Зима Скорпиона

1

Исправительная колония № 9,

Сибирь

Заключенный Петр Ш. лежал без сна в темноте, прислушиваясь к тому, как умирает Лев. В камере царил ледяной холод. В штрафной колонии № 9, настолько секретной, что о ее существовании знала лишь горстка людей в штаб-квартире ФСБ в Москве, даже закаленные зеки, привычные к жестоким морозам, дрожали от холода. Температура на улице была минус 50 градусов. Колония представляла собой уединенный остров в сибирской тайге, покрытой снегом, который тихо падал в свете прожекторов, установленных на внешней ограде.

Петр вслушивался в тяжелое дыхание, доносившееся со шконки над ним, чувствуя, с каким трудом дается Льву каждый вдох. После полуночи Льву стало так плохо, что Петр подумал, не убить ли его, чтобы избавить от мучений. Но если бы кто-то из сук донес на него, Петра бы избили. Поэтому он ждал.

Внезапно раздался резкий гортанный звук, словно Лев пытался что-то сказать. Петр ждал, что Лев откашляется, но ничего не происходило. Он поднял голову. В переполненной двухместной камере, куда набили восемь человек, слышались только обычные храпы и приглушенный кашель. Наконец затих даже мучительный кашель Федьки-Брюха, о котором говорили, что он готов есть хоть кал, если его положат ему в миску.

Осторожно, чтобы никого не разбудить, Петр соскользнул со своей шконки, на ощупь добрался до шконки Льва, положил руку на его грудь — словно прикоснулся к камню. Дыхания не было, сердце не билось.

Петр задумался. Он провел в заключении уже двенадцать лет, а Лев — больше, чем кто-либо из сокамерников. Говорили, что он сидел еще в ГУЛАГе. Петр слышал, что когда-то Лев был большой шишкой, настоящим «начальником», но ничего больше не знал о его прошлом. Лев был арестован за «антигосударственную деятельность», но кто ею не занимался? Что говорил главарь барака, вор в законе Грушин? «Братки, порой даже дыхание является антигосударственной деятельностью».

Петр услышал, что кто-то зашевелился. Его пробрала дрожь. «Идиот, — сказал он себе. — Всю ночь ждал возможности заполучить валенки Льва, а теперь чуть не прозевал их». Валенки Льва были еще в хорошем состоянии, а его собственные протерлись до дыр. Грушин обычно говорил новичкам: «Здесь вам нужны три вещи: еда, хорошая обувь и рот на замке. Что-то сверх этого — и вы довольно скоро выйдете на свободу». Под выходом на свободу «старики» имели в виду смерть. Смерть как освобождение.

Стянуть валенки с ног Льва было нелегко. Ступни Петра онемели от холода. Он понимал, что ему нужно потоптаться, но не мог рисковать, необходимо было соблюдать осторожность, чтобы забрать валенки Льва себе. Каждый валенок здесь на учете. Наконец добыча была у него. Петр почесал голову. Было ли у Льва что-то еще, что могло бы сгодиться Петру?

Крестик с распятием!

Один Бог знал, как удавалось Льву сохранять его все эти годы. «Для моего сына», — сказал он как-то Петру. Это было в тот день, когда Маленькая Саша пошла с ножом на Мусульманина. Сумасшедшая маленькая зечка. Охранники были в ярости. Застрелив Сашу, они набросились на заключенных, избивали их железными палками, а затем оставили скованными наручниками на снегу. В эту ночь Большой Павло, считавший Сашу своей женой, не мог сдержать слез. А наутро его глаза оказались навсегда закрыты смерзшимися веками. Лев тоже думал, что умрет в ту ночь. Они все так думали. Лев и Петр были скованы друг с другом. «Если я умру, передай крестик моему сыну, — попросил Лев, зубы которого стучали как кастаньеты. — Отдай его доктору Газаряну, когда тот придет в очередной раз. Обещай мне».

Петр обещал.

Он добрался туда, где, как он знал, Лев хранил крестик: в щели стены у своей шконки. Пошарив рукой, он нащупал его. Это была маленькая серебряная вещица, погнутая и потускневшая, которую легко было спрятать в кулаке. Петр сунул ее в карман, предусмотрительно вшитый в белье. На мгновение он заколебался, не отдать ли его Адвентисту за пачку сигарет, но потом устыдился. Лев был хорошим парнем, одним из тех, кто готов поделиться с тобой едой или чашкой чая, когда ты в этом нуждаешься. «И если он хотел передать крестик сыну, это нужно сделать», — подумал Петр, переступая на пути к параше через одного из спящих на бетонном полу сук.

Он наблюдал за паром, поднимавшимся над замерзающей на лету струйкой мочи. «Нужно передать его доктору Газаряну, когда тот придет в следующий раз», — решил Петр и потрогал крестик сквозь ткань кармана — на удачу.

«Простак этот Петр», — придет впоследствии к заключению Отдел стратегий сбора и анализа (ОССА) ЦРУ в ежедневном докладе президенту по поводу чрезвычайных случаев. Это то, что русские после нескольких стопок водки любят называть «русской душой». Петр не мог знать, что это его решение приведет к кризису в ЦРУ, который назовут «моментом истины» и который побудит Президента США к поступку, о коем он будет думать всю оставшуюся жизнь.