Еженедельное сборище уже клонилось к закату, когда неожиданно затребовал слова начальник медблока Института.
— У вас что-то важное, Иван Александрович? — несколько обескураженно спросил директор, мельком взглянув на часы. — Тогда прошу!
— Благодарю. Товарищи, вы знаете, я выступаю нечасто, но сегодня... повод есть, скажем так.
Доктор действительно обычно ограничивался репликами с места, а вот так, с выходом в центр кабинета, стоя... пожалуй, что и никогда, поэтому все присутствующие перестали шушукаться о своём и заинтересованно уставились на нарушителя распорядка.
— Мы научились определять одарённость по анализу крови, — решительно рубанул доктор.
В кабинете воцарилась гробовая тишина, даже стало слышно, как дворник за окном скребет лопатой по асфальту, убирая снег с дорожки.
— И что — прямо вот достаточно анализа? Обычного? В обычной лаборатории? — недоверчиво спросил Потапченко.
— Нет, к сожалению — всё сложно. И объём крови требуется гораздо больший, и оборудования — гора, и дорогостоящие реагенты. Ещё крупный минус — слабая чувствительность имеющихся методов.
— Б-р-р, так "научились", или "слабая чувствительность"? — поморщился Потапченко.
— И то, и другое, — быстро взглянув на зама по науке, терпеливым тоном лектора ответил медик. — Если коротко, мы нашли закономерность, то есть, довольно точно знаем, чем кровь одарённого отличается от крови обычного человека. Больше того, могу с приличной уверенностью утверждать, что чем более развит Дар — тем это отличие больше. Но разница существующими методами определяется только для самых развитых одарённых, в этом основной недостаток.
— Ничего себе — недостаток... Да это же гроб с погремушками! Зачем нам уметь находить сильных одарённых? Это и так понятно, ну, известно... — высказался кто-то из группы безопасников.
Доктор быстро повернулся в ту сторону, но даже не успел увидеть, кому отвечать, впрочем, всё равно не пришлось, ответил директор:
— Возможно, я чего-то не понимаю, и наши учёные товарищи сейчас меня поправят, но сам факт того, что кровь отличается — уже ценен. Пусть сейчас мы не умеем определять — малое количество, я верно понял? Но ведь так будет не всегда! Главное — знать что искать, а уж как это сделать — разберемся. Разве нет? — он перевел взгляд на Потапченко. Тот медленно кивнул.
— Пожалуй, на этом у меня всё, — развёл руками доктор, и начал двигаться к своему месту, но его жестом остановил поднимающийся начальник научного крыла:
— Секунду, Иван Александрович... Товарищи! Ну, или господа. Кому как угодно. Несмотря на все вопросы. Справедливые! Которые здесь были заданы. И, м-м-м, ограниченную применимость открытия. О котором нам только что сообщил начальник медицинской службы. Я, как учёный. Не могу расценивать достигнутый успех иначе, как выдающийся. Список наших достижений до обидного мал! И любое! Продвижение вперёд в нашем положении — это настоящий прорыв! — и Потапченко со значением, медленно, но постепенно ускоряясь, зааплодировал. Спустя пару секунд к нему присоединились и остальные.
Смущённый доктор, краснея, пробирался на своё место, пожимая руки поворачивающихся к нему соседей, а директор, приподнявшись, громко заявил:
— Я присоединяюсь к поздравлениям, Иван Александрович! Однако, позволю себе напомнить — время!
Шум резко усилился, присутствующие загремели стульями, заговорили все разом, потянулись на выход, а в открывшуюся дверь уже заскочил секретарь директора, нетерпеливо глядя на шефа.
— Иван Александрович, свободны? Обсудим новость? — Потапченко аккуратно взял доктора за локоть почти в дверях, когда все остальные уже вышли и, гомоня, растеклись по предбаннику и коридору.
Медик согласно кивнул головой:
— У вас или у меня?
— Прямо здесь. Я ещё Анатолия Андреевича пригласил послушать. Если не возражаете?
— Ничуть, без проблем, — отозвался Иван Александрович.
— Расскажите подробнее, пожалуйста. Как нашли? Что именно? Ну и остальное. Я не стал спрашивать на собрании. Им это не интересно, полагаю. А для нас — очень важно! — попросил зам по науке, когда они втроём уселись в кресла у окна.
— Мы с самого начала предположили, что кровь может отличаться. Но, как вы понимаете, когда не знаешь, что искать, делать это можно до морковкина заговенья, так? — дождавшись подтверждающих кивков от собеседников, доктор не спеша продолжил: — Поэтому, мы взяли кровь самого предположительно сильного одарённого из доступных — Тумина. Точнее, не просто взяли, а основательно запаслись!
— Да уж, наслышаны, — неодобрительно буркнул Потапченко.
