Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве

XVI

31 августа вечером Мамонтов занял Елец.

Вермишев не ушел с поля боя. Ему твердили: надо уходить, пора. Сейчас кольцо замкнется. Не упрямься. Есть же воинская мудрость - уйти, чтобы вернуться. А он был в цепи, в горячке боя, и ему казалось, что уйти невозможно. Бежать, поворачивать спину! Нет, не для того он родился! Когда бывало трудно, опасно, очень одиноко, он всегда держался, подкручивая усы, так неужели теперь изменит себе? Светлы надежды, близки свершения, сильна вера... И так хотелось пожить в новом свободном мире, ради которого... Значит, так надо. И он знает - за что! Выбора у него нет. Он отдает свою жизнь за революцию. А многие падают... И многие уходят... Разумнее уходить, конечно разумнее! Но он останется и будет стоять здесь. И успеет еще подкрутить усы, хотя уже видит свою мученическую смерть на лицах палачей, они близко.

Рядом с ним Ермилло, лицо искажено страданием. Прохрипел: «Александр Александрович, бегите!» И его не стало, упал, убитый выстрелом в спину. Одинцов закричал: «Спасайся кто может!» Раненый, окровавленный Васятка отбивался прикладом. Никогда! Никогда! Мы погибаем, чтобы погибли вы!

Кого он увидел в последний, освещенный красным, миг на Соборной площади? Старого доктора, который плакал, стоя в толпе, от бессилия и ярости? Ликующего Воронова-Вронского на белом коне? Не успели расстрелять артиста... А потом - отец, мама, дядя Христофор... Валя - цветок, Сашка - пузырь, мои любимые! Простите. Прощайте... Все кончено.

Он услышал, как оркестранты настраивают инструменты. Узнал сухой звук саза, похожий на выстрелы... Музыка... Встречный марш. Алексеев готовится приветствовать Мамонтова. Грянули колокола. Измена. Но никогда...

18 сентября газета «Соха и молот» (она начала вновь выходить 16 сентября) поместила извещение:

Энский пехотный запасной батальон с глубокой прискорбью извещает, что казацкими бандами зверски убит политком батальона АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ ВЕРМИШЕВ

Орловские «Известия». 20 сентября 1919 года.

«ПАМЯТИ тов. А.А. ВЕРМИШЕВА.

31 августа политический комиссар №-ского пехотного запасного батальона №-ской армии А.А. Вермишев при защите Ельца от набега мамонтовских банд, удерживая с красноармейцами напор бандитов на станцию Елец, все время стоял в рядах красноармейцев, ободряя их словами и боевыми действиями. Бандиты окружили отряд красноармейцев, и товарищ Вермишев был взят в плен.

Тут же, на поле битвы, казаки избили товарища Вермишева до потери сознания нагайками, привязали к седлу и притащили в город к дому, где находился генерал Мамонтов. Перед домом, занимаемым Мамонтовым, казаки подвергли товарища Вермишева жестокой казни: отрезали по частям пальцы, нос, уши и другие части тела, потом повесили товарища Вермишева за ноги на забор и после трехчасовой пытки изрубили шашками на части.

На все вопросы, задаваемые бандитами, товарищ Вермишев ничего не отвечал, и, когда увидел, что ему приходит конец, громко воскликнул: «Да здравствует Красная Армия и ее завоевания! Да здравствует власть Советов! Да здравствует товарищ Ленин! Будьте прокляты, палачи!»

В это время товарищу Вермишеву был нанесен смертельный удар в голову.

Товарищ Вермишев, член Коммунистической партии, неустанно работал на пользу революции среди красноармейцев и рабочих. Ни одной минуты не проходило у него без дела. Он шел первым туда, где грозила наибольшая опасность, где слабые товарищи нуждались в поддержке и духовной помощи.

Товарищ Вермишев в свободное время писал стихи, помещая их в газете «Красная звезда», написал пьесу «Красная правда» в четырех частях.

Так погиб смертью мученика истинный борец за лучшее будущее трудящихся, честный коммунист, человек с отзывчивой душой, незаурядный поэт-пролетарий...»

Прямое отношение к моему повествованию имеет и следующий документ:

«Ревтрибунал 18 сентября рассмотрел дела:

Воронов-Вронский, бывший штабс-капитан, комендант и начальник обороны г. Ельца - расстрел - 24 часа, с конфискацией имущества...

