Глава 11

— Господин Ногути, а не пора ли нам прогуляться? — спросил я бывшего самурая, который уже прикончил свой завтрак и почти доел наши.

— Конечно, господин Такаги. На поиски вашего друга я готов отправиться сию секунду. Ведь после его нахождения вы не откажетесь от боя со мной?

— Ни в коем случае, — помотал я головой. — Бой будет и он будет суров. Я вас со всем уважением щадить не буду.

— Вот и отлично, а то пощаду я принял бы за слабость. А не к лицу такому самураю показывать свои слабые стороны, — наставительно проговорил Ногути. — А куда мы пойдем? Всё также за господином Норобу?

— Да, я поведу вас на северо-восток, — ответил с поджатыми губами Норобу. — Там, в горах и есть наша цель…

Рядом оказалась Мисаки, она убирала посуду и чуть слышно ахнула, когда услышала слова Норобу.

— Госпожа Мисаки, что-то не так? — тут же спросил я.

— Вы пойдете в сторону леса Миллиона Лезвий? Но ведь там же Нурарихён…

— Кто? — недоуменно воззрился я на неё.

— Нурарихён, владыка ёкаев, — вместо неё пояснил Норобу. — Ммм, так вот почему направление было выбрано так смутно… Похоже, что только владыка ёкаев сможет нам помочь найти Киоси…

— А я думал, что это Эмма из Дзигоку владыка ёкаев, — помотал я головой. — Блин, ребята, как же у вас тут всё запутано…

— Эмма открыл врата из Дзигоку в наш мир, — словно эхом произнес Такаюки. — Это война и страдания привлекли демонов к нам… Даже десять призраков появились не на пустом месте.

Служанку позвали к другому столу, и она с поклоном удалилась. Ничего не стала говорить Такаюки про десять женщин, движимых местью.

— И что же, мы должны бояться Нурарихёна? — спросил я Норобу.

— Обычно владыка ёкаев миролюбив, — пожал тот плечами. — Но кто знает, как он поведет себя сейчас? Говорят, что он одет в коромо и кэса (традиционную монашескую одежду). Это старый мужчина с тыквоподобной лысой головой. Внешне имеет изысканные манеры, но при этом вечерами, когда люди готовят ужин или ложатся спать, часто проникает в чужие дома. Из-за внешнего сходства с человеком любой, кто его видит, принимает Нурарихёна за хозяина дома или просто за старого человека, что позволяет ему свободно гулять, где вздумается. Пробравшись в дом, дух пьёт чай, ведёт себя как хозяин и иногда крадёт понравившиеся ему небольшие вещи, но какого бы то ни было настоящего вреда людям никогда не причиняет.

— Во как? Тогда пошли, навестим этого самого владыку ёкаев. А что? Сходим в гости к дедушке и попросим по-хорошему. Думаю, что один тыквоголовый не откажет в просьбе другому… Ай, сэнсэй, поаккуратнее с палочками, ты же мне глаз чуть не выколол! — отшатнулся я от резкого взмаха палочек.

— А ты поаккуратнее с языком, а то можешь однажды утром найти его у себя в кармане, — совершенно невозмутимо ответил Норобу.

— Не дело вмешиваться в отношения учителя и ученика, но со стороны мне видно, что вы искренне любите друг друга, — заметил Такаюки. — Как отец сына и как сын отца.

— Да-да, вот только папаня так и норовит ребятенка сделать инвалидом, — буркнул я в ответ.

— Нельзя сделать инвалидом того, над кем природа и так в достаточной степени поиздевалась, — парировал Норобу.

— Ничего-ничего, сэнсэй, вот выпадут у тебя зубы — я тебе суши жевать не буду, — привычно произнес я нашу давнишнюю присказку.

— Мы можем ещё долго пререкаться, но не зря седины украсили мои волосы — они также принесли и мудрость. Мда, жаль что тебе такое не грозит, мой верный ученик — острый язык не позволит дожить до седин, — вздохнул Норобу. — Ну что же, тогда отправляемся. Поговорить мы можем и по дороге.

