать? Тебе повезло. Теперь, если…

– Открой дверь!

– Минуточку. Зачем такая спешка? Мистер Вульф – человек сварливый и раздражительный. Он и святого с легкостью выведет из терпения, а тебя – тем более. Так что, если ты отойдешь в сторонку, я их выпущу, и они – твои.

– Я войду в дом!

– Нет. Забудь об этом даже думать.

– Ты мне тоже нужен.

– Неужели? Впрочем, я так и думал. Скоро приеду. На Двадцатую улицу?

– Ты поедешь сейчас же. Со мной.

– Нет-нет. Мне нужно спросить мистера Вульфа, есть ли смысл вас беспокоить. Ну, если есть, так я подъеду. Куда? На Двадцатую улицу?

– Да. И сегодня.

– Понятно. Всегда рад услужить. Объекты здесь, у меня за спиной, так что если ты сойдешь со ступенек… Только будь осторожен, не споткнись!

Стеббинс пробормотал что-то невнятное и начал спускаться. Когда он оказался на последней ступеньке, седьмой по счету, я снял цепочку, распахнул дверь и обратился к нашим бывшим клиентам:

– Хочу дать вам совет в благодарность за сэндвичи и кофе: не отвечайте ни на один вопрос, пока не посоветуетесь со своим адвокатом. Даже если…

Я замолчал, потому что лишился аудитории. Обри подал руку Кэролайн, как только они оказались на ступеньках. Не желая доставлять Пэрли удовольствие задержать их в моем присутствии, я закрыл дверь, набросил цепочку и вернулся в кабинет.

Вульф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла.

– Меня вызывают в полицию, – известил я. – Ехать?

– Разумеется.

– Мы кое-что утаим?

– Нет. Нам нечего утаивать.

– У меня в столе лежат письма мистера Карноу к жене. Следует ли мне их захватить с собой?

– С какой стати? Они принадлежат ей, она их обязательно позднее потребует.

– Я обнаружил труп?

– Нет, конечно. С какой стати?

– Ясно. Не беспокойтесь, если я вернусь поздно.

Я отправился в прихожую за шляпой и был таков.

Глава третья

Поскольку я не знаю за собой никаких обязательств перед убойным отделом, а вечер располагал к пешим прогулкам, я решил пройти примерно пятнадцать кварталов до Двадцатой улицы с тем, чтобы по дороге провернуть одно пустяковое дельце.

Если бы я занялся им в кабинете Вульфа, он непременно завопил бы об ущемлении собственного достоинства и притворился бы разъяренным, хотя понимал не хуже меня, что всегда полезно увидеть свое имя в газетах (разве только не в колонке некрологов).

Поэтому я зашел в телефонную будку на Десятой авеню, набрал номер редакции «Газетт» и попросил соединить меня с Лоном Коэном. Вскоре в трубке послышался его голос.

– Отзовите из печати первую полосу, – посоветовал я ему, – и переделайте ее заново. Если, конечно, не хотите, чтобы я продал свою информацию в «Таймс». Ты, случайно, не слышал, что Пол Обри и его жена, миссис Сидни Карноу, сегодня днем зашли к Ниро Вульфу? Я побывал вместе с ними кое-где и привез их назад в офис мистера Вульфа, а пятнадцать минут назад туда явился сержант Пэрли Стеббинс и забрал их. Или, возможно, ты даже не знаешь, что Карноу был убит…

– Вот это я как раз знаю. У тебя есть продолжение? Или остальное прикажешь высасывать из пальца? – ответил Лон.

– Ничего подобного. Точность и своевременность доставки гарантированы. Сейчас же я просто хочу, чтобы имя моего босса появилось в газетах. Мое же пишется так: «а»-«эр»-«чэ»…

– Это я тоже знаю. Кто еще получил твои сведения?

– От меня – никто. Только ты.

– Чего они хотят от Вульфа?

Конечно, этого следовало ожидать. Дай газетному репортеру материала на пару строчек, он попытается отхватить его на целый столбец. Я с большим трудом убедил Лона Коэна, что больше у меня ничего нет, и продолжил свой путь в центр города.

Надежда попасть в убойном отделе на лейтенанта Роуклиффа и в очередной раз вывести его из себя, да так, чтобы он начал заикаться, не оправдалась. Вместо него я угодил к выпускнику колледжа, некоему Айзенштадту, который не принял мой вызов. Ему нужны были только голые факты, и я честно их выложил, не упомянув, естественно, о том, что входил в номер Карноу.

На это ушло менее часа, включая перепечатку моих показаний, которые я должен был подписать. Я отклонил настоятельное предложение Айзенштадта не уходить до возвращения инспектора Кремера. Пришлось напомнить ему, что я гражданин с незапятнанной репутацией, адрес мой всем известен, так что в случае необходимости меня несложно разыскать.

Когда я вернулся домой, Вульф сидел в кабинете, зевая над книгой. Равнодушие его было наигранным. Он хотел показать, что потеря гонорара в пять тысяч долларов – пустяк, о котором не стоит и говорить.

Я не знал, чт́о делать: продолжать и дальше его дразнить или отправиться на боковую. Обе возможности представлялись мне одинаково заманчивыми.

Я подбросил и поймал монетку. Вульф не стал уточнять, что за дилемму я решаю таким образом, опасаясь, как бы я не предложил ему самому догадаться. Выпал «орел».

Я сообщил Вульфу, что о моем визите в отдел по расследованию убийств докладывать нечего, пожелал ему спокойной ночи и поднялся в свою комнату.

Утром за завтраком на кухне, где Фриц заботливо поставил передо мной гору горячих блинов и положил свежие газеты, я обнаружил, что подарил Лону Коэну материала куда более чем на пару строк. Очевидно, он по собственному почину разбавил мою стоящую внимания информацию всякими пустяками.

К примеру, я узнал, что у Сидни Карноу имеется тетушка Маргарет, в замужестве миссис Реймонд Севидж, кузен Ричард и кузина Энн, выскочившая замуж за некоего Нормана Хорна. Статья сопровождалась снимками Энн и Кэролайн, весьма скверными.

По утрам я редко вижу Вульфа до одиннадцати часов, когда он спускается вниз из оранжереи, а в то утро я вообще его не видел. В самом начале одиннадцатого позвонил сержант Стеббинс и пригласил меня зайти в офис окружного прокурора, и как можно скорее.

Мне потребовалось не более четырех минут, чтобы убрать бумаги со стола, позвонить Вульфу, надеть шляпу и поспешить к выходу. У меня затеплилась слабая надежда повстречаться с бывшими нашими клиентами, которые, поразмыслив, возможно, пришли к выводу, что слишком рано пресытились Вульфом.

Впрочем, торопился я зря. В большой приемной на верхнем этаже дома 155 по Леонард-стрит мне предстояло провертеться не менее получаса на жестком деревянном стуле. Я уже приготовился подойти к окошечку и заявить сидящей за ним даме ветеранского возраста и наружности, что могу торчать здесь еще от силы минуты три, когда из внутреннего коридора появилась другая дама.

Она отнюдь не походила на старого бойца, поседевшего на службе закону, и я помедлил с объявлением ультиматума. Ее походка заслуживала вдумчивого изучения, лицо требовало кропотливого анализа, а туалет – тщательной инвентаризации. И я подумал, что если передо мной Энн Севидж-Хорн, то главному редактору «Газетт» нужно в три шеи гнать своего фотографа, который явно ошибся фотографией.

Дама заметила, как я ее разглядываю, и без тени смущения отплатила мне той же монетой. Изящная головка ее слегка склонилась к плечу. Она подошла, уселась в соседнее кресло и одарила меня пристальным взглядом, какого ожидаешь от королевы – или уличной девки.

Первым заговорил я:

– Что у вас пропало? Кролик?

Она улыбнулась, желая подзадорить меня, и ей это почти удалось.

– Почему вы решили, что вульгарность – лучшая линия поведения? – спросила она.

– Я не нарочно. Просто родился вульгарным. Увидел ваше фото в газете и загорелся желанием узнать, какой у вас голос. Захотелось непременно его услышать. Скажите еще что-нибудь.

– Вы слишком развязны для незнакомого человека.

– Ну что ж, я не против исправить это упущение. Давайте знакомиться. Меня зовут Гудвин. Арчи Гудвин.

– Гудвин? – Она слегка нахмурилась, соображая, потом протянула: – Ну конечно! Вы тоже угодили в газету. Если только вы тот самый Гудвин… Вы работаете на Ниро Вульфа?

– Практически я и есть Ниро Вульф, когда дело доходит до работы. Где вы находились в период с одиннадцати минут третьего до без восемнадцати шесть?

– Дайте подумать… Я гуляла в парке со своим любимым фламинго. Если вы считаете, что это не алиби, то сильно ошибаетесь. Мой фламинго умеет разговаривать. Спросите еще что-нибудь.

– Умеет ли ваш фламинго определять время?

– Конечно. Он носит на шее наручные часы.

– А как он на них смотрит?

– Так и знала, что вы меня об этом спросите. Фламинго научили завязывать шею узлом. Самым простым одинарным узлом. Но когда он это делает, часы оказываются как раз у него на сгибе… Привет, мама. Мама?

Она неожиданно вскочила с кресла и куда-то двинулась.

– И что, никого даже не заковали в наручники? – услышал я ее голос уже вдалеке.

Ее мать, тетушка Сидни Карноу, возглавляла процессию, появившуюся из коридора. По своей комплекции она равнялась двум таким, как Энн, вместе взятым, и лишь вполовину уступала Ниро Вульфу. У нее было не только могучее тело, но и широкое лицо с чертами такими крупными, что между ними почти не оставалось зазора.

Матрону сопровождал тощий молодой очкарик, по сравнению с ней просто коротышка. За этой парой следовали двое мужчин. Один, судя по заметному сходству с матерью, был брат Энн Ричард. Второй, высокий разболтанный тип, наверняка показался бы человеком представительной наружности любой женщине от шестнадцати до шестидесяти.

Пока я производил краткий смотр процессии, заговорила дрессировщица фламинго:

– Мама, это мистер Гудвин, Арчи Гудвин. Тот самый, который вчера был в отеле «Черчилль» с Кэролайн и Полом. Допрашивает меня с пристрастием. Мистер Гудвин – моя мать, брат Дик, мой муж Норман Хорн. Нет, не тот, с папками. Это Джим Биб, адвокат, знаток всех законов. Мой муж – вот этот.

Представительный субъект, которого потянули за рукав, оказался рядом с супругой, продолжавшей трещать:

– Вы знаете, до чего меня разочаровал окружной прокурор. Он был с нами так доброжелательно вежлив. Мистер Гудвин совсем другой. Он намерен применить ко мне третью степень. Я имею в виду – физическое воздействие. Он же просто создан для этого. Не сомневаюсь, что тут же сдамся и во всем признаюсь…

Муж зажал ей рот ладонью, прервав поток слов решительно, но не грубо.

– Ты слишком много болтаешь, дорогая, – проворчал он благодушно.

– Такое уж у нее чувство юмора, – пояснила тетя Маргарет. – Но все равно, Энн, милочка, твои шутки неуместны, когда только что был зверски убит Сидни. Зверски!

– Ерунда! – выпалил Дик Севидж.

– Нет, именно зверски! – настаивала его матушка. – Всякое убийство жестоко, а это просто зверское.

– Безусловно, – согласился он. – Но для нас-то Сид умер более двух лет назад, а воскрес всего лишь на две недели. Никто из нас его даже не видел. Откуда же такое непереносимое горе?