Михеева и Кокоткина - грабежи, пьянство с казаками, прием награбленного, указание евреев - расстрел - 24 часа».

Да, недолго погарцевал Воронов-Вронский на белом коне. Возмездие не заставило себя ждать. Две жизни, две судьбы, две смерти.

Воронов-Вронский был взят нашими, когда пытался уйти из Ельца, почти ушел. Взят вместе с человеком, чье имя осталось неизвестным. Документы называют его «секретарем» коменданта города. Строчка о конфискации имущества позволяет предположить, что артист поучаствовал в грабежах.

Елецкую пьесу Александра Вермишева дописывала сама жизнь.

Отец, Александр Аввакумович Вермишев... В Ельце повешен Саша по приказу Мамонтова перед домом Мамонтова: предварительно замучен. По рассказам очевидцев, у него отрубили руки и уши. Много народа присутствовало при казни Саши, который кричал: «Да здравствует революция!» и посылал проклятия буржуям. Похоронен в лесу в братской могиле. Почему, почему так? Проще всего объяснить - случайность. Случайно занесло в Елец, случайно Елец попал на острие набега Мамонтова, случайно не удалось уйти. Но уйти он не мог! Это я понимаю. Родной мой Саша!

Иван Горшков. Измена! Измена! Военспецы с пехотных курсов оказались предателями. Проклятье на их головы! Нападения банд мы ждали, измены не ждали. Военспецов мы правильно привлекли к обучению войск, но слишком доверяли им и страшную заплатили плату за это доверие. Однако люди теперь увидели, каковы мамонтовские бандиты. Ни хлеба, ни спокойствия они не несут, а только погромы и насилие. Над Ельцом пронесся дикий ураган и канул в вечность. Черная реакция отпраздновала кровавую неделю в нашем городе. Смерть, кошмар, изуродованные трупы... наш город никогда этого не забудет и никогда не простит! Сгорели, разрушены дотла дома, мастерские, вокзалы, железнодорожные мосты, разгромлены, разграблены склады, магазины, аптеки, квартиры мирных жителей... Но красное знамя опять развевается над городом.

Председатель уревкома Киселев. Утром 31 августа донесений не было. А в три часа пополудни казачья конница ударила по нашему левому флангу. Послать подкрепление не удалось. Со стороны кладбища началась стрельба из пулемета. Кто стрелял - пока не выяснено. В некоторых местах стреляли из окон. Штаб раскинул цепь за монастырем, причем в эту цепь стреляли с кладбищенской церкви. Но цепь держалась до девяти часов двадцати минут. Ревком был уверен, что удастся продержаться два дня, до прихода подкрепления. Нужно было вооружить рабочих, но не хватало винтовок, и рабочие были очень плохо обучены. Военспецы переходили на сторону казаков...

Очевидец. Мамонтов вошел в Елец вечером. Всю ночь казаки громили магазины и склады, мануфактурные и сапожные. Наутро расклеили приказы и воззвания с программой Деникина. В монастыре устроили торжественные похороны убитых казаков. После начался грабеж квартир коммунаров. Громили винные склады. Днем взорвали средний пролет Лебедянского моста. В среду раздавали населению сахар, и основные силы мамонтовцев во главе со своим генералом якобы «временно» покинули город, возложив управление на бывших офицеров. Комендантом города был объявлен Воронов-Вронский. Режиссер театра. Это нас очень удивило.

Николай Задонский. У меня в последние дни августа случилась нечаянная радость. Газета опубликовала мои стихи. Я почувствовал себя не заштатным репортером, но настоящим поэтом.

