Глава 24

Завтра наступит новый день. День, который мы так ждали…

Весь вечер мы праздновали нашу небольшую победу. Друзья искренне радовались за моё получение аристократического титула. Да и я, признаться, был доволен, как черт. Нет, ну всё-таки в своём времени мне пришлось бы из кожи вон вылезти, чтобы получить титул и герб, а тут…

Да, меня слегка покоробило то, что император передаст Свиток Тигра господину Абэ. На какой-то миг мне показалось, что это дальний предок того самого Абэ, чьего сына я в своё время отправил на тот свет. И если это именно так, то надо бы этот свиток свистнуть по-тихому, да и отправиться домой.

— Да-да, именно так, — кивнул Норобу. — Всё так и будет. И нам нужен Свиток Тигра, чтобы перейти в наше время. Он связан с перемещением сюда и он же отправит нас обратно.

— Интересно, а что хоть написано в том свитке? — спросил Такаюки.

— Восхваление Такаги и присуждение ему титула. А также ещё какие-нибудь приятные слова. Изаму-кун, ты когда станешь аристократом — будешь навещать своего старого сэнсэя? — спросил с ехидцей Норобу. — Или отправишь его на покой, доживать свои дни среди детишек "Вокзала мечты"?

— Сэнсэй, я-то думал, что ты моих детишек будешь нянчить, — с улыбкой парировал я. — Будешь ковыряться в песочнице, менять пеленки, бубукать и прочее-прочее-прочее…

— Бубукать? Нет, ты сказал "бубукать"? — трагически возвел Норобу очи к потолку. — И я всё это время мучился с тобой ради того, чтобы потом бубукать обосранным деткам? Ты так видишь для меня счастливую старость?

— Сэнсэй, ну, можешь не бубукать, а просто бухтеть, вот как сейчас… Они же всё равно по началу не разберут — бубукаешь ты или бухтишь… Ай, не бросайся суши, это негигиенично!

— Да я в тебя сейчас не только суши запущу, я ведь и палочками нашпиговать могу так, что дикобразы позавидуют!

После этого мы пять минут предавались разминке после еды. Я убегал, счастливо хохоча, а сэнсэй догонял, не менее счастливо бурча и обещая обрушить на мою голову все небесные кары. Гоэмон, Киоси и Такаюки опасливо жались к стенкам, не желая попадаться на пути двух летящих молний.

На самом деле я не то, чтобы был в восторге, но внутри теплела одна мысль — я теперь в той самой когорте, которая правила миром. И мысль грела не от того, что я могу теперь плевать на других, а они передо мной будут делать "ку", а от того, что я стал на шаг ближе к тому, что теперь ничего не мешает мне сделать Кацуми предложение.

Если Свиток Тигра появился здесь, а потом нарисовался в моём времени, то это могло означать только одно — подтверждение моего титула будет. Нам осталось только вернуться в свое время и там открыть содержимое Свитка народу. А уж за этим дело не встанет, тем более, что император ясно сказал — у кого его искать.

Вот только одна мысль меня неожиданно ударила — если содержимое свитка было известно потомку господина Абэ, то нападение сына этого потомка с друзьями было совершенно точно не случайным. И тогда вставало на места и появление сына господина Абэ с сотоварищами в доме утех, и борьба кицунэ против меня, и даже преследование господина Мацуды, результат которого перенёс меня в новый мир — это все из-за этого долбанного Свитка!

От этой мысли я даже запнулся и через миг растянулся на полу — костлявая нога сэнсэя воспользовалась заминкой и наградила меня знатным пенделем.

— И так будет с каждым, кто не уважает своего оябуна! — воскликнул сэнсэй.

— Да-да, а дальше можно и фалангу мизинца отрезать, — с усмешкой поддержал Киоси.

— Зачем фалангу? — с недоумением спросил Такаюки.

— А чтобы больше привязать бойца к группировке, сделать его более зависимым, — пояснил Норобу. — Без фаланги мизинца не так уж просто удержать катану. А новая ошибка ещё больше привяжет бойца к группировке — ведь это будет уже неполноценный боец…

— Жестоко, но справедливо. У самураев произошло бы изгнание или вообще смерть, — заметил Такаюки.