— Вам и слышать не надо — у вас взяли не меньше, — отпарировал врач. — Вы тоже очень сильны, хотя, по результатам анализов, всё же будете послабее.
— А насколько? — весь подавшись вперед, спросил учёный.
— Этого мы пока с уверенностью определять не умеем. Метод не проградуирован, понимаете? — доктор качнул головой так, что очки пустили зайчика прямо в глаз Потапченко, отчего тот поморщился. — Вообще, мы с уверенностью смогли проследить признаки предполагаемых отличий только у семи человек из 61 протестированного образца.
Пока учёный переглядывался с директором Института, доктор перевел дух и ухмыльнулся в бороду.
— Больше того, мы смогли проследить развитие результатов у Келли, девушки Тумина! В её ранних пробах мы не обнаруживаем ничего, а в последних — пожалуйста!
— Вот, значит, как, — отстранённо вымолвил Потапченко, глядя в никуда.
Все замолчали.
Через минуту, зам по науке встряхнулся, поменял позу и спросил:
— И что планируете дальше?
Медик пожал плечами:
— А что мы можем сделать? Будем развивать, что ещё нам остаётся? Хотел просить вас о создании некой группы — всё-таки, это уже далеко не только медицинский вопрос, тут и техника требуется. Финансирование понадобится отдельное, вероятно...
— Прекрасно. Это именно то, что я хотел предложить, — оживился Потапченко, и, криво ухмыльнувшись, добавил: — только боялся, что вы протестовать начнёте...
— Да какой там "протестовать"? — махнул рукой начальник медблока. — Я же понимаю, что у нас даже по медицинским меркам никак не исследовательский центр — так, амбулатория, пусть и продвинутая. Сами мы не потянем. Тем более, что суммы вырисовываются — устрашающие! Ну и сотрудник ваш нам помог здорово — Либанов. Без него мы бы долго ещё вокруг да около ходили.
Потапченко чуть натянуто улыбнулся. "Вот же хват этот Либанов! И тут влез!" — этот парень всегда был в насквозь гильдейском научном коллективе каким-то... немного чужим. Но сейчас его успех вполне можно было принять и на свой счёт!
— Вы хотите его в эту группу? Я правильно понял? — на всякий случай уточнил он.
— Нет-нет, что вы! — замахал руками медик. — Не собираюсь покушаться на ваши дела — решайте сами. Я думаю, будет продуктивнее, если мы вообще останемся в этом деле только консультантами, ведь вопрос-то выходит технический. Либанова мы у вас попросим, но для другого дела, у нас там ещё одна серия экспериментов планируется. К тому же, насколько я знаю, он сам хочет работать над совсем другими проблемами. У него свой проект какой-то, правда, только в проекте, уж простите мне тавтологию.
— Свой проект? Ну так надо помочь человеку, — тут же откликнулся директор. — Раз уж он такой удачливый. Как считаете, Виктор Григорьевич?
— Пока он занят, — кисло откликнулся Потапченко. — Вы же сами его всё время просите? — повернулся он к медику.
Доктор медленно кивнул. "В конце концов", — подумал он, — "это их там внутренние дела — пусть сами разбираются".
-*-*-
Сегодня в баре потише — вояк нету. Выезд у них какой-то, что ли? И вообще, народу почти нет, и музыка даже какая-то... расслабляющая. Надо бы у бармена спросить — может, тут график имеется? Вчера — пиво, бильярд и кавардак, сегодня — лёгкий джяссс, хрусталь и сухое вино? Но сейчас вставать лень, придётся скучать так. В неведении. Но — скучать.
Поэтому, я даже обрадовался, когда, уже совсем вечером, часов в 9, в двери буквально вломился Андрей и сощурился, оглядывая зал. Ищет кого-то? Мазнул по мне взглядом, явно узнал — кивнул, но ищет не меня — сканирует публику дальше. Посмотрел-посмотрел, и тихонько вышел. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Хотя, пожалуй, нет: так скучно сегодня, что я б сейчас с удовольствием потрещал с ним за философию!
Разозлившись, я залпом допил пиво и уже начал вставать, как над ухом раздалось:
— Привет!
Хм. Андрей, опять с тем же пивом в руке. И как подошёл так неслышно?
— Привет. А я думал — ищешь кого...
— Ну да, искал, нашёл, ключи забрал. Теперь можно перекурить!
— Ключи?
— Ну да, от лабы. Мне там сделать надо кое-что, а официально времени не дают, так я приспособился утром работать, пораньше. Слава богу, хоть не препятствуют — мне вообще-то ключи не положены, но руководство закрывает глаза. Чтоб уж совсем не щемить видных деятелей отечественной науки! — громко смеётся, запрокинув голову.
— Что-то ты в противофазе: вчера тут такой сабантуй был, а ты — весь из себя чисто ботаник в очках, а сегодня порядок нарушаешь, — с улыбкой подколол его я.