Мне не хотелось уходить из сытного места, где есть крыша над головой и ветер не пересчитывает ребра. Норобу тоже не хотелось, но поиски Киоси не могут вечно отдаляться.

Да, наше путешествие здорово будоражило кровь. Всё-таки в этом времени огнестрельное оружие не было так сильно распространено, как в нашем. Да и оммёдо проявлялось с трудом. Тут правило время катаны и танто, лука и стрел, то есть относительно честного сравнивания счет с жизнью.

И не могу сказать, что мне в этом времени не нравилось. Тут не было машин, не было телефонов и интернета, но… Тут были демоны, которые тоже не давали скучать.

Эх, а ведь когда-нибудь я остепенюсь, осяду в небольшой деревушке на краю берега, буду выращивать рис и ловить рыбу… Обзаведусь детьми и внуками. Возьму к себе Норобу, чтобы он помогал нянчиться с мелочью…

Когда-нибудь… Если доживу до этого момента!

Я кивнул на прощание служанке и вышел из чайной вслед за ушедшими Норобу и Такаюки. На столе оставил золотую монету. Пусть это будет небольшим утешением за взбудораженные воспоминания, которые я привнес своим видом.

Тапочки весело вынесли нас через северные ворота, и мы потопали к лесу Миллиона Лезвий. Я пока не знал о наших последующих действиях, хотел просто осмотреться, чтобы потом придумать план. Поэтому шел расслабленно, наслаждался пением соловьев и ароматами полевых цветов.

Норобу же шел и неторопливо беседовал с Такаюки о сущности ронина. О том, что бывший самурай едва не совершил самую большую ошибку в своей жизни. Такаюки возражал и говорил, что бусидо учит вовсе не тому, о чем говорит сэнсэй. А уж бусидо составляли умные люди, полные чести и достоинства.

На это сэнсэй возражал, что полные чести и достоинства люди на самом деле составляли этот кодекс вовсе не для того, чтобы сделать самураев доблестными воинами, лишенными страха и упрека, а для того, чтобы иметь в слугах машины для убийства, покорные и беспрекословные. Ведь то, что сказано в бусидо о самураях, считается истиной только до той поры, пока не станешь сёгуном. А став сёгуном можно самому вносить правки в этот свод самурайских правил.

В общем, Норобу развращал ум молодого самурая, показывая антигосударственный устрой во всей его красе. Рассказывал о свободе самого человека и чести по отношению к остальным людям. Конечно же Такаюки с ним спорил, но это был спор двух уважающих друг друга людей. Так спорят интеллигенты за праздничным столом, пока им не принесут водку. Уже потом начинается бросание салатом в очки и матерные обзывательства, но поначалу всё чинно и благородно.

Пыльная дорожка завела нас в густую чащу, где вековые столбы дубов соседствовали с яркими кустами цветущей магнолии. Тут птицы словно взбесились и устроили такую разноголосицу, что порой не было слышно собственных мыслей. Солнце проникало сквозь листву и пускало зайчиков пастись на изумрудной траве.

— Господин Норобу, а это точно дорога к лесу Миллиона Лезвий? — усомнился Такаюки, оглядевшись. — Слишком уж тут нарядно и солнечно. Вроде бы мы движемся в мрачный лес, где невероятно много чудовищ и опасности. А тут хочется присесть и написать какое-нибудь красивое хокку, что в полной мере отразило бы поэтический талант господина Такаги.

— Не всегда обложка соответствует содержанию, господин Ногути. Порой в очень яркой и красивой обертке скрывается самое гнусное испражнение. И тут… Пригнись!

Норобу ударил Такаюки по затылку, отчего тот нырнул носом вперед.

Вовремя!

Над головой бывшего самурая просвистела стрела и вонзилась в ствол дуба. Она задрожала черным оперением, как будто негодовала от промаха. В кустах возник шум, шлепок удара, а в следующую секунду послышался треск.

— Спасите! Помогите! — раздался мальчишеский голос.

Из кустов выскочил мальчишка в порванном кимоно и бросился к нам. Кимоно грязное, на щеке царапина, на правой ноге болтается окровавленная повязка.

— От кого ты спасаешься? — крикнул я.

