Первого солдата звали Пётр Сидоркин. Второго солдата тоже звали Пётр Сидоркин. В их деревне Сидоркиных было тридцать дворов. Были среди них Сидоркины высокие, были низкие; были богатые, были бедные; были Сидоркины родственники и были однофамильцы. Вот двоих Сидоркиных-однофамильцев и мобилизовала проходившая мимо деникинская часть. Время военное — хочешь не хочешь, иди. И пошли мужики Сидоркины сражаться за белого генерала Деникина.
Офицеры, чтобы не путать, называли их по номерам: Сидоркин первый и Сидоркин второй. А солдаты те же номера прикрепили к именам, получилось очень смешно: Пётр первый и Пётр второй. Совсем как русские цари.
Как все цари на земле, так и эти жили не слишком дружно, хотя и слыли приятелями. Всему виной был задиристый нрав Петра первого. О чём только он не спорил! И о том, какая завтра будет погода, и о том, какой обед кашевар сварит. О том, сколько лет командиру роты, и о том, чья винтовка лучше.
На этот раз спор разгорелся из-за Котовского.
— Я вам говорю, что Котовский бритый! — кричал невысокий Пётр первый, от волнения суетливо дёргая локтями.
— Котовский рыжий, все это знают! — подливал масла в огонь степенный Пётр второй.
— Завтра разберётесь, — сказал проходивший мимо солдат.
И в это время труба пропела сбор. На сельской площади выстроились солдаты. Деникинский полковник в зелёном френче вышел на крыльцо поповского дома.
— Солдаты! — прокричал он. — Солдаты! Завтра вам предстоит бой с бандитом Котовским! Знайте, солдаты, что Котовский пленных не щадит. Сражайтесь до последнего! — Полковник взмахнул рукой.
Снова запела труба. Она сыграла «отбой», и все стали расходиться. Спор разгорелся с новой силой. Опять Пётр первый бурлил, как чугунок в печи.
— Котовский, — наскакивал он на Петра второго, — с пленных живьём кожу сдирает! Нам командир говорил.
— И нам командир говорил, — безразличным голосом отвечал Пётр второй, — что Котовский пленных на кострах сжигает.
— Нет, сдирает!
— Нет, сжигает!
— Ии-их! — Пётр первый кинулся было на спорщика, да спохватился.
К ним бежал ефрейтор Кузьма Гнеденко.
— На ночь Сидоркины пойдёте в охранение, — сказал ефрейтор.
— И то дело, — сказал Пётр второй.
На ночь пошли Петры в охранение на лесную опушку, караулить полк. Долго стояли молча, прислушивались. Первым не выдержал Пётр первый.
— Петь, а Петь, — горячо зашептал он в ухо приятелю, — дай закурить!
Пётр второй молча достал кисет. Красный светлячок цигарки поплыл в воздухе и исчез в рукаве. Курить в охранении надо осторожно — вдруг неприятель заметит. Помолчали. Серая полоска рассвета отделила небо от земли.
— Петь, а Петь! — снова засуетился Пётр первый.
— Чего тебе?
— Вот я всё думаю насчёт Котовского. Высокий он или низкий?
— Известное дело — высокий, — сказал Пётр второй.
— Да где же высокий? Я слыхал, что низкий. С меня ростом будет. И худющий, как селёдка.
— Глупый ты человек, Сидоркин, — сказал Пётр второй. — Высокий Котовский. Из себя представительный. Полный, одним словом. Это все знают.
— Низкий!
— Высокий!
— Низкий!
— Высокий!
Снова заспорили солдаты.
А тем временем конница Котовского вышла из леса. Копыта у лошадей были обмотаны тряпками. Тихо, неслышно шли котовцы на врага. Вот на опушке пулемёт сказал: так-так-так, подтверждая, что атака началась. Спохватились Сидоркины, но на них уже смотрели из-за кустов два воронёных ствола. Глаза у винтовок немигающие — глядеть в них очень неприятно. Пришлось поднять руки вверх и пойти в плен к Котовскому.
