Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве

XIV

Мамонтов двадцать второго августа взял Козлов. В Козлове были уничтожены центральный пункт связи фронта и разграблены огромные военные склады.

Накануне взятия Козлова в батальон пришла депеша с изложением точки зрения Главкома и Реввоенсовета республики на события. Рекомендовалась для использования в политработе.

«Деникинская кавалерия прорвала наш фронт у Новохопёрска и глубоко продвинулась по Тамбовской губернии. Налет смелый, но в то же время всякий здравомыслящий человек должен спросить себя: на что надеются руководители этой операции. Несколько белых кавалерийских полков оторвались от своей базы чуть не на двести верст. Белые кавалеристы действуют в местах, большинство населения которых враждебно относится к ним... Неужели деникинские генералы надеются путем кавалерийского налета захватить Москву? Нет, они не так глупы, чтобы верить в это, они знают также, что оторванная от своей базы в тылу наших войск их конница долго дер. жаться не может. Почему же Деникин решился на такой шаг? Потому что ему не оставалось ничего другого. Это шаг, вызванный безвыходностью. Это смелость от отчаяния»...

Войдя в Козлов, мамонтовцы захватили радиостанцию, в обе стороны летели телеграммы.

Адрес, преподнесенный английскими офицерами, прикомандированными к Донской армии, генералу Мамонтову, в связи с его рейдом.

«Английские офицеры, прикомандированные к Донской армии, шлют вам свои поздравления по поводу ваших блестящих успехов от имени английской миссии и английской армии, представителями которых они имеют высокую честь быть в России. Ваши подвиги войдут в историю и явятся предметом зависти для каждого офицера любого рода оружия любой армии.

Майор Вильямсон».

Ответ Мамонтова на адрес союзников.

«Уважаемые союзники, доблестные офицеры лучшей в мире армии. Я получил ваше лестное для меня и моей конницы приветствие, горжусь вниманием, которое вы мне оказываете, и ваши заботы о том, чтобы поддерживать людей, борющихся за дело правды, дали себя чувствовать во время нашего похода и боев. Опираясь на могучую силу артиллерии и прекрасные английские пушки, мы проходили там, где, казалось, нет дороги. Казаки, офицеры и я шлем вам дружеский привет, усердно благодарим за оказываемую нашей армии поддержку и верим в то, что правое дело, за которое мы боремся, не может быть оставлено без поддержки благородной нации джентльменов - англичан. Да здравствует несокрушимая британская армия, да здравствуют наши благородные союзники.

Генерал Мамонтов».

Телеграмма:

«С нами крестная сила, всесильный крест христов милостивых низлагает врага благословенным оружием христова именитого воинства. С чувством глубочайшего умиления прочитал сообщение ваше о последних блестящих победах Донской конницы над богопротивными супостатами. Уже видны ярким светом блистающие главы древних храмов первопрестольной. Уже слышен радостный торжественный звон Великого Ивана, уже несметными толпами собирается народ на площадях и улицах Москвы, уже ликует Кремль, вознося молитвы и благословение от гробов святителей, нетленно в них почивающих, - то народ православный встречает своих избавителей. Дерзай же, славный генерал, дерзайте, храбрые донцы!..

Есауловской станицы казак военный епископ Гермоген ».

Дни были тяжелыми. Решили готовить оборонительные участки к северо-востоку от города - все-таки решили. Александр рыл окопы с батальонцами, чтобы собственным примером поддержать людей, ворчавших, что куда пойдет Мамонтов, никто не знает, зачем ему Елец. В первый же день сбил руки в кровь, болело все тело. Второй день промучился, но на третий втянулся, приноровился. Дождь, ливший почти без перерыва весь месяц, к счастью, кончился. Донимала только грязь, напитанный влагой чернозем.

Чернозем обыкновенный - поневоле вспоминались Александру уроки отца-лесовода. Образуется в результате долговременного перевеса степи, отвоевывающей пространство у леса.

Долговременного перевеса... Редкий случай - решительный перелом в борьбе елецкой степи с елецким лесом мог быть датирован абсолютно точно. Вот рассказать бы отцу.

