Я и раньше встречал помощника окружного прокурора Ирвина Мандельбаума, но никогда не видел его в деле – во время судебного заседания. В то утро, глядя, как он уговаривает жюри присяжных повесить убийство Мэри Виллис на Леонарда Эша, я подумал, что он, пожалуй, даже неплох и был бы совсем хорош, будь он чуть-чуть побойчее. Внешность его не поражала воображение: он был полноват, невысок ростом, имел залысину спереди и большие уши, но держался деловито и уверенно, без всякой заносчивости, к тому же использовал один ловкий прием – внезапно замолкал и смотрел на присяжных так, словно ждал от них помощи и подсказки. Делал он это нечасто, но неизменно повернувшись спиной к судье и защитнику, чтоб те не видели его лица. Зато мне из зала его было видно прекрасно.
Дело слушалось третий день, и Мандельбаум вызвал пятого свидетеля обвинения, куцего человечка с приплюснутым носом, который назвал свое имя – Клайд Бэгби, дал присягу и с видом полного отчаяния вперил в Мандельбаума испуганные карие глаза.
Голос Мандельбаума звучал ободряюще:
– Чем занимаетесь, мистер Бэгби?
Свидетель сглотнул:
– Возглавляю АО «Бэгби на линии».
– АО – это «акционерное общество»?
– Да, сэр.
– Фирма принадлежит вам?
– Я держу половину акций, вторая принадлежит жене.
– Как долго существует ваш бизнес?
– Пять лет, почти пять с половиной.
– И в чем он заключается? Пожалуйста, расскажите присяжным.
Бэгби нервно глянул влево, на присяжных, и тут же снова перевел глаза на обвинителя.
– Отвечаем на телефонные звонки, вот и всё. Вы же понимаете.
– Да, но, возможно, кто-то из присяжных не знаком с такой работой. Пожалуйста, опишите ее.
Свидетель облизнул губы.
– Ну, например, вы частное лицо, или предприятие, или организация, и у вас есть телефонный номер. Но вы не всегда бываете на месте и хотите знать, кто звонил в ваше отсутствие. Тогда вы обращаетесь в какое-нибудь агентство, отвечающее на телефонные звонки. В Нью-Йорке их несколько дюжин. Местные отделения расположены повсюду, у них большой объем операций. Наш объем операций не так велик, потому что мы специализируемся на обслуживании частных клиентов, то есть квартирных и домовых телефонов, а не фирм и организаций. У нас четыре отделения в ключевых районах города: Грэмерси, Плаза, Трафальгар и Райнлендер. Из одного центрального офиса работать невозможно, потому что…
– Простите, мистер Бэгби, не будем вдаваться в технические аспекты. Один из ваших офисов расположен на Манхэттене, по адресу: Восточная Шестьдесят девятая улица, дом номер шестьсот восемнадцать?
– Да, сэр.
– Расскажите о работе этого отделения.
– Ну, этот офис самый новый, открыт всего год назад и самый маленький. Он располагается не в офисном здании, а в обычной квартире, – это из-за трудового кодекса. Женщины могут работать в офисе только до двух часов ночи, если это не государственная служба. Ну, а мне нужно обеспечить сервис для клиентов до самого утра. Поэтому в отделении на Шестьдесят девятой улице на трех коммутаторах работают четыре телефонистки, и все они живут в той же квартире. Так что одна дежурит с восьми вечера до двух ночи, вторая – с двух часов и так далее. После девяти утра работают три телефонистки, каждая на своем коммутаторе, до конца рабочего дня.
– Коммутаторы установлены в одной из комнат квартиры?
– Да, сэр.
– Расскажите присяжным, что такое коммутатор и как он работает.
Бэгби снова нервно глянул на присяжных и повернулся к прокурору:
– По сути, он ничем не отличается от телефонной подстанции любого крупного учреждения: ряды гнезд для штекеров. Естественно, коммутатор установлен телефонной компанией и подключен к линиям наших клиентов. Один коммутатор рассчитан на шестьдесят номеров. У каждого клиента своя сигнальная лампочка, свое гнездо и этикетка с фамилией. Если кто-то набрал номер клиента, у нас загорается его лампочка и слышен зуммер, который синхронизирован со звонком телефонного аппарата. Сколько гудков пропускать, прежде чем вставить вилку в гнездо, – особо оговаривается с клиентом. Одни просят, чтобы телефонистка подключалась после трех гудков, другие – чтобы она ждала дольше. Один клиент вообще просил отсчитать пятнадцать гудков! То есть мы даем клиентам индивидуальный сервис. Большая структура со многими тысячами абонентов на такое не пойдет. Там всё на потоке. А у меня каждый клиент – особый, и всё строится на доверии.
– Благодарю вас, мистер Бэгби.
Мандельбаум обратился в сторону присяжных, мило улыбнулся и вернулся в исходное положение.
– Что-то я не очень разобрался в вашем бизнесе. На щите загорается лампочка клиента, телефонистка отсчитывает положенное число гудков, вставляет вилку в гнездо и подключается к линии, верно?
Легкомысленный тон Мандельбаума показался мне слегка неуместным в ситуации, когда речь идет о жизни человека. Я повернулся посмотреть, как воспринимает эту сцену Ниро Вульф, но с одного взгляда было ясно: тот прочно вошел в роль угрюмого страдальца и не намерен воспринимать никого и ничего.
Этого следовало ожидать. В соответствии с заведенным раз и навсегда распорядком в этот утренний час Вульфу полагалось быть в теплице, устроенной на крыше старинного здания из песчаника на Западной Тридцать пятой улице, и руководить Теодором, трудясь во славу своей знаменитой коллекции орхидей, – вплоть до собственноручного прикосновения к грязной земле. Ровно в одиннадцать, вымыв руки, он спустился бы на лифте в свой кабинет на первом этаже, втиснул исполинское тело в не менее исполинское кресло позади письменного стола, позвонил бы Фрицу, чтобы тот принес пиво, и начал бы руководить Арчи Гудвином, то бишь мной. Стал бы давать мне разные поручения, по его мнению срочные и важные (вроде печатания писем или слежки за каким-нибудь типом), а также способные увеличить доходы Вульфа и упрочить его репутацию как лучшего частного сыщика к востоку от Сан-Франциско. А он бы тем временем обсуждал с Фрицем меню обеда.
Всему этому не суждено было сбыться, поскольку штат Нью-Йорк обязал Вульфа явиться в суд и дать показания по делу Леонарда Эша. Вульф вообще терпеть не мог выходить из дому, а уж тем более для того, чтобы предстать перед судом как свидетель. Будучи частным детективом, он допускал, что превратности судьбы могут принять форму повестки в суд, которую надо принять, чтобы и дальше получать гонорары от своих клиентов, но в данном случае и это не могло позолотить пилюлю. Этот Леонард Эш заходил в нашу контору где-то пару месяцев назад, чтобы нанять Вульфа, но тот его развернул. Так что в перспективе не было ни денег, ни славы. Меня тоже вызвали в суд повесткой, но только для подстраховки: на случай, если Мандельбаум решит, что показания Вульфа нуждаются в подтверждении, что вообще-то маловероятно.
Вид мрачной физиономии Вульфа радости не доставлял, поэтому я снова стал смотреть на главных героев. Отвечал Бэгби:
– Да, сэр, она вставляет штекер и отвечает: «Дом мистера Смита», или: «Квартира мистера Джонса», или то, что просил говорить клиент. Потом сообщает, что мистер Смит вышел и спрашивает, не надо ли ему что передать, и так далее, по обстоятельствам. Иногда клиент звонит и просит передать кому-то что-то конкретное. – Бэгби неопределенно махнул рукой. – Что угодно. У нас индивидуальный подход.
Мандельбаум кивнул:
– Я думаю, у всех сложилось ясное представление о вашей работе. А теперь, мистер Бэгби, взгляните на джентльмена в темно-синем костюме, сидящего рядом с полицейским. В данном процессе он выступает в качестве ответчика. Знаком ли он вам?
– Да, сэр. Это мистер Леонард Эш.
– Когда и где вы познакомились?
– В июле он пришел ко мне в офис на Сорок седьмой улице. Сначала позвонил, потом пришел.
– Можете указать точную дату?
– Двенадцатого июля. В понедельник.
– Что он сказал?
– Спросил, как работает служба ответов на телефонные звонки. Я рассказал. Он хотел подключить к нам свой домашний телефон – в квартире на Восточной Семьдесят третьей улице. Заплатил наличными за месяц вперед. Ему нужно было круглосуточное дежурство.
– Он просил о каких-то особых услугах?
– Меня – нет, но через пару дней позвонил Мэри Виллис и предложил пятьсот долларов, если она…
Свидетеля остановили сразу с двух сторон. Защитник подсудимого – рекордсмен Джимми Донован, чье имя уже десять лет возглавляло список адвокатов, участвующих в самых громких криминальных процессах Нью-Йорка – вскочил со стула и открыл рот, чтобы возразить. Мандельбаум предупреждающе поднял руку:
– Минуточку, мистер Бэгби. Отвечайте только на мои вопросы. Вы взялись обслуживать мистера Леонарда Эша?
– Конечно. Не было причин отказывать.
– Какой номер его домашнего телефона?
– Райнлендер два-три-восемь-три-восемь.
– И вы поместили его фамилию и номер телефона на одном из коммутаторов?
– Да, сэр, на одном из трех, установленных в офисе на Восточной Шестьдесят девятой улице. Это район Райнлендер.
– Кто из телефонисток обслуживал коммутатор с номером Леонарда Эша?
– Мэри Виллис.
Легкое волнение и шепот прошли по битком набитому залу. Судья Корбетт обернулся и грозно нахмурил брови, после чего снова уткнулся в свои бумаги.
Бэгби продолжал:
– Конечно, ночью на трех пультах работает только одна телефонистка, – они дежурят по очереди, – но днем каждая сидит за своим коммутатором как минимум пять дней в неделю, а если получается – шесть. Чтобы лучше запомнить клиентов.
– И номер Леонарда Эша был на пульте у Мэри Виллис?
– Да, сэр.
– После того как были выполнены обычные процедуры и Леонард Эш окончательно стал вашим клиентом, что-то привлекало ваше внимание – в нем самом или в номере его телефона?
– Да, сэр.
– Что и когда? Сначала ответьте когда.
Бэгби на секунду запнулся, проверяя, все ли так: а вдруг заставят клясться под присягой.
– Дело было в четверг, через три дня после того, как Эш заказал прослушивание. Пятнадцатого июля. Мэри позвонила мне в офис и сказала, что хочет поговорить со мной лично об одном важном деле. Я спросил, нельзя ли подождать до шести, когда она сменится с коммутатора, и она согласилась. Вскоре после шести я приехал на Шестьдесят девятую улицу и зашел к ней в комнату. Она рассказала, что накануне ей позвонил Эш и попросил встретиться где угодно, чтобы обсудить какие-то детали, связанные с обслуживанием его номера. Она ответила, что такие вещи надо обсуждать со мной, но он продолжал настаивать…
Баритон Джимми Донована ласково, но твердо прервал его:
– Позволю заметить: свидетель не может давать показания о том, что сказали друг другу мистер Эш и Мэри Виллис, поскольку сам он при этом не присутствовал.
– Безусловно, – сразу же согласился Мандельбаум. – Он передаст только то, что сказала о содержании беседы Мэри Виллис.
Судья Корбетт кивнул:
– Несомненно. Вы поняли, мистер Бэгби?
– Да, сэр… – Бэгби запнулся. – То есть ваша честь.
– Тогда продолжайте. Что сказала вам Мэри Виллис и что ей ответили вы?
– Ну, она сказала, что согласилась с ним встретиться, потому что Эш – театральный продюсер, а она всю жизнь мечтала стать актрисой. Тогда я не знал об этой ее тяге к сцене, теперь знаю. Она отправилась в его офис на Сорок пятой улице, как только закончила дежурство на коммутаторе. После недолгого разговора о том о сем он попросил ее – это она так мне сказала – прослушивать все разговоры по его домашнему телефону в течение дня. Иными словами, включался зуммер и загоралась лампочка, а потом зуммер выключался и лампочка гасла, то есть кто-то в доме снимал трубку. И тогда каждый раз Мэри должна была подключаться и слушать разговор. Ну а вечером звонить ему и докладывать. Она сказала, что Эш попросил ее именно об этом. Сказала, что он отсчитал пять стодолларовых бумажек, протянул ей и пообещал добавить еще тысячу, если она согласится.
Бэгби остановился перевести дух, но Мандельбаум не отставал:
– Она сказала что-нибудь еще?
– Да, сэр. Сказала, что знает, что надо было сразу ему отказать. Но Мэри не хотела портить с ним отношения и потому обещала подумать день-другой. Утро вечера мудренее! Она сказала, что сразу догадалась: Эша интересовало, кто звонит его жене. Мэри ни за что не согласилась бы за той шпионить, потому что жена у Эша – Робина Кин, которая пару лет тому назад отказалась от артистической карьеры и вышла за него замуж. Для Мэри она была просто кумиром. Это мне Мэри так сказала.
Она сказала, что решила сделать три вещи. Рассказать обо всем мне, потому что Эш мой клиент, а она на меня работает. Предупредить Робину Кин, потому что Эш, скорее всего, поручит шпионить за женой кому-то еще. Мне кажется, настоящей причиной ее желания рассказать все Робине Кин была надежда…
Мандельбаум прервал его:
– То, что вам кажется, – несущественно, мистер Бэгби. Сказала вам Мэри, в чем заключалось ее третье намерение?
– Да, сэр. Сказать Эшу, что она собирается все сообщить его жене. Она считала, что обязана так поступить, потому что в начале разговора с Эшем обещала хранить все в тайне. Она хотела предупредить его, что берет свои слова обратно.
– Она сказала, когда именно собиралась выполнить эти три решения?
Свидетель кивнул:
– Одно она уже выполнила: рассказала все мне. Еще она сказала, что звонила Эшу и обещала приехать к нему в офис в семь часов. Получалась страшная спешка, потому что в тот день Мэри работала в вечернюю смену и должна была вернуться на работу около восьми. В спешке и у меня не хватило времени отговорить ее. Я доехал с ней на такси до Сорок пятой улицы, где находилась контора Эша. По дороге я изо всех сил старался ее переубедить, но не смог.
– Что вы ей говорили?
– Уговаривал отказаться от своих намерений. Хотя, если бы она выполнила свою программу, возможно, это и не повредило бы моему бизнесу. Я убеждал ее дать мне самому сходить к Эшу и сказать, что я знаю о его предложении и не хочу больше на него работать, а потом плюнуть да и забыть обо всем. Но Мэри вбила себе в голову предупредить Робину Кин, а для этого надо было взять обратно данное Эшу слово. Я не отставал от нее до самого лифта, но не смог ее поколебать.
– Вы поднялись вместе с ней?
– Нет, это бы не помогло. Она уперлась намертво, что я мог поделать.