— Ничего, мне можно! Я ж этот, неблагонадёжный! Так-то я спокойный обычно, а вот сегодня понервничал. У медиков проблемка была, техническая, долго-долго бодались все, кому не лень, и мы, и они сами — недели две, не меньше. А вот сегодня я её расколол! Ну и они мне кой-чего пообещали на радостях.
Андрей присосался к своему бокалу, вытянув чуть ли не половину сразу длинным жадным глотком. Пришлось его поторопить:
— Чего пообещали-то?
— Да у них там эксперимент один перспективный наметился. Ну и мне тоже любопытно, всяко лучше, чем мышей своих в шеренги строить без малейшей надежды на результат. Вот медики персонально меня и затребовали в группу обеспечения от НС. Только ш-ш-ш! молчок пока, это типа секрет.
— Ну так сам и не кричи тогда на весь бар, — улыбнулся я. Вот интересно — а он не эмпат ли, часом? Почему-то мне с ним так легко... Хотя нет, с Сергеем — там по-другому всё, с тем если присмотреться — постоянно ощущаешь что-то чужое. А Андрей этот — прямой, как рельса, всё нараспашку. Надеюсь.
— А что такое НС?
— Научный Совет. Ну, научное крыло, как у нас тут говорят. Все, кто под Потапченко ходит...
Некоторое время мы молча уничтожали пиво с орехами, а потом меня осенило:
— Слушай, Андрей, мне тут сказали сегодня, что все научники в институте — тоже одарённые, поголовно. А ты кто тогда?
Он сразу посерьёзнел, пить перестал, почесал подбородок. Хмыкнул и с кривой ухмылкой проронил:
— Да, чтобы тут работать — надо быть одарённым. И обязательно придётся вступить в Гильдию.
Странно. Что не так? Явно он изменился. Какие-то проблемы?
— Не, если ты не хочешь — не говори, я просто так ведь спросил.
— Да никаких проблем, что ты. Просто это вообще не та тема, которую правильно поднимать на публике, — он откинулся назад, зачем-то внимательно оглядывая зал.
— Ну и чёрт с ней, проехали. Ты мне тогда скажи, чего ты хочешь изучать? А то я так до конца и не понял вчера.
— Вчера? А, да, кстати — а ты куда делся-то? Прихожу из, пардон, туалета — никого нет, стакан стоит недопитый...
— Начальство выдернуло, — повинился я.
— Ого. Под Комаровым ходишь, значит, — он опять вкусно отпил пива. Куда гонит только?
— Комаровым? Даже не знаю такого.
— Не может быть! Сергей, кто он там сейчас — зам по внешним связям? Нет? — удивился Андрей.
— А! Сергея знаю, конечно. Только фамилию не слышал ни разу. И нет, он мне не босс, начальник у меня Директор, напрямую. Но ты от темы не уходи! Что там с наукой у нас? Что не по-человечески? — я прервался на пиво, посмотрел на его скептическую рожу и поощрил: — Ты не думай, я без задних мыслей. Никакого служебного долга — это всё вообще не мои дела. Просто интересно — где я, так сказать, в построении картины мира ошибся?
Андрей помолчал, потом повернулся и опять, как и вчера, послал какой-то нечитаемый знак бармену. Вот лихо у них тут получается! Хотя, если с годик походить сюда каждый день, то... может, и знаки уже не нужны будут. Как входишь — сразу тебе персональную трубку с пивом в рот, и сиди себе, а оно само льётся... Пришёл в себя я от короткого смешка наблюдающего за мной Андрея. Видя моё смущение, он обезоруживающе рассмеялся, хлопнул меня по плечу и жизнерадостно продекламировал, подвывая и явно пародируя кого-то:
— И только пиво примиряет нас с юдолью скорби сей!
Я ж решил ничего не говорить, никак его не подгонять, а то опять напугаю — закроется и будет говорить лозунгами. И не прогадал.
— На самом деле, я, конечно утрирую, когда говорю, что происходящее не имеет смысла — это не так. Понятно, что нам до зарезу сейчас нужны одарённые. И чем больше — тем лучше.
— Кому лучше? — скептически вопросил я. Вроде не о том говорили совсем...
— Всем лучше. И стране лучше, и народу, и самим одарённым, что будущим, что тем, кого, грубо говоря, уже нашли. Всё-таки, пока у нас их до обидного мало. Ведь одарённый одарённому рознь: большинство найденных — слабаки. И никаких перспектив не имеют, — тут я, вспомнив сегодняшний разговор с доктором, согласно кивнул. — А сильных одарённых у нас неприлично мало — мы уступаем чуть ли не всем соседям, даже мелким! Я, конечно, решительно против всяких там войн, но ведь если попрут — придётся как-то отмахиваться! А претензий к нам, сам знаешь, хватает — чуть ли не все соседи зубы точат.