В четырнадцатом столетии вокруг Ельца еще шумел дремучий лес, но в тысяча триста девяносто пятом году хромой Тамерлан, Тимур, захватил и разрушил Елец и приказал вырубить этот лес, дабы не мешал он действиям его конницы.

Там, где сейчас батальон рыл окопы, наверно, и стоял Тимур. «Может, отыщем что-нибудь в земле! - загорелся Васятка. - Найдем саблю Тимура, зарублю ею Мамонтова!» Посмеялись, Но Александр отметил, что копать все, он сам в том числе, принялись веселее. В каждом зажегся азарт - чем черт не шутит, вдруг повезет, на что-нибудь наткнешься.

Пласты подсыхающей выброшенной на бруствер земли и окрестные поля, воспрянувшие в предвестии долгожданного солнца, казалось, дышали не только перегноем и хлебом, но самою историей. Вон там, позади, на горе Аргамачьей, по народному преданию, свершилось чудо. Святая дева явилась Тимуру, и видение это так испугало воина, что он покинул русские пределы.

Немало повидал этот город на своем веку. Набеги, осады, пожары, резня. И снова раскатывается по его земле гул приближающейся многотысячной конницы...

Прискакал гонец от Кандюрина. В лесном скиту Знаменского монастыря найдены Орлова с сыном Дмитрием и привезены в город. Кандюрин просил приехать.

У Орловой вид был ужасный. Одета капустой в три кофты, остановившийся взор, сведенные, как в судороге, пальцы, седые космы выбились из-под грубого крестьянского платка, даже не повязанного, а обмотанного самым нелепым образом вокруг головы. При этом она, несчастная, конечно же думала, что держится как всегда - будто бы демократически, на самом деле высокомерно, Истинная аристократка. Она заговаривалась, повествование ее было не вполне связным.

Ее сына трясла лихорадка. Смертельно бледный, покрытый испариной, в изнеможении он клонился со стула на сторону, почти падая.

Из их запутанных речей с трудом удалось извлечь общий смысл.

Поздно ночью в усадьбу прибежал кооператор Костин, ободранный, мокрый, плечо перебинтовано грязной тряпкой, пятна крови. Малов страшно испугался. О чем-то они совещались. О чем, ни Орлова, ни ее сын не знали. Затем принялись жечь бумаги. Содержание их Орловой было неизвестно, она видела, что Костин привозит Малову какие-то папки, но никогда не интересовалась зачем. Бумаг набралось порядочно, они складывались стопками выше человеческого роста, занимали весь угол бывшей гостиной. Малов и Костин стали их жечь, растопив большую плиту на кухне. Дмитрий им помогал. Что в бумагах, он тоже не знал. Плитой не пользовались уже лет пять - загорелась сажа. Погасить пожар еще можно было, но в это время с Орловой, по словам ее сына, случился нервный припадок. Она сначала собирала старые письма, документы и книги, которые были навалены по комнатам, чтобы их сожгли тоже, а потом сама принялась их жечь прямо на полу. Трое на кухне не сразу заметили беду, а когда заметили, было уже поздно.

В доме доктора Граве сорванные со стен веера гигантскими мертвыми бабочками лежали на полу, прочий елецкий бамбук хрустел под ногами.

Вчера вечером Хризантема выгнала Воронова-Вронского, обвинив в неверности, и наутро убежала из Ельца со Щекиным-Кротовым. Куда - неизвестно, но в Москве у критика были родственники.

- Поторопилась, -буркнул Александр.

- Разыграла комедь, чтобы развязаться, - отозвалась Елизавета. - Обвинение смехотворное, что он влюблен в меня и потому женился на ней. Из них двоих она оказалась хитрее. Ее поступок - серьезное предостережение ему. Удар, стук судьбы.

Сказано было зло и с силою. Почему судьбе понадобилось предостерегать, можно бы и не спрашивать. Елизавету волновало одно - история гибели Силантьева. Если б она действительно уверилась в причастности Хризантемы, она помешала бы ей уехать. Но оставался Воронов-Вронский...

- Только не берите на себя роль судьбы, - предостерег Александр.

- А я никого и ничего не боюсь! - закричала она. - Я была в боевой организации эсеров! И стреляю, кстати, неплохо!

