Золотая шашка

Борода

На вывеске было написано:

Но на самом деле парикмахера звали Иваном Сергеевичем, и французское слово «куафюра» (это то же самое, что и стрижка) появилось на вывеске совсем недавно.

Дело в том, что в город Одессу вошли французские и английские войска. В 1917 году произошла революция, а в 1918 году французские и английские буржуи решили помочь русским буржуям и помещикам. Они прислали в Одессу солдат на кораблях и навели в городе свои порядки. Жизнь стала совсем как при царе.

Вот тогда-то парикмахер Иван Сергеевич и написал на вывеске слово «куафюра», чтобы господам, которые очень любили говорить по-французски, было понятнее.

А ведь раньше вывеска была другая. На ней даже красовался такой стишок:

И заходили тогда к Ивану Сергеевичу бриться и стричься всё больше рабочие да портовые грузчики. Щетина у них на щеках была колючая, гребешок частенько застревал в густых волосах, а когда Иван Сергеевич своим мягким парикмахерским голосом спрашивал их:

— Каким одеколоном вас освежить?

Они обычно отвечали:

— Какой подешевле.

Но постепенно всё изменилось. Стриг Иван Сергеевич красиво, брил воздушно и стал известным на весь город парикмахером. Всё чаще брились у него богатые господа, а простой народ заходил всё реже. Оно и понятно.

Впрочем, Иван Сергеевич не забывал старых друзей. Нет, нет да и заскочат к нему утром то Федька с мануфактуры Гуляевой, то Василий Петрович — грузчик с макаронной фабрики. А то и сторож Смирдницкий зайдёт. Сядет в кресло перед большим зеркалом в золотой раме и говорит:

— Освежи, Ванюша.

И брызгал на него Иван Сергеевич дорогим одеколоном, а денег не брал.

Вот и на этот раз зашёл к нему в гости старик Смирдницкий и только было устроился в кресле, как вдруг с улицы донёсся короткий хлопок — словно бы пробку из бутылки вытащили.

— Стреляют, — сказал сторож и, кряхтя, слез с кресла. — Пойду, Ванюша, погляжу. — И заковылял к двери.

Но дверь распахнулась, и в комнату вбежали, запыхавшись, два человека — оба в синих пальто, оба с усиками, только у одного на голове картуз с кнопочкой, а у другого смешная шляпа-котелок.

«Вот те на! — подумал парикмахер. — И зачем это ко мне пожаловали сыщики? Кого они тут ловят?»

Тот сыщик, что был в картузе с кнопочкой, подошёл к парикмахеру.

— Сюда никто не забегал? — строго спросил он.

— Вроде бы никого не было, — отвечал парикмахер, — вот только сторож...

— Нет, это не тот, — сказал сыщик в котелке.

И оба ушли.

Опять — хлоп, хлоп! — с улицы донеслись выстрелы. А спустя ещё несколько мгновений дверь парикмахерской широко распахнулась, и в неё шагнул высокий, представительный господин. Скинул дорогое пальто с бархатным воротничком, поставил в угол трость и обратился к парикмахеру:

— А-а-а, милый, это вы бреете и стрижёте?

— Да, я, — сказал Иван Сергеевич.

— Ну так, а-а-а, подстригите мне бороду, — сказал господин и погладил свою густую, окладистую бороду.

— Сию минуту, — ответил парикмахер и ловко стал править бритву на кожаном ремешке возле зеркала.

И снова — хлоп, хлоп! — послышались выстрелы за окном.

— А-а-а, мой золотой, — обратился вдруг представительный господин к парикмахеру, — а‑а‑а, мой драгоценный, я, видите ли, очень люблю подстригаться, и сегодня мне совершенно некуда спешить. Если нетрудно, стригите меня, пожалуйста, помедленнее.

Парикмахер взглянул на господина, ничего не сказал и достал из ящичка в столе длинные острые ножницы и гребешок. Одёрнув рукава халата, он начал подстригать бороду. Ножницы сами — чик-чик — заработали быстро и споро. Господин в кресле поднял левую бровь.

— Мне, мой очаровательный, совершенно некуда сегодня спешить, — повторил он.

И парикмахер стал стричь бороду медленно. А это так трудно стричь медленно, когда умеешь стричь быстро, да к тому же красиво. Оставалось только завести интересный разговор.

— Вот на улице стреляют, — словно бы ни к кому не обращаясь, сказал Иван Сергеевич. — Наверное, кого-то ловят.

— Наверное, ловят, — подтвердил представительный господин в кресле.

— Говорят, что в городе подпольный комитет большевиков действует. Идёт слух, что сам Котовский объявился, — сказал Иван Сергеевич.

— Да не может быть! — удивился господин в кресле.

— А ещё говорят... — начал фразу Иван Сергеевич, но осёкся.

В зеркале, которое помещалось прямёхонько против двери, он увидел сыщиков и офицера. Вот они подходят к двери. Вот они вошли. Вот направились к креслу. Господин в кресле повернул голову.

— А-а-а, любезный, — обратился он к офицеру таким начальственным голосом, что офицер невольно вздрогнул и остановился. — А-а-а, милейший, ваша фамилия случайно не Сергеев?

— Никак нет, — ответил офицер и ещё больше подтянулся. — Моя фамилия Алексеев.

— Николай Петрович? — спросил господин.

— Никак нет. Пётр Васильевич, — отвечал офицер.

— А-а-а, простите, Пётр Васильевич, вы не знаете, который сейчас час? — спросил представительный господин.

Офицер достал из нагрудного кармашка большие плоские часы.

— Половина двенадцатого, — сказал он и сделал сыщикам знак, чтобы те уходили.

Господин в кресле был такой важный, так спокойно он разговаривал. Конечно, он был совсем не тот, за кем они охотились. Офицер щёлкнул каблуками.

— Всего доброго, — вежливо сказал он.

— До свиданья, Пётр Васильевич, — ответил господин, не поворачивая головы.

Дверь за офицером хлопнула. Иван Сергеевич аккуратно снял простыню и стряхнул остриженные волосы на пол.

Представительный господин не торопясь надел пальто с бархатным воротничком, достал кошелёк и протянул парикмахеру деньги. Потом взял трость и направился к двери.

— Одну минуточку, — остановил его Иван Сергеевич. — Одну минуточку.

Господин обернулся и выжидающе поглядел на парикмахера. Лицо Ивана Сергеевича осветила неожиданная улыбка.

— В следующий раз, — сказал он представительному господину, — когда будете приклеивать бороду, советую вам использовать клей «Экстра». Прекрасный клей! И не так заметно будет.

— Большое спасибо, — ответил господин и вышел из парикмахерской.