Знание-сила, 2009 № 07 (985)

«Сия баталия — счастие наше»

Игорь Андреев

В национальном самосознании Полтавская баталия стоит в одном ряду с Куликовской битвой, Бородином, Сталинградом. Именно с этих событий-символов в исторической памяти народа обыкновенно ведется победный отсчет. Если вдуматься, в этом много верного, хотя от Полтавы до Ништадского мира — больше десяти лет, а от Куликова поля до освобождения от ордынской власти — сто. Но потому эти победы и становятся символами, что меняют мироощущения современников и занимают центральное место в массовом историческом сознании, в котором миф, если не подменяет, то перетолковывает реальность. Со временем это мифотворение лишь упрочивается и обрастает новыми подробностями и красками. Спросите у людей старшего поколения про Полтаву, и большинство перескажет вам нечто среднее из учебника истории Нечкиной, пушкинской «Полтавы» и фильма «Петр Первый». Молодежь же, скорее всего, ограничится лентой «Слуга государев». Сетовать и по первому, и по второму поводу не стоит: таковы особенности формирования и функционирования массового сознания, сбитого из стереотипов, художественных образов, политической конъюнктуры, фобий, национальных предпочтений и т. д. Научное знание к этому имеет весьма отдаленное отношение, хотя из этого вовсе не значит, что исследователям не следует вмешиваться в это мифотворчество, обслуживающее нередко интересы вполне определенных политических сил. Главные аргументы историков против подобных мифов — знания, основанные на источниках, научная интерпретация, которая опирается не на отвлеченные рассуждения, а на понимание эпохи, тех внутренних мотивов, которыми действительно руководствовались герои прошлого. Полтава — не исключение.

Непосвященный читатель может поразиться разнообразию цифр, приводимых в исследованиях о Полтавской битве. Численность русской армии то приближается к шестизначному числу, то, напротив, уменьшается до вполне «приличной» величины в сравнении с армией противника. Нечто подобное происходит и с армией Карла XII, хотя «амплитуда» колебаний здесь много скромнее — порядка 10 тысяч человек. Объяснение столь разительных расхождений на поверхности: проблема упирается в источники и методику подсчетов. Так, к примеру, численность русской армии существенно возрастает, если к ней прибавить иррегулярные соединения — отряды казаков и калмыков. Есть в этой ситуации, однако, еще один подтекст, смущающий, похоже, некоторых исследователей: превосходство армии Петра достигает в отдельных исчислениях таких «неприличных» величин, что «умаляет» победу. Понятно, что подобный совсем «ненаучный» мотив не способствует четкому пониманию того, что произошло под Полтавой 27 июня 1709 года. Это, во-первых. Во-вторых, как бы ни был велик перевес русских над шведами, это никак не может обесценить «себестоимость» победы: ведь достигнутое преимущество — следствие того, что Карл XII к моменту решающего столкновения не сумел сохранить свои силы, а Петр, напротив, их преумножил. Как и почему это случилось — другой вопрос. Но факт остается фактом, и с этим следует считаться.

Так как же видится на сегодняшний день соотношение сил сторон в Полтавском сражении?

По данным шведских историков, в канун битвы в строевых частях армии Карла XII насчитывалось порядка 22–24 тысяч человек. Существенно, однако, что далеко не все боеспособные подразделения приняли участие в сражении. Часть сил была выделена для охраны лагеря и наблюдения за Полтавой. В итоге, по подсчетам шведского историка П. Энглунда, в ночь на 27 июня в наступление двинулись 8200 пехотинцев и 7800 кавалеристов (10 полков пехоты и 14 полков кавалерии), а также валахи и казаки Мазепы (от 3 до 8 тысяч человек). Таким образом, регулярные соединения насчитывали около 16–17 тысяч человек.

Советские исследователи, исходя из численности убитых, раненых и плененных шведов при Полтаве и Переволочной, оперировали цифрами до 30 тысяч. Понятно, что, в сравнении со шведскими данными, выглядят они более «весомо». Но есть в этих подсчетах изъян: они, по сути, суммируют итоги и Полтавы, и Переволочной, что не совсем корректно. Это признают и современные российские исследователи, предпочитающие использовать с небольшими коррективами данные шведских историков. В литературе фигурируют цифры порядка 20 тысяч человек, брошенных шведами в наступление.

