Я назову её — Земля

Глава 5. Подарок

1

Маленькие красные глазки арахнида мигнули в последний раз и погасли навсегда. Сату даже показалось, что он услышал последний вздох своего создания. И что-то шевельнулось такое в душе. Похожее на сочувствие.

«Чушь. Он не мог вздыхать. Они вообще не дышат. И чем тут дышать? Вакуум вокруг». Дэв отбросил мешающие ему сейчас мысли и эмоции и осмотрел то, что осталось от арахнида-разведчика. Тело каменного монстра недолго оставалось целым. Довольно скоро оно стало рассыпаться на глазах, превращаясь в обычное скопление космического мусора, а если сказать проще — кучу мелкой щебенки, неспешно плывущую в невесомости. Теперь судьба этих камней — тысячи лет скитаться в пространстве, чтобы в конце концов сгореть в короне одной из множества звёзд или в атмосфере какой-нибудь планеты, устроив напоследок яркое, эффектное шоу для аборигенов.

Сат скрипнул зубами от досады.

Мало. Очень мало данных. Проклятые каменные твари не успевают передать все полученные в тёмном облаке данные. Рассыпаются в щебень, из которого построены, почти сразу после выхода из облака. Но этот результат всё равно лучше, чем раньше. Первые «разведчики» рассыпались сразу после первого контакта с тёмной материей.

Новые модели удалось максимально изолировать, и они смогли продержаться дольше.

И всё же недостаточно долго.

Сат создал арахнидов, как он назвал этих существ, специально для исследования тьмы. До сих пор все попытки учёных исследовать тёмную разумную субстанцию терпели крах. Никакие способы сканирования не работали с ней. Ни один из известных видов излучения не мог пробиться сквозь, казалось бы, редкий и почти прозрачный тёмный туман. А попытки взять образцы или даже просто приблизиться к объекту заканчивались всегда одинаково: тьма получала очередную жертву. Им с детства твердили со всех сторон, что нельзя приближаться к тёмной материи. Но отец сказал ему это раньше всех. И только однажды. Отец, похоже, уверен, что Сат навсегда запомнил его предостережение. И будет теперь помнить и подчиняться всегда. То есть выбора у Сата нет и есть отец даже не сомневается, что сын подчинится. И именно это злило его. Не сам запрет, а то, что родители даже не сомневаются в его исполнении.

Хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы они, наконец, поняли, что он уже взрослый. Что может сам решать, что можно, а что нельзя.

И ещё эта идея, эта навязчивая цель всей цивилизации дэвов, что они обязаны вырастить себе замену. При этом никто уже не помнит, откуда пошла эта идея. Какой-то провидице в очень далеком прошлом якобы было откровение. И это видение некой сумасшедшей определило весь дальнейший путь целой цивилизации.

Нет, он не будет делать то, что кто-то там за него решил. Отныне он будет делать то, что захочет сам. Все разумные в галактике имеют право выбора. Они свободны! Но ведь дэвы тоже разумные. Почему им отказано в свободе выбора? Ну и пусть остальные довольствуются ролью слуг. А он не слуга. Он, Сат, докажет им всем, что он достоин большего. И достойное его занятие он себе уже нашёл.

Чтоб не повторять ошибок учёных, которые исследовали тьму до него, Сат решил действовать осторожно. Он создал безмозглых, но исполнительных арахнидов из камня. В арахнидах не было Искры. Поэтому Сат надеялся, что тьма не заинтересуется ими как источниками энергии. Но энергия-то в них была. Мало, в сравнении с энергией, которой обладает Искра, ничтожно мало. Но энергия в этих каменных монстрах есть. Его, Сата, энергия.

И тьма нехотя, но всё же высасывала эту энергию из каменных истуканов. Обвешанные всевозможными приборами, датчиками и контейнерами для сбора образцов, арахниды раз за разом отправлялись в своё последнее путешествие и возвращались в виде груды камней и искорёженной аппаратуры.