Вот, значит, какой оборот, подумал я про себя. На мой взгляд, оборот хуже некуда, и я посмотрел на Вульфа, но тот сидел, прикрыв глаза. Тогда я развернулся в сторону джентльмена в темно-синем костюме, сидящего рядом с полицейским: как-то он воспринимает происходящее? Видимо, Леонарду Эшу оборот тоже показался хуже некуда. Глубокие морщины от носа до углов широких полных губ, мрачное лицо, запавшие темные глаза – он был просто идеальный кандидат на электрический стул, находка для художников, печатающих в бульварной прессе зарисовки из зала суда. За три предыдущих дня они наваляли их немало. Смотреть на Эша удовольствия не доставляло, поэтому я перевел взгляд налево, где в первом ряду публики сидела его жена.
Я никогда не считал Робину Кин своим кумиром, но в паре шоу она сыграла здорово. Сейчас, впервые столкнувшись с ролью участницы суда, она держалась довольно прилично: то ли действительно была предана мужу, то ли умело притворялась. Она была одета просто и держалась скромно, но не пыталась казаться менее молодой и красивой. Как она уживалась со своим немолодым и некрасивым мужем, можно было только гадать, – вот все и гадали. Одни считали, что Робина боготворит мужа и глупо даже подозревать, что она что-то крутит на стороне. Другие, напротив, утверждали, что мисс Кин оставила сцену только для того, чтобы иметь больше времени для романтических похождений, а Эш, тупица, не догадался об этом раньше. Были и промежуточные мнения. Я бы сам не поручился. Посмотреть на нее – так она вроде как ангел. Посмотреть на него – вроде как обидно жить с таким жалким уродом, хотя, конечно два месяца под стражей по обвинению в убийстве мало кого красят.
Мандельбаум хотел убедиться, что до присяжных все дошло.
– Так, значит, вы не заходили в офис Эша вместе с Мэри Виллис?
– Нет, сэр.
– А позже заходили, после того, как она туда поднялась?
– Нет, сэр.
– А вообще вы видели Эша в тот вечер?
– Нет, сэр.
– Говорили ли с ним по телефону?
– Нет, сэр.
Глядя на Бэгби – а мне случалось видеть людей под перекрестным огнем, – я думал, что он либо говорит все как есть, либо мастерски врет, но на мастера он не тянул.
Мандельбаум продолжал:
– Чем вы занимались в тот вечер после того, как Мэри Виллис вошла в лифт, чтобы подняться в офис Эша?
– Мне надо было ехать на ужин с приятелем в ресторан «Хорнби» на Пятьдесят второй улице. Потом, примерно в полдевятого, я отправился в трафальгарский офис на углу Восемьдесят шестой улицы и Бродвея. У нас там шесть коммутаторов, и в ту ночь работала новенькая телефонистка. Так что я немного посидел с ней, а потом взял такси и поехал через парк домой, на Восточную Семнадцатую улицу. Вскоре после моего возвращения раздался звонок из полиции и сообщили, что в райнлендерском офисе нашли убитую Мэри Виллис. Я как можно скорее отправился туда. Перед домом стояла толпа. Полицейский провел меня наверх.
Бэгби остановился, сглотнул слюну и выдвинул подбородок немного вперед:
– Они ее не трогали. Только сняли с шеи провод от штекера, но не передвигали, она так и лежала ничком на панели коммутатора… Они хотели, чтобы я ее опознал, и я…
Свидетеля никто не прерывал, зато меня кто-то толкнул в бок и прошептал прямо в ухо:
– Вставай, уходим.
Ниро Вульф встал, задев пару коленей, протиснулся вдоль по проходу и направился в конец зала. Несмотря на вес, он двигался быстрее и легче, чем можно было ожидать, и когда я отправился вслед за ним к двери и дальше, в коридор, никто не обратил на нас внимания. Я полагал, что им движет какое-нибудь дело жизненной важности – например, приспичило позвонить Теодору и сказать ему что-то насчет орхидей, но он прошел мимо телефонных кабин к лифту и нажал кнопку вниз. Вокруг стояли люди, и я не стал задавать вопросов. Мы вышли на первом этаже и направились к Центр-стрит.
Оказавшись на улице, он прислонился к гранитной стене здания суда и сказал:
– Мне нужно такси, но сначала я хочу сказать тебе пару слов.
– Нет, сэр, – твердо ответил я, – сначала скажу я. Мандельбаум с минуты на минуту закончит работать со свидетелем. Перекрестный допрос долго не продлится, Донован вообще может от него отказаться, а вам сказали, что следующий за Бэгби – вы. Раз вам нужно такси, значит, вы едете домой, а это…
– Нет, домой ехать нельзя.
– Правильно. Иначе вас приведут назад силой и вдобавок влепят штраф за неуважение к суду. Не говоря обо мне. Меня тоже вызвали повесткой. Так что я пошел обратно в суд. Куда вы собрались?
– Восточная Шестьдесят девятая, дом шестьсот восемнадцать.
Я уставился на него:
– Этого я и боялся! Прямо так срочно?
– Да. По дороге объясню.
– Я пошел обратно в суд.
– Нет, ты мне нужен.
Как и всякому человеку, мне приятно быть кому-то нужным. Поэтому я развернулся, пересек тротуар, помахал такси, чтобы оно припарковалось, и открыл дверцу. Вульф подошел и влез в машину, я за ним. После того как он пристегнулся, дабы оградить себя от рисков, сопутствующих передвижению на колесах, я дал водителю адрес и мы поехали.
– Выкладывайте, – сказал я. – Я кучу раз слушал ваши доводы, так что на этот раз давайте поубедительней.
– Ни в какие ворота не лезет! – заявил Вульф.
– Это точно. Поехали назад.
– Я про установку мистера Мандельбаума. Я готов допустить, что мистер Эш способен убить девушку. Я готов допустить, что его отношение к жене могло превратиться в манию и мотив, выдвинутый этим Бэгби, мог послужить побуждением к действию. Но он не идиот. При данных обстоятельствах, – а мистера Бэгби вряд ли можно опровергнуть, – я отказываюсь верить, что Эш туп настолько, чтобы пойти в такое место в такое время и убить ее. Ты же присутствовал в тот день, когда он пришел меня нанимать. Ты можешь в это поверить?
Я покачал головой:
– Я пас. Доводы – это по вашей части. Хотя я тоже читаю прессу и даже перемолвился об этом деле с Лоном Коэном из «Газетт». Эш не обязательно поехал туда с целью убить ее. По версии Эша, ему кто-то позвонил – голоса он не узнал – и спросил, не встретится ли тот с ним в офисе Бэгби на Шестьдесят девятой улице, чтобы вместе попытаться переубедить Мэри. Эш тут же примчался. Дверь офиса была настежь открыта, он вошел и увидел ее – мертвую, с петлей из телефонного провода на шее. Тогда он открыл окно и стал звать полицию. Конечно, если вы считаете, что Бэгби только что лгал, сказав, что это не он звонил Эшу, и что Бэгби такой классный бизнесмен, что готов скорее убить сотрудницу, чем упустить клиента…
– Тьфу. Главное – не что меня устраивает, а что не устраивает. Помимо прочего, меня не устраивает сидеть на деревянной скамейке рядом с сильно надушенной дамой. Вскоре меня должны были вызвать как свидетеля, а мои показания, как ты понимаешь, – убедительное подтверждение сказанного мистером Бэгби. Этого допустить было нельзя. По-моему, если Эша осудят за убийство на основании версии, которую выдвинул Мандельбаум, это будет судебной ошибкой, и я не хочу в этом участвовать. Встать и уйти было непросто, потому что мне нельзя вернуться домой. Иначе они придут и снова затащат меня в отсек для свидетелей.
Я смотрел на него во все глаза.
– Проверим, так ли я все понял. Вам противно участвовать в осуждении Эша, так как вы сомневаетесь, что он убийца. И потому вы решили пуститься в бега. Верно?
Шофер повернул к нам голову и заявил через плечо:
– Он точно убийца.
Мы проигнорировали это замечание.
– Почти что верно, – сказал Вульф.
– Но если вы думаете, что я заодно с вами ударюсь в бега, чтобы железно нарваться на штраф за неявку в суд, – а вам его влепят, – то не морочьте мне голову. Допустим, у нас есть сомнения в том, что Эш виновен, и уверенность, что его осудят, потому что Мандельбаум не выйдет на процесс, не подготовив дело как следует. Допустим также, что наш банковский счет нуждается в свежем впрыскивании, что истинная правда. И потому мы решаем найти что-нибудь этакое, чтобы ткнуть туда носом Мандельбаума, полагая, что против увесистой благодарности мистера Эша какой-то пустяшный штраф будет ничто. Далее вы станете действовать так: выдумаете мне кучу разъездов и поручений, а сами отправитесь домой, почитаете книжку и вкусно пообедаете. Да только не выйдет: они вас тут же заберут! Поэтому разъезжать по поручениям будем вместе.
Если дело принимает такой оборот, то все прекрасно, и я согласен, что она передушилась. Хотя у меня отличный нюх, и я думаю, духи у нее – «Пассифлора» от Тиссо, по восемьдесят долларов за унцию… А что мы будем делать на Шестьдесят девятой улице?
– Не знаю.
– Отлично. Я тоже.
Это была невзрачная старая желтая пятиэтажка без лифта, выстроенная из кирпича примерно тогда же, когда я поступил к Ниро Вульфу. В вестибюле я нажал кнопку с надписью «АО „Бэгби на линии“», дождался щелчка, открыл дверь, двинулся по обшарпанной площадке к лестнице и поднялся на этаж выше. На арендной плате Бэгби не разорялся. Прямо через площадку виднелась распахнутая дверь. Когда мы подошли к ней, я отступил в сторону и дал Вульфу пройти первым, потому что не знал, кем мы будем на этот раз – водопроводчиками или же торговать щетками вразнос.
Вульф заговорил с девушкой, сидевшей в холле за столом, а я тем временем быстро сориентировался на местности. Здесь разыгралось убийство. Фронтальная стена помещения тремя окнами выходила на улицу. У противоположной стены стояли в ряд три коммутатора, за ними сидели три особи женского пола с наушниками на голове. Они повернули головы и уставились на нашу компанию.
Перед девушкой, сидевшей за столом возле крайнего окна, стоял обычный телефонный аппарат плюс пишущая машинка и прочая канцелярщина.
Вульф заговорил с ней:
– Моя фамилия Вульф, я только что из зала суда, где разбирается дело Леонарда Эша. – Он кивнул в мою сторону: – Это мой ассистент, мистер Гудвин. Мы ведем проверку по факту получения повесток в суд в качестве свидетелей обвинения и защиты. Вы получали повестку?
У него был такой вид, такой вес и такой тон, что лишь одна женщина из сотни могла его осадить – и явно не та, что сидела перед нами. Она подняла к нему продолговатое худое лицо и покачала головой:
– Нет, не получала.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Перл Флеминг.
– Значит, вы не работали здесь пятнадцатого июля.
– Нет, я работала в другом отделении. Раньше здесь не было ресепшена, и на звонки отвечала одна из телефонисток.
– Понял.
В его тоне слышалось: ей чертовски повезло, что он ее понял.
– А мисс Харт, мисс Веларди и мисс Вельц на месте?
Брови у меня чуть было не поползли вверх, но я их вернул на место. Вообще-то ничего поразительного не случилось. Конечно, прошло уже несколько недель с тех пор, как эти фамилии были упомянуты в прессе, но Вульф не пропускает ни слова из того, что относится к убийству, и в мозгу у него все разложено по полочкам даже лучше, чем у Сола Пензера.
Перл Флеминг указала на коммутаторы.
– В дальнем конце мисс Харт, рядом с ней – мисс Веларди, третья – мисс Йеркис. Она пришла после… заменила мисс Виллис. Мисс Вельц нет на месте, сегодня у нее выходной… Они получили повестки, но…
Она умолкла и повернула голову. Женщина на дальнем коммутаторе сняла наушники, встала с места и двинулась к нам. Она была примерно моего возраста: колючие карие глазки, худые щеки и подбородок, способный при надобности пробить лед, будь она моржом.
– Вы детектив Ниро Вульф? – спросила она.
– Да, – подтвердил он. – А вы Элис Харт?
Она пропустила это мимо ушей.
– Что вам нужно?
Вульф отступил назад. Он не любил, когда к нему подходили близко, особенно женщины.
– Мне нужна информация. Мне нужно, чтоб вы, Белла Веларди и Элен Вельц ответили на несколько вопросов.
– Мы ничего не знаем.
– Тогда и я ничего не узнаю, но попытаюсь.
– Как вы сюда попали?
– Автокинез. Расхожее мнение ошибочно допускает, что Мэри Виллис убил Леонард Эш, а я не люблю расхожих мнений. Дело показалось мне любопытным, а от любопытства у меня одно лекарство – истина, и я намерен ее установить. Успею спасти жизнь мистеру Эшу – тем лучше, но в любом случае я начал работать, и меня не остановить. Если вы и все прочие откажетесь помогать мне сегодня, найдется другой день и другие аргументы.
Судя по лицу Элис Харт, она была в замешательстве. Подбородок у нее угрожающе выдвинулся вперед, и, казалось, она готова был послать Вульфа проспаться. Но затем она глянула на меня и сдалась. Элис Харт обернулась к девушке за столом и сказала:
– Ты не сядешь за мой пульт, Перл? Я ненадолго. Пойдемте ко мне, – бросила она Вульфу. – Вот сюда. – Она развернулась и пошла.
– Минуточку, мисс Харт. – Вульф сдвинулся с места. – Одна деталь, не упомянутая в газетных публикациях. – Он остановился у коммутаторов за спиной у Беллы Веларди, возле среднего пульта. – Тело Мэри Виллис было обнаружено лежащим ничком на панели коммутатора. Предположительно в момент прихода убийцы она сидела за пультом. Но ведь вы и другие девушки здесь живете?
– Да.
– Тогда, если убийца мистер Эш, откуда ему было знать, что она одна в помещении?
– Не знаю. Может, она сама ему сказала? Или это ошибка расхожего мнения?
– Господи, нет. Вполне правдоподобно, что она ему это сказала. Они стали беседовать, и он дождался, пока зуммер и лампочка заставили ее повернуться к пульту, спиной к нему. Деталь, конечно, незначительная, но я ищу того, кто с большей вероятностью мог знать о том, что она здесь одна. И поскольку она была маленькой и хрупкой, в числе подозреваемых можете оказаться даже вы, – он назидательно поднял палец, – или остальные девушки. Хотя я не готов прямо сейчас обвинить вас в убийстве.
– Надеюсь, – бросила она через плечо.
Она повела нас к двери в противоположном конце помещения и дальше, в узкий коридор. Идя следом за Вульфом, я думал о том, что реакция на наше появление была несколько ненатуральной. Для мисс Веларди и мисс Йеркес было бы естественней в данных обстоятельствах развернуться и глядеть на нас во все глаза. А они сидели как истуканы, уставившись в свои пульты. Что касается Элис Харт, то либо в ее голосе послышалось облегчение, когда она спросила Вульфа про ошибку, либо я сам ошибся с профессией.
Ее комната стала для нас сюрпризом. Во-первых, просторная, гораздо больше предыдущей комнаты с пультами. Во-вторых, пусть я и не Бернард Беренсон, но все же заметил разные штуки там и сям, а висевшая над камином картина с красно-сине-желтыми пятнами была не просто настоящий Ван Гог, а штука побольше и получше, чем та, что у Лили Роуэн. Я видел, что Вульф глянул на нее, когда укладывался в кресло, кстати оказавшееся ему впору, и я придвинул себе второе, чтоб мы сгруппировались напротив мисс Харт, пристроившейся на кушетке. Сев, она заговорила:
– Так в чем ошибка?
