Зима Скорпиона

35

Лукьяновка,

Киев, Украина

Вопли отдавались эхом от стен. Скорпион не мог понять, ни откуда они доносились, ни даже того, мужчина их издавал или женщина. Казалось, что они звучат уже много часов, хотя Скорпион знал, что это могут быть всего лишь минуты. Он потерял чувство времени, контроль над своим телом, ощущая только унижение и боль. «Отзывы субъектов регулярно подтверждают, что ожидание мучений хуже самих мучений», — вспомнил Скорпион сержанта Фолко, который цитировал КУБАРК — пособие ЦРУ по проведению допросов.

С этим коротко стриженым толстомордым сержантом с массивными плечами и бычьей шеей, стучавшим по столу резиновой дубинкой, Скорпион сталкивался в Форт-Брэгге, в Северной Каролине, когда проходил подготовку по программе уровня С Школы выживания, а потом в «Дельте». Правила уровня С Школы выживания позволяли допрашивающему ломать не больше одной крупной или двух мелких костей. Пять суток подряд Скорпион находился под неусыпным вниманием сержанта Фолко.

Да, забыть этого человека нелегко.

Вопли стихли. Какое-то время ничего не было слышно, и вдруг тишину разорвал ужасный пронзительный крик. «Это женщина, — подумал Скорпион, — несомненно, женщина». Потом он понял: его хотят заставить думать, что это Ирина.

Возможно, так оно и было.

Скорпион, голый, с руками, стянутыми за спиной пластиковыми путами, и коленями, прижатыми к животу, сидел в крошечной камере. Она была такой тесной, что распрямить какую-либо часть тела было невозможно. Боль в коленях, плечах, спине и шее становилась нестерпимой. Вскоре он будет вынужден привалиться к стене, и это будет еще хуже.

Камера была бетонной, с черными стенами и невероятно холодной. Его привезли в эту тюрьму со связанными за спиной руками, и Кулаков с улыбкой наблюдал, как эсбэушники по очереди начали бить его резиновыми дубинками. Один подошел слишком близко, и Скорпион чуть не снес ему голову ударом пятки из арсенала бразильского боевого искусства капоэйра, тот отлетел на пол. Потом он ударил головой другого и уже взялся было за третьего, но Кулаков позвал подмогу, и примчались еще трое, размахивая дубинками. Один из них уложил Скорпиона ударом по гениталиям.

Обозленные тем, что от него досталось двум их товарищам, они избили его так, что болело все тело. «Но дело стоило того, — думал он, — стоило дать им понять, что я не целиком в их власти». Боль, однако, была очень сильной. Хотя, что хуже — эта боль, распухшие суставы, гематомы или холод, было непонятно.

«Холод», — решил он. Он дрожал и боялся переохлаждения, которое, как он помнил, наступает, когда температура тела падает ниже тридцати пяти градусов. Его дыхание становилось поверхностным. Он понимал, что ему нужно собраться с мыслями, пока холод не отключил его сознания.

«Рано или поздно вы сломаетесь. Ломаются все», — говорил сержант Фолко. Это состязание между допрашивающим и допрашиваемым. Между ним и Кулаковым. Кулакову нужно признание. Если он не добьется признания от него, Скорпиона, он постарается выбить его из Ирины.

Он попытался прикинуть, сможет ли она выстоять. Насколько жестоки они будут к ней? Будут ли они насиловать ее? «Могут», — подумал он. Как он справится с этим? Он старался не думать об этом. Если они останутся в живых, а такая возможность, во всяком случае, по отношению к нему, представлялась почти невероятной, примет ли он ее? Если даже примет, согласится ли она на это? «Я в мире сновидений, — говорил он себе. — Очень холодно. За меня думают холод, боль и крики. Нет, — решил он, я приму ее, что бы они с ней ни сделали. И если даже она не сломается, а она будет держаться из всех сил, в этом я не сомневаюсь, хотя сил у нее может не хватить, то у Кулакова есть еще Алена. Так что нужные признания он получит».

