Я убил Бессмертного. Том 5

Глава 19

— Продолжай.

Смерть смотрела мне прямо в лицо, и приходилось прилагать усилия, чтобы не отвести взгляда. Даже мне было непросто сейчас оставаться спокойным и уверенным в её присутствии — её, той, что представляла из себя воплощённую Пустоту.

Никакого скелета в капюшоне, никакой женской фигуры в белом плаще. Никакой шакальей пасти. И уж точно никаких пучеглазых богов, любящих яблоки. Смерть не была кем-то — Смерть была Никем. Примерно то же представляли из себя и два психопомпа за моими плечами, но они являлись жалкими подобиями той, что сидела передо мной.

Или того. У Смерти не было пола, но тут, вероятно, дело привычки. Я привык именовать её так, воспринимать как существо женского пола, и теперь вижу в безликой фигуре, в мёртвом голосе какие-то женские черты.

Я улыбнулся, глядя в глаза Пустоте.

— Разве я не выполнил своих обязательств перед тобой?

— А разве Виссарион сейчас находится у меня?

Я хмыкнул, припоминая, как это было.

Двадцать лет — огромный срок. Тем не менее, с первых дней я вёл счёт, почему-то полагая важным знать, сколько уже я нахожусь там, в чужом мире. Шли дни, недели, шли месяцы, шли годы…

И я наконец осознал, что прошло двадцать лет.

Ну, почти прошло. До «юбилейной» даты оставался месяц. Ещё один месяц, который пролетит быстро и будет потрачен на новую попытку — вдохновенную, фееричную, яркую, захватывающую и… провальную.

Как обычно, а?

Что-то пора было менять. Однозначно, если я не хотел провести в мире Виссариона и следующие двадцать лет; тихо-мирно (или, скорее, громко и ярко) состариться, в какой-нибудь момент красиво помереть во время очередных приключений… и войти тысяче-каким-то-там учеником в дружный состав Сената.

Ну, нет. Если метод не даёт результата, метод нужно менять. Свет, тьма, магия всех сортов, острые предметы, тяжёлые предметы и ядовитые лягушки, подброшенные в кровать… Я перепробовал всё. Проверил на прочность все сюжетные штампы о тёмных властелинах, придумал все комбинации видов магии.

Виссариона не брало ничто. Смерть не забирала его, и точка.

Так, может… настала пора обратиться к самой Смерти напрямую? Так сказать, минуя посредников.

— Но он был здесь, — я продолжал улыбаться, глядя на Смерть. — С моей стороны всё прошло гладко. Я отдал его тебе, как мы и договаривались — ну, а что произошло дальше…

— Ты дерзишь мне? — голос Смерти не изменился, но угроза чувствовалась недвусмысленно.

Ха. Разумеется, да. Дерзить — моя вторая натура, и даже сейчас я не мог избавиться от пагубной привычки. Или напротив, весьма полезной? Помогает ставить на место архимагов, демонических ублюдков… и изначальных сверхсуществ, думающих, что они такие уж крутые.

— Я рассуждаю логически, — возразил я. — Виссарион ведь умер в итоге наших совместных действий. Или не так?

— Так, — признала Смерть.

Я пожал плечами.

— Ты пришёл ко мне — не я, — продолжала Пустота, отрешённо разглядывая восьмиглазый череп, стоящий на столе у Виссариона (помнится, тот использовал его вместо пресс-папье). — Ты предложил забрать своего учителя. Просил об этом как об услуге, несмотря на то, что это нарушало правило — нельзя торопить смерть живых, нельзя задерживать смерть мёртвых.

— А потом, — кивнул я, вспоминая тот разговор, — я убедил тебя в том, почему конкретно здесь стоит сделать в правиле исключение. Виссарион сам нарушал его — неоднократно, возвращая к жизни тех, кто был убит и не успел попасть к тебе.

Вроде меня. Помните ноги, лежащие в двух метрах от моего тела?

