Замок Горменгаст

Глава сорок четвертая

Флэй сидел у входа в свою пещеру. Воздух был совершенно неподвижен, и три маленькие облачка, висевшие в светло-сером небе, казалось, оставались на одном месте целый день.

У него была длинная борода, а волосы, когда-то коротко подстриженные, спускались ниже плеч. Обветренная кожа лица была темна от загара; годы лишений пробороздили на лице глубокие морщины.

Флэй давно уже стал частью леса; зрение его было острым как у хищной птицы, а слух – как у хищного зверя; даже сквозь чащу леса он умел пробираться совершенно бесшумно; суставы перестали щелкать и хрустеть, чему, возможно, способствовала летняя жара, которая так хорошо выгревала тело, ибо вся одежда флэя давно уже превратилась в лохмотья, сквозь которые торчали колени, локти и прочие суставы, обласканные солнцем.

Наверное, Флэй был рожден для жизни в лесу – столь естественно и полно вжился он в мир ветвей, папоротников и ручьев. И все же, несмотря на свое, казалось бы, полное растворение в лесу, погружение в безлюдный мир неисчислимого множества деревьев, превращение чуть ли не в ветку, – несмотря на все это, мысли Флэя постоянно возвращались к мрачной горе стен, башен и других строений, которая, полуразрушенная и пугающая своей недоступностью, была тем не менее единственным домом, который знал Флэй.

Но Флэй, несмотря на свое страстное желание вернуться в Замок, где он родился и вырос, предавался отнюдь не сентиментальным и ностальгическим воспоминаниям, как это бывает с изгнанниками. Его одолевали тяжелые, беспокойные думы о том, что происходит в Замке сейчас, а не о том, что было когда-то. Не менее Баркентина он до мозга костей был предан традиции и ее сохранению и в глубине души знал, что в Горменгасте происходит нечто неладное.

Но как мог он измерить пульс залов и башен? На чем еще, кроме болотного мерцания своей интуиции и врожденной мрачной предрасположенности характера, мог он стоить свои подозрения? Может быть, они проистекали из укоренившегося в нем глубокого пессимизма и опасений – которые по вполне понятным причинам в изгнании становились лишь сильнее, – что в его отсутствие в Замке произошли непоправимые перемены к худшему?

Да, беспокойство Флэя порождалось всеми этими обстоятельствами, но в них было и нечто другое. И все его опасения и подозрения не были чисто умозрительными, ибо Флэй за последние двадцать дней нанес уже три тайных (и незаконных) визита в Замок. В ночной тишине он бродил по коридорам и, хотя не сделал никаких непосредственно подтверждающих его подозрения открытий, сразу ощутил какие-то перемены. Что-то произошло или происходит, нечто такое, что несет зло и разрушение.

Флэй хорошо понимал, что подвергается большому риску – если бы его заметили и схватили, то это повлекло бы за собой суровое наказание; понимал он и то, что вряд ли ему удастся обнаружить в спящих залах и коридорах некое явственное свидетельство происходящих в Замке пагубных перемен. И все же он посмел пойти против буквы Закона Стонов, чтобы попытаться в одиночестве определить, не охватила ли дух Горменгаста какая-нибудь хворь.

А теперь он вот уже несколько часов сидел среди папоротников, густо растущих у входа в его пещеру, и размышлял о том, что могло породить его подозрения и опасения, почему он решил, что над духом Замка нависла какая-то угроза. И тут он почувствовал, что за ним наблюдают.

Он не услышал ни единого подозрительного звука, но жизнь в лесу развила в нем чувство, позволяющее немедленно ощутить постороннее присутствие. Ощущение было такое, словно кто-то легонько постукал пальцем у него между лопатками.

Флэй осторожно оглянулся и тут же заметил две человеческие фигуры, стоящие у края леса, справа от Флэя. И он узнал их почти мгновенно, хотя девочка, которую он когда-то знал совсем маленькой, выросла и изменилась почти до неузнаваемости. А его самого разве можно было узнать? Флэй не сомневался, что девушка и мальчик смотрят прямо на него. Сможет ли Фуксия узнать в нем, заросшем длинной бородой и длинными волосами, в лохмотьях, того Флэя, которого она когда-то знала?

Увидев, что они бегут в его сторону, Флэй встал и, перебираясь через россыпи камней, пошел им навстречу.