Итак, какими же возможностями он, Скорпион, располагает? У Кулакова есть два сдерживающих фактора. Он не может допустить, чтобы Скорпион умер, так как его нужно предъявить русским. Признания одной Ирины ему будет недостаточно. Ему необходимо и признание Скорпиона. Они будут стараться использовать Скорпиона и Ирину друг против друга.

«Все дело в страхе и боли, — говорил им сержант Фолко в том учебном, но слишком реальном концлагере. — В какой-то момент остается только боль. Запачкано будет все: ваша жена, ваша мать, ваша страна, ваш Бог. Вы можете думать, что это не подействует. Еще как подействует. Вам нужно держаться одной мысли. Только одной: „Я должен выдержать“. Верьте мне, я требую, — сказал он, грохнув по столу резиновой дубинкой. — Пока я не расстанусь с вами, единственный, кому вы должны верить, это я».

Это будет одна его идея — Кулакову не нужна его смерть.

Закричал кто-то снова, или этот звук лишь у него в мозгу? Он не был уверен и попытался пошевелить головой. Замерзающие клетки его мозга отказывались думать. «Холод не имеет значения», — сказал он себе. Он вспомнил, что когда-то в детстве шейх Заид отправил его одного на три дня в пустыню, одетым только в балахон thawb и вооруженным только ножом: это было частью воспитания его как мужчины племени мутайр.

Дело было зимой, а ночная температура в северной пустыне опускается до минус 18 °C. Он вспомнил, как лежал на песке, глядя на звезды, которые сверкали, как кристаллики льда. Было очень холодно, он дрожал в своем балахоне и не мог уснуть. Всюду, куда хватал глаз, не было ни единого живого существа, ни единого предмета. Он был голоден и совершенно одинок. Ближайшими источниками света были звезды.

— Как мне перенести жару и холод? — спросил он шейха Заида перед уходом.

— Терпи, — ответил шейх Заид. — Помни, Аллах милосерден. Боль всегда заканчивается. Умрешь ли ты или, по воле Аллаха, увидишь Солнце, боль в любом случае закончится.

Скорпион смотрел в темноту своей камеры и видел звезды. Его сознание начинало расплываться. Он изо всех сил старался сохранить его ясным. Множество вопросов оставались открытыми. Началась ли война? Ни взрывов, ни сирен воздушной тревоги слышно не было. Возможно, было обнаружено его видео в YouTube или Ахнецов сделал свое дело. А может быть, воздушная атака идет прямо сейчас, только за толстыми стенами тюрьмы в Лукьяновке ее не слышно.

Что случилось с Аленой? А с Ириной? Отступятся ли они от него? Как СБУ узнала, что они на телестудии? Он был уверен, что «хвоста» за ними не было. Кто же предал, Ахнецов? Или кто-то из телевизионщиков? Или даже Кожановский? Кто-то ведь сообщил в СБУ об их предстоящем выступлении. Но кто? Кому было выгодно не допустить выхода этой телепередачи?

Горобцу? Гаврилову и СВР? Но как они могли узнать о готовящемся эфире, о том, где находится Ирина? А они знали. Кулаков лично явился на телестудию с командой спецназа именно потому, что знал. Но откуда? Было похоже, что существовал еще какой-то невидимый участник игры. Но как это могло быть?

Скорпион услышал шаги, дверь открылась, и в камеру ворвался слепящий свет, заставивший его сощуриться. На этот раз Кулаков пришел в сопровождении четырех крепких охранников. «Поняли, значит, что ко мне нужно относиться серьезно», — подумал он с легким оттенком удовлетворения.

— Итак, Килбейн, он же Питер Рейнерт, он же «Скорпион». Готовы к небольшой беседе? — спросил Кулаков.

