Зима Скорпиона

33

Верховная рада,

Киев, Украина

Скорпион ехал сквозь тьму к КПП в Дитятках, дорога призрачно белела в свете фар. Его сотовый телефон наконец ожил, и он смог послушать новости Би-би-си. Россия назначила предельный срок — следующая полночь, после истечения которого она «предпримет все необходимые шаги, включая военные действия, для защиты этнических русских на востоке Украины» — вещала радиостанция.

«В Киеве, — продолжал диктор, — встреча кандидатов в президенты Виктора Кожановского и Лавро Давыденко завершилась без совместного заявления и каких-либо признаков компромисса. Мистер Кожановский обвинил мистера Давыденко в безразличии к страданиям украинского народа и грубом пренебрежении суверенитетом Украины и снова потребовал от НАТО выполнения обязательств по соглашению о плане присоединения Украины к НАТО.

Мистер Давыденко через своего пресс-секретаря Олександра Горобца заявил о нелегитимности Кожановского, поскольку руководитель его избирательной кампании Ирина Шевченко обвиняется в убийстве кандидата в президенты от партии „Свобода“ Юрия Черкесова, которое и вызвало кризис. Он потребовал, чтобы Кожановский перестал защищать ее и чтобы она и обвиняемый в сообщничестве канадец по имени Майкл Килбейн были переданы властям до истечения срока российского ультиматума.

В Москве американский, британский и французский послы передали российскому Министерству иностранных дел совместное заявление, в котором говорится, что пересечение российскими войсками украинской границы будет рассматриваться как агрессия против члена НАТО. В Лондоне премьер-министр в телевизионном обращении к народу Великобритании заявил, что „сегодня все глаза обращены к Украине. Мы надеемся, что Европа, хорошо знакомая с опустошениями, которые приносит война, не увидит ее возвращения, и молимся об этом“».

В Дитятках Скорпион остановился у КПП и вошел в детектор радиации, похожий на телефонную будку, где положил ладони и поставил ноги на металлические площадки. Машина зажужжала.

— Це не добре, — сказал солдат. — Что вы делали в запретной зоне?

— Насколько плохо? — спросил Скорпион.

— Вам нужно постирать одежду и помыться. И хорошо бы принять добрую порцию фруктового сока с водкой.

— Очень плохо?

— Це не так вже погано. Может, как два сеанса рентгена. Но вы хорошенько помоетесь, да?

— Так, — кивнул Скорпион.

По дороге в Киев он опять остановился у трейлера-ресторана в Сукачах. За стойкой стояла все та же женщина, Олена. Он взял порцию борща и сало на черном хлебе. Олене он сказал, что ему нужно принять душ и переменить одежду.

— Слишком большая радиоактивнисть? — спросила она. — Что вы делали в зоне?

— Я ученый, мы любим пачкаться.

— Здесь нет ни гостиницы, ни бани, — сказала она, а посмотрев на него, добавила: — Вы почти одного размера с моим покойным мужем. Пойдем.

Она привела его в дом, стоящий позади трейлера. Пока он принимал душ, естественно, ледяной, она приготовила одежды. Это были одежды рабочего человека. Он надел их и прошел с ней в трейлер, чтобы расплатиться. Олена оттолкнула деньги и налила себе и ему по стакану горилки.

— Сидит не так уж плохо, — сказала она, окинув Скорпиона взглядом. — Может, эта одежда принесет вам больше удачи, чем моему Григорию, царствие ему небесное.

— Ему не везло? — спросил Скорпион.

— Их семью преследовали несчастья. Началось с его деда в голодомор. Он отдал своего сына, отца Григория, русской женщине, партийному работнику. Это спасло его. Они голодали. Это было, когда большевики специально заморили голодом миллионы людей. Если комсомольские бригады находили у вас хоть одно зерно пшеницы, вас расстреливали. Были много и случаев людоедства. Кто говорит, что умерло четыре миллиона человек, кто, что семь, а кто, что и десять, — она покачала головой. — Никто не знает. Большевики говорили, что это было частью сталинского плана борьбы с кулаками, но, — она подвинулась ближе к Скорпиону, — многие думают, что хотели уничтожить украинцев. Из всей их семьи выжил только отец Григория, но и его жизнь не была счастливой.