Он покачал головой:
– Инквизитор тут я, мисс Харт, а не вы.
Он показал пальцем на Ван Гога и спросил:
– Откуда у вас эта картина?
Она посмотрела на картину, потом снова на Вульфа:
– Это вас не касается.
– Конечно. Но вот какая ситуация. Вас наверняка расспрашивала полиция и представители следствия, но они действовали в рамках гипотезы, что убийца – Леонард Эш. Поскольку я данную гипотезу отвергаю, то должен найти вместо Эша другого человека и могу позволить себе любую вольность по отношению к вам и прочим лицам, которые могут быть причастны к случившемуся. Возьмем, к примеру, вас и эту картину. Если вы не скажете, где ее взяли, или ваш ответ меня не устроит, я дам задание вполне компетентному человеку, и он все выяснит. Вас все равно выведут на чистую воду. Вопрос в том, что лучше: сделать это здесь и сейчас – мне или же путем долгих и нудных расспросов ваших друзей и сослуживцев, которые будут вести крайне назойливые люди. Если вам предпочтительней второй вариант, не будем терять время, я пойду расспрашивать других.
Элис Харт снова заколебалась. Она так смотрела на Вульфа, что ему не повредил бы личный телохранитель. Но потом она сбавила обороты.
– Какая разница, где я взяла эту картину?
– Скорее всего – никакой. Возможно, вы вообще не представляете интереса. Но эта картина – сокровище, и тут для него довольно странное место. Картина принадлежит вам?
– Да, я ее купила.
– Когда?
– Примерно год назад. Через маклера.
– И обстановка этой комнаты ваша?
– Да. Я люблю вещи, которые… Такая у меня причуда, других нет.
– Давно вы работаете в этой фирме?
– Пять лет.
– Какова ваша зарплата?
Она напряглась, словно натянула поводья.
– Восемьдесят долларов в неделю.
– Для причуд маловато. Наследство? Алименты? Иные доходы?
– Я никогда не была замужем. У меня есть сбережения, и мне захотелось… иметь эти вещи. Если вы пятнадцать лет экономите, то имеете право.
– Конечно имеете… Где вы были в тот вечер, когда погибла Мэри Виллис?
– Ездила в Джерси на машине с приятельницей, Беллой Веларди. Захотелось прохлады, вечер был душным. Вернулись за полночь.
– На вашей машине?
– Нет, Элен Вельц дала нам свой «ягуар».
Брови у меня взлетели, и я заговорил.
– «Ягуар», – сказал я Вульфу, – ничего себе машина. С размахом. С налогами и накладными расходами тянет на четыре тысячи с гаком.
Вульф глянул на меня и снова стал смотреть на нее.
– Разумеется, полиция спрашивала вас, знаете ли вы, у кого был мотив убивать Мэри Виллис. Так вы знаете?
– Не знаю. – Она чуть отпустила поводья.
– Вы с ней были в дружеских отношениях?
– Да.
– Просил вас кто-нибудь из клиентов прослушивать его телефон?
– Конечно нет!
– Знали вы, что мисс Виллис хотела стать актрисой?
– Да, мы все знали.
– А мистер Бэгби говорит, что не знал.
Ее подбородок чуть отвис.
– Он ее начальник. Не думаю, что он был в курсе. Когда вы говорили с мистером Бэгби?
– Никогда. Я слушал его показания в суде. Вы знали, как мисс Виллис относится к Робине Кин?
– Да, это тоже все знали. Мэри копировала Робину Кин в разных ролях.
– Когда она вам сказала, что предупредит Робину Кин о том, что муж собрался ее прослушивать?
Мисс Харт нахмурилась:
– Я не говорила, что она мне об этом рассказывала.
– Но она рассказывала?
– Нет.
– А другим?
– Мисс Веларди. Мэри сказала ей. Можете спросить у нее.
– Спрошу. Вы знаете Гая Унгера?
Вульф вел игру, за которой я видел его неоднократно, – бросал мячи наугад и смотрел, как их отбивают. Хороший способ что-то нащупать, если у тебя ничего нет, но этим можно заниматься целый день, а у нас его не было. Если одной из дамочек в комнате напротив вздумалось доложить о нас в полицию или прокурорским, то гости будут с минуты на минуту. Что до Гая Унгера, то он тоже фигурировал в газетных репортажах. Любовник Мэри Виллис или вроде того – тут точки зрения журналистов разошлись. Мисс Харт сказала, что Гаю Унгеру и Мэри было приятно проводить время вместе, но не более того. То есть по ее мнению. Она не слыхала о каком-либо кризисе в их отношениях, способном побудить Гая Унгера завершить эту дружбу с помощью шнура.
Еще минут пять Вульф продолжал вести ту же игру, кидая разные мячи под разными углами, затем резко встал.
– Прекрасно, – сказал он. – Теперь прощупаем мисс Веларди.
– Я пришлю ее. – Элис Харт вскочила, горя желанием помочь. – Ее комната рядом. – Она тронулась с места. – Вот здесь.
Ей явно не хотелось оставлять нас наедине с Ван Гогом. У ее рабочего столика был замок, с которым я справился бы секунд за двадцать, и очень хотелось приложить к нему руку. Но Вульф пошел за ней из комнаты, и я следом – направо, через холл, к другой открытой двери.
Комната мисс Веларди выглядела по-другому, была поменьше, без Ван Гога и с обыкновенной мебелью. Постель была не убрана, и Вульф с минуту грозно смотрел на нее, затем плавно опустился на стул с потертой обивкой, который был ему маловат, и коротко сказал:
– Осмотрись.
Я посмотрел. У Беллы Веларди все было наперекосяк. Дверь шкафа и большинство ящиков туалета и двух комодов являли щели разной ширины. Одна из причин, по которой я до сих пор не решаюсь жениться, – это риск нарваться на такую вот любительницу щелей. Я встал и распахнул дверь шкафа, но за неимением мачете, чтобы прорубиться сквозь дебри наваленных шмоток, прикрыл дверь до прежней щели и перешел к собранию книг. Стопка бульварных романов лежала на столике, обложка верхнего из них сообщала, что «Одной ошибки много», а на картинке фигурировала крупнокалиберная красотка, застывшая в ужасе перед гориллообразным качком. Была также стопка свежих выпусков «Конного бюллетеня» и газеты «Трек навсегда».
– Благотворительница, – сообщил я Вульфу. – Жертвует деньги на коневодство.
– То есть?
– Играет на скачках.
– Много проигрывает?
– Случается. Сумма зависит от того, на что ставит. Видно, в целом проигрывает не так много, раз выписывает два журнала сразу.
Вульф хмыкнул:
– Выдвини ящики. Пусть, когда она войдет, один будет вытащен до конца. Мне интересно, до какой степени наглости можно дойти с этими созданиями.
Я повиновался. Шесть ящиков б́ольшего комода сплошь заполняла одежда, и я не стал в ней копаться. Хороший осмотр мог, конечно, вскрыть какой-нибудь тайник под кучей нейлона, но времени на него не было. Я задвинул ящики до конца, чтобы продемонстрировать ей свое отношение к щелям. Ящики туалетного столика тоже интереса не представляли. Во втором ящике меньшего комода среди прочего нашлась пачка фотографий, в основном любительских. Без особой надежды просматривая их, я остановился на одном снимке и присмотрелся внимательней. Белла Веларди с подружкой, между ними – какой-то мужчина; все трое стоят в купальных нарядах на фоне океана. Я подошел и протянул снимок Вульфу.
– Кто этот мужчина? – спросил я. – Я тоже читаю газеты и смотрю картинки, но прошло два месяца, можно и ошибиться.
Вульф повернул снимок к окну, чтоб лучше падал свет, и кивнул:
– Гай Унгер. – Он сунул фото в карман. – Найди еще.
– Если найдется, – сказал я и вернулся к коллекции фотографий. – Учтите, с ней может вообще не выйти. Прошло добрых четыре минуты. Либо Элис Харт провела с ней подробный инструктаж, либо они вызвали подмогу, и тогда…
Раздался стук высоких каблуков по голому паркету холла. Я задвинул второй ящик комода и открыл третий, так что, когда Белла Веларди вошла в комнату, я как раз исследовал его содержимое. Неторопливо задвинув ящик, я повернулся к Белле Веларди и приготовился встретить вопль возмущения, но этого не случилось. Судя по бойкому взгляду черных глаз и нахальной физиономии, она вполне могла завопить, но была взволнована чем-то другим. Она решила прикинуться, что не застукала меня над раскрытым ящиком, – что было глупо. В сочетании с другими деталями такая покладистость наводила на мысль: телефонные барышни что-то мутят.
Голос у Беллы Веларди звучал резковато:
– Мисс Харт сказала, вы хотите что-то спросить? – Она подошла и села на край неубранной постели, сплетая пальцы рук.
Вульф смотрел на нее из-под опущенных век.
– Вам известно, что такое гипотетический вопрос, мисс Веларди?
– Конечно.
– Тогда я задам его вам. Если я поручу трем опытным сыщикам выяснить, какую примерно сумму вы проиграли на скачках за этот год, то сколько, по-вашему, времени у них на это уйдет?
– А разве я… – Она захлопала длинными ресницами. – Я не знаю.
– А я знаю. Если повезет, пять часов. Не повезет – пять дней. Вам проще все рассказать. Сколько вы проиграли?
Она снова заморгала:
– Как вы узнали, что я вообще проигрываю?
– Я – никак. Но мистер Гудвин, тоже опытный сыщик, на основании данных печатных изданий пришел к выводу, что вы – заядлый игрок на скачках. В этом случае велик шанс того, что вы ведете запись выигрышей и потерь. – Он повернулся ко мне. – Арчи, твой обыск был прерван. Заканчивай. Попытайся найти записи. – И снова к мисс Веларди: – Встаньте сбоку, если хотите. Мелкая кража исключена.
Я подошел к маленькому комоду. Вульф торопился ковать удачу. Если она проглотит и это, не вызвав копов, значит, даже если она не убийца, то явно имеет уязвимое место и не хочет, чтоб мы до него дотянулись.
Впрочем, она не просто села и смирилась. Когда я взялся за ручку ящика, чтоб потянуть его на себя, Веларди раскрыла рот:
– Слушайте, мистер Вульф. Я вполне готова рассказать вам все, что вы хотите знать. Вполне. – Она наклонилась в его сторону, по-прежнему ломая пальцы. – Мисс Харт сказала не удивляться вашим вопросам, но я все же удивилась и потому занервничала. Не секрет, что я люблю делать ставки, другое дело – их размер… Видите ли, у меня есть друзья, которые, ну, что ли, не хотят, чтобы кто-то знал, что они ставят на лошадей. И они дают мне деньги, чтоб я ставила за них. Выходит долларов сто в неделю, иногда побольше, до двухсот.
Делай она ставки даже не на лошадей, а на каких-нибудь букашек, десять к одному, что она бесстыдно врет. Видимо, расклад у Вульфа был примерно такой же, поэтому он даже не поинтересовался, как зовут ее друзей.
Он едва кивнул:
– Ваше жалованье?
– Всего шестьдесят пять долларов, так что сама я, конечно, не могу ставить много.
– Конечно. Теперь об окнах в первой комнате. Летом, когда одна из вас дежурит в ночное время, они открыты?
Она собралась с мыслями.
– Когда жарко – да. Обычно среднее окно. Если очень жарко, могут открыть все три.
– И шторы подняты?
– Да.
– Пятнадцатого июля было очень жарко. Окна были открыты?
– Не знаю. Меня здесь не было.
– Где вы были?
– Ездила в Джерси на машине с приятельницей, Элис Харт. Захотелось прохлады. Вернулись за полночь.
Поразительно, подумал я. Все совпадает. Одна женщина может лгать убедительно, но две – никогда.
Вульф смотрел на нее в упор.
– Если вечером пятнадцатого июля окна были раскрыты, а шторы подняты, а так оно было почти наверняка, стали бы вы в здравом уме убивать Мэри Виллис – буквально на виду у всех? Как вы считаете?
Она не отреагировала на местоимение.
– Пожалуй, нет. Тогда бы… думаю, нет.
– Значит, эта женщина – или мужчина – предварительно должны были закрыть окно и опустить шторы. Как мог Леонард Эш при данных обстоятельствах проделать все это, не возбудив подозрений у мисс Виллис?
– Не знаю. Наверное, он… Нет, не знаю.
– Наверное, он – что?
– Ничего. Не знаю.
– Вы хорошо знаете Гая Унгера?
– Довольно хорошо.
Ее отлично проинструктировали. Она ждала этого вопроса.
– Вы часто его видели в последние два месяца?
– Нет, очень редко.
Вульф сунул руку в карман, достал фото и протянул ей.
– Когда сделан снимок?
Она встала с кровати и хотела взять карточку, но он не отпустил. Взглянув, она сказала:
– Ах, это! – и снова села. Внезапно ее прорвало, возмущение все-таки вышло на поверхность. – Вы залезли в мой ящик! Что еще вы оттуда взяли? – Она вскочила, дрожа всем телом: – Убирайтесь! Убирайтесь вон отсюда и не смейте приходить!
Вульф положил снимок назад в карман, встал, сказал:
– Пошли, Арчи! Всему же есть предел, – и направился к двери.
Я пошел следом.
Он был на пороге, когда она проскочила мимо меня, вцепилась в его руку и потащила назад.
– Погодите! Я вовсе не хотела. Я такая вспыльчивая. Просто я… Да плевать мне на этот чертов снимок!
Вульф высвободился и довел дистанцию до ярда.
– Когда сделан снимок?
– Недели две назад, в позапрошлое воскресенье.
– Кто вторая женщина?
– Элен Вельц.
– Кто снимал?
– Мужчина, который был с нами.
– Его имя?
– Ральф Инголлс.
– Гай Унгер сопровождал вас или мисс Вельц?
– Ну, мы просто были вместе.
– Глупости. Двое мужчин и две женщины не бывают «просто вместе». Как вы разбивались по парам?
– Ну, Гай с Элен, а Ральф со мной.
Вульф взглянул на оставленное кресло и, видимо, решил, что оно не стоит усилий по передвижению назад.
– Значит, мистер Унгер после гибели мисс Виллис переключился на мисс Вельц?
– Не знаю, насколько он переключился… Кажется, они симпатизируют друг другу.
– Как давно вы здесь работаете?
– В этом офисе – с тех пор, как он открылся, год назад. До этого два года проработала в Трафальгаре.
– Когда именно мисс Виллис сообщила вам о намерении сказать Робине Кин о предложении ее мужа?
Этого вопроса она тоже ожидала.
– В то утро. В четверг, пятнадцатого июля.
– Вы ее поддержали?
– Нет. Я думала, ей просто надо было ему отказать и забыть. Я говорила, что она сама нарывается на неприятности, и они точно будут. Но она так носилась с этой Робиной Кин…
Белла пожала плечами:
– Не хотите присесть?
– Нет, спасибо. Где мисс Вельц?
– Она сегодня выходная.
– Я знаю. Где я могу найти ее?
