Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс

Спасибо, что дала мне подойти

К тебе, судьба, и вспять пойти в тревоге.

Опять идти, идти, идти,

Все знать, все видеть, помнить по дороге.

Терпеньем, Господи, умерь мою тоску.

Любовью, жалостью пусть будет дух раскован,

И уподобь умершему листку,

который солнцем с ветром зацелован.

За мною ты гналась без передышки[5],

Сверкала в снах моих, как молний вспышки,

Как туча бурная среди громов,

Как в дальнем эхе — будущего зов.

Ты в каждом слове, в каждом предложенье

Присутствуешь с нездешним выраженьем.

Ты — тетива натянутая лука,

Ты — скрытый смысл, намек, ты — отзвук звука.

Меня догнав, в больничной белизне,

Ты вместе с медсестрой вошла ко мне.

Слеза, тебе послушная, бежит,

Сверкает, умоляет и дрожит.

Ломая бурей, тучей нависая,

Гналась, не оставляя ни на миг,

Врывалась в сон, как молния косая,

Как эхо, обгоняющее крик.

Ты открывалась на страницах книг,

Сгибала дни одной дугой тугою,

Ты заменяла мысль одну — другою,

Где смысл скрыт, а ясен черновик.

Меня настигла в белизне больницы, —

Палата, койка, медсестры глаза…

И на моей опущенной реснице

Дрожит твоя печальная слеза.

Ты, закутавшись в синь, проживаешь,

Чтоб струною дремотной петь.

Огнерукий Господь завивает

Твою терпкую, знойную бредь.

Тени гор, городов, поселений

И пустынь в твоих крыльях цвели.

И души моей гамму волнений

Ты впитала в свой радужный лик.

Скрытоявленная! Необъятен

Твоей сути бескрайний размах.

До последней крупинки понятен

Мне земли твоей огненный прах.

И, непрошеный, дальний, случайный,

Я застывшим вопросом стою.

О, святись же[7], вошедшая тайной

Неотъемлемой в жизнь мою!..

Бредит влагой и тенью, вскипая,

Твой охрипший песок. Не спеша

Обнаженный пейзаж загребает

Вдаль плывущий верблюда шаг.

Ты проходишь такой же, чтоб стаей

Голосов на вершины взлететь

И, в потоках сияний растаяв,

До беспамятства плакать и петь.

О бездонная, чудом виденья

Ты кому-то приснилась навек.

Ты — вернувшийся лик отраженья

В неземной и пустой синеве.

Над тобой Божий дух мирозданья

Дрожь следов своих пролил, как кровь.

О страна моя, в муках сиянья

На порогах нездешних миров!..

Как есть пред тобою, другим не подстать,

Совсем не прелестной, без красок наносных

Плохой, бунтовщицей, дикаркой несносной —

Вот так пред тобою хочу я стоять.

Измерено все уже — тело и мысль,

Измерено все уж, и найдено слово…

Душа моя ввысь подымается, ввысь,

Тиши избегая и плена людского.

Слова не поднимут меня над судьбой,

И в страхе внезапном я их потеряю.

Вот так говорю, говорю я с тобой,

И в каждом мгновении я умираю.

И суша, и море в сиянии дня

Встают предо мною видением сонным,

И нет ничего, лишь пути для меня,

Вверху и внизу — синь темна и бездонна.

Не станет меня, и в притихнувший свет

Когда доползут запоздалые вести…

И нету награды, прощения нет —

Греху, покаянью, раскаянью, мести.

Такая, как есть, я стою пред тобой —

Дика, непокорна всегда и повсюду.

Я плачу мятежно над горькой судьбой,

По той по себе, какою не буду.

Пахнет пылью, водой обжигающий зной,

Суша запахом тела пропитана.

Небо, небо в дыму — путь закрыв пеленой

Разомлев, не спешит расступиться.

Пересечь лишь решись! И уже в пути,

На дороге привычной, знакомой

Ты чудесный и странный мир ощутишь —

Провозвестник цели искомой.

Ты станешь и храмом, и праздником в нем,

Тропою и странником нищим.

И родится из памяти смены времен

Отчаянья буря: постичь их!