– Лично я считаю, – вмешался Биб, говоривший высоким, почти женским голосом, который превосходно гармонировал с его внешностью, – что это слишком многолюдное место для подобных разговоров. Пойдемте отсюда.

– Я не могу, – заявила Энн. – Мистер Гудвин намерен сломить мое сопротивление и подавить мою волю окончательно. Взгляните только в его суровые серые глаза. Посмотрите на эту челюсть!

– Ну, перестань, дорогая, – нежно проговорил Норман Хорн, взял жену за локоть и повел к дверям.

Остальные двинулись следом. Замыкал шествие Биб. И ни один не соизволил, хотя бы из вежливости, сказать, что рад знакомству. Один лишь адвокат едва кивнул головой на прощание.

Пока я стоял и наблюдал, как они один за другим скрываются за створкой двери, до меня донесся голос женщины-ветерана:

– Мистер Мандельбаум примет вас, мистер Гудвин.

Только двое помощников окружного прокурора занимают шикарные угловые кабинеты. Мандельбаум не принадлежит к числу этих счастливчиков. Примерно в середине коридора была широко распахнута дверь, указывая, куда мне следует завернуть.

Когда я вошел, меня ждал сюрприз: напротив Мандельбаума, сидевшего за своим столом, на одном из двух стульев, которые каким-то чудом удалось втиснуть в крохотное помещение, расположился рослый крепкий мужчина с седеющей шевелюрой, широкой кирпично-красной физиономией и серо-стальными глазами, взгляд которых находили суровым куда более бывалые люди, чем мистер Норман Хорн. Энн назвала мои глаза суровыми только потому, что никогда не встречалась с инспектором Кремером из отдела по расследованию убийств.

– Польщен! – заявил я с легким поклоном, принимая приглашение мистера Мандельбаума воспользоваться третьим стулом.

– Посмотри на меня! – приказал Кремер.

Я повернулся к нему, приподняв бровь, что его всегда раздражало.

– Я опаздываю на встречу, – начал Кремер, – поэтому буду предельно краток. Я только что ездил к Вульфу. Разумеется, он подтверждает твои слова. Клянется, что у него нет клиента. Я читал твои показания. Скажу откровенно, мы не располагаем доказательствами того, что ты входил в номер.

– Теперь я смогу спокойно вздохнуть! – воскликнул я с чувством.

– Да. В тот день, когда ты перестанешь дышать, ко мне вернется нормальный аппетит. Итак, я признаю, что у нас нет доказательств. Однако я прекрасно знаю, что ты там был. Сообщение о трупе мы получили по телефону, информатор явно изменил голос. Ты же не станешь отрицать, что я прекрасно изучил, как ты обычно ведешь себя в подобных обстоятельствах?

– Конечно. Отважно, решительно, блестяще.

– Я только сказал, что хорошо изучил… Оставив Обри и мисс Карноу в баре, ты поднялся наверх, постучал в дверь номера Карноу, но не получил ответа. Нет ни единого шанса из тысячи, чтобы в подобном случае ты просто развернулся и ушел, не дотронувшись до ручки.

– Значит, я должен был это сделать.

– Итак, ты туда входил?

Я отвечал спокойно и рассудительно:

– Но, может быть, я все же не дотронулся до ручки.

– Оставь это, Гудвин. Конечно же, ты нажал на нее и обнаружил, что дверь не заперта. Тогда ты открыл ее и громко позвал Карноу. Не дождавшись ответа, ты вошел внутрь и увидел труп. В этом я не сомневаюсь, потому что знаю тебя. Мою догадку подтверждают дальнейшие события. Ты вернулся в бар, немного посидел с ними, а потом отвез их к Вульфу. Почему? Потому что узнал, что Карноу убит. Если бы ты действительно просто ушел, не дождавшись ответа, вы оставались бы в отеле до появления Карноу, хотя бы вам и пришлось ждать всю ночь. Но это еще не все. Когда Стеббинс приехал за супругами в дом Вульфа, не имея на руках ни ордера на арест, ни сформулированного обвинения, Вульф послушно выдал подозреваемых. Он объясняет это тем, что они уже не являлись его клиентами, поскольку Стеббинс принес известие о смерти Карноу. Но почему он отказал им в своих услугах на самом деле? Да потому, что Вульф никогда не согласится иметь клиентом убийцу, а он думает, что Обри застрелил Карноу. Вот почему!

Я покачал головой:

– Послушайте, если вам уже все известно, какого черта тратить на меня время?

– Я хочу точно знать, чт́о ты делал в комнате, не переставил ли что-нибудь там и не унес ли с собой. – Кремер наклонился ко мне: – Знаешь что, Гудвин, советую тебе ничего не скрывать. Учитывая положение дел, я надеюсь к концу дня получить полное признание Обри. После этого нам надо быть во всеоружии. Располагать всеми данными. В том числе и твоими показаниями о том, чем ты занимался в комнате Карноу до того, как присоединился к подозреваемым в баре, и почему вы втроем поехали к Вульфу. Если ты мне все это сейчас изложишь, я не стану привлекать тебя к ответственности за… Чему это ты улыбаешься?

– Просто представляю себе лицо мистера Вульфа, когда я ему все это расскажу. После того как явился сержант Стеббинс с известием о смерти мистера Карноу и надежды на гонорар развеялись словно дым, мистер Вульф намекнул клиентам, насколько позволяло чувство собственного достоинства, что не отказался бы от нового поручения. Но они этот намек обошли молчанием. Так что он сильно расстроен. Однако продолжает твердить, что нам не следует терять надежды. А ведь может случиться, что вы действительно окажетесь правы, и это будет ударом…

Кремер сорвался со стула и пулей выскочил из комнаты.

Я разрешил себе адресовать улыбку Мандельбауму.

– Не кажется ли вам, – заметил я, – что он стал еще более обидчивым?

– В один прекрасный день, – заявил помощник окружного прокурора, – сведущие люди обязательно решат, что вреда от вас с Вульфом больше, чем пользы. А без лицензии вы не станете так зубоскалить. Я слишком занят, чтобы играть с вами в бирюльки. Уходите, пожалуйста.

Когда около полудня я вернулся на Тридцать пятую улицу, Вульф за письменным столом перебирал груду каталожных карточек с данными о прорастании семян и на предложение выслушать мой отчет о беседе с Кремером и Мандельбаумом ответил отказом. Он сам уже имел беседу с инспектором, так что был в курсе его очередной навязчивой идеи. Я упомянул о встрече с родственниками Карноу и его поверенным. Не интересуют ли босса мои впечатления? В ответ послышалось сердитое ворчание.

Поэтому я проследовал к своему столу, намереваясь продолжить дела, прерванные звонком Стеббинса. Но не успел я к ним приступить, как прозвучал дверной звонок. Пришлось отправляться в прихожую.

На крыльце стояла Кэролайн Карноу. Я впустил ее.

– Мне нужно видеть мистера Вульфа, – заявила она и, не дожидаясь ответа, устремилась в кабинет.

Вообще-то мне полагается преграждать дорогу посетителям, пока я не удостоверюсь, что Вульф желает их видеть, но для этого пришлось бы подставить ей подножку. Так что я просто двинулся следом. Когда я вошел, Кэролайн уже расположилась в красном кожаном кресле, как у себя дома. Вульф, держа в каждой руке по карточке, мрачно смотрел на нее исподлобья.

– Они арестовали его, – сказала она. – За убийство.

– Естественно, – буркнул Вульф.

– Но он никого не убивал!

– Естественно… Я имею в виду – вполне естественно, что вы так считаете.

– Но это же правда! И я хочу, чтобы вы это доказали.

Вульф покачал головой:

– Это они должны доказать, что убил он. Вы взволнованы, мадам. Слишком взволнованы. Вы сегодня завтракали?

– Великий боже! – застонала она. – Вы оба только и способны думать что о еде. Вчера – Гудвин, а сегодня – вы.

Она засмеялась – сначала тихонько, потом все громче, с надрывом. Я поднялся, подошел к ней, обхватил ладонями ее лицо и поцеловал в губы. На некоторых клиентов это действует гораздо благотворнее, нежели пощечина.

Я оставил без внимания ее первый конвульсивный рывок и отпустил голову Кэролайн только после того, как она перестала трястись и вцепилась мне в волосы. Из предосторожности я отступил на шаг назад.

– Что вы такое… – Она задохнулась от негодования.

Я решил, что терапия возымела действие, отправился на кухню и попросил Фрица принести крекеров, молока и горячего кофе, после чего вернулся назад.

Увидев меня, Кэролайн сердито спросила:

– Вы что, без этого не можете?

– Послушайте, – заговорил я миролюбиво, – вы пришли просить мистера Вульфа о помощи, а он не выносит женских истерик. Секунды через четыре он бы выскочил из кабинета и наотрез отказался вести с вами какие-либо переговоры. Это с одной стороны… Я говорю это для того, чтобы вы успели немного поостыть. Есть и другая сторона: если вы считаете мои поцелуи такими уж неприятными, я готов поставить данный вопрос на голосование среди тех, кто имел возможность их оценить непредвзято.

Она пригладила руками волосы.

– По всей вероятности, мне следует вас поблагодарить?

– Ничего не имею против.

– Так вы пришли в себя? – рявкнул Ниро Вульф. – Или еще нет?

– Со мной все в порядке. – Она сглотнула слюну. – Просто я не спала всю ночь и действительно ничего не ела. Но теперь все хорошо… Они арестовали Пола за убийство. Он хочет, чтобы я наняла для него адвоката. И разумеется, я должна это сделать, но не знаю, к кому обратиться. Юрист, работающий в агентстве, для таких дел не годится. Да и Джим Биб тоже. А двое других знакомых защитников, они так себе… Я сказала Полу, что еду к вам, и он согласился со мной.

– Вы хотите, чтобы я порекомендовал вам адвоката?

– Да, но не только. Вы тоже нам нужны. Мы хотим, чтобы вы занялись… нашим делом. – Тут она вдруг покраснела. Румянец был ей очень к лицу. – Пол говорит, что нам не потянуть ваши гонорары. Но, понимаете, раз Сидни умер, у меня снова появилась куча денег. – Она смутилась еще сильнее. – Я должна вам кое-что сказать. Вчера вечером, когда вы сообщили нам, что Сидни убит, я на какую-то секунду вообразила, что это сделал Пол. Ужасный момент!

– Знаю. Только, по-моему, ваши сомнения разрешились через десять секунд. Потом вы подошли к нему.

– Верно. Подошла и дотронулась до его руки, разрешила себя обнять. После этого все прошло. Я поняла, что мои подозрения беспочвенны. Но это было ужасно… Отчасти потому я должна спросить вас, верите ли вы, что Пол убил Сидни?

– Нет.

– Вы говорите это так просто или таково ваше искреннее убеждение?

– Я никогда ничего не говорю просто так, уважаемая мадам.

Только теперь до Вульфа дошло, что он отвернул от посетительницы свое кресло, когда с ней началась истерика, и он возвратил сиденье в обычное положение.