— Да, ведь кодекс якудзы можно приравнять к кодексу Бусидо. Так и ронинам легче будет привыкнуть, и порядка будет больше. Ведь без порядка наступит хаос, и он уничтожит всю группировку за считанные годы, — ответил Норобу. — А так, помогая бедным людям и блюдя честь, мы можем сохранить и развить группировку якудзы на столетия. Возможно, даже императорская власть уйдёт, а якудза будет существовать дальше.

— Император уйдёт? — спросил Такаюки. — Разве такое может быть?

— Или не уйдёт, но всю власть отдаст под сёгунат. А вот как раз такое точно может быть, — покачал головой Киоси. — Будет император что-то типа украшения на обширном столе Японии: вроде и красиво, но с другой стороны, если его убрать, то ничего особенно не изменится.

— Ладно, друзья, поднимем же отёко за нашу победу! — произнес Гоэмон, разливающий сакэ по чашечкам.

— Да, поднимем! — подхватил Такаюки. — И пусть наши враги трепещут перед нами!

— Пусть наши друзья не поворачиваются к нам спиной, — улыбнулся Норобу.

— А наши женщины будут думать только о нас, — подхватил Киоси.

— А наши дети всегда будут честными и справедливыми по отношению к другим. И всегда защищают бедных и несчастных! — кивнул я.

Когда же мы потянулись за чашечками, то Гоэмон неожиданно решил встать, неловко двинул коленом и опрокинул столик с налитыми отёко. Я мог бы поймать, и уже было дернул рукой, когда наткнулся на твердые пальцы Норобу. Сэнсэй тут же убрал руку и едва заметно дернул головой влево-вправо. Чашечки упали, выплеснули из своих внутренностей саке и три штуки тихо звякнули, пуская трещины по бокам.

— Эээх ты, раззява, — с легкой укоризной протянул Норобу. — Всю посуду разбил.

— Ну не надо, — с лёгкой улыбкой проговорил Гоэмон, — Ещё две осталось. А чего их жалеть? Отправляйтесь к сёстрам, мои дорогие.

Он взмахнул руками, отчего и остальные отеко присоединились к лежащим на полу. На то, которое осталось целым, он ещё и наступил.

— Бей посуду — я плачу, — проговорил я с ухмылкой. — Экий же ты…

— Ну да, жопорукий, — кивнул Гоэмон. — Что же с таким поделать.

— Только понять и простить, — снова вспомнил я присказку из своего мира. — Надеюсь, что мы когда-нибудь поймём и когда-нибудь простим…

— Я тоже на это надеюсь, друзья, — со вздохом проговорил местный аналог Робина Гуда. — Позвольте вам налить по новому отеко?

— Друг мой жопорукий, все-таки лучше не испытывать судьбу. Пусть разольет самый младший член нашей группировки, — остановил его Норобу.

Гоэмон посмотрел долгим взглядом в глаза Норобу, после чего сделал глубокий поклон:

— Оябун Норобу, ваша мудрость, прозорливость и доброта не знает предела. Я счастлив находиться под вашим началом.

— А я счастлив иметь в своём окружении таких доблестных воинов, полных чести и достоинства. И я больше чем уверен, что ты, мой новообретенный сын, оправдаешь моё доверие, — неторопливо проговорил Норобу, пока Такаюки разливал сакэ по новым чашечкам отеко.

— Тогда кампай, что ли? — спросил я. — Ведь с каждой секундой с поверхности сакэ испаряется один слой.

— Да, не стоит давать сакэ испаряться. Кампай! — поддержал меня Киоси.

— Кампай, — поддержали остальные.

После того, как рисовая водка обожгла наши внутренности, Гоэмон с виноватым видом собрал осколки и выбросил за дверь. Наше вечернее празднество продолжилось…

На утро нас разбудил не крик петуха, но громкие завывания вестника:

— Прибыл отряд госпожи Аки Тиба! Прибыл великий Хандзо Хаттори! Приветствуем же двух отважных воинов во дворце сёгуна Токугавы!

Мы вскочили, быстро протерли глаза. Гоэмон по своему обыкновению куда-то свинтил под утро. Мы остались вчетвером.

— Ну что, пошли, посмотрим в наглые глаза той кикиморы из-за которой мы здесь? — спросил я.

— Пошли. Я бы лучше посмотрел в её глаза, когда голова будет отделена от тела, — буркнул Норобу. — Но если мой самый любимый ученик оказался настолько слаб и беззащитен, что не смог удовлетворить мелкое желание сэнсэя, то придется сделать всё самому.