- Погодите, - остановил ее Александр. - Как юрист замечу, что неопровержимых доказательств вины у нас пока что нет. Так, обрывки догадок и туманных ассоциаций. Как представитель Советской власти предупреждаю, что никаких самосудов мы не потерпим. Осуществится революционная законность, поэтому прошу вас, успокойтесь и честно ответьте на мои вопросы.

Он дождался, пока она немного остынет. Елизавета ходила по комнате.

- Слушаю вас, - наконец произнесла она.

- Бывал ли в этом доме некий странный персонаж, уголовник. Быть может, он не вполне нормален. Его зовут Тихон.

- Пожалуй, видела в театре. Да, кажется, и здесь. Он приносил помидоры. Ей, декадентке, ухаживания вора нравились. Не он ли таскал из аптеки морфий? Вид, во всяком случае, сомнительный, кокаинический.

- Еще вопрос, Владимир Глебович Малов и кооператор Костин тоже исчезли. Как вы считаете, сестре было что-то известно о тайной деятельности этих двоих?

Елизавета пожала плечами.

- Понятия не имею.

- А вам?

- Я не видела Малова около года.

- Если я верно представляю себе вашего бывшего лужа, он мог работать только на Силантьева. А у Силантьева было одно дело в жизни, торговля хлебом.

- Вы подозреваете, что они с Силантьевым занимались хлебными спекуляциями! - возмутилась она.

- То, что Костин ими занимался, установлено. Но он, скорее, исполнитель.

Она нахмурилась. Ей, полагавшей себя несмотря ни на что социалисткой, было тяжело это слышать.

- Григорий Никитич финансист, капиталист, называйте, как хотите, но не торгаш. Чтобы он пустился в какие-то махинации? Из-за них его и убили? Нет!

Александр не успел ничего сказать. В дом вошли доктор Граве и Маргарита. Доктор опустился в кресло посреди разгрома.

- Комиссар, ваше мнение, есть ли элемент актерства в сумасшествии?

- О чем вы? - спросил Вермишев.

- Думаю, вы прекрасно поняли о чем. Или сейчас поймете.

Доктор был настроен решительно.

- Один из тяжелейших синдромов шизофрении, описанный русским психиатром Кандинским и французом Клерамбо, - это синдром психического автоматизма, отчуждение чувств, действий и мыслей пациента. Ощущение, что кто-то вкладывает человеку определенные мысли. Характерно ощущение себя в зрительном зале - сидящим и одновременно участником. Больной говорит: «Все как в театре». Существует даже синдром маски, когда кажется, что все загримированы... Театрализуется сознание И тогда, если угодно, театр есть своего рода психическое заболевание. Часто больной театрализует собственную жизнь. Все истерики играют, актерствуют. Более того существуют матрицы, разыгрывание психических болезней, они повторяются из века в век. Из гардероба вечности достаются те же одежды и с теми же репликами играется тот же театр... Возвращаясь к письму, что вы мае показывали... Это может быть и чистая провокация; паранойальная идея мало расцвечена - вот где промашка. Нужны деньги, под это подсунули идею. Дальше - ваши дела. Пожелаю вам, как сказал германский император Фердинанд I, Fiat justitia, pereat mundus.

- Да свершится правосудие, да погибнет мир, - перевел Александр.

Итак, о чем все-таки речь доктора? «Больной театрализует собственную жизнь». Это относится к бывшему зятю. И сразу - о письме шантажиста. Что ж, Александр и сам все более укреплялся в мысли - письмо сочинено в салоне.

Сначала они ставят пьесу про идейного вора, потом появляется вор настоящий. И рождается мысль устроить в жизни очередной фарс. Легко представить себе, как резвились эти игрунчики, перебирая возможные варианты послания. Тут уж сама обстановка дома, весь восточный реквизит невольно напоминали о «знакомом китайце». Да, не исключено, что вначале это была только шутка, но злобная шутка. А когда она обернулась смертью, они перепугались. Почувствовали, что салон привлекает внимание. Воронов-Вронский попытался, затягивая время, подставить Малова, запутать картину сложными психологическими коллизиями... И все-таки нет, с самого начала это была не шутка.

