Николай
Сейчас
Темнота длилась недолго, и раскалывающаяся головная боль отозвалась в моем черепе уже через несколько минут после ухода моих жалких мучителей. Я перевернулся на бок, пытаясь ослабить давление с запястий, но стяжка была так туго затянута вокруг трубы за моей спиной, что полностью снять давление было невозможно.
Прислонив голову к твердому полу, я глубоко вздохнул, мысленно перечисляя свои повреждения. Я уже много раз латал себя. При необходимости можно было многое сделать с помощью клейкой ленты, и я мог сказать, что большинство моих травм заживут через несколько дней. Плечо болело в том месте, где я поднимал Софию одной рукой, а в голове опасно пульсировало. Это были единственные раны, о которых стоило беспокоиться. Я закрыл глаза, предпочитая представлять приятную картину сжигания дома детства Софии дотла.
Образы насилия всегда успокаивали меня.
Мне было шестнадцать, и я учился жестокости под руководством отца, когда впервые лишил человека жизни. Прошло несколько месяцев, прежде чем я забрал еще одну жизнь, но тот первый раз остается с тобой навсегда, по крайней мере, так говорят. Я не был уверен, что согласен с этим. Когда мертвые лица накладываются одно на другое, они сливаются воедино. Еще один симптом расшатанного разума.
Сегодня вечером, словно акварельный холст со сводящей с ума стекающей каплей на одной стороне, все краски сливались воедино. Жизнь, смерть, боль и месть. Жизнь была испытанием на выносливость. Шоу уродов. То, что нужно пройти как можно быстрее. Единственное время, когда тошнотворное однообразие приостанавливалось, было рядом с Софией. Тайная власть, которую никто в мире не имел надо мной. Соблазн, не похожий ни на один другой.
Моя одержимость Софией была слабостью. Все важное было слабостью в моем мире, а София Де Санктис всегда была для меня самой большой ценностью. Эта слабость привела меня сюда, но я не мог заставить себя пожалеть об этом. Гоняться за моей маленькой ласточкой по всему лесу, доводить ее до смирения своими пальцами и часами лизать ее киску прошлой ночью было самым ярким событием моей гребаной жизни.
Раздался звук скрежета металла о камень, который вернул меня в чувство — как раз вовремя, чтобы увидеть, как открывается дверь небольшой комнаты из камня, в которой меня держали. Еще один посетитель. Никогда еще я не был так популярен. В проеме появился темный силуэт. Я прищурился в темноте, пытаясь разглядеть того, кто решил посетить мою камеру пыток.
— Николай, надеюсь, тебе комфортно в твоих новых покоях, — голос Антонио Де Санктиса прогремел в морозном подвальном помещении. — Когда-нибудь мне придется вернуть тебя Кириллу целым и невредимым, хотя вчера ты убил пятерых моих людей. — Его неодобрительный тон был холодным и беспристрастным.
— Я оказал тебе услугу. Они были мертвым грузом и опасно некомпетентны. Не за что, — сказал я.
Пожилой мужчина неторопливо направился ко мне, всем своим видом демонстрируя непринужденность, наблюдая за тем, как я пытаюсь сесть прямо. Голова кружилась, то ли от голода, то ли от жажды. Я не знал, но выдавил из себя привычную ухмылку.
— Как бы то ни было, их друзья захотят отомстить, ты же понимаешь. Ты нужен мне живым. Целый или нет — для меня не имеет значения. Ничего из этого не должно было быть трудным. Все, что от тебя требовалось, — это сыграть свою роль, пролить немного крови и дать городу увидеть, что Братва Черновых не считает себя выше моей семьи. Пятно на репутации — это раковая опухоль в нашем мире, знаешь ли, разъедающая власть. Однако сейчас это обойдется тебе дороже, чем пара сломанных ребер.
— Меня не так просто напугать, Антонио. Тебе придется постараться, если ты хочешь получить от меня какую-то реакцию, — ответил я ему со скукой в голосе.
Антонио лишь усмехнулся и хрустнул длинными пальцами. Он был жилистым и загорелым, его волосы были аккуратно зачесаны назад. На его пальцах блестели несколько перстней, которые, я уверен, оставили свои отпечатки на лицах многих простаков за эти годы. Он обладал элегантностью, которая, как я видел, отразилась в его дочери. Я не знал Ренато, единственного сына и наследника семьи, но готов поспорить, что он был похож на своего отца.
