Забытый раёк

Капель протечек, дорожный глетчер —

всего-навсего шлейфа свей,

когда к вам является в дом под вечер

одна из знакомых фей.

Проснется душа, припомнив крестины,

настроясь на светлый лад;

три мышки,

три книжки,

всплеск ультрамарина,

утешительный шоколад.

Пройдя под арку,

судьбы подарки

с трофеями вне перемен:

Фея Сирени,

Фея Дарений

и эта по имени N.

Вот наконец приходит нежданный гость,

плащ с клетчатой подстежкой, ротанговая трость,

а с ним вместо собачки его любимый кот,

немыслимый пятнистый ловец-экзот,

подвалов откровенье и чердаков исход.

Париж вполне недостижим, а Ява далеко,

я подаю им кофий и молоко,

сухарики кошачьи, тост со сковороды,

тут главное — общенье, не до еды.

Нет в доме совиньона, клико, перно,

и гость глядит в окошко, а кот — в окно,

чуть теплится батарея, свет с печки бряк,

безумный телевизор заглох, пошляк.

Вот царствие земное, его углы,

влекущие верблюда в ушко иглы,

простор ночной ведуты вбирает зрак

да тополиный птичий ареопаг.

Мой книжный виноградник, таящий гроздь,

с улыбкою обходит незваный гость,

не вест и ост над крышей, а весть и ость;

а для кота весь город — сплошной сераль,

не зря преодолел он такую даль.

А когда метель закрутит белую юлу на льду,

стану гостьей запоздалой, на Галерную пойду.

Засыпает снег порталы, охмуряет на ходу.

То-то кружатся у Пряжки карнавальные дворы,

там скульптура обезьянки, тут крысенок из норы;

Снежевинка со Снегуркой притаились до поры.

Свет фонарный виден еле в вечер икс в квартале зет.

Что со мною в самом деле столько зим и столько лет,

что ж я шляюсь по метели, мне другого места нет.

Карту городскую кроет весь аркан всея аркад,

вьюга брезжит, ветер воет, ахает чердачный скат.

Но хозяева откроют, если в этот час не спят.