– Мистер Кремер из полиции приходил сюда сегодня утром. Он упрекал меня за то, что я будто бы позволил убийце обвести себя вокруг пальца. Когда он удалился, я все обдумал. Если принять версию полиции, надо согласиться с тем, что мистер Обри, застрелив Сидни Карноу и обсудив с вами положение вещей, решился приехать сюда и поручить мне переговоры с Карноу с единственной целью – доказать, будто он не знает о смерти последнего. Как я уже говорил, такова версия мистера Кремера. Я ее отвергаю. Вчера я сидел здесь около часа, беседовал с мистером Обри и внимательно глядел ему в глаза. Если он на самом деле появился здесь и объяснялся со мной сразу после того, как лишил человека жизни, а меня ничто в нем не насторожило, значит, я полный профан. Но это не так. Нет, мистер Обри не убийца. Поэтому…

Вошел Бреннер с подносом.

– В чем дело, Фриц? Ага, здесь есть кое-что для вас, мадам.

Было бы соблазнительно предположить, что это мой поцелуй пробудил у Кэролайн аппетит, но, по всей вероятности, желание подкрепиться проснулось после уверенного ответа Вульфа. Убедившись, что он не подозревает ее Пола в убийстве, она расправилась не только с крекерами и молоком, но также с солидной порцией тостов, намазанных печеночным паштетом, который Фриц приправляет шнитт-луком. Вульф тем временем возился с карточками, а я делал вид, будто поглощен своими делами.

– Я вам так благодарна, – проговорила она наконец. – Кофе просто потрясающий. В жизни своей не пила ничего подобного. Теперь мне гораздо лучше.

Вульф всегда счастлив, когда кто-то хвалит его еду. Так что он почти простил Кэролайн ее недавний срыв. Теперь он чуть ли ей не улыбался.

– Вы должны отдавать себе отчет в том, – пробурчал он, – что, приступив по вашей просьбе к расследованию, никаких попыток связывать мне руки я не допущу. Я считаю мистера Обри невиновным. Но если выяснится иное, я не стану ни скрывать его вину, ни смягчать ее. Ясно?

– Да, я не… Я на все согласна.

– В качестве защитника я рекомендую пригласить Натаниэля Паркера. Если хотите, можете навести о нем справки, и мы договоримся о встрече. Но если мистер Обри не убивал Карноу, то кто это сделал?

Кэролайн молчала.

– Ну? – требовательно повторил Вульф.

Она поставила на стол чашку и подняла на него удивленные глаза:

– Вы меня спрашиваете?

– Да.

– Я не знаю.

– В таком случае вернемся назад. Вы сказали, что мистера Обри арестовали за убийство. Ему предъявлено обвинение или же он задержан в качестве важного свидетеля?

– Его обвинили в убийстве. Мне не разрешили внести за него залог.

– В таком случае они должны располагать неоспоримыми доказательствами его вины, помимо довольно убедительного мотива… Разумеется, он давал показания?

– Конечно.

– И рассказал, что вчера днем подходил к дверям номера Карноу?

– Да. Он ничего не скрывал.

– Вот как… Знаете ли вы, в котором часу это было?

– Примерно в половине четвертого.

– Значит, установлено, что помимо мотива у него была возможность совершить преступление. Что касается орудия убийства, то, если верить газетам, револьвер принадлежал Карноу. Было ли это опровергнуто?

– Не имею понятия.

– В таком случае основные элементы формулы обвинения налицо. Однако человека нельзя признать виновным и осудить на одном только их основании. Имеются ли у полиции улики? Что вы знаете об этом?

– Мне известно одно. – Она хмурилась, о чем-то сосредоточенно думая. – В полиции Полу сказали, что его визитная карточка найдена в кармане Сидни. Ну, знаете, с названием и адресом агентства и именем Пола. Ему предложили объяснить, как такое могло случиться. Пол сказал, что он сам и его сотрудники ежедневно раздают сотни таких карточек. Сидни мог раздобыть ее где угодно. Тогда ему заявили, что на карточке имеются отпечатки его пальцев, совершенно свежие и четкие, и потребовали объяснений.

– Ну и как же он это объяснил?

– Им он ничего не ответил, но позднее, когда нам разрешили свидание, кое-что рассказал мне.

– И что именно?

Она колебалась.

– Мне это не по душе, но деваться некуда. Пол вспомнил, что в прошлую пятницу днем оставил свою визитку у адвоката, Джима Биба, когда присутствовал на встрече в его офисе.

– Кто еще там был?

– Кроме Пола и Джима еще тетка Сидни, Маргарет, миссис Севидж, а также Дик Севидж, Энн и ее муж Норман Хорн.

– И вы тоже?

– Нет. Я… Мне не хотелось идти. Я сыта по горло всеми этими разговорами.

– Вы говорите, что мистер Обри оставил визитную карточку на столе у мистера Биба. Визитка находилась на столе адвоката до того момента, когда мистер Обри покинул офис?

– Да, Пол в этом твердо уверен. Он ушел от Биба первым, все остальные еще оставались там.

– Мистер Обри рассказал об этом полиции?

– Вряд ли. Во всяком случае, не собирался. Пол считает, в полиции могут подумать, что он пытается свалить вину на кого-то из родственников Сидни. А это Полу больше повредило бы, нежели помогло. Вот почему мне тоже не хотелось говорить об этом. Даже вам. Но я считаю, что обязана ничего не скрывать.

Вульф хмыкнул:

– Несомненно, мадам. В вашем положении не до щепетильности и вежливых умолчаний. Вашего мужа почти наверняка убил тот, кого совершенно не устраивало его неожиданное «воскресение из мертвых». При этом вас и мистера Обри мы исключаем. Значит, нам следует обратить самое пристальное внимание на остальных наследников. Как вы мне вчера сообщили, их трое: миссис Севидж, ее сын и дочь… А кстати, что с мистером Севиджем?

– Он умер много лет назад. Миссис Севидж – родная сестра матери Сидни.

– Итак, она сама, так же как ее дочь и сын, получили примерно по триста тысяч долларов. Что для нее значили эти деньги? Каково было раньше ее финансовое положение?

– Насколько мне известно, они значили многое. Она не располагала собственным состоянием.

– На что же она жила?

– Ну, ей помогал Сидни.

Вульф поджал губы и воздел руку ладонью вверх:

– Дорогая мадам, вы можете быть предельно деликатны в своих выводах, но меня интересуют голые факты. Неужели я должен их из вас вытягивать? Вот вам простой вопрос: находилась ли миссис Севидж на иждивении Карноу?

Кэролайн судорожно сглотнула:

– Да.

– Как она распорядилась наследством? Оставила в неприкосновенности?

– Нет. – Кэролайн слегка вздернула подбородок. – Вы совершенно правы. В моем положении глупо миндальничать. Тем более что это известно множеству людей. Она купила дом в Нью-Йорке, а прошлой зимой – еще и виллу на юге Франции. Маргарет заказывает самые дорогие туалеты и устраивает большие приемы. Конечно, я не знаю в точности, сколько она растратила, но много. Дик прежде работал в брокерской конторе в Нижнем Манхэттене, но уволился, как только получил наследство, и до сих пор якобы подыскивает себе занятие по душе. Он… большой любитель женщин. Что касается Энн, тут мало хорошего можно сказать. Она умна и красива, ей всего двадцать шесть, но она сама себе испортила жизнь, выйдя замуж за этого Нормана Хорна.

– Чем занимается мистер Хорн?

– Рассказывает всем, как двадцать лет назад, выступая в матче Йеля против Принстона, принес своей команде четыре очка.

– Прибыльное занятие?

Кэролайн засмеялась:

– Нет, конечно. Он уверяет, что не создан для меркантильного общества. Лично я его не выношу и не представляю, как его терпит Энн. У них шикарные апартаменты на Парк-авеню, которые оплачивает, естественно, Энн. Насколько мне известно, она платит за все. Вынуждена платить.

Вульф шумно вздохнул:

– Что ж, подведем итог. Хотя мотив мистера Обри, которому грозила потеря не только состояния, но и жены, представляется более веским, остальных наследников Карноу никак нельзя причислить к незаинтересованным лицам. Скажите, насколько вы были близки с ними в последние два года?

– Я бы не сказала, что была с ними близка. С тетей Маргарет и Диком мы почти не встречались. С Энн раньше виделись очень часто, но после того, как она вышла замуж, наше общение сошло на нет.

– Когда состоялась ее свадьба?

– Два года назад. Вскоре после получения наследства. – Кэролайн было замолчала, но потом, видимо, решила продолжить: – Это одна из непредсказуемых выходок Энн. Ведь она собиралась выйти за Джима Биба. Их помолвка была официально объявлена, даже назначен день свадьбы, а затем, не соизволив расторгнуть помолвку, Энн выскочила за Нормана Хорна.

– Был ли мистер Хорн приятелем вашего первого мужа?

– Нет, что вы. Они никогда не встречались. Даже не знаю, где Энн подцепила Нормана. Вряд ли Хорн мог подружиться с Сидни, даже если бы они встретились. Норман бы ему не понравился… Впрочем, Сидни вообще было трудно угодить.

– А своих родственников он любил?

– Нет. По правде говоря, терпеть не мог. Он очень редко с ними виделся.

– Так-так, понятно.

Вульф откинулся назад и закрыл глаза. Губы его задвигались, то вытягиваясь в трубочку, то расправляясь. Такое случалось с ним, только когда требовалось хорошенько пошевелить мозгами, переварить нечто существенное. Не рановато ли на этот раз, подумал я, ведь он еще не видел ни одного фигуранта, кроме четы Обри.

Кэролайн открыла рот, желая что-то спросить, но я покачал головой, и она послушалась.

Наконец Вульф открыл глаза и заговорил:

– Понимаете, мадам, обстоятельства, особенно эта визитная карточка мистера Обри с его отпечатками, обнаруженная в кармане убитого, подводят к предположению, что Карноу был убит одним из шести человек, присутствовавших в офисе мистера Биба днем в пятницу. Если же мы исключим мистера Обри, останется пятеро. Вы знаете их всех, пусть и не досконально. Вот я вас и спрашиваю: не кажется ли вам – пусть даже без всяких на то оснований, чисто интуитивно, – что кто-то из них больше всех прочих способен на такое дело?

Она покачала головой:

– Я не знаю. Может, нам лучше… Или это единственная возможность?

– Да. Мы будем придерживаться этой версии, пока она не опровергнута. Я жду вашего ответа.

– Но я действительно не знаю, – настаивала она.

Я решил внести свою лепту:

– Сомневаюсь, сэр, чтобы способен предложить вам нечто стоящее внимания, но сегодня утром в офисе окружного прокурора я встретился со всей компанией. Немного поболтал с миссис Хорн, которой вроде бы по вкусу болваны, каковым она меня постаралась выставить, когда появились другие. Она им меня представила и заявила, будто я намереваюсь применить к ней третью степень воздействия. А она будто бы боится расколоться и «во всем признаться». При этих словах мистер Хорн зажал ей ладонью рот и обвинил супругу в том, что она слишком много говорит лишнего. Миссис же Севидж объяснила, что у Энн такое чувство юмора.

– Точно, Энн в своем репертуаре, – прокомментировала Кэролайн. – Демонстрирует худшие стороны.

Вульф буркнул:

– У мистера Гудвина просто дар заставлять женщин раскрываться с худшей стороны. От него никакого толку. Да и от вас тоже. Похоже, вы не понимаете, что, если я не сумею уличить в убийстве Карноу одного из этой пятерки, мистер Обри практически обречен.

– К сожалению, я это прекрасно понимаю. Это ужасно, но я понимаю. – Она сжала губы, но на сей раз быстро справилась с волнением и через минуту продолжила: – И я очень хочу вам помочь. Знаете, я до самого утра все ломала голову над тем, чт́о имел в виду Сидни, когда упомянул в своем письме потрясение, которое я должна испытать. Вот вчера вы говорили, что не так-то просто лишить жену наследства. Но, может, он придумал какой-то способ? Не мог ли он составить или подписать какую-нибудь бумагу? Возможно, она давала кому-то право претендовать на его состояние, целиком или частично? Зная Сидни, я не сомневаюсь, что это было бы в его духе – приготовить для меня подобный сюрприз.