- Мы постараемся, чтобы и мир не погиб и преступники были наказаны, - подытожил Александр.

- Помилуйте, господа, вы так грозно обо всем судите - всплеснула руками Маргарита, вечная институтка на выпускном балу. - Пусть люди забавляются. Лучшие мужчины - это большие дети. И вы, Александр Александрович, не будьте таким серьезным.

- Увы, мне ребенком быть никак не приходится. Вот-вот стукнет сорок, - улыбнулся Александр. - Я родился двадцать девятого августа по старому стилю.

- Та-акой день, - вздохнула Маргарита. - Усекновение главы Иоанна Предтечи, поминовение воинов, на поле брани убиенных...

Кандюрин держался невозмутимо, но чувствовалось, что он доволен. Сегодня ему сопутствовал успех.

Более суток длился обыск в доме, арендованном кооператорами под контору. Два часа назад был отыскан тайник, в котором хранились большие суммы денег, в том числе и «липецких». Вызванный на допрос кооператор Водохлебов показал, что «черная касса» действительно существовала, но местонахождение ее было известно только инженеру Костину. Из нее расплачивались с местными агентами-перекупщиками и наводчиками. Агенты находили кулака, припрятавшего зерно и готового продать его по спекулятивной цене. За это получали комиссионные. Одним из таких агентов и был Котов, задержанный на Бабьем базаре с «липецкими», который все это время настаивал, что получил деньги от неизвестного за старое бабушкино золотое колечко. Теперь он больше не запирался и добавил, что работодатель при случае скупал и ценности.

Неясным оставался, таким образом, лишь один, но весьма важный вопрос - как «липецкая» валюта попала к Костину. Иными словами, как связан он с крушением поезда под Казаками и ограблением почтового вагона. Все опрошенные кооператоры клялись, что им ничего не известно.

Там же в тайнике Кандюрина ждал еще один сюрприз. Несколько папок с грифом силантьевской конторы, в которых содержались подробнейшие сведения об урожаях и посевных площадях по разным волостям уезда за довоенные годы.

- Папки конечно украдены из архива силантьевской конторы, - говорил Кандюрин, - и держали их в тайнике. Возможно, такие же жгли в усадьбе?

- Почти наверняка, - сказал Александр. - Эти цифры нужны для сопоставления. Что было и что есть сейчас. Для выяснения возможностей. Что будет, когда все встанет на свои места, на старые, разумеется, и с помощью оружия. И требовалось это Силантьеву. Не Костину же, не Малову. Они работали на него. Значит, не сидел он сложа руки, не копался в огороде. Деятельно готовился к приходу белых Называется это: экономический шпионаж.

- А чего же тогда его сперва пытались сплавить за границу, а потом убрали?

- Это для нас еще темно. Но ответ, поверь мне, где-то рядом.

Александр ощущал, что наступает момент некоего предвдохновения, момент волнующий, удивительный, когда слова еще не найдены, но они уже бьются в глубине твоего существа, они близко, сейчас появятся.

- Попробуем взглянуть на эту историю в целом, - предложил он, загораясь. - Что означала Елецкая республика для капиталиста номер один? Это власть. Имея власть, он давит конкурента внутри сферы своего господства и защищается от конкурентов извне. Мечты? Прекрасно, а вот грубая реальность. Яростная борьба елецкого капитала за российский рынок. Маловы болтают языками и хлопают ушами, а он делает дело. Но таким, как он, нужны слуги - политики, грамотные интеллигенты, чтобы жесткие планы облекать в мягкую человеческую форму. Их сладкозвучными речами Силантьевы обманывают трудящихся. Какое сердце елецкого патриота не забьется! Потому Силантьев поначалу привлекает Малова, однако убеждается, что с ним каши не сваришь. Тряпка. И времена меняются. Силантьеву требуются политики преданные и послушные, но вместе с тем по отношению к внешнему миру жесткие, хитрые, абсолютно беспринципные. Воронова-Вронского он угадал, инстинктом почувствовал, что перед ним не столько артист, сколько подонок, а именно такие нужны... А меценатство? Почему нет! Все приличные люди меценатствуют. А затем между ними возникает разлад. Отчего? Воронов-Вронский наглеет. Норовит отхватить всю руку. Он предназначался на роль подручного, ан нет, он честолюбив, он уверен, что мыслит дальше и шире, чем Силантьев. С какой стати он будет простым исполнителем воли какого-то торгаша. Он выходит из-под контроля. Их роли должны перемениться, повелевать рожден он, Воронов-Вронский. Дело Силантьева - давать средства. И пусть скажет спасибо, что его не трогают. Заартачится, есть кому его приструнить.

