Забытый раёк

Ты мне все-таки снишься в предзимнюю ночь

над Невою и Невкой

в час, когда покрываются площади почв

суррогатным снежком-однодневкой,

из забвенного прошлого смотришь мне вслед

в обаянье старенья,

упакован в туман, старомодно одет,

что уж за сновиденье,

в облаченье действительных жестов и слов,

в обрамленье проспекта,

в атмосферном театре небесных слоев:

милый некогда некто.

Дождь последнюю первую каплю

испустил — и полил на извод.

Ни зонта, ни плаща, как две цапли

в окоеме забытых болот.

Посмотри: погибают пылинки

в каждой луже, под каждым ручьем.

Ни зонта, ни плаща, две былинки

в серокаменном граде моем.

Бессловесные плещутся оды,

а сонеты уснули, увы.

Без плаща под кромешные воды,

без зонта, не покрыв головы.

Незваны, непрошены,

снегом очерчены, в туманы отброшены,

повиты каштанами, дождем огорошены,

отгорожены сентябрьскими клёнами,

спутники июля любимые,

не любовники — влюбленные

неуловимые.

Ты мне все-таки снишься,

когда подступает февраль,

приодетый в скитальческий плащ полевого бурана,

где стирает метель горизонт, а ствола вертикаль —

только веха из марева, черная метка романа.

Ты мне все-таки снишься,

снотворческой далью идешь,

я вприглядку в тебя влюблена, мир ресницы и взгляда.

Бессюжетные сны

с порошком осиянных порош,

обаяние счастья — ему и событий не надо.

В пьесах странных, где жизнь излагается вкратце

(и не знает никто языка перевода),

где потерянный ключ отменяет и шифры, и коды,

ты мне все-таки снишься, как мертвые снятся

к перемене погоды.