– Очень может быть. Но в таком случае он должен был юридически оформить передачу прав владения и пользования. А этого не произошло. Если бы он передал свое имущество в доверительную собственность, это пришлось бы закрепить юридически и наследство никогда бы не было поделено. Его поверенный вам сказал, что даже не слышал таких разговоров. Придумайте что-нибудь поубедительнее. – Вульф откашлялся и выпрямился: – Что ж, я должен с ними разобраться. Будьте добры, соберите всех родственников Карноу здесь к шести часам, мадам. Всех до единого.

Она широко раскрыла глаза:

– Мне? Собрать их здесь?

– Ну разумеется.

– Но я не сумею. Каким образом? Не могу же я им сказать, что вы считаете одного из них убийцей Сидни и хотите… Нет-нет, я не сумею. – Она наклонилась к нему. – Это невозможно, мистер Вульф. Да и потом, они не пожелают приехать.

Вульф повернулся ко мне:

– Арчи, в таком случае это твоя забота. Я предпочел бы собрать их к шести часам. Но если не удастся, то после ужина. – Он взглянул на настенные часы. – Позвони мистеру Паркеру и договорись о встрече с миссис Карноу. После этого свяжись с Солом и скажи, что он мне нужен здесь, как можно скорее. А теперь нас ждет обед. Продолжим после него. – Он обратился к клиентке: – Составите нам компанию, мадам? Могу вас заверить, что рисовые крокеты с грибами в исполнении Фрица чудо как вкусны.

Глава четвертая

Поскольку у нас, слава богу, демократия, приготовьтесь голосовать. Кто за то, чтобы я подробно описал усилия, которые прилагал на протяжении пяти часов, дабы выполнить приказ Вульфа и доставить в его кабинет троих мужчин и одну женщину? Что-то я не слышу возгласов одобрения. А поскольку слух у меня тонкий, я не стану спрашивать, кто против. Опишу все вкратце.

Джеймс М. Биб, как я выяснил, не являлся механизмом одной из тех огромных юридических фабрик, что занимают такое множество этажей в таком множестве нью-йоркских небоскребов. Он солировал в скромном пространстве на десятом этаже здания, расположенного в центре Манхэттена.

Служащая в приемной, единственный видимый, точнее, слышимый его работник, вооруженный пишущей машинкой справа и телефонным аппаратом слева, сказала, что мистер Биб должен скоро вернуться. Так оно и было, если тридцать пять минут – это «скоро».

Кабинет, в который он меня пригласил, должно быть, выглядел переполненным, когда в нем собрались на встречу с адвокатом шесть человек. Обстановка была приличной, но не шикарной.

Сам Биб, казавшийся мелким рядом с миссис Севидж, и за столом не производил внушительного впечатления. Значительная часть его худосочного лица просто терялась за большими очками в черной оправе.

Я предъявил ему свои верительные грамоты – записку Кэролайн Карноу, разъясняющую, что мистер Ниро Вульф действует в ее интересах и хотел бы обсудить сложившуюся ситуацию с заинтересованными лицами у себя в кабинете днем или же вечером.

Биб сказал, что, по его сведениям, полицейское расследование продвигается вполне успешно. Так есть ли смысл привлекать к делу частного детектива?

Есть или нет, возразил я, но миссис Карноу, несомненно, имеет право нанять Ниро Вульфа, коли она того желает.

С этим Биб согласился.

И вне всякого сомнения, продолжал я, вдова его покойного друга и клиента вправе ожидать, что адвокат мужа поддержит ее усилия выяснить правду.

Тут он смутился. Как-то сразу обратил внимание на то, что карандаш на его письменном столе лежит не там, где следует. Передвинул карандаш, некоторое время пристально его разглядывал, словно сомневаясь, подходящее ли место выбрал, и наконец снова обратился ко мне:

– Так-то оно так, мистер Гудвин. Я, конечно, искренне сочувствую миссис Карноу. Однако я несу обязательства не перед ней, а перед моим покойным другом и клиентом Сидни Карноу. Безусловно, я сделаю все, чтобы помочь выяснить правду. Тем не менее естественно предположить, что, наняв Ниро Вульфа, миссис Карноу главным образом, если не исключительно, преследует цель спасти Пола Обри. Как служитель закона, я не могу сознательно участвовать в этом деле. Я не поверенный мистера Обри. Прошу понять меня правильно.

Я попытался его переубедить, но тщетно. Наконец, следуя инструкции Вульфа, я задал ему вопрос:

– Я полагаю, мистер Биб, вы не откажетесь прояснить одну деталь. Во время встречи, которая состоялась в этом кабинете в прошлую пятницу, Обри вручил вам свою визитку. Она оставалась на вашем письменном столе, когда он уходил. Что с ней случилось?

Биб вскинул голову и нахмурился:

– Здесь, на моем столе?

– Именно.

Морщины на его лбу углубились.

– Дайте-ка вспомнить… Да, верно. Он оставил ее на тот случай, если мне понадобится ему позвонить.

– Так куда же она подевалась?

– Не знаю.

– Вы звонили ему?

– Нет. Не было необходимости.

– Не будете ли вы так любезны поискать его визитку? Это очень важно.

– Почему?

– Долго объяснять. Мне бы очень хотелось взглянуть на нее. Посмотрите, не завалялась ли она у вас где-нибудь.

Энтузиазма моя просьба не вызвала, но отказать он не посчитал возможным, а потому поискал визитку на своем столе, в бюваре, в ящиках стола, а также кое-где в комнате, в частности на шкафу для хранения бумаг. Я опустился на колени и пошарил под столом. Визитки не было.

– Могу я спросить про нее у вашего секретаря?

– Из-за чего столько шума?

– Да так… Не берите в голову. Самый простой способ отделаться от меня – пойти навстречу этой моей маленькой прихоти.

Биб поднял телефонную трубку и вызвал в кабинет секретаршу. Через минуту дверь отворилась, и вошла она. Адвокат объяснил, что я хочу ее кое о чем спросить. Я задал свой вопрос и услышал, что ей ничего не известно о визитке Пола Обри. Она никогда ее не видела, ни на столе мистера Биба, ни в каком-либо другом месте, ни в прошлую пятницу, ни в любой другой день. Заявив так, она удалилась и аккуратно прикрыла за собой дверь.

– Весьма досадно, – посетовал я. – Я рассчитывал ее разыскать. Вы уверены, что не видели, как кто-то брал визитку?

– Я сообщил вам все, что помню. Обри положил ее мне на стол.

– Мог ли кто-нибудь забрать визитку незаметно для вас?

– Возможно. Я не знаю, чт́о вы пытаетесь установить, мистер Гудвин, но не позволю вам подвести меня к какому-либо заявлению, даже в частном порядке. Не исключено, что во время нашей встречи в пятницу я вставал из-за стола, чтобы достать кое-какие документы из папки. Не стану утверждать, что, пользуясь этим, кто-то мог взять что-нибудь с моего стола, но не могу запретить вам придерживаться такой точки зрения.

Он поднялся.

– Очень сожалею, что мало чем вам помог.

– Я тоже, – произнес я многозначительно.

Повернувшись, чтобы выйти из кабинета, я услышал его голос:

– Мистер Гудвин!

Я задержался.

Биб отошел от своего стула и стоял в конце стола, прямой как палка и чопорный до невозможности.

– Я юрист, – заговорил он уже другим тоном, – но я и человек. И как человек прошу вас понять мои чувства. Мой друг и клиент убит. Полиция, очевидно, убеждена, что убийца заключен в тюрьму. Ниро же Вульф, действуя в интересах миссис Карноу, хочет доказать, что полиция ошибается. Его единственная надежда на успех состоит в том, чтобы переложить вину на кого-то другого. Таково положение вещей, верно?

– В общих чертах.

– И вы просите меня о содействии! Вы упомянули о встрече, состоявшейся в моем кабинете в прошлую пятницу. Помимо меня здесь присутствовали еще пять человек. Вы знаете, кто именно. Ни один из них не был и не является сейчас моим клиентом. Всех их привело в растерянность возвращение Сидни Карноу. Я бы даже сказал, напугало перспективой личного финансового краха. И все они просили меня в тех или иных выражениях постоять за них. Я, разумеется, сообщил обо всем этом полиции, так что не вижу оснований скрывать этого от Ниро Вульфа. Сверх того я не располагаю абсолютно никакой полезной для него информацией или уликами. Говорю вам откровенно, если Пол Обри виновен, я надеюсь, что он будет осужден и наказан. Но если виновен кто-то другой, то я хотел бы верить, что кара падет на него или на нее. Если бы я знал что-либо указывающее в этом направлении, то, разумеется, не стал бы ничего утаивать. – Он поднял руку и тут же уронил ее. – Я вот что пытаюсь сказать… Мне, как адвокату, не положено быть мстительным. Но как человек я не в силах простить содеянного. Кто бы ни убил Сидни Карноу, он должен получить по заслугам!

Он повернулся и пошел к своему столу.

– Чертовски верная мысль! – согласился я и вышел.

По дороге к следующему клиенту я завернул в телефонную будку и отчитался перед Вульфом, но в ответ на свой рапорт услышал лишь невнятное ворчание.

Дом, приобретенный миссис Севидж, находился в районе Шестидесятых улиц, к востоку от Лексингтон-авеню. Я не знаток манхэттенской недвижимости, но, посмотрев на узкое трехэтажное строение из серого кирпича, подумал, что на него ушло не менее десятой части полученных наследницей трехсот тысяч, и это не считая налогов.

Когда на мои звонки не последовало ответа, я почувствовал раздражение. Конечно, я не ожидал увидеть тут ливрейного лакея, но неужели в особняке не было хотя бы горничной, чтобы впустить детектива?

До апартаментов мистера и миссис Хорн на Парк-авеню было всего десять минут ходу. Но и тут удача мне не улыбнулась. Лифтер в холле сказал, что они оба вышли. По моей просьбе он позвонил наверх, но не получил ответа.

Я люблю гулять по Манхэттену, выискивая островки нетронутой природы: голубей, кошек, девушек, но на этот раз, курсируя между двумя объектами, порядком ими пресытился. Наконец из засады, устроенной в гамбургерной на Шестьдесят восьмой улице, где я не спеша потягивал молоко, мне удалось засечь, как тетушка Маргарет выплывает из переулка и скрывается в сером кирпичном особняке. Допив залпом свой стакан, я бегом пересек улицу и нажал на кнопку звонка.

Тетушка приоткрыла дверь на несколько дюймов, воображая, что видит перед собой очередного репортера, и сказала:

– Мне нечего вам сообщить.

Она бы захлопнула дверь, если б я вовремя не просунул в щель ногу.

– Одну минуточку, миссис Севидж. Мы же с вами знакомы. Меня сегодня утром вам представила дочь. Я Арчи Гудвин.

Она чуть-чуть увеличила щель, чтобы получше меня разглядеть, а я, нажав на дверь, распахнул ее настежь и перешагнул порог.

– Ну конечно! – затараторила она. – Мы отнеслись к вам невежливо, не правда ли? Но вы, пожалуйста, не обижайтесь. Нас извели газетчики. Я и сейчас ответила вам, что мне нечего сообщить, потому что в полиции велели так говорить решительно всем. Но правду сказать, это не очень прилично. Моя дочь вас представила, а мы вели себя так грубо! Чего вы хотите?