Контейнеры для сбора образцов возвращались целыми, но пустыми. Всегда.

Последний оставшийся арахнид отправился без всякого напутствия на дорогу и почти без надежды на хоть какой-нибудь результат.

Когда он вернулся в ожидаемом виде, то есть в виде груды камней, Сат хотел было развернуться и отправиться отдыхать, переживать неудачу, но решил для очистки совести заглянуть, всё-таки в контейнер. Кто знает, а вдруг?..

Открытый и ожидаемо пустой, контейнер последнюю надежду все таки разрушил, но, когда незадачливый исследователь уже поворачивался, чтоб покинуть место своего провала, что-то привлекло его внимание.

Это «что-то» маслянисто блестело на дне пустого серого контейнера и вряд ли должно было быть там. Но оно было. Чёрная блестящая субстанция тонким слоем покрывала дно контейнера.

Юноша коснулся её пальцем. В тот же момент ощущение жуткого холода сковало всё тело, скрутило внутренности и остановило мысли. Сат никогда в жизни не ощущал холод. Как и все остальные дэвы, впрочем. Но сейчас он точно знал, что почувствовал именно холод.

Но холод пришёл не один. Следом за ним явились леденящий ужас и чужой голос в голове.

«Вот мы и встретились, Сат. Я сделаю тебя свободным».

2

«Так, для дыхания живых существ закачаем кислород. Пусть дышат им. Как дышали наши далекие предки.

Если бы узнать, что ещё там в воздухе было. Не скажут ведь. И доступ к данным закрыт. Ну что им, жалко, что ли?

Ладно, сам рассчитаю. Что там ещё? Растениям нужна углекислота, добавим совсем немного. Им хватит. Так, ещё выдыхаемые газы. Ну, это само получится. Пусть растения при дыхании выделяют кислород. А животные — углекислоту. Вот и первый симбиоз наметился. Тогда выставим необходимое давление.

СТОП! Если закачать столько чистого кислорода — малейшая искорка, и всё... Один большой крематорий. Нет, так не пойдёт. Нужно разбавить чем-нибудь нейтральным. О, азот подойдет. Соотношение... Максимальная доля кислорода, в результате которой исключен глобальный бум, — примерно три к семи. То есть три доли кислорода и семь — азота. И какой организм сможет дышать такой смесью? Да ещё и развиваться, воспроизводиться. Вот задачка. Ладно, оставим пока так.

Что еще? А, водорода добавим. Совсем чуть-чуть. Из соображений того же глобального бума. Да, он всё равно всплывет в самые верхние слои. И будет вместе с магнитным полем защищать от космического излучения. То есть немного комфорта не помешает. Иначе они тут все быстро зажарятся от радиации. Они же не дэвы.

Так, не отвлекаться. Теперь состав жидкостей. Из чего они все будут состоять? Все эти живые...»

После окончания приёма в доме отца, Яр тут же отправился в лабораторию экспериментировать с газами. Он ещё не знал, что должен делать, но уже твёрдо представлял, что должно получиться. И теперь юноша сидел в ярко освещённом помещении с гладкими, совершенно белыми стенами, в окружении всевозможных ёмкостей с реактивами, симуляторов, испытательных стендов и прочих приборов, с совершенно не непереводимыми с дэвского языка названиями.

Сначала работа шла тяжело, с огромным трудом. Но, несмотря на страшный скрип дэвских мозгов, молодой демиург не сдавался. Смешивал газы, подбирал смеси, контролируя постоянно рассеивание света полученными смесями. А если учесть, что жители планеты в дальнейшем этим ещё и дышать должны, то задача ещё более усложняется. Наконец после долгих экспериментов, множества сломанных приборов и разбитых в приступах бешенства реторт, тестируя полученные вещества и смеси уже на четвёртом испытательном стенде, так как три предыдущих не выдержали и попросту взорвались, он понял, что нашёл то, что искал. Наконец нашёл, подобрал, составил. За это время его планета успела десять раз обернуться вокруг своей звезды.