Что касается армии Петра, то, пожалуй, самая распространенная цифра — 42 тысячи человек, предложенная еще в 1851 году П.П. Карповым. Получена она была в результате умножения числа пехотных и кавалерийских полков на усредненный списочный состав. Военный историк А.К. Пузыревский довел эту цифру до 47 500 человек. Эти данные стали исходными и, если и разнились, то обыкновенно в сторону увеличения.

Совсем недавно П.А. Кротов ввел в научный оборот такой уникальный источник, как ведомость («Табеля войску русскому») списочного состава русской армии. Преимущества этого источника бесспорны: историки получили не усредненные цифры, а состав частей с указанием количества больных, раненых, бывших «в посылках» и «в отлучках». Новый источник позволил определить численность пехотных полков в 22 037 человек. В 18 конных полках перед началом баталии числилось 15 788 человек. Таким образом, суммарная численность регулярной пехоты и конницы в канун баталии равнялась 37 835 человек. Есть основание считать, что окончательная цифра была еще меньше. Однако для этого утверждения нужно более основательное осмысление источников.

Как бы то ни было, при Полтаве Петр I добился решающего преимущества, что являлось необходимым условием победоносного исхода сражения. Не следует забывать, что русская армия все еще уступала шведам в качестве. По крайней мере, Петр вынужден был исходить из этой посылки. Превосходство в численности — количество — уравнивало преимущество качественное. И не просто уравнивало — склоняло чашу весов в пользу русского оружия. Не случайно у генерала Левенгаупта, по собственному признанию, при виде суеты и малочисленности шведских войск «резануло сердце, точно от удара ножом».

Гетман Мазепа

После Альтранштедтского мира, заключенного между Августом II и Карлом XII, отдаленная перспектива нашествия шведов на Россию приобрела вполне реальные очертания. Отныне из всех участников Северного союза одна Россия противостояла победоносному шведскому королю. Война неудержимо валилась «на одни русские плечи». Остро вставал вопрос о том, как отразить будущее нашествие? Вопрос был стратегический и одновременно политический — ведь в случае победы Карл намеривался не просто остановить реформирование страны, но превратить ее в третьеразрядную державу.

Стратегия отражения нашествия была разработана в 1707 году в местечке Жолкве. За основу бралась, по сути, «скифская тактика» — избегая генерального сражения, всячески «томить» и заманивать противника, безжалостно разоряя вокруг него местность и создавая проблемы со снабжением, ослабляя неожиданными налетами и изнуряя осадами. И лишь по достижении преимущества войска должны были перейти в наступление и решить исход всей компании в полевом сражении.

Это была, бесспорно, чрезвычайно затратная стратегия, дающая основание упрекать ее главного вдохновителя в «варварстве» и жестокости. К слову сказать, таких обвинителей и тогда, и сейчас немало. Между тем Петр ни для кого не делал исключение: пока шведы двигались по Речи Посполитой — разорял Речь Посполитую, когда вступили в пределы России — поджигал великорусские деревни. Дело не в патологической жестокости царя, а в избранной стратегии, от которой царь не отступал ни на йоту. Пошел бы Карл на Смоленск и Москву, а не свернул на Украину (не без помощи Мазепы) — смоленская дорога, несомненно, была бы разорена почище, чем во время нашествия Наполеона. Компания 1708–1709 годов убедительно показала, что русское командование избрало не просто верную, а единственно верную стратегию, которая оказалась действеннее стратегии Карла XII с его ставкой на одно сражение.

Царь стратегически переиграл «северного героя». Оттого весомо звучит его фраза о том, что король не найдет во мне Дария… Как известно, бесконечное бегство персидского царя после Гавгамел от Александра Македонского окончилось для Дария плачевно. «Бегство» Петра окончилось плачевно для Карла. Очень скоро стратегия царя превратила проблему снабжения для короля в главенствующую, определяющую все его решения. В поисках выхода Карл так ослабил свою армию, что к моменту долгожданной схватки утратил большинство своих преимуществ. Даже момент сражения в конечном счете продиктовал не он, а Петр. «В сем месяце» непременно будет «главное дело», — писал 7 июня царь Федору Апраксину..

