Язычники

16

Входная дверь распахивается, и я с отвращением наблюдаю, как четверо вооруженных охранников врываются в фойе, их пистолеты наготове и заряжены, они ведут себя как кучка сверхпривилегированных придурков из спецназа. Они кружат по фойе, причем один из них не сводит глаз с трех сыновей Джованни, которые изо всех сил стараются выглядеть скучающими.

— Не двигайтесь, мать вашу, — говорит один из охранников, вставая прямо перед тремя парнями и наставляя на них пистолет, в то время как остальные продолжают искать угрозы. Я усмехаюсь и прислоняюсь спиной к стене, скрещивая руки на груди. Насколько нелепыми должны быть эти парни, чтобы оставить всего одного охранника присматривать за тремя братьями? К тому времени, как он успеет сделать один выстрел, два других брата навалятся на него, заставляя его пожалеть о каждом решении, которое он когда-либо принимал.

Это шутка, и Джованни был дураком, одобряя это дерьмо, если только ему не нравится наблюдать за тем, как его сыновья без особых усилий расправляются с его охраной.

Мгновение спустя возвращаются трое других охранников.

— Все чисто, — говорят они в свои крошечные рации, висящие у них на плечах, заставляя меня смеяться. Они действительно сделали все возможное для этого особого случая. Хотя, я думаю, их последняя встреча с Романом на подъездной дорожке прошла не совсем так, как планировалось. Им нужно каждое преимущество, которое они могут получить.

Мгновение спустя Джованни врывается в парадную дверь в сопровождении еще шести охранников, и я закатываю глаза, когда он входит в фойе и тут же с отвращением смотрит на своих сыновей.

— Сыновья, — говорит он, вздергивая подбородок, когда охранники рассредоточиваются вокруг него. — Я полагаю, семь дней — это достаточный срок для выполнения вашей задачи. Мы удалимся в обеденный зал. У меня есть несколько вопросов относительно вашего кузена, Антонио, и других… дел, которыми вы занимались в течение недели. После этого вы проводите меня к этому ублюдку, который меня подсиживает, а дальше я сам разберусь.

Роман выпрямляется, делая шаг вперед, чтобы подчеркнуть это, и, слишком хорошо зная, что ему некого передать, он подыгрывает.

— Конечно. Давай не будем терять времени.

Роман разворачивается на каблуках и направляется к огромному обеденному залу, охранники следуют его примеру, не выпуская его из поля зрения ни на мгновение, но когда Маркус и Леви не шевелят ни единым мускулом, я ловлю себя на том, что ухмыляюсь. Они слишком чертовски хитры, отделяясь друг от друга и вынуждая охрану разойтись. Это умный ход, который они должны были предвидеть.

Охранник сталкивается лицом к лицу с Леви, преувеличенное чувство власти плохо маскирует его страх. В глазах Леви мелькает знакомый огонек озорства, как у взволнованного ребенка рождественским утром.

— Шевелись, — выплевывает охранник, упирая пистолет прямо в живот Леви и глядя на него сверху вниз. Этот взгляд заставил бы меня упасть на колени, но не Леви.

Леви ухмыляется, склонив голову набок таким образом, который раньше казался мне чертовски пугающим, только теперь это меня только заводит.

— Скажи — пожалуйста, — насмехается он, зная, что у парня не хватит духу нажать на спусковой крючок.

Охранник стискивает челюсть, и как раз в тот момент, когда он собирается устроить гораздо большую сцену, Джованни отталкивает его с дороги. Не сбиваясь с шага, он запускает пальцы в ворот футболки Леви и притягивает его к себе, пока его лицо не оказывается всего в нескольких дюймах от лица сына.

— Я здесь не для того, чтобы валять дурака, — рычит он таким низким тоном, что я чувствую вибрацию прямо в груди. Он сильно толкает Леви в том направлении, где только что исчез Роман. — Шевели своей задницей.

Леви смеется и после паузы, сжалившись над своим стариком, уходит.

— Всегда рад, отец, — бросает Леви через плечо. — Всегда чертовски приятно.

Маркус смеется и смотрит на меня сверху вниз, прежде чем поднять подбородок, молча показывая мне следовать за Леви. Я не сбиваюсь с ритма, следуя за ним, в то время как Маркус пристраивается позади меня, не позволяя моей спине оставаться незащищенной. Маркус идет с высоко поднятой головой, несмотря на боль, которую он, должно быть, чувствует внутри, но он не осмеливается показать, что был ранен, особенно когда в замке так много других мужчин.