Следующие несколько оборотов юноша потратил на то, что выкачивал агрессивную атмосферу, раскладывал на составляющие, преобразовывал их в нужные ему элементы и закачивал обратно. Дэву не нужен ни сон, ни пища, ни воздух, но отдых всё же нужен. Яр, увлечённый своей работой, как будто забыл про это и работал как одержимый.

Следующие пятнадцать оборотов ушло на то, чтобы выкачать все кислотные моря и реки, снова разложить на составляющие, преобразовать и вернуть обратно.

Оплавленные кислотными дождями горы он начал восстанавливать со скептической ухмылкой на лице и полной моральной усталостью. Часть восстановил, из тех, что наиболее заметны, затем махнул рукой, оценив, что этой глупой работой можно заниматься до конца времен. Решил оставить как есть и отправился домой. Отдохнуть лет пятьдесят.

3

«Здравствуй, Лея. Как у тебя дела? Я тут мимо пролетал. Дай, думаю, загляну к тебе». Нет, не так. Я же не к ней в гости напрашиваюсь, а совсем наоборот. И «здравствуй» слишком официально. Лучше так: «Привет, Лель. Как жизнь? На мою планетку взглянуть не желаешь?» Нет, это слишком фамильярно. Она уже не та озорная девчонка, что раньше. Теперь она взрослая девушка. Нет, всё-таки без «здравствуй» не обойдусь.

Юный дэв по имени Яр парил в пустом пространстве в окружении звёзд, неподалеку от ковчега архангелов, где жила Лея с семьёй, и пытался придумать начало разговора с девушкой. Разумеется, он не вытерпел пятьдесят лет, а отправился к ней, отбросив все сомнения, после пары часов бесцельных шатаний по родному ковчегу. Но, когда оказался перед её домом, неуверенность вернулась, теперь он до дрожи в коленках боялся предстоящего разговора и потому бесконечно его репетировал.

«Здравствуй, Лея...»

— Ну, здравствуй, Яр! — прожурчал за спиной юноши девичий голосок.

Он обернулся на голос и обнаружил позади себя смеющуюся подругу.

— Что ты там про планетку говорил? Уже можно смотреть?

Волны не спеша накатывались на песок пустынного пляжа, катая по нему песчинки и мелкие камушки, на самой границе моря и суши. В нескольких шагах от прибоя белая пустыня без всякой растительности, покрытая пушистым и невесомым, словно туман, снегом, простиралась до самых седых гор с белыми шапками ледников. Над головой плыли почти прозрачные перья облаков, золотистые в рассветных лучах, иногда открывая взгляду небо. Небо цвета глаз самой красивой девушки во Вселенной.

Лея подбросила вверх охапку снега и с веселым смехом закружилась внутри искрящегося облака. Глядя на эту прекрасную богиню, юноша не знал, как начать разговор, как сказать девушке о том, о чём хотел сказать уже долгое время. Как легко он мог в детстве говорить с ней на любые темы, и как трудно ему сейчас раскрыть перед ней свою душу, сказать ей о самом главном.

А девушка просто веселилась, не замечая его душевных терзаний.

— Яр, у тебя получилось! У тебя получилось! Ты посмотри, какая красота! А ты говорил, что ты учёный и не чувствуешь красоту! Неправда, ещё как чувствуешь. То, что ты создал, — необыкновенно. Если бы я не знала тебя, я бы подумала, что у тебя уже есть муза, которая тебе помогла.

Яр, воодушевлённый похвалой, расправил плечи, приосанился.

Лея взяла в руку горсть снега, поднесла ко рту и дунула так, что Яра с ног до головы окутало серебристым облаком невесомых снежинок.

Он прикрыл глаза рукой и, слегка запинаясь, проговорил: — Есть муза. В том смысле, что у меня есть ты. Ты мне и помогла. То есть, подала главную идею. Хотя, наверное, даже не зная об этом.