В городе, конечно, знали, что казаки Мамонтова не так далеко, но никто особенно не волновался, все пребывали в уверенности, что в округу стянуты большие силы наших. После обеда я сел с книгой в саду, когда в районе Аргамачьей слободы раздалась сначала ружейная, а затем орудийная стрельба. Неужели казаки? Началась паника. Горожане прятались по домам, запирая ворота и ставни. Красноармейцы отходили вниз, к Ефремовскому вокзалу. Стрельба слышалась совсем рядом, где-то неподалеку бил пулемет. Стало темнеть, наступило затишье. И вдруг показались казаки. Еще только разведка, авангард, но они уже чем-то поживились, у всех через седла переброшены мешки и штуки материй. Убедившись, что на улицах тихо, казаки начали кричать ельчанам, чтобы вылезали покупать у них товары: «А ну, кому сукна, ситцу, мыла!» Что награбили, то и продавали. Обыватель быстро очухался. Казаки брали любые деньги - и царские, и керенки, и думские. Многие были пьяны, грабен, складов продолжался. В нескольких местах уже пустили красного петуха, выстрелы... истошные вопли. Я понимал, что нужно уходить. Каждое мгновение могли ворваться. Кинулся, за советом к соседу, Андрею Христофоровичу Бровкину, большевику, тому самому, который в восемнадцатом году ездил к Ленину. И вместе с Бровкиным и моей женой под покровом ночи мы покинули город.

Главком С.С. Каменев. Командующий войсками Внутреннего фронта товарищ Лашевич был поставлен в исключительно тяжелые условия. Все донесения и распоряжения получались на местах несвоевременно. С некоторыми начальниками отрядов совсем отсутствовала связь. Так, из Моршанска тов. Лашевич не получил ни одного донесения, хотя таковые посылались по телеграфу. Приказ командующего авиационной группой был задержан на двадцать часов, отчего боевое распоряжение совсем не было исполнено. Донесения об овладении теми или иными пунктами не получались, работа отрядов шла бессвязно. Не имея достаточной конницы, мы перебрасывали к угрожающему пункту пехотные части по железным дорогам, но эта мера зачастую не давала желательных результатов. Так, из Грязен в Елец первый эшелон вышел своевременно, второй из-за отсутствия паровозов и дров к ним двинулся с огромным опозданием. Опоздание было столь значительно, что со стороны частей имелись даже нарекания на умышленный саботаж железнодорожных властей...

Историк. И тем не менее, несмотря на все трудности, красные отряды все теснее сжимались вокруг Мамонтова. Вместе с тем катастрофически, усиливалось разложение казачьих частей, которые обеспокоены были уже не столько активными боевыми действиями, сколько тем, чтобы благополучно доставить чудовищные обозы награбленного. Из прорвавшихся девяти тысяч боеспособность сохранили, пожалуй, две, не больше. В осенне-зимних сражениях 1919 года корпус Мамонтова был разбит под Воронежем и Харьковом Красной Армией. За поражения Мамонтов в декабре был отстранен от командования. В феврале 1920-го он умер в Екатеринодаре от тифа.

Дядя Ваня Вермишев. Странное удовлетворение испытываешь при мысли о том, что этот ненадолго пережил нашего Сашу. Но горе наше от этого не становится меньше. Сашу не воскресишь. Я знаю, что он не боялся смерти, он это доказал! Ему суждена была мученическая смерть, я это всегда чувствовал. Но он останется с нами. И жизнь и смерть его не будут забыты.

Автор. Пусть простит меня читатель за то, что не смогла написать последний бой и смерть героя, передала слово документу. Не смогла, хотя верю - о зле и жестокости надо говорить, писать, кричать! Спасение в откровенности. История откровеннее литературы. И беззащитнее.

Дядя Христофор. Ты хотел быть героем, Саша. Я это понял поздно. Я называл тебя Дон-Кихотом. Прости.

Сын Вермишева. Наш долг - хранить память. Бороться с исторической забывчивостью.

Саркис Лукашин. Нам надо собрать все, что от Саши осталось письменного. И издать. Саша своей кровью заслужил, чтобы о нем знало как можно больше людей.

Сын. Позвольте прочитать вам стихи отца.

Ныне решается завтрашний день -

Быть ему светлым и ясным,

Или зловещая черная тень

Ляжет проклятьем ужасным.

Восторжествует добро или зло?

Нас разобьют - значит, злу повезло.

Нашей победы раскатится гром -

Восторжествует добро. . .

Смело же, братья, мы ринемся в бой!

Правое дело за нами...

Автор. Почему так трудно поставить точку, расстаться с невыдуманным нашим героем? Что-то держит перо, не отпускает. Кажется, рассказана ничтожная часть узнанного и понятого, и нет конца у этой книги. Ее можно оборвать и нельзя закончить... Оборвем же с благодарностью за то, что судьба выбрала героя в герои, а автора в авторы.