Фуксия узнала изможденного изгнанника раньше, чем он узнал ее. Флэй решил, что ей должно быть уже более двадцати лет; она показалась Флэю смуглой, странно меланхоличной – наверное, оттого, что ее переполняло слишком много чувств.

Фуксия предстала перед Флэем как некое откровение. Он всегда думал о ней как о ребенке, и вот вдруг перед ним стоит Фуксия, но не ребенок, а женщина, раскрасневшаяся, возбужденная, внимательно смотрящая на него, Флэя. От быстрой ходьбы Фуксия запыхалась и, положив руки на бедра, остановилась, чтобы отдышаться.

Подойдя к ней совсем близко, Флэй почтительно поклонился.

– Ваша милость…

Но Флэя перебил Тит. Отбросив волосы, падавшие ему на глаза, задыхаясь от бега, он воскликнул:

– Говорил же я тебе, что найду его! Вот и нашел! Говорил тебе, что у него борода, что недалеко от его пещеры есть дамба и что в этой пещере я спал, а он готовил еду, и мы… – Тит замолчал, чтобы перевести дух, а потом, обратившись к Флэю, сказал: – Здравствуйте, господин Флэй! Вы прекрасно выглядите! Как настоящий человек леса!

– А, ваша светлость, такая жизнь, такая вот жизнь. Свежий воздух часто заменяет мне обед.

– Вы знаете, господин Флэй, – вмешалась Фуксия, – я очень рада видеть вас… вы всегда были так добры ко мне. Как вам здесь живется? Наверное, очень одиноко?

– Как ему живется? Прекрасно! – воскликнул Тит. – Он стал настоящим диким человеком, правда, господин Флэй?

– Похоже на то, ваша светлость, – сказал Флэй.

– Тит, ты тогда был еще совсем маленьким и ничего не помнишь, а я помню все очень хорошо. Господин Флэй был первым слугой нашего отца. Он был старшим среди всех слуг, правда, господин Флэй? А потом он исчез…

– Я все это знаю, – сказал Тит. – Мне все это рассказывали другие ученики в классе Рощезвона.

– Они ничего не знают, – медленно проговорил Флэй. – Ничего. – Снова поклонившись Фуксии, он жестом руки пригласил ее в пещеру: – Ваша милость, почтенно прошу ко мне. Тут вы сможете отдохнуть, укрыться от солнца и попить свежей воды.

Флэй привел Фуксию и Тита в пещеру, показал Фуксии все ее достопримечательности, включая трещины, уходящие вверх сквозь скалу как дымоход. Тит и Фуксия напились из прозрачного источника – им был жарко, и их мучила жажда. Тит лег на густой покров папоротников у стены, а худой, облаченный в лохмотья хозяин пещеры сел несколько в стороне, скрючившись, обхватив руками ноги и положив подбородок на колени. Его взгляд был устремлен на Фуксию.

Фуксия, хотя и заметила, с какой детской непосредственностью ее рассматривал Флэй, не сделала ничего, что заставило бы его смутиться, и когда их взгляды встретились, она улыбнулась. Но и после этого ее взгляд продолжал бродить по пещере; время от времени она спрашивала Тита, заметил ли он ту или иную деталь, когда впервые попал сюда.

Но через некоторое время в пещере воцарилось молчание. Такое молчание, после того как оно установилось, обычно трудно нарушить. Но оно все же было нарушено, и как ни странно, самим Флэем, наименее разговорчивым из всех троих.

– Ваша милость… Ваша светлость…

– Да, господин Флэй? – откликнулась Фуксия.

– Я столько лет не был в Замке… был в изгнании… – Флэй замолчал; рот его, с плотными губами, оставался открытым, словно он собирался продолжать. Но через пару мгновений он закрыл рот, так как не нашел продолжения предыдущей фразе. После небольшой паузы Флэй все-таки продолжил: – Не знаю, что творится в Замке, госпожа Фуксия и… придется мне задать, если позволите, несколько вопросов.

– Конечно, спрашивайте, господин Флэй! А что за вопросы вы хотели задать?

– Я знаю, что он хочет спросить, – вмешался Тит. – Он хочет знать, что произошло в Замке с тех пор, как я потерялся и он привел меня сюда, а потом назад домой. Правда, господин Флэй? И о смерти Баркентина и о…

– Как, Баркентин умер? – Голос Флэя прозвучал неожиданно жестко.