Джованни следует за нами со своими людьми, и когда мы входим в огромный обеденный зал, я нахожу Романа уже сидящим на своем любимом месте, устремив злобный взгляд на своего отца.

Охранники рассредоточиваются веером по комнате, и, оглядываясь на Маркуса, он бросает на меня острый взгляд — холодное напоминание о том, что в присутствии Джованни ДеАнджелиса мне было бы разумнее оставаться видимой, а не услышанной.

Я киваю и обхожу массивный стол, прижимаясь к стене позади того места, где сидит Роман, — самое дальнее от Джованни место, откуда почти один из самых быстрых путей к отступлению через смежную кухонную дверь.

Я зорко слежу за Джованни, как и его сыновья, и ни один из нас ему ни в малейшей степени не доверяет. Он делает шаг вперед и занимает место за массивным столом, как будто имеет полное право находиться здесь. Черт возьми, он даже ведет себя так, будто это его сыновья мешают ему. Его высокомерие не знает границ, и это только еще больше выводит меня из себя.

— Антонио, — говорит Джованни, обводя взглядом комнату и останавливаясь на каждом из своих сыновей. — Что вам известно о его убийстве?

Я делаю глубокий вдох, мое сердце выпрыгивает прямо из горла, когда я делаю все возможное, чтобы не показать, что я что-то знаю об этом. Черт, если бы Джованни хоть на секунду подумал, что я что-то знаю, меня бы пытали, выведывая информацию, и, черт возьми, я бы сломалась, как гребаный прутик. Я не могу снова пройти через что-то подобное. Я нервничаю, но, видя беззаботные выражения лиц парней, делаю все, что в моих силах, чтобы расслабиться и вести себя спокойно.

Роман вздергивает подбородок, его пристальный взгляд прищуривается на отца.

— Я уже объяснял тебе это, — говорит он. — Тони трахался с Моник в течение трех лет. Роналду должен был рано или поздно узнать, но скатертью дорога. Давно пора кому-нибудь вцепиться когтями в этого маленького стукача. Я просто в бешенстве, что Роналду опередил меня. Я бы дорожил каждым мгновением, проведенным наедине с этим мудаком.

Маркус усмехается с другого конца комнаты, бросая острый взгляд на старшего брата.

— Нет, если бы я добрался до него первым.

Джованни хлопает ладонями по столу.

— Это, блядь, не шутка, — рычит он, и его голос разносится по всему гребаному замку.

— По-моему, звучит как гребаная шутка, — бормочет Леви, бросая осторожность на ветер.

Джованни встает, его стул отлетает назад в приступе ярости.

— Ты хоть представляешь, к каким последствиям это приведет? Если Роналду убил твоего кузена, война гарантирована. Твой дядя не остановится, пока голова Роналду не окажется в его руках.

Два волка врываются в двери столовой. Они останавливаются у входа, их острые взгляды блуждают по комнате, и, судя по тому, как встает дыбом шерсть у них на загривках, они могут более чем уловить напряжение.

Пристальные взгляды Дил и Доу возвращаются ко мне, и, немедля, они проходят через комнату, охранники вздрагивают при каждом мягком шаге. Они опускают свои мохнатые задницы по обе стороны от меня, и я тяжело сглатываю, ненавидя то, как Джованни наблюдает за ними и обращает внимание на эти новые отношения защиты, которые у них сложились по отношению ко мне.

Голова Доу оказывается прямо у моих ребер, когда она садится рядом со мной и толкает меня носом в бок, безмолвно давая понять, что прикрывает мою спину. Я ерзаю рядом с ней, пряча руку, зарываясь в ее густой черный мех, нуждаясь в ее утешении больше, чем я могла себе представить.

— Черт возьми, отец, — говорит Роман, снова наклоняя голову, отвлекая внимание от меня и волков, возвращаясь к захватывающему разговору. — Звучит так, будто ты хотел бы, чтобы именно мы лишили его жизни.

Джованни разочарованно фыркает и падает обратно на свое место, его тяжелый золотой браслет звякает по столу.

— Почти так и есть, — выплевывает он. — Ваш дядя пришел бы за вами, но он слишком слаб. Он бы этого не пережил, и на этом бы все закончилось. Но как только мой брат лишит жизни Роналду, цепочку событий, которые последуют, уже не остановить. Это будет началом конца. Семья ДеАнджелис будет сокращаться до тех пор, пока никого не останется.

Что. За. Ебаный. Пиздец. Как будто они, так и планировали. Как странно.

