Замок Горменгаст

Глава семьдесят пятая

Нельзя сказать, чтобы Фуксия не сопротивлялась черной меланхолии, которая все более охватывала ее, но она все чаще поддавалась приступам подавленности и крайнего уныния.

Эмоциональная, любящая, хотя и несколько меланхоличная девочка имела все данные для того, чтобы стать вполне счастливой женщиной, но ей не хватало жизнерадостности. И все, что произошло с ней, изгнало из ее груди всех ярких и светлых птиц ее души, которая, несмотря на свою предрасположенность к счастью, была более склонна к тьме, а не к свету. Казалось, что Фуксия специально была выбрана судьбой для того, чтобы обрушить на нее тяжелые удары.

Ее потребность в любви так и не была удовлетворена, ее любовь к другим осталась никому не известной и невостребованной. Цветы ее души, никем не увиденные, увядали в темноте. Ее душа широко раскинула свои зеленые густолиственные ветви, но никакие усталые путешественники не проходили и не отдыхали в их прохладной тени и не вкушали ее сладостных плодов.

Постоянно оглядываясь в прошлое, Фуксия видела лишь чреду злоключений, выпадавших на ее долю; несмотря на свой титул, Фуксия мало значила в глазах Замка, она была никому не нужной, неприкаянной, одинокой. За свою жизнь она испытывала теплые чувства лишь к старой няне Шлакк, к своему брату Титу, к Доктору Хламсливу и, как ни странно, некоторым образом к Флэю. Няня Шлакк и Флэй были уже мертвы, Тит очень сильно изменился. Брат и сестра любили друг друга, но между ними встала стена отчуждения, нечто такое, что ни он, ни она не были в состоянии разрушить.

Оставался, правда, Доктор Слив, но после того как начался потоп, он был так занят, что, даже если бы она и отыскала его, у него не было бы времени на нее. И желание поговорить с последним из тех людей, которых она могла отнести к друзьям, уменьшалось с каждым новым приступом черной депрессии. Не зная, к кому обратиться, она застыла в себе, закрылась от мира, погрузилась в переживания, порожденные жизненными неудачами и разочарованиями. Однажды, когда, не будучи в состоянии заснуть, она ворочалась в своей постели в комнатке, расположенной несколькими этажами выше уровня воды, ей в голову пришла мысль о самоубийстве.

Трудно сказать, что именно оказалось непосредственным побудительным толчком к такой ужасной мысли. Недостаток любви? Отсутствие материнской любви? Отсутствие отеческой заботы? Одиночество? Страшные переживания после того, как обнаружилось злодейство Щуквола? Мысль о том, что ее целовал этот убийца? Растущее чувство собственной неполноценности? Ощущение того, что кроме титула она ничем больше не обладает? Многое могло породить мысль о самоубийстве, хотя и каждая из этих причин по отдельности вполне могла подточить волю человека даже значительно более стойкого, чем Фуксия.

Когда впервые мысль о вечном забытье промелькнула у нее в голове, она даже приподнялась на кровати. Она была потрясена, она была не только напугана, но и взволнована этой мыслью. И даже рада ей.

Фуксия встала и медленно, неуверенно подошла к окну. Мысль о самоубийстве привела ее в царство вдруг открывшейся невероятно простой возможности избавиться от душевных мук. Это вызывало страх и трепет, завораживало окончательным уходом в вечное спокойствие. У Фуксии стали подгибаться колени, и она посматривала через плечо, словно боялась, что вот-вот кто-то ворвется в комнату и отнимет у нее эту возможность, хотя знала, что дверь заперта и надежно отгораживает ее от внешнего мира.

Подойдя к окну, она окинула взглядом открывающийся вид, посмотрела на воду, но не увидела ничего, что привлекло бы ее внимание.

Она думала о том, что чувствует слабость, что она не читает про все происходящее с ней в книге с трагической развязкой, а что все это происходит с ней наяву, с ней, а не с кем-нибудь иным. Вот она стоит у окна, а только что подумала о самоубийстве. Она прижала руки к груди. А в памяти всплыл молодой человек, появляющийся в ее окне; он оставил на ее столе розу… как давно это было! Воспоминание исчезло так же быстро, как и появилось.

Да, все, что с ней происходит, – не история, которую она вычитала в какой-нибудь книге. Все это происходит на самом деле. Но она ведь могла и притвориться… притвориться человеком, которому в голову приходят мысли о самоубийстве, чтобы убить боль в сердце, который знает, как это сделать, который имеет достаточно смелости для этого…

Фуксия все глубже погружалась в нереальный мир, сродни тому, в который отправлялась, будучи еще девочкой, сидя в одиночестве в укромном местечке на чердаке. Фуксия перестала быть самой собой. Она стала кем-то, кто был молод, красив, смел как львица… Что мог бы сделать такой человек? Стать, например, на подоконник высоко над водой. И… потом она… и… Как ребенок, подчиняющийся правилам придуманной им самим игры, Фуксия забралась на подоконник и выпрямилась, стоя спиной к комнате.

Сколько она простояла бы так, если бы ее не вернул в мир реальностей стук в дверь, трудно сказать. Фуксия вздрогнула, пришла в себя, обнаружила, что стоит на узком подоконнике слишком близко к внешнему краю, слишком высоко над водой, и ее охватила невольная дрожь. Она попыталась развернуться, чтобы спрыгнуть с подоконника назад в комнату, но сделала это неосторожно, не рассчитав своего движения, ноги ее соскользнули с края подоконника, с внешнего края, она попыталась за что-то ухватиться, но руки ее ухватили лишь воздух. Фуксия, падая вниз, ударилась головой о какой-то выступ стены, и когда вода приняла ее, она уже была без сознания. И вода, не чувствуя никакого сопротивления со стороны девушки, легко утопила ее в своих глубинах.