– Да, он сгорел и умер, правда, Фуксия? – поспешил пояснить Тит.

– Да, это так. Его пытался спасти Щуквол.

– Щуквол? – пробормотал Флэй, продолжая оставаться неподвижным.

– Да, Щуквол, – подтвердила Фуксия. – Он очень в тяжелом состоянии. Я ходила проведать его.

– Неправда, не ходила, – воскликнул Тит.

– Конечно, ходила и пойду снова. Его ожоги просто ужасны.

– А я не хочу его видеть, – неожиданно выпалил Тит.

– Почему? – спросила Фуксия. Кровь вдруг стала приливать к ее щекам.

– Потому что он…

Но Фуксия не дала ему договорить:

– А что ты знаешь о нем? – произнесла она тихо и очень медленно, но голос у нее при этом дрогнул. – Разве это преступление с его стороны, что он более блестящ во всех отношениях, чем все мы? Разве он виноват в том, что выглядит несколько необычно? – И после очень короткой паузы добавила: – Или в том, что он так смел?

Фуксия внимательно взглянула на брата и увидела в его чертах нечто ей очень близкое, нечто такое, что казалось отражением ее самой, словно она глядела сама себе в глаза.

– Извините, я увлеклась. Давайте не будем о нем говорить.

Но Флэю хотелось говорить именно об этом.

– Ваша милость… а сын Баркентина?.. Он знает все, что положено знать Хранителю Ритуала? Его готовили к этому? Он ведь должен быть также и Хранителем Документов, Хранителем Закона Стонов? С этим все в порядке?

– Сына Баркентина не могут найти! Неизвестно даже точно, был ли у него сын, – сказала Фуксия, – Но это ничего. Обязанностями Хранителя есть кому заняться. Баркентин в течение нескольких лет обучал всему, чему нужно, Щуквола.

Флэй вдруг вскочил на ноги, словно подброшенный вверх невидимой пружиной, и отвернул в сторону голову, чтобы скрыть гнев, охвативший его.

Про себя он вскричал. «Нет! Нет!», но ни один звук не слетел с его губ. Не поворачивая головы к Фуксии, Флэй спросил:

– Но, ваша милость, вы сказали, что он в тяжелом состоянии? Фуксия в удивлении смотрела на Флэя. Ни она, ни Тит не могли понять, что заставило Флэя так неожиданно вскочить.

– Да, он получил тяжелые ожоги, когда пытался спасти Баркентина, который был объят огнем, Щуквол не встает с постели уже несколько месяцев.

– И сколько еще, ваша милость?

– Сколько еще времени он будет оставаться в постели? Доктор говорит, что он уже скоро выздоровеет.

– А как же Ритуал? Как же все обряды? Кто все это время давал указания? Кто руководил их исполнением? Изо дня в день? Кто толковал Документы?.. О Боже! – вскричал Флэй, который вдруг потерял власть над собой – Кто оживлял древние символы? Кто вращал колеса Горменгаста?

– Все в порядке, господин Флэй, все в порядке. Щуквол получил должную подготовку, он не жалеет себя. Хотя он весь обмотан бинтами, он с постели руководит всем. Каждое утро к нему приходит тридцать или сорок человек, и он всем дает нужные указания. Кругом лежат сотни книг, а на стенах висят карты и диаграммы. Никто другой этого не может сделать. Он работает все время, хотя и не встает с постели. Он работает не руками, а головой.

Флэй вдруг ударил рукой по стене пещеры, словно давая выход гневу.

– Нет, нет, все не так? – вскричал он. – Щуквол не может быть Хранителем Ритуала, ваша милость! На какое-то время – пусть, но не постоянно! В нем нет любви, ваша милость, нет любви к Горменгасту!

– Было бы хорошо, если бы вообще не было Хранителя Ритуала! – сказал Тит.