И сойдешь ты во прах,

Молчалив, одинок,

Словно с гор ледяных родник.

На эти места изольется Бог:

Там, где тень твоя упала на них.

Уйду, а заря, осветив побережье,

Придет, как дитя, средь ракушек резвясь.

Ясна, как слеза, весела, как надежда —

Немая с грядущим связь.

Роспись по солнцу, прохладе и теням

Поставит размашистым почерком,

Не зная, не помня мой облик бренный,

Скромное имя и прозвище. —

То, что пело в пути о счастье,

Горечь утрат и ошибок храня,

И затянувшееся обещанье

Моего Великого дня.

Былое, его аромат или отзвук,

В кувшине храню голубом и звонком,

И в старом китайском рисунке, что грезит

О вечном своем мотыльке,

Стебле тонком.

В немногих книгах, которые шепчут

О реках, струящихся лунною ночью,

Даря мне простор просветленный, четкий,

Торжественно-теплое одиночество.

А миг расставанья настанет, раскрыв

Даль ушедшего в прошлое утра —

Все вспомнится мне и на мой призыв

Улыбнется смущенно и мудро.

Тогда я умолкну, освободясь

От боли и радости прежней.

И, словно дитя средь ракушек резвясь,

Новый день озарит побережье.

Сидят седые старушки

Под дремлющей синагогой,

На грани прибрежной, туманной,

Меж сном и явью убогой.

Сгорбившись, молча, печально сидят

В отблеске дня, что угас.

Прядется нить, и они все плывут

В закатный, последний час.

Молитвенник всем горизонтам открыт,

Склонившимся, чтобы увидеть

Мир света, что чудится сам себе,

Витая меж буквами книги.

Минуты молчанья и мира текут

К просторам иных берегов,

И в долгой, прозрачной их череде —

Сиянье во веки веков.

Лишь там начало сольется с концом

В тайне, для нас нерешимой.

С листов обветшалых возносятся ввысь

Райских деревьев вершины.

Их сень превыше бренных небес

Со всем, что дышит под ними.

Лишь солнце желтым огнем горит,

Как Всемогущего имя.

Сидят седые старушки

Под дремлющей синагогой,

На грани прибрежной, туманной

Меж сном и явью убогой.

Проливается даль в голубое,

Свет сверкает, как в поле серпы.

Кто зовет меня за собою?

Сердце — дикая птица судьбы.

Что за грусть без причины, без груза,

Тает, словно туман над рекой.

Уходя, я касаюсь мезузы,

Словно бедный проситель какой!

Я кого-то в пути повстречаю,

Повстречаюсь в пути со зверьем,

И тропинки звенят мне с печалью,

Мы с душою моею вдвоем.

Дай идти мне одной по дороге,

Дай молитву простую шептать,

Опаленная мыслью о Боге,

Буду Господа благословлять.

Что за грусть! Эти дали вечны,

Нет границ, есть пути Твои,

И в раскаянье пред бесконечным

Умоляю о небытии.

Выйди в дождь, под сполохи в небе,

В вольный мир грозовых потоков!

Закипает в стволе и в стебле

Кровь бунтарская смол и соков.

Слушай! Твой одинокий зов,

Отраженный, вернулся к тебе.

Возвращенное эхо шагов,

Разрешенье ступить на рубеж.

Твое тело плывет, твои плечи

Одиночество оперяет.

«Жизнь! Да славится жизнь!» —

крылья плещут.

«Жизнь!» —

неслышимый глас повторяет.

Как легка тонконогая птица!

Как покров ее мягок и ярок,

Златотканной парчою струится!

Да, мне дорог этот подарок.

Пара крыльев — лесные тени,

Синей зеленью светит око —

Отблеск ей лишь видного неба

Там, за кружевом клетки, далеко.

И вошли в мой дом приглушенно

Шумы, запахи вод незримых,

Шорох, шепоты дивных растений —

И остры, и неуловимы.

И тоской переполнилось сердце,

Стародавней жалобой страстной,

Словно память нездешней родины

Поднялась волною неясной.

Стены комнаты взмыли высоко,

Растворилась кровля в ночи,

И горит, подъятое к звездам,

Лицо мое — пламя свечи.