— Ты в этом уверен? — с загадочной улыбкой девушка проплыла мимо него в сторону открывшегося невдалеке портала. — Яр, кажется, у нас гости. Или гость.

Из портала на поверхность пустынной планеты ступил высокий дэв, в тёмно-синем хитоне, с длинными светлыми волосами ниже широких плеч, резкими чертами лица, выдававшими явное родство с семьёй Свара, и внимательным, но добродушным взглядом серых глаз. Гость с улыбкой приветствовал младшего брата и его подругу: — Рад тебя видеть, младший. И тебя очень рад видеть, Лея. Судя по тому, что я вижу вокруг, ты уже приложила свой талант к этой планете? Здесь очень красиво.

— Ты удивишься, Тарх, но я здесь, как и ты, впервые. Всё, что ты видишь, — это заслуга твоего братишки.

Яр обнялся со старшим братом и сказал: — Давно не виделись, брат. Мой дом — твой дом.

— Удивительно, как быстро ты справился, младший. Обычно с химическим составом своей первой планеты демиурги возятся в несколько раз дольше. Уж я-то знаю, как это трудно. Сам на это потратил не одну сотню планетарных лет. Я тобой горжусь.

Тарх потрепал младшего по вихрам и добавил: — Но я прибыл не за тем, чтоб петь тебе дифирамбы. Мы с Лорис приглашаем тебя и, — тут он выразительно посмотрел на Лею, — И твою музу, погостить у нас на нашей планете Хомору. Отдохнете после трудов праведных. И, может быть, что-то почерпнёте полезного.

Яр отвёл старшего в сторонку и тихо сказал: — Дело в том, что она ещё не моя муза. Я ещё не предложил ей. Я просто не знаю, как это сделать.

Старший брат удивился: — Так чего ты ждёшь, младший? Ты думаешь, она не понимает, о чём все твои мысли? Да у тебя всё на лице написано. Ждёшь, что она первая подойдёт? Не дождёшься. Это ты, ты должен сделать первый шаг. Иди смелее, братишка. Иди прямо сейчас.

Девушка, не замечая ничего вокруг, разглядывала падающие с неба на её руки и сверкающие в лучах солнца снежинки. Её завораживало совершенство линий, казалось бы таких простых, но удивительно точных и гармоничных геометрических узоров, в огромном количестве оседающих на поверхность пушистым ковром. Яр смотрел на девушку не отрываясь, будто навечно хотел запечатлеть, впитать взглядом дорогой образ. Разлетающиеся от порывов ветра длинные пряди, звенящий, словно тысяча серебряных колокольчиков, девичий смех и пляшущие в глазах девушки весёлые чёртики звали, манили юношу, но в то же время нагоняли страх и неуверенность: «А если откажет? Если рассмеётся в лицо и откажет?» Юноша смотрел на свою подругу, любовался родными, прекрасными чертами, ладной фигуркой и не знал, как сделать этот самый трудный шаг. Набраться смелости и наконец сказать ей те самые слова, те простые слова, те самые главные слова, которые он уже миллион раз повторял в своих мыслях, но никак не мог произнести вслух. Те слова, которые она уже давно ждала услышать от него и которые должны были изменить всё. Всё в них самих и вокруг них.

Как часто мы говорим эти слова по привычке, почти не вкладывая в них смысла. Говорим их мимоходом, давно заученным движением губ, не задумываясь, не понимая, что незаметно для себя прикасаемся к великой тайне. И даже не замечаем того, что силу, которая способна строить миры, мы легко и бесполезно растрачиваем впустую. Мы так легко, даже не замечая, выпускаем в слова то, что должно исходить из сердца. Но как же трудно, как тяжело и страшно, преодолевая сопротивление проклятой неуверенности и дрожь в коленках, перешагнуть однажды через все страхи и сказать эти божественные слова. Сказать их впервые той, которую действительно любишь. Подойти сейчас, в эту секунду и, не откладывая, просто подарить ей этот мир.