- Уголовники?

- Да, неизбежный треугольник. Частный капитал, авантюристы, уголовный элемент.

- Мне сейчас делать сообщение на укоме, - сказал Кандюрин. - Как поступить с этим «вечером Гоголя»? Лучше запретить?

- Лучше разрешить.

- Ладно, пойдем на военную хитрость, посмотрим, что фигурант замышляет.

«Соха и молот» дала объявление:

«Культурное строительство. Центральный клуб Красной Армии совместно с Народным университетом устраивает в Первом Советском саду (бывший Семейный) грандиозный концерт-вечер, посвященный памяти Н.В. Гоголя, и горячий буфет».

Воронов-Вронский явился в летний театр Первого Советского сада на репетицию «вечера Гоголя» как ни в чем не бывало. То ли демонстрировал силу воли, дабы сердобольные ельчане могли восхититься - «ну и выдержка у мужика!», - то ли репетиция была важнее задетого мужского самолюбия. Чем, в самом деле, была для режиссера Агламазова? И чем - этот странный «вечер»?

Вермишев присел на задней скамейке пустого летнего театра. Далеко, на слабо освещенной сцене метались - Селифан с Петрушкой или Вор со Слугою? - он не всматривался. Маэстро властно распоряжался статистами, ставил мизансцену. А перед Александром, на стыке, реального и нереального, как выражение снов и химер давно прошедшего времени замельтешили феи-речки Карповки. Медленно всплыло бледное личико Хризантемы - маленькие припухшие раскрашенные губы, рассеянная улыбка, ни к кому не обращенная и взятая напрокат у лунных фей и женщин «для радости». Она как бы олицетворяла тот мир стиля «модерн», его голубовато-зеленую медузность, его ночную болотность, его зыбкость, его порочность. Возможно, она сама чувствовала свою призрачную сущность и сама пугалась ее, и хотела припрятать, задрапировать шелковым кимоно, пестрыми зонтиками, веерами-бабочками. Как могла быть у елецкого доктора такая дочь? Во всем странность, несоответствие. А впрочем, чего удивляться, за свою юридическую практику он насмотрелся несоответствий.

Он встал, прошелся по темным аллеям, обогнул дощатый сарай, именуемый театром, с тыла. Почему он это сделал? Никак не мог с собой справиться, любил до одури запах кулис, столярного клея и пыльных декораций. И в Териоках часто так гулял.

Поднялся по наружной узкой деревянной лесенке и очутился в боковом кармане сцены. Наугад открыл какую-то дверь и увидел... себя. Усы, кожаная куртка, дарик, грим бледного от усталости кавказца...

Его двойник. Вот, значит, как они воплощают идеи Макасея Холмского о «пьесах судьбы» и «двойничестве». Быть может, есть и другие двойники - Кандюрина, Успенского... Правда, под них труднее загримироваться. А зачем все это? Для того, чтобы сыграть комиссаров, когда комиссаров настоящих уже не будет в живых. Военная цель понятна. Вызвать переполох, запутать ситуацию. Буффонада? Конечно! Как без нее Воронову-Вронскому. Но теперь размах грандиозен, не какая-то мелочь с убийством разоренного миллионщика. Теперь кровь польется рекой. Всю комиссарскую силу собрать и разом уничтожить. Публику одурачить. И по Ельцу на белом коне! Навстречу Мамонтову...

Выгода очевидна. Успеть захватить власть в городе несколькими днями раньше, чем придут белые. Чтобы не оттерли в сторону, не поставили другого. Предварить.

Когда стемнело, в театр к Воронову-Вронскому притащился одурманенный морфием вор Тихон. Чекисты, наблюдавшие за его убежищем, сообщили, что незадолго перед тем к Тихону прокрался человек, по всем приметам - Костин. Кандюрин распорядился арестовать всех троих.

