Всегда твой

ГЛАВА 32

Феникс

Я читаю в нашей библиотеке, когда слышу звон моего телефона, сообщающий о новом письме. Я откладываю книгу и хватаю телефон, разблокирую его и читаю сообщение.

Мистер Синклер,

Я рад сообщить вам, что мы с опережением графика переводим средства на ваш новый счет. С добавлением оффшорного счета вашего отца на Каймановых островах мы смогли удвоить скорость зачисления средств для вас. Это письмо — подтверждение того, что мы достигли первой платформы в один миллион евро. Теперь мы ожидаем, что к крайнему сроку в июне мы отложим около восьми миллионов.

Надеемся, что эти результаты окажутся удовлетворительными и будут соответствовать вашим ожиданиям. Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне с любыми вопросами. Я и вся моя команда остаемся в вашем полном распоряжении.

С уважением,

Дж. Бахманн

Я откладываю телефон в сторону и откидываю голову назад, закрывая глаза. Все идет по плану.

Я смог получить доступ к другому счету отца и пару недель назад передал информацию Бахману, чтобы он включил ее в операцию по выкачиванию денег. Благодаря этому дополнительному денежному потоку у меня будет более чем достаточно средств, чтобы начать все сначала.

Я смогу оставить свою семью в прошлом.

Я смогу двигаться дальше.

Так почему же в моей груди, там, где должно быть чувство победы, царит тоскливая пустота?

И почему, когда я закрываю глаза, на веках у меня выгравирован образ Сикс, красивой и улыбающейся, волосы развеваются на ветру, когда она оглядывается на меня через плечо?

Как будто джинн подарил мне желание, а я загадал его, и она появилась передо мной, войдя в библиотеку.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, и ее шаги замедляются.

Я понимаю, что мой тон прозвучал резко, как будто я не хотел видеть ее здесь, хотя на самом деле я был скорее удивлен, увидев ее у себя дома в дневное время.

Еще больше меня беспокоит то, что пустота в моей груди наполняется теплом с каждым ее шагом в комнату.

— Я пришла с Беллами, она внизу с Роугом. — Она делает паузу, кажется, неуверенно.

— Ты вернулась на второй раунд? — спрашиваю я с ухмылкой.

Тем утром я ворвался в ее квартиру и трахнул ее на кухонном столе. Тайер и Нера уже уехали домой на каникулы, а Беллами в это время была на занятиях.

У нас был свободный доступ к поверхностям ее квартиры, и мы им воспользовались.

— Ты всегда ищешь меня, и я решила сменить обстановку.

Я радостно мурлычу во все горло и протягиваю руку.

— Иди сюда.

Как хорошая девочка, она повинуется. Когда она оказывается в нескольких шагах от меня, она кладет свою руку в мою, и привычный химический разряд пробегает по моему предплечью и застревает в венах.

Она опасна, мой криптонит и все, что я должен держать на расстоянии, а не подманивать ее ближе, как я делаю.

Я игнорирую все свои инстинкты, как делал это последние месяцы, и дергаю ее за руку, выводя из равновесия. Она падает навзничь, и я хватаю ее за задницу, усаживая к себе на колени, по одному колену с каждой стороны от моих ног, когда она оказывается лицом ко мне.

Она прижимается щекой к коже у моего воротника, зарывается лицом в мое горло и обхватывает руками мою шею.

Мы не нарушили ни одного из установленных нами правил, и все же близость и знакомость этой позиции как будто должна нарушить их все. Но я бросаю вызов любому, кто попытается вырвать ее из моих объятий прямо сейчас.

Я буду рад кровопролитию.

— Граф Монте-Кристо, — говорит она, глядя на книгу, которую я положил на приставной столик. — Я видела, как ты читал ее полдюжины раз за эти годы. Это твоя любимая книга?

Я поднимаю бровь, которую она не может видеть со своего места, и наклоняю подбородок к ней.

— Ты наблюдала за мной?

Она напрягается, и я ожидаю, что она пойдет на попятную, но она удивляет меня.

— Похоже на то.

Я крепче прижимаю ее к себе и поворачиваю лицо, чтобы прижаться губами к ее уху.

— По понедельникам, субботам и каждую вторую среду ты катаешься на лошадях вокруг кампуса. Раньше ты в основном ездила по тропинке вокруг пруда, но в последнее время все чаще катаешься по лесу. — Она поднимает голову и смотрит на меня ошеломленным взглядом. — Ты не единственная, кто наблюдал. А теперь, может, ты лично продемонстрируешь мне свои навыки верховой езды? — спрашиваю я, хватая ее за бедра и потирая ее о свой твердый член.