Я решил, что она ниспослана мне Небом. Не умыкнуть ли мне ее? Отвезу эту даму в офис к Вульфу, а потом сообщу остальным, что она находится у нас. Пожалуй, это сработает. Можно не сомневаться, что детки мигом примчатся, дабы вырвать родительницу из наших когтей.

Я изобразил самую дружескую улыбку:

– Сейчас все объясню, миссис Севидж. Как вам уже говорила дочь, я работаю на Ниро Вульфа. Так вот он считает, что некоторые аспекты сложившейся ситуации остались неясными. Упомяну хотя бы один. По закону преступник не может наследовать жертве, извлекая таким образом выгоду из своего злодеяния. Если будет доказано, что Обри убил вашего племянника при соучастии миссис Карноу, что станет с ее долей наследства? Перейдет ли она к вам и вашим детям или достанется казне? Что-то в этом роде мистер Вульф и желает с вами обсудить. Если вы поедете вместе со мной в его офис, мы выясним вашу позицию в данном деле. Мистер Вульф нуждается в вашем совете. Это займет не более полу…

Откуда-то сверху раздался громкий голос:

– Что происходит, мама?

На лестнице за спиной миссис Севидж раздались торопливые шаги. Она быстро обернулась:

– А, Дикки! Я была уверена, что ты еще спишь.

Ее сынок вышел в шелковом халате, приобретенном, видимо, на денежки кузена Сидни. Я был готов придушить этого щеголя. Выходит, все это время он находился дома и плевать хотел на мои настойчивые звонки. А теперь вот появился в тот самый момент, когда дело было на мази и я уже предвкушал удачный исход своей миссии.

– Ты ведь помнишь мистера Гудвина? – зачастила миссис Севидж. – Мы видели его сегодня утром. Он хочет отвезти меня побеседовать с мистером Вульфом. Мистеру Вульфу необходимо посоветоваться со мной по весьма интересным вопросам. Полагаю, мне следует поехать. Это просто необходимо!

– А я говорю – нет! – отрезал Дик.

– Что «нет»?

– Не считаю это нужным.

– Но, Дикки, – взмолилась она, – я уверена, ты поймешь. Мы обязаны это сделать. Надо же покончить с этим кошмаром.

– Конечно. Видит бог, как сильно я этого хочу. Но каким образом нам поможет в этом твой разговор с частным детективом? Не представляю!

Они посмотрели друг на друга. Их внешнее сходство было настолько поразительным, что казалось: у них одно лицо, если, конечно, сделать скидку на разницу в возрасте. Да и сложены они были одинаково: коренастые, ширококостные, мясистые, но не жирные.

И вдруг миссис Севидж заговорила так, что я усомнился в оценке, которую дал этой даме. Сухо, резко и непреклонно она изрекла:

– Мне лично кажется, что я должна поехать, Дикки!

Тогда и сынуля переменил тактику и принялся улещать мамашу:

– Ну разумеется, мамуля. Раз ты решила, мы так и сделаем. Только сначала надо все хорошенько обсудить. Зачем торопиться? Почему не поехать к нему позднее, после ужина? – Он повернулся ко мне: – Ведь она сможет встретиться с Ниро Вульфом сегодня вечером?

– Да, конечно, но сейчас было бы лучше.

– Сейчас она устала.

– Да-да, я страшно устала. – И миссис Севидж тут же резко сбавила тон, который вновь стал каким-то нерешительным. – А всему виной это кошмарное дело. Я измучена. Да, после ужина будет удобнее. Скажите, пожалуйста, адрес.

Я достал из бумажника визитную карточку и протянул ей.

– Да, кстати. Совсем забыл… Когда в прошлую пятницу вы собрались в офисе мистера Биба, мистер Обри вручил адвокату свою визитку – положил ему на стол. Вам, случайно, не известно, чт́о с ней произошло?

Миссис Севидж, не раздумывая, выпалила:

– Да, я помню, как он доставал визитку, но мне…

– Помолчи! – рявкнул Дик, сжав ее руку с такой силой, что она поморщилась от боли. – Ступай наверх!

Она попыталась высвободить руку, убедилась, что у нее ничего не получится, и уставилась на сына гневным взглядом, но и это не помогло. Его глаза смотрели на нее яростно и требовательно. И она смирилась. Ее порыва хватило на четыре секунды. Когда он развернул ее спиной к выходу, она, не сопротивляясь, молча, направилась к лестнице и стала подниматься по ступенькам.

Дик подошел ко мне и зло произнес:

– Что вы там мололи о визитке Обри?

– Он оставил свою визитную карточку на столе Биба, – спокойно пояснил я.

– Кто вам это сказал?

– Обри.

– Да? Этот убийца? Назовите кого-нибудь понадежнее.

– Охотно. Биб это подтверждает.

Дик фыркнул:

– Эта мерзкая гнида? Эта гадина?

Он поднял руку, намереваясь ткнуть меня пальцем в грудь, но я быстро отступил назад.

– Послушайте, вы, если ваш босс воображает, что сумеет нашарить лазейку для Обри, я не стану вам мешать – при одном условии. Вы откажетесь от всяких попыток втянуть в свою игру мою матушку или меня самого. Ясно?

– Я просто хочу знать…

– Выход здесь! – рявкнул он, подойдя к двери и распахнув ее.

Поскольку я задерживаюсь только там и тогда, где и когда имеется шанс что-то узнать, то воспользовался его любезным указанием и вышел на улицу.

Я почти перестал рассчитывать на успех. Вернувшись снова на Парк-авеню, где к этому времени у меня установились чуть ли не приятельские отношения с лифтером, я услышал от него, что миссис Хорн вернулась домой. Он сообщил ей, что мистер Гудвин заходил несколько раз и снова вернется, и она распорядилась сразу же пропустить меня наверх.

В апартаментах под литерой «D» на двенадцатом этаже я был встречен горничной в форменном платье, фартучке и наколке. Она провела меня в гостиную, при меблировке которой еще одна солидная порция денег Сидни Карноу была израсходована без особого вкуса, но с очевидным стремлением к комфорту.

Я уселся, но почти сразу же встал, потому что появилась Энн Хорн, которая позволила мне пожать ей руку.

– Нам нужно спешить, – объявила она. – С минуты на минуту может возвратиться мой муж. С чего вы начнете? С резинового шланга?

На ней было премиленькое, хоть и незатейливое синее платьице, не то шелковое, не то прикидывающееся таковым. Она успела поработать над собой перед зеркалом после возвращения с улицы и выглядела сногсшибательно.

– Не здесь, – ответил я. – Крепитесь! Я отвезу вас в подземную тюрьму.

Она опустилась на кушетку.

– Садитесь и опишите мне все подробно. Крысы, я полагаю?

– Нет, нам не удалось удержать крыс в темнице. Скверный воздух.

Я сел.

– По правде говоря, я пришел к убеждению, что физические меры воздействия для вас не годятся. Более целесообразен психологический прессинг. А это сфера деятельности мистера Вульфа. Но он никогда не покидает пределов своего дома. Вот я и пришел, чтоб отвезти вас туда. Можете написать мужу записку, чтобы и он присоединился к нам.

– Это мне совершенно не по вкусу. Психологически я уже развалина. В чем дело, вы опасаетесь, что я не выдержу физической обработки?

– Наоборот. Опасаюсь, что не сумею ее применить. Природе пришлось много потрудиться над вами. Было бы преступлением портить то, что ей удалось сотворить. Вы будете в восторге от встречи с Ниро Вульфом. Он вообще боится женщин, а вы напугаете его до потери сознания.

Мне нравилась ее изобретательность. Зная, что, если возьмет в руки сигарету, я должен буду подняться с места, чтобы поднести ей огонь, она сначала щелкнула зажигалкой, а потом уже потянулась к пачке сигарет. Неплохая идея.

– А в чем, собственно, дело? – спросила она, затянувшись и медленно выпустив струю дыма.

Я объяснил:

– Пола Обри обвиняют в убийстве. Мистер Вульф может заработать хорошие деньги, если сумеет его вытащить. А мистер Вульф не из тех, кто упускает большой гонорар. Так что обвинение с Обри будет снято. И мы с радостью позволим вам разделить с нами лавры, но не денежки. Так что давайте незаметно отсюда ускользнем и поедем.

– Вам невозможно отказать… Бедняга Пол, мне его безумно жаль!

– Почему? Когда он выйдет из тюрьмы, то сможет снова жениться на собственной жене и вторично отпраздновать свадьбу.

– Если выйдет… Вы помните детские песенки?

– Я сам их сочинял.

– В таком случае вы должны знать эту:

Иголки, булавки,

Булавки и спицы.

Если убил,

Тебе уж не скрыться.

– Знаю, конечно. Это одна из самых моих любимых. Только ведь Обри-то не убивал.

Она кивнула:

– Естественно. Такова ваша линия, и вы будете ее гнуть.

Миссис Хорн потянулась к пепельнице, чтобы затушить окурок, затем быстро повернулась ко мне, сверкнув глазами:

– Все разговоры о том, что жизнь каждого человека священна, пустая болтовня. Для каждого священна только его собственная жизнь. И это всем известно. – Она приложила руку к груди: – Для меня – моя. Для Сидни священной была его жизнь, но он умер. Так что мне очень жаль Пола.

Я не уловил связи, но на всякий случай сказал:

– Раз так, вам следует помочь ему выкарабкаться.

– Помогла бы, если бы знала как.

– Может, я подскажу вам. В прошлую пятницу вы все собрались в офисе Джима Биба. Обри оставил у него на столе свою визитку. Зачем вы ее забрали и что с ней сделали?

Какое-то мгновение она внимательно смотрела на меня, потом покачала головой:

– Нет, вам все же придется где-то раздобыть резиновый шланг и клещи, чтобы с их помощью вырвать мне ногти. Но даже в этом случае я могу ничего не сказать.

– Вы не брали его визитку?

– Нет.

– Кто же ее взял?

– Понятия не имею. Если она вообще была.

– Разве вы не помните, как Обри положил ее на стол? Вы ее там не видели?

– Нет. Но это уже начинает походить на настоящий допрос. Вы ведете расследование?

Я кивнул:

– Это называется «двойным скрытым прессингом». Сначала я вынуждаю вас отрицать, что вы дотрагивались до визитной карточки, что я и проделал. Затем предъявляю визитку Обри в целлофановом конвертике, сообщаю, что на ней имеются отпечатки чьих-то пальцев, скорее всего ваших. Так не позволите ли вы откатать ваши пальчики? Вы боитесь отказать и…

– Покажите же мне скорее, как берут отпечатки пальцев! Со мной никогда ничего такого не делали.

Сознаюсь, мне стало любопытно. Что это было: желание физического контакта, попытка обольстить меня или же просто позабавиться от безделья?

Пытаясь найти ответ, я поднялся и подошел к ней. Положил ее протянутую руку на свою, ладонью вверх, и наклонился, чтобы рассмотреть подушечки. Казалось, ее рука заверяет меня, что не имеет ничего против. Кончиками пальцев левой руки я раздвинул ее фаланги и склонился еще ниже. Разумеется, мое внимание было полностью поглощено этим занятием.