— Да ладно — кто там точит? — встрял я. — Вроде ж они все боятся что, наоборот, это мы на них попрём?
— Боялись, — поправил меня Андрей. — Теперь картина мира поменялась. Сейчас есть такие одарённые, что прямо ух!
— Что, прям круче нашей армии? — скептически хмыкнул я.
— А ты знаешь — всё может быть, всё... Я ничему не удивляюсь уже! Говорят, кто-то летать умеет, например. Геоманты в Пакистане, по слухам, землетрясениями управляют, хочешь — вызовут, хочешь — природное остановят. Индийцы в панике, сам понимаешь. Это всё слухи, конечно...
— Погоди, по-моему, ты переобуваешься в прыжке! — прервал его я. — Мне показалось, что в тот раз ты говорил про то, что надо больше внимания уделять науке, природе, не знаю, как сказать...
— Да, не без этого, — признал собеседник. — Просто я сегодня только услышал про землюков этих южных... Это ж жуть просто, если они гадить начнут! Ккуда ты от землетрясения денешься? Хорошо, что у нас гор немного, особо землетрясти нечего — Камчатку если только.
— Кавказ еще, — подсказал я.
— Знаешь, — он поморщился, — а может, оно и неплохо было бы? Особенно, если турок рикошетом зацепит...
— Эти-то тебе чем не угодили? — засмеялся я.
— Да знаешь — был я там пару раз, ты не поверишь — по научным делам, не на пляже. И никак не мог отделаться от ощущения, что нас там не любят. Вот прям кюшить не могут. Как в Польше примерно. Говорю с ним — и понимаю: так бы он меня и зарэзал, если б мог, со всем своим удовольствием... А в глаза — улыбаются, — он шумно отпил и решительно рубанул воздух рукой: — Но ты прав — я не о том. Да, вопрос поиска, отбора, обучения одарённых — очень важен. И тут мы, оказывается, здорово проигрываем большой группе конкурентов. И даже тех, кого до недавнего времени и за конкурентов-то не считали! Кроме того, ещё ведь один фактор есть: каждый ненайденный нами одарённый — это потенциальное усиление противника. Не украдут, так сломают, если своими словами. Вот уверен, Россия сейчас просто наводнена разными иностранными группами, которые целенаправленно работают по одарённым.
Я поёжился. А ведь запросто, так если задуматься...
— С фсбшниками ты про это говорил?
— Да кто меня к ним пустит? — хохотнул он, а я поставил себе в памяти галочку: надо бы дать наводку Сергею. Или генералу какому, очередному. — Да и смысл говорить? Ну это же и так очевидно: если есть какой-то ресурс — ценный, трудновоспроизводимый, но при этом — легко выводимый из строя, то интерес к нему со стороны иностранных разведок неизбежен. Сложность в том, что мы ведь и сами не знаем — где их ждать? Потому как не умеем определять... ничего!
— Да что ты всё определять-то рвёшься?
— Какая разница? Например — находить одарённых в массе населения. Ведь умеют же это некоторые? Потапченко тот же. Ведь как-то он это делает? Просто посмотрел — и оп! уже человек пять привёл, просто с улицы. Я хочу понять — как! Возможно — сделать прибор. И поставить потом на всех станциях метро! Да что там метро — в каждый подъезд!
И опять мурашки по спине. Хотя, с другой стороны — когда я в последний раз был в метро?
— Как-то это... не уверен, что мне нравится. Мало нам камер, что ли? И рентгена? Ещё и твой аппарат — вообще нигде не скроешься! А потом, ну вот нашёл твой прибор человека, даже показал на экране, например. Что тогда — группу захвата в вагон?
— Ну а куда деваться, — Андрей понимающе развел руками. — К сожалению, другого метода быстро нарастить массив одарённых я не вижу. Не рассаживать же Потапченко сотоварищи вместо контролёров в метро! Это уж и вовсе расточительство получится, с текущим-то ничтожным процентом одарённости. Лучше уж пусть бы он со мной тут поработал. Мне бы и получаса в день хватило! Да что в день — в неделю раз бы зашёл! Так ведь нет, никак, ничего, никогда...
Тут тихо подошедший бармен постучал чем-то о стойку. Мы оба разом повернулись, недоумённо глядя на него.
— Извините, закрываемся — одиннадцать, распоряжение администрации Института, — несколько нервно проговорил молодой парень, видимо, ожидая наших возражений.
— Ох ты — и правда! — спохватился Андрей. — А мне же сегодня ещё...
Он тут же суетливо спрыгнул со стула, сунул мне руку и, на бегу крикнув: "Приятно было пообщаться! До следующего раза!", — шустро выскочил из бара на улицу.
Ну и ладно, я тогда пойду тоже.