Дочь Вавилона, опустошителъница![200]
О привычке Найта, когда тот не был непосредственно занят с Эльфридой – гулять в одиночку полчаса или около того, – прекрасно знали его друзья в Энделстоу, в том числе Эльфрида. Поэтому, когда он помогал ей пройти через перелаз, она сказала мягко:
– Если ты хочешь отправиться на свою обычную прогулку в холмах, Генри, я могу добежать вниз до дома сама.
– Благодарю тебя, Эльфи, думаю, я так и поступлю.
Ее удаляющаяся фигурка стала черной в лунном свете, и Найт, постояв у перелаза еще несколько минут, повернул обратно к старому зданию. Его обычным движением было зажечь сигарету или трубку да предаться спокойным размышлениям. Но сегодня его ум был так перенапряжен, что о простом утешении он не мог даже помыслить. Поэтому он попросту обошел кругом то место, где рухнула башня, и уселся на одном из больших камней, из коих она состояла вплоть до этого дня, пока цепь событий, начало которой положил Стефан Смит, в те времена находящийся в подчинении у мистера Хьюби, лондонского архитектора, не вызвала их низвержение.
Размышляя о тех эпизодах, что могли быть в жизни Эльфриды в прошлом, а также о том, что он прежде полагал, что она не имеет никакого прошлого, кое стоило бы того, чтобы о нем рассказывать, он сидел и смотрел на белый надгробный камень на могиле молодого Джетуэя, что теперь находился близко перед ним. Море, казалось, было относительно спокойно, однако до Найта, как всегда, долетал его рокот, что постоянно звучал между мысами, которые высились справа и слева, – море билось о скалы и влекло за собою разрозненные груды камней, коими пестрели края волн, то были несчастные скелеты растерзанных старых скал, что не смогли выстоять под натиском разрушительных для них приливов и отливов.
Найт решил попробовать физические упражнения, чтобы отделаться от безрадостных мыслей. Он поднялся на ноги и приготовился взобраться на груду камней разрушенной башни, с вершины которой открывался более широкий обзор, чем с земли. Он вытянул руку, чтобы схватиться за выступающий острый угол более крупного камня, чем другие, и таким образом помочь себе подняться вверх, когда его рука неожиданно натолкнулась на что-то пухлое, на что-то, что величайшим возможным образом отличалось от того, что он ожидал схватить, то есть от крепкого камня. Оно было волокнистым и запутанным и свисало с камней. Глубокая тень, кою отбрасывала стена бокового придела церкви, не давала ему рассмотреть здесь что-то четко, и он по необходимости начал гадать.
– Это длинные стебли мха или лишайника, – пробормотал он себе под нос.
Однако они свободно свисали с камня.
– Это побеги дерна, – сказал он.
Но им недоставало жесткости и влажности тонких стеблей травы.
– Это щетка для побелки, забытая каким-то рабочим.
Такие щетки, как он помнил, были более колючими; и как бы много ее ни пускали в дело при восстановлении здания, ее щетина не стала бы свисать вниз.
Он сказал:
– Должно быть, это нитевидная шелковая бахрома.
Он стал ощупывать это дальше. Это было что-то теплое. Найт сразу же весь похолодел.
Достаточно удивительно, если мы обнаружим холод неодушевленной материи там, где ожидали встретить тепло; но, в конце концов, когда речь идет об обыкновенных материалах, то наткнуться на что-то, что будет холоднее, чем наша температура тела, скорее правило, чем исключение, и это не повергнет нашу нервную систему в такой шок, который ее ожидает, если мы обнаружим тепло там, где рассчитывали ощутить один ледяной холод.
– Одному Богу известно, что это, – сказал Найт.
Он стал нащупывать дальше, и в течение минуты нашарил рукой голову женщины. Голова была теплой, но неподвижной. Нитевидная масса была человеческими волосами, длинными и спутанными, и это говорило о том, что голова была женской.