Антонио Де Санктис выглядел так, будто ему самое место на винограднике в Тоскане, с видом на поместье стоимостью в миллион долларов, где он бы дегустировал вино и предавался постельным утехам с роскошными молодыми женщинами. Казалось, что он должен жить жизнью истинного итальянского джентльмена, а не приседать возле такого, как я, в вонючем, холодном подвале на окраине Трентона.
— Я слышал это о тебе, — усмехнулся Антонио. — Мои люди не против преподать один и тот же урок дважды.
— Тем лучше для них, — сказал я, прислоняясь головой к стене, мои плечи горели в том положении, в которое их вывернули. — Значит, ты просто пришел посмотреть. Я бы не принял тебя за вуайериста, Антонио.
От моего язвительного тона лицо Антонио расплылось в широкой улыбке.
— Мне просто было любопытно. Давненько я не был в гуще событий. У меня проблемы с сердцем, так что я не могу слишком волноваться. Дни отрезания кончиков пальцев и ушей остались позади. Но это не значит, что я не скучаю по этому, — сказал Антонио с тревожащей нежностью в голосе. — Однако мне не нужно объяснять тебе, что такое азарт охоты и сладость улова, не так ли, Николай? Я слышал о тебе. — Он наклонился, его глаза следили за мной. — И все же, каково это — быть обманутым сводным братом и переданным в мои руки собственной семьей?
Я пожал плечами.
— Это просто бизнес, я полагаю. Ничего личного.
Я подумал, не сказать ли ему, что я вообще редко испытываю какие-либо чувства, если только речь не идет о его дочери, но решил воздержаться. Не стоит втягивать в неприятности и мою маленькую королеву бала.
Антонио кивнул и приподнял бровь.
— Рад это слышать. Это тоже всего лишь бизнес. Фунт плоти за клеймо неуважения, который Черновы нанесли на имя Де Санктисов. То, что вы, русские свиньи, могли даже подумать о том, чтобы унизить семью, стоящую гораздо выше вас по могуществу и репутации, свидетельствует о том, насколько необходим этот урок. Мне будет приятно преподать его, так же как и моим людям.
Его высокомерный тон превратил мое веселье в раздражение и обратно в юмор. Этот аристократический дон старой закалки думал, что мне есть дело до классовой иерархии преступного мира, в котором мы оба обитали.
Оскалив зубы в подобии кровожадной ухмылки, я рассмеялся.
— Не забывай, Тони, я русский. Мне плевать, кто ты — лорд здешнего поместья или чертова итальянская королевская семья. Единственный хороший аристократ — мертвый аристократ. Ешь богатых11.
Я бросился к нему со скоростью, заставившей его попятиться, и щелкнул зубами. От этого звука брови Антонио сошлись на переносице. Это было забавно. Он всерьез думал, что меня волнует его репутация или то, что остальной преступный мир думает обо мне и моей Братве?
Ему не понравилось, что с ним играют, судя по тому, как его лицо застыло от арктического гнева, который становился все холоднее по мере того, как мой смех отскакивал от стен.
Я все еще смеялся, когда его тяжелая нога опустилась на мой бок, согнув меня пополам. С больным сердцем или нет, но вывести Антонио Де Санктиса из себя оказалось вполне возможным.
Я засмеялся еще сильнее, когда он подтянул меня вверх, насколько смог, и сильно ударил в челюсть, снова и снова, пока моя губа не разошлась и теплая кровь не потекла по подбородку.
Я ничего не мог с собой поделать. Это было чертовски смешно.
Антонио смотрел на меня, как на таракана, которого не знает, как раздавить, не испачкав обувь.
Я повернул голову и сплюнул длинную струйку крови на пол, используя плечо, чтобы вытереть кровоточащую губу.
— Знаешь, тебе следует быть осторожнее со своим сердцем, Тони. Не стоит так нервничать, иначе твоя дочь достаточно скоро наденет черное и будет стоять у твоей могилы.
Глаза Антонио сузились, и раздражение, которое он не мог скрыть, отразилось на его лице при этом прозвище. Затем он взял себя в руки и улыбнулся.
— Не беспокойся о Софии, Николай. Она преданная дочь. Она всегда будет делать то, что должна, ради семьи. Конечно, без ее помощи мы бы никогда вас не нашли. Мы даже и близко не были рядом с тем местом. — Он наклонился, наблюдая за тем, как его слова попадают в цель. — Конечно, будет только правильно, если она сделает что-то полезное для разнообразия. От дочерей больше проблем, чем пользы. Самое меньшее, что София может сейчас сделать, — это быть хорошей девочкой и выйти замуж за того, кого я выберу следующим. Она еще пожалеет, что не удержала твоего брата. По крайней мере, он был молод.
Я проглотил полный рот желчи и крови.
