Знание-сила, 2005 № 03 (933)

Самый "неврущий" из лгунов?

Сразу выскажу мысль, которую готова отстаивать: среди человеческих чувств есть одно, которое невозможно реанимировать, заново запустить, как само сердце. Раз прервавшаяся "энцефалограмма" в этом случае останавливается навсегда. Это чувство — сострадание.

"...Мне никогда не забыть документальное свидетельство о еврейской семье, которая будет убита: муж, жена и дети на пути к смерти. Они и сегодня стоят у меня перед глазами.

В Нюрнберге меня приговорили к двадцати годам тюрьмы. Приговор военного трибунала. сколь ни ущербно в нем воспроизводится история, попытался также сформулировать некую вину. Наказание... положило коней моему гражданскому бытию. Но увиденная картина лишила мою жизнь внутреннего содержания, и действие ее оказалось более длительным, нежели приговор".

Эти слова из Предисловия к "Воспоминаниям" Альберта Шпеера всегда подавались как возобновленная энцефалограмма сострадания человека, долгие годы проведшего в компании своих воспоминаний и теней из прошлого.

А вот какой фразой Шпеер завершает свои мемуары:

"Ослепленный, казалось бы, безграничными возможностями технического прогресса, я посвятил лучшие годы жизни служению ему. В итоге меня постигло горькое разочарование".

Итак: в прологе воспоминаний — "еврейская семья, которая будет убита", что лишило жизнь автора "внутреннего содержания"; в эпилоге: разочарование в служении техническому прогрессу. Вывод (его так или иначе делают все пишущие о Шпеере): если смерть (убийство) еврейской семьи необходима для технического прогресса, то выходит уже не Шпеер, а Достоевский, отрицавший большое общее благо, если в его фундамент замуровано хотя бы малое частное зло. А если так, то грешник должен быть прощен?

Но занимаясь личностью Азьберта Шпеера, я все же надеялась, что этот человек (так или иначе), но проговорится на сей счет сам или с помощью своих "коллег" и выдаст тот вывод, который он действительно для себя делал.

А кто ищет, тот многое находит.

Автобиографиям можно верить лишь выборочно. Автобиографиям нацистов нельзя верить вообще — я повторяю это и буду повторять. Автобиографии нациста Шпеера можно верить с точностью, используя расхожее выражение "до наоборот". Тем не менее было время, когда многие историки нацизма провозгласили мемуары Шпеера "обширнейшим источником информации" с "точными датами, цифрами", "глубоким психологическим анализом исторического фона" и т. д. Хороша была бы история, переписанная по-шпееровски!

Что же мы знаем о нем доподлинно? Его рождение, его семья, детство, учеба, молодые годы... Что здесь выдумано, что перевернуто — я говорить не стану, поскольку сочинять о личном волен каждый пишущий. Ограничусь сухими данными из энциклопедии.

Альберт Шпеер, 1936 г.

А. Шпеер. Проект "Гроссе холле", Народного дома, 1940 г. Справа рейхстаг и Бранденбургские ворота в том же масштабе

Шпеер, Альберт (19.3.1905, Мангейм — 1.9.1981, Лондон). Сын известного архитектора. В 1923 году поступил в Высшее техническое училище, продолжил учебу в Берлине. В 1927 году — диплом архитектора. В 1931 году вступил в НСДАП (партбилет № 474481). Взлет карьеры начался с одобренного Гитлером проекта оформления партийного съезда в Нюрнберге в 1933 году. Затем успешная перестройка берлинской резиденции фюрера. С этого момента Шпеер считается "личным архитектором фюрера"... Стоп! Вот пример характерной "дезы", которую Шпеер умудрился запустить даже в свою бесстрастную официальную биографию. Хотя в данном тексте все верно: "считается" — значит "считает себя". Дело в том, что в 1934 году Шпеер был назначен начальником отдела "Эстетика труда" Трудового фронта. Его глава Лей сказал Шпееру буквально следующее: "Вы прирожденный халтурщик, герр Шпеер, но работаете быстро. Меня это устраивает. К первому мая вы должны все заводские помойки переделать в скверы и цветники". "Яволь!" — ответил Шпеер. Прямое тому доказательство — протокол заседания руководства Трудового фронта от 4 марта 1934 года. Шпеер справился, после чего и получил назначение.