Ее глаза стекленеют, а веки трепещут до полупомешательства, когда желание расширяет ее зрачки. Они расширяются до тех пор, пока не съедают остатки радужной оболочки.

Я хватаюсь обеими руками за пуговицу ее джинсов и расстегиваю ее, затягивая за собой молнию. Моя рука пробирается под рубашку и бежит по ее упругому животу до самых пышных сисек.

Когда речь заходит о ее груди, я схожу с ума. Я отчаянно хочу увидеть их, зная, что они покрыты синяками и следами укусов, которые я там оставил.

— Раздевайся, — приказываю я.

Она подчиняется, встает и смотрит на меня сверху вниз, где я все еще сижу, глядя на нее немигающими хищными глазами.

Она снимает туфли, затем берется за пояс джинсов и медленно стягивает их по бедрам и ногам, поглядывая на меня при этом. Я с трудом сглатываю, когда вижу ее попку, обтянутую симпатичными стрингами с сердечками.

Я хочу испортить ее.

Уничтожить ее.

Оставить ее.

Я хочу вырвать свои волосы, потому что чего же я хочу на самом деле?

Она наклоняется, приближая свой рот к моему уху. Я думаю, что она собирается заговорить, но тут раздается щелчок, а затем я чувствую, как металл смыкается вокруг моих запястий.

— Я же говорила, что отыграюсь на тебе, — самодовольно говорит она, отступая назад и показывая, что приковала оба моих запястья к ручкам кресла.

Я дергаю за наручники, но они не поддаются. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ее взглядом.

— Отпусти меня, — требую я.

— Нет. — Она хватает свою рубашку и стягивает ее через голову, стоя передо мной в одних лифчике и трусиках.

Я двигаюсь на своем месте, чувствуя беспокойство и животную потребность сорвать эти цепи со своих запястий и наброситься на нее.

— Сикс, — предупреждаю я.

— Нет, — снова щебечет она, на этот раз переместив руки на спину, чтобы поработать с застежкой лифчика.

— По крайней мере, запри дверь. — Я говорю, мой тон граничит с мольбой, а мой взгляд мечется туда-сюда между ней и дверью.

Рис улетел в Чикаго, чтобы вернуть Тайер, так что Роуг и Беллами — единственные, кто здесь есть, но если он войдет и увидит Сикс в таком виде, я плесну ему кислотой в глаза, к черту его девушку.

Я стону, когда лифчик спадает с ее рук, обнажая сиськи и пирсинг, единственная причина существования которого, как я уверен, заключается в том, чтобы дразнить меня.

Я нахожусь где-то между возбуждением от того, какая она чертовски горячая, разочарованием от отсутствия контроля над ситуацией и доведением до безумия от мысли, что кто-то еще увидит ее такой.

— Я не против того, чтобы она была открытой.

Я зарычал, скривив губы, чтобы обнажить зубы.

— Беги, пока еще можешь.

— Я не боюсь тебя.

Сикс — наполовину хорошая девочка, наполовину бунтарка. Наполовину невинная, наполовину искусительница и соблазнительница. Две стороны одной монеты, обе из которых я хочу, чтобы принадлежали мне и только мне.

— Что бы ты ни сделала со мной, знай, что я сделаю с тобой вдесятеро больше. Я доведу тебя до оргазма и превращу каждое мгновение удовольствия в боль. Я не остановлюсь, пока ты не начнешь кричать о пощаде, и даже тогда я не дам тебе ее.

— Покажи мне свое худшее.

Я рычу, и это превращается в стон, когда я вижу, как она снимает свои трусики и поднимает их, держа в руке.

— Отдай их мне. — Я хрюкаю, мой голос не более чем гортанный хрип.

— Куда мне их положить? В твою руку? В карман рубашки? — спрашивает она, бессовестно стоя передо мной обнаженной.

— Потри их о мое лицо, дай мне понюхать тебя.

Она краснеет, и в моей груди поднимается садистское удовлетворение от того, что я вернул себе крошечную часть контроля.

Она делает то, что я прошу, подходит ближе ко мне и подносит их к моему лицу. Я наклоняю голову и трусь носом о ее трусики, глубоко вдыхая, как человек, задыхающийся от нехватки воздуха.

— Черт, ты хорошо пахнешь.

— А чем я пахну?

Я бросаю на нее мрачный взгляд.

— Как человек, которому не терпится, чтобы его трахнули.

По ее коже пробегает дрожь, и она совершает ошибку, наклоняясь ближе, оказываясь в пределах досягаемости моего рта. Я бросаюсь вперед так быстро, что она не успевает среагировать, как я прикусываю одну из ее сисек, всасывая ее в рот.

Она вскрикивает от боли, а я продолжаю сжимать зубами ее твердый сосок, посасывая его, словно это моя работа. Ее ногти пробегают по моей шее и по моим зачесанным назад волосам, вызывая дрожь по моему телу.