Найт в своем встревоженном состоянии мгновение оставался неподвижным и постарался собраться с мыслями. В изложении священника история о падении башни звучала так, что рабочие закладывали в нее взрывчатку весь день и покинули ее вечером, чтобы взорвать заряд на следующее утро. Полчаса спустя, после того как они ушли, заминированный угол башни рухнул сам собой. Возможно, что женщина, наполовину погребенная под камнями, – как это выглядело, по крайней мере, – находилась под башней, у этого самого угла, когда башня рухнула.
Найт подскочил на месте и начал разбирать завал голыми руками. Груда камней, что скрывала тело, по большей части состояла из мелких булыжников да пыли, но камней было несметное количество. Для того чтобы выиграть время, нужно было звать на помощь. Он перебрался через стену кладбища и изо всех сил бросился бежать вниз по склону.
На его пути вниз две дороги вскоре переселись, и одна из них проходила через маленький горный хребет, что неясно вырисовывался на фоне луны, и дорога эта здесь образовывала небольшую впадину в линии горизонта. К тому моменту, когда Найт подошел к перекрестку, он заметил человека на этой возвышенности, что шел в его сторону. Найт повернул к нему и встретился с незнакомцем.
– У церкви произошел несчастный случай, – сказал Найт без всяких предисловий. – Башня рухнула на кого-то, кто до сих пор лежит сейчас там, под обломками. Пойдете ли вы со мной и поможете?
– Это я могу, – сказал человек.
– То была женщина, – сказал Найт, когда они оба торопились обратно. – И я думаю, что нас двоих будет достаточно, чтобы вызволить ее. Знаете ли вы, где можно взять лопату?
– Где-то там есть лопаты для копания могил. Они когда-то стояли в башне.
– И там еще должны были остаться какие-то инструменты рабочих.
Они поискали вокруг церкви, и в углу крыльца нашли три лопаты, кои были аккуратно спрятаны. Обойдя церковь кругом в западном направлении, Найт указал место трагедии.
– Нам бы нужно принести светильник, – воскликнул он. – Но мы можем и без него обойтись.
И он принялся за работу, перемещая лежащие на теле камни.
Незнакомец, который сперва растерянно смотрел на это, вскоре последовал деятельному примеру Найта и стал убирать крупные камни, что лежали вперемешку с мелким мусором. Но, несмотря на их объединенные усилия, прошло добрых десять минут, прежде чем тело несчастной было извлечено из-под завала. Они подняли ее настолько осторожно, насколько могли, затаив дыхание, донесли ее до могилы Феликса Джетуэя, коя была всего в нескольких шагах с западной стороны, и положили ее на надгробный камень.
– Она и впрямь мертва? – спросил незнакомец.
– Она кажется таковой, – сказал Найт. – Какой дом ближе всего отсюда? Пасторский домик, я полагаю.
– Да, но поскольку нам придется вызывать хирурга из Касл-Ботереля, то я думаю, нам лучше нести ее в том же направлении, вместо того чтобы нести прочь от города.
– Когда мы пойдем этим путем, неся ее до первого дома, это будет не дальше, чем до пасторского дома или поместья Скалы?
– Нет, это будет не дальше, – ответил незнакомец.
– Значит, давайте донесем ее туда. И я думаю, что лучший способ это сделать будет такой: взяться со мной за руки, если вы не возражаете.
– Вовсе не возражаю; я рад помочь.
Они образовали некое подобие люльки, переплетя руки под бездыханной женщиной, подняли ее и пошли бок о бок вниз по склону тропинкой, кою указал незнакомец, явно хорошо знавший окрестности.
– Я сидел в церкви почти целый час, – возобновил разговор Найт, когда они вышли с кладбища. – После этого я прогуливался вокруг упавшей башни и таким образом нашел ее. Больно думать, что я впустую потратил столько времени, когда совсем рядом мучилась и наконец отлетела живая душа.
– Башня рухнула в сумерках, разве нет? Около двух часов назад, я думаю?
– Да. Она должна была находиться там одна. Тогда какова же могла быть ее цель посещения кладбища?
– Сложно сказать…
Незнакомец вопросительно взглянул на запрокинутое назад лицо бездыханного тела, что они несли.