Любимым же и после смерти оставившим за собой звание "личного" архитектором Гитлера был Пауль Троост (1878 года рождения), Шпеер потом часто лишь руководил реализацией его проектов. В 34-м году Троост скончался и (см. с. 67 "Воспоминаний", серия Тирания, 1998): "Смерть Трооста стада тяжелой утратой и для меня. Между нами как раз начали складываться близкие отношения, от которых я ждал для себя много полезного как в человеческом, так и в архитектурном смысле. Функ, в то время статс-секретарь Геббельса, был другого мнения; в день смерти Трооста я встретил Функа в приемной его министра (Геббельса) с длинной сигарой посреди круглого лица: "Поздравляю! Теперь вы стали первым!" Мне было тогда двадцать восемь лет". Жена Функа даже заболела от возмущения, когда прочитала такое уже в шестидесятые годы. Ведь парой, казалось бы, мелочей Шпеер умудрился не только присвоить себе первенство устами Функа, но и совершенно переврать реальное соотношение "политического веса" Геббельса, Функа и, соответственно, себя самого. Дело в том, что в 1934 году Вальтер Функ, формально занимавший множество должностей, в том числе и должность статс-секретаря Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, по сути был главным экономическим экспертом партии и "связным" между Гитлером и финансовой элитой Германии. Многие разработанные Функом экономические проекты затем станет быстро и часто опять халтурно реализовывать Шпеер.

В этой связи само напрашивается и имя Фридриха Тодта, с 1940 по 1942 годы бывшего министром вооружений и боеприпасов. Тодт погиб в авиакатастрофе, по официальной версии его пилот по ошибке включил механизм автоматического самоуничтожения самолета. Очень, нужно сказать, "вовремя", поскольку все основные экономические военные программы к тому времени Тодтом были уже запущены. Но прекрасно образованный и ответственный министр вступил в жесткий конфликт с Гитлером по поводу сроков их реализации, иными словами, по поводу сроков начала войны. После смерти Тодта Гитлер предложил его пост Лею, но тот отказался по той же причине и предложил вместо себя "быстро работающего халтурщика" Шпеера. К 1942 году Шпеер получил вожделенное назначение — министром вооружений и боеприпасов, начав быстро реализовывать проекты Тодта. Одним словом, куда ни копни, везде что-нибудь да приврал. Поэтому, чтобы окончательно не увязнуть в подобных вещах, прерву описание формальной биографии Шпеера и продолжу сразу с сорокового года. (Не могу удержаться лишь от одной ядовитой реплики (с. 331 вышеупомянутого издания): "В 1942 году... его ум (Гитлера. — Авт.) начал терять былую остроту..." Так и хочется сказать: молодец Шпеер! Хотя бы раздал честное объяснение своему назначению.

Итак, перед тем как Шпеер начнет исполнять свои обязанности министра вооружений, отмечу два основных момента, связанных с готовящейся войной, а также и со степенью посвященности Шпеера в тайные планы Гитлера.