— Новые несчастья?

— Можно и так сказать. Во время войны отец Григория был партизаном, но немцы его схватили. Они отправили его в Сырец, концлагерь в Бабьем Яру, где убивали евреев. Когда он вышел оттуда, он весил тридцать шесть кило. Но он не пробыл на свободе и года, как его арестовали и расстреляли. КГБ!

— За что?

— Кто знает? — она пожала плечами. — В те времена им оснований не требовалось. А потом настал черед моего мужа, Григория. Он всю жизнь старался избегать проблем, но это не помогло. Его убили во время мятежа против Кучмы. Он не был ни на чьей стороне. Его просто перепутали с кем-то другим. Как я сказала, им не везло.

И она осушила свой стакан.

— Вы выглядите усталым, — заметила Олена.

Скорпион кивнул. Горилка начинала действовать на него, и, прежде чем это осознать, он уже снова был в доме, позади трейлера, где тут же заснул, свалившись на кровать в одежде покойного мужа Олены.

Утром он приехал в Киев, где купил в «Метрограде» новый комплект одежды, пальто и меховую шапку. Он подумал было позвонить Ирине, но сначала нужно было обработать видеозапись разговора с Шелаевым. Времени почти не оставалось — в полночь истекал срок российского ультиматума.

В интернет-кафе на Чоколовском бульваре он переписал темную видеозапись с видеокамеры в свой ноутбук. Затем с помощью программы видеоредактирования Wax увеличил ее яркость, так что лицо Шелаева стало хорошо видно. После этого он переписал запись со своего ноутбука в компьютер интернет-кафе и загрузил ее в YouTube от имени вымышленного нового пользователя, введя в качестве ключевых слов «Украина» и «Черкесов». Это была его страховка на случай, если с ним что-нибудь случится или что-то из запланированного им не сработает. Кроме того, он записал видео на DVD и стер все следы своей работы в интернет-кафе. Когда все это было выполнено, он сделал звонок, который должен был все решить.

Лимузин «мерседес» стоял на тротуаре перед магазином Benetton на Крещатике. Двое рабочих оклеивали окна магазина крест-накрест лентой. Мимо них спешили толпы людей. За те двадцать четыре часа, что Скорпиона не было в Киеве, город приобрел военный вид. На важных перекрестках и на дорогах, ведущих в Киев и из него, появились военные блокпосты, а в городе выли сирены воздушной тревоги — шли учения.

В парках расположились лагеря украинской армии, превратив снег в замерзшее черное месиво. У правительственных зданий, часть которых была окружена валами из мешков с песком, встали пусковые установки зенитных ракет. Повсюду были солдаты, ощущалась атмосфера страха. Люди уезжали из города или запасались продуктами и другими предметами первой необходимости, словно ожидая бомбежки с минуты на минуту. «Сюрреалистическая картина, похожая на фильм о Второй мировой войне», — подумал Скорпион.

Перед лимузином стоял бритоголовый человек, пальто которого оттопыривалось. Скорпион узнал его — они виделись в Вильфранше и на яхте Ахнецова. Когда он увидел Скорпиона, в его глазах мелькнула искра узнавания. Он открыл Скорпиону дверь машины, а затем сел на переднее сиденье. Ахнецов сидел на заднем сиденье один, а впереди сидел еще один бритоголовый мужчина. Как только Скорпион уселся, Ахнецов дал водителю знак ехать. Лимузин съехал с тротуара и влился в поток машин, едущих по Крещатику, среди которых было много военных и милицейских. Водитель сигналил, чтобы ему дали дорогу.

— Куда мы едем?