«Боже, откуда они знают про Скорпиона», — подумал он в панике. Потом вспомнил: знал Ахнецов. Возможно, и Бойко, человек Ахнецова. И Ирина. Он назвал ей себя той ночью в запорожской квартире.

«Но нет, не Ирина, — сказал он себе. — Они не могли так быстро узнать это от нее. А если?». Он не хотел думать о том, что они с ней сделали, чтобы добиться этого. И все же, это очко в пользу Кулакова, признал Скорпион. Хороший ход и прямо из наставления КУБАРК: «Покажите человеку, что знаете больше, чем он полагал, и он будет думать, что вы знаете еще намного больше». Этот прием используют все — и ЦРУ, и СБУ, и ФСБ.

— Пошел ты, — сказал Скорпион, стуча зубами от холода, и один из охранников хихикнул. «Держись одной мысли, — твердил он себе, когда его выволакивали из камеры. — Важно, что он не может допустить, чтобы ты умер». Скрюченные руки и ноги причиняли невыносимую муку, но он забыл об этом, когда один из охранников ударил его шлангом в поясницу, чтобы заставить выпрямиться.

Двое охранников полуволокли-полунесли его по коридору с рядами дверей камер с обеих сторон. В коридоре пахло мочой и дезинфицирующими средствами. Заключенные, как только они слышали шаги, начинали свистеть в камерах и кричать из-за дверей: «Не кажи им ничого, брат!», «Допоможить!» и «Мусора, суки!».

Охранники втащили Скорпиона в большую комнату с зеркалом, которое, как он предположил, позволяло видеть его из другого помещения, и привязали к прочному металлическому стулу, привинченному к полу. Пока его голову не притянули к спинке стула так, что он не мог ею пошевелить, он успел увидеть инструменты на скамье и провода. «Начинается», — сказал он себе, стараясь унять сердцебиение. Один из охранников прикрепил электроды к гениталиям Скорпиона. Сильная боль от одних их зажимов заставила задохнуться. Он старался заставить себя дышать медленнее.

Кулаков вошел вместе с маленьким толстым блондином в форме охранника, куртка этого толстяка была расстегнута, из брюк вылезала мятая рубашка. На его лице застыла неживая улыбка, как у куклы. Скорпион подумал, что он, видимо, умственно неполноценен. Блондин подошел к электронному устройству, связанному с электродами. Он почти ласково коснулся его своими толстыми пальцами, затем облизнул их. Кулаков сел на стул напротив Скорпиона. Два охранника ушли, два других остались за спиной Скорпиона, готовые сразу же схватить его, если он попытается что-то предпринять.

— Охранники ушли за пистолетами. Ты не выйдешь из этой комнаты, пока я не разрешу, — сказал Кулаков.

Скорпион ничего не ответил.

— Я предвидел это, — сказал Кулаков, позволив себе легкую улыбку.

— Надо мне было убить тебя там, в Кукольном театре, — сказал Скорпион.

— Что ж не убил?

— Хотел сначала порасспросить, да тут Ирине понадобилась помощь.

Скорпион хотел пожать плечами, но не смог пошевелиться.

— Одна из многих твоих ошибок, — сказал Кулаков. — Ты знаешь, почему ты здесь?

— Не заплатил за парковку?

— Отлично, — кивнул Кулаков. — Изволишь шутить, — улыбнулся он и посмотрел на охранников, которые засмеялись.

Блондин улыбнулся, издавая странные звуки «ух-ух-ух» и показывая редкие зубы.

— Тебя будут судить и осудят за убийство Юрия Черкесова и членов его штаба, находившихся в машине, которую ты взорвал. Ты и твоя любовница и сообщница Ирина Шевченко.

— Если приговор уже вынесен, зачем возиться с судом?

— Это будет трибунал, — уточнил Кулаков. — Трибунал СБУ.

— Разумеется. Меньше шансов, что за пределы тюрьмы просочится что-нибудь, похожее на правду.

— Вы все видите, — сказал Кулаков, обернувшись к невидимым зрителям за зеркалом. — Все в порядке, мы беседуем.