— Разве ты не знаешь? Молодость означает, что они живут дольше. С мужем, которого девушка не хочет, чем старше, тем лучше.
Правдивые слова прозвучали как ложь на моем языке.
Антонио усмехнулся.
— Ты забавный, Чернов. Отдаю тебе должное. Чертовски раздражающий, но забавный. Поскольку я не такой головорез, как ты, тебя здесь будут кормить, мыть и содержать в приличном состоянии. Пусть твое наказание пройдет без происшествий, и вы с братом сможете в кратчайшие сроки вернуться к попыткам убить друг друга.
Антонио встал и направился к двери. Вернуться к Кириллу и разнести город, чтобы стать паханом? Идея была откровенно непривлекательной. Впервые за долгое время — с того дня в ванной, когда я обнимал тело своей матери — я понятия не имел, что ждет меня в будущем.
Я потерял свое место в мире.
Мои мысли переключились на маленькую королеву бала наверху.
Пришло время проложить путь к новому.
Когда я снова проснулся, головная боль несколько утихла. К счастью для меня, я привык к ударам по голове — несомненно, тревожащий факт для кого-то другого. У меня же было мало надежды дожить до тридцати, так что меня это не слишком беспокоило.
Тяжелые шаги эхом отдавались по коридору, и я представил себе стены за пределами этой комнаты. Что за тоска. И в этом доме выросла София? Похоже, я был не единственным, кому ужасное детство нанесло неизгладимые шрамы. У нас с моей птичкой с подрезанными крыльями было больше общего, чем ей хотелось бы думать. Дверь распахнулась, и внутрь ввалилось несколько фигур. Я узнал одну из них.
Я ухмыльнулся своему обидчику.
— Сильвио, мне было интересно, сколько времени тебе понадобится, чтобы навестить меня. Полагаю, трудно найти вескую причину, учитывая, что твой дядя до сих пор не знает правды о том, что случилось с твоей рукой.
Сильвио запнулся. Время не было благосклонно к этому человеку. Он растолстел и выглядел неприятно одутловатым. Похоже, его жизнь стала слишком мягкой с тех пор, как я видел его в последний раз. Комфорт делает мужчин слабыми, а Сильвио выглядел самым слабым из всех. Один только вид его пустого рукава порадовал меня. Он сам напросился на это.
Сильвио молча наблюдал за мной, его глаза-бусинки что-то прикидывали.
— Заткни ему рот кляпом, — сказал он одному из своих людей, не сводя с меня глаз. — Я не хочу слышать, как он будет нести всякую чушь, пока я надираю ему задницу.
От моего смеха его брови нахмурились.
— Я не знал, что ты играешь за обе команды. Это делает тебя чуть более интересным. Ну, это и то, что ты единственный однорукий дрочила, которого я когда-либо встречал.
Сильвио покраснел.
— Что ты сказал? — спросил он тоном, который, без сомнения, подразумевал угрозу.
— Я назвал тебя дрочилой. Разве ты не знаешь этого термина? Тебе следует больше путешествовать по миру и расширять свой кругозор, — успел произнести я, прежде чем один из его людей заткнул мне рот грязной тряпкой. Вряд ли я мог жаловаться. После того, как я несколько часов подряд затыкал рот Софии, это было заслужено.
Сильвио рассмеялся.
— Знаешь, до меня доходили слухи о тебе. О том, что ты сумасшедший псих, но я никогда не верил в это, по крайней мере до сих пор… Либо ты действительно не боишься того, что мы собираемся с тобой сделать, что делает тебя чокнутым, либо ты не думаешь, что мы можем зайти слишком далеко, что делает тебя просто идиотом.
Я замычал сквозь кляп, и Сильвио стянул его вниз, желая услышать мой испуг. Он хотел, чтобы я трусил и умолял. Скорее Ад замерзнет, чем я испугаюсь Сильвио Де Санктиса.
— Ты славно стелишь, но как насчет действий? Если собираешься причинить мне боль, то приступай к делу. Вся эта прелюдия становится утомительной, — пробормотал я и усмехнулся.
Сильвио дернулся, как будто я его ударил, а затем кивнул своим людям. Один из них освободил мне руки, и я с мучительным наслаждением почувствовал, как кровь снова приливает к пальцам.
Я осел на пол на блаженную секунду, прежде чем меня подняли.
— Любишь болтать, Чернов? Посмотрим, как ты справишься с этим без зубов, — сказал Сильвио, разминая свой массивный кулак, на котором сверкали толстые золотые кольца.
Это мерцание было последним, что я увидел, прежде чем он ударил меня в челюсть и свет погас.