То ли наружная дверь квартиры открылась совершенно бесшумно, то ли мои уши уловили слабый скрип, но я проигнорировал их предупреждение. Так или иначе, мое исследование было прервано тем, что Энн неожиданно стиснула мою руку, выпрямилась и завопила:

– Не надо! Вы же делаете мне больно! Ох, Норман, слава богу!

Я не смог быстро обернуться, потому что она не отпускала меня. Для женщины ее сложения она была необыкновенно сильной.

Полагаю, Норману Хорну, подошедшему сзади, могло показаться, что это я держу ее, а не она меня. Но даже если так, все равно было ясно, что я сейчас повернусь к нему лицом. А потому он мог бы сдержать свой порыв до того момента, когда я смогу встретить удар.

Куда там! Он самым предательским образом заехал мне сбоку под челюсть. Я потерял равновесие и растянулся на полу. К тем четырем очкам в матче Йеля против Принстона теперь прибавилось еще одно.

– Он пытался заставить меня… – жалобно ныла Энн, очевидно давая выход своему специфическому чувству юмора.

Возможно, мне удалось бы просто встать на ноги и ретироваться, раз уж Вульф не одобряет, когда я отпускаю на волю чувства при исполнении служебных обязанностей, но Хорн не оставил мне такого шанса. Он с яростью таращился на меня, сжимая кулаки, и было сомнительно, что разгневанный супруг не пустит их в ход, как только я встану на колени.

Поэтому я дважды боком перекатился в противоположном от него направлении и вскочил на ноги к нему лицом. Он бросился на меня, не думая о защите, и дорого заплатил за беспечность.

Я точно рассчитал силу своего фирменного удара по почкам. Воздух вырвался со свистом у него из груди, и он бесформенной кучей рухнул к ногам очаровательной супруги. По всей вероятности, так ему было удобнее, чем лежать распластавшись.

Красотка Энн шагнула было к нему, но тут же остановилась. Лицо ее приняло насмешливое выражение, и она растерянно протянула:

– Вот это да, будь я проклята!

– И будете, если хотите знать мое мнение! – изрек я с чувством, повернулся и вышел вон.

Спускаясь вниз на лифте, я прежде всего ощупал свою челюсть, потом с опаской глянул в зеркало и решил, что жить буду.

Я вернулся домой к ужину, в половине восьмого. И поскольку лишь землетрясение могло оторвать Вульфа от приема пищи и за столом строго запрещалось упоминать о делах, мой подробный отчет о событиях дня, само собой, был отложен.

Если бы основным блюдом оказался гуляш или телячьи мозги, мое увечье вообще могло остаться незамеченным. Но Фриц подал голубей, мясо которых надо обгрызать с косточек, так что, когда Вульф покончил с шестой птицей, а я едва управился с первой, он недовольно спросил:

– Какого черта! Что с тобой приключилось?

– Ничего особенного. А что?

– Ты же не ешь, а клюешь.

– Ну да. У меня сломана челюсть. С наилучшими пожеланиями от Энн Хорн.

Вульф вытаращил глаза:

– Как? Женщина сломала тебе челюсть?

– Извините, но никаких посторонних разговоров за столом. Позднее я все вам расскажу.

И я действительно все ему рассказал после обеда в кабинете, а затем занялся одним небольшим дельцем, которое не давало мне покоя.

Еще до обеда Вульф поручил мне позвонить Солу Пензеру и срочно вызвать его к нам.

Я это сделал. Сол обещал приехать в половине третьего. Но к этому времени я успел уйти. Позднее, по дороге из столовой в кабинет, я спросил Вульфа, приходил ли Сол, и услышал лаконичное «да», говорящее о том, что все остальное меня не касается.

Решив, что дополнительные сведения мне ну никак не повредят, я вытянул из сейфа блокнот. Иногда помимо имени, числа и суммы Вульф указывает статью расходов. Но на сей раз он этого не сделал. Была указана только дата, инициалы «С. П.» и сумма – 1000 долларов. Разумеется, это не удовлетворило мое любопытство, а, наоборот, только сильнее его разожгло, заставив ломать голову над тем, что же такое Сол должен приобрести за целую штуку баксов.

Итак, я доложил о своих дневных похождениях, пересказав дословно все разговоры. Задача не столь уж сложная, когда имеешь большую практику и знаешь, что меньшего с тебя не спросят. Вульф внимал мне с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла и никак не реагируя на мои слова.

Он был излишне спокоен, даже безмятежен, чем изрядно меня насторожил. Обычно, когда он отправляет меня куда-нибудь с поручением, а я возвращаюсь ни с чем, босс непременно отпускает в мой адрес несколько язвительных замечаний. Даже если и признает в глубине души, что требовал невозможного.

А тут я ничего подобного не услышал. Этому могло быть два объяснения: или дело пришлось ему не по вкусу, так пусть валится в тартарары; или я выступал в нем на вторых ролях, несмотря на сломанную челюсть и многочасовые страдания. Центральная же партия отводилась кому-то другому.

Когда я закончил отчет, Вульф не задал ни единого вопроса и даже не соизволил раскрыть глаза. Ну не обидно ли? Я громко застонал от боли.

– Мне совершенно ясно, что я впустую потратил пять часов вашего времени. Если я останусь здесь, то могу ляпнуть такое, что выведет вас из себя. Поэтому, полагаю, лучше мне отправиться к доктору Волмеру. Пусть позаботится о моей челюсти. Возможно, ему придется наложить шину.

– Нет.

– Что «нет»?

Вульф открыл глаза:

– Я жду телефонного звонка. Не исключено, что он последует не ранее завтрашнего дня, но, может, и сегодня до полуночи. В таком случае ты мне понадобишься.

– Хорошо, я буду наверху.

Я поднялся к себе на третий этаж, включил свет, подошел к зеркалу в ванной комнате, чтобы проверить, не следует ли положить компресс на челюсть, чтобы согнать опухоль, но не обнаружил даже намека на таковую и устроился в кресле с пачкой иллюстрированных журналов.

Прошло около двух часов. Я безбожно зевал, нетерпеливо посматривая на часы. Но вот через открытую дверь до меня донесся слабый отзвук его голоса.

Я подскочил к прикроватной тумбочке, торопливо поднял трубку параллельного аппарата, но не услышал в ней даже привычных гудков. Безмозглый осел! Как я мог позабыть, уходя из кабинета, воткнуть штекер в розетку? И что теперь? Спуститься вниз в прихожую, где стоит другой телефон? Это было бы просто унизительно.

И я ограничился тем, что вышел на площадку. Но то ли Вульф деликатно приглушил голос, то ли он больше слушал, нежели сам говорил, только я ничего не сумел разобрать.

Пришлось ни с чем вернуться к себе в комнату. Однако едва я начал опускаться в кресло, как снизу раздался зычный крик: «Арчи! Арчи!»

Нет, я не прыгал через три ступеньки, откликнувшись на зов, но, признаться, и не медлил: меня подгоняло любопытство. Вульф сидел на своем обычном месте за столом и, едва я вошел, сразу же распорядился: «Разыщи мне Кремера».

Поиски инспектора Кремера из отдела по расследованию убийств – неважно, днем или ночью, – нередко оборачиваются простой задачей, но иногда – почти невыполнимой. На этот раз получилось нечто среднее.

В управлении мне ответили, что инспектор у себя в офисе на Двадцатой улице, но там идет совещание, и вызвать Кремера оттуда не представляется возможным. Пришлось пригрозить, что, если инспектор немедленно не переговорит с Ниро Вульфом, один только Бог знает, чт́о будет напечатано в утренних газетах.

Через пару минут в трубке загрохотал знакомый бас:

– Гудвин? Что, Вульф еще не спит?

Я кивнул боссу, и тот поднял трубку своего аппарата:

– Мистер Кремер? Не знаю, известно ли вам, что я расследую убийство Сидни Карноу. Да, по поручению клиента. Миссис Карноу наняла меня сегодня в полдень.

– Валяйте расследуйте. Чего вы от меня хотите?

– Как я понимаю, мистер Обри арестован по обвинению в убийстве без права выхода под залог. Весьма неосмотрительно, потому что он не виновен. Если вы тоже поддерживаете данное обвинение, советую вам пересмотреть свою позицию. За обоснованность данного совета я ручаюсь своей профессиональной репутацией.

Я бы дорого заплатил за возможность посмотреть в этот момент на физиономию Кремера. Он-то прекрасно знал, что Вульф скорее согласится просидеть целые сутки без еды, нежели быть уличенным в ошибке после столь категоричного заявления.

Но не таков был Кремер, чтобы сдаться без борьбы.

– Только вашего совета мне и не хватало! – Он все еще рычал, но уже не так грозно. – Вы не возражаете, если я отпущу Обри с миром не сейчас, а завтра утром?

– Почему нет, если этого требуют формальности. Могу ли я задать вам один вопрос? Кто из остальных фигурантов дела – миссис Севидж, ее сын и дочь, мистер Хорн или мистер Биб – исключен из списка подозреваемых благодаря наличию неопровержимого алиби?

– Никто. Но у Обри не только нет алиби – он признает, что был в отеле.

– Знаю. Однако Карноу убил один из этой компании. Теперь я стою перед альтернативой: либо продолжать независимое расследование, либо пригласить вас поучаствовать в выявлении и обличении преступника. Что вы сами предпочитаете?

На том конце провода воцарилась настороженная тишина. Слышалось лишь приглушенное дыхание.

– Так вы говорите, что нашли его?

– Я говорю, что готов изобличить преступника. Мне будет легче это сделать, если вы уделите мне час-другой и пригласите этих пятерых в мой кабинет. Для вас это не проблема. Так что, если желаете принять участие, будьте любезны доставить ко мне всю пятерку через полчаса.

Кремер громко выругался. Поскольку за нецензурную брань по телефону преследуют в судебном порядке, я воздержусь от того, что воспроизводить здесь слова инспектора. Кремер тут же добавил:

– Немедленно еду к вам. Буду через пять минут.

– Вы не попадете в дом. – Вульф не спорил, не угрожал, но был предельно тверд: – Если вы явитесь без этих людей или хотя бы не дадите гарантий, что они будут доставлены, мистер Гудвин не откроет вам дверь даже на длину цепочки. Он не в духе, потому что один из фигурантов нанес ему удар в челюсть и сбил с ног. Да и я тоже не в том настроении, чтобы с вами пререкаться. Я даю вам шанс оказаться на высоте положения. Помните, когда вы приезжали сегодня утром, я сообщил вам об имеющемся у меня письме Карноу? Последнем, какое он прислал жене из Кореи? Я ведь предлагал вам взглянуть на него?

– Ну да, и что?

– Вы мне ответили, что вас не интересует какое-то там письмо, отправленное почти три года назад. Вы допустили ошибку, мистер Кремер. Сейчас я вновь предлагаю показать его вам, прежде чем отошлю окружному прокурору. Но только в том случае, если вы согласитесь на мои условия.

Одно могу сказать про Кремера: он знает, когда его загнали в угол, и не любит там оставаться. Этот грубиян опять выругался и проворчал:

– Они будут у вас. И я тоже.

Вульф повесил трубку, а я спросил:

– Как быть с нашей клиенткой? Не лучше ли ей тоже присутствовать?

Он поморщился:

– Пожалуй… Попробуй, не удастся ли тебе до нее дозвониться.

Глава пятая

Было уже полдвенадцатого, когда я провел Нормана Хорна и его красавицу жену в кабинет и предложил им занять два пустующих места в ряду кресел, расставленных так, чтобы Вульф ясно видел сидящих в них людей. Слева расположилась миссис Севидж, позади нее – Дик Севидж, Джеймс М. Биб и сержант Пэрли Стеббинс. Сержант разместился между ними, за Энн Хорн.

