Зимняя бухта

32

О, братья и сестры, скажите мне, что такое дружба! Мы со Смурфом были в летнем лагере; Смурф заделался обожателем Вуокко Кескинен. Мы засиживались глубоко за полночь на берегу бухты, всё говорили — Смурф, Вуокко, я и еще кое-кто. Смурф глаз не сводил с Вуокко и наизнанку выворачивался, чтобы произвести на нее впечатление своими речами. «Но на самом деле, — встревал я, — на самом деле все не так…» Вуокко смеялась, и в конце концов Смурфу надоели мои комментарии. Он налетел на меня, мы покатились по земле и очень скоро оказались в воде. Одетые. Было полнолуние. «Слава победителю!» — завопила Вуокко, и мы долго, долго держали друг друга под водой. Наконец Смурф одолел меня и держал меня под водой, пока я не изловчился пнуть его в бок. «Ты меня чуть не утопил!» — заорал я, добравшись до берега. Все улюлюкали и смеялись. «Ну прямо утопил”», — сказал Смурф. Через несколько дней я начал встречаться с Вуокко. Смурф ходил надутый и ничего не говорил.

О, сестры и братья, скажите же мне, что есть дружба?

— Отставить ирландские танцы! — кричал Иво. Я приплясывал вокруг Хокана, впечатывая прямые левые в его перчатки. Он не успевал отвечать: я сегодня просто летал мухой и когда разгонялся, становилось легче подныривать и уклоняться.

— Хорошо! — говорил Иво. — Двигайся давай. Шевелись!

Но Хокан загнал меня в угол, и прежде чем я выбрался, пришлось принять несколько ударов. Я пробился на середину ринга, он хотел вытеснить меня тяжелыми ударами, от которых я уклонялся. Хокан в центре, я прыгал вокруг и ждал бреши в его защите. Она открылась незадолго до гонга, и я впечатал в Хокана несколько основательных ударов.

— Отлично! — одобрил Иво. — Вот так оно и должно быть. Больше двигайся! Тебя тоже касается, Хокан. Двигайся активнее, иначе этот парень тебя сделает.

Хокан нехорошо усмехнулся, демонстрируя капу. Он потел, вид у него был уставший.

— Начали! — заорал Иво, и я набросился на Хокана, выколачивая из него пыль левыми ударами, потом отскочил.

— Прекратить пляски! — вопил Иво. — Стоять на всей стопе!

Я не думал о воплях Иво, а сосредоточенно двигался вокруг Хокана. Он начал выдыхаться. Пошел на меня, сделал крутой свинг всем телом, прикрыв лицо перчаткой. Я ударил в перчатку, она ушла в сторону, и я нанес ему левый в челюсть. Хокан попятился. Я преследовал его, теперь ему оставалось только защищаться. Локти он держал у живота, голову прикрыл перчатками. Я впечатал правый свинг ему в шлем, и он шагнул вбок.

— Сопротивляйся, Хокан! — крикнул Иво, и Хокан ответил мне серией прямых ударов. Нанося их, он открылся; я скользнул у него под рукой и ударил в солнечное сплетение. Потом быстро отступил — назад и в сторону. Из Хокана вышел воздух; наконец-то он принял меня всерьез. Я обошел его; кажется, смогу одолеть, если измотаю его как следует. Хо-кан слишком тяжелый. Не выдержит долго. А я мог держаться сколько угодно.

И тут он достал меня. Я даже не увидел, откуда прилетела перчатка. Просто принял удар и упал на канаты.

— Брейк! — крикнул Иво.

В голове гудело.

— Достаточно, — распорядился Иво. — Хокан — лапы. Йон-Йон — тень.

Вошел Смурф вместе с тем громилой, перекинулся парой слов с Хоканом, ухмыльнулся.

— Покинуть ринг, — распорядился Иво и пролез между канатами, с лапами под мышкой. Я вылез следом.

— Что, получил по мозгам? — радовался Смурф.

— Как сказать. Кто по мозгам получил — еще вопрос.

— Да ты-то знаешь.

Громила посмотрел на меня, потом на Хокана.

— Как дела, Хокан? — крикнул он. — Не сдаешь позиции?

— Не сдаю, — ответил Хокан, которому Иво помогал расшнуровать тренировочные перчатки.

— Правильно, — проорал громила, глядя на меня в упор. — Правильно, правильно! — У него был жесткий взгляд, он не улыбался. — Я зашел сказать — мы едем. Тебя не ждем.

— Я приеду позже, — отозвался Хокан.

— Хорошо. — Громила хлопнул Смурфа по спине рукой-лопатой. — Пошли, Хорст, нам пора!

Смурф ухмылялся. На нем были черные штаны, заправленные в начищенные до блеска тяжелые ботинки.