До вечера сидели в амбаре. Пётр второй курил, притулившись к углу. Пётр первый всё бегал к щёлочке, подглядывал, что делается на дворе. Ничего разглядеть не мог, однако всё время вскакивал. Под вечер загремел засов. Часовой в выгоревшей гимнастёрке заглянул в амбар.
— Выходи! — крикнул он.
Пётр первый поглядел на Петра второго, вздохнул и поднялся. Кривой улочкой провели их к поповскому дому.
На крыльце дома стоял высокий, ладно сбитый человек в фуражке с малиновым околышем и коротким козырьком. Всё в этом человеке было крупное, сильное. Большая голова сидела на мощной шее. Сильная шея переходила в богатырские плечи. Тяжёлое тело поддерживали короткие мускулистые ноги, обутые в сапоги. Взгляд у человека был строгий и весёлый одновременно.
— Эти? — спросил он у красноармейца.
— Ну да, — отвечал красноармеец. — Мы их самых первых в плен взяли. Спорили они.
— Так, — сказал человек и спустился на одну ступеньку. — Как вы думаете, — обратился он к Петрам, — что я с вами сделаю: живьём кожу с вас сдеру или на костре сожгу?
— Котовский! — ахнул Пётр первый.
Человек улыбнулся и спустился ещё на одну ступеньку.
— Расстреляете! — угрюмо сказал Пётр второй.
— Нет, — сказал человек.
— Повесите! — поперхнулся Пётр первый.
— Ещё страшнее, — сказал Котовский. — Я вас... — Он помолчал немного. — Я вас отпущу. Видать, вы большие богатеи, если за Деникина драться пошли.
— Мы богатеи?! — У Петра первого от обиды заходили желваки на скулах. — Сам ты богатей! — неожиданно выпалил он. — А у нас-то и земли не было.
— Тогда вас офицеры никогда не били, — сказал Котовский.
— Били. Как не бить, — вздохнул Пётр второй.
— Всё в порядке, — сказал Котовский. — Идите назад. Воюйте за богатеев, и пусть вас почаще офицеры по зубам лупят. Страшнее казни я вам придумать не могу... Отвести их в лес, — приказал он, — и отпустить! — Он повернулся и пошёл в дом. Ступеньки под ним прогибались.
И снова очутились Петры в лесу. Пётр второй вышагивал крупно и молчал. Пётр первый семенил рядом и тарахтел без умолку.
— Как же это Котовский фуражки не снял? — сокрушался Пётр первый. — Не иначе, он бритый.
— Рыжий он. Я сам видел, у него из-под фуражки рыжая кудря торчала, — не соглашался Пётр второй.
— Бритый!
— Рыжий!..
Так и добрались они до деревеньки, в которой стояла их часть.
Солдаты встретили Сидоркиных радостно:
— A-а! Петры-спорщики явились.
— Где были?
— Что видели?
Пётр первый, довольный, вертелся перед солдатами:
— У Котовского в гостях были.
— Ну и как? Чаем он вас угощал?
— Угощать не угощал, — отвечал Пётр первый, — но и худого не сделал.
— Да ну! — не верили солдаты.
— Чтоб мне провалиться! — горячо божился Пётр первый.
— Вот что, мужики, — оглядевшись, негромко сказал Пётр второй. — Петька, — он указал на товарища, — правду говорит. Не туда мы с вами затесались. Котовский, по всему видать, человек справедливый. Пока не поздно — решать надо. А дальше сами судите. — Он ещё раз оглянулся и увидел ефрейтора.
— Сидоркины! — крикнул запыхавшийся ефрейтор. — Идите в своё отделение. Спать будете в третьей хате, что на краю села.
И пошли Петры спать.
А через четыре дня на той самой опушке, где стояли Петры в охранении, их расстреливали. Не удалось им уйти к Котовскому — часовые задержали.
Петра первого пуля нашла сразу. Пётр второй, коренастый мужичок, был жив ещё, когда на опушке загремело «ура» — это котовцы неслись в атаку. Он открыл глаза и увидел рослого человека верхом на коне. Какое знакомое лицо. Где он его встречал?.. Тогда этот человек был в фуражке. Ах, да... И Пётр второй улыбнулся.
— Я же говорил им, — прошептал он холодеющими губами, — что вы бритый.