Затем он обратился к блондину:

— Сейчас мы испробуем наше оборудование. Не слишком сильно.

Раздалось едва слышное электрическое гудение, и боль ударила Скорпиона, словно кувалдой. Он глотнул воздуха, отчаянно дергаясь в путах. Казалось, что пытка длилась очень долго, боль между ног нарастала с каждой секундой. Когда толстяк отключил аппарат, Скорпион, несмотря на холод в комнате, обливался потом.

— Это было низкое напряжение, мы можем намного повысить его, а можем наоборот — прекратить все это, — сказал Кулаков.

«Все делается в точности, как по наставлению КУБАРК, — подумал Скорпион. — Вызвать ожидание более сильной боли, сказав допрашиваемому, что можете сделать ему намного хуже. Потом бесстыдно посочувствовать ему, чтобы жертва начала считать палача своим союзником, который хочет уменьшить его страдания.»

— Ну что, возразить нечего? Все понятно? — спросил Кулаков, заложив ногу на ногу и подавшись вперед.

— Как вы нашли нас?

Кулаков сделал блондину знак, и возник новый удар тока, гораздо более сильный. Скорпион почувствовал, что спина его выгибается, а поясница разрывается от боли. У него вырвался громкий стон. По знаку Кулакова аппарат был выключен. Скорпион обмяк на стуле, истекая потом.

— Сам виноват. Я задаю вопросы, — сказал Кулаков, глянув в сторону зеркала, чтобы убедиться, что его остроумие оценено. — Поговорим об убийстве. Кто заказал тебе убийство Черкесова? ЦРУ?

— Мы оба знаем, что я не убивал Черкесова.

— Мы ожидали этого ответа, — сказал Кулаков и дал знак блондину. На этот раз гудение было громче и боль несравненно сильнее. Скорпиону казалось, что кто-то колет его гениталии раскаленным ножом. Он завизжал, из глаз потекли слезы. Внезапно все прекратилось, и он ощутил запах горелой плоти. Его собственной плоти.

— Давайте закончим с этим. Не для протокола: кто, по-вашему, убил Черкесова?

— Черкесова убил Дмитрий Шелаев, — выдохнул Скорпион. — Это знаю я, это знаешь ты, а теперь это знает множество людей.

— У тебя есть свидетельства?

— Ты знаешь, что есть. Признание Шелаева. Видеозапись.

— Какая видеозапись?

— Та, что на телестудии.

Кулаков покачал головой:

— Мы там тщательно все обыскали. Там не было никакой видеозаписи.

— Люди в телестудии видели ее.

— Мы спрашивали там всех. Все отрицают, что видели что-то.

— Как могли люди отрицать, что видели то, что, по вашим словам, не существует? — спокойно спросил Скорпион.

Кулаков взбесился. Он подался вперед и сильно ударил Скорпиона по лицу, а потом сделал знак блондину. Послышалось еще более громкое гудение, и Скорпион закричал от нового приступа боли, какую он никогда раньше не испытывал. От гениталий она била прямо в мозг. Он слышал чей-то крик, и какая-то часть его существа понимала, что это кричит он сам. Казалось, что боль нарастает с каждой секундой. «Ему нельзя допустить твоей смерти, — твердил себе Скорпион. Шейх Заид. Терпи. Боль всегда кончается. Им нужен суд. Ему нельзя допустить твоей смерти». Но жужжание и боль не прекращались.

Мыслей больше не было, была только боль. Только боль. Она становилась все сильнее и сильнее. «Прекратите, прекратите, пожалуйста, прекратите, — говорил он, не зная, говорит он это вслух или только в уме. — Прекратите, прекратите, пожалуйста, прекратите, ради бога. Боль всегда кончается. Ему нельзя допустить твоей смерти».