Полтава поистине стала восклицательным знаком в стратегических планах царя.

Несомненно, Карл XII был выдающимся тактиком. На поле битвы он не боялся принимать неординарные и неожиданные решения. К тому же в руках короля был такой совершенный «инструмент», как лучшая в Центральной Европе армия, умевшая превращать его рискованные замыслы в громкие победы. Однако в Полтавском сражении шведы уступили русским и в тактике. Тому «виной» знаменитое ученичество Петра и его генералов, прилежных учеников, сумевших лучше других выучить уроки жестоких поражений. В свете Полтавского сражения признание Петра о нарвском поражении «когда мы сие несчастие (или, лучше сказать, счастие) под Нарвой получили» звучит вполне искренне. В самом деле, «счастие», поскольку та «неволя леность отогнала и к трудолюбию и искусству день и ночь прилежать принудила и войну вести с опасением и искусством велела».

К 1709 году Петр и его генералы учли все сильные стороны шведской армии: умение удерживать инициативу и навязывать свою волю, опережая противника во всем — в быстроте решения, в действии, в пространстве; в способности шведов по ходу сражения менять свои первоначальные планы, разрушая планы неприятельские; в умении нападать неожиданно и сокрушать боевые порядки прямой шведской атакой, когда войска, игнорируя потери, упорно шли на сближение и решали исход дела в кровавой рукопашной схватке.

Зная эти сильные стороны шведов, надо было искать «противоядия». И оно было найдено. Причем русское командование пошло по пути не столько соревнования со шведами в том, в чем они были особенно сильны (это обрекло бы на роль вечно догоняющих), сколько в противопоставлении им тех качеств и тактических навыков, которые были хорошо усвоены русскими солдатами. Ставка делалась на умение терпеть, на трудолюбие, стойкость и исполнительность. Прямое заимствование достижений западноевропейской военной науки уступило место более взвешенному подходу, с попыткой соединить азы линейной тактики с особенностями национального характера и возможностями офицерского корпуса, военные познания которого черпались более из опыта, нежели из книжных наставлений.

Карл XII

Вот перечень главных мер, к которым прибегнул Петр.

На первом этапе сражения русским командованием осознанно была выбрана оборонительная тактика. Напору шведов Петр противопоставил огневую мощь всей своей армии и разветвленную систему укреплений, призванных поглотить пробивную силу шведской армии. Приняв решение о сражении, Петр надвигался на Карла XII, каждый раз отгораживаясь от неприятеля мощными укреплениями. Сначала у деревни Петровка. Затем у Семеновки. Наконец, близ Полтавы (и это всего за 9 дней!). Не случайно историограф похода шведского короля, камердинер Адлерфельт отмечал: «Враг сделал великие передвижения, неуклонно приближаясь все более и более и строя земляные укрепления».

Поистине правы те отечественные исследователи, которые говорят о надвигавшейся на шведов настоящей «наступающей крепости». Карла XII все время теснили, ограничивали в маневре. В случае же его обычного ответа — неожиданного наступления — русская армия, прикрытая валами, бастионами, испанскими рогатками имела возможность изготовиться к бою. В итоге скромные лопата и кирка внесли в «преславную викторию» не меньший вклад, чем штык пехотинца и клинок кавалериста.

Особенно важную роль в победе сыграли знаменитые редуты, возведенные в прогалине между Малобудищенским и Яковецким лесами. Этими редутами царь перекрыл единственный подход к русскому лагерю и таким образом получил возможность не просто упредить противника, но и задержать его. Больше того, соорудив систему продольных и поперечных редутов (последние стали неожиданностью для шведов, не удосужившихся толком провести разведку), Петр поставил неприятеля под перекрестный огонь. Редуты, как скальпель хирурга, расчленили боевые порядки шведов. Подобное «устроение», усугубленное ошибками шведского командования, привело к тому, что почти треть королевской пехоты оказалось оторванной от главных сил и уничтожено еще до начала решающей битвы. Не случайно 23 года спустя знаменитый полководец Мориц Саксонский с восторгом отзывался о петровском замысле: «Невозможно было наступать на московскую пехоту, не взяв этих редутов, так как нельзя было ни оставить их позади, ни пройти между ними, не подвергаясь опасности быть уничтоженным их огнем».