Первый — полет Гесса в Англию. Читаем: "Через двадцать лет в тюрьме Шпандау Гесс... заверял меня, что идею полета внушили ему во сне неземные силы". "Шпеер может лишь подозревать истину, но он ее никогда не узнает" — это слова Гесса от того же времени. Второй момент: осень 1940 года. Второй визит Молотова в Берлин. Напомню: в девяностые годы наши псевдоисторики делали попытки доказать, что в ноябре 1940 года Гитлер и Сталин поделили между собой весь мир. Читаем у Шпеера: "В середине ноября 1940 года в Берлин прибыл Молотов. (...) В гостиной Бергхофа стоял большой глобус, по которому я мог наблюдать негативные последствия этих переговоров. (...) Гитлер пометил, где будет кончаться область государственных интересов Германии и начинаться сфера интересов Японии. (...) Гитлер вызвал меня в свою берлинскую резиденцию и предложил сыграть для меня несколько тактов из "Прелюдов" Листа. "Эту музыку вы будете часто слышать в ближайшее время, ибо так будут звучать победные фанфары в нашем русском походе". Если не касаться деталей, ради которых Шпеер это писал и которые снова переврал, то общая картина дана верно. Этот глобус стоял у Гитлера довольно долго: накануне переговоров с Молотовым на нем был красный (СССР) и коричневый (Германия) цвет, по плану Розенберга; а после переговоров глобус перекрасили в коричневый и желтый (Япония). Еще откровеннее по поводу переговоров высказался Розенберг: "Русские отказались делить с нами мир". Дальше — прелюбопытная деталь! — Розенберг (напомню: главный эксперт по СССР) приводит высказывание Молотова на этих переговорах. Молотов, цветисто аргументируя позицию СССР, приводит высказывание Аристотеля из его "Политики": "Поистине величайшие несправедливости совершаются теми, кто стремится к излишествам, а не теми, кого гонит нужда". Поскольку Розенберг приводит эти слова в секретном отчете о переговорах для сотрудников своего аппарата (от 29 ноября 1940 года), то для непонятливых, по-видимому, он поясняет: "Сталин под "излишествами" подразумевает предложенные нашими экспертами обширные сферы будущих владений СССР". Так вот Шпеер приводит цитату из Аристотеля, якобы произнесенную им, Шпеером, по совершенно другому поводу, причем в следующем же абзаце (см. с. 248 того же издания).

Однако вернемся к войне. Как только речь заходит об участии в планировании и разжигании Второй мировой войны, Шпеер в своих мемуарах становится осторожен. Но как быть? С одной стороны, нужно преуменьшить свою роль в этих делах, с другой — так хочется показать, подчеркнуть свою значимость, незаменимость при Гитлере! Поэтому читаем: "К концу 1941 года (...) мне поручили устранять разрушения от бомбежек и строить бомбоубежища". Это правда...

А. Шпеер. Павильон Германии на Парижской выставке, 1937 г.

Триумфальная арка. 1941 г. Проект по идее А. Гитлера

И вдруг — судьбоносный вызов в кабинет Гитлера: "Господин Шпеер, я назначаю вас преемником доктора Тодта. (...) Вы замените его на всех постах". "..." — "Но я же ничего не понимаю" — возразил я. "Я верю, что вы справитесь", — ответил Гитлер. Вот так, прямо — снег на голову бедняге. Ну что ему оставалось. "Яволъ, мой фюрер!" Однако, когда Геринг хотел немного разгрузить новоиспеченного министра и взять на себя часть полномочий покойного Тодта, Шпеер так энергично возражал, что Геринг в присутствии Гитлера обругал его крепким словом, а Гитлер махнул рукой: "Разбирайтесь сами". Шпеер же опять всю ситуацию вывернул на свой лад, многое просто сочинил, например, отказ Геринга присутствовать на похоронах Тодта.

Так или иначе, но Шпеер наконец приступает к работе. Напомню, это февраль 1942 года.

Покойный Тодт ввел два основных направления в работу министерства: производство вооружений и их модернизация. Отдельно выделял сферу снабжения. Цель — полное удовлетворение потребностей военной промышленности. Общая концепция — освобождение промышленности от чрезмерной опеки со стороны государства. Ее заявил еще Ратенау в 1917 году. Тодт учился у Ратенау, постоянно на него ссылался. Шпеер, во всяком случае в мемуарах, "ободрал" обоих и все авторство приписал себе. Только в очень редких случаях он говорит "мы". Например, сообщая, что к августу 1942 года общая производительность труда военной промышленности увеличилась на 59,6 процента, он объясняет это тем, что "мы" смогли мобилизовать неиспользованные ресурсы". "Мы" с Ратенау, Тодтом, Герингом и остальными, надо полагать.