К вечеру партийные и советские организации города, а также военные части были оповещены, что Совет Обороны республики постановил объявить на военном положении Рязанскую, Тульскую, Орловскую, Воронежскую, Тамбовскую и Пензенскую губернии и учредить в губернских и уездных городах Военно-революционные комитеты, ревкомы.

Для ликвидации мамонтовского рейда был создан так называемый внутренний фронт. Командующим назначался член РВС Южного фронта Лашевич.

Вступив в командование внутренними войсками, Лашевич отдал срочное распоряжение всем ревкомам:

1. Немедленно организовать мелкие отряды.

2. Приспособить, где есть возможность, бронелетучки.

3. Все губернии, прилегающие к району пребывания конницы Мамонтова, объявляются на военном положении.

Ревкомам и начальникам гарнизонов категорически предписывалось - оказывать всяческое сопротивление казакам Мамонтова. «Ни в коем случае город без боя не сдавать, под угрозой расстрела шкурников, паникеров и дезертиров. Ревкомам эвакуироваться последними и только в крайнем случае». Все части ставились в известность, что оставления занимаемых пунктов командование не допускает. Драться до последнего человека. За всякий отход виновные будут предаваться суду трибунала по законам военного времени.

25 августа стало известно, что Мамонтов вышел из Козлова и движется на запад. На основании постановления Совета Обороны республики и предписания Орловского губревкома в Ельце был образован уревком.

Приказ уревкома от 25 августа 1919 гласил:

§ 1. Елец объявляется на военном положении.

§ 2. Воспрещаются все собрания, заседания, совещания, спектакли, концерты и т. п.

§ 3. Хождения после 1 часа ночи (нового времени) без разрешения.

§ 4. Запрещаются частные разговоры по телефону.

§ 5. Все приказы уревкома обязательны для всех.

За неисполнение предание суду революционного трибунала.

Укомпарт сообщал, что все коммунисты поступают в распоряжение Ревкома. Всем членам партии в однодневный срок явиться для регистрации.

С 26 августа стало прибывать подкрепление. Несколько запасных пехотных рот, весьма слабо вооруженных, и кавалерийская часть из Ливен, которая именовалась полком, но насчитывала 97 сабель. Приезжавшие в этот же день в Елец Фабрициус и его заместитель Травинский обещали, что основные пополнения подойдут позже. В волости были направлены коммунисты для приведения уезда в боевую готовность.

Пришла и сводка из штаба фронта, сообщавшая, что деникинцы начали контрнаступление против группы Селивачева, ударив по ее флангам в районах Белгорода и Бирюча в сходящихся направлениях на Новый Оскол. Противник, таким образом, старается окружить и уничтожить наши войска, имея целью прорвать центральный участок Южного фронта и открыть себе дорогу на Москву. Идут ожесточенные бои.

26 августа передовые части генерала Мамонтова появились у города Раненбурга. Однако, убедившись, что гарнизон готов к отпору, отошли назад, поджидая прибытия главных сил.

27 вечером мамонтовский отряд в 300-400 сабель при поддержке артиллерии атаковал город. Наши части отступили. Но благодаря твердости комполитсостава отступление было приостановлено, отряды приведены в порядок, посажены на бронепоезд «Непобедимый» и отправлены в район железнодорожной станции, где снова завязали бой с казаками.

Тем не менее превосходство противника, численное и в артиллерии, сделалось очевидным, и к семи часам вечера белые ворвались в город.

Прибывают и главные силы красных и переходят в концентрическое наступление: с севера - отряд Ораевского, с востока - отряды Тамбовского укрепленного района, с юга - отряд Василенко и с запада - отряд Фабрициуса. В результате совместных действий при активном участии бронепоездов и авиаотрядов удалось в тот же вечер выбить казаков из города, нанеся противнику чувствительные потери.

Главное командование в ответ на донесения внутреннего фронта дает следующую директиву, требуя принятия еще более твердых и решительных мер:

«Приказом Совета Обороны и РВСР вам даны чрезвычайные права для создания сил и средств борьбы с казаками Мамонтова, и вы обязаны создать эти силы во что бы то ни стало и всеми способами в кратчайший срок и выдвинуть их к району действия казачьего рейда. Между тем до сегодняшнего дня никаких существенных результатов этого развития не видно, за исключением... успеха у города Раненбурга».