— Ты должен был умереть, Готфрид, — заговорил психопомп, стоящий справа от меня.

— Ещё тогда, — добавил второй.

— Вы ещё тут? — я обернулся на два пятна пустоты. — Зачем они?

— Они порождения твоего сознания, Артур Готфрид, — чуть улыбнулась Смерть (если, конечно, такое можно назвать улыбкой).

— Опять за старое? — я закатил глаза. — Уже говорил — ну не может моё сознание породить… их!

— Хочешь знать, кто они такие? — чужеродная улыбка оставалась на лице Пустоты. — Они — те, кто должен был проводить тебя ещё тогда, двадцать лет назад. Часть сознания того Артура Готфрида, что умер на своей свадьбе. Того, каким ты был тогда, как тогда думал.

Я обернулся вновь, поглядев на два пятна другими глазами. Так это и правда… я был таким наивным? Представлять Добро и Зло как фигуры в белых и чёрных нарядах, судить поступками, а не их последствиями…

— Мы же говорили, Готфрид, — подтвердил один из проводников. — Мы долго ждали.

Махнув рукой, я повернулся к Смерти.

— Собственно, вот. Я убедил тебя в том, что раз Виссарион раз за разом нарушает правила, то и на него они тоже могут не действовать.

В каком-то смысле… да. Виссарион был убит словами. А то, что эти слова — вовсе не «Омае вам о шиндейру»… детали.

Именно так я всю жизнь и действовал. Сила была полезным дополнением, от которого грех отказываться, но настоящие свершения достигаются умом. Не мускулами, а логикой; не в бою, а в разговоре. Солдат на поле боя может проявить чудеса силы, отваги и ловкости, но История всё равно запомнит не его, а полководца, в голове которого родился план сражения.

Да, именно так всё и было. Я всего лишь убедил Смерть в том, что Виссариону пора умирать. И… это сработало.

Не могу сказать, что это было легко. Для начала — я почти месяц искал способ связаться с сущностью. Доказательства того, что она не миф, я нашёл уже давным-давно, но вот разговор… туда не позвонишь по телефону и не свяжешься через Интернет.

По счастью, некромантия всегда была моей любимой дисциплиной из тех, что преподавал Виссарион. Настолько, что я не остановился на его уроках — довольно ленивых — и изучил самостоятельно все трактаты, какие нашёл в замке, а затем и в других местах этого мира.

Впрочем, последней ступенью на пути к смерти Виссариона стало не это, а… спор.

— А мы тогда неплохо провели время, я? — я вновь улыбнулся, поглядев на Смерть.

Три дня. Три дня перебора вариантов. Смерть не спорила — она просто говорила «нет», и ты искал новый довод, новые слова, чтобы убедить её. В какой-то момент мне даже начало казаться, что ничего не выйдет…

— Ты меня убедил, — кивнула Смерть. — Редко кому удавалось изменить моё мнение, но ты сумел сделать это и убедил меня в том, что душа Виссариона должна принадлежать мне. Ровно в полдень следующего дня я забрала его.

Пауза. Я хотел было вставить очередную колкость, но… промолчал. Всё-таки Смерть есть Смерть, и даже если ты всем поведением демонстрируешь то, как сильно тебе не страшен серый волк, иногда всё же лучше не переходить определённые границы.

— Так почему же она сейчас не у меня? — Смерть уставилась на меня дырами Пустоты.

Я пожал плечами.

— Потому что… ты не смогла его удержать?

— Хочешь сказать, я слишком слаба? — Смерть чуть привстала.

— Хочу сказать, что Виссарион слишком силён, — отозвался я. — В конце концов, разве ты не можешь повторить фокус и вновь забрать его себе в любой момент, в какой только пожелаешь?

— Он снова сбежит, — ответила Смерть после короткой паузы. — Я пыталась. Дважды. Это не работает.