Она открыла рот и закрыла его. Затем снова открыла:
– Я не уверена… Погодите минутку… – сказала она и зацокала в рабочую комнату. Минуты через две она процокала назад и доложила: – Мисс Харт считает, что она в домике, который снимает на лето в Уэстчестере. Хотите, я позвоню и все выясню.
– Да уж пожалуйста.
Она пошла к выходу, мы за ней. В первой комнате все три девицы сидели за пультами. Пока Белла Веларди говорила мисс Харт, что нужно сделать, пока мисс Харт шла к телефону на письменном столе и набирала номер, Вульф стоял и мрачно смотрел на окна, на коммутаторы, на телефонисток и даже на меня. Когда мисс Харт сказала ему, что Элен Вельц на линии, он подошел к столу и взял трубку.
– Мисс Вельц? Говорит Ниро Вульф. Как вам сказала мисс Харт, я расследую обстоятельства, связанные с убийством Мэри Виллис, и хотел бы повидать вас. У меня есть другие встречи, но я могу их перенести… За сколько времени вы сможете добраться до города? Не сможете?.. Боюсь, до завтра я ждать не смогу… Нет, исключено… Понятно… Вы будете там весь день?.. Прекрасно, так и сделаем.
Он повесил трубку и попросил мисс Харт объяснить мне, как добраться до домика в Уэстчестере. Она пустилась в объяснения, и после Катоны пошли такие сложности, что пришлось достать блокнот. Заодно я записал и номер телефона. Вульф без всяких церемоний пошел прочь. Я вежливо поблагодарил мисс Харт и нагнал его уже на полпути вниз. Выйдя на тротуар, я поинтересовался:
– Такси в Катону?
– Нет, – сказал он ледяным тоном. – В гараж за машиной.
И мы отправились на запад.
Мы стояли у гаража на Тридцать шестой улице возле пересечения с Десятой авеню и ждали, пока Пит выгонит машину. И тут Вульф выдал то, чего я давно ждал.
– Отсюда домой, – сказал он, – идти четыре минуты.
Я хмыкнул.
– Да, сэр, я понял это, еще когда вы говорили по телефону. До Катоны надо ехать, а чтоб ехать, надо иметь машину, а за машиной надо в гараж, а гараж рядом с домом, так что запросто можно для начала пообедать. Придя домой, можно запереть дверь на засов, не подходить к телефону и тогда уж как следует обдумать эту тему с поездкой в Уэстчестер. И потому вы сказали, что поедете в Катону.
– Нет, меня осенило только в такси.
– Я не могу доказать обратное. Зато у меня есть предложение. – Я кивнул на дверь в гараж. – Там внутри телефон. Позвоните сначала Фрицу.
– Думаю, да, – буркнул он, вошел в гараж, сел за стол и набрал номер. Через мгновение он излагал Фрицу, кто он и где он, задавал вопросы и получал ответы, которые его не радовали. Повелев Фрицу отвечать по телефону, что он про нас слыхом не слыхивал и, где мы, понятия не имеет, а также наказав ему не ждать нас домой, пока мы там не окажемся, он повесил трубку. Посмотрел на телефон, а потом на меня.
– Звонили четыре раза: судебный пристав, офис окружного прокурора и два раза – от инспектора Кремера.
– Ну дела, – поморщился я. – Суд и прокуратура – это ладно, лишь бы не Кремер. Стоит вам оказаться в миле от его «личного» трупа, как он прочешет вас с ног до головы. Можно только гадать, какие подозрения породил в нем ваш побег из-под повестки. Давайте вернемся домой. Любопытно, сколько остолопов он поставил напротив дома – одного или двух-трех. Конечно, он может при этом вас захомутать, и тогда вообще никакого обеда не будет, ну да черт с ним.
– Заткнись.
– Да, сэр. А вот и машина.
Как только мы вышли из гаража, коричневый седан подкатил и встал перед нами. Пит вышел из машины и открыл заднюю дверь для Вульфа, который никогда не садится вперед, чтобы при аварии не порезаться осколками ветрового стекла. Я сел за руль, снялся с ручника, включил скорость и нажал на газ.
В это время дня Вестсайдское шоссе не слишком загружено, и к северу от моста Генри Гудзона до шоссе Ривер Соумилл тоже было пусто. Ум, не занятый заботами о дороге, мог отяготиться чем-нибудь другим, знать бы только чем. Я был вовсе не прочь заработать толику благодарности, выудив Леонарда Эша из ямы, но как? Что за ребячество! Сидя в удобном кресле в собственном кабинете, Вульф еще мог как-то держать в узде свою гениальность, но на жесткой скамье судебного зала, бок о бок с надушенной дамой, сознавая, что нельзя встать и уйти домой, он пошел вразнос, и теперь его заклинило. А все переиграть, пойти назад в суд и извиниться он не мог, потому что был чертовски упертый. И домой нельзя. Есть шанс, что, гоняясь за журавлем в небе, он не доедет и до Катоны. Я заметил в зеркале заднего вида быстро нагоняющий нас дорожный патруль и сжал челюсти, и только когда он обогнал нас и умчался вперед, сумел расслабиться и перевести дух. Конечно, осуществлять план «Перехват» ради отлучки какого-то свидетеля – это крайность, но с учетом слабости, которую инспектор Кремер питал к Вульфу, я бы не стал считать это фантастикой.
Я снизил скорость на Хоторнской развязке и сказал Вульфу, что теперь без четверти два и не знаю как он, а я голоден. В ответ на это я получил указание остановиться, раздобыть сыра, крекера и пива и, немного проехав, выполнил его. Вульф съел крекер и выпил пива, но сыр отверг после первой же пробы. Я был так голоден, что в тонкости вкуса не вдавался.
Часы на приборной доске показывали 2.38, когда, следуя указаниям Элис Харт, я свернул с грунтовки в узкий и ухабистый проезд, с двух сторон зажатый кустами, и, выехав на открытое пространство, едва успел затормозить перед ярко-желтым «ягуаром». Влево через подзапущенный газон шла тропинка из гравия. Она упиралась в боковую дверь белого домика с синими ставнями. Когда я вышел из машины, из-за угла дома появились двое. У молодой особы, что шла впереди, рост и фигура были что надо, плюс голубые глаза и копна волос под цвет «ягуара», утянутая желтой резинкой назад.
Она подошла:
– Вы Арчи Гудвин? Я Элен Вельц. Мистер Вульф? Рада познакомиться. Это Гай Унгер. Прошу сюда. Сядем в тени под старой яблоней.
На газетных изображениях двухмесячной давности да и на снимке из ящика Беллы Веларди Гай Унгер совершенно не походил на убийцу – и тем более не тянул на него живьем. Какой-то он был слишком серый. Серые глазки на широком лице, серый костюм, умело подогнанный по фигуре кем-то, кто знал, как можно скрасть покатые плечи, одно из которых было ниже другого. Открой он рот на полную ширину, в него бы влезло не больше пальца.
Яблоня росла здесь, наверное, со времен первых переселенцев, и ее урожай устилал землю далеко вокруг. Вульф покосился на стулья с деревянными спинками, год назад выкрашенными в белое. Выбор был – либо на стуле, либо на корточках, и он пристроился на стул. Элен Вельц спросила, что мы хотим выпить, и предложила четыре варианта, но Вульф отказался – холодно, но вежливо. Это ее как будто не обескуражило. Она уселась на стул напротив, широко и по-дружески улыбнулась ему, а также мне, глянув на меня живыми голубыми глазами.
– Вы не дали мне сказать по телефону, – проговорила она без всякого сожаления. – Мне вовсе не хотелось гонять вас понапрасну. Мне нечего сказать об этой кошмарной истории, о том, что случилось с Мэри. Правда нечего, потому что я ничего не знаю. Я ездила в Саунд кататься на катере. Вам рассказывали?
Вульф хмыкнул:
– Это не то, что меня интересует, мисс Вельц. Такая рутина, как проверка алиби, наверняка уже должным образом проделана полицией, в рамках ее расследования. Я сам заинтересовался делом позднее – надеюсь, не слишком поздно, – и мой напор кому-то может показаться эксцентричным. Кстати, когда сюда приехал мистер Унгер?
– Да он только…
– Одну минуточку!
Унгер взял со стола стоявший перед ним недопитый бокал и держал его двумя руками. Голос у него был не писклявый, как можно было предположить, а густой баритон.
– Забудьте про меня. Я только наблюдатель. Не могу сказать, что равнодушный наблюдатель – потому что я неравнодушен к мисс Вельц, если только она не возражает.
Вульф не удостоил его взгляда.
– Я поясню вам, мисс Вельц, почему я спрашиваю, с какого времени здесь мистер Унгер. Когда я пришел в офис на Шестьдесят девятой улице и стал разговаривать с мисс Харт и мисс Веларди, я вел себя недопустимо – как по форме, так и по существу. Им полагалось осадить меня и указать мне на дверь, они же этого не сделали. Видимо, побоялись, – и я намерен выяснить чего. Я полагаю, вы знаете чего. Я полагаю, после моего ухода мисс Харт позвонила вам еще раз, описала ситуацию и обсудила, как лучше мной манипулировать. Я предполагаю, что мисс Харт или, может быть, вы звонили мистеру Унгеру и он заинтересовался мной настолько, что приехал сюда даже раньше меня. Естественно, все это мне показалось немаловажным. А усилило мои подозрения…
– Все не так, – перебил его Унгер. – Я узнал о том, что вы едете, только десять минут назад, когда приехал сюда. Мисс Вельц пригласила меня провести с ней вечер еще вчера. До Катоны я добрался поездом, оттуда на такси.
Вульф взглянул на него:
– Спорить не буду, мистер Унгер. Но это не смягчает моих подозрений. Наоборот. Думаю, беседа с мисс Вельц пройдет быстрее, если вы удалитесь. Скажем, минут на двадцать?
– Пожалуй, я останусь.
– Тогда не мешайте своими замечаниями.
– Держи себя в руках, Гай, – прикрикнула на него Элен. И улыбнулась Вульфу: – Знаете, что я думаю? Я думаю, он хочет показать вам, какой он умный. Слышали бы вы его, когда я сказала, что сюда едет Ниро Вульф! Он заявил, что вы, конечно, знаменитый мудрец, а он – нет, только он хочет сам в этом убедиться. Что-то в этом духе. Я на ум не претендую. Я просто испугалась.
– Испугались чего, мисс Вельц?
– Вас, мистер Вульф. Я уверена, любой бы испугался, зная, что вы едете его допрашивать.
Она пыталась его разжалобить.
– Не настолько, чтоб звать на помощь! – Вульф на чувства не поддавался. – Наверняка у ваших коллег была возможность осадить меня, как и у вас. Почему вы не воспользуетесь ею? Почему готовы все стерпеть?
– Вот это главный вопрос! – засмеялась она. – Сейчас покажу…
Она поднялась, сделала шаг и дотронулась рукой до его плеча и головы:
– Не хочу упустить шанс прикоснуться к великому Ниро Вульфу. – Снова засмеявшись, она подошла к столу, налила себе здоровую порцию виски, села на стул и залпом осушила добрую половину. Потом встряхнулась и сказала: – Бррр… Вот почему…
Унгер хмуро посмотрел на нее. Не надо было ни мудрости Ниро Вульфа, ни даже ума Гая Унгера, чтобы сообразить, что мисс Вельц находится на грани нервного срыва.
– Но, – сухо сказал Вульф, – ведь и прикоснувшись ко мне, вы продолжаете все сносить. Конечно, мисс Харт сообщила вам, что я возражаю против версии обвинения, согласно которой мисс Виллис убил Леонард Эш, и собираюсь ее опровергнуть. Теперь уже поздно выполнять обычные следственные действия, к тому же они полностью и компетентно проведены полицией и окружной прокуратурой с одной стороны, и защитником мистера Эша – с другой. Поскольку я не могу доказать невиновность Эша, единственное, на что я надеюсь, – это посеять обоснованные сомнения в его вине. Можете вы мне помочь?
– Нет, конечно! Да и каким образом?
– Способ убийства не важен, поскольку шнур всегда под рукой. Но вы можете сообщить о ком-то, имевшем мотив и возможность совершить преступление. Вы ведь можете?
Мисс Вельц хихикнула было, но осеклась, видимо устыдившись: речь идет об убийстве, а ей смешно.
– Виновата, – извинилась она. – Но вы тоже смешной. Как уж на нас давили из прокуратуры, просто проходу не давали, спрашивали все про Мэри и всех ее знакомых и, конечно, расспрашивали, нет ли кого, кто хотел убить ее, кроме этого Эша. Теперь они судят за убийство Эша – они б его не судили, если б не могли доказать его вины! А тут являетесь вы и думаете все узнать от меня за двадцать минут. Такой сыщик, как вы! Ну не смешно ли? Мне лично смешно.
Она взяла стакан, осушила до дна, поморщилась, встала и снова пошла к столу. Гай Унгер опередил ее и забрал бутылку.
– Тебе довольно, Элен, – отрывисто сказал он. – Не налегай.
Она секунду смотрела на него сверху вниз, потом уронила пустой стакан и вернулась к стулу. Вульф смотрел на нее.
– Нет, мисс Вельц, – сказал он, – я не надеюсь за двадцать минут вытащить из вас разгадку преступления. Больше всего я рассчитывал укрепить свою уверенность в том, что вы от меня что-то скрываете, и вы эту уверенность укрепили. Теперь я берусь за работу и, признаюсь, не слишком верю в успех. Может статься, что, истратив все ресурсы, время, мысли и деньги, а также услуги полдюжины опытных сыщиков, я выясню, что предмет, из-за которого все вы так дергаетесь, не имеет никакого отношения к убийству Мэри Виллис и, значит, никаким боком меня не касается. Но я не могу этого знать, пока не выясню, в чем дело. И я это выясню. Если вы считаете, что мое расследование доставит какие-то неудобства вам или остальным, или хуже того, – я предлагаю вам сказать мне сразу. Тогда я…
– Мне нечего вам сказать!
– Ерунда! Вы на грани истерики.
– Ничего подобного.
– Полегче, Элен. – Гай Унгер уставился своими глазками на Ниро Вульфа. – Послушайте, не могу взять в толк… Как я понимаю, вам нужно что-то, чтоб вывести Леонарда Эша из-под обвинения в убийстве. Правильно?
– Да.
– И все?
– Да.
– А вы не скажете, вас нанял адвокат Эша?
– Нет.
– А кто?
– Никто. Отвращение к роли свидетеля обвинения и параллельно – сомнение в вине мистера Эша.
– Почему вы усомнились в его вине?
Плечи Вульфа чуток поднялись и сразу опустились.
– Интуиция. Противоречивость.
– Понятно… – Унгер сжал свой ротик, который и сжимать-то не надо было. – Стреляете наудачу… – Он подался вперед и добавил: – Поймите, я не спорю, это ваше право. Конечно, у вас нет никакого статуса, вы же сами сказали: вас никто не нанимал, но если мисс Вельц пошлет вас к черту, вы от нее все равно не отвяжетесь, раз решили поехать сюда. Она ответит на все, что имеет какое-то отношение к убийству, и я тоже. Мы все сказали полиции и окружной прокуратуре, почему б не сказать вам? Вы и меня рассматриваете в качестве подозреваемого?
– Да.