Выбитые из Раненбурга мамонтовцы отступили к станции Митягино, между Раненбургом и Астаповым, взорвали железнодорожный мост и затем двинулись на город Лебедянь, который 28 августа в 17 часов взяли, сделав за трое суток стокилометровый марш.

Лебедянь в шестидесяти с небольшим верстах от Ельца.

Николай Алексеевич Задонский:

- Я знал Воронова-Вронского, смотрел его в спектаклях. Один раз был даже у него дома. Меня привели туда приятели-поэты. Конечно, никакого общения между нами быть не могло. Он типичный декадент. И обстановка буржуазная и декадентская. В восточном, помнится, стиле, это было модно. А я мальчишка-комсомолец, разница в возрасте лет двадцать. Мне все там не понравилось. Ясно помню свае горячее юношеское неприятие, нашу полную, по современной лексике, несовместимость. Я был великий ниспровергатель, надерзил и удалился. Кто он таков на самом деле, я узнал только в сентябре. Тридцать первого августа я его не видел. Тогда мне пришлось уйти из Ельца.

Разумеется, время, рассказы очевидцев, воображение дорисовывают картину. Но мне представляется теперь, что о заговоре, о перевороте, приуроченном к наступлению белых, толковали у нас немало. В сентябре, когда городом вновь овладели наши, состоялся митинг на площади Революции. Выступал Ян Фабрициус, его речь отличалась необычайной твердостью и уверенностью в окончательной победе Революции. Это было очень важно тогда, потому что фронт приближался. Деникин начал наступление на Москву. Дни страшные, тревожные. А про Елец Фабрициус прямо заявил, что имела место измена. Некоторые военспецы умышленно не выполняли боевых приказов и отводили войска, чтобы дать казакам возможность без боя занять город. Возглавлявший оборону командир с пехотных курсов, в прошлом полковник, выстроил для мамонтовцев духовой оркестр. Играли «Встречный марш». По нашим отходившим частям из окон стреляли. Кто? Не обыватель, разумеется, тот вел себя иначе, это отдельный сюжет. Считали, что заговорщики преследовали цели не только военные. Главной задачей, которую перед ними ставили, было не дать Красной Армии вывезти при отступлении елецкий хлеб. Конец августа, сентябрь, самая жатва. Урожай средний по нашим меркам, но ссыпные пункты уже полны. На станциях эшелоны, готовые к отправке. Наше богатство - хлеб. На него и зарились, вроде лелеяли планы продать его Антанте. Вся Европа голодала, наш хлеб дороже золота тогда был... Что-то там затевалось... Многое, конечно, осталось нераскрытым. Сложное время. Мамонтовский отчаянный рейд, наступление белых, наше контрнаступление. Можно ли заниматься дотошным расследованием до того ли. Заговорщики из военспецов и здешняя контрреволюция, когда увидели, что Мамонтов торопится уйти бежали с ним. Про Воронова-Вронского вы уже знаете.

Александра Александровича нет в живых. Он, профессиональный юрист, политический комиссар, принимал самое деятельное участие в распутывании заговора. Нам естественно, об этом не сообщалось, но, во-первых, в городе обо всем известно, а комиссар фигура приметная. Во-вторых... Я хорошо помню, с каким вниманием Александр Александрович вникал в наши елецкие дела! Он ведь часто приходил к нам в редакцию. У него был темперамент газетчика, партийного журналиста, требовательность и внимательность партийного редактора. Он серьезно интересовался экономикой края. Конечно, он выполнял ленинский наказ: добыть хлеб Республике Советов - это главное. Когда в редакции его спрашивали, откуда он знает то, что только мы - елецкие, задонские, воронежские, липецкие - можем знать, он отшучивался. Хочу написать пьесу, собираю материал... Пьесу он тогда не писал, а спасал революцию и отдал за нее жизнь... Истинный рыцарь революции, изумительный человек. И встретил я его всего лишь на короткий миг. Сорок дней - что за срок, а память на всю жизнь...