Сила расцветает глубоко в моей груди, и я должна заставить себя не ухмыляться, как гребаная ведьма-психопатка, при одной мысли о том, что семья ДеАнджелис разрывает себя на части изнутри.

Леви откидывается на спинку кресла, потягивая виски.

— Только скажи, отец. Мы были бы более чем счастливы вмешаться. Ты знаешь, что у нас есть сила остановить это прямо сейчас. Все, чего это будет стоить тебе, — это нашей бессрочной свободы.

Страх мелькает в глазах Джованни, прежде чем он призывает на помощь все свои силы и скрывает это, как каждое убийство, которое он когда-либо совершал.

— Нет, — рычит он низким и угрожающим тоном, точно зная, что на самом деле означает для него свобода его сыновей. — Об этом не может быть и речи.

Роман смеется.

— Позволь мне прояснить. Ты предпочел бы рискнуть развязать гражданскую войну и потерять три четверти своей семьи, разрушив свое королевство, чем освободить своих единственных сыновей? Ты настолько боишься нас, отец?

— Выслушай меня, и выслушай хорошенько, — выплевывает Джованни сквозь зубы. — Я тебя не боюсь. Вы кучка потерянных маленьких мальчиков, которые не знают, где провести черту. Нет, я вас не боюсь, я вас презираю.

В комнате нарастает напряжение, и оба волка застывают по бокам от меня. Я крепче сжимает мех Доу, пока делаю все возможное, чтобы отпрянуть и раствориться в стене позади меня. Выяснение отношений с самым высокопоставленным членом семьи ДеАнджелис — это не то место, где я хотела бы быть. Черт, этим волкам лучше быть готовыми утащить мою задницу отсюда в стиле Джейкоба и Ренесми, иначе мне крышка.

Я внимательно наблюдаю за парнями, не сводя глаз с каждого из них, в ужасе от того, что это перерастет в кровавую баню, но каждый из них просто сидит неподвижно, выглядя слишком расслабленным, но здесь это ничего не значит. Эти братья обладают сверхъестественной способностью в мгновение ока срываться с нуля до сотни.

Тишина сгущается, и я наблюдаю за моментом, когда Маркус решает, что с него хватит. Его глаза заостряются, а уголок рта растягивается в легчайшей улыбке, которую никто другой в этой комнате не смог бы увидеть. Я задерживаю дыхание, неизвестность давит мне на плечи, когда он сжимает свой нож и с отработанным, внушающим благоговейный трепет мастерством запускает его через всю комнату.

Я смотрю на лезвие, мои глаза расширяются от ужаса, когда оно чисто рассекает воздух, прежде чем пронестись прямо перед лицом Джованни, срезая самый верхний слой тонкой кожи, который находится на кончике его носа. Нож не останавливается, проносясь по воздуху, пока, наконец, не вонзается в стену, изящная рукоятка выступает всего в нескольких дюймах от лица одного из охранников.

Комнату заполняет тишина, и она такая чертовски громкая, что можно услышать, как булавка упадет на изысканную плитку. Леви пристально наблюдает за своим отцом, как кровь собирается на поверхности его кожи, стекая с кончика носа, когда Роман стискивает челюсть, злясь на Маркуса за такой глупый трюк.

Мое сердце бешено колотится в груди, когда охранники готовятся, но Джованни просто поднимает руку, молчаливо призывая подождать, пока его жесткий взгляд останавливается на Маркусе. Я тяжело сглатываю. Я уже прошла через страх о мысли, что он мертв, и хотя я, вероятно, могу слышать, как бьется его сердце в этой тяжелой тишине, что-то глубоко внутри меня подсказывает мне, что он уже мертв.

Джованни встает и берет салфетку, прежде чем демонстративно вытереть каплю крови с кончика носа. Он роняет испачканную салфетку на пол, и я в ужасе наблюдаю, как он медленно подходит к Маркусу, становясь прямо за ним. Маркус пристально смотрит на Романа, и я не сомневаюсь, что если Джованни попытается что-нибудь предпринять, один быстрый кивок Романа приведет к тому, что Маркус оборвет жизнь своего отца.

Рука Джованни обвивается вокруг шеи Маркуса спереди и крепко сжимает ее, в то время как другая рука скользит вниз по груди, останавливаясь только тогда, когда его рука оказывается прямо над заживающими швами. Затем без предупреждения его рука сжимается, сдавливая плоть под ней.

— Это был смелый шаг, — кипит Джованни, в то время как Маркус продолжает пристально смотреть на Романа, даже не вздрагивая, несмотря на ту боль, которую он, должно быть, испытывает.