— Так в чём же дело? — удивился я. — Ты хочешь, чтобы я — смертный — сделал то, что не получается у тебя?

— Нет, — глаза Смерти вперились мне прямо в лицо. — Я уже сказала. Душа Виссариона не досталась меня, и я чувствую себя обделённой. Я хочу возместить ущерб.

Ох. Не нравится мне, куда всё идёт.

— Поэтому ты остаёшься здесь.

Ну, вот и прозвучал приговор. Высший Судья сказал своё последнее слово, не подлежащее обжалованию, секретарь заверил протокол, и вообще — оставь надежду, всяк сюда входящий…

А, стоп. Что это я. Сдаваться? Да ни в жизни. И не в смерти.

— С чего это? — собрав в кулак всю наглость, какую я только смог в себе найти, я взглянул в ответ, в лицо Смерти. — На всё нужна причина. Одного желания недостаточно, даже тебе. Особенно тебе!

— Ты и так должен был быть моим, — проговорил мёртвый голос.

Ну, я ждал этой реплики. Пока всё предсказуемо.

— Вот как? — я продолжал смотреть, не отводя взгляда. — Говоришь, Артур Готфрид должен был умереть двадцать лет назад?

— Да.

— Он умер двадцать лет назад, — объявил я. — Тот Артур Готфрид, которым я был когда-то. Сама видишь, — я кивнул на две фигуры, до сих пор маячащие у меня за спиной, — того Готфрида больше нет. То тело сгнило и было восстановлено с нуля, а душа изменилась настолько, что я не узнал себя прежнего, встретив его здесь.

— Софистика, — отрезала Смерть. — Прогресс — это не смерть. Изменения — не смерть. Ты не был мёртв; ты был похищен у меня, Артур Готфрид.

Не сработало. Ну, да, ну, да — тогда тоже не с первого раза получилось. Вот только… теперь у меня нету трёх дней в запасе, чтобы переспорить упрямую сверхсущность. Не вернусь в родное тело за сутки — и возвращаться будет банально некуда. Сумею я сознать новое тело с нуля во второй раз, или нет?.. Кто его знает.

— Ладно, — легко согласился я. Если довод не сработал — не стоит цепляться за него; лучше поискать что-то новое. — А как насчёт демонов?

— А что насчёт демонов? — голос Смерти был ровным, без капли интереса. Эта тварь верила только в логику… и в своё право вершить то, что она сочтёт нужным.

— Демоны, — кивнул я. — Виссарион увёл у тебя много душ, но демоны крадут в разы больше. Каждый, кто попадает не сюда, в Пустоту, а к ним в Лимб — все эти души украдены у тебя!

— Нет, — отрезала Смерть. — Души, попадающие в Лимб, принадлежат Лимбу. Они изначально не принадлежали мне. А душа Виссариона — моя, и ты сам меня в этом убедил.

Она чуть шевельнулась, будто становясь больше, ближе… освязаемей.

— И ты — мой, Артур Готфрид.

Задачка. Я почесал в затылке. Разумеется, у меня сейчас не было ни затылка, ни руки, чтобы ей почесать, но я отчего-то чувствовал потребность в этом максимально живом, материальном жесте. Может быть… показать Смерти что-то?

— То есть, тебя не волнуют целые миры душ, виновных и невинных, которые могли бы стать твоими…

— Если ты прошёл мимо закопанного клада, Артур Готфрид, — отозвалась Смерть язвительным голосом, — а кто-то другой не прошёл, а обнаружил и выкопал — значит ли это, что он украл его у тебя?

О. Мы снова можем в сарказм. Узнаю Смерть такой, какой она была во время того спора! Кажется, это даже доставляет удовольствие, разбавляя скуку веков. Собственно, если бы не доставляло — она бы и спорить со мной не стала.

Я щёлкнул пальцами.