— До скорого, — просипел он. — Когда Хокан разделается с тобой, мы займемся каким-нибудь другим видом спорта. Боулингом, например. Или шахматами. Лодку я продал. Теперь мы квиты!

— Ах ты!.. — крикнул я ему в спину.

Он остановился, обнажил в широкой улыбке золотой зуб и вышел следом за громилой.

— Начали! — раздался крик Иво. Морган помог мне зашнуровать перчатки, я провел три раунда с тенью, потом началась работа с лапами Иво. Под конец я не мог поднять рук.

— Хорошо, одобрил Иво. — Он крупный, но ты, если будешь шевелиться, сможешь задать ему жару. И не бойся. Бояться там нечего. От пары ударов не переломишься. — Он легонько стукнул меня лапой по щеке, а я так устал, что не мог принять защитную стойку.

Я приплелся домой; мама готовила ужин. Она стояла у разделочного стола и как раз доставала две луковицы, здоровые, как теннисные мячи.

— Хорошо, что ты пришел. Помоги, пожалуйста, порезать лук. — Она оглядела меня. — Купил новые штаны и рубашку. Школьная субсидия уже пришла?

— Да, — соврал я.

— Красивая рубашка, — оценила мама.

— Что на ужин?

— Котлеты.

Я почистил лук, тонко нарезал.

— А как в школе? Нормально?

— Ну так. Работаем над голосом. Произносим длинные скороговорки, учимся артикуляции. — Я приставил нож к животу, показывая, откуда должен идти голос.

— Осторожнее! — испугалась мама, а я уже резал лук дальше.

— Хорошо, что ты записался на этот курс, — рассуждала она. — Никогда бы не подумала, что ты захочешь стать актером.

Я порезал палец. Хорошо так порезал. В рану попал луковый сок, и палец защипало:

— Ой! Смотри! — я показал маме рану.

— Принесу пластырь. — Мама заторопилась в ванную. Я смотрел, как кровь капает в раковину. Мама вернулась, заклеила порез.

— Будь поаккуратнее, — сказала она. — Иногда мне кажется, что ты не в состоянии сам за собой присмотреть, такой ты неосторожный. И мне не нравится, что ты столько времени тратишь на этот свой бокс.

Мы же об этом говорили. В футболе и хоккее можно не хуже пораниться. А в боксе увечий почти не бывает.

— Мне он в любом случае не нравится.

Я снова взял нож.

— Каким был папа? — Я и сам не понял, как у меня вырвался этот вопрос.

— Папа? — Мама как будто первый раз о нем слышала.

— Да, мой папа.

— Он… ну… это так давно было… Он был классный. Энергичный.

— Как вы вообще оказались вместе?

— Ну как. Люди встречаются, оп — и всё уже произошло. Я была очень молодая. На месте папы мог оказаться любой другой парень.

— И в нем не было ничего особенного? На что ты запала? — Я рубил лук на маленькие, очень маленькие кусочки.

— Почему же. Он был открытым, приятным, да мы почти и не спали вместе. В основном просто проводили время друг с другом. А потом появился ты, и он исчез так же быстро, как появился. Очень недолго все было. Ты часто о нем думаешь?

— Нет, — сказал я. — Я вообще о нем не думаю.

— Ну да, с чего бы. Он тебе ничем не запомнился, никаких следов не оставил в твоей жизни. И потом, у тебя же есть Рольф.

— Как ты можешь говорить, что у меня же есть этот сукин сын Рольф?! Как у тебя язык поворачивается? Эту сволочь кастрировать надо.

Мама смотрела на меня, не говоря ни слова.

— Кастрировать этого сукина сына. — Я набросился на луковицу так, что дольки полетели во все стороны. Слезы лились нескончаемым потоком.

Мама молчала.

Изрубив весь лук до последнего колечка, я отправился к себе читать «Неизвестного солдата». Если вчитаться, хорошая книга.

Я написал полстраницы ни о чем, трижды переписал. На третий раз остался доволен.

Потом услышал, что мама набирает ванну, отправился к ней в спальню и позвонил бабушке.

— Привет, это Йон-Йон.

— Как я рада, что ты позвонил! — Кажется, бабушка действительно обрадовалась.

— Ну да… Я тоже рад с тобой поговорить. Школьное пособие уже пришло?

— Было письмо сегодня утром. Похоже на почтовый перевод.

— Я заберу завтра.

— Приходи после обеда. Я что-нибудь испеку, — сказала бабушка.

Потом я позвонил Элисабет. Растянувшись на маминой кровати, я видел, как мама вылезла из ванны, села на табурет и стала расчесывать и сушить феном волосы, с улыбкой наблюдая за мной в зеркало. Досушив волосы, она вышла и закрыла дверь, Элисабет спросила, что это было, и я ответил — мама вышла из комнаты. Мы говорили, наверное, часа два; распрощавшись, я забрал Элисабет с собой в кровать и ласкал нас, пока мы оба не заснули.