Как его тащили обратно в камеру, Скорпион не помнил. Он знал только, что в какой-то момент он проснулся. Он смутно понимал, что лежит на ледяном бетонном полу камеры. Он был гол, его руки по-прежнему были стянуты за спиной, между ног была жгучая, мучительная боль. Но это была не та боль, которую он ощущал под действием электричества. Ничего подобного он никогда не испытывал. Ни в Форт-Брэгге, ни в каком-либо другом месте.

Ему никогда не было так холодно. Он страшно дрожал, и дрожь усиливала боль в гениталиях. Скорпиону казалось, что он исчезает. Часть его умирала. Но кто же он? У него было столько имен и гражданств, что он уже сам путался. Ирине он так и не сказал, кто он. Если бы Кулакову это было нужно, он сумел бы заставить Скорпиона сказать. Однако им нужно было другое — заставить его признаться. Но это не имеет значения, ибо у него еще был один туз в рукаве: видеозапись была выложена в YouTube.

Что бы ни случилось с ним и с Ириной, и русские, и американцы увидят эту видеозапись и узнают о Горобце. Убьют ли Скорпиона, посадят ли его в тюрьму или отпустят на свободу, мучения прекратятся. Ему лишь нужно держаться. «Держись, — говорил он себе. — Все, что тебе нужно, это держаться, и ты победишь. А если бы ты сказал Ирине, кто ты есть на самом деле, Кулаков и Горобец уже знали бы об этом». Он не думал, что утечку допустил Ахнецов. Раскрывать свою связь со Скорпионом было не в его интересах. «Так что, там незачем искать, — подсказывал ему разум. — Думай об Ирине. Наверное, она любит меня. Да, но она сказала им. Они надавили, и она сказала».

Скорпион попытался представить себе лицо Ирины, но не смог. Что-то беспокоило его. Он смутно помнил, что видел чье-то лицо. Оно о чем-то напоминало ему. Он не мог сообразить, с чем оно связано. Это был не Кулаков. То, что он не убил его, когда имел возможность, было его ошибкой. «Если я когда-нибудь выберусь отсюда, — сказал себе Скорпион с грустной улыбкой, — одну вещь я сделаю непременно: убью Кулакова». Холод пробирал его до костей. Думать, лежа на ледяном бетоне, становилось все труднее. «Одна мысль. Держаться одной мысли. Шейх Заид. Боль всегда кончается. Умрешь ли ты или Аллах позволит тебе увидеть Солнце, боль закончится в любом случае».

Как долго он находится в этом ледяном аду? Должно быть, не один день. Может быть, не одну неделю. Понять было невозможно. А что с войной? Началась она? Он так не думал, иначе были бы слышны разрывы бомб и вой сирен воздушной тревоги. Какие-то знаки войны должны были быть. Он не спал и не ел уже несколько дней. Стоило ему задремать, врывались охранники и избивали его шлангами.

— Проснись, — прошепелявил блондин, сильно ударив его по лицу, и отступил, чтобы охранники могли начать избивать его. Во время избиения Скорпион слышал странный смех блондина «ух-ух-ух». Скорпион застонал и выплюнул несколько зубов.

На его теле не осталось ни одного дюйма, на котором не было бы кровоподтека или ссадины. И за все время ему только два раза дали попить. Оба раза это была отвратительная коричневатая жидкость в жестяной миске, из которой ему приходилось лакать, как собаке. А вкус у нее был такой, словно туда добавили мочи.

Что же с Ириной? Жива ли она? А Алена? Что с ней?

Выбить из Скорпиона признание им удалось на четвертом или пятом допросе (счет он потерял).

— Почему ты убил Черкесова? — требовал ответа Кулаков. Он кивнул блондину, тот едва коснулся ручки, как Скорпион начал кричать. «Держись, — говорил он себе. — Это временно. Но почему они ничего не говорят о видеозаписи на YouTube? Ведь в ней мое спасение».

— Не помню, — пробормотал Скорпион.