— Разбойники-ёкаи! Помогите… — проговорил задыхающийся мальчишка и грохнулся без чувств возле наших ног.

Я сразу сотворил Земляной Меч и встал в защитную стойку. Такаюки вскочил с земли одним прыжком и выставил перед собой катану.

— Что это? — спросил он дрожащим голосом.

Мне показалось, что его голос дрожал от ярости. Ну да, не может же голос нашего соратника дрожать от страха. Не таков бывший самурай!

— Похоже, что незапланированное нападение. Держимся спина к спине! — коротко скомандовал я.

Из разных кустов вылетело ещё три стрелы. Две отразил я, а одна вонзилась в дерево, отбитая катаной Такаюки. Норобу в это время плел оммёдо, которое должно было защитить нас от стрел. Но оммёдо слабо выходило. Мерцающий купол то появлялся над нами, то исчезал.

— Выходите и сражайтесь как мужчины! — рявкнул я без особой надежды.

Надеяться и правда было глупо — если это засада, то пока у нападающих не кончатся стрелы, то они не покажутся из зарослей. Но можно было попытаться сыграть на мужской гордости, если это нападали мужчины.

— Самураи никогда не прячутся! Мы всегда встречаем врага лицом к лицу! — крикнул Такаюки в сторону шороха кустов.

В ответ вылетело ещё две стрелы. На этот раз одна из них скользнула по моему плечу, прорвала кимоно, оставив легкую царапину. Однако, мне удалось поймать другую! Я собрал боевой дух в кулак и метнул стрелу обратно, в то место, откуда она вылетела.

Похоже, что удача повернулась к нам лицом. Из кустов выпал бородатый мужчина в лохмотьях. Он отчаянно зажимал шею, а из неё торчала брошенная стрела. Кровь цвиркала тонкими струйками, перекрашивая зеленые листья можжевельника в бордовые.

И всё бы ничего, вот только наполовину этот мужчина походил на хорька. То есть у него была такая же вытянутая морда и шерстистые лапы. Он заскреб лапами, а после затих.

Норобу же плюнул на попытки совершить оммёдо и склонился над пацаном. Мальчишка так и не приходил в себя. Он лежал без сознания, уткнувшись лицом в лопухи. Ну и ладно, не до него сейчас.

— Кто будет следующим? — крикнул я, показывая на мужчину. — Или мы сойдемся в честном поединке?

Если бы это я сидел в засаде, то начал бы стрельбу с перемещением. Выстрелил — тут же нашел новую позицию. Но я не сидел в засаде, а стоял на дороге, прикрывая спину бывшего самурая и немного истекая кровью.

— Путники, оставьте мальчишку — это наша добыча! А также нам нужно ваше оружие и ваша одежда. Это тоже наша добыча! Сложите всё двумя кучками и можете идти своей дорогой! — рыкнул тяжелый бас из кустов справа.

— Мальчишка не хочет быть с вами! А одежда… Нам она тоже нужна, поэтому вы сможете снять её только с наших мертвых тел! — крикнул я в ответ.

— Может отдашь им свой меч? А что? Себе потом ещё сделаешь, — хмыкнул сэнсэй. — Пусть поиграются немного.

— Нет! Оружие — это часть нас самих! Нельзя воину отдавать врагу ничего, кроме ударов и стрел, — шикнул Такаюки в ответ. — И мы должны защищать слабых и убогих…

— Точно не отдадите? — донеслось из кустов.

— Точнее не бывает! — крикнул Норобу. — Хотя нет, мы пока в раздумьях…

— Тогда примите ту смерть, которую вы призывали!

Из кустов вылетело не меньше сорока оборотней в разномастных тряпках. Дикая смесь старых доспехов и кимоно придавала им оригинальность, которая граничила с безумием. Смешение чешуи, меха, клыков и когтей тоже добавляла определенного шарма.

Толпа окружила нас, выставив перед собой мечи, топоры и пики. Мы будто очутились в пасти огромного чудовища и клыки вот-вот сомкнутся, перемалывая наши косточки.

— Убейте их! — проревела гигантская человекообразная ящерица в зелёном кимоно с кожаной перевязью на груди.