Хочу, однако, пояснить. Я постоянно, что называется, "цепляюсь" к Шпееру не оттого, что он мне как-то особенно не симпатичен. Просто с ним очень трудно работать историку. Он порой так по-детски убедителен в своем вранье, что все время ловишь себя на мысли, а вдруг — правда.., нужно проверить. Допроверялась я до остервенения, пока окончательно не поняла: человека с таким комплексом неполноценности больше среди нацистов нет.

A.Шпеер, X. Римпель. Проект Южного вокзала. Берлин, 1939 г. Северный фасад

Что это за комплекс, откуда он взялся у благополучного человека?

Дело в том, что Альберт Шпеер был тяжело и неизлечимо болен. Его болезнь звалась "Адольф Гитлер". Шпеер нс просто мечтал стать другом Гитлера, он бредил этим, это стало его манией. А Гитлер, все понимая, играл с ним, как кошка с мышкой, доводя до умоисступления, до болезни, повторяю. Чуть отвлекусь от темы и приведу исторический пример: известный писатель XVIU века, жирондист Луве, был низеньким болезненным уродцем и автором знаменитого "Фоблаза" с его эротически неотразимым красавцем-гсроем. Так вот Шпеер подлинный также наделил Шпеера "мемуарного" тем отношением к нему Гитлера, которого так и не познал.

Вернемся в 1942 год. "Боязнь вызвать недовольство народных масс заставляла тратить на производство товаров народного потребления, выплату пособий участникам войны и компенсаций женщинам, потерявшим в заработке из-за ухода их мужей на фронт, гораздо больше средств, чем тратили правительства демократических государств", — признавался Шпеер в шестидесятые годы. Трудно уловить интонацию этих слов в то время. Но на период войны Шпеер сделался самым нетерпимым и раздраженным из всей верхушки по отношению к социальным программам, превзойдя даже Геринга. Был такой эпизод. На одном из совещаний, которые проводил Гитлер (уже позже, в 1944 году), лидер Трудового фронта Лей назвал Шпеера "главным врагом немецких рабочих". Шпеер вскипел и обратился к Гитлеру с просьбой "оградить его от подобных оскорблений". "Да, да" — отвечал Гитлер и сердито нахмурился. После заседания он строго попросил Лея задержаться. Участники совещания еще не успели разойтись, как из кабинета раздался "громкий, дружный и довольный смех" Гитлера и Лея. Сцену одинаково описывали Геринг, Геббельс, Заукель, Функ. "Наш резвый Шпеер от злости чуть не лопнул, но сразу поджал хвост", — ядовито прокомментировал это Геринг.

По поводу смеха из кабинета и комментария Геринга документальных подтверждений у меня нет, однако в стенограмме все так: "Мой фюрер, прошу оградить меня от подобных оскорблений". "Да, да" — со стороны Гитлера. И все.

Проект реконструкции Берлина. Ось Север-Юг, около 1941 г.

Самыми неразрешимыми проблемами для министра вооружений с 1942 года были возрастающие потребности в чугуне и синтетическом бензине. В рабочей силе. И там, и там надвигалась катастрофа.

Особым уполномоченным по "отлову рабов" (выражение Лея) стал Заукель. Но все понимали, что рабская сила ничего не решит. Больные, истощенные, не имеющие нужной квалификации, не знающие языка своих хозяев и смертельно их ненавидящие "рабы XX века" обходились дороже того, что они в состоянии были произвести. Шпеер предлагает выход: ввести трудовую повинность для немецких женщин. Но тут против поднимается такой вал негодования, что больше министр вооружений об этом не заикается, но тут же предлагает Заукслю заняться отловом и вывозом в рейх "восточных девушек". Их требовалось для начала полмиллиона. Особенно ценились украинские девушки, которых, как позже уверял Шпеер, "всех расхватали для себя семьи партийных функционеров".