– Можете вы ее на минуту повернуть так, чтобы луна озарила ей лицо? – сказал он.
Они повернули ее лицом к луне, и незнакомец внимательно вгляделся в ее черты.
– Ба, да я ее знаю! – закричал он.
– Кто же она?
– Миссис Джетуэй. И коттедж, куда мы ее несем, это ее собственный. Она вдова; и я беседовал с ней буквально сегодня днем. Я был в почтовом отделении в Касл-Ботереле, и она пришла туда отправить письмо. Бедняжка! Давайте поторопимся.
– Возьмитесь-ка за мое запястье немного крепче. Та могила, на которую мы положили ее, не была ли то могила ее единственного сына?
– Да, это она и была. Да, теперь я понимаю. Она здесь навещала могилу. С тех пор как умер этот сын, она стала отчаявшейся, упавшей духом женщиной, которая оплакивала его без конца. Она была женой фермера, очень хорошо образованной – служила когда-то гувернанткой, насколько я помню.
Сердце Найта наполнилось сочувствием. Его собственная судьба была странным образом переплетена с судьбами членов семейства Джетуэй, через влияние Эльфриды на него самого и на несчастного сына вдовы из этого дома. Он не ответил, и они продолжали идти вперед.
– Она начинает тяжелеть, – сказал незнакомец, прерывая молчание.
– Да, это так, – согласился Найт, и после паузы добавил: – Я думаю, что я встречал вас раньше, хотя не могу припомнить. Могу я поинтересоваться у вас, как ваше имя?
– Ох, да. Я лорд Люкселлиан. Кто же вы?
– Я гощу в поместье Скалы, я мистер Найт.
– Я слышал о вас, мистер Найт.
– И я о вас слышал, лорд Люкселлиан. Я рад познакомиться с вами.
– Я могу сказать то же самое. Мне знакомо ваше имя в печати.
– И я знаком с вашим. Это ее дом?
– Да.
Дверь была заперта. Найт, подумав мгновение, обыскал карманы бездыханной женщины и нашел в них увесистый ключ, который, когда его вставили в замочную скважину, легко отомкнул дверь. Огонь в камине потух, но лунный свет лился в комнату через прорубленное в стене окно и рисовал узоры на полу. Лунные лучи позволили им рассмотреть, что комната, куда они вошли, была прекрасно меблирована, то была та самая комната, в коей побывала в одиночку Эльфрида двумя или тремя вечерами ранее. Они опустили свою бездыханную ношу на старомодную кушетку, что стояла у стены, и Найт стал искать вокруг лампу или свечу. Он нашел свечу на полке, зажег ее и поставил на стол.
Оба, и Найт, и лорд Люкселлиан, внимательно изучили взглядом ее бледное лицо, и оба остались почти убеждены, что не было ни малейшей надежды. Никаких следов насилия не было заметно на ее теле при том беглом осмотре, что они сделали.
– Думаю, поскольку мне известно, где живет доктор Грейсон, – сказал лорд Люкселлиан, – лучше бы мне бежать за ним, а вы побудьте здесь.
Найт согласился на это. Лорд Люкселлиан затем вышел, и его торопливые шаги замерли вдали. Найт продолжал стоять, наклонившись над телом, и еще несколько минут тщательного осмотра полностью убедили его в том, что этой женщине уже нельзя помочь при помощи ланцета и обезболивающих. Ее конечности уже начали коченеть и стали ледяными. Найт накрыл ей лицо и сел на стул.