– Ладно. – Он откинулся назад. – Я познакомился с Мэри Виллис год назад, чуть больше. Несколько раз водил ее в разные места, сначала раз в месяц, потом, может, чуть чаще – в ресторан или на шоу. Мы не были помолвлены, не собирались пожениться, ничего такого. В последнюю неделю июня, ровно за две недели до смерти, у нее были отгулы, и мы вчетвером решили поплавать на моем катере – вверх по Гудзону и по озеру Шамплейн. Двое остальных – мои друзья, мужчина и женщина, назвать вам имена?
– Нет.
– Так я оказался на снимке, фигурировавшем в деле об убийстве, – из-за недельной поездки на моем катере, которую она совершила незадолго до того… На самом деле, что такого, мы просто съездили вместе отдохнуть. Но когда ее убили, полиция прикинула, что я – неплохой кандидат. В моих отношениях с Мэри не было ровно ничего, что могло бы заставить меня желать ее смерти. Есть вопросы?
– Нет.
– Если бы они и откопали мотив, все равно бы далеко не продвинулись, потому что я точно не убивал ее вечером пятнадцатого июля. Это был четверг. В пять часов дня я плыл на своем катере по реке Гарлем, потом вошел в канал и в десять часов вечера спал в том же катере на якорной стоянке возле Нью-Хейвена. Со мной был мой приятель Ральф Инголлс, его жена и мисс Элен Вельц. Конечно, полиция все это проверила, но, может, вам не нравится, как они проверяют алиби. Ради бога, проверяйте сами, если хотите. Есть вопросы?
– Один-два. – Вульф поерзал на твердых досках стула. – Чем вы занимаетесь?
– Господи! Вы что, газет не читаете?
– Читаю. Но они писали об этом несколько недель назад и, насколько я помню, как-то туманно. Брокер, кажется. Биржевой маклер?
– Независимый предприниматель. Практически любые посреднические операции.
– У вас есть офис?
– Он мне не нужен.
– Вы выступали посредником при каких-либо операциях, связанных с АО «Бэгби на линии»? При каких-либо сделках?
Унгер вскинул голову:
– Что за странный вопрос! Почему вы спрашиваете?
– Потому что подозреваю, что ответ – да.
– Почему? Просто из любопытства.
– Так, мистер Унгер… – Вульф поднял ладонь. – Раз уж вам довелось про меня слышать, вы, наверное, знаете, что я не люблю ездить на машине, даже когда за рулем сидит мистер Гудвин. Неужели вы думаете, что я отправился сюда на экскурсию просто наобум? Если вопрос вызывает у вас затруднение, можете не отвечать.
– Затруднений не вызывает. – Унгер повернулся к столу, налил себе в стакан на палец виски, добавил на два пальца воды из сифона, поболтал, сделал глоток, за ним второй, потом наконец поставил бокал и вернулся к Вульфу.
– Я скажу вам, – заговорил он другим тоном. – Вся эта история чертовски глупа. Мне кажется, вы вбили себе в голову какую-то дичь, бог знает что, и я хочу поговорить с вами с глазу на глаз. – Он встал. – Давайте пройдемся.
Вульф покачал головой:
– Не люблю разговаривать на ходу. Если вам надо что-то сказать без свидетелей, то мисс Вельц и мистер Гудвин могут нас покинуть. Арчи?
Я встал. Элен Вельц посмотрела снизу вверх на Унгера, затем на меня и медленно встала со стула.
– Пойдемте нарвем цветов, – предложил я. – Мистер Унгер хочет, чтобы я был на виду, но вне зоны слышимости.
Она тронулась с места. Мы пошли по яблоневым паданцам и по паданцам еще каких-то деревьев и оказались на поляне, где трава и прочая растительность доходили до колена. Она шла впереди.
– Ну, лютики я знаю, – сказал я ей в спину, – а эти синие как называются?
Ответа не последовало. Через сотню ярдов я повторил попытку:
– Мы далеко, – разве что он станет кричать в рупор.
Она шагала дальше.
– Последний звонок! – сказал я. – Согласен: только маньяк способен броситься на мистера Вульфа в подобных обстоятельствах, но вдруг он и есть маньяк? Я давно понял: люди, причастные к делу об убийстве, способны на все.
Она с ходу развернулась:
– Он не причастен к делу об убийстве!
– Пока мистер Вульф не определится – причастен.
Она рухнула в траву, скрестила ноги, уткнула лицо в ладони и затряслась. Я стоял и смотрел вниз, ожидая соответствующего звукового сопровождения, но его не последовало. Она просто лежала и тряслась, что выглядело довольно нелепо. Прождав с полминуты, я присел возле нее на корточки, прочно зафиксировал ее голую лодыжку и веско произнес:
– Так ничего не выйдет. Откройте клапан и выпустите пар. Растянитесь на земле, брыкайтесь, вопите. Если Унгер решит, что дело во мне и прибежит на помощь, – у меня будет повод ему врезать.
Она что-то пробормотала. Ладони приглушали звук, но слышалось что-то вроде:
– Господи, помоги мне!
Тряска перешла в дрожь, дрожь постепенно стихала. Когда она снова заговорила, звучало уже понятней:
– Больно ноге! – сказала она, и я ослабил хватку, а там и вовсе убрал руку с лодыжки. Она отняла ладони от лица и подняла голову.
Щеки ее пылали, но глаза оставались сухими.
– Господи, – сказала она, – как было бы чудесно, если бы вы крепко обняли меня, прижали к себе и сказали: «Все в порядке, милая, я справлюсь со всеми проблемами, – просто положись на меня». Как было бы замечательно!
– Можно попробовать, – согласился я, – вы только вкратце объясните, с чем справляться. Крепко обнять – вообще не проблема. Так как?
Она пропустила мои слова мимо ушей.
– Господи, – горько сказала она, – что я за дура. Вы видели мою машину? Мой «ягуар»?
– Да, видел. Классная машина.
– Я сожгу ее. Как поджигают машину?
– Облейте бензином, и внутри тоже, поднесите спичку и быстро отпрыгните назад. И хорошенько подумайте, что скажете страховой компании, а то окажетесь в тюрьме.
Она снова пропустила все мимо ушей.
– Не в машине дело, у меня есть куча других вещей. Мне просто необходимо было их иметь. Почему я не завела мужа? Хоть дюжину можно было выбрать – так нет. Хотела быть самостоятельной. Надо было, чтоб «ягуар» был мой собственный. А теперь вот я, а вот вы, человек, которого я никогда прежде не видела, и какое бы было счастье, если б я могла на вас положиться. Говорю вам, дело дрянь.
– Ну что ж. – Я ей сочувствовал, но головы не терял. – Зря вы считаете себя таким уж плохим товаром. А каковы условия сделки?
Она повернулась и посмотрела за поляну, в сторону дома. Вульф и Унгер сидели на стульях под яблоней, явно понизив голоса до шепота, потому что до нас не долетало ни звука, а слух у меня хороший.
Она снова повернулась ко мне:
– Это блеф? Он пытается что-то из нас выжать страхом?
– Не совсем. Если ему удастся что-то выжать страхом, отлично. Если нет, выжмет более жестко. Если есть, что узнать, – он узнает. Так что если вы сидите на крышке и не хотите, чтоб ее открыли, то мой вам совет – слезайте, или будет больно.
– Мне уже больно.
– Будет больнее.
– Могу себе представить.
Она дотянулась до одного из голубых цветочков и сорвала его вообще без стебля.
– Вы спрашивали, что это за цветы. Это васильки, – у меня глаза такого же цвета.
Она смяла цветок и отбросила его в сторону.
– Я уже решила, что делать. Потому-то я и пришла сюда с вами. Который час?
Я взглянул на запястье:
– Четверть четвертого.
– Погодите. Четыре… Пять часов… Где можно увидеть Ниро Вульфа в городе около девяти?
По давней привычке я чуть было не сказал: «В офисе», но припомнил, что это запретная территория.
– Его адрес и номер телефона есть в справочнике, но сегодня вечером его может не быть на месте. Позвоните и спросите Фрица, скажите, что вы – Дама червей, и он вам ответит, где мистер Вульф. Если не представитесь Дамой червей, он вам ничего не скажет, потому что мистер Вульф терпеть не может, когда его отвлекают вне дома. Но почему бы не сэкономить время и хлопоты? Вы явно решили что-то ему сказать, и он здесь. Ну же, скажите ему прямо сейчас.
Она покачала головой:
– Не могу. Духу не хватает.
– Из-за Унгера?
– Да.
– Если он просил мистера Вульфа поговорить с ним с глазу на глаз, почему бы вам не сделать так же?
– Говорю вам: духу не хватает.
– Мы уедем и вернемся, как только Унгер исчезнет.
– Он не торопится уезжать. Он вернется в город вместе со мной.
– Тогда наговорите все на пленку, а вместо магнитофона используйте меня. Положитесь на мою память. Обещаю, что все передам мистеру Вульфу слово в слово. К вечеру, когда вы позвоните, он успеет…
– Элен! Элен! – Унгер уже звал ее.
Она забарахталась, я вскочил и подал ей руку. Мы двинулись по лужайке, и она сказала почти шепотом:
– Если вы ему скажете, я буду все отрицать. Вы ему скажете?
– Вульфу – да, Унгеру – нет.
– Если скажете, я буду все отрицать.
– Тогда не скажу.
Когда мы подошли, они поднялись со стульев. Выражение лиц свидетельствовало о том, что пакт о взаимном ненападении не подписан, но следов сражения не было. Вульф сказал:
– Арчи, здесь все дела сделаны, – и пошел прочь.
Никто ничего не добавил, выглядело все несколько натянуто. Идя следом за Вульфом вокруг дома к лужайке, я увидел, что придется сильно маневрировать, чтобы не зацепить «ягуар». Поэтому пришлось выезжать задом сквозь кусты до проселочной дороги, где я смог развернуться.
Когда мы проехали с полмили, я обратился к сидящему сзади пассажиру:
– Есть кое-что для вас.
– Остановись где-нибудь, – приказал Вульф громче, чем это было необходимо, – я не могу разговаривать в такой обстановке.
Чуть дальше оказался съезд с дороги и место под деревом, я свернул и припарковался. Повернувшись к Вульфу, я сказал:
– Рыбка клюнула, – и передал слова Элен Вельц.
Он поднял бровь, а когда я закончил, нахмурился еще больше.
– Дьявол! – прорычал он. – Она же в панике, ее вот-вот прорвет.
– Не исключено, – согласился я. – И что? Вернуться и попробовать еще разок? Только напишите мне сценарий.
– Тьфу ты! Я не сказал, что у меня вышло бы лучше. Это ты спец по хорошеньким дамочкам. Она убийца и в панике ищет выход? Или что она такое?
Я покачал головой:
– Я пас. Она пытается выкарабкаться, это точно, но из чего конкретно – догадаюсь только с шестой попытки…. А чего хотел Унгер этим своим «с глазу на глаз»? Тоже выкарабкивался?
– Да. Предлагал деньги – пять тысяч долларов, потом десять.
– За что?
– Четко не сформулировал. Разовая оплата следственных действий. Грубовато для человека с мозгами.
– Черт меня подери, – усмехнулся я, – мне часто приходит в голову, что вам неплохо бы почаще выбираться из дому. Вы только пять часов назад в поисках справедливости покинули трибунал, а уже отвергли предложение прибрать десять кусков. Конечно, может, это никак не связано с убийством. И что вы ему ответили?
– Что с гневом отвергаю попытку подкупить меня.
Мои брови поползли вверх:
– Он же был в панике, его бы вот-вот прорвало. Что ж вы его не дожали?
– Не хватило времени. Я сказал, что собираюсь завтра утром явиться в суд.
– Завтра? – Я вытаращил глаза: – Но с чем, бога ради?
– Как минимум с попыткой ввести следствие в заблуждение. А если паника мисс Вельц не рассосется, то, возможно, и с чем-то получше. Хотя я не знал об этом в момент разговора с Унгером.
Я взвесил сказанное.
– Угу, – сказал я в итоге, – день был тяжелый, скоро наступит темнота и время ужина, а раз вы решили завтра явиться в суд, значит, можно вернуться домой. Ладно, я вас доставлю туда к пяти.
Я повернулся и протянул руку к ключу зажигания. Но едва я коснулся его, как меня остановил голос Вульфа:
– Домой не едем. Мистер Кремер поставит у дома человека на всю ночь, может, даже с ордером на арест. Не хочу рисковать. Я думал об отеле, но и это небезопасно, а теперь, когда мисс Вельц хочет меня видеть, об отеле не может быть речи. Квартира Сола удобно расположена?
– Удобно, только там всего одна кровать. А вот у Лили Роуэн в пентхаусе места сколько угодно, и она встретит нас с распростертыми объятиями. Особенно вас. Помните, как она опрыскала вас французскими духами?
– Помню, – сказал он холодно. – Как-нибудь устроимся у Сола. Кстати, он может пригодиться нам для разных поручений. Сначала, конечно, надо ему позвонить. Вперед. Едем в город.
Он взялся за ремень. Я завел мотор.
Много лет – куда больше, чем у меня пальцев, – инспектор Кремер из отдела убийств мечтал посадить Вульфа в кутузку хотя бы на одну ночь, и тут он был, как никогда, близок к цели. И даже достиг бы ее, если б я не рискнул лишней монеткой. Позвонив Солу Пензеру, а также Фрицу из аптеки в Вашингтон-Хайтс, я набрал редакцию «Газетт» и позвал к телефону Лона Коэна.
Услыхав мой голос, он сказал:
– Ага. Откуда звонишь – из тюремной камеры?
– Если сказать откуда – ты станешь соучастником. Наше отсутствие не прошло незамеченным?
– Точно, город волнуется. Ревущая толпа разнесла здание суда. Мы тиснули в номер неплохой портрет Ниро Вульфа, а вот твоего свежего портрета нету. Не зайдешь в студию на пять минут?
– А как же. С радостью. Я-то звоню, потому что поставил на спор. Выдан на нас ордер или нет?
– Ты чертовски прав – выдан. Судья Корбетт после обеда первым делом подписал его. А давай, Арчи, я пришлю к тебе человека…
Я поблагодарил за такую честь и повесил трубку. Если бы я не потратил лишней монетки и не узнал про ордер, мы б не приняли особых мер предосторожности, подъезжая к дому Сола на Восточной Тридцать восьмой улице, и тут же угодили бы в лапы сержанта Пэрли Стеббинса. Тогда вопрос, где ночевать, решился б сам собой.
Было почти восемь. Мы с Вульфом съели по три порции мяса в остром соусе в небольшой забегаловке на Сто семидесятой, где некто Дикси недурно умеет его готовить, и я сделал не менее дюжины звонков, разыскивая Джимми Донована, адвоката Леонарда Эша. Дело можно было решить проще, если б я передал адвокату, что Ниро Вульф имеет к нему срочное дело, и дал бы местный номер телефона. Но это было неразумно, поскольку любой адвокат обязан служить закону, а Донован знал, что на Вульфа выдан ордер, не говоря обо мне. В итоге я так и не дозвонился, и, пока мы тащились в пробке по Тридцать восьмой улице, хмурая физиономия Вульфа в зеркале заднего вида не слишком оживляла мизансцену.