Любопытная деталь: если о неудаче с тотальной мобилизацией Шпеер громко и горько сожалел до конца дней, то тем фактом, что меньше, чем за год, ему удалось на 10 процентов снизить производство товаров народного потребления, он очень гордился и недоумевал, почему Гитлер так этим недоволен и называет "недопустимым", причем в своем достаточно узком кругу, в котором обычно высказывался о том, что его по-настоящему волновало.

"Для меня не существует слова "невозможно" — говорил Гитлер и повторял Шпеер.

Невозможного, однако, становилось все больше. А кое в чем, похоже, Шпеер просто не разбирался. У меня сложилось впечатление, что ничего толком не поняв в работе "атомного проекта*" под руководством Гейзенберга, он умудрился так доложить состояние дел Гитлеру, что тот, понимая еще меньше, махнул на атомщиков рукой.

К осени 1943 года ресурсы Германии оказались почти исчерпанными. Шпеер вместе с другими лихорадочно искал новые источники. Он присоединился к тем, кто считал необходимым как можно скорей отмобилизовать производственные мощности восточных земель. В стратегические планы Гитлера это не входило. Гитлер хотел прекратить всякое развитие крупной промышленности на части оккупированных территорий. "Но обстоятельства заставляли отказаться от этого замысла" — пишет Шпеер. Речь в основном шла о Франции, Бельгии, Голландии, Италии и т.д. Чтобы поддержать промышленный потенциал этих стран, депортация рабочей силы из них была прекращена, из СССР же, напротив, усилилась — в два, три и более раз.

Имелся, правда, и еще один "ресурс". Если рабочих рук, как и солдат, требовалось все больше, то от "едоков" для "облегчения экономики" нужно было избавляться. По этому поводу у Шпеера — глухое безмолвие. Сколько ни листай его воспоминания, ни о чем подобном ни слова. А я одних только докладов, например, в поддержку "программы эвтаназии", которую он называет "вялотекущей", насчитала четыре! А были еще истощенные и уже негодные в качестве рабочей силы военнопленные (в основном русские), были "политические, были вообще всякие "не поймешь кто" (перевод автора), которых "дольше сортировать, чем вычеркнуть". Да, да, это тоже Шпеер.

Но я к этому еще вернусь. Психологически его внутреннее "ожесточение" можно отчасти объяснить тем, что с начала 1943 года почти на полгода он был отстранен от дел. Сам он в своих "Воспоминаниях" называет этот перерыв "Болезнь" (глава 23). В ней множество жалостливых подробностей, много для убедительности и об интригах ненавистного Бормана, о происках гауляйтеров; на самом деле, его отстранили из-за некомпетентности. Но в мае 1944 года Гитлер его вернул, объяснив это тем, что у Шпеера есть одно преимушество перед другими непрофессионалами — он все делает быстро. Вообще некомпетентность и непрофессионализм стали "ахиллесовой пятой" гитлеровского руководства. На мой взгляд, именно это место, в конце концов, карающий меч истории у режима нашел и поразил. Веселый циник Лей, например, давал следующее объяснение: "От нашего "партийного духа", — писал он, — все профессионалы или передохли, как мухи, или разлетелись". Но в 44 году стало уже нс до юмора. Нужно было действовать и действовать быстро. Поэтому Шпеер снова на боевом коне. Тем более после катастрофической по своим последствиям бомбардировки девятисот тридцатью пятью американскими самолетами заводов по производству синтетического горючего 12 мая следовало отмобилизовать все ресурсы. План Шпеера по "отсрочке катастрофы" предусматривал перестройку промышленности под оборону, а основной заботой самого министра стали "быстрое" восстановление и хотя бы частичный запуск производственных мощностей. Вот в этом он оказался на должной высоте.