Шли минуты. Эссеист продолжал размышлять обо всем, что случилось за эту ночь. Его взгляд уперся в стол, и через время он заметил, что на нем лежали в беспорядке письменные принадлежности. Теперь он уже рассматривал их: там были чернильница, перо, пачка промокательной бумаги и бумага для записей. Несколько листков бумаги были брошены в сторону от других, это оказались письма, кои начали и бросили, словно фразы в них не показались удовлетворительными автору. Палочка черного сургуча и печать тоже здесь были, словно запечатать письмо, как обычно, не показалось ей вполне надежным. Брошенные листки бумаги открыто валялись на столе, давая возможность ему, не вставая, прочесть те несколько фраз, что были на каждом из них. Первый начинался так:
СЭР,
Как женщина, коя однажды получила благословение неба, воспитав любимого сына, я молю вас принять предостережение…
Другое:
СЭР;
Если вы соблаговолите принять предостережение от незнакомки до того, как станет слишком поздно свернуть с намеченного пути, выслушайте…
Третье:
СЭР;
Вместе с моим письмом я посылаю вам еще одно, которое, если его отправить безо всяких пояснений с моей стороны., поведает поразительную историю. Во всяком случае., я хочу добавить несколько строк от себя, чтобы ваше заблуждение стало для вас еще яснее…
Было очевидно, что после всех этих отвергнутых вступительных фраз, четвертое письмо, кое сочли подходящим, написали и отправили. На столешнице было две капли сургуча, а палочка, с коей они упали, лежала на самом краю стола, едва не падая; конец ее наклонился вниз, тем самым показывая, что воск, содержащийся в ней, был все еще теплым. Здесь же стояло кресло, в коем сидел автор письма, был оттиск адреса, лежащий на пачке промокательной бумаги; да и сама несчастная вдова в результате этих усилий лежала мертвой в одной с ним комнате. Найт прочел достаточно, чтобы прийти к выводу, что миссис Джетуэй, будучи озабочена проблемой огромной важности, о которой должна была сообщить некоему другу или знакомому, написала ему очень осторожное письмо и отправилась сама на почту, чтобы его отправить, и что она не возвращалась домой с тех пор, как покинула его, пока лорд Люкселлиан и он сам не принесли ее обратно мертвой.
Невыразимая меланхолия всей картины, в то время как ожидание его все длилось, в молчании и одиночестве, ничуть не противоречило настроению Найта, даже несмотря на то, что он был помолвлен с красивой и обаятельной девушкой и он совсем недавно был в ее обществе. В то время как он сидел у останков разрушенной башни, у него возникло новое чувство – что затянувшийся период бездействия, который он себе позволил, наслаждаясь обществом Эльфриды, явно не может хорошо сказаться на нем как на человеке, у которого полно работы. Такие размышления могли быстро положить конец его спешке жениться на ней.
Найт, по его собственному мнению, был тем, кто не достиг своей цели оттого, что слишком тщательно прицеливался. Теперь, в значительной степени отказавшись от неосуществимых стремлений, он всерьез желал направить свои силы в более практическое русло и таким образом исправить те склонности, кои он выявил у себя путем самоанализа, – склонности, что никогда не приносили ни ему самому, ни его собратьям-людям ни малейшей пользы. Сделать первый шаг в этом направлении, жениться, – мысль, которая с тех пор, как он познакомился с Эльфридой, была упоительной идеей, в этот вечер показалась ему уже не такой замечательной. Скорее всего, обнищание его иллюзий, кои он питал насчет своей возлюбленной, нужно было винить в том, что он переживал сейчас упадок сил и что к нему вернулись прежние мысли об утраченном времени. Несмотря на то что сердце Найта одержало над ним победу и с той поры руководило всеми его помыслами, даже такая сильная власть чувства не могла с легкостью совладать с первым пробуждением рассудка от радостного сна сердечной неги.
Его размышления были прерваны шумом колес и лошадиным топотом.
Дверь открылась, чтобы пропустить хирурга, лорда Люкселлиана и мистера Кула, коронера местного отделения (который присутствовал в Касл-Ботереле в тот самый день и вел с доктором послеобеденную беседу, когда к ним прибыл лорд Люкселлиан); следующими зашли две медсестры и несколько любопытных.
Мистер Гренсон после беглого осмотра объявил, что женщина умерла от удушья, вызванного огромнейшим давлением на дыхательные органы; были приняты меры, чтобы расследование было произведено на следующее утро, до возвращения коронера в Сент-Лансес.
Вскоре после этого коттедж вдовы покинули все живые люди, и она осталась и в смерти, как была в жизни на протяжении последних двух лет, в полном одиночестве.