Я планировал высадить его возле дома Сола где-то между Лексингтон и Третьей авеню, найти место для парковки и потом прийти туда же. Но едва я свернул и собрался притормозить, как заметил на тротуаре знакомую широкоплечую фигуру и перенес ногу с тормоза на газ. К счастью, в потоке машин появился просвет, и светофор на Третьей авеню переключился на зеленый, так что я проскочил перекресток, нашел место для парковки, не вызвав дорожного коллапса, и повернулся к Вульфу:
– Я проехал, потому что как-то раздумал идти к Солу.
– Раздумал! – вид у Вульфа был грозный. – Что за дребедень…
– Не дребедень. Сержант Пэрли Стеббинс крутится как раз у входа. Слава богу, темно, а то б он нас заметил… Куда едем?
– У входа в дом Сола?
– Да.
Короткое молчание.
– А ты и рад, – сказал Вульф с обидой.
– До чертиков!.. Скрываюсь от правосудия. Так-то я собирался посидеть на стадионе «Поло Граундс», посмотреть матч. Теперь куда?
– Черт, а ты сказал Солу насчет мисс Вельц?
– Да, сэр. Я сказал Фрицу, что если позвонит Дама червей, то ей надо перезвонить Солу, а Солу объяснил, что вы охотней проведете час наедине с мисс Вельц, чем с голубой орхидеей. Вы же знаете Сола!
Снова молчание. Прервал его Вульф:
– Ты знаешь адрес мистера Донована?
– Наверняка. Восточная Семьдесят восьмая улица.
– Сколько туда ехать?
– Десять минут.
– Вперед.
– Да, сэр. Сидите и расслабляйтесь, – сказал я и врубил газ.
В это вечернее время дорога заняла всего девять минут, и я даже сумел припарковаться в том же квартале, между Мэдисон и Парк-авеню. Когда мы подходили к дому, постовой посмотрел на нас дважды, но габариты и походка Вульфа оправдывали это внимание без всякого добавочного стимула. Просто нервы у меня шалили. Дом был с тентами от солнца, с привратником, и холл весь в коврах. Я небрежно сказал привратнику:
– К Доновану. Нас ждут.
Но тот стоял на пути.
– Да, сэр. Только мне даны указания… Ваше имя, простите?
– Судья Вульф, – сказал ему Вульф.
– Простите, один момент.
И он скрылся за дверью.
Моментов прошло штук пять, пока он вернулся с кучей вопросов на лице, но не задал их, а повел нас к лифту.
– Этаж двенадцать, квартира Б, – сказал он.
На двенадцатом этаже нам не пришлось разыскивать квартиру Б, потому что дверь в конце площадки была распахнута настежь и на пороге стоял Джимми Донован собственной персоной. В нарукавниках, без галстука, он больше походил на вахтера, нежели на чемпиона адвокатуры, да и голос его звучал соответственно, когда он пробормотал:
– Так это вы……э? Что это за шутки? Судья Вульф?
– Никаких шуток. – Вульф был учтив, но лаконичен. – Хотелось избежать вульгарного любопытства. Мне нужно было вас видеть.
– Вам нельзя меня видеть. Это в высшей степени некорректно. Вы свидетель обвинения, и, кроме того, на вас выдан ордер. Я обязан доложить.
Он был совершенно прав. Все, что ему полагалось сделать, – это захлопнуть дверь у нас перед носом, пойти к телефону и позвонить в прокуратуру. Единственное мое предположение, почему он не сделал этого, – это то, что он готов был отдать последнюю рубашку и завязаться двойным узлом, лишь бы узнать, что задумал Вульф. Дверь он не захлопнул.
– Я здесь не в качестве свидетеля обвинения, – сказал Вульф, – Не собираюсь обсуждать с вами свои показания. Вы знаете, что ваш клиент, Леонард Эш, приходил ко мне в июле и пытался нанять на работу, но я отказался. Я выяснил кое-какие факты в связи с тем, о чем он меня тогда просил, – ему следует знать их, и я намерен их ему сообщить. Сказать вам больше было бы некорректно, но еще некорректней утаивать их от него. Ведь он обвиняется в преднамеренном убийстве!
Я просто видел, как за глазами Донована шевелятся мозги.
– Это нереально! Вы же, черт возьми, знаете, что его нельзя увидеть.
– Можно, если вы это устроите. Ради этого я и приехал. Вы – его адвокат. Удобней всего завтра рано утром, до заседания суда. Вы, разумеется, если хотите, можете присутствовать, но полагаю, вы решите воздержаться. Двадцати минут общения хватит вполне.
Донован кусал губы:
– Я не могу спросить вас, что именно вы намерены сообщить моему подзащитному?
– Естественно. До завтрашнего утра я не появлюсь на свидетельском месте, где вы имеете право подвергнуть меня перекрестному допросу.
– Нет, не будет этого, – прищурился адвокат. – Я не могу устроить для вас свидание, об этом не может быть и речи. Зря я стал с вами разговаривать. Я выполню свой долг и утром доложу все судье Корбетту. До свидания, джентльмены.
Он попятился назад и закрыл дверь, но не хлопнул ею, что было очень любезно с его стороны. Мы вызвали лифт, спустились, вышли на улицу и вернулись в машину.
– Ты звонишь Солу, – сказал Вульф.
– Да, сэр. Слова о том, что он утром доложит судье, означают, что он не станет звонить в прокуратуру прямо сейчас, – но вдруг передумает? Я бы сначала отъехал на пару кварталов, а потом позвонил.
– Прекрасно. Ты знаешь адрес миссис Эш?
– Да, Семьдесят третья улица.
– Поезжай в том направлении. Мне надо увидеть ее, так что позвони и назначь встречу.
– То есть сейчас.
– Да.
– Плевое дело… Она небось как раз сидит дожидается, не заглянет ли пара чокнутых сыщиков. Мне быть кем – судьей Гудвином?
– Нет, мы – это мы.
Удаляясь от центра по Парк-авеню, потом на восток по Семьдесят четвертой и далее через квартал на запад по Семьдесят третьей, я обдумывал подходы к Робине Кин. Не дав конкретных указаний, Вульф поручил это мне, так что выпутываться следовало самостоятельно. Я прикинул парочку комбинаций, но к тому времени машину удалось втиснуть в единственно свободное место на отрезке от Лексингтон до Мэдисон-авеню, и я решил, что лучше не мудрить. Спросив у Вульфа, нет ли каких пожеланий, и получив отрицательный ответ, я прошел по Лексингтон-авеню до аптеки, где имелся телефон.
Сначала я позвонил Солу Пензеру. О Даме червей не было ни слуху ни духу, но ведь она говорила о девяти, а сейчас было только без четверти. Сержант Стеббинс заходил и ушел. Он сказал, что полиция обеспокоена исчезновением Ниро Вульфа, потому что он важный свидетель в деле об убийстве и они боятся, как бы с ним чего не случилось, тем более, Арчи Гудвин тоже исчез. И умолчал о том, что инспектор Кремер подозревает Вульфа в бегстве из трибунала с коварным намерением поломать все дело и потому хочет поскорее наложить на него лапу. (А не звонил ли вам Вульф? Не знаете ли вы, Сол, где тот находится? Ведь и на Вульфа, и на Гудвина – на обоих выдан ордер!) Сол, естественно, ничего не знал, после чего Пэрли изрек еще пару мудрых истин и отвалил.
Я набрал другой номер и, когда мне ответил женский голос, сказал, что хотел бы поговорить с миссис Эш. Там возразили, что миссис Эш отдыхает и не может подойти к телефону. Я сказал, что звоню от Ниро Вульфа, что дело срочное и чрезвычайно важное. Мне повторили, что миссис Эш абсолютно не в состоянии подойти. Я спросил, слыхали ли там про Ниро Вульфа, и мне ответили: «Конечно». «Прекрасно, – сказал я, – передайте миссис Эш, что ему надо видеть ее немедленно, он может прийти через пять минут. Больше по телефону ничего говорить не буду, – сказал я, – разве что добавлю, что в случае отказа от встречи она будет жалеть об этом до конца своих дней». Голос попросил не вешать трубку и исчез так надолго, что я стал жалеть, что не выбрал другую комбинацию. Но как только я потянулся к двери – впустить в будку порцию воздуха, как голос вернулся и сообщил, что миссис Эш примет мистера Вульфа. Я попросил дать соответствующие указания швейцарам на входе, повесил трубку, вышел, вернулся в машину и сказал Вульфу:
– Порядок. Только вы не подкачайте, а то я ей такого наговорил. От Элен Вельц ни слова. Стеббинс тупо задал пару вопросов и получил на них заслуженный ответ.
Он выбрался из машины, и мы пошли к дому. Этот дом был меньше и еще элегантней – даже ковролина не было. Швейцар был вылитый Лоуренс Оливье, а лифтер – его старший брат. Держались они строго, но ничего личного. Высадив нас на шестом этаже, лифтер еще постоял с открытой дверью, пока мы не звонили, дверь в квартиру не открылась и нас не пригласили войти.
Впустившая нас женщина была не вылитая актриса Филлис Джей, а просто она самая. Не раз выкладывая по четыре сорок, а то и по пять с половиной долларов, чтобы посмотреть на нее из партера, я при иных обстоятельствах высоко оценил бы бесплатный просмотр с близкого расстояния, но тут мысли были заняты другим. Да и у нее тоже. Разумеется, она работала на публику – актрисы иначе не могут, но без гламура, поскольку по роли он не полагался. Она играла верного друга, опору в беде – и, не выходя из образа, приняла у Вульфа шляпу и трость, проводила нас до большой гостиной, миновала ее и ввела нас через арочный проем в комнату поменьше.
Робина Кин сидела на кушетке и поправляла прическу. Вульф остановился в трех шагах и кивнул. Она взглянула на него, мотнула головой, как будто отгоняла муху, провела пальцами по глазам и снова посмотрела на Вульфа.
– Я буду в студии, Робби, – сказала Филлис Джей, точно выдержав паузу для просьбы остаться и не услышав ее, после чего развернулась и вышла.
Миссис Эш пригласила нас сесть, и я, пододвинув стул для Вульфа, уселся неподалеку.
– Я смертельно устала, – сказала она. – Вокруг пустота, полная пустота. Кажется, никогда еще… Но в чем дело? Конечно, это как-то связано с мужем?
Либо знаменитые переливы ее голоса были врожденными, либо она использовала их так давно и так часто, что не могла говорить по-другому. Судя по виду, ей здорово досталось, а голос звучал с переливами.
– Постараюсь быть предельно кратким, – сказал ей Вульф. – Вы знаете, что я встречался с вашим мужем? Что он заезжал ко мне как-то в июле?
– Да, знаю. Теперь мне об этом известно все.
– Для дачи показаний о нашем тогдашнем разговоре я был вызван в суд прокуратурой штата. Сегодня в зале, когда я ждал своей очереди, мне пришла в голову одна мысль, которая, по-моему, достойна проверки, а поскольку она может послужить на пользу вашему супругу, проверка не терпела отлагательств. Поэтому я покинул суд вместе со своим помощником мистером Гудвином и посвятил этой мысли весь день.
– Что это за мысль? – Она сжала руки в кулаки и уперлась в кушетку.
– Об этом позже. Мы продвинулись вперед и, возможно, вечером добьемся дальнейших успехов. Но независимо от этого я уже располагаю информацией, весьма ценной для вашего супруга. Она если и не снимет с него вину полностью, то, по крайней мере, посеет в умах присяжных достаточно сомнений, чтобы они его оправдали. Проблема – как довести информацию до присяжных. Чтобы она приобрела форму четкого доказательства, понадобится сложное и длительное расследование, но я придумал путь короче. Для этого мне нужно поговорить с вашим мужем.
– Но ведь он…. Как же можно?
– Нужно. Я только что заезжал с просьбой организовать эту встречу к его адвокату, мистеру Доновану. Я знал, что тот не возьмется, и сделал это, скорее упреждая ваши действия. Я знал, что, если обращусь к вам, вы предложите прежде посоветоваться с ним, а тут, как видите, рассчитывать на него бессмысленно. Я уклонился от суда, и на меня выдан ордер. Кроме того, в соответствии с повесткой, я обязан явиться в суд как свидетель обвинения, и для защитника некорректно даже общаться со мной, не то что устраивать беседу с подзащитным. Вам же, супруге человека, чья жизнь зависит от решения суда, это не запрещается. У вас широкий круг знакомств и огромное личное обаяние. Получить разрешение на свидание с мужем – завтра утром до начала суда – задача для вас не слишком сложная и наверняка реализуемая, и вы сможете взять меня с собой. Двадцати минут более чем достаточно, хватит десяти. При просьбе о свидании обо мне не упоминайте, это важно, просто возьмите меня с собой, и дальше – по обстоятельствам. Если не получится, пойдем другим путем… Вы мне поможете?
Она нахмурилась:
– Не понимаю… Вы просто хотите с ним поговорить?
– Да.
– Что вы хотите ему сказать?
– Вы услышите это завтра утром одновременно с ним. Конструкция сложная и довольно непрочная… Рассказать вам сейчас – значит поставить под удар мой план донести все до сведения присяжных, а я не хочу рисковать.
– Но скажите хотя бы, о чем речь. Обо мне?
Вульф расправил плечи, набрал побольше воздуха и с шумом выдохнул.
– Вы только что сказали, что смертельно устали, сударыня. Я тоже. Вы интересовали бы меня только в том случае, если бы я считал вас причастной к убийству Мэри Виллис, а это не так. В значительной степени рискуя своей репутацией, самоуважением и, возможно, личной свободой, я предпринимаю шаги, которые могут помочь вашему мужу, и прошу вас о содействии, – но эта просьба не связана для вас с каким-либо риском. Вам терять нечего, а вот мне – есть что. Конечно, я исхожу из предположения, которое может оказаться и ложным. Оно в том, что, независимо от того, искренне вы преданы мужу или нет, вы не хотите, чтоб его осудили за убийство. Я не гарантирую, что нашел ключ, который откроет ему дверь на свободу, однако я в таких делах не новичок.
Она сжала челюсти.
– Напрасно вы так… – Переливы из голоса исчезли. – Искренне ли я предана мужу… Мой муж нормальный человек, но действовал как безумец. Я нежно люблю его и хочу… – Она сжала челюсти крепче. – Я очень его люблю. Да, я не хочу, чтобы его осудили за убийство. Вы правы, мне терять нечего, теперь мне нечего терять. Но, если я это сделаю, надо сообщить мистеру Доновану.
– Нет. Не говорите. Он не только наложит запрет, он донесет. Информация только для вас.
Она разжала кулаки и расправила плечи.
– Мне казалось, я слишком устала от жизни, – голос снова звенел и переливался, – и кажется до сих пор, но когда есть дело – все-таки легче.
Она поднялась с кушетки и теперь стояла перед нами.
– Я сделаю все. Вы сами сказали, у меня широкий круг знакомых. Все получится. А вы идите и добивайтесь дальнейших успехов, – об этом не беспокойтесь. Как я могу с вами связаться?
Вульф повернулся ко мне:
– Арчи, телефон Сола.
Я записал телефон на листке блокнота, подошел и отдал ей. Вульф поднялся:
– Я пробуду там всю ночь, миссис Эш, до девяти утра, но, надеюсь, все случится раньше.