Мое сердце болит, разбиваясь на миллион крошечных кусочков, когда Дил рычит справа от меня, оскалив зубы в гневе. Джованни бросает взгляд на волка, прежде чем ухмыльнуться и, наконец, отпустить сына, оставив футболку в пятнах крови, но все, что имеет значение, это то, как, черт возьми, он узнал. Парни уж точно ни слова не сказали бы своему отцу о стрельбе, и я знаю, что точно не говорила… Так кто же?

Джованни смеется, оставаясь слишком близко к Маркусу, на мой взгляд.

— Теперь к делу. Где, черт возьми, этот производитель?

— У меня есть вопрос получше, — заявляет Леви, вставая в один рост со своим отцом и наклоняясь вперед, упираясь костяшками пальцев в большой дубовый стол. Он не сводит с отца своего ядовитого взгляда. — Скажи мне еще раз, где моя мать?

Джованни долго смотрит на него, нахмурив брови.

— Она похоронена в фамильной усыпальнице ДеАнджелисов на моей территории, там же, где и была всегда. Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— Правда? — спрашивает он. — Мы давно там не были. Возможно, на вашем следующем деловом ужине мы нанесем ей визит. Мне действительно интересно, что мы могли бы там найти.

Я задерживаю дыхание, мой взгляд возвращается к Джованни, который просто смотрит, понимание появляется в его безжизненных глазах.

— Где мой производитель? — требует он, отказываясь комментировать женщину, запертую в морозильной камере на самом верху этого самого замка, женщину, которая должна была быть для него всем, его женой и матерью его детей. Я могу только представить, как она умерла. Бьюсь об заклад, это была не лучшая жизнь, наполненная страданиями от его жестоких рук. Она была бы для него такой же собственностью, какой я должна быть для его сыновей.

Роман стоит рядом с Леви.

— Видишь ли, в этом-то все и дело, — говорит Роман с ухмылкой на губах. — У нас нет твоего производителя.

Джованни выглядит растерянным.

— Что ты только что сказал?

— Ты меня слышал. У нас его нет. Мы не знаем, кто он. Не знаем, где его искать. Если быть до конца честным, нам это даже не интересно.

Джованни хватает нож, который лежит на столе как желанное оружие, и глубоко вонзает его в полированный дуб.

— Я дал тебе неделю, чтобы найти этого ублюдка, а ты говоришь мне, что потерпел неудачу? Какого черта ты делал все это время?

Роман пожимает плечами.

— Был занят, — говорит он. — Мне нужно было свести другие счеты. Вроде как не хватило времени заниматься твоими проблемами.

Джованни выдергивает нож из стола и швыряет его в Романа. Мое сердце колотится в груди, когда его рука взлетает с невозможной скоростью, ловя лезвие между указательным и средним пальцами всего в нескольких дюймах от его глаз.

Из моего горла вырывается вздох, когда Джованни рычит, в то время как его сыновья просто смотрят на него, как на ребенка, у которого началась истерика. Я думаю, это именно то, что происходит, когда они в миллионный раз доказывают, что он потерял над ними всякий контроль. Только он продолжит свои экстравагантные выходки на деловых обедах, потому что, как только остальные члены семьи узнают, что их самое опасное и смертоносное оружие обладает собственным разумом, они все убегут восвояси.

Он возвращается на свое место, но остается стоять, опираясь на стол почти так же, как это делает Леви.

— Что ты знаешь? — выплевывает он, в его глазах ярость, какой я никогда раньше не видела. — Ты сказал, что нашел дилера.

— Совершенно верно, — говорит Роман, слегка кивая. — Дилер, чья преданность своему боссу намного перевесила его страхи перед тобой. Он ничего не сказал, даже не раскаялся.

Джованни качает головой, в его глазах появляется замешательство.

— Это невозможно, даже самые страшные люди ломаются при мысли об имени ДеАнджелис. — Он начинает расхаживать по полу, в то время как Дил становится скучно рядом со мной, и он трусит к своей миске с водой.

Маркус замечает его движение и смотрит вниз на волка, его глаза подозрительно сужаются, прежде чем снова взглянуть на меня.

— Что, черт возьми, ты сделала с их мисками для воды?

Мои глаза вылезают из орбит. Какого хрена, по его мнению, он поднимает этот вопрос и привлекает ко мне внимание подобным образом?