— Ты мог бы придумать ответ получше, — сказал Кулаков, положив руку на плечо Скорпиону.

— Степан, — сказал он, кивнув блондину, и тот тут же включил аппарат. Сначала Скорпион чувствовал только боль, но вдруг его пронзило: Степан! Он понял, кого напоминало ему лицо блондина — Алену. Это был ее сумасшедший брат.

— Подождите! — крикнул Скорпион.

Кулаков дал знак, и ток был выключен. Скорпион попытался повернуть голову, чтобы увидеть лицо блондина, но не смог.

— Что с Аленой?

— Догадался? — Кулаков приблизил свое лицо к лицу Скорпиона. — Да, это ее брат. Степан, скажи «добрый день».

— Ух-ух-ух, — сказал Степан.

— Что с Аленой?

— Мы позволили Степану допросить сестру. Это казалось правильным, но Степан не оправдал наших надежд. Он облил Алену керосином и поджег. Правда, Степан?

Степан ничего не ответил. Кулаков смотрел на Скорпиона.

— Она мертва, — сказал он.

Скорпион закрыл глаза. Перед его умственным взором предстал портрет Алены из кафе «Черная кошка», и ему стало плохо. Он пытался спасти ее, а в итоге подверг мучению, которого она боялась больше всего. Он не слышал ни одного слова об Ирине. Он не хотел знать, что они могли с ней сделать. Оставалась лишь одна вещь — YouTube. Ему нужно было выяснить, что с этой записью. И единственным путем к этому был трибунал.

— Кто приказал тебе убить Черкесова? ЦРУ? — спрашивал Кулаков.

Скорпион кивнул, его голова повисла.

— И ты признаешь теперь, что ты и Ирина Шевченко, действуя по поручению агента ЦРУ Кожановского, убили Юрия Дмитриевича Черкесова?

Скорпион снова кивнул.

— Да. Кроме того, я убил Распутина, Кеннеди и Мартина Лютера Кинга, — прошептал он.

Кулаков сделал знак Степану, и тот ответил очередным разрядом, превышавшим все, что были до этого. Казалось, что конца этому не будет. Скорпион кричал, умолял, не сознавая, что говорит. Ему казалось, что он сходит с ума. Боль превосходила все мыслимые пределы.

— Да, это я! Прекратите! Пожалуйста! — кричал Скорпион. Он больше не был способен выносить эту боль. — Я убил его, я.

Ток отключили. Кулаков схватил Скорпиона за истекающее потом лицо:

— И не вздумай провести меня, — прошипел он, брызжа слюной. — Если ты потом откажешься, ты получишь такое, с чем твои сегодняшние ощущения покажутся легкой щекоткой.

Голова Скорпиона свесилась, как сломанный фонарь. «Они сломали меня», — подумал он. Ему пришлось сказать что-то, чтобы прекратить истязания. «Нет, — сказал ему некий внутренний голос. — Это всего лишь отступление». Он вспомнил, как Шефер в Афганистане в споре со старшим офицером цитировал Сунь Цзы: «Чтобы при отступлении ускользнуть от противника, будь быстрее его».

Скорпиона волокли по коридору. Откуда-то доносились крики, кого-то еще пытали. Его бросили в камеру. Перед тем как стальная дверь закрылась, в нее заглянул Кулаков.

— Ты знаешь, как казнят в Лукьяновке? Думаешь, это картинка? На рассвете тебя ставят к стене, как в кино? Ни, — ухмыльнулся он. — Тебя приводят в выложенную плиткой комнату с покатым в сторону отверстия для стока крови полом, ставят на колени и стреляют в затылок. Паф! — проговорил Кулаков, изобразив пальцем пистолет. — Твой суд, твой трибунал будет завтра. А на следующий день — паф!

И он снова изобразил пистолет.

— Твое настоящее имя, на кого ты работаешь, уже не имеет никакого значения. Тебя больше нет.

Дверь камеры захлопнулась с лязгом, зловещим, как смерть.