Она ещё успела театрально взмахнуть рукой, прежде чем на поляне появились новые действующие лица. Белыми лепестками сакуры, порхающими под дыханием урагана, над дорогой пролетели белые призраки. Пронеслись и исчезли. На зеленую траву снова брызнули капли крови.

Десять оборотней-разбойников удивленными глазами переглянулись, упали на колени, а после рухнули ничком в придорожную пыль. Не успели они окончательно приземлиться, как призраки пролетели обратно, вдвое сокращая количество разбойников.

В воздух взметнулись и опали небольшие прямоугольные клочки бумаги, исписанные иероглифами.

— П-п-п-призраки? — спросил офигевший Такаюки.

— Призраки! — завопил кто-то из разбойников-ёкаев.

— Призраки!!! — тут же подхватили другие.

— Куркума, — выдохнул я.

Храбрые воины-оборотни, которые из кустов осмелились нападать на обычных путников, бросились врассыпную, когда оказались перед лицом непонятного врага. Магнолии закачались, скрывая в себе убегающих разбойников. И тут же из кустов раздались крики ужаса и свист металла. Через семь стуков сердца вопли стихли. Возле дороги лежали убитые разбойники, из аккуратных порезов на шеях сочилась бурая жидкость.

Гигантская ящерица в зеленом кимоно осталась на месте, сжимая в руках устрашающего вида секиру. Она взревела, оглядываясь в поисках врага.

— Это ваших рук дело?! Кто вы такие, что научились призывать духов? — крикнула она, оборачиваясь на нас.

— Нет, мы сами по себе, а призраки сами по себе, — сурово ответил Норобу.

— А если я вас убью, то призраки пропадут?

— Нет, — пожал я плечами, — но ты можешь зарезать сама себя. Потом узнаешь у призраков правду и расскажешь нам.

— Я не хочу! — рыкнула гигантша.

— А тебя никто и не спросит, — прошелестел лес. — Ты посмел напасть на наших друзей, теперь прими залуженную кару.

— Банду «Испражнения Небес» никому не победить!!! — проорала предводительница разбойников. — Выходите на бой!!! Я не боюсь призраков!!!

— Тогда… Ураган Тысячи Порезов! — раздалось из леса и с разных сторон выпорхнули белые одеяния.

С распущенными волосами, с горящими глазами, с белеными лицами и черными губами… Женщины и впрямь казались потусторонними призраками. Гигантская ящерица взревела, взмахнула секирой, но опустить её не успела.

Вокруг неё закружился вихрь стальных клинков. Воздух закричал, разрубаемый быстрыми мечами. Секира упала в пыль. На её топорище брызнули мелкие красные капли.

В следующее мгновение десять призраков застыли на расстоянии пары метров от предводительницы, отвернувшись и выставив в сторону разбойницы лезвия. Идеально чистые лезвия. Девять мечей и одна…

Сэнсэй говорил, что серп с цепочкой и грузиком на конце называют кусаригамой. Значит, против предводительницы обернулись девять мечей и одна кусаригама.

— Как такое возможно? — проговорил Такаюки.

Морда ящерицы покрылась сотнями мелких порезов, какие возникают при неумелом бритье. Она посмотрела на нас удивленно распахнутыми глазами, а потом начала клониться вправо. Её одежда взорвалась тысячью обрывков, показав, что тело не миновала участь морды. Струйки начали брызгать во все стороны ещё до того, как гигантская ящерица упала. Когда же она коснулась пыльной дороги, то фонтан красной влаги вырвался из груди и тут же опал на распластанное тело.

— Эффектно, — констатировал я, глядя на лежащие тела разбойников. — И быстро. Вы нас преследовали?

— Мы хотели проследить, чтобы вы не выдали нас полиции. А когда вы вступились за незнакомого мальчика… Мы не могли оставаться в стороне, — проговорила Мисаки. — Про эту банду мы слышали, они давно разбойничают в окрестностях — просто не попадались нам под горячую руку… И мы не знали, что это оборотни-ёкаи. Или они изменились под влиянием открытых врат Дзигоку…

— Господин Такаги, ты знаком с призраками? — спросил Такаюки.

— Да, было одно дельце, — махнул я рукой. — И не призраки это вовсе.

— Но они страшные… И летают… А ещё у них мечи…

— Я позже тебе расскажу. Мисаки, спасибо вам за помощь. Мы бы и сами могли справиться, но…

— Вот, — женщина с кусаригамой протянула мне небольшую баночку. — Нанесите на рану — затянется быстрее. Это очень редкое лекарство на основе чая деревни Хигасидори.

— Благодарю вас. А где ваш меч?

— Увы, господин Такаги, но после ночи он оказался непригоден, и я отдала его на правку кузнецу, — ответила с легкой улыбкой Мисаки. — Но не волнуйтесь, кусаригамой я тоже владею неплохо. Помажьте вашу рану и… и оставьте лекарство у себя. Почему-то мне кажется, что оно вам пригодится в грядущем пути.

Я с благодарностью кивнул и даже помазал. Я не стал говорить, что моё умение поглощать энергию и регенерировать уже залечило царапину на руке. Пусть думают, что я ранен.

— Где я? — послышался слабый голос снизу.

Мальчишка протирал глаза и испуганно таращился на нас. Когда же перевел взгляд на отряд призраков, то и вовсе икнул от страха и попытался уползти. Дополз до мертвого разбойника-ёкая, уткнулся в него и постарался потерять сознание. Пришлось его ловить за грудки и отвешивать пару оплеух.

Голова мотнулась на тонкой шее, но взгляд стал более осмысленным.

— Всё прошло, мальчик, — мягко произнесла Мисаки. — Не бойся нас, мы всего лишь актеры местного театра кабуки, которые защищали свою жизнь. Банда «Испражнения Небес» умерла. Тебе нечего бояться. Кто ты и откуда?

— Меня зовут Оно Джиро, — проговорил мальчишка. — Мы шли по дороге, чтобы засвидетельствовать своё почтение дайме города Одавара, когда появились разбойники. И это… они убили всех слуг, а меня оставили, чтобы потребовать у моего отца выкуп.

— Да? — нахмурился я. — А кто твой отец?

— Дайме города Эдо, — ответил мальчишка. — Вы можете меня отвести к нему? Он вас щедро вознаградит…

Кимоно на мальчишке хоть и было порвано и испачкано грязью, но золотая нить виднелась в узоре. Явно не из бедных…

— Мисаки, — обратился я к предводительнице призраков. — Проводишь мальчика к отцу?

— Проводим, — протянула руку женщина. — Обязательно проводим. Малыш, тебе не чего с нами бояться. Мы никому не дадим тебя в обиду.

Джиро улыбнулся и вложил узкую ладошку в протянутую руку. Мисаки обняла его, почти скрыв за полами белоснежной рубашки, потом взглянула на меня, кивнула. Я кивнул в ответ. В воздух взметнулись листки бумаги с иероглифами, поднялся ветер. После этого десять призраков невесомо унесло прочь.

На поляне остались только мы втроем и мертвые разбойники.

— Господин Такаги, а вот тот призрак, с которым ты беседовал… это же на самом деле служанка из чайной? — спросил Такаюки.

— Да, догадливый друг мой, — улыбнулся я в ответ. — Она это и есть. И у неё есть своя история. Пойдем же прочь из этого места, а по пути я расскажу, как познакомился с ними, пока ты храпел изо всех сил.

— А как же разбойники? Их же надо закопать, — сказал Норобу. — Пусть при жизни они и были плохими людьми, но вот после смерти их нужно похоронить, чтобы духи не приходили потом к нам ночью и не смотрели укоризненно. Всё-таки почтение по отношению к врагу означает почтение по отношению к себе.

Я попытался укоризненно посмотреть на Норобу, но тот только моргал невинными глазками. Конечно, вся тяжесть физической работы легла на нас с Такаюки. Норобу же в это время вещал о чести и достоинстве по отношению к умершим. Так и хотелось запульнуть в него комом грязи, чтобы попасть прямо в приоткрытый рот. Посещение леса Миллиона Лезвий отодвинулось ещё на полчаса…

Загрузка...