Сокрушительной атаке шведов русское командование противопоставило не менее сокрушительную силу артиллерийского и ружейного огня. Неприятелю, по крайней мере, трижды, пришлось испытать мощь русской артиллерии. Первый раз это случилось при прохождении редутов. Второй раз огонь потряс шведов сразу же после прорыва к русскому лагерю. Выйдя к его фасу, батальоны под началом генерала Левенгаупта попытались сходу ворваться в ретрашмент. Однако противник был встречен таким плотным огнем, что отступил. Правда, позднее Левенгаупт уверял, что остановил батальоны, повинуясь приказу главнокомандующего Реншильда, и это была будто бы трагическая ошибка фельдмаршала — русские якобы уже начали в панике увозить с валов орудия! Едва ли есть смысл опровергать Левенгаупта: хорошо известно, что разбитые генералы любят искать в проигранных сражениях эпизоды, которые могли бы кардинально изменить исход битвы. Особенно если эти эпизоды связаны с ними. Примечательно, что в русских источниках «сокрушительное наступление» шведов осталось незамеченным. Отмечается лишь, что по прохождению редутов неприятель был встречен сильным огнем с укреплений лагеря.

В третий раз шведы понесли большие потери в момент сближения войск на Полтавском поле: 55 полковых орудий, по-батарейно занявших свои позиции на стыках выстроившихся батальонов, ударили по пехоте скандинавов. Затем в ход пошло стрелковое оружие. Огонь русских напоминал «какую-то нескончаемую грозу». «Уму человеческому непосильно вообразить было, что хоть одна душа из нашей ничем не защищенной пехоты живой выйдет», — вспоминал позднее один из участников сражения.

Ставка Петра на огонь оказалась действеннее ставки шведов на штыковую атаку. Отдельные части скандинавов оказались расстроены и смяты еще до того, как противники вошли в соприкосновение. Начавшиеся повальное бегство, размах которого отразило горькое признание генерала Спарре «Их только сам дьявол может остановить…» стало закономерным следствием подобных действий.

Петр разнообразил свои тактические приемы. Он точно уловил тот момент, когда следовало перейти от обороны к наступлению, обрушив свежие силы на уже порядком обескровленного и измотанного противника. Около 8 часов утра «положил его царское величество намерение со всею армией. шведскую армию атаковать». Благодаря избранной тактике русское командование смогло беспрепятственно вывести из лагеря и выстроить для боя свои войска. При этом шведы, большие мастера опережать противника, так и не сумели воспрепятствовать развертыванию сил Петра. Русская армия встретила их в полной готовности — пехота выстроилась в две линии по пять шеренг в каждой (в первой линии 24 батальона, во второй — 18), с полковыми орудиями в боевых порядках, с кавалерией на флангах. Инициатива была оспорена, а затем и отобрана у шведов.

Во время построения армий особенно явственно стало видно превосходство русских. Боевой порядок шведов оказался много короче русского. Разрывы между батальонами каролинцев достигали угрожающих размеров. «Господь должен сотворить чудо, чтобы нам и на сей раз удалось выпутаться», — признавался один из шведов.

Победа русских над шведами под Полтавой

Тем не менее шведы совершили, казалось, невозможное: их удар в центре чуть было не привел к прорыву первой линии. Но и эта угроза благодаря тактической предусмотрительности командования была парирована. Та самая «неучаствующая», по мнению некоторых исследователей, в сражении вторая линия не просто сцементировала боевые порядки армии. В самый драматический момент, когда исход битвы качнулся в сторону шведов, батальоны под предводительством Петра выправили положение. Так хваленое «шведское качество» надломилось под тяжестью «русского количества», подкрепленное несомненным растущим «качеством».

«Сия баталия — счастие наше: она решила судьбу обоих государств», — писал Петр I, по обыкновению своему сумевший точнее и эмоциональнее других выразить существо происшедшего. Для дела царя Полтава и вправду — счастье. Она решила судьбу многих его начинаний — от реформ и Петербурга до империи и неограниченной монархии. Правда, в свете обретенного опыта не все в этом «счастии» признается нами за таковое. Но Полтава, несомненно, остается славной страницей отечественной истории, вечным напоминанием о судьбе всех незваных пришельцев: «Погиб, как швед под Полтавой».