Если СССР в начале войны переводил свою промышленность за Урал, то Германия к концу войны — под землю. Здесь Шпеер предлагает здравое и эффективное в сложившейся ситуации решение: требует отдать всю оборонную промышленность под свой контроль, отождествляя себя с социалистическим государством. Собрав совещание крупных промышленников, Гитлер произнес по этому поводу речь, обещав всем все вернуть после победы, пугал конфискацией собственности союзниками и Сибирью в случае поражения.., но, как многие отмечали, сделал это неубедительно. Хотя поражение родины в мировой войне, крах и коллапс немецкой государственности, гибель вековой мечты о расширении жизненного пространства, суд народов, каторжные работы в Сибири... — какие аргументы могут быть убедительней?! Для кого угодно, только не для крупного капитала. И не важно, в какой степени вдохновения находился тогда фюрер. Промышленники понимали, что в такой критический момент "мобилизационный социализм" это последний и единственный шанс избежать военного поражения, однако Гитлера не поддержали. Любопытный прецедент в мировой истории, между прочим!

Кое-чего Шпеер все-таки добился: сумел заполучить в "социалистическую собственность" хотя бы промышленность "подземную". Прежде всего она обслуживала "атомный проект", от которого осталось лишь производство ФАУ. Для Шпеера Пенемюнде и разработки Вернера фон Брауна — это и есть "территория" и высшая точка научно-технического прогресса.

Что представляли собой эти подземные заводы в общей системе концлагерей? Печи в аду. Военнопленные сгорали в них за два-три месяца. На это и был расчет, поскольку одновременно решалась и проблема физического уничтожения. Шпеер много раз совершал "под землю" инспекционные поездки.

Что он видел? Аккуратные штабеля из трупов умерших за этот день рабочих, которых выносили лишь после окончания смены, длившейся по 18 часов.

По поводу этих фабрик смерти Шпеер наврал больше и омерзительней всего.

Вот фрагмент (расшифрованной) стенограммы совещания комиссии при Упраачении планирования министерства вооружений и боеприпасов от 28 мая 1944 года. Из следственных материалов Нюрнбергского процесса:

"... Лей: Нет также ответа на мой запрос относительно отбора по степени квалификации.

Шпеер: Возможно, вы его еще не получили.

Лей: Это не важно. Я знаю, что все там содержатся одинаково. О чем еще говорить?! Вообще это не в вашей компетенции.

Шпеер: Я имею полномочия...

Лей: Я вам говорю не о "полномочиях". Нужно провести дезинфекцию в бараках и направить туда хирургов, а не патологоанатомов.

Шпеер: Это компетенция доктора Брандта.

Лей: (нецензурное выражение)... на вашего Брандта!!!

Глммлер: Я полагаю, тут недоразумение. Безусловно, квалифицированных рабочих нужно отделять и создать условия. А в отношении остальных — по возможности.

Шпеер: Я их не вижу. Мы провели расчеты. Следует еще увеличить рабочий день... Помимо расчетов есть принцип. (...)"

На следствии Шпееру был задан вопрос, о каком "принципе" здесь идет речь. Текста ответа у меня нет. Но есть комментарий следователя: "Говорил долго; от ответа уклонился". Кстати, не комментарий ли это и ко всем шпееровским мемуарам?!

Дальше послушаем Кальтенбруннера: "...Нет, я отрицаю, идеология никогда не была моей компетенцией. (...) Да, идеологией занимались многие, например, доктор Шпеер. Он всегда давал точные определения..." Следователь: "Технический прогресс есть совершенствование орудий труда вкупе с совершенствованием человеческой породы". Кальтенбруннер: "Да, это его слова. Это я подтверждаю. Я таких фраз никогда нс любил. Я только исполнитель. Я не люблю болтунов". (...) Следователь: "Вы разделяете "болтунов" и "исполнителей"?" Кальтенбруннер: "Да, я разделяю. Шпеер не был болтуном. Он был принципиален".

Вот круг и замкнулся. Нужны ли здесь еще комментарии?!