Ближе к концу зимы солнце пригревает всё больше. Снег оседает и становится плотным. Теперь я могу гулять не только рядом с домом.
Я отправляюсь в лес. Хочу посмотреть, как там сейчас. Скоро он начнёт просыпаться.
Я иду меж деревьев. Впереди будет болотце, маленькое, но топкое, и я забираю вправо, чтобы не провалиться. И тут я слышу какой-то странный звук. Оборачиваюсь и вижу ужасную картину. Прямо из трясины торчит человеческая голова.
Он же сейчас увязнет! — осознаю я. — И кажется, это кто-то из нашей деревни. Не знаю, как его зовут, но лицо вроде знакомо. Хотя могу и ошибаться. Потому что очень уж страшное это лицо. Искажённое смертельным ужасом. Я даже в глаза ему не могу смотреть, потому что страшно.
— Сейчас, сейчас, — лепечу я и начинаю метаться по краю болотца. Я в полной растерянности и пытаюсь сообразить, что надо делать.
Как же ему помочь-то? Если попробую к нему подобраться, меня тоже затянет!
В моем родном мире я бы просто набрала 112, и всё. Приехали бы специально обученные люди и спасли бы. Ага, если успели бы… Потому что он скоро весь скроется!
Здесь только я одна. Никто не поможет. До деревни бежать слишком далеко.
Дура, — говорю я себе. — Ты и его не спасёшь, и сама за компанию утопнешь!
Но повернуться и уйти у меня не получается. Даже голос разума бессилен. Господи, что же мне делать?
Настил из веток! — осеняет меня.
— Держись, пожалуйста! — кричу я. Надо бы ему хоть палку какую под руки подсунуть.
Я хватаюсь за торчащий из снега сук. Не вытащить. Нахожу другой, он обламывается.
Боже, его же затягивает, он уже и на помощь звать не может. Мне страшно. Руки дрожат. Я не смотрю на его лицо.
Наконец, вытаскиваю подходящую палку. Как только её передать? Наклоняю молодое деревце, крепко хватаюсь за верхушку, становлюсь на кочку и тянусь палкой к утопающему. Только бы ноги в трясину не соскользнули!
Я изгибаюсь змеёй, и, наконец, у него получается дотянуться до спасительной палки. Вот он хватается за неё и второй рукой, и начинает подтягивать под себя. Жаль, деревце к нему не наклонить, не хватит высоты.
Я ломаю ветки, вытаскиваю из-под снега сучья и кидаю в болото. А потом понимаю, что я слишком маленькая и лёгкая, чтобы вытащить увязшего по шею мужчину. Что же делать-то? Подползаю к нему и привязываю к палке, за которую он держится, свой свёрнутый в жгут платок.
— Подожди, подожди, — шепчу я. Опять наклоняю деревце, одной рукой держусь за верхушку, другой тяну за платок.
— Помогай мне! — кричу я. — Мне тебя не вытащить!
Наконец, он начинает медленно, очень медленно выползать на проминающийся под ним настил.
Я уже вся мокрая, и вспотела, и сама провалилась немного. Но тяну изо всех сил. Высвободившись из трясины, мужчина лежит и не шевелится. Я начинаю его тормошить и кричать, что надо идти, иначе он замёрзнет, заболеет и умрёт. Если он полежит так и схватит воспаление лёгких — ему ведь конец. Антибиотиков тут нету.
Он не реагирует. Тогда я начинаю его пинать и обзывать дураком и самоубийцей. Кое-как с моей помощью он поднимается на ноги.
Не знаю, как мы добрались до дома. Я всё время думала, вот, ещё шаг, и всё. Упаду и больше не встану. Но мы дошли.
Я сбрасываю с себя верхнюю одежду и раздеваю спасённого. Прямо догола. Сейчас не до приличий. Укладываю его на лежанку в гостиной вплотную к тёплым кирпичам печи и накрываю поверх одеяла всем, что под рукой. А потом отправляюсь на кухню за тёплым питьём. Котелок с водой, стоящий на печке, ещё не успел остыть. Я добавляю туда травяного чая и мёда и иду отпаивать несчастного.
Дождавшись, когда гость хорошенько пропотеет, убираю лишние покрывала и меняю постельное бельё.
Он, наконец, обретает дар речи и принимается меня благодарить. Начинает темнеть, и я зажигаю фонарик из холодного пламени.
— Не бойся, это просто природа! — объясняю я, заметив испуганный взгляд. — Как солнце, дождь или ветер! Я не общаюсь ни с какими тёмными духами!
Не знаю, поверил он мне или нет. Потому что он ничего на это не отвечает и вскоре засыпает. Я сижу рядом, прислушиваясь к его дыханию. Удостоверившись, что всё в порядке, поднимаюсь к себе в спальню.
Наутро меня будит громкий стук в дверь. Оказывается, моего гостя всю ночь искали деревенские мужики. Вскоре они подгоняют к моему дому сани и увозят его в деревню.
Я пью чай на кухне и удивляюсь себе самой. Как я смогла это сделать? Похоже, этот мир меня всё-таки изменил.
Я беру горшочек мёда на обмен и иду в деревню. Сначала захожу проведать спасённого мной из болота. Он лежит на печи и благодарит меня хриплым голосом. Всё-таки купание не прошло бесследно. А вот его жена зыркает на меня явно недобрым взглядом.
Вскоре выясняется и причина. Хозяйка, у которой я беру сыр и творог, рассказывает, что супруга того крестьянина разносит по всей деревне, будто бы я сманиваю чужих мужей. И всё из-за того, что её благоверный провёл целую ночь в моём доме.
Я смотрю на неё полным недоумения взглядом.
— Да ей не верит никто особо! Склочная очень баба. Сама же недавно жаловалась, что муж в постели не ах. Куда уж ему после болота-то? — с усмешкой добавляет она.
Но отношение ко мне после этого случая явно теплеет. А в мой следующий визит в деревню ко мне подходит сам староста.
— Не водишься, значит, с Тёмными-то? — спрашивает он.
— Да что ты! Зачем же я буду душу губить? — отвечаю я.
— А огонь свой как делаешь?
— Оно само как-то получается. Я думаю просто. Представляю в голове, а оно раз, и выходит. Сила такая в мире присутствует.
Он задумывается, аж голову рукой чешет.
— Если я людям начну вредить, то и силой этой пользоваться не смогу, — добавляю я.
— А ну, покажь, а то мало ли чего люди болтают!
Я зажигаю весёлый жёлтый огонёк, похожий на крошечное солнышко.
Староста отступает на шаг, и смотрит, с сомнением качая головой.