– Ваша светлость, – обратился Флэй к Титу после небольшой паузы, – Вы еще очень молоды. Вы многого не знаете. Но Горменгаст вас научит… Пылекисл, а теперь и Баркентин – оба они сгорели в огне, – бормотал Флэй, словно не отдавая себе отчета в том, что говорит вслух, – отец и сын… отец и сын… и оба сгорели…

– Может быть, я и очень молод, как вы говорите, – с горячностью проговорил Тит, – но если б вы знали, как мы сюда к вам добирались! Мы шли потайным ходом, под землей… я сам его нашел, правда, Фуксия? А потом… – Но тут Тит вынужден был остановиться, так как предложение оказалось для него слишком сложными и он не мог его закончить.

Через мгновение он продолжил:

– А вот вы знаете, мы шли в темноте, со свечами, иногда даже ползли, но в основном все-таки шли… Туннель такой длинный, идет прямо из Замка и все под землей. А выходит на поверхность на склоне холма. Но найти этот выход вовсе не просто… Ну, там вроде как… просто нора… и знаете, совсем недалеко отсюда! С другой стороны того леса, где вы в первый раз увидели нас; но найти вашу пещеру все равно было очень трудно, потому что в прошлый раз я сначала ехал на своем пони, а потом попал в дубовый лес, а потом… Господин Флэй, ведь мне не приснилось, правда, что я видел летающее создание? Ведь я вам рассказывал, помните? Но иногда мне все равно кажется, что мне это приснилось.

– Так оно и было, – сказал Флэй, – сон, кошмар, можете не сомневаться…

Флэй говорил неохотно, так, словно ему совсем не хочется разговаривать с Титом о «летающем создании», и он сменил тему разговора:

– Так вы говорите, ваша светлость, потайной ход, прямо в Замок?

– Да, – сказал Тит, – потайной ход, черный туннель! Там пахнет землей, а в некоторых местах на потолке видны деревянные балки, и кругом муравьи и все такое прочее.

Флэй взглянул на Фуксию, словно искал у нее подтверждения словам Тита.

– Да, да, все именно так, как говорит Тит.

– И действительно недалеко отсюда, ваша милость?

– Да, – подтвердила Фуксия, – В лесу, сразу за ближайшей отсюда долиной. Там выход из туннеля.

Флэй внимательно посмотрел сначала на Фуксию, потом на Тита. Казалось, что сообщение о потайном ходе произвело на него большое впечатление, хотя они и не понимали, почему; для них путешествие по подземному туннелю было самым настоящим, даже страшным приключением. Но и Фуксия, и Тит хорошо знали из собственного горького опыта, что очень часто то, что казалось им таким интересным и удивительным, в мире взрослых никакого интереса не вызывало.

Но Флэй хотел знать все подробности.

А где в Замке начинается туннель?.. Их кто-нибудь видел, когда они пришли в Галерею Статуй?.. Смогут ли они легко найти путь назад, через все эти пустые коридоры и залы?.. Могли бы они показать ему, где выход из туннеля в лесу?

Конечно, могли бы! Хоть сейчас! Взбудораженные тем, что взрослый человек – Фуксия еще не причисляла себя к взрослым – проявил такой большой интерес к их открытию, Тит и Фуксия горели желанием немедленно отвести Флэя к «своему потайному ходу».

Флэй сразу увидел в открытии подземного туннеля значительно больше, чем волнующее приключение. Но Фуксия и Тит не догадывались, что через этот туннель Флэю открывается постоянный и потайной доступ прямо в сердце его древнего дома; и, если бы ему этого захотелось, он мог бы пользоваться этим ходом даже посреди белого дня! Да к тому же ход в подземелье, по словам Тита и Фуксии, расположен так близко от его пещеры! Он будет идти себе под землей, залитой ярким солнечным светом, и никто его не увидит! А это в огромной степени расширит его возможности выискать то зло, которое угнездилось в Горменгасте, и вырвать его с корнем! Это позволит ему доискаться до источника, вычистить Замок! И ему не придется совершать длительные ночные походы через лес, а потом по полям к Внешней Стене, а оттуда по каменным дворам, переходам во внутреннюю часть Замка – и при этом быть все время настороже, прятаться, чтоб не быть замеченным! А теперь если то, что рассказали Фуксия и Тит – правда, ему всего этого делать не нужно, он может в любое время дня и ночи проникнуть в Замок, выбраться из туннеля пройти по безлюдным, никем и никогда не посещаемым коридорам и залам и выйти позади статуи в Галерее Скульптуры. А оттуда он мог безо всякого труда добраться в любую часть Замка, которую хотел бы посетить!