— Повтори-ка это ещё раз. Тебя совершенно не волнуют души, которые демоны забирают себе…

— Демоны мне не принадлежат, — подтвердила Смерть. — Лимб не принадлежит мне. И души, забранные в Лимб — тоже не мои и моими никогда уже не будут.

Моя улыбка стала шире. Конечно, самолюбие от такого довода слегка пострадает, но…

— Заметь, ты это сказала, — я хмыкнул. — Сама.

— Что ты имеешь в виду, Артур Готфрид?

Смерть ещё не поняла, что попалась в мою логическую ловушку.

— Во мне живёт Тьма, — я продолжал смотреть на неё. — Много Тьмы. Возможно, кое-что останется навсегда, и я так и не сумею это изгнать. Да и в Лимбе я бывал тоже, знаешь ли.

— Хочешь сказать, что ты…

Ох. Это тяжелее произнести вслух, чем мне казалось.

— Демон, — заметил я. — Технически! И лишь отчасти. Но да.

Демонические ублюдки ещё заплатят за мой позор. Сразу после того, как я выберусь отсюда, позабочусь о куполе из Тумана и расстрою их планы по покорению Земли.

Молчание длилось долго — минуты две. Или нет? Время в пустоте текло совсем иначе; снаружи могло пройти полчаса или три года.

Наконец, Смерть заговорила.

— Ты прав, Артур Готфрид.

— Вот видишь, — я улыбнулся.

— Тебе здесь не место.

Я развёл руками. Ну разве я не был всего лишь предельно логичен?

— Ты уйдёшь из Пустоты обратно в мир живых.

Моя улыбка стала шире.

— И больше никогда не вернёшься сюда.

А?

По голосу Смерти я чувствовал какой-то подвох, но пары секунд было мало, чтобы понять, в чём он заключается.

— Хочешь сказать, я теперь бессмертен?.. — наивно вопросил я.

— Нет, — отрезало сверхсущество. — Когда ты умрёшь, ты попадёшь туда, где тебе место. В Лимб, которому ты теперь принадлежишь. Отныне и навеки.

Стоп, что?!! А может, лучше было остаться мёртвым и тихо пребывать в Пустоте, вспоминая былые дни? Я чувствовал, что обыграл себя сам; хотелось что-то возразить, но слова не шли на ум — а кабинет Виссариона уже начинал блекнуть, превращаясь во что-то иное, материальное.

— Ступай в свой смертный мир, — зазвучал у меня в ушах голос Смерти. — И кстати, да: возвращаться в своё тело обратно ты тоже будешь через Лимб, а не через Посмертие. Таков твой выбор, и не мне нарушать правила.

— Стой…

Поздно. Рядом уже не было ни Смерти, ни психопомпов, ни кабинета Виссариона.

Возвращаться через Лимб?.. И после смерти тоже туда?

Чёрт, чёрт, чёрт. Тысяча чертей. Бесконечное число чертей! Ровно столько населяют это проклятое место — последнее, куда я хочу когда-либо вновь попасть!

…впрочем, дело сделано. Смерть сказала своё слово, и теперь это и впрямь окончательный приговор — не отменить, не обжаловать. С другой стороны… я ещё не в Лимбе, и я ещё не умер. Ну, по крайней мере — не умер окончательно. А если потороплюсь и займусь делом, могу прожить ещё долго и что-нибудь придумать за это время.

Я огляделся по сторонам. Смерть не солгала — это и впрямь был материальный мир, Земля. Питер, куда я и собирался попасть. Башня Крейна вдали, заслонённая другими небоскрёбами; смог и дым — не Туман, конечно же, но местами не менее густая вязь, в которой предметы теряют свои очертания. Шум города, поздний вечер, огни и поток машин.

Ладно. Кажется, я был вновь невидимым и неосязаемым духом. Люди не видят меня; более того — люди проходят сквозь меня, как сквозь пустое место. Забавное ощущение.

Кхэ-кхэ… как там звали того актёра? Патрик Суэйзи, кажется?