В общем ряду было приготовлено кресло для Кэролайн Карноу, но она по собственной инициативе отодвинула его в самый угол комнаты, к книжным полкам, пока я в прихожей встречал миссис Севидж и Дика. Таким образом, получилось, что Пэрли мог видеть Кэролайн, только повернув голову на девяносто градусов. Ему это не понравилось. Но я сразу же дал понять, что его совершенно не касается, где сидит наша клиентка.

Красное кожаное кресло было абонировано Кремером, который приехал раньше и уединился с Вульфом в столовой.

После того как Хорны поздоровались с родственниками, включая Кэролайн, и уселись на свои места, я прошествовал в столовую, чтобы предупредить Вульфа: все в сборе. Он тотчас же отправился в кабинет и встал возле своего стола.

– Арчи!

– Да, сэр! – Я был наготове: – В первом ряду, слева направо, сидят мистер Хорн, миссис Хорн, миссис Севидж. Во втором – мистер Севидж, известный вам мистер Стеббинс и мистер Биб.

Вульф кивнул весьма энергично, уселся и повернул голову к инспектору:

– Мистер Кремер?

Тот разглядывал собравшихся, стоя возле красного кресла.

– Я не могу сказать, что это неофициальная встреча, – заговорил он весьма неохотно. – Вы приехали сюда по моей просьбе, да и я сам здесь присутствую. Но за все, что скажет вам мистер Вульф, несет ответственность он один. И вы не обязаны отвечать на заданные им вопросы, если сами того не пожелаете. Я хочу, чтобы в этом отношении была полная ясность.

– Но даже если все обстоит так, как вы говорите, – загундосил Биб, – разве это не против всяких правил?

– Если вы хотите сказать, что наша встреча носит несколько необычный характер, то это так. Если же вы усматриваете в ней нарушение законов, я с вами не соглашусь. Никто не приказывал вам прийти. Я просто вас попросил, и вот вы здесь. Хотите уйти?

Очевидно, они этого не хотели. Или хотели не настолько, чтобы открыто взбунтоваться. Обменялись взглядами, что-то пробормотали и затихли. Один только Биб не удержался от замечания:

– Мы, безусловно, оставляем за собой право в любой момент покинуть этот дом.

– И вам никто не будет в этом препятствовать, – заверил его Кремер и, заняв свое обычное место, предложил Вульфу: – Приступайте.

Вульф повертелся в кресле, устраиваясь поудобнее, повел глазами слева направо и обратно, оглядев присутствующих, и заговорил:

– Мистер Кремер заверил, что вы не обязаны отвечать на мои вопросы. Я могу избавить вас от ненужных опасений. Вряд ли у меня найдется хотя бы один вопрос к каждому из вас. Хотя, возможно, позднее такая необходимость возникнет в отношении одного лица. Я просто намереваюсь обрисовать положение вещей, каким оно мне представляется, и предлагаю меня опровергнуть, если я окажусь в чем-то не прав. Не исключено, что я вообще ничего от вас не услышу.

Он переплел пальцы рук на вершине своего необъятного живота.

– Известие о том, что мистер Карноу убит, вчера днем принес нам мистер Стеббинс. Но первоначально я не проявил особого интереса к данному делу. И лишь сегодня в полдень, когда сюда приехала миссис Карноу и поручила мне заняться расследованием, я серьезно задумался над сложившейся ситуацией, взвешивая все имеющиеся в моем распоряжении данные. В конце концов я решил, что совершенно очевидный мотив для убийства у миссис Севидж, ее сына, мистера и миссис Хорн не является все же достаточно весомым. В свете того, что мне рассказала клиентка о характере и темпераменте мистера Карноу, представлялось маловероятным, чтобы кто-то из вас мог настолько бояться его поспешных и безотлагательных требований, чтобы решиться на опасный, чреватый страшными последствиями акт убийства. Вы же все получили наследство законным путем, не подозревая, что Карноу жив, и, разумеется, сперва попытались бы воззвать к его рассудительности и великодушию. Так что у одного из вас должен иметься более веский мотив.

Вульф остановился, чтобы откашляться.

– Эти рассуждения завели меня в тупик. Ведь имелось двое людей с куда более убедительными мотивами. Это мистер Обри и миссис Карноу. Им грозила не только утрата куда более солидной суммы денег, но и совсем уж непоправимое несчастье: он потерял бы ее, а она – его. Неудивительно, что мистер Кремер и его коллеги подпали под влияние такой яркой мотивации. Возможно, и я бы пошел по неверному следу, если бы не два обстоятельства. Первым был мой собственный вывод, что ни мистер Обри, ни миссис Карноу не совершали преступления. На чем я его основывал? Если бы они убили мистера Карноу, то разве явились бы ко мне сразу после этого страшного акта? Разве просили бы от их имени вести переговоры с человеком, которого кто-то из них только что застрелил? Можно, конечно, предположить, что это делалось с дальним прицелом – создать впечатление, будто они не знали о его смерти. Тогда выходило бы, что я сидел тут и разговаривал с ними на протяжении часа с лишним и в мою душу ни разу не закралось подозрение, что они обманывают меня. Но это невероятно. Так что я был вынужден либо отказаться от официальной версии, либо согласиться с нелестным выводом о моей наблюдательности и знании человеческой природы. Сделать выбор мне было несложно.

– Тем более что миссис Карноу являлась вашей клиенткой! – не преминул подколоть моего босса инспектор Кремер.

Вульф даже не взглянул в его сторону, посчитав ниже своего достоинства реагировать на недостойные выпады извечного противника. Он продолжал ровным голосом:

– Вторым обстоятельством послужила подсказка о возможности существования другого мотива для убийства. Подсказка содержалась в письме, которое миссис Карноу показала мне вчера. Это последнее письмо, полученное ею от мужа из Кореи почти три года назад.

Вульф выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда несколько листков бумаги.

– Вот это письмо. Сейчас я прочитаю вам только относящийся к делу отрывок.


Кстати о смерти: если кто-то подстрелит меня, вместо того чтобы подставиться под мою пулю, кое-что сделанное мною незадолго до отъезда из Нью-Йорка тебя потрясет. Мне бы хотелось находиться поблизости, чтобы посмотреть, как ты это воспримешь. Ты неоднократно заявляла, что деньги тебя не волнуют, они того не заслуживают. Ты также говорила мне, что, хоть мои слова всегда звучат сардонически, у меня не хватит духу, чтобы сардонически действовать. На этот раз ты увидишь. Признаю, что мне придется умереть, дабы получить возможность «смеяться последним». Но какой это будет сардонический смех! Иногда меня берет сомнение, люблю ли я тебя или ненавижу. Эти два чувства трудно разделить. Вспоминай меня в сновидениях своих.


Вульф снова спрятал листки в ящик и запер его.

– Миссис Карноу предположила, что ее муж составил новое завещание с целью лишить ее наследства. Но против этой теории можно выдвинуть два возражения. Во-первых, состоятельный человек не может столь грубо, из непонятного каприза, вычеркнуть из завещания имя жены. Во-вторых, такой поступок был бы просто жестоким, но отнюдь не сардоническим. Но, думаю, вы должны согласиться, что выражение «кстати о смерти» указывает на связь между его поступком и завещанием. Сам собой возникает вопрос: каким образом человек подобного склада мог изменить свое завещание, чтобы заставить жену переживать из-за денег? А о том, что его намерения были именно таковы, свидетельствует письмо. – Вульф развел руками. – При данных конкретных обстоятельствах напрашивается весьма правдоподобное и убедительное предположение: Карноу на самом деле составил новое завещание, в котором оставил все свое состояние жене. Тем самым он, безусловно, обрек бы ее на неизбежные переживания и неприятности из-за денег, какие испытывал сам. Ведь ему приходилось потакать прихотям родственников, которые фактически находились на его иждивении. А поскольку это были его деньги и его родственники, то для миссис Карноу возникшие денежные недоразумения оказались бы куда более болезненными, чем для него самого. Такое решение я бы назвал сардоническим. Впрочем, им в равной мере могли руководить и другие соображения. Например, нежелание по доброй воле оставлять родственникам большие суммы денег. Хотя миссис Карноу и не сочла возможным откровенно высказаться на сей счет, я понял, что ее покойный супруг не считал свою родню образцом для подражания в том, что касается бережливости и разумного отношения к финансам. Справедливость его суждения подтверждается тем, как легкомысленно они распорядились наследством.

Энн Хорн повернула голову и кислым тоном произнесла:

– Большое спасибо, дорогая Лина!

Кэролайн промолчала. Судя по напряженному выражению ее лица и позе, сейчас она была способна дать ответ, который вызвал бы настоящий взрыв негодования.

– Поэтому, – невозмутимо продолжал Ниро Вульф, – высказанное миссис Карноу предположение о том, что ее муж составил новое завещание, заслуживало проверки. Расспрашивать об этом кого-либо из вас я посчитал элементарной глупостью. Резонно было предположить, что к исполнению своего намерения Сидни Карноу привлек друга и поверенного, мистера Биба, но я признал невежливым обращаться к нему по данному поводу. Не знаю, слышал ли кто-нибудь из вас такое имя – Сол Пензер?

Ответа не последовало. Никто не кивнул. Возможно, все они впали в транс.

– Я обычно возлагаю на мистера Пензера, – пояснил Вульф, – самые серьезные поручения. Мистер Пензер наделен необычайными качествами и способностями. Я сказал ему, что если мистер Биб и составил для мистера Карноу новое завещание, то эту бумагу наверняка печатала секретарша адвоката. Мистер Пензер встретился с ней и попытался войти в контакт, не вызывая подозрений. Такое деликатное дело я не мог бы поручить никому, даже мистеру Гудвину. Мистер Пензер явился к ней после полудня, представившись служащим Федерального страхового агентства, которому якобы необходимо прояснить неточности, вкравшиеся при оформлении ее страхового полиса.

– Он осмелился изображать слугу закона! – возмутился мистер Биб.

– Возможно, – равнодушно согласился Ниро Вульф. – Если служащий страхового агентства действительно является «слугой закона», то мистера Пензера ожидает заслуженная кара. Во всяком случае, через десять минут он получил кучу сведений. Секретарша мистера Биба, Вера О’Брайен, работает у него два с половиной года. Ее предшественница Элен Мартин уволилась от мистера Биба в ноябре пятьдесят первого года, когда вышла замуж за некоего Артура Рэбсона. Вместе с мужем она уехала на постоянное место жительства в город Флоренцию, штат Южная Каролина, где ее супруг владеет автомастерской. Таким образом, если Карноу составил новое завещание до своего отъезда из Нью-Йорка, и если для этого он прибег к услугам мистера Биба, и если новое завещание печатала секретарша этого последнего, это могла быть только миссис Артур Рэбсон.

– Сразу три «если», – пробормотал Кремер.