Ее рука обхватывает мое горло и сжимает его, отталкивая меня от нее. Я отпускаю ее с недовольным звуком.

— Осторожно, — предупреждаю я, откидывая голову на спинку стула и глядя на нее сверху, пока она продолжает держать меня за горло. — Я заставлю тебя заплатить за это.

— Обещания, обещания.

Мои глаза вспыхивают чем-то опасным, и она сглатывает — это первая заметная трещина в ее уверенности. Она отпускает мое горло и переходит к пуговицам моей рубашки, снова садясь ко мне на колени.

— Нет. — Я рычу, мой голос твердый и с нотками отчаяния. — Рубашка остается на мне, Сикс. Новое правило, иначе мы прекратим это прямо сейчас.

За последние несколько недель она уже несколько раз пыталась заставить меня остаться без рубашки. Я должен был догадаться, что это будет первое, что она попробует сделать, как только свяжет меня.

Ее руки безвольно упали на колени.

— Что ты от меня скрываешь?

— Ничего, чтобы тебя не касалось. — Я огрызаюсь. — Это просто развлечение, помнишь?

Она грустно качает головой.

— Почему ты не даешь мне посмотреть? Как ты можешь утверждать, что я принадлежу тебе, если не даешь мне взамен ни частички себя?

— Не притворяйся, что тебе это вообще нужно. — Рычу я сквозь стиснутые зубы, и мой нрав берет верх.

Она не имеет права просить меня отдать ей часть себя, когда она не в состоянии сделать того же. Она может быть моей невестой и однажды станет моей женой, по крайней мере, насколько она знает, но она моя только благодаря договору.

На самом деле она принадлежит Астору, и я не заинтересован в том, чтобы быть братом, на которого ей пришлось согласиться.

— Что? — испуганно спрашивает она.

— Развяжи меня. — Я требую. — Сейчас же.

Она не развязывает. Лишь стоит и натягивает на себя одежду сердитыми, взлохмаченными движениями.

— Не принимай мою доброту за слабость, Феникс. Я позволяла тебе плохо обращаться со мной, потому что понимаю, что ситуация с Астором тяжела для тебя, но она тяжела — и была тяжела — и для меня. Если ты не хочешь открыться хотя бы в малейшей степени, тогда я не знаю, что мы делаем.

— Мы трахаемся, вот что мы делаем, — резко отрезаю я. Я снова дергаю за наручники, на этот раз более решительно. Металл лязгает, дерево стула скрипит, но ни один из них не поддается.

— Больше нет.

Я поднимаю голову и смотрю на нее, пока она надевает рубашку.

— Что это значит?

Она не отвечает мне, поднимает одну туфлю и надевает ее, затем берется за другую.

— Сикстайн, — рявкаю я. — Что, мать твою, это значит? — повторяю я.

Надев обе туфли, она встает и смотрит на меня.

— Мой отец хочет, чтобы я вернулась домой раньше. Я уезжаю сегодня вечером, вот что я пришла тебе сказать. — Она говорит совершенно серьезно. — Меня не будет до Нового года, и тогда будет объявлено о нашей помолвке, а время нашей договоренности закончится.

Внезапно в горле у меня так пересохло, что кажется, будто оно вот-вот разорвется, если я не сделаю глоток воды в ближайшие тридцать секунд. Я так увлеклась нами, что не заметила, как подошел срок.

— Сикс…

— Ты хочешь пригрозить, что все закончится, потому что я попросила тебя физически обнажиться передо мной, как я делала это для тебя снова и снова, делая себя уязвимой и отдавая себя тебе? Отлично. Тогда считай, что все официально закончено. Хороший, чистый разрыв перед праздниками без всяких чувств, как мы и договаривались, верно?

У меня в груди поднимается паника, которую я никогда не испытывала раньше и с которой не знаю, как справиться сейчас.

Она бросает пару крошечных ключей на землю у моих ног.

— Я больше не твоя любовница, и уж точно не твой друг, ты сам в этом убедился, так что найди кого-нибудь, кто относится к одной из этих категорий, чтобы освободить тебя. Мне надоело отдавать тебе часть себя, не получая ничего взамен.

Она собирается уходить, но останавливается и оборачивается, чтобы бросить на меня неуверенный взгляд. На мгновение она замирает, а затем грустно улыбается.

— Будь счастлив, Феникс.

Я рычу и дергаю правую руку с такой силой, что кресло разлетается на куски. Этого недостаточно, чтобы освободить меня, но это дает понять, насколько я в ярости.

— Вернись, Сикс! — кричу я.

Она не оборачивается, хотя я зову ее еще два раза.