— У Верховной рады есть вертолетная площадка. Дорога к аэропорту стоит в сплошной пробке. Все стремятся бежать из города, — проворчал Ахнецов. — У меня в Борисполе стоит самолет «Гольфстрим». Из-за вас я вынужден лететь в Москву, посмотреть, что можно еще спасти.

Скорпион ничего не ответил.

— Я не вижу смысла в этой нашей встрече. Вы не справились, — продолжил Ахнецов.

— Меня подставили, — сказал Скорпион.

— У тех, кто не справился, всегда находятся оправдания. Наше с вами дело закончено, — сказал Ахнецов, сделав отсекающий жест рукой.

— Мы можем остановить это, — настаивал Скорпион.

— Не говорите глупостей, — сказал Ахнецов, взглянув на Скорпиона так, что бритоголовый вынул пистолет.

— Я могу остановить это, черт возьми!

Ахнецов посмотрел на него с интересом.

— Как?

— С помощью вот этого, — сказал Скорпион и похлопал себя по карману, где у него лежала флешка с видеозаписью разговора с Шелаевым.

— Слишком поздно. Срок российского ультиматума истекает в полночь. Посмотрите на них, — Ахнецов указал рукой на людей на Крещатике, спешащих из магазина в магазин. У многих были пластиковые мешки. — Они знают, чего ждать.

— У меня есть доказательство, — сказал Скорпион.

— Какое доказательство? У вас есть что-то на Ли Цяна?

— Ли Цян был ложным следом.

— Однако вы натворили дел. Я слышал, что кто-то нашел его телохранителя с тремя пулями в голове.

— Киев — опасный город.

— Когда вы в нем. Зачем вы хотели меня видеть?

— Я знаю, кто убил Черкесова, и могу доказать это.

— Я не уверен, что это еще имеет значение. События развиваются слишком быстро, — сказал Ахнецов.

— У русских нет мотива для войны. Фиговый лист сорван.

— Может, это их не трогает.

— Они не однородны. Все это дело рук чисто СВР. С кем вы собираетесь говорить в Москве?

— Поверьте мне, это очень влиятельные люди. Так что?

— Не сомневайтесь, есть люди, не связанные с СВР, в частности в ФСБ и в окружении президента, которые будут рады поводу выпутаться из этой истории, если им это что-то даст.

— И что им сказать?

— Черкесова убил человек по имени Дмитрий Шелаев, глава службы безопасности Горобца.

Ахнецов внимательно посмотрел на Скорпиона.

— Того, что стоит за спиной Давыденко?

— Того, кто указывает Давыденко, что ему делать. Горобец правит всем. «Черные повязки» — это его частная армия.

— Это может быть уже слишком поздно, — сказал Ахнецов задумчиво. — Почему вы думаете, что сможете остановить русских?

— Потому что я намерен выложить это на телевидение, — сказал Скорпион. — На яхте вы говорили мне, что у вас есть своя телевизионная станция.

— Да, «Интер», самая большая на Украине.

— Выпустите в прайм-тайм Ирину Шевченко. Это будет сенсация.

— Зачем? Допустим, она не виновна. И что из этого?

— У меня есть видеозапись, где Шелаев признается, что это он убил Черкесова и что он сделал это по приказу Горобца. В ту ночь за безопасность на стадионе отвечал именно Шелаев, и поэтому ему легко было подложить бомбу. И все это — борьба за власть внутри партии «Свобода».

В первый раз за все время разговора Ахнецов выказал искренний интерес:

— Он действительно сказал это? Он обвинил Горобца?

— Больше того. Сделав признание, он покончил с собой, — сказал Скорпион.

Ахнецов приложил палец к губам. Скорпион видел, что он осмысливает услышанное. Он вспомнил, какая светлая голова у этого человека, который построил целую империю, целую отрасль практически из ничего.

— И все это — его признание и самоубийство — есть у вас на видео?

Скорпион кивнул.

— Если мы докажем, что все это — внутренние дела «Свободы», у русских не будет никакого оправдания для вмешательства, — сказал он.