— Похмелье, сэнсэй? — спросил я. — Обычно подначки более качественные.

— С тебя и такого много будет, — хмыкнул он в ответ. — Ты и этого не заслужил…

— Ну тогда нужно отправиться и заслужить. Всё-таки это не дело — такие мелкие подначки слушать с самого утра. Я привык к серьезным вещам, после которых волосы подмышкой шевелятся, а это… Даже зевать охота…

— Не надо зевать, а то гнилые зубы видно, — хмыкнул Норобу. — Это не самое приятное зрелище.

— Вот, уже далекие отголоски подколов слышны. Того гляди и какого-нибудь червячка обидеть сможешь…

Такаюки с Киоси благоразумно не вмешивались в наш разговор. Между тем мы нарядились, а я ещё вдобавок надел заряженный до предела костюм. Ну да, пока я занимался любовью, а не войной, то укрепил солнечную батарею под стрехой дома и она спокойно аккумулировала энергию в костюм. Кимоно с широкими рукавами и большие штаны удобно скрыли присутствие костюма под тканью.

Мы ещё слегка оправились, как могли причесались, после чего вышли из дома, который на время стал нам прибежищем.

Перед дворцом сёгуна уже собралось немало народа. Люди прослышали про причину возвращения Аки Тиба издалека и постарались воочию увидеть возможный суд над подозреваемой в преступлении против императорского престола.

Император с императрицей на этот раз скрывались за полупрозрачными балдахинами, который скрывал их не только от жадных взглядов зевак, но и от разного рода мошкары вперемешку с солнечными лучами.

Зато сёгун грозно выступил вперед и старательно хмурил брови. Его золотистые доспехи пускали во все стороны зайчиков и своим ярким сиянием напоминали диско-шар под потолком ночного клуба.

Чтобы особо не рисоваться, мы встали чуть поодаль от общей массы народа. Вроде бы и в толпе, но всё-таки как бы сами по себе. При случае любой из нас мог выйти вперед и легко пройти на свободное место для дачи показаний.

Процессию с четырьмя конниками было видно издалека. В центре ехала пожилая женщина с горделивой осанкой. Знакомые волосы, похожие оттенком на вчерашнюю овсянку, свисали на плечи. Лицо сохраняло следы былой красоты, но на нем возрастная осень уже оставила следы в виде опавших листьев-морщин. Кимоно серого цвета было слегка скрыто под частью доспехов, словно она не боялась стрел и держала открытой грудь, зато по бокам и сзади кожаные ремешки удерживали металлические плашки, похожие на перья. Ноги и руки были тоже открыты. Хитро — впереди стрелу можно отбить, а вот важные органы закрыты.

Один конник ехал позади женщины, ещё двое самураев по бокам. Своеобразный конвой, вот только позади был скорее не самурай, а ниндзя. Вместо доспехов мужчина носил мешковатую серо-коричневую одежду. Уверен, что в складках одежды таилось много разнообразных сюрпризов, которые если не убьют, то по крайней мере огорошат пленницу, если та вдруг вздумает убегать.

Однако, судя по спокойному лицу женщины, убегать она не спешила. Аки Тиба ехала с достоинством, голову держала прямо. Словно её не на суд вели, а всего лишь выехала на конную прогулку в окружении вассалов.

— Вот же мерзость какая, — сказал стоящий рядом Норобу. — Ведь и смотрит так свысока, как будто окружающие всего лишь конские яблоки возле её ног…

— Как-никак помощница сёгуна, — проговорил Киоси. — Если бы не приказ императора, то и вовсе могла бы не вернуться сюда ещё полгода-год. А я бы всё это время куковал в Темнице Печали.

— Ну да ничего, сейчас ей хвост накрутят, — хмыкнул я в ответ. — А если не накрутят, то потом мы навестим и побеседуем о том, о сём.

Между тем процессия проехала по центральной аллее замка и остановилась на почтительном расстоянии от ступеней. Сёгун хмуро взглянул на свою помощницу.

— Господин Хаттори, почему госпожа Аки не закована в колодки? — громко спросил Токугава, всё также грозно хмуря брови.