Не уверен, что она его слышала. Ее мозг так обрадовался полученному заданию, что она полностью позабыла про нас. Она, конечно, проводила нас до площадки, но сама при этом как бы и не присутствовала. И захлопнула дверь, едва я вышел за порог.
Мы вернулись к машине и направились по Парк-авеню назад к центру. Вряд ли Пэрли Стеббинсу вздумалось нанести Солу второй визит, но я все же остановился за пару кварталов, чтоб позвонить по телефону, и Сол ответил, что он один. Маловероятно, чтобы Стеббинс оставил человека дежурить снаружи, но я все же притормозил за двадцать ярдов до дома и не торопясь осмотрелся. Чуть далее нашелся просвет между машинами, припаркованными у тротуара. Я пристроил туда автомобиль и снова хорошенько осмотрелся, прежде чем распахнуть дверцу и выпустить Вульфа. Мы пересекли улицу, вошли в вестибюль и нажали кнопку.
Когда мы вышли из лифта на пятом этаже, Сол уже стоял и встречал нас. Думаю, кому-то Сол Пензер покажется просто носатым коротышкой, который опять забыл побриться, но зато кому-то другому, включая меня и Вульфа, известно, что он лучший оперативник широкого профиля. До этого Вульф не бывал в его квартире, но мне за эти годы не раз доводилось сиживать здесь субботними вечерами: нас собиралось человек пять, и мы по-дружески резались в покер.
Войдя, Вульф остановился и посмотрел вокруг. Комната была большая, из освещения – два торшера и пара настольных ламп. По одной стене – окна, стена напротив – сплошь книжные стеллажи, а между ними стены с картинами и полками, забитыми всякой всячиной – от каменных глыб до моржовых клыков. В дальнем углу виднелся рояль.
– Хорошая комната, – сказал Вульф. – Подходит. Поздравляю. – И пошел к стулу, который наиболее соответствовал идее как следует усесться, вертевшейся у него в мозгу весь день.
– Который теперь час?
– Без двадцати десять.
– Та женщина звонила?
– Нет, сэр. Выпьете пива?
– Естественно. Давайте.
В последующие три часа он оприходовал семь бутылок. Он также справился со своей долей печеночного паштета, селедки, осетрины, маринованных грибов, тунисской дыни и трех сортов сыра. Сол как хозяин здорово раскошелился, хотя по натуре был не мот. Конечно, Вульф в первый раз ел под его крышей, а может, и в последний, и тот, понятное дело, решил не скупиться на жратву, но три сорта сыра, думаю, дались ему нелегко. К субботе они точно выйдут ему боком.
Насчет спанья особо похвастаться было нечем. Но раз хозяин – Сол, то это его проблема, и он решил ее так: Вульфа в спальню, меня на диван в гостиной, а сам лег на пол, – я счел это вполне разумным.
Однако без четверти час мы еще не ложились. Нельзя сказать, чтоб время тянулось томительно долго, но, несмотря на еду, питье и три сыгранные ими зажигательные партии в шашки – все вничью, нас одолевала зевота. Мы не ложились, потому что ждали вестей от Элен Вельц, слабая надежда еще оставалась. Все прочее было улажено. Робина Кин отзвонилась сразу после полуночи и сообщила Вульфу, что свидание разрешили. Они с ним встретятся в полдевятого на Центр-стрит, 100, комната номер 917. Вульф спросил меня, что это за комната номер 917, но я не знал. Он откинулся на спинку стула и посидел немного с закрытыми глазами, после чего выпрямился и сказал Солу, что готов к третьей партии в шашки.
Без четверти час он встал со стула, зевнул, потянулся и объявил:
– Паника прошла. Я иду спать.
– Боюсь, – извиняющимся тоном произнес Сол, – что у меня нет для вас подходящей пижамы, но есть…
Зазвонил телефон. Я оказался ближе всех и снял трубку:
– Джексон четыре-три-один-ноль-девять.
– Позовите… Это Дама червей.
– Точно. Я узнал ваш голос. Я Арчи Гудвин. Вы где?
– В телефонной будке на Центральном вокзале. Все не могла от него отделаться, а потом… но теперь это неважно. Где вы находитесь?
– Мы с мистером Вульфом в одной квартире на Тридцать восьмой улице. Он ждет вас. Это рукой подать. Я вас встречу через пять минут у справочного киоска на втором этаже. Будете там?
– Да.
– Точно?
– Конечно буду!
Я повесил трубку, повернулся и гордо сказал:
– Уж если поперло, будет переть до конца. Не сваришь кофейку, Сол? Она попросит либо кофе, либо виски. А может, и сыр.
С этим я удалился.
В 10.06 в зале трибунала помощник окружного прокурора Мандельбаум встал со своего места в конце стола и обратился к судье Корбетту. Зал был набит под завязку. Присяжные сидели в своем отсеке. Адвокат обвиняемого Джимми Донован уже совершенно не походил на вахтера и перелистывал какие-то бумаги, поданные ассистентом.
– Ваша честь, – сказал Мандельбаум, – я вызываю свидетеля, который должен был выступить вчера, но не явился. Только несколько минут назад я узнал, что он здесь. Помните, вы по моему запросу выписывали ордер на арест мистера Ниро Вульфа?
– Да, выписывал. – Судья прочистил горло. – Он в зале?
– В зале. – Мандельбаум обернулся и позвал: – Ниро Вульф!
Мы пришли без минуты десять и вряд ли смогли бы попасть в зал, если б не протолкались к полицейскому на входе и не сказали, кто мы и что нас все ищут. Тот вытаращился на Вульфа, но в конце концов опознал его и впустил внутрь, а дежурный служитель даже расчистил нам место на скамье – как раз к моменту, когда вошел судья Корбетт. Мандельбаум вызвал Вульфа, тот встал и сделал шаг вперед, и я наконец смог нормально усесться.
Он прошел между рядами стульев, миновал загородку, встал на помост, повернулся лицом к судье и замер.
– У меня будет к вам несколько вопросов, мистер Вульф, – сказал судья, – но сначала примите присягу.
Служитель протянул Библию, Вульф прочитал текст клятвы и сел. Кресло свидетеля вообще-то рассчитано на любой размер, но тут едва выдержало.
Судья заговорил:
– Вам известно, что вы должны были выступать вчера. Сначала вы были в зале, потом ушли, и вас не могли найти. На вас выдан ордер. Вы пришли в сопровождении адвоката?
– Нет, сэр.
– Почему вы ушли? Отвечаете под присягой.
– Меня вынудило уйти одно дело, – на мой взгляд, не терпящее отлагательств. Естественно, если вы прикажете, я изложу его, но я почтительно прошу вас повременить. Я сознаю, что если причина, по которой я ушел, не удовлетворит вас, то мой поступок будет признан оскорблением суда и мне придется отвечать по закону. Но я спрошу вас, ваша честь: какая разница, когда меня осудят за оскорбление суда – сейчас или потом, после дачи свидетельских показаний? Потому что причина моего вчерашнего ухода тесно связана с показаниями. В связи с этим я попросил бы, с позволения суда, рассмотреть тему оскорбления позже. Я не уйду.
– Еще бы. Вы арестованы.
– Нет, сэр.
– Вас не привели силой?
– Нет, сэр, я явился добровольно.
– Тогда вы арестованы теперь.
Судья повернулся к полицейскому:
– Сержант, этот человек арестован! – Потом он снова обратился к Вульфу: – За оскорбление суда ответите позже. Продолжайте, мистер Мандельбаум.
Мандельбаум придвинул стул ближе.
– Пожалуйста, сообщите присяжным ваше имя, род занятий и адрес.
Вульф повернулся к присяжным:
– Меня зовут Ниро Вульф, я лицензированный частный детектив, мой офис расположен по месту жительства: Западная Тридцать пятая улица, номер девятьсот восемнадцать, Манхэттен, Нью-Йорк.
– Вы знакомы с обвиняемым по данному делу? – Мандельбаум указал рукой: – С этим джентльменом?
– Да, сэр. Это мистер Леонард Эш.
– Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?
– Он пришел ко мне в офис по предварительной договоренности во вторник, тринадцатого июля этого года, в одиннадцать часов утра.
– Что он вам сказал?
– Что обращается ко мне как к специалисту. Что накануне договорился с бюро телефонного обслуживания о том, что они будут отвечать на звонки в его нью-йоркскую квартиру на Семьдесят третьей улице. Что, справившись, узнал, что за его номером закрепят одну из телефонисток и она будет обслуживать его пять-шесть дней в неделю. Что он хочет нанять меня для выяснения личности этой телефонистки, чтобы предложить ей прослушивать телефонные разговоры по этому номеру в течение всего дня, а затем докладывать о них – то ли ему, то ли мне, – не могу сказать с уверенностью, кому именно, он нечетко выразился.
– Он сказал, с какой целью все это предпринимается?
– Нет, до этого он не дошел.
Донован вскочил:
– Возражаю, ваша честь. Домыслы свидетеля о намерениях подзащитного.
– Вычеркните, – любезно сказал Мандельбаум, – вычеркните из ответа все, кроме слова «нет». Вы отвечаете «нет», мистер Вульф?
– Да, сэр.
– Обвиняемый собирался предложить какое-либо поощрение телефонистке в случае, если она согласится прослушивать разговоры?
– Он не назвал сумму, но намекнул…
– Намеки нас не интересуют. Что он сказал?
Я даже ухмыльнулся. Вульф, всегда требовавший точности, обожавший гнобить всех, и особенно меня, за расплывчатые формулировки и сам наверняка знавший правила дачи показаний, – дважды попался. Я дал себе слово потом, при случае, это откомментировать.
Но сбить его с толку было невозможно.
– Он сказал, что со временем вознаградит ее, то есть телефонистку, но не указал сумму.
– Что еще он сказал?
– Это почти все. В целом разговор занял лишь несколько минут. Как только я получил четкое представление о том, для чего он меня нанимает, я отказался.
– Вы назвали причину отказа?
– Да, сэр.
– Что вы сказали ему?
– Что, конечно, работа детектива – совать нос в чужие дела, но я исключаю из поля деятельности все, что связано с проблемами брака, и потому не возьмусь за дело.
– Он сказал вам, что поручает шпионить за женой?
– Нет, сэр.
– Тогда почему вы упомянули проблемы брака?
– Потому что пришел к выводу, что они – причина его озабоченности.
– Что еще вы ему сказали?
Вульф поудобней уселся на стуле.
– Я хотел бы уточнить, правильно ли я понимаю ваш вопрос. Вы спрашиваете о том, что я сказал ему в тот день или в какой-то другой раз?
– В тот день. Ведь другого раза не было?
– Был, сэр.
– Вы хотите сказать, что еще раз встречались с обвиняемым, в другой день?
– Да, сэр.
Мандельбаум взял паузу. Он стоял ко мне спиной, так что я не видел, как он удивился, но и так было понятно. У него в деле лежали подписанные Ниро Вульфом показания, что он не видел Леонарда Эша ни до тринадцатого июля, ни после. Его голос стал на градус выше.
– Где и когда состоялась эта встреча?
– Вскоре после девяти утра, сегодня, в этом здании.
– Вы встречались и говорили с обвиняемым сегодня в этом здании?
– Да, сэр.
– При каких обстоятельствах?
– Его жена получила разрешение увидеть его и переговорить, и она позволила мне прийти с ней.
– Как получила? От кого?
– Я не знаю.
– При этом присутствовал адвокат, мистер Донован?
– Нет, сэр.
– А кто присутствовал?
– Миссис Эш, мистер Эш, я и двое вооруженных охранников – один у дверей, второй в глубине комнаты.
– Что это была за комната?
– Не знаю. На двери не было номера. Думаю, я смогу вам ее показать.
Мандельбаум развернулся и посмотрел на Робину Кин, сидевшую в первом ряду. Я не юрист, поэтому не скажу, мог ли он вызвать ее для дачи показаний или нет. Конечно, нельзя принуждать жену свидетельствовать против мужа, но я не знал, распространяется ли это на данный случай. Так или иначе, но Мандельбаум либо упустил возможность, либо отложил ее на потом. Он попросил у судьи минутную паузу и отошел к столу, чтобы вполголоса посоветоваться с коллегой. Я огляделся. Гая Унгера я заприметил еще раньше, он сидел в середине зала слева. Белла Веларди и Элис Харт сидели около прохода на другой стороне. Расположенный на Шестьдесят девятой улице офис АО «Бэгби на линии» явно пришлось укомплектовать на весь день девицами из других бюро. Начальник, Клайд Бэгби, сидел на пару рядов ближе Унгера. Дама червей – Элен Вельц, которую я семь часов назад отвез из квартиры Сола в отель, – сидела сзади, неподалеку от меня.
Коллега встал и спешно покинул зал. Мандельбаум вернулся к Вульфу.
– А вы знаете, – спросил он, – что вы, свидетель гособвинения, нарушили закон, общаясь с подозреваемым в тяжком преступлении?
– Нет, сэр, не нарушил. Насколько я понимаю, все зависит от содержания беседы. Я не обсуждал с мистером Эшем своих показаний.
– А что вы обсуждали?
– Некоторые темы, способные, по моему мнению, его заинтересовать.
– Какие темы? Что именно вы ему сказали?
Я набрал побольше воздуха, выдохнул, разжал стиснутые пальцы и успокоился. Этот толстый жучила добился своего! Мандельбаум задал вопрос, и ничто теперь не помешает присяжным услышать ответ, если только Джимми Донован не последний дурак, а это вряд ли.
Вульф давал показания:
– Я сказал, что вчера, когда я сидел в этом зале и ждал вашего вызова, у меня возникло подозрение, что некоторые факты, связанные с убийством Мэри Виллис, недостаточно изучены и расследованы, и потому моя роль свидетеля обвинения перестала меня удовлетворять. Я сказал ему, что решил сам разобраться в некоторых пунктах, хотя знал, что, самовольно покидая зал, рискую подвергнуться преследованиям за неуважение к суду, но полнота отправления правосудия для меня важнее личного спокойствия, и что я верю: судья Корбетт…
– Простите, мистер Вульф. Сейчас не время защищаться от обвинения в оскорблении суда.
– Да, сэр. Вы же спросили, что я сказал мистеру Эшу. Он спросил, что за подозрения у меня возникли, и я сказал ему, что подозрение носило двойственный характер. Во-первых, как человек с большим опытом расследования преступлений и общения с преступниками, я в значительной степени сомневаюсь в его вине. Во-вторых, что полиция увлеклась обстоятельствами, указывавшими на мистера Эша (наличие у него явного мотива, обнаружение им трупа), и что внимание к другим версиям несколько притупилось. К примеру, опытный следователь всегда особенно зорок и чуток к тем, кто имеет к жертве привилегированный доступ. К таким группам лиц относятся врачи, адвокаты, доверенные слуги, давние друзья и, разумеется, близкие родственники. Если среди таких людей оказывается мерзавец, он имеет уникальную возможность для реализации своих подлых планов. Мне пришло в голову…
– И все это вы говорили мистеру Эшу?