— Это… — Я начинаю, с трудом сглатывая, когда взгляд Джованни поворачивается ко мне, в глубине его глаз читается раздражение из-за того, что я говорю в его присутствии. — Я, эммм… — Черт. Я прерывисто выдыхаю и набираюсь смелости, чтобы обрести дар речи. — С меня было достаточно. Волкам нужны были имена, так что это то, что я сделала.

Маркус, прищурившись, смотрит на меня.

— Дил и Доу?

Я киваю.

— Да, Дил и Доу. Печально известные волки Дил Доу.

Роман уставился на меня, его глаза расширились.

— Ты украла моих гребаных волков у меня из-под носа, а потом имела гребаную наглость назвать их в честь гребаного силиконового члена?

Я пожимаю плечами и оглядываюсь на волков, которые выглядят такими чертовски счастливыми от того, что на них обратили внимание, адский Дил даже поднимает голову и демонстрирует свою невероятную родословную и блестящую шерсть.

— Мне не жаль, — ухмыляюсь я, сдерживая смех. — Тебе следовало назвать их, когда у тебя был шанс. Что сделано, то сделано. Кроме того, это написано фломастером, и им это нравится. Они приняли свои имена, и теперь пути назад нет.

— ХВАТИТ ОБ ЭТИХ ГРЕБАНЫХ ИМЕНАХ, — рычит Джованни. — ПОЧЕМУ ЭТА МАЛЕНЬКАЯ ШЛЮХА ВСЕ ЕЩЕ ОБРАЩАЕТСЯ К ТЕБЕ ТАК, СЛОВНО У НЕЕ ЕСТЬ ПРАВА В ТВОЕМ ДОМЕ?

Маркус встает, уравнивая счет три на три и посылая волну нервозности по охранникам, когда он обращает свой свирепый взгляд на своего отца.

— Потому что она имеет права, и однажды она, блядь, станет править миром, который ты создал. Будь осторожен, дорогой папочка. Шейн — не маленькая сучка, какой ты ее считал. Она — гребаная богиня.

Что ж, блядь.

Джованни оглядывается на меня, и того, что я вижу в глубине его глаз, достаточно, чтобы свести в могилу любого. Он отталкивается от стола и медленно обходит его, преследуя меня, как гребаный хищник, в то время как его сыновьям ничего не остается, кроме как наблюдать. Он встает прямо передо мной, и я не упускаю из виду, как Роман перемещается, незаметно подходя ближе к своему отцу.

— Ты ничто, — выплевывает в меня Джованни, медленно придвигаясь еще ближе, пока я не чувствую его отвратительное дыхание на своей коже. — Я прикончу тебя в один из этих славных дней. Запомни мои слова, девочка. Я уничтожу тебя.

Холодок пробегает по моей спине, и когда он наклоняется еще ближе, а я закрываю глаза, мысленно готовясь к худшему, ровный тон Леви разносится по комнате.

— Это конкурирующая семья, — говорит он, заставляя отца вздрогнуть и обернуться, чтобы взглянуть на сына, удерживая его взгляд и требуя объяснений. — Производитель. Это единственное, что имеет смысл. Это должна быть другая семья, которая переезжает. Иначе с чего бы дилеру бояться сломаться? Он не местный, он не знал.

Джованни отходит от меня, его взгляд устремлен вдаль, он глубоко задумался, а я выдохнула. Роман на мгновение ловит мой взгляд, молча проверяя меня, и я киваю несмотря на то, что на самом деле не уверена.

— Другая семья? — Джованни спрашивает, показывая, что это семя идеально засело в его сознании. — Кто?

Роман качает головой.

— Семья Моретти, — предполагает Роман. — Известно, что в прошлом они уже влезали в наш бизнес. Что мешает им попробовать снова?

— Нет, — говорит Джованни. — Джиа Моретти-гребаная сука, но она не глупа. Она бы не посмела.

Джованни замолкает, обдумывая то, что он только что сказал, и по мере того, как секунды идут, его челюсть сжимается все сильнее.

— ЧЕРТ, — рычит он, его руки сжимаются в кулаки по бокам. Он оглядывается на своих охранников и вот так просто выбегает из столовой, его люди следуют за ним, как дурной запах, и, наконец, прекращают это дерьмовое шоу.

— Итак, — говорит Маркус, его взгляд перемещается на меня, прежде чем опуститься на волков. — Тебе действительно нужно было так их называть?

Я пожимаю плечами. — Либо так, либо Бол и Сак. (Ball Sack-мешочек с яйцами) Выбирать было трудно, но я думаю, что в конце концов приняла правильное решение.