— И не только это, — сказал Ахнецов. — Это будет блестящая телепередача. Мы выдадим эту запись в пиковое время в популярнейшей программе «Линия конфликта».

Он вынул телефон, позвонил и стал что-то быстро говорить по-украински, затем повернулся к Скорпиону:

— Вам пришлют сообщение, чтобы вы знали, когда прибыть в студию.

Лимузин въехал в парк с правительственными зданиями. Милиционеры остановили его и заглянули внутрь. Водитель сказал им что-то, и они дали знак проезжать. Вертолетная площадка находилась у большого здания с колоннами, увенчанного куполом.

Это было здание Верховной рады. Вокруг ходили группы солдат, а перед вертолетной площадкой, на которую только что сел вертолет, стояли две батареи зенитных ракет. Лимузин остановился, двое бритоголовых выскочили, проверили, нет ли опасности, и открыли двери машины. Скорпион, а за ним и Ахнецов вышли.

День был серым и холодным, ротор вертолета гнал на них воздух.

Скорпион видел вдали здание Кукольного театра на вершине холма, и в его памяти всплыли образы Алены и двух нагих тел, висящих в подвале под сценой. Он надеялся, что это видение не предвещало ничего дурного.

— Вот, — сказал он, передавая Ахнецову флешку с видеозаписью. — Если то, что я задумал, не сработает, передайте эту запись русским.

Ахнецов кивнул и пошел с остальными к вертолету.

— Если вторжения не будет, вы будете должны мне остальные деньги, — крикнул им вдогонку Скорпион.

Ахнецов, не оборачиваясь, помахал рукой в знак того, что услышал слова Скорпиона.

Скорпион наблюдал, как они сели в вертолет и как он взлетел и взял курс за Днепр в сторону аэропорта. Тогда он достал сотовый телефон и позвонил Ирине.

— Где ты? — спросил он.

— Я с Виктором и Славо, — предупредила она. — Мы отбываем на фронт. Все происходящее ужасно.

— Подождите, встретьтесь со мной. Мы можем все остановить.

— Ты нашел Шелаева? У тебя есть доказательство?

— Оно все изменит, — сказал Скорпион. Он слышал, как Ирина что-то настойчиво говорила Виктору по-украински. Потом она вернулась к телефону.

— С тобой хочет говорить Виктор.

— Мистер Килбейн? — раздался голос Кожановского. — Вы нашли то, что искали? Вы можете доказать, что мы не имеем отношения к смерти Черкесова?

— У меня есть видеозапись признания Шелаева.

— И он сказал, что действовал по приказам Горобца?

— Да, это все Горобец.

Наступила пауза. Скорпион слышал, как они торопливо переговаривались по-украински. Наконец, он вернулся к телефону.

— Просто не знаю, что и сказать. Это хорошие новости, — проговорил Кожановский взволнованным голосом и глубоко вздохнул.

— Дайте мне Ирину. У нас мало времени.

Ирина взяла телефон, и Скорпион сказал ей, где им встретиться.

— Одну минуту, — прошептала она. Скорпион подумал, что ей нужно куда-то отойти, чтобы избавиться от Славо.

— Я тревожусь, — сказала она. — Я хотела позвонить в лечебницу, справиться, как там Алена, но там никто не берет трубку.

— Все в порядке, — сказал он сквозь зубы.

— За исключением того, что не все в порядке, верно?

— Нет, — ответил Скорпион.

Он закончил разговор и вернулся в лимузин. Пока они ехали обратно к центру города, он несколько раз звонил в лечебницу, но никто не отвечал. Он еще раз набрал номер. Наконец, ему удалось дождаться ответа. Ответил женский голос. Скорпион попросил позвать доктора Яковенко. Женщина ответила, что тот уехал в отпуск. Тогда он спросил о пациентке, назвав имя, под которым они зарегистрировали Алену в лечебнице. Женщина попросила его подождать. По прошествии долгого, как ему показалось, времени она взяла трубку.

— Мне жаль, пан, но у нас такая пациентка не значится.