– Да, сэр. Мне пришло в голову, что телефонная служба сродни тем группам привилегированного доступа, о которых я только что говорил, и случилось это, когда я вчера сидел в этом зале и слушал, как мистер Бэгби рассказывает о работе телефонной подстанции. Прослушивая разговоры, беспринципный оператор получает доступ к разного рода информации, которую можно выгодно пустить в ход, – такой, как, например, биржевые новости, финансовые и профессиональные планы, множество других вещей. Возможности использования безграничны. Особенно большую выгоду сулит обнаружение тайн личной жизни. Большинство людей опасается обсуждать или раскрывать жизненно важные секреты по телефону, но так поступают далеко не все, и в случае кризиса в отношениях об осторожности часто забывают. Я осознал, что для получения такой информации, столь полезной и прибыльной для шантажиста, телефонная служба представляет собой потенциал, сравнимый с потенциалом врача, или адвоката, или доверенного слуги… Любой оператор на телефонной подстанции может просто…
– Досужие размышления, мистер Вульф. Вы все это говорили обвиняемому?
– Да, сэр.
– Сколько времени вы с ним провели?
– Примерно полчаса. За полчаса я могу сказать очень многое.
– Не сомневаюсь. Но время суда и присяжных нельзя тратить на то, что не относится к делу.
Мандельбаум опять по-особому проникновенно посмотрел на присяжных и снова обратился к Вульфу:
– Вы не обсуждали с обвиняемым своих показаний?
– Нет, сэр.
– Вы давали ему советы по ведению защиты?
– Нет, сэр. Я не давал ему советов никакого рода.
– Вы предлагали ему провести какое-либо расследование, которое помогло бы его защите?
– Нет, сэр.
– Тогда чего ради вы добивались с ним свидания?
– Минуточку! – вскочил Донован. – Насколько я понимаю, ваша честь, перед нами свидетель обвинения и ведется отнюдь не прямой допрос. Это настоящий перекрестный допрос! Я возражаю.
Судья Корбетт кивнул:
– Возражение принято. Мистер Мандельбаум, вы знаете правила допроса.
– Но я столкнулся с непредвиденными обстоятельствами.
– Все равно он остается вашим свидетелем. Относитесь к его показаниям с доверием.
– Но, ваша честь, он оскорбил суд.
– Это еще не доказано. Рассмотрение вопроса впереди. Продолжайте.
Мандельбаум посмотрел на Вульфа, глянул на присяжных, подошел к столу, постоял с минуту, уставившись на него, поднял голову, сказал:
– Вопросов больше нет, – и сел.
Джимми Донован встал и вышел вперед, но обратился к президиуму, а не к свидетельскому помосту:
– Ваша честь, хочу заявить, что я ничего не знал о сегодняшней встрече свидетеля с моим подзащитным – ни до, ни после того, как она состоялась. И узнал о ней только здесь и сейчас. Если желаете, я могу выйти к помосту и ответить на вопросы под присягой.
Судья Корбетт покачал головой:
– Не желаю, мистер Донован. Разве что в дальнейшем возникнет необходимость.
– Конечно, когда угодно. – Донован повернулся к свидетелю. – Мистер Вульф, почему вы добивались свидания с мистером Эшем сегодня утром?
Вид у Вульфа был спокойный, но не особенно довольный.
– Потому что получил информацию, вызвавшую значительные сомнения в его вине, и я хотел незамедлительно довести ее до суда и присяжных. Как свидетель обвинения, на арест которого выдан ордер, я был в трудном положении. Мне пришло в голову, что если я увижусь с мистером Эшем и поговорю с ним, то мистер Мандельбаум, вероятнее всего, вскроет этот факт в ходе допроса, и в таком случае он наверняка спросит меня, что было сказано. Поэтому я хотел как можно подробнее изложить мистеру Эшу свои догадки и то, что удалось обнаружить. Ведь если мистер Мандельбаум разрешит мне повторить все, что я сказал мистеру Эшу, то дело сделано. Если он удалит меня прежде, чем я закончу, то вполне вероятно, что перекрестный допрос адвоката даст мне шанс продвинуться дальше. – Он поднял ладонь: – И потому я добился встречи с мистером Эшем.
Судья нахмурился. Один из присяжных хмыкнул, все остальные посмотрели на него. В зале зашевелились, послышались смешки. Я подумал, что у Вульфа стальные нервы. Правда, он не нарушил ни одного из известных мне законов, и Донован задал ему ясный вопрос и получил ясный ответ. Я б дал толстую пачку писчей бумаги, лишь бы увидеть лицо Донована. Если оно как-то отреагировало на упомянутые догадки, то голос – никак.
– Вы сказали мистеру Эшу что-то помимо того, что уже звучало в ваших показаниях?
– Да, сэр.
– Пожалуйста, изложите то, что вы ему сказали, присяжным.
– Сказал, что ушел из этого зала вчера утром, чтобы проверить свои догадки, добровольно подвергнув себя осуждению за неуважение к суду. Сказал, что в сопровождении помощника – Арчи Гудвина – направился в расположенный на Шестьдесят девятой улице офис компании «Бэгби на линии», где была убита Мэри Виллис. Сказал, что после осмотра коммутаторов пришел к выводу, что ни один оператор не смог бы…
Мандельбаум вскочил:
– Возражаю, ваша честь. Умозаключения свидетеля не принимаются.
– Он же просто-напросто излагает то, – вставил реплику Донован, – что сказал мистеру Эшу. По просьбе заместителя прокурора.
– Возражение отклоняется, – сухо сказал судья Корбетт.
Вульф закончил фразу:
– Я сказал, что пришел к выводу: ни один телефонный оператор не мог систематически прослушивать закрепленные за ним линии незаметно для других, и если такое практиковалось, то коллективно. Я сказал, что имел продолжительные беседы с двумя операторами-телефонистками, Элис Харт и Беллой Веларди, работавшими там и проживавшими совместно с Мэри Виллис, и оба раза мои догадки подкрепились. Во-первых, они были явно встревожены моим упорным намерением провести относительно их полное и неукоснительное расследование и беспричинно терпели мои нападки, и, во-вторых, их собственные расходы явно и значительно превышали жалованье. Я сказал… Можно спросить, сэр, есть ли необходимость мне и далее повторять слова: «я сказал»?
– Думаю, нет, – ответил Донован, – если вы будете строго придерживаться сказанного утром мистеру Эшу.
– Буду придерживаться. Расточительность в личных покупках характеризовала и мисс Элен Вельц – третьего оператора, работавшего и проживавшего совместно с Мэри Виллис. У нее был выходной, и мы с мистером Гудвином поехали в ее загородный дом в округе Уэстчестер, недалеко от Катоны. Эта телефонистка встревожилась даже больше двух других, она была практически в истерике. Вместе с ней находился некто Гай Унгер, и он тоже был встревожен. Когда я заявил о своем намерении расследовать все, что связано с фирмой «Бэгби на линии», он захотел поговорить со мной без свидетелей и предложил десять тысяч долларов за услуги, которые точно не определил. Я догадался, что это подкуп с целью удалить меня от данного дела, и отклонил предложение.
– Все это вы сказали мистеру Эшу?
– Да, сэр. Тем временем Элен Вельц без свидетелей беседовала с мистером Гудвином и сказала ему, что хочет поговорить со мной, но сначала должна отделаться от мистера Унгера. Она обещала позже позвонить ко мне в офис. Вернувшись в город, я не решился пойти домой, поскольку мог быть подвергнут задержанию и заключению под стражу, и мы с мистером Гудвином поехали в дом одного друга. Туда же вскоре после полуночи прибыла мисс Вельц. Мой натиск окончательно сломил ее, она смертельно испугалась. Она призналась, что на протяжении ряда лет дело строилось именно так, как я предполагал. В прослушивании разговоров участвовали все телефонистки, включая Мэри Виллис. Старший оператор Элис Харт собирала информацию…
Тут возникла заминка. Элис Харт, сидевшая рядом с Беллой Веларди у прохода, встала и направилась к двери, Белла последовала за ней. Со всех сторон на них направились взгляды присутствующих, в том числе и судьи Корбетта, но слов и действий не последовало. Когда они оказались в пяти шагах от выхода, я крикнул охраннику:
– Перед тобой Элис Харт!
Он преградил им путь.
Судья Корбетт скомандовал:
– Полиция! Никому не покидать зал.
Публика зашевелилась и стала шептаться, кто-то привстал. Судья стукнул молотком и призвал ее к порядку, но утихомирить зал удалось не сразу. Мисс Харт и мисс Веларди сдались и вернулись на свои места.
Когда зал снова притих, судья сказал Вульфу:
– Продолжайте.
И тот пошел дальше.
– Элис Харт собирала у них информацию и время от времени вручала суммы наличными сверх жалованья. Гай Унгер и Клайд Бэгби тоже периодически давали им наличные. Наибольшее единовременное вознаграждение, когда-либо полученное Элен Вельц, составило полторы тысячи долларов, – оно было выдано ей около года назад Гаем Унгером. Итого за три года она получила около пятнадцати тысяч долларов, не считая зарплаты. Она не знает, как использовались данные, которые она сообщала Элис Харт. Она отрицает, что знала о каком-либо их использовании для шантажа, но признает, что некоторые данные такое использование допускали.
– Вы знаете, – спросил его судья Корбетт, – где сейчас Элен Вельц?
– Да, сэр. Она присутствует в зале. Я сказал ей, что если она решится дать показания, то окружной прокурор сумеет оценить ее вклад.
– Вы можете добавить еще что-либо из сказанного утром мистеру Эшу?
– Да, ваша честь. Вы хотите, чтоб я провел четкое разграничение между тем, что сказала мисс Вельц, и моей интерпретацией?
– Нет. Неважно. Все сказанное мистеру Эшу.
– Я сказал ему, что попытка нанять меня для выяснения личности оператора, которого Бэгби назначил обслуживать его линию, и договориться о прослушивании телефона стала одной из причин, вызвавших у меня сомнение в его вине. Мне не верилось, что человек, не способный самостоятельно справиться с таким пустяком, мог задушить женщину, а потом открыть окно и позвать полицию. Я спросил у него также о том, кто звонил ему по телефону с предложением встретиться в офисе Бэгби на Шестьдесят девятой улице и попробовать отговорить мисс Виллис. Я спросил, мог ли голос этого человека принадлежать Бэгби, и мистер Эш сказал, что это вполне возможно, хотя в таком случае голос был нарочно изменен.
– У вас есть доказательства, что звонок совершил мистер Бэгби?
– Нет, ваша честь. Помимо опоры на известные факты и личные наблюдения, я располагал лишь тем, что сказала мне мисс Вельц. По ее словам, Мэри Виллис стала неминуемой угрозой для всех сообщников. Она получила приказ и от Унгера, и от Бэгби принять предложение Эша и прослушивать его телефон – втайне от миссис Эш, которую мисс Виллис боготворила, но та отказалась и заявила, что увольняется. Естественно, возникла недопустимая степень риска для каждого из участников. Успех и надежность сговора опирались на то, что жертвам не приходило в голову заподозрить агентство Бэгби в свалившемся на них несчастье. Информацию добывал Бэгби, а использовал ее Унгер, и попавшая в тиски жертва никак не могла понять, откуда ее мучитель взял орудия пыток. Так что бунт мисс Виллис и ее решение уволиться, вкупе с предполагаемой угрозой разоблачения всей системы, как сказала мисс Вельц, стали для всех и каждого смертельной опасностью, с лихвой оправдывавшей убийство той, что рискнула пойти на такую крайность. Я сказал мистеру Эшу, что все это явно дает достаточные основания усомниться в его вине, и, более того, я вкратце выдвинул предположение о вероятной кандидатуре на место убийцы. Хотите услышать и это?
Судья был весь внимание.
– Да. Продолжайте.
– Я сказал мистеру Эшу, что для меня мистер Бэгби является фигурой в высшей степени предпочтительной. Взаимное алиби мисс Харт и мисс Веларди можно сколько угодно оспаривать, но оно у них есть, и, кроме того, я видел обеих и разговаривал с ними: они не произвели впечатления убийц. Я исключаю также мисс Вельц, потому что, приехав ко мне вчера ночью, она под влиянием страха была предельно откровенна, или я – безмозглый баклан. Исключается также и мистер Унгер. Миссис Вельц подтверждает сведения о том, что в течение всего вечера убийства он находился в Саунде на борту своего катера. А вот мистер Бэгби был ближе и рисковал больше всех. Он признает, что примерно во время убийства поехал к себе домой, а квартира его находится на Семнадцатой улице, неподалеку от места, где произошло убийство. Расчет времени и схему передвижения оставляю полиции – схемы они умеют чертить прекрасно. Да и голос в телефоне, по словам мистера Эша, также мог принадлежать ему.
Вульф сжал губы.
– Думаю, это всё… Нет, еще я сказал мистеру Эшу, что сегодня утром направил своего человека, Сола Пензера, присмотреть за офисом мистера Бэгби на Сорок седьмой улице и сделать так, чтобы никакие записи не были изъяты или уничтожены. Кажется, я пересказал разговор в полной мере, ваша честь. А теперь я хотел бы оправдаться по обвинению в оскорблении суда – как от своего имени, так и от имени мистера Гудвина. Если позволите…
– Нет, – отрезал судья Корбетт. – Вы прекрасно знаете, что созданная вами ситуация делает это обвинение беспочвенным. Обвинение снято. Вы закончили со свидетелем, мистер Донован?
– Да, ваша честь. Вопросов больше нет.
– А вы, мистер Мандельбаум?
Помощник окружного прокурора встал и подошел к президиуму.
– Ваша честь, примите во внимание, что я в крайне затруднительном положении. – Судя по голосу, его кто-то сильно обидел. – Мне кажется, я вправе просить вас прервать заседание до вечера, чтобы обдумать ситуацию и посовещаться с коллегами. Если просьба моя будет удовлетворена, я также прошу – до объявления перерыва – дать мне время оформить задержание в качестве важных свидетелей пяти человек, присутствующих в этом зале: Элис Харт, Беллы Веларди, Элен Вельц, Гая Унгера и Клайда Бэгби.
– Прекрасно. – Судья поднял глаза и громко сказал: – Названные пять человек выходят вперед. Остальным оставаться на местах и сохранять спокойствие.
Все подчинились, кроме двоих. Ниро Вульф встал со скамьи для свидетелей и шагнул в зал, и то же время Робина Кин выскочила из первого ряда, подбежала к Вульфу, обвила его шею руками и прижалась к нему щекой. Я уже говорил, что актрисы играют всю жизнь, но тут все было так не отрепетировано, что, может быть, шло и от души. Во всяком случае, я дал этой сцене высокую оценку: все указывало на то, что семья Эш проявит соответствующую благодарность, а это, в конечном итоге, главное.
Вам может прийти в голову, что все очень мило и Эш, несомненно, пришлет Вульфу симпатичный чек. Но ведь, по сути, единственной причиной ухода Вульфа из суда было то, что он не стерпел близкого соседства с надушенной дамой, сидя на деревянной скамье в ожидании вызова для дачи свидетельских показаний. А тут ему предстояло вытерпеть все это еще раз, когда прокурор подготовит процесс – на этот раз по делу настоящего убийцы! Некоторое время казалось, что это ему реально грозит, но за неделю до процесса Вульфу сообщили, что он не понадобится, – он и не понадобился. И без него хватило данных, чтобы присяжные вынесли приговор о виновности Клайда Бэгби.