– Да, – согласился Вульф, – но поддающиеся проверке. Меня так и подмывало позвонить миссис Рэбсон в Южную Каролину, но это было рискованно. Поэтому мистер Пензер полетел в Колумбию[45], а я позвонил туда и заказал маленький самолет до Флоренции. Час назад или немногим ранее мистер Пензер позвонил оттуда. Он успел переговорить с миссис Рэбсон и получил от нее подписанные показания. В случае необходимости она готова приехать в Нью-Йорк. Она показала, что мистер Биб продиктовал ей новое завещание мистера Карноу осенью пятьдесят первого года. Она его напечатала. Более того, она засвидетельствовала завещание, когда мистер Карноу подписывал его. Второй свидетельницей стала некая Нора Уэйн, но ей не было известно содержание этой бумаги. По завещанию все состояние мистера Карноу отходило его супруге, однако оговаривалось, что она должна в разумных пределах обеспечивать средствами к существованию его родственников, перечисленных поименно. Миссис Рэбсон не знала, что…

– Сидни никогда бы такого не сделал! – вскричала тетушка Маргарет. – Я в это не верю! Джим, вы что, собираетесь вот так вот спокойно сидеть и моргать?

Теперь все уставились на Биба. Один только Вульф поочередно оглядывал возбужденные физиономии присутствующих.

– Я должен упомянуть, – сообщил он почти дружелюбно, – что мистер Гудвин тоже не бездельничал. Он выяснил, например, что единственная веская улика против мистера Обри, его визитная карточка, найденная в кармане убитого мистера Карноу, могла быть присвоена любым из вас во время встречи в кабинете мистера Биба.

– Каким образом? – спросил Кремер.

– Я вам это объясню, – пообещал Вульф. – И вполне убедительно.

Теперь он сосредоточил внимание на адвокате:

– Похоже, мистер Биб, возникла необходимость задать вам вопрос. Как говорил мистер Кремер, отвечать на него вы не обязаны. Что случилось с последним завещанием мистера Карноу?

Раздумывая позднее над этим делом, я решил, что Биб пошел единственно разумным путем. Будучи юристом, он мог бы наотрез отказаться что-либо сообщить. Однако Биб сразу смекнул, что погорел с этим завещанием, и в те считаные минуты, что оставались в его распоряжении, прикинул, что ему выгодно сознаться в менее серьезных проступках, чтобы откреститься от главной вины.

Биб обратился к Кремеру:

– Я хотел бы поговорить с вами наедине, инспектор. С вами и с мистером Вульфом, если его присутствие необходимо.

Кремер посмотрел на Вульфа. Тот покачал головой:

– Нет. Либо вы вообще отказываетесь отвечать, либо отвечаете здесь и сейчас, в присутствии всех остальных.

– Ну, хорошо.

Биб расправил плечи и вздернул подбородок. С моего места было не разобрать его глаз, спрятанных за стеклами очков в толстой черной оправе.

– Это поставит крест на моей карьере. И я горько сожалею о той роли, которую согласился сыграть. Примерно за месяц-полтора до того, как пришло извещение о гибели Сидни в бою, я рассказал Энн Севидж о составленном им новом завещании. Это была моя первая ошибка. Мною руководили чувства, которые я к ней питал. В то время я был готов сделать все, чего бы она ни пожелала. И когда стало известно, что Сидни мертв, Энн пришла ко мне в контору и настояла на том, чтобы я показал ей завещание. Я был…

– Осторожнее, Джим! – Энн повернулась к бывшему суженому, одарив его презрительно-настороженным взглядом: – Что еще за отвратительное вранье? Как можно все так извращать?

– Миссис Хорн! – прикрикнул на нее Вульф. – Либо вы слушаете молча, либо уходите отсюда!

Но она даже не посмотрела в его сторону.

– Продолжай, Джим, – крикнула Энн, – но впредь будь осторожнее!

И Биб продолжил:

– В то время я был ею очарован даже сильнее, чем прежде. В полном смысле слова потерял голову. Я достал завещание из сейфа и дал ей, а она забрала бумагу и засунула в вырез платья. Заявила, что должна показать документ матери. Теперь-то легко говорить, что мне не следовало этого допускать, но в то время я был не в состоянии ей противоречить. Она унесла завещание с собой, и я его больше не видел. Через две недели было публично объявлено о нашей помолвке. Я предъявил в суд для утверждения первоначальное завещание Сидни. Это было крайне неразумно, потому что я лишь со слов Энн знал, что новое завещание уничтожено. Я сильно рисковал, пусть даже девушка, печатавшая документ, вышла замуж и уехала за пределы нашего штата.

Биб поднял руку и поправил очки, которые все время сползали ему на кончик носа.

– Не стану утверждать, будто бы это излечило меня от увлечения Энн Севидж. Излечил меня раз и навсегда другой поступок Энн. Личного характера. Теперь я только сожалею, что не выздоровел раньше. Понятно, что я не мог препятствовать утверждению завещания, не погубив себя. В мае состояние Сидни было поделено между наследниками, а в конце того же месяца Энн вышла замуж за Нормана Хорна. Тогда я подумал, что на этом все и закончится. Мне был дан урок. Весьма жестокий урок, но я его вполне заслужил.

Он отвел назад свои узкие плечи.

– И вот два года спустя пришло это потрясающее известие. Сидни жив и скоро должен был вернуться в Нью-Йорк. Можете представить, какой это был удар для меня. А возможно, вам не под силу представить себе такое. После долгих бессонных ночей я понял, что у меня всего две возможности: либо выброситься из окна, либо во всем откровенно признаться Сидни. А тем временем мне пришлось пройти через все эти разговоры с ними, выслушивать их бредовые требования и советы. Но лишь в понедельник, два дня назад, я окончательно решил, что вечером повидаюсь с Сидни и честно признаюсь во всем. Разумеется, я позвонил бы Энн и заявил о своем намерении. Потом пришло известие, что Сидни убит. Я не знаю, кто это сделал. Знаю только то, что сейчас рассказал. Конечно, для меня и этого более чем достаточно.

Он замолчал, губы его свело судорогой, но он справился с собой и добавил:

– Как адвокату мне конец.

Меня слегка разочаровало поведение Нормана Хорна. Согласитесь, можно было ожидать, что он мужественно и незамедлительно отреагирует на обвинение, выдвинутое против его прелестной супруги. Но он даже не смотрел на Биба. Его взгляд был направлен на Энн, сидящую рядом с ним. И в этом взгляде как-то не угадывалось ни беззаветной веры, ни преданности. И хорошо, что она не видела лица своего представительного мужа. А не видела она его потому, что неотрывно смотрела на Вульфа.

– Он закончил? – спросила она.

– По всей видимости, да, мадам. Во всяком случае, пока.

– Желаете ли вы прокомментировать заявление мистера Биба? – спросил Кремер.

– Я не хочу произносить длинных речей. По-моему, это излишне. Скажу одно: он бессовестный лгун. Все, что он тут наговорил, подлое вранье.

Вульф покачал головой:

– Сомневаюсь, что сказанное вами соответствует истинному положению вещей. Назвать «враньем» все, что было заявлено мистером Бибом, нельзя. И вы это знаете не хуже меня. Многое правда. Например, мистер Карноу на самом деле составил новое завещание. Вы с мистером Бибом действительно были помолвлены, но так и не поженились. Состояние мистера Карноу и впрямь было поделено в соответствии с условиями старого завещания, утратившего законную силу после составления нового. Вы входили в число наследников и получили свою долю, а мистер Карноу возвратился живым и невредимым, но был убит. Так что я настоятельно вам рекомендую либо не говорить ничего, пусть даже это вам навредит, заставив предположить самое худшее; либо выложить всю правду, ничего не утаивая. Вы сами призывали мистера Биба не искажать факты и не запираться. Советую вам самой действовать таким образом.

Энн искоса посмотрела на мужа, но он упорно глядел на Вульфа. Тогда она повернула голову налево, где сидела ее мать. Та тоже от нее отвернулась. Молодой женщине не оставалось ничего другого, кроме как обратиться к Вульфу:

– А вы, оказывается, недурной детектив, верно?

– Да, – ответил Вульф.

– Убеждена, что правда вам уже известна.

– Если так, утаивать ее было бы бессмысленно.

– Не люблю бессмысленных поступков. Вы правы, кое-что из сказанного Джимом правда. Он на самом деле сообщил мне о новом завещании, но сделал это уже после того, как пришло известие о гибели Сидни в бою. А не до этого. Он по собственной инициативе достал завещание из сейфа и дал мне прочитать. По завещанию все доставалось Кэролайн. Джим сказал, что содержание этого документа никому больше не известно, кроме его бывшей секретарши. Но она вышла замуж и уехала в какой-то маленький городок на юге, так что ее можно не принимать в расчет. Сказал он мне и о том, что завещание составлено всего в одном экземпляре. Он был уверен, что Кэролайн о нем ничего не знает. Она показала ему письмо Сидни, которое совершенно неверно истолковала. Джим пообещал, что уничтожит новое завещание, чтобы я, моя мать и брат унаследовали часть состояния Сидни. За это я должна была выйти за него замуж. Вы хотите знать решительно все, что мы говорили?

– Только самое существенное.

– В таком случае мне нет необходимости объяснять, чт́о я чувствовала, когда речь зашла о свадьбе. Ему я этого не говорила. Согласилась стать его женой. Очевидно, вас не интересуют и те соображения, которыми я при этом руководствовалась. Я думала, что Сидни все равно умер и будет только справедливо, если мы получим какую-то долю его богатства. Поэтому я согласилась на условия Джима, хотя ни на минуту не допускала мысли, что на самом деле выйду за него замуж. Он настаивал на немедленном венчании, до утверждения завещания судом. Но я его отговорила. И он удовлетворился официальным объявлением о нашей помолвке. Когда завещание вступило в законную силу и состояние было поделено между нами, я вышла замуж за Нормана Хорна. Я не знала, уничтожил Джим новое завещание или нет, но это не имело значения, потому что он никогда бы не осмелился его предъявить. – Она махнула рукой: – Вот и все!

– Не совсем, – возразил Вульф. – А дальше? Что было, когда вернулся мистер Карноу?

– Ах да…

Видно было, что с ее беспечностью ничего не стоит упустить из виду такую небольшую деталь.

– Конечно, его убил Джим. Возможно, вы мне не поверите, но в известном смысле я даже обрадовалась воскресению Сидни из мертвых. Он мне всегда нравился. Я жалела Кэролайн и Пола, потому что они мне тоже нравятся, но была уверена, что Сидни не попытается отобрать у нас нашу долю. Только один человек не смел взглянуть ему в лицо. Конечно, Джим встретился с Сидни лицом к лицу, когда явился в его номер в отеле, но не смотрел ему в лицо, когда убивал, – выпустил пулю в затылок. – Она повернулась к Бибу: – А ты сказал ему про завещание, Джим? Могу поспорить, что нет. Он так ничего и не узнал. – Она тут же снова обратилась к Вульфу: – Вот вам и вся правда без утайки.

– Злобная клевета! – завопил Биб.

Вульф обратился к инспектору:

– Я бы предпочел, чтобы вы сами определили, где здесь правда, а где вымысел, мистер Кремер. Лично я считаю, что мистер Биб слишком вольно изложил события, а миссис Хорн внесла должные уточнения.

Много позднее в зале судебных заседаний присяжные согласились с мнением Ниро Вульфа.

Справедливость – прекрасная вещь, но той ночью в кабинете Вульфа она восторжествовала практически во всех пунктах, кроме одного. После того как Кремер и Стеббинс увели Биба, а все остальные удалились, Кэролайн Карноу решила, что пришел удобный случай возвратить поцелуй, полученный ею в этом самом кабинете за двенадцать часов до последних событий. Но она прошла, не задерживаясь, мимо меня, обогнула письменный стол Вульфа, обняла обеими руками толстенную шею этого бегемота и крепко расцеловала его в обе щеки. «По-моему, вы ошиблись адресом!» – объявил я обиженно.

Загрузка...