— Господин Токугава, она сама согласилась предстать перед вашими глазами и дала слово ничего не предпринимать, — сказал человек в мешковатой одежде, который всё также оставался за спиной женщины. — У меня пока ещё не было повода усомниться в словах госпожи Аки, поэтому я разрешил ей не терять лицо и оставаться на свободе до тех пор, пока вы не вынесете решение относительно её судьбы. Я взял на себя ответственность за её доставку и уверен, что моё присутствие сдержит любого из присутствующих лучше любых кандалов. А также она поклялась…

— Господин Хаттори, мы с вами ещё поговорим по поводу вашего своевольства, — сощурился Токугава. — Неподчинение приказу очень сильно роняет вашу значимость в моих глазах.

Глаза Аки скользнули по нашей четверке и какое-то подобие улыбки появилось на лице женщины. Всего несколько секунд, но я больше чем уверен, что она была рада нас видеть. Ну да, своей радостью, вряд ли соединенной с человеческой…

— Господин Токугава, я поклялась на Дьявольском Шаре господину Хаттори, что не буду ничего предпринимать до тех пор, пока по своей воле не выйду из ворот вашего замка, — с поклоном ответила Аки Тиба. — И я сдержу своё слово, какими бы не были обвинения, направленные в мою сторону. Я знаю, что такое честь и достоинство!

Дьявольский Шар? То самое заклинание, которое не позволяет давшему клятву отступить в сторону? Неужели оно практикуется и в этом времени?

А вот голос был всё тем же шелестящим, как шепот ветра в густой траве. Он совсем не изменился — время не добавило на него морщин, как это было на лице.

— Что же, если вы использовали Дьявольский Шар, то это снимает часть вины с господина Хаттори, — произнес Токугава. — Но отступление от приказа господина всё равно скажется на вассале.

— Господин Токугава, я готов принять то наказание, какое вы сочтете нужным, — поклонился Хаттори Хандзо. — Прошу понять меня — я не мог заковать в кандалы человека, которому доверил спину в бою.

Сёгун ещё раз хмуро взглянул на помощника и потом повернулся в сторону балдахинов:

— Ваше императорское величество, та женщина, о которой вы говорили, представлена вашему взору. Вы можете решить её судьбу по справедливости.

Император с императрицей перекинулись парой слов, после чего со стороны императорского балдахина послышался мужской голос:

— Госпожа Аки Тиба, мы много наслышаны о вашей доблести и о вашей храбрости на поле боя. Но те шесть проводников, которых вы отправили с моей супругой, оказались предателями и заманили в ловушку весь отряд. Немало самураев полегло в битве с гаки. И если бы не вмешательство пяти храбрых воинов, то неизвестно — чем бы ещё закончилось путешествие моей супруги…

— Ваше императорское величество, шестеро воинов ночи должны были проводить императрицу по самому безопасному маршруту! — отозвалась с поклоном Аки Тиба. — Но то, что отряд попал в засаду, означает только одно — кто-то из вашего окружения передал информацию ёкаям. Эта засада была спланирована заранее и ждущие ёкаи точно знали — кого ждать…

— И вы так спокойно об этом говорите? — спросил император. — Куда подевались ваши проводники, когда началась битва?

— Скорее всего они кинулись прочь, — спокойно ответила Аки Тиба. — Они же ниндзя, а не воины-самураи. Битва — это удел воинов, а не шпионов и проводников.

— И вы их оправдываете? — раздался удивленный голос императрицы.

— Я сама так бы не поступила, но у меня другие мотивы. Мне нужно было втереться в доверие сёгуна и попасть на самую верхушку правления. Что я и сделала, — с улыбкой ответила Аки Тиба. — Ведь для ниндзя не важны честь и достоинство — для ниндзя важно только выполнение цели. А своей цели я достигла и теперь…

Она выхватила из рукава прямоугольник с иероглифами и подкинула его в небо. Прямоугольник взмыл ввысь под аханье толпы и там взорвался фейерверком, расчертив небо яркими цветами. Сотни, а то и тысячи цветов, похожих на паучьи лилии, начали медленно опускаться вниз, неторопливо планируя в воздухе.

— Она признала свою вину! — вскричал Токугава. — Хаттори, останови её!

— Не смейте ко мне прикасаться! — вскричала Аки Тиба. — Лучше посмотрите, что творится за вашими воротами. А уже потом подумайте — стоит отпустить меня на волю или